Привидения на цыпочках

Валерий Гусев, 2007

Вот так подарочек к первому сентября – на месте школьного стадиона возводят здание какой-то фирмы «Кис-кис»! Этим недовольны все – директор школы, ребята, их родители. На территории стройки действуют таинственные и непримиримые мстители, которые что есть силы вредят гнусному «Кис-кису». Но все напрасно – предводитель подозрительной фирмы некто Кошкинд неуязвим и всесилен. Да кто же он такой? – теряет терпение великий сыщик Алешка Оболенский. И, чтобы избавить школу от этого кошмара, начинает расследование хитроумной деятельности гнусного Кошкинда…

Глава III

Непримиримые террористы

А в школу на следующий день пришел наш молодой участковый и попросил директора собрать всех нас в актовом зале. На профилактическую беседу.

За столом на сцене уселся весь педсостав во главе с директором. Сбоку примостился молодой участковый с бледным от волнения лицом. Мы долго ему аплодировали. Директор встал.

— Тишина в зале! — командирским голосом рявкнул он. — Полное внимание! — Повернулся к участковому: — Приступайте, товарищ лейтенант.

Товарищ лейтенант, преодолевая волнение, встал, подошел к самому краю сцены. Поздравил нас с началом учебного года и пожелал нам успехов в учебе.

Мы ему опять долго аплодировали. До очередного «Тишина в зале!».

А участковому наша реакция понравилась. Это были, наверное, первые аплодисменты в его жизни. Он окончательно справился с волнением и начал толково говорить о безжалостной статистике:

— Безжалостная статистика свидетельствует о том, что после летних каникул, к великому сожалению, в городе намечается рост дорожно-транспортных происшествий с участием детей и подростков. — Тут он вздохнул и заговорил уже нормальным языком: — За время каникул, которые вы проводили за чертой города, вы расслабились, потеряли бдительность, отвыкли от опасностей дорожного движения. — Затем опять пошла безжалостная статистика, уже в местном масштабе: — Дорожная обстановка в нашем районе очень сложная, движение транспорта крайне интенсивное и насыщенное. Два проспекта, автомагистраль в сторону аэропорта, несколько рынков, на которые все время идут потоки грузового автотранспорта. Что делать?

— Перекрыть интенсивные и насыщенные потоки автотранспорта! — радостно подсказал Никишов.

— Закрыть аэропорт! — добавил Сельянов и что-то проглотил.

— Заминировать рынок! — завопил Юраша Козлов.

Директор свирепо сверкнул очами. Участковый улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Я напишу рапорт начальству, а вы пока будьте внимательны на улицах города. Будьте дисциплинированны, соблюдайте правила дорожного движения, а также личной безопасности.

И дальше он очень толково рассказал нам об этих самых мерах.

— Все ясно?

Тут Алешка тоже не выдержал, чтобы не схулиганить. И отчеканил:

— Все ясно: трамвай стоящий обходи только спереди, но не сзади́! — Последнее слово для рифмы он произнес с ударением на «и».

Директор сверкнул очами. Участковый улыбнулся:

— А автобус?

— Стоящий автобус обходи только не спереди, а только сзади́! — не растерялся Алешка.

И тоже сорвал аплодисменты.

— Вопросы есть? — спросил товарищ лейтенант.

Погалдели немножко, похихикали. В общем-то, такие беседы для нас редкостью не были — каждый год в сентябре их проводили милиционеры нашего отделения.

— А у меня вопрос есть, — неожиданно сказал участковый. — Даже не вопрос, а просьба. В последнее время на соседней с вашей школой стройке происходят странные события. Иначе как вредительством их назвать нельзя. Вы все время рядом, вы все очень глазастые и наблюдательные граждане. Поэтому я вас прошу: если вдруг заметите что-нибудь необычное, заслуживающее внимания милиции, срочно сообщите мне или прямо дежурному по отделению. Договорились?

— Договорились! — заорали мы всем хором. Нам понравилось, что участковый не стал подозревать нас в этих вредных проделках, а обратился к нам за помощью. Хотя мы и сами ломали головы — кто так настойчиво борется со строительством?

А директор придвинулся к Бонифацию и что-то проговорил ему в ухо. Похоже: «Это называется — пустить козла в огород».

Участковый сообщил нам все свои телефоны и попрощался. Директор поблагодарил его и заверил, что он тоже теперь всегда будет обходить стоящий трамвай «только спереди, но не сзади́!»

— Правда, — добавил он с сожалением, — трамваев у нас в районе нет.

