Морские небылицы восьмидесятых, или «Антилопа»

Валерий Екимов (2024)

На страницах этого сборника рассказов автор, следуя доброй традиции, которая сложилась в его творчестве, снова открывает волшебный временной портал, откручивая временной маховик назад в неблизкое прошлое. На этот раз он переносит читателя в Минную гавань одного из портовых городов нашей «великой и необъятной» страны в драматический и переломный момент времени — конца восьмидесятых годов. Точно переданный колорит каждого выхваченного во времени момента и атмосфера целой эпохи создают иллюзию полного погружения. Рассуждения на социальные, философские, психологические темы вкупе с забавными ситуациями и морально-этическими дилеммами вчерашних курсантов наталкивают читателя на серьёзные мысли о прошлом, настоящем и будущем. Кто знает, может быть, прочитав забытые истории-небылицы молодых лейтенантов, кому-то из нас и удастся найти многие ответы на так и не отвеченные до сих пор вопросы о том, кем мы были тогда, в то время, о чём мечтали и чего хотели добиться, кем стали теперь, а главное, кем будем завтра. Книга является логическим продолжением сборника рассказов «Курсантские байки восьмидесятых».

Вторая морская небылица

Без уважения в море нельзя

Рассказ

Это неправда, что у небольших корабликов и всякого рода других вспомогательных судёнышек военно-морского флота нет имен.

Очень даже есть, даже у катеров и шлюпок!

Чем меньше плавательное средство, тем ласковее и нежнее называют их моряки. К своим боевым товарищам, пусть даже самым маленьким и невзрачным, они относятся трепетно, нежно.

Ну, а как иначе-то?

Морская стихия — это тебе не ласковый курортный пляж. Она, что на открытом просторе в безбрежном океане, что в узкой гавани, на рейде не терпит пренебрежительного отношения к себе, с ней нужно с нежностью и трепетом, как с девушкой; уважением и почтением, как к родителям; боязнью и страхом, как к самому суровому наставнику, учителю. Отсюда и отношение у моряков к плавательным средствам как к живым, впрочем они и есть живые, особенно в минуты опасности, когда вдруг сами, без чьей-либо подсказки и помощи вынесут из разверзнувшейся под ними, казалось бы, неминуемой бездны, пропасти.

На флоте нет мелочей, нет ничего второстепенного и незначительного. За триста лет своего существования каждая мелочь здесь отточена до полного совершенства, присутствуя в том или ином, казалось бы, бестолковом действии, ритуале, обычае моряков. Потому-то даже последний буй на рейде, створный знак, ориентир, банка и даже иногда бочка имеют свои неофициальные, но по-матросски точные названия. Кто знает, может быть, по той же самой привычке моряки и в гражданской жизни дают имена и названия всем и всему вокруг себя, даже машине, даче, квартире, балкону, шкафу, себе.

У настоящего моряка имеется собственное суждение на всё и вся, даже в отношениях с Всевышним. Этим морские офицеры сильно отличаются от армейских, не говоря уж о том, что и разговаривают они на разных языках и в прямом, и в переносном смысле.

Да что там армейцы, менталитет действующего плавсостава не в состоянии понять даже обслуживающий флот персонал, которого, скажу по секрету, всегда в несколько раз больше, чем плавсостава: всевозможные многоуровневые штабы, тыловые службы обеспечения, медицинские учреждения, ремонтные терминалы, научные и учебные заведения, специальные и воспитательные службы, мобилизационные и прочие предприятия. Без них никуда! Но то, что очевидно настоящим морским волкам, часто непонятно и даже смешно околофлотским тыловикам. От этого, возможно, и появляются на необъятных просторах литературных волн множество всякого рода «юморных» историй о так называемом военно-морском маразме, выданных в свет, бесспорно, очень талантливыми мастерами слова, но по сути никакого отношения к флоту-то и не имеющими.

Ни один офицер флота Российского, который хотя бы раз выходил в кипящее море с вверенным лично ему экипажем, никогда не позволит себе юморить даже над самыми неуклюжими действиями салаги или тыловика, разделившего с ним все прелести походной жизни. Ну, разве что по-доброму подшутит над ним для острастки да науки, и не более того.

