Андрогинатор

Вадим Скирда

Синопсис: «На Международной Космической Станции (МКС) происходит контакт с внеземным разумом – оставшемуся в одиночестве русскому космонавту являются загадочные посетители, оказывающиеся свободными духами вселенной с некоей Санкцией в отношении Земли от Центрального Солнца. В преддверии грядущего Апокалипсиса ему предстоит принять ответственное решение и самому стать действующим носителем и исполнителем Миссии…»

2. Самый Продвинутый Сын

Самого Продвинутого Сына Земли звали Сергей Павлович Королевский. Вернее — он ещё не знал, что ему посчастливилось оказаться Самым Продвинутым Сыном. Однако, то что за глаза его все называли эС-Пэ — уже знал. Услышал как-то в курилке Звёздного Городка, ещё когда готовился к первой экспедиции. Для своих же он был Серёгой и даже настаивал на этом, хотя сам фамильярностей не любил и в чужой адрес не позволял. Теперешняя экспедиция для него была уже шестая, и чувствовал он себя на орбите по-прежнему превосходно. Даже оставшись в гордом уединении на время пересменки, когда одна порция насельников орбитальной станции уже отошла в мир иной — то бишь вернулась в материнское лоно, а другая ещё не стартовала. Он уже благополучно миновал юность, отмучившись всеми тому присущими прелестями того, что один приснопамятный поэт назвал «ухмылкой пубертата», как-то совершенно незаметно пережил молодость, умудрившись не нажить себе каких-нибудь особых ностальгий по этому поводу, и вступил в то, что в его широтах зовётся зрелостью. Вступить-то вступил, да только примерно так, как вступают в одно не очень хорошее вещество, которое тот же поэт, вообще любящий раздавать всему и вся имена — назвал «метабрамфатуры раздора». Отчего распад органической материи обязательно должен сопровождаться невыносимым зловонием, при том что юность, рост, цветение — благоухающими ароматами, кои вообще — эстетически гораздо более приятны — был щепетильный вопрос, коего фантазия эС-Пэ, слава богу, не задевала. Но задевала поэта, и тот таки для себя её решил, примерно в следующем ключе: сие есть вопрос не материи, а нашего отношения к оной, нашей оценки Ея — в добро или во зло. Имеем ли мы право абсолютизировать одно и релятивировать (при слове «релятивировать» ему слышался острый привкус понятия «профанировать», а также парочка ещё ближе приходящихся к грани цензурности выражений) — придавать характер относительности — другое? Эта тематика была уже ближе эС-Пэ, который поэтов (за редким исключением, фатально подтверждающем правило) не читал, в сочинении неких потусторонне отвлечённых произведений замечен не был. Вообще же, дело было не в пресловуто-пресловутом «кризисе среднего возраста», коего, как он считал, ещё не достиг, и даже намеревался перескочить его и вовсе, и не в так называемой проблеме самоидентификации — с этим тоже всё обстояло как нельзя лучше — он был более чем настоящий полковник (в свои-то года!), герой по духу, а не только по имеющемуся у него знаку отличия, словом — полноценно рукоподатный участник общества. А всё дело было в том, что Королевский полагал необходимым для каждого отличного от абсолютного нуля человечка наличие некоего, как он называл на английский манер — «поинта», так оно звучало куда благородней чем «пунктик», «идея-фикс», или — того хуже — совершенно идиотское идиоматическое выражение «у каждого свои тараканы». Тараканов — совершенно определённо — надлежит травить, а не культивировать в своей черепной коробке. Свой же поинт он культивировал без зазрения совести и прочей «сумняшеся ничтоже» (как однажды ляпнул всё тот же поэт, будь он… а впрочем — этого достаточно — просто будь!). Сергей Павлович даже выдумал ему название на всё тот же буржуинский манер, что характерно — сам при этом манерностью ни в малейшей степени не страдая, и даже, аккуратно говоря — несколько недолюбливая болезных страдающих. И назвал он его «spirit fiction», что, обладая сколь угодно развитым воображением, сложно перевести иначе, как «духовная фантастика». Нет, он — боже упаси («помилуй… ГЛОНАСС», как неудачно сострил уже помянутый всуе борзописец) — не писал ничего фантастического в общепринятом поинте смысла, да и вообще — писал ли вовсе? В лучшем случае — протоколы измерений, докладные записки и тому подобную служебную шелуху. Возможно, он мог бы заняться и написанием чего-то более интересного, но ему положительно претило выдумывание сюжетов, высасывание из пальца имён, событий, оборотов речи, посадок головы, бытовых мелочей, глубин, характеров, душеспасительных бесед, ночных бдений, нервических метаний героя, полу_героя, недо_героя… Идеям же под грифом «Сакрально!» он отводил место в голове, именно там, где им и надлежит жить, рождаться и умирать от природы. Выдавать же их миру следует выборочно, тщательно подобранным и надёжным реципиентам. эС-Пэ — коллекционировал «духовный опыт». Причём опыт этот он понимал тоже своеобразно, например, с нескрываемым скепсисом относился ко всяким «духовным практикам» (тех, что — да, да — всё тот же — обозвал «комики, трагики»), особенно — восточного толка, то ли из-за дисгармонично для человеческого уха звучащих терминов (пожалуй, именно из-за несуразной тарабарщины ему не внушила окончательного доверия и ведическая идея, к которой он относился более или менее толерантно — кое-какие концептики оттуда выудить всё же удалось), то ли из-за нечеловеческих ритуалов и, собственно, самих этих «практик» — но так или иначе, а идея понятия «просветление» в его представлении оказалась изрядно тронутой молью профанации, обгрызенной тараканом инфляции и прочая фрустрации. Коллекционирование коллекционированием, а благодаря закону перехода количества в качество — обернулось и конструированием смыслов, ибо одним анализом сыт не будешь, нам и синтез подавай. Одним из его, так называемых, «конструктов» была идея о многовариантности не только будущего, но и прошлого, причём — поскольку вселенная не терпит пустоты, «природа отрицает вакуум», то и реализоваться обязаны все варианты, где именно — не важно, возможно — в параллельных или ещё каких-нибудь перпендикулярных вселенных, факт в том, что для каждого существует своя собственная вселенная, где он реализован максимально эффективно, можно даже сказать — феерически эффектно, и называется такое местопребывания белкового организма — «Золотая Стезя». Необходимо всего лишь (ого! неплохо для «всего лишь-то») её найти, выйти на неё, выследить как охотник добычу, вырвать её у реальности с мясом, наконец. В этом и состоял золотой концепт его духовного интереса. В фокусе же его внимания на сегодняшний день находился сопутствующий вопрос — насколько богоугодно таковое искательство, нет ли в этом чего-нибудь от изысканно лукавого, гордыни, например? Другими словами, есть ли это чистое и абсолютное добро? Ведь, будучи в золоте сам — имеешь наилучшие шансы для облачения в золото и окружающий мир, не так ли — твердила одна из конкурирующих концессий его могучего разума. Но отчего-то эти золотые стези предпочитают реализоваться исключительно по одиночке, либо крайне немногочисленными группами товарищей, то есть — либо ты один в золоте, а весь мир вокруг в крайне неблагозвучной поименованной выше субстанции, либо таких как ты одновременно исчезающее мало количество, что действительность в её совокупии тоже слабо озонирует. Это ему твердила оппозиционная могучая кучка нейронов, аксонов и прочей живности. Примерно за таковой светской беседой самого же с собой и застукали наши андрогиноиды искомого Самого Продвинутого Сына.