Бриллианты из Якутии

Валентина Ива, 2023

Валентина Ива родилась в городе Находка Приморского края в семье морского офицера. Детство провела во Владивостоке, где служил отец. Позже переехала в столицу, где окончила Московский технологический институт. Работала во Всесоюзном (ныне Всероссийском) НИИ авиационных материалов, Институте биофизики (ныне Федеральный медицинский биофизический центр имени А. И. Бурназяна) и Центре медицины катастроф. Участвовала в разработке негорючих материалов для самолетов и защитного снаряжения для моряков атомных подводных лодок. Публиковалась в сборнике «Главные слова» и альманахах Российского союза писателей. Участник конкурса «Георгиевская лента», финалист литературной премии «Наследие», финалист премии имени Сергея Есенина «Русь моя». Награждена звездой «Наследие», медалями «Георгиевская лента 250 лет», «Сергей Есенин 125 лет». Опубликовано 10 книг автора. Член Российского союза писателей. Как человек, выросший и воспитанный в Советском Союзе, глубоко переживает события на Украине и молится за скорейшее восстановление мира между братскими народами. Все персонажи рассказов вымышленные, а совпадения случайны.

Выставка Врубеля

Наступив на горло собственной лени, я, одарённая небесной удачей, записалась на бесплатный ПЦР-анализ и через два часа — сегодня! — должна была его сдать.

Вы не думайте, что это просто так бывает! Ничего подобного! Это судьбоносное везение! И с завтрашнего дня я могу быть человеком, способным отворить двери в храм искусства. Моей жаждой обладания являлась выставка художника Врубеля, мирно идущая на Крымском валу в Третьяковской галерее, но… Это самое НО не давало мне покоя. В условиях пандемии века человек, опутанный бесконечными правилами существования в этом коротком времени своей жизни, обязан был сделать прививку или получить QR-код, подтверждающий факт его здоровья и, следовательно, и тот факт, что человек не представляет опасности для общества. А получить его ой как непросто по той причине, что мы, опутанные компьютерной сетью (для нашего опять же удобства), сдать такой анализ можем только через две недели. Если какой-нибудь болван отказался от анализа, то вам несказанно повезло, и вы лихо едете в посёлок Рублёво, так, как только там есть выигрышный билет на сокращение очереди. Москва, Москва!!! Столица!!!

Захватив с собой в какой-то посёлок Рублёво пачку имбирного печенья, я поплелась на автобусную остановку, предварительно вычертив маршрут на компьютере. Посёлок оказался милым и напоминал мою советскую детскую житуху. Что удивительно, медсестра, проводившая с утра до вечера ПЦР-ные тесты, душевно объяснила мне все нюансы сдачи этого анализа и (несмотря на печенье — я в этом уверена!) пожелала мне здоровья и счастья в личной жизни.

Разблокированная пенсионерская транспортная карта улучшила моё настроение, так как платить пятьдесят два рубля за одну поездку в метро, в трамвае или автобусе — это пенсия не выдержит.

Полученная по смс информация о том, что мне с 3.45 утра уже можно общаться с людьми и меня могут пустить не только в музей, но и в кафетерий, меня несказанно вдохновила, и я нацелилась на самого́ Врубеля.

Боже мой, как прекрасна его картина «Сирень»! Какая смутная, тёмная и властная тень девушки в образе Души Сирени царит на полотне!.. Мысленно я уже бродила по выставке, когда моя сестра сообщила, что билетов нет.

Как «нет?» — этого не может быть! Уверенная в том, что мы обязательно пролезем на выставку хоть в щёлочку, я потащила сестру на Крымский вал, тем более что её «Ку-Куру-КУ-КУ-код» действовал только до завтрашнего дня.

Мы встретились на станции метро Октябрьская. Первым, кто был рад нашему приходу в эти чудесные места, был обаятельный негр под два метра ростом, абсолютно не говорящий по-русски, который пытался спросить, где КАССАДОМГДЭБЫЛЕТ. Мы пытались ответить и отправить его с помощью жестов в авиационные кассы, но оказалось, что там он уже был и это не то, что ему требуется. Мы, мило улыбнувшись, расстались навсегда. Подгоняемые первым морозцем и нежным крупинкообразным снежком, мы побрели к выставочному залу.

Милая с нежным румянцем на гладких блестящих щеках, с распушенными от ветра волосами, абсолютно без шапки девушка и её друг, бледно-зелёный, тщедушный, с весёлой улыбкой, но — в шапке, нахлобученной до самых глаз, — преградили нам дорогу.

— Вы можете ответить на вопросы? — весело спросила девушка задорным свежим контральто, а юноша молчал и широко улыбался в унисон.

Девушка затараторила, стараясь коротко сообщить одно и то же, что, видимо, с утра втирала публике:

— Мы из университета, собираем данные. Если вам нетрудно, то ответьте на вопросы.

— Из МГУ? — ласково спросила я.

— Нет, из финансового университета!

— А-а-а, это из того, где плохо учат и плохо учатся! — шутя воскликнула я, потом строго посмотрела на девушку и серьёзно спросила, глядя ей в глаза: — Скажите-ка мне, пожалуйста, кто написал вальс Грибоедова?

— Не знаю, — тихо сказала красавица, растерянно оглянулась на парнишку.

Я перевела взгляд на юношу и получила тот же ответ.