— Зато будет совместная фирма «Кис-кис» по производству чупов и чипов! — выкрикнул Никишов.

Директор открыл было рот, но почему-то вдруг наступил на горло собственной песне. И, честное слово, мне показалось, будто в глазах его неумолимо сверкнуло: «Этому не бывать!»

Да, какие-то странные дела происходят в нашем коллективе. И вокруг него тоже…

Теперь мы ходили в школу, как в цирк. Ареной была строительная площадка. Там все время что-то случалось. Представление такое. Загадочное и непонятное. Будто какой-то фокусник творил вредные чудеса.

Сегодня, например, мы вдруг услышали со стороны стройки приглушенные вопли и стуки. Продолжались они до одиннадцати часов. Пока не приехал прораб. Он обычно приезжал к этому времени — получал с утра указания застройщика. А рабочие копошились на стройке с девяти утра.

Но сегодня они почему-то не копошились на стройке. Вместо этого мы слышали крики и стуки.

— Можно выйти, Игорь Зиновьевич? — спросил Никишов. Ясно — на разведку.

— А что? — обиделся Бонифаций. — Тебя не волнует судьба Анны Карениной? Или очень надо?

— Волнует, но очень надо. — Никишов даже жалостно сморщился, показывая, как ему «очень надо». И выбежал из класса.

Я сидел у окна. Мне хорошо было видно, как Никишов выскочил на школьное крыльцо и, приложив ко лбу ладонь от солнца, что-то рассматривал на стройке.

Вернулся он сразу после звонка на перемену. И радостно сообщил:

— На стройке опять ЧП! Кто-то запер бригаду в вагончике. Они там бушуют, а выйти не могут!

— Вот радость-то, — ядовито заметил Игорь Зиновьевич. — Только низкие души счастливы чужой бедой.

— А я не радуюсь. Я удивляюсь. Какой-то Робин Гуд воюет за справедливость.

— Неуловимый мститель, — покивал Бонифаций.

— Вы его осуждаете? — притворно ахнул Серега. — Непримиримого?

— Естественно. Этим бедным людям на стройке надо работать. Зарабатывать на жизнь. У них семьи, которые надо кормить.

Никишов немного смутился. Но ненадолго. И пробормотал:

— На чужой беде свое счастье не построишь. Вы сами говорили.

— Никишов, ты выше меня на целую голову. Но эта голова…

— Договаривайте, Игорь Зиновьевич, я не обижусь, — вздохнул Никишов. И сделал плаксивое лицо. — Я уже привык.

В одиннадцать часов приехал прораб и выпустил пленников. И пошел к директору. Он скоро у нас тут ночевать будет. Или учиться. У нас многому можно научиться.

Директор и на этот раз отбил нападение. И еще более решительно, чем прежде.

— Первому, которого поймаю, — шумел и грозился прораб, — надеру уши! Второму надаю по…

Тут он запнулся (все-таки школа), а директор подсказал:

— По затылку.

— Пусть будет по затылку, — согласился прораб. — А третьего отведу в милицию.

— Послушайте, — Семен Михалыч постучал ладонью по столу, — у вас уже три охранника. Какие могут быть претензии? Требуйте с них. Они у вас бездельники. Они только курят и пьют пиво. И непристойно выражаются.

— Ваши ребята все время вертятся возле стройки.

— Прогоните.

— Как же! Их прогонишь. — И он здорово передразнил кого-то из ребят писклявым голосом: — «А нам участковый велел! Мы милиции помогаем!»

— Участковый действительно обращался к ним, подтверждаю.

— А я вас предупреждаю! — завопил прораб. — Сегодня мне пригрозили увольнением.

— Послушайте, — директор опять постучал по столу. — У вас навязчивая идея. Нашим стадионом пользовался весь микрорайон. Вокруг футбольного поля даже несколько стариков по утрам друг за другом бегали. Почему вы привязались к моим мальчишкам?

— По-вашему, это старички дурацкие записки с ошибками пишут и технику безошибочно из строя выводят, да?

— Не исключаю, — улыбнулся директор. — Они, вполне возможно, вспомнили свое пионерское детство. Когда их учили не отступать перед трудностями и бороться за справедливость.

— Справедливость… — Прораб не нашел слов и хлопнул дверью.

А наш Лешка в последнее время стал задумчив. Размышлял. Хмурился. Что-то бормотал странное. То впопад, то невпопад. Однажды я от него услышал: «Чужими руками змею не убьешь».