Без уважения в море нельзя!

Среди плавсостава нет и никогда не будет неуставных отношений, каждый член экипажа на своём боевом посту уникален, бесценен, по-своему незаменим! Для визуального общения на расстоянии моряки используют неподражаемый по грации флажный семафор, музыкальную азбуку Морзе, красочное разноцветие сигнальных флагов на мачтах и многое-многое другое. У них свой, понятный только им одним язык, с помощью которого истинные моряки с первых слов находят своих и так необходимое ныне человеческое понимание. Этот язык прост и удобен, а уж про его славяно-ордынский трёхэтажный колорит, основанный на пяти корнях и паре сотен приставок с суффиксами, думаю, и говорить незачем, ведь на флоте, как известно, матом не ругаются, на нём просто разговаривают, а это огромнейшая, принципиальнейшая разница с бульварной бранью зелёных юнцов. На флоте этот древнейший язык общения, кроме как высококультурным и даже единственно-правильным, никак по-другому и не назовёшь. Если вдуматься, без его краткости, выразительности и точности определения многих аспектов морской жизни русский флот просто-напросто остановился бы, рухнул, как Вавилонская башня в момент проклятия её Всевышним путём лишения строителей единого языка общения. В море не обойтись без чёткого, точного, всеобъемлющего понимания, уставные армейские команды плаца тут не пройдут. Многие абсолютно безвыходные ситуации в боевом морском походе решаются одним кратким красноречивым словцом-командой, без которого невозможно, никак невозможно, ну, совершенно!

Но в обычной светской беседе или даже просто в присутствии рядом не то чтобы дамы, просто гражданского лица, настоящий моряк никогда, — слышите, господа современные деятели культуры, всерьёз обсуждающие вопрос о разрешении использования мата на телеэкранах? — никогда себе этого не позволит! И не надо даже пытаться сугубо профессиональный язык использовать в произведениях искусства.

Во всяком случае, здесь его точно не будет.

Ну, а теперь не крикнуть-ка нам всем, добравшимся до этих строк, как, бывало, кричали курсанты восьмидесятых нашей великой и необъятной страны:

— Великому военно-морскому флоту ВИВАТ!

Почему великому?

Здесь не о чем спорить, достаточно взглянуть на статистику тех лет.

Впрочем, ныне флот снова в почёте. Он динамично развивается, востребован, а значит, и дорогие наши лейтенанты, вчерашние курсанты-гардемарины, вновь сталкиваются с теми же самыми вечными проблемами становления на своих первичных офицерских должностях, что и лейтенант Стариков в далёкие восьмидесятые. Очень не хотелось бы, чтобы то удивительное, неповторимое время кануло в Лету под звуки траурного марша перестроечного оркестра — в нём было столько всего необыкновенного и светлого, хотя подчас и непонятного, зачастую, казалось, консервативно застарелого и даже действительно маразматичного, но в итоге позволившему подняться нашему флоту вновь и идти дальше, вперёд.

— В море каждый не задумываясь обязан выполнить любую, самую, казалось бы, нелепую команду командира, даже подчас рискуя собственной жизнью, — помнится, наставлял молодых офицеров командир звена рейдовых тральщиков капитан-лейтенант Евгений Семёнович Нестеров.

Старожилы рассказывали, как когда-то на его корабле вперёдсмотрящий матрос первым обнаружил контактную мину непосредственно у борта корабля и, не раздумывая, по его команде ринулся в кипящее море оттолкнуть её от борта, чем в итоге спас всех от неминуемой гибели.

Что произошло с ним, матросом?

Эта их история, поведать о ней могут только они сами, хотя — кто знает? — может быть, лейтенант Стариков как-нибудь в разговоре случайно и обмолвится о том секрете его сурового и неразговорчивого первого наставника. О чём он поведёт речь в этих записках, лично мне, их обыкновенному летописцу, абсолютно неизвестно, ведь это его субъективный взгляд на ушедшие в прошлое далеко не автобиографичные, но в целом весьма правдивые морские истории-небылицы целого поколения шестидесятых.