Наследник собаки Баскервилей

Валерий Гусев, 2003

Не позавидуешь маленькому Феде Зайцеву: какие-то чужие дядьки выгнали его из дома, родители мальчугана исчезли без следа, и остался бедный Федя один-одинешенек. И кто знает, как сложилась бы его судьба, не повстречайся ему братья-сыщики Дима и Алешка, которых хлебом не корми, дай только восстановить справедливость и вывести злоумышленников на чистую воду. Итак, состав преступления налицо, но где мотивы? Кому мог приглянуться неказистый домишко семьи Зайцевых? «А что, если в доме запрятаны сокровища?» – выдвигают версию ребята и нежданно-негаданно получают письмо… от Шерлока Холмса…

Глава IV

Паддингтонский вокзал

— Наши первые шаги? — деловито спросил Алешка, одеваясь.

— А я знаю? — искренне признался я. И съехидничал: — У своего Шерлока Холмса спроси.

— Неплохая идея, сэр, — неожиданно согласился Алешка. — Мистер Холмс всегда начинал свои расследования с того, что…

— Садился в кеб, — шутливо подхватил я, — и отправлялся с доктором Ватсоном на Паддингтонский вокзал.

— Молодец, сэр, — похвалил меня Алешка. — Едем обыскивать это самое Поречье. Мы его там все перевернем.

В этом я не сомневался.

И мы поехали на вокзал. Где встретили и преодолели первое препятствие. В виде нехватки средств. Оказалось, что денег у нас — только на один билет. Тем более что там установили эти дурацкие турникеты.

— Бери себе билет, — уверенно сказал Алешка, — и жди меня.

Я так и сделал — когда Алешка начинает командовать, его даже мама слушается. И побаивается.

Я прошел через турникет, и тут у меня за спиной раздался такой звонкий и отчаянный Алешкин вопль: «Мамочка!» — что я обернулся и забегал глазами по толпе пассажиров, в самом деле надеясь увидеть нашу мамочку.

А Лешка уверенно продолжал драматический спектакль одного актера. Талантливого, несомненно.

Он метался вдоль турникетов, воздымал руки и отчаянно блеял, как заблудившийся барашек, призывая свою каракулевую мамочку.

Мне стало интересно. Тем более что в спектакле появились и другие действующие лица.

Сначала к Алешке подошла и встревоженно склонилась к нему решительная тетя с сумкой на колесиках:

— Что случилось, мальчик?

Алешка едва не рыдал (от смеха):

— Моя мамочка… Вон она… А я здесь… Я заблужусь теперь…

— Как ее зовут? — с готовностью отозвалась тетя.

— Миссис Хадсон, — брякнул Алешка.

— Как? — удивилась тетя с сумкой на колесиках.

— То есть… Елена Ивановна.

— Елена Ивановна! — трубно взревела тетя. — Вы забыли своего ребенка!

И тут все пассажиры стали хором орать:

— Елена Ивановна! Ленка! Вы забыли своего ребенка!

Наконец Елена Ивановна откликнулась. Вернее, Елены Ивановны. Их было сразу четыре. Все они вернулись, подбежали к турникету и затараторили:

— Бедный мальчик!

— Что случилось?

— Это не мой ребенок!

— И не мой!

Алешка включился в этот хор, едва не плача:

— Это не мои мамы! Моя мама красивая! Моя мама — вон она — в синем плаще!

Четыре Елены Ивановны обиделись, что они не красивые, и ушли на платформу. А тетя с сумкой затрубила, как большой пароход в тумане:

— Елена Ивановна в синем плаще! Вас ждет сын… Как тебя зовут? Как? Алекс?

— Громче кричите, — посоветовал Алешка. — Она глухая. — И добавил машинально: — Как пень.

Тут добрая тетя наконец догадалась, что от нее нужно, и сказала:

— Держи мой билет и догоняй свою маму, пока она не села в поезд.

— Благодарю вас, мэм. — Растроганный Алешка утер слезу, скользнувшую по его румяной щеке. — Оставьте мне свою визитную карточку — я вышлю вам деньги телеграфом.

И, безмерно благодарный, помчался догонять свою «мамочку Елену Ивановну». В синем плаще. Глухую как пень.

— Какие у нас отзывчивые люди, — хихикнул он, когда мы уселись в вагоне, у окошка. — Сердечные.

— Зато мамы бессердечные, — хихикнул я. — Бросают детей то направо, то налево.

Мы еще сколько-то похихикали и едва не проскочили свою остановку. Неразборчивый голос в динамике прохрипел:

— Ста… Отрадное… След… становка… форма «Поречье»… сторожно… закрываются. Поехали, Вася!

Это самое Поречье оказалось небольшим кусочком деревни, окруженным со всех сторон наступающей окраиной города. Там было всего несколько старых деревянных домов среди новых, каменных и высоких. Ну и, конечно, среди всяких коттеджей, которые громоздились друг на друга.