— Какую змею? — спросил я.

— Пословица такая, — объяснил Алешка. — Мудрая, восточная.

Но главное — куда-то время от времени он исчезал.

— Где бегал? — спросила его мама.

— Ветер догонял, — лаконично ответил Алешка. Тоже, наверное, мудрой пословицей. И «расшифровал» ей же: — Искать правду, что ветер догонять.

Мама испуганно потрогала его лоб и покачала головой.

— Мой руки и ложись спать.

— Конечно, — отвечал Алешка. — Грязные руки пачкают и лицо.

Опять пословица. И где он их набрался?

А однажды он вдруг отказался от обеда.

— Что с тобой? — тревожно спросила мама. — Ты не заболел? Доконают тебя эти шипящие.

— Я уже обедал. В гостях.

— В каких гостях? — удивилась мама.

— У узбекских таджиков.

Я хмыкнул: «Узбекские таджики!» Хорошо еще, что не индейские чукчи.

— Они меня своим пловом накормили! — Тут Алешка сильно оживился. — Мам, ты тоже здорово плов делаешь. Но неправильно.

— Вот еще! — Похоже, мама немного обиделась. — Я его по книге готовлю.

Тут Алешка заважничал.

— А ты кладешь в него фрукты и овощи? Барбарис и мушмулу? А чтобы плов был золотистым, в него добавляют шафран. Вот!

— Где же я тебе мушмулу с шафраном возьму? — расстроилась мама. — А, кстати, что это за звери?

— Ну… — Тут Алешка немного скис. — Мушмула это, мам, такая штука… Вроде этой… как ее… А шафран — это краска такая, желтая… Поняла?

Мама кивнула.

— А олифу не надо добавлять? — спросила она серьезно. — Или гуашь? А давай, Лень, я вам яичницу на масляной краске буду жарить. Для красоты. Она вся разноцветная будет. Радуга на сковородке.

— Ты у папы спроси, — вывернулся Алешка и тут же выдал: — А плов надо есть руками! Так вкуснее.

— Кишмиш посоветовал? — рассердилась наконец мама.

— Он не кишмиш. Его зовут Абдукарим Абдукадырович. Очень хороший человек. У него на родине двое детей. Черноглазые такие. Он мне их фотографии показывал. И он, мам, все время пословицами говорит. И никогда не ругается.

— Не научился еще, — сказала мама.

— Я тоже, — сказал Алешка. — И не собираюсь.

В общем, выяснилось, что Алешка сильно подружился со строителями и частенько навещает их вагончик, где с аппетитом кушает руками восточный плов с шафраном. И слушает восточные пословицы.

Честно говоря, я до сих пор подозревал, что акции протеста на стройке без Алешки не обходятся. Более того, когда протест принял более решительные формы (в виде губок в выхлопной трубе), Алешка решил разведать — кто этим занимается, чтобы и самому включиться в борьбу. И его дружба с «таджикскими узбеками» — просто расчетливая разведка. Чтобы начался новый этап протеста.

Но, смотрю, что-то в Алешкином отношении к стройке стало меняться. Хотя частенько я видел его за секретными разговорами с Никишовым.

Но дальнейшие события стали развиваться совершенно неожиданно…

Позже я узнал, что разведку Алешка в самом деле проводил. Но совсем другую и совсем с иной целью. Впрочем, все по порядку…

Является Алешка домой. Вежливый такой и послушный. Сразу видно, клянчить что-то у мамы начнет. Он всегда, когда что-нибудь надо выпросить, подлизывается к ней немного. А маме это нравится.

Но оказалось все не так опасно.

— Мам, можно я одного мальчика к нам позову? С приставкой поиграть.

— Конечно, — сказала мама. И тут же уточнила: — Ни в коем случае: у меня сегодня стирка.

— Не понял, — признался Алешка.

— Завтра позови. У меня завтра пироги.

Вот так мы и живем: сегодня — стирка, завтра — пироги.

— А что за мальчик? — спросила мама. — Твой друг?

Алешка как-то странно взглянул на нее. Если бы мама в этот момент была повнимательнее, она бы прочла в его взгляде: «Скорее нет, чем да». Или ей на ум пришла бы восточная поговорка: «Хлопок с огнем не дружат».

— А кто такой, Лех? — спросил я. — Я его знаю? Из нашей школы?

Лешка кивнул.

— Кошкин. Из третьего «А».

— Лёвик? — безмерно удивился я. — Ничего себе!

Алешка пожал плечами.

