Праймашина

Вадим Панов, 2011

Когда-то мир Праи был прекрасен. Огромный материк занимало одно государство – великая Империя, в процветающих провинциях которой царил прочный мир. Но чудовищный Катаклизм погубил единое государство, и на его обломках были созданы два новых: Империя Доктов и Адорнийское королевство. Очень скоро выяснилось, что таинственный прайм, появившийся в мире сразу после Катаклизма, обладает необыкновенными свойствами. Он способен трансформировать материю до неузнаваемости, исцелять и даже воскрешать. Тот, кто обладает праймом, – обладает силой и властью. И бывшие сограждане стали непрерывно соперничать между собой в искусстве овладения праймом и в захвате все новых его месторождений. И однажды это соперничество привело к большой войне, победу в которой одержала Империя. На некоторое время между доктами и адорнийцами установился хрупкий мир, но когда великий ученый Безвариат создал загадочную Праймашину, проблем у обитателей Праи сильно прибавилось…

Все обитатели мира уверены, что великие свершения и подвиги возможны исключительно во время войн. Что лишь безжалостный огонь постоянных сражений являет нам истории, достойные пера сказителей. Что повседневная жизнь пресна, и нет в ней событий, способных стать легендами.

Все обитатели мира искренне верят в героику большой войны.

И не понимают, что историю творят не мечи, а люди. Их трусость и отвага, подлость и стойкость, честолюбие и вера — люди ведут за собою мир, и не важно, полыхает ли вокруг война, или же тихо текут спокойные будни. Не важно, потому что тот, кому суждены великие дела, не обращает внимания на такие мелочи — он идет к своей цели. Он упрям и тверд, он преодолевает преграды и знает, что свершения его будут грандиозными. И еще он знает, что помешать ему способен лишь столь же сильный человек.

Эта история произошла в 70-м году Эры Прайма, всего за несколько лет до начала Второй войны между империей Доктов и Адорнийским королевством.

В этой истории были предательство и самопожертвование, ненависть и любовь, гениальные открытия и жаркие схватки, власть императора висела на волоске, но… Но эту историю забыли. О ней не рассказывают университетские профессора и не слагают баллады менестрели, ее участники либо мертвы, либо предпочитают молчать, а значит, этой истории не было.

Пролог

Нет ничего на этом свете прекраснее и возвышеннее, чем вид океана. Чем вид непоседливых, пребывающих в вечном движении волн, простирающихся настолько далеко, что ни взгляд человеческий, ни даже разум неспособны осознать огромность сих просторов — лишь их величие. Океан завораживает, приковывает к себе, и необязательно, чтобы сам он был при этом спокоен — совсем нет. Полный штиль или грохочущие волны, яростно бьющие в скалистый берег, легкое волнение или разгулявшийся шторм — не важно, океан велик в каждом своем образе, и его невероятная мощь заставляет любого человека ощущать себя жалкой песчинкой. Заставляет задуматься о том, как легко потеряться среди невероятных просторов неистового. А еще, возможно, заставляет радоваться тому, что наслаждаться океаном ему повезло с безопасного расстояния, а не с качающейся палубы хрупкого корабля.

Большое лучше всего видится на расстоянии, например — из окна высокой башни, продолжающей своими толстыми стенами могучую прибрежную скалу. Из просторной, но съежившейся из-за многочисленных книжных шкафов комнаты, которая служила Безвариату Сотрапезнику кабинетом, в которой он частенько уединялся, дабы спокойно поразмышлять под мерный шум великого океана. Полюбоваться им, успокоиться…

Как правило, подобные часы отшельничества приводили Сотрапезника к удивительным открытиям, прославившим его имя на всю империю Доктов, но сегодня мысли Безвариата были неимоверно далеки от любимой работы. Сегодня они были тяжелы, как десятиметровая волна, и беспросветны, как безлунная ночь. Сегодня Сотрапезником владела тоска, разогнать которую не мог даже сказочный вид океана.

Сегодня…

«Океан велик и могуч, но он скован берегами. Как ни смешно — скован. Его невероятная сила в полной мере проявляется лишь там, где океан есть. В его царстве. В его тюрьме».

И Безвариату вдруг показалось, что океан — это он. Могущественный, способный на все, но… скованный, запертый в темнице берегов. И все его невиданное могущество способно вызвать жалостливую улыбку даже у песчинок.

«Я в тюрьме!»

