Живущие среди нас (сборник)

Вадим Тимошин, 2015

Рассказы сборника «Живущие среди нас», являющегося дебютным у автора, написаны в разных жанрах и стилистически различны. «Погреб дядюшки Беллера» ближе к мистическим новеллам начала прошлого века. Это произведение повествует о молодом человеке, оказавшимся не в то время и не в том месте, и ставшим раскрывшим страшную тайну, хранимую его родом. Произведения «Вечерняя гостья», «Живущие среди нас» и «Месть из пустоты» пропитаны «рыбным духом» Г. Ф. Лавкрафта и описывают события, происходящие спустя некоторое время после финала его повести «Тень над Инсмутом». «Вечерняя гостья» – юный ассистент профессора Гамильтона, не на шутку увлекшегося изучением таинственных культов, знакомится в библиотеке с девушкой, не предполагая, чем обернётся для него это знакомство. «Живущие среди нас» – преуспевающий адвокат Джеймс Тернер, будучи душеприказчиком безвременно скончавшегося хозяина лодочной станции, прибывает в портовый городок Соулберри в штате Мэн и тут же попадает в водоворот загадочных и пугающих событий, берущих начало в Инсмуте. «Месть из пустоты» – агент Бюро Расследований Клаус Рихтер получает своё первое настоящее задание – найти и уничтожить сердце зловещего культа в городке Соулберри. Но Рихтер еще не ведает, что ввязывается в войну, начатую в глубокой древности на далёких звёздах. Рассказ «Фактор Отчаяния» можно отнести к социальной фантастике. Это динамичное произведение посвящено пробуждению в недрах земной коры древних существ, в один миг превративших Россию в руины. Но никакое зло не устоит перед силой истинного мужества. Рассказы «Рука, стреляющая в колыбель» и «Свинцовое прощание» представляют собой «футуристический нуар». «Рука, стреляющая в колыбель» – после трагической смерти жены Майк Гомес поклялся посвятить свою жизнь отмщению выходцам криминального мира, не считающимся с человеческими жизнями. Он шел, оставляя за собой кровавый след. Но, взявшись за дело Николь Вэнс, он и его напарник попали в жуткий клубок интриг, из которого не помогут выпутаться пули. «Свинцовое прощание» – У Майка Гомеса новое дело – убит известный адвокат, а наниматель героя – Карл Бенедикт, отец покойной супруги Майка. Стиснув зубы, детектив-мститель начинает своё расследование и приходит к неожиданным выводам.

Вечерняя гостья

Как вы не можете понять? Она была чудовищем! Я имел несчастье узнать это вчера, когда вся эта история подошла к своему трагичному финалу. В тот самый миг я понял, почему она постоянно носила одежду, скрывавшую её с головы до ног, почему не снимала перчаток даже в самые тёплые дни этой злосчастной осени.

Но начну сначала. Я встретил её около месяца назад, когда судьба привела меня в Аркхэм безропотным помощником профессора Гамильтона, свернувшего в своих исканиях на самую чёрную из троп, которыми шла человеческая история к сегодняшнему дню. Имея степень доктора и уважение в определённых кругах, профессор искренне верил «Некрономикону» безумного араба Альхазреда и «Безымянным культам» фон Юнтца, что мне казалось недостойным столь светлого ума. Кое-кто в Мискатоникском университете поговаривал, что профессору удалось найти несколько подтверждений полному, на мой скромный взгляд, бреду Альхазреда, что в одной из своих частых поездок ему посчастливилось найти свидетельства существования некоторых описанных фон Юнтцем культов, но мой молодой разум отказывался это принимать. Затеянный профессором Гамильтоном научный труд, названный «Тёмные уголки Земли. Зловещие тайны истории», коим он намерился удивить учёный мир, мне казался чудовищного масштаба мистификацией, ибо, по меньшей мере, странно основывать серьёзное исследование на нелепых мифах. Имея молодую кровь, бунтующую против всего на свете, я мало интересовался содержанием его труда, знал лишь о том, что профессора серьёзно увлекли события, якобы происходившие в Инсмуте до того, как в 1927–1928 годах федеральное правительство провело, как оно изволило выразиться «чистку» города, в попытке вытравить из его вен ядовитую кровь семейства Маршей. И уж совсем нелепым казалось мне расходовать грант на поиски племени человекоподобных амфибий, с которых в Инсмуте все бы и началось, если бы происходило на самом деле.

В тот день, когда мои глаза встретились с её глазами (точно так, как описывают авторы бульварных романов), она сидела в библиотеке университета, где я после скудного завтрака конспектировал для профессора некоторые главы «Великих Старейшин», очередного преисполненного бредом опуса за авторством, на этот раз, цивилизованного европейца. Филипп Дефоссе, из-под чьего пера вышли эти пять сотен страниц совершенного безумия, окончил свои дни в психиатрической лечебнице, и содержание книги, по моему мнению, не давало ни на секунду усомниться в диагнозе, поставленном ему докторами. Немыслимое космическое Зло, коим автор видел тех существ, что назывались Великими Старейшинами, вели нескончаемую войну между собой, и были беспощадны к тем, кто становился её невольным зрителем, задолго до начала человеческой эры. С наступлением же её, Старейшины затаились в ожидании того дня, когда они вновь смогут стать властителями нашей планеты, в чём им помогут предатели человеческой расы, служители зловещих культов, в угоду своим божествам постепенно теряющие человеческий облик. Тогда я и прочитал о людях-жабах, представлявших культ Дагона, жуткой морской твари. Сюжет, достойный последней страницы в каком-нибудь грошовом журнале, преподносился Дефоссе со всей серьёзностью, на которую только способны люди, чью кровь нещадно жжёт огонь исследовательского духа. И профессор Гамильтон, к моему величайшему удивлению, назвал книгу очень ценной, хотя я бы сказал, что самое ценное в ней — твёрдая обложка за три серебряных доллара.