Этот Лёвик Кошкин — замечательная личность. Его отец работает в правительстве Москвы, важный чиновник. А Лёвик ведет себя так, будто не его отец, а он сам такой чиновник. Он, даже общаясь с учителями, об этом не забывает.

— Зря вы мне двойку поставили, — нудит Лёвик. — Вот мой папа… — Ну, и так далее.

Вообще — противный пацан. Хоть и похож на Карлсона. Толстенький, круглощекий лакомка. И очень любит что-нибудь натворить. Только чужими руками. Чтобы попало не ему, а другим. Он заводной такой. Взбулгачит весь класс, дым коромыслом, парты вверх ногами, на доске какую-нибудь пакость напишет. Их учитель прибежит, как на пожар, — в классе все буйствуют. Всех надо наказывать. Только Лёвик один сидит себе смирненько, пухлые ручки перед собой — весь из себя сплошная дисциплина. Только между пухлых щечек узкие хитрые глазки поблескивают.

Лёвика часто подвозят в школу на большой черной машине. И Лёвик важно выходит из нее и направляется к подъезду, как большой министр. С портфелем. И часто говорит:

— Надоела нам с папой ваша убогая школа. Меня скоро переведут в частную гимназию. Или в колледж.

Поскорей бы уж!

И вот Лешка вдруг задружился с ним. Ох, неспроста!

Когда на следующий день я пришел из школы, дома славно пахло пирогами. И Лёвик был уже тут.

Он ходил по нашей квартире, с любопытством все осматривал и с осуждением говорил:

— А это ваш телевизор? Зачем такой старый? У нас дома три или четыре телека. И домашний кинотеатр. А это ваш холодильник? Зачем такой маленький? У нас дома три холодильника, а нам все равно не хватает…

«Жрете много?» — прочел я в Алешкиных глазах немой вопрос. Но тут вмешалась мама и усадила нас пить чай с пирогами.

Лёвик уминал пирожки, как Карлсон плюшки.

— А у нас дома пирогов не бывает, — бубнил он с набитым ртом. — Мы всякую вкусноту в магазинах берем. В супермаркетах.

— Тебе не нравятся мои пироги? — огорчилась мама.

— Нравятся, — признался Лёвик. — Только они у вас очень маленькие. Вот один раз папа принес с работы торт. Знаете, какой? Он еле в дверь пролез!

— Твой папа? — невинно спросил Алешка.

— Торт! — гордо ответил Лёвик и впихнул в рот очередной пирожок. — Вы знаете, кто мой папа?

— Вся Москва знает, — сказал Алешка.

— А вашего папу? — спросил небрежно Лёвик. — Его знает вся Москва? Он кто?

— Полковник милиции! — сказала мама с гордостью.

— А мой папа говорит, что он главнее всех генералов! — Лёвик отдышался и встал. — Ну, я пошел.

— Что же так скоро? — притворно вздохнула мама.

— Пирожки кончились, — откровенно признался Лёвик. — Я завтра к вам приду.

— А мы пироги не каждый день едим, — намекнула мама.

— А я каждый день ходить к вам не буду.

Огорчил, подумал я. Сейчас зарыдаем.

— Мне его жалко, — сказала мама, когда за Лёвиком закрылась дверь.

— А мне — нет! — жестко сказал Алешка. И добавил по привычке загадочную пословицу: — По сыну судят об отце.

— Тогда… — Мама вопросительно на него взглянула своими красивыми глазами. — Тогда я тебя, Алексей, не понимаю.

— Так надо! — скупо обронил Алешка. — А папе хоть пирожки остались?

Позаботился о нашем бедном полковнике. Которого не знает вся Москва.

— Конечно! — засмеялась мама. — Мы люди предусмотрительные, хоть у нас всего один телевизор.

— Да и тот старый, — усмехнулся Алешка.

А когда за ужином мама положила папе пирожки на тарелку, он шутя возмутился:

— Что так мало? Кто их все поел?

— Лёва Кошкин! — объявил Алешка, хотя, по правде говоря, он от Лёвика в поедании пирожков не отставал.

— Кошкин? — Папа вопросительно поднял бровь. — Знакомая фамилия. — И улыбнулся. — Лев Кошкин — хорошее сочетание.

— Ну и что? — сказала мама. — У нас вахтер — Карп Собакин. И никто не удивляется.

— Лев Мышкин еще есть, — добавил я.

— Это который идиот? — спросил Алешка.

Слышал бы тебя наш Бонифаций!