А самое печальное — в тюрьме, выстроенной собственными руками. И стены ее — его идеи, его чувства. Как сокрушить стены, когда они внутри? Как заставить себя отвергнуть все, чем жил последние годы?

Как?

Но и оставаться в тюрьме нет никаких сил. Ведь океан, случается, выходит из берегов! Обрушивает ярость на прибрежные скалы и рвется дальше, в глубь земли, заливая леса и поля солью победы. Сокрушая все, что оказывается на пути. Сбрасывая хоть на время незыблемые оковы. Океан не успокаивается, он вечно воюет со своей тюрьмой, а он, великий Сотрапезник, — океан. И значит…

— Безвариат!

Женский голос выдернул ученого из глубокого раздумья, в которое он погрузился, стоя у стрельчатого окна. И пусть великолепная панорама не принесла привычного умиротворения — ученого продолжали одолевать тяжкие мысли, — вид невысоких волн, с бесконечным упрямством накатывающих на торчащие у подножия башни рифы, сумел захватить Сотрапезника. Захватить настолько, что он не услышал ни шагов, ни скрипа открывающейся двери, а потому внезапный оклик заставил ученого вздрогнуть. Он резко обернулся, подслеповато уставился на вошедшую в кабинет женщину и машинально пригладил пышную седую бороду:

— Агата?

— Да, мой милый Безвариат, это я. Неужели ты думал, что кто-нибудь еще осмелится войти в твою берлогу без разрешения?

Женщина тихонько рассмеялась, и мелодичный смех поверг Сотрапезника в томление. В такое привычное и такое сладкое томление, очаровывающее не хуже океана.

«Агата…»

Агата Луиза Мария Франциска Андреа, леди Кобрин, сиятельная владетельница обширной и богатой Кобрии, самой южной доктской провинции. Сиятельная во всех смыслах: и по происхождению, и по несравненной красоте, о которой складывали восторженные гимны все менестрели империи.

Высокая, стройная блондинка с большими небесно-голубыми глазами, она резко отличалась от смуглых и черноволосых южанок — семья Кобрин происходила с севера, родословную вела еще со времен старой империи, и предки Агаты тщательно следили за чистотой своей благородной крови. Одевалась леди изысканно, модные тенденции узнавала одной из первых, и ее роскошное алое платье было создано известнейшим столичным кутюрье. Прелестную шею Агаты украшало ожерелье из мусванских рубинов, а на голове поблескивала диадема.

Это облачение, вкупе с горделивым взором и царственной осанкой, превращало Агату в настоящую владетельницу: недоступную и холодную, однако с Сотрапезником она вела себя не просто мягко, а по-дружески, как с очень близким человеком.

— Ты показался мне печальным, Безвариат, — участливо произнесла леди. — Что-то случилось?

«Она действительно еще не знает? Или это игра?»

Сотрапезник неопределенно повел плечом и вновь пригладил бороду знаменитым на всю империю жестом:

— Наш эксперимент…

— Ты говорил, что разработка идет по плану и ты сможешь справиться со всеми препятствиями.

Она перебила его очень мягко, не позволив зародиться даже тени раздражения. Она умела вести трудные разговоры, и Безвариат в очередной раз понял, как много он проигрывает этой сильной и умной женщине.

«Никто не обвинит меня в том, что я попался в твои сети, Агата, — ты слишком хороша».

А сети ослепительной леди — часть стен его темницы. Самая крепкая часть.

— Ученые изыскания полны неожиданностей, сомнения естественны, — промямлил ученый.

— Безвариат Сотрапезник сомневается в своих силах?

— Увы, Агата, никто не застрахован от ошибок.

Женщина подошла ближе, и ее тонкие длинные пальцы нежно прикоснулись к щеке ученого:

— Даже ты?

Одним коротеньким вопросом леди Кобрин сумела выразить и свое изумление услышанным, и несгибаемую веру в гений Безвариата. Она смотрела на ученого так, как в древности люди смотрели на богов, но теперь у Сотрапезника было противоядие от этого взгляда. Но только от него — порвать опутавшую его сеть он не мог.

— Даже я, — подтвердил Безвариат, продолжая затеянную леди игру в «Мне ничего не известно». — Настоящий ученый обязан сомневаться, обязан искать другие пути, новые дороги…

— А чем плоха правильная?