Она заметила мой взгляд, встала и демонстративно прошла взад-вперёд, имея целью привлечь моё внимание. Затем села рядом и тихонько спросила, что за книгу я переписываю и зачем. Будучи молодым человеком весьма приятной наружности, я был привычен к лёгким победам над глупой женской натурой, однако же поведение незнакомки тогда меня несколько смутило, ибо мне всегда казалось, что те девушки, которые находят интерес в посещении библиотек, обыкновенно не набираются смелости для того, чтобы флиртовать с незнакомцем. Я ответил, что занимаюсь изучением сумасшествия отдельно взятого господина во имя науки, и услышал странный смешок, более похожий на кваканье лягушки. Если бы не оный смех, необычный голос и странная манера одеваться, я бы посчитал незнакомку заурядной девицей и наши пути тут же бы разошлись. Но человеческая природа такова, что нас влечёт неведомое, странное, и даже омерзительное, чему ни один учёный муж до сих пор не смог дать объяснения. И я предложил ей, если она желает, приходить и помогать мне в моей незамысловатой работе. Желает, ответила она, и на следующий день мы выслушивали нелепицу, что нёс Дефоссе со страниц своей книги, уже втроём. Профессор, тем временем, снова отбыл в непродолжительное путешествие, оставив лишь заглавия книг, которые я должен был изучить и в краткой форме изложить на бумаге к его возвращению. Для меня до сих пор оставался загадкой смысл моего занятия. То, что я записывал, по сути своей было чистейшей выдумкой, хотя мой уважаемый наставник считал это фактами. Конечно, если считать таковыми названия мест, даты, и только этим и руководствоваться в своём решении, цель исканий будет не такой уж туманной. Но разум мой, подобно злобному псу у врат, не желал пускать в мир разложенной по полочкам истории вымысел безумцев, возомнивших себя пророками.

Анна, так звали мою новую знакомую, помогала мне выбирать из пёстрой мозаики больного сознания авторов то, что было нужно профессору Гамильтону. Мы очень быстро подружились, много говорили об истории, о том, как замечательно, что человеку дано свойство помнить, а ещё лучше, что помнит он избирательно, стирая со страниц прошлого ужасные вещи. Её общество было мне необычайно приятно, несмотря на то, что было в её облике что-то, да простит меня Всевышний, лягушачье. Широкий рот, глаза немного навыкате. Если бы тогда я мог предположить, насколько верным было моё сравнение! Но тихие всхлипы внутреннего голоса заглушала моя горячность и совершенно непонятное влечение к моей новой знакомой.

Профессор узнал об Анне тотчас, как вернулся в свой дом, в котором я за неимением серьёзных средств снимал комнату. «Чарли, — сказал он, просмотрев мои записи, — у тебя появился второй почерк? Это полезное умение в нашем теперешнем деле, ибо те потаённые уголки человеческой истории, куда я имел неосторожность ступить, могут иметь для нас с тобой страшные последствия». Я рассказал профессору о моей новой помощнице и спросил его, о каких последствиях он говорит, неужели он боится каких-то вымышленных богов? На что мой наставник отвечал: «Не всякая легенда — вымысел, мой мальчик. Те культы, о которых писал фон Юнтц… По меньшей мере, один из них, имеет место быть, и существует по сей день. В моей последней поездке мне довелось посетить Инсмут и то, что осталось от церкви Ордена Дагона. Я расспросил некоторых жителей об Ордене и утвердился в своём мнении о том, что оный жив, как и его служители. Но те немногие из моих собеседников, что всё же решились ответить мне, предостерегли меня от дальнейших поисков, ибо Орден не любит являть своё лицо миру, и к тем, кто о нём говорит вслух, в самых жутких своих обличьях является смерть. Поэтому, Чарли, заклинаю тебя от новых знакомств теперь, когда моя проклятая увлечённость поставила твою и мою жизни под угрозу.»

Как же я хочу вернуться в тот день и сказать тогдашнему себе о том, каким глупцом я был, не услышав того, что хотел сказать профессор, от чего он хотел меня предостеречь. И когда Анна спросила, сможет ли удостоиться чести познакомиться с моим именитым наставником, я в безрассудстве своём ответил, что да, может, и пригласил её на ужин в дом, который более никогда не оживёт.

Я не знаю, какими словами описать реакцию профессора на её появление в сей тихой обители. Если и есть чувство сильнее ужаса в несколько раз, то лицо моего наставника выражало именно это чувство. «Ты привёл её, — дрожащим голосом проговорил он, — Зачем? Чарли, мой мальчик, что ты наделал?» Поначалу я не понял его страха, но мгновение спустя, когда мой взгляд вернулся к Анне, меня тоже взяла оторопь. Оторопь, парализовавшая мои члены, сделавшая ватным каждый мускул моего тела. Я даже не мог закрыть глаза, чтобы не видеть, как моя спутница умертвила профессора. Чтобы не видеть омерзительное тело амфибии, так тщательно скрываемое Анной под одеждой и обнажённое теперь, для того, думается мне, чтобы обездвижить нас с профессором ядом ужаса и расправиться с нашими немощными телами.

Я не знаю, почему Анна оставила в живых меня. Наверное, потому, что знала, что все подозрения падут на меня. Что я окажусь здесь, перед вами, а вы не поверите ни единому моему слову.

Что через две-три недели, после короткого суда, мне вынесут приговор и казнят, и никто так и не узнает правды о том, что искал и, вероятно, нашёл покойный профессор Роберт Гамильтон.