Найти дом Феди Зайцева нам удалось без труда. В первой же избе, куда мы постучались, маленькая старушка в телогрейке, придерживая за длинный рог бодливую козу и то и дело прикладывая к уху сухую ладошку, сообщила нам:

— Хто, говорите, ась? Зайцевы? Так они тута не живут. Ась? Съехали. Дом продали и съехали. Чегой-то? Надысь. Ась? Где жили? А вона домок, кривой такой, на самом отшибе, с трубой набок. Видите? Ну и ладно. Бежите скорей отсель. А то Зинка моя вырвется! Сильно пожалеете.

«Домок» Зайцевых — и это первая загадка — оказался совсем неказистым. Кривой на один бок, крыша набекрень, печная труба набок, а крыльцо заскрипело под нашими ногами давно прогнившими досками.

За домом разинула пасть заплывшая глиной глубокая траншея. И стоял щелястый сарайчик с дровами. Кому такой дом мог понадобиться, чтобы выгнать из него целую семью? Кругом вон сколько домов, даже многоквартирных. Выбирай, выгоняй, живи! Если ты такой крутой, в натуре. Правда, возле дома Зайцевых стояла вполне приличная «ракушка», сияя свежим железом. И радуя глаз огромными замками.

— А чего мы скажем? — спросил я Алешку, когда мы потоптались на крыльце кособокой лубяной избушки.

— Чего-нибудь, — уверенно и очень убедительно ответил он.

Мы скромно постучали в дверь. Потом еще скромнее. Потом ногами. И уже решили уходить, но наконец дверь осторожно раскрылась, и на пороге появился худосочный человек в оранжевом прорезиненном комбинезоне.

— Чего приперлись? — вежливо спросил он, почему-то с опаской поглядывая по сторонам.

— Мы за Федей пришли, — так же вежливо ответил Алешка. — Анна-Ванна нас послала узнать — почему он в детский сад не ходит?

— А я знаю? — Худосочный человек начал настойчиво закрывать дверь. — У его мамки спросите.

— Позовите ее, пожалуйста.

— Нет ее тута, не живет.

Алешка растерянно (артист!) посмотрел на меня и сказал грустно:

— Надо в милицию идти: пропал мальчик. Вместе с мамой.

Человек в комбинезоне вдруг сразу изменился, стал добрым и приветливым.

— Зачем в милицию, дружище? Я вам все расскажу и без милиции. Зайцевы энтот дом продали и отседова съехали. В незнакомом направлении. К своей бабушке, в Курский город. А малец ихний уже давно там проживает. Под крылом у бабушки. Все хоккей? — И он захлопнул дверь перед нашими любопытными носами.

— Вот это хоккей, — прошептал Алешка, когда мы пошли к платформе.

— Да, — согласился я. — Вот это загадка. И главное — зачем этому дядьке такая развалюха?

— Главное не в этом, Дим, — задумчиво сказал Алешка. — Главное — почему он так плохо пахнет?

— Кто? — не понял я. — Дом?

— Дядька.

Вообще-то я его не нюхал. Но Алешка опять прав. Я вспомнил, что во время нашего разговора тоже чувствовал какой-то неприятный тухлый запах. С собой мы его принести не могли. Значит, пахло либо от дома, либо от этого дядьки.

Загадочка! И если бы она была одна!

— Ничего, — уверенно сдвинул брови Алешка. — Мы прольем луч света на это мрачное пятно…

Деньги на обратную дорогу мы добыли довольно просто. У нас оставалась еще какая-то мелочь, Алешка зашел в первый попавшийся киоск с игральными автоматами и «наиграл» денег на билеты. Не знаю, почему он не желает сделать этот метод источником постоянного дохода для всей нашей семьи?

— Слушай, везунчик, — засмеялся я, пересчитывая на ладони его добычу, — а чего ты сразу на такси не наиграл, а? Слабо?

— Да неудобно, Дим, — признался Алешка. — Нечестно. Я ведь все сразу угадываю. Хочешь, угадаю, в какой руке у тебя зонтик?

Правильно — ни в какой!

Витя Кислый к своим тридцати годам все еще так и не разбогател. Хотя ему очень этого хотелось. Парень он был не очень умный, но хитрый, предприимчивый, на всякую пакость догадливый. Но ему почему-то всегда не везло в самый последний момент.

Вот и в этом деле тоже. Кто-то предложил Вите купить по дешевке целую фуру мороженых куриных окорочков. Витя прикинул — за сколько он их купит и за сколько продаст — и ахнул от восторга! Такие деньги ему даже не снились. Он уговорил одного своего приятеля дать ему необходимую сумму в долг, расплатился за окорочка и приготовил огромный мешок для денег.

Но тут опять вмешалось «Но!». Да такое, что Витя еле ноги унес. Окорочка оказались тухлые. Деньги пропали, а приятель все настойчивее требовал вернуть долг.