Сотрапезник осекся, и возникшая пауза позволила леди Кобрин с жаром развить мысль:

— Тернист и сложен путь, по которому идет настоящий ученый. Ошибки, неудачи, проваленные опыты и бесконечные сомнения — вот чем отмечена дорога к знанию. Но цель — цель стоит усилий и мук. Великое открытие дается не каждому — только упорному и умному, это знает всякий докт. Ты оступился, но мы — рядом. Мы поддержим тебя, поможем снова встать. — Коротенькая пауза. — Эларио Хирава не сомневается в успехе.

— Он маг, — буркнул Безвариат просто для того, чтобы остановить стремительную речь Агаты.

— И что?

— Маги, особенно сильные, особенно адорнийцы, изначально поставлены в иные условия. Сила Эларио напрямую зависит от его эмоций, от его веры в себя, а потому Хирава не имеет права сомневаться. В противном случае у него действительно ничего не получится.

— У тебя на все есть ответ, Безвариат.

— Иначе бы тебе служил другой ученый, Агата.

Удивленный взгляд, хрустнувшие пальцы, трагический голос:

— Ты не служишь мне, Безвариат! Ты — мой друг.

Ей следовало бы стать примой бродячего театра, но происхождение не позволило.

«А ведь когда-то я верил каждому ее слову…»

Действительно, он считал себя другом кобрийской владетельницы, и даже больше чем другом. И не без оснований. Но теперь многое изменилось, очень многое.

— Разве наш замысел не плод совместных размышлений? Разве ты больше не считаешь, что мы создаем будущее? Лучшее будущее, чем то, что уготовил нам император?

Как же трудно отвечать на прямые вопросы! Сотрапезник даже репетировал это мгновение, уверенно повторял перед зеркалом гордые ответы, но, встретившись с Агатой лицом к лицу, растерялся.

И выдохнул:

— Считаю.

Она по-прежнему оставалась его леди. Его любимой леди.

— Тогда почему ты говоришь, что служишь мне?

— Извини.

Как разрушить стену, которая внутри? Наверное, постепенно. А что делать, если не получается?

— Нас ждет очень серьезный эксперимент, — улыбнулась леди Кобрин. — И мы все немного нервничаем.

— Да.

«Она не просто так упомянула опыт. Она все знает и уверенно подводит разговор к нужной теме. Агата, Агата… Я читаю тебя, как раскрытую книгу. Жаль, что я научился этому так поздно».

И жаль, что даже сейчас он не может эту книгу порвать. Не может, и все.

— Я слышала, ты отправил Яна Стеклодува в Фихтер?

Замечание прозвучало беззаботно, между делом, но Сотрапезник вздрогнул.

«Началось!»

И вновь пригладил бороду.

— Мне потребовались кое-какие книги.

Однако нервный жест прямо указывал, что ученый лжет. Неумело и неловко.

— А как же моя библиотека?

— Нельзя собрать все книги мира.

— Согласна, — кивнула Агата и легко продолжила: — Как ты знаешь, в последнее время на дорогах появилось много Чуди, и я подумала, что глупо отпускать столь ценного помощника без охраны.

— Замечательная мысль, — ровно произнес Безвариат. — Спасибо.

— Но возникло небольшое недоразумение, — с прежней мягкостью продолжила леди Кобрин. — Раздавитель не смог догнать Стеклодува.

— В Фихтер ведут две дороги.

— Поэтому, кроме Раздавителя, я отправила за Стеклодувом Улле Изморозь. — Агата внимательно посмотрела на ученого. — Который тоже никого не нашел.

— Я приказал Яну быть осторожным, — улыбнулся Сотрапезник. — Как ты правильно заметила, в лесах полно Чуди…

— Что происходит? — неожиданно резко спросила леди. Дружеский разговор закончился, сейчас перед ученым стояла раздраженная владетельница, требующая прямого и внятного ответа. — Какую игру ты затеял?

— Совсем наоборот, — вздохнул Безвариат. — Совсем наоборот, Агата, я прекращаю игры.

Он медленно прошелся по кабинету, с рассеянной улыбкой оглядывая стоящие на полках книги, и вернулся к распахнутому окну, из которого открывался поразительный вид на заключенный в тюрьму берегов океан.

— Я считаю, что мы зашли слишком далеко.

— Ты считаешь? — саркастически поинтересовалась леди Кобрин.

— Да, — твердо ответил ученый. — Наш замысел чудовищен.

— Мы принесем мир всем людям!

— Но какой ценой?

— Приемлемой.

— Чудовищной.