— Ну что же, задавайте свои вопросы, — грустно сказала я, думая о том, что все эти полонезы Огинского, обкатанные в соцсетях, не врут, а говорят чистую правду, и что вальс Грибоедова постигла та же участь. Печально!..

— Скажите, пожалуйста, вы кормите уток на прудах?

— Конечно, — сказала я с энтузиазмом.

— А зачем вы это делаете?

— Я кормлю детей, внуков, мужа, уток и так далее, и когда они едят — я счастлива!!! Я вообще счастлива, когда все едят и хвалят то, что я готовлю!

— А если у вас остался бутерброд? Вы отдадите его собаке?

— Конечно, отдам. Если бутер остался в квартире, то я высунусь в окно и вышвырну его на улицу, прямо в пасть вороне или собаке, что попадется под руку, так было неоднократно, и дети меня осуждали…

— А чем вы кормите уток?

— Хлебом! Я надеюсь, вы не партия Зелёных? Я отношусь к ним крайне отрицательно. От них, кроме вреда, никакой пользы! Так считает и мой муж, кстати, главный специалист Московского зоопарка!

— Не-е-ет, мы не зелёные!

— Голубушка, — я посмотрела в глаза юной красавицы, — послушайте вальс Грибоедова! Вы получите огромное удовольствие. Такой талантливый дипломат, а написал такую прелестную музыку!

— По-моему, он ещё «Горе от ума» написал, — нерешительно опомнился юноша.

— От ума может быть ещё и счастье!!! — добавила я.

На этой прекрасной ноте мы расстались. Весёлые и смеющиеся над собой, мы с сестрой побрели к выставочному залу.

Полногрудая суетливая старушенция с бегающими глазами, глядя в дальнюю даль, предложила нам билеты на Врубеля за тысячу рублей. Мы отказались и, представляя охране куар-коды, паспорт и прочее, просочились в фойе галереи. Отпечатков пальцев не требовали, и дышать в трубочку — тоже. В полупустынном фойе злобная кассир резко ткнула нам в нос информацию, что билетов на Врубеля нет и надо записываться, и покупать билеты через интернет. Загрустив, мы приобрели пенсионерские билеты на постоянную экспозицию и поднялись по лестнице к входу в зал, где от нас прятали Врубеля.

Немного покачались, осмотревшись у рекламы с грустной и тревожной царевной Лебедь, мы робко спросили у молодого человека, раздающего диктофоны, как бы нам совершить преступление и попасть на выставку, обойдя препоны.

— Подойдите к администратору, там, у кассы сидит. Она сможет ваши билеты перекомпостировать.

Мы опять вернулись к кассе. За стеклом в медицинской маске сидела дама с очаровательными глазами с длинными искусственными ресницами, нежной коричнево-золотой тенью и угольно-чёрной подводкой.

— Добрый день, — заворковали мы, — Вы не могли бы нам помочь? У нас куар-код заканчивается завтра, а мы так хотим попасть на выставку Врубеля!..

— Это невозможно, если у вас нет билетов! — металлический звон её голоса отдавал сталью.

— А может… — робко начала моя сестра, но была резко остановлена выразительным взглядом тщедушной юности.

— А нам мужчина там сказал, что вы можете… — я не успела закончить.

— Какой мужчина? — зарычала администратор, — покажите мне его! — Она привстала.

— Мы своих не сдаём! — выкрикнула я, как перед расстрелом, и мы пошли на постоянную экспозицию.

Передвигаясь от Кончаловского к Лентулову, от Гелия Коржева к Васнецову, мы периодически задавали (уже шёпотом) вопросы служителям в залах Третьяковки, можно ли просочиться в зал Врубеля незаметно, знают ли они такие места? — но каждый раз получали отрицательный ответ.

Только в самом конце одна из служительниц искусства из-под маски злобно ответила:

— Знаю такие места, да вам не скажу! — Её ненависти не было предела, из-под маски буквально вырывались языки пламени.

— Спасибо! Спасибо Вам! Вы очень добры, — запричитала я, — дай Бог вам хорошего мужа и детей!

* * *

Наступил глубокий ноябрьский вечер. Снежинки под порывами ветра неслись, закручиваясь в снежные вихри. Как смерчи, они поднимались к небесам, и казалось, что уже февраль громко воет в трубах. На мосту у храма Христа Спасителя не было ни души. Метель крутила зигзаги так неистово, что мы останавливались, чтобы спрятать лицо от снега. «Какашка» Фишера загадочно и одиноко заполняла набережную. В душе гнездилось современное искусство и особенно портрет академика Н.Ф. Гамалеи работы П.Д. Корина.

Тем более что только труд этого великого человека и его последователей спасал сейчас, в настоящее время, всех нас от пандемии века. Сидя на пуфике перед его пожилым и, я бы даже сказала, сердитым и задумчивым лицом, я не могла себе вообразить, о чём думал этот великий человек, когда его писал Корин. Перед моим взором проплывали последние годы трудных, трагических дней, унесших жизни многих, в том числе и моего отца, и моё дыхание кислородом двадцать три дня в 1-ой инфекционной, шестидневная реанимация моего сына… Видимо, вместо Демона и «Сирени» Врубеля мне суждено было попасть именно сюда и увидеть плотно сжатый рот великого учёного, дело которого сейчас спасает жизни людей почти на всей Земле.