Приуныл Витя, стал подумывать, куда бы подальше удрать. Да, на его счастье, другой его приятель — сантехник Лисовский — сообщил ему очень большой секрет. Ивыходило по этому секрету, что Витя Кислый, провернув одно дельце, сможет набить деньгами не мешок, а два. Ине рублями, а долларами.

И дельце-то пустяковое. Всего-то и нужно — чего-то покопать, где-то посверлить и слинять с денежками.

И Витя, конечно, с радостью и надеждой принял предложение Лисовского…

Дома все обошлось без расспросов: где вы шлялись, как в школе, почему грязные руки? Потому что папа вернулся из командировки и за вечерним чаем долго и нудно рассказывал нам о далеком городе, в котором он провел три незабываемых дня. Конечно, про свои криминальные интерполовские дела он не сказал ни слова, зато о городских достопримечательностях разливался, как весенний соловей на даче.

— Я и Биг-Бен видел, — хвалился он. — И в Тауэре побывал, и в Скотленд-Ярде… И Нью-Гейтскую тюрьму посетил…

При этих словах Алешка, занятый своими мыслями и потому слушавший папу с обидным невниманием, насторожил ушки.

— Так ты где был-то? — стал допытываться он. — В Лондоне, что ли?

— Ну! — гордо ответил папа. — В самом сердце старой доброй Англии!

— А ты заходил на Бейкер-стрит? Передал привет мистеру Холмсу?

Папа виновато пожал плечами:

— Знаешь… Не успел. Столько дел было.

— Ну да, — буркнул Алешка. — Тауэры всякие. Биги-Бены. — И решительно добавил: — Ладно уж, сам поеду.

— Куда? — спросила мама, сосредоточенно разделяя яичницу на непривычные еще пять частей.

— В Лондон, — спокойно сообщил Алешка. — К Холмсу. Мне надо.

— Ладно, — так же спокойно согласилась мама. — После ужина. Когда умоешься. И Федю с собой возьмешь.

— Курский тоже хороший город, — вдруг вспомнил Федор. — Там бабушка живет.

— Мал он еще, — буркнул Алешка, — по заграницам ездить. И по-английски не говорит… Пап, а зачем одни люди отбирают у других людей ихние квартиры?

— Газеты надо читать, — посоветовал папа. — Помнишь, сколько информации Холмс получал из газет? — И процитировал: — «Печать — настоящее сокровище для сыщика, если уметь ею пользоваться».

— Понял, — сказал Алешка. — Где там у нас вечерний выпуск «Таймс» завалялся? — И пошел в папин кабинет, где на журнальном столике всегда лежала газетная стопа.

— А Лондон? — спросила мама вслед.

— Успею, — отмахнулся Алешка. — Не уйдет от меня ваш Лондон.

Весь оставшийся вечер мы не видели и не слышали его. Мама уложила Федьку спать, я помыл посуду, папа раз десять успел поговорить по телефону со своими сотрудниками про Биг-Бен и Тауэр… А Лешка все шелестел газетами. И что-то недовольно бормотал.

Глубокой ночью он без лишних слов сдернул с меня одеяло и зашептал:

— Дим! Я все газеты прочитал. Такая там ерунда!

— Ты для этого меня разбудил? — сквозь сон разозлился я. — Подумаешь, новость!

— Стыдно спать!..

Вот это действительно новость!

— Стыдно спать, когда страдает ребенок!

— А чего ты страдаешь? — Я отвернулся к стене и натянул на себя одеяло.

— Вон тот ребенок! — Алешка показал на Федьку, который деловито сопел носом и совсем не был похож на страдальца.

— Пап! — заорал я. — Уйми Алешку! Спать не дает.

У папы в кабинете горел свет, он работал. И он тут же вошел в нашу комнату.

— В чем дело, злодеи? — сердито спросил папа. — Чего орете? Маму разбудите.

— Алешка спать не дает, — наябедничал я.

— Алексей! — Папа повернулся к нему и замолчал. И укоризненно взглянул на меня.

Алешка — на правом боку, ладошки под щекой — крепко-крепко спал. И снилось ему что-то хорошее — он чуть-чуть улыбался во сне.

Папа фыркнул на меня и прошептал сердито:

— Тебе что-то дурное приснилось, Дима, — и ушел к себе, хлопнув дверью.

Алешка, не открывая глаз, показал мне язык.

Я плюхнулся в постель, но сон уже не шел ко мне. Я вертелся с боку на бок, переворачивал подушку, считал слонов и баранов — напрасно! Этот вредина Алешка добился своего.

— Ну! — не выдержал я. — Рассказывай.

Алешка промолчал. Цену набивает, понял я.

— Леха, — строго потребовал я. — Быстренько рассказывай — и спать!

Он опять — ни звука, вредина. Я спустил ноги на пол, взглянул на него… На этот раз он и в самом деле крепко и безмятежно спал. Чуть-чуть улыбаясь во сне…