«Что ты знаешь о чудовищах?»

Агата поняла, что случилось самое страшное: трещину дали убеждения ученого, его взгляды, а как справиться с этой напастью, леди Кобрин пока не представляла. Сотрапезника, случалось, посещали приступы сомнений, неуверенности в собственных силах, паники… Как все великие, он был натурой тонкой, ранимой, но при этом — как все великие — умел добиваться поставленной цели. Поскольку верил, что идет правильной дорогой. А сейчас эта вера пропала.

— Мне доложили, что Праймашина заблокирована, — жестко произнесла Агата.

— Я внес кое-какие изменения, препятствующие ее работе, — подтвердил ученый и пояснил: — Мне нужно было подумать. И поговорить с тобой.

— О наших планах?

— Именно.

— Я не отступлю.

Сотрапезник кивнул.

— Спасибо за честный ответ.

— Спасибо, что позволил ответить. — Леди Кобрин вновь сменила тон, теперь ее голос звучал необычайно проникновенно. — Безвариат, что происходит? Почему ты…

— Разочаровался?

— Засомневался.

— Разочаровался, Агата, именно разочаровался. — Ученый помолчал. — Мы идем не туда. Мы перевернем мир…

— Разве не это было нашей целью?

–…и ввергнем его в хаос. — Безвариат «не услышал» замечания леди. — Они будут защищаться, что приведет к страшному кровопролитию. Мы не продумали всех последствий.

— Продумали! И наш путь — правильный!

— Они тоже люди!

— Были ими!

— И хотят оставаться!

— Герои — угроза для всех!

— Наш план не оставит им выбора! Только война!

— А чем они занимаются сейчас?! — Затянувшийся спор наконец-то вывел Агату из себя и заставил выплеснуть на Безвариата накопившееся раздражение: — Они не знают ничего, кроме войны! Их готовят к войне! Их обучают убивать без раздумий, без сожалений, просто убивать, пользуясь своей чудовищной силой! И когда Героев станет достаточно много, их спустят с цепи, и мирные земли вспыхнут! Кровь и смерть — вот что несут Герои нашим землям! Всем землям!

— Война вспыхнет в любом случае!

— Мы можем ее предотвратить!

— Не можем!

Леди Кобрин сделала шаг вперед.

— Что ты изменил в Праймашине?

Ярость вырвалась наружу, и в глазах ученого мелькнул испуг. Впервые в жизни Безвариат видел кобрийскую владетельницу в таком состоянии.

— Агата, остановись!

— Отвечай!

— Давай еще раз все обсудим.

— Ты меня предал.

— Нет… — Сотрапезник хотел продолжить, но дверь распахнулась, и в кабинет шагнул Том Исподлобья — любимый чистильщик леди Кобрин, жилистый Герой, вооруженный причудливо изогнутым оружием, сочетанием меча и острой бритвы. Это был плохой знак, очень плохой, и заготовленные слова растворились в приступе страха. — Агата, пожалуйста, остановись.

Но овладевший ученым ужас лишь подстегнул владетельницу.

— Тебе придется ответить на мой вопрос.

— Мы всегда обсуждали важные решения.

— Именно поэтому я рассердилась, узнав, что ты без всяких обсуждений сломал Праймашину. Ты меня предал.

— Я хотел привлечь твое внимание.

— Тебе удалось. Том!

Исподлобья уже достиг центра комнаты, и теперь их с Безвариатом разделяло всего пять или шесть шагов — сущая мелочь для настоящего Героя.

— Агата, опомнись!

— Ты еще можешь все исправить.

— Убери убийцу!

— Говори правду!

— Нет!

Том бросился вперед. Стремительно, как это умеют лишь Герои, но все равно опоздал, потому что Сотрапезника отделял от смерти даже не шаг — движение.

Едва Исподлобья рванулся к нему, ученый подался назад, в распахнутое окно. К океану, что мерно гудел далеко внизу. К волнам, бьющимся о черные рифы. К единственному выходу из тюрьмы, который он смог отыскать.

— Нет!

Агате показалось, что Исподлобья успеет, что схватит падающего ученого за мантию и втащит внутрь, в безопасность кабинета. В какое-то мгновение Агата верила, что ничего не потеряно. В какой-то миг Агата встретилась глазами с человеком, который ее любил.

А потом поняла, что Герой не успел и старый ученый летит вниз, на скалы, навсегда уходя из ее жизни.