Как я перестал плакать

Валерий Кагач, 2020

Истории взросления и побед над своими страхами. Как дружат мальчики и девочки. Собака такса – главный центр семьи! Жуткая история заброшенного пионерлагеря, двух подруг и ожившей статуи.

Как я перестал плакать

Как и все дети, я тоже плакал. Я не помню, чтобы я плакал только из-за боли. Также я не помню, чтобы я плакал только от обиды. Но я точно помню, как я плакал, когда и то и другое накатывало одновременно.

Самое раннее воспоминание — я, наверное, был совсем малыш, лет четырёх-пяти. И тут во дворе я увидел ЧУДО! Через толстый слой асфальта, разрывая его чёрную жирную толщу, проросли маленькие зелёненькие листики тополя из корней соседних больших деревьев. Тополь — действительно мощное дерево. Тополя многие не любят, потому что они цветут вездесущим пухом, похожим на пух одуванчиков. В южных городах в июне, а в Москве в июле вдоль тротуаров лежат целые бесконечные лужи пуха. Пух залетает в нос, в глаза, у некоторых появляется аллергия… Но! У тополя есть большое преимущество. Когда наша страна после войны лежала в руинах, в огне войны сгорели не только дома, но и деревья на улицах, вдоль дорог и в парках. Тут стали придумывать, что сажать на месте погибших деревьев. Тем более в таких засушливых местах, как Одесса! Деревья очень нужны в степных районах. Они создают тень, задерживают пыльные бури, собирают снег для того, чтобы на полях весной было много влаги для роста пшеницы и кукурузы. В Чикаго (такой большой город в Америке) даже на крышах специально сажают траву и деревья, чтобы лучше жилось людям. И тут наши союзники в войне из Канады предложили завезти в Советский Союз канадский тополь — самое быстрорастущее дерево в мире. За год тополь может вырасти на целый метр! А это сто сантиметров! Или целых тысячу миллиметров! И стали тополя сажать по всему истерзанному войной СССР. Вот он и показал свою мощь мне, пятилетнему, прорываясь через толстенный асфальт.

В восторге от увиденного, я побежал к другим детям во дворе рассказать о ЧУДЕ. Мне не поверили, и я предложил показать, почувствовав, что нахожусь в центре внимания всех детей двора. Желая побыстрее показать торжество живой природы над неживой, я побежал скоро, как только мог, к торчащим из асфальта листикам. Но тополь и его корни были гораздо мощнее, чем было видно по листикам. Почти по всему двору вдоль пятиэтажного дома корни тополя пытались пробиться наружу и во многих местах вспучили асфальт. Об один из таких бугорков я зацепился сандалией и упал на полной скорости голыми коленями на шершавый асфальт.

БОЛЬ и ОБИДА накрыли меня с головой, и неизвестно, что было сильнее. Разодранное до кости колено пугало своим видом и горело огнём, а обида от того, что я не смог доказать правду своих слов про листики, пробившиеся через асфальт, делали боль ещё невыносимее. Я рыдал в голос, и помню, как горячие слёзы текли по моим щекам. Благодаря этим слезам я и запомнил это происшествие из далёкого детства.

Наверное, я плакал и после этого, хотя в моей жизни не было много причин для слёз, потому что у меня было счастливое детство.

Но я точно помню, когда я плакал в детстве последний раз.

Из-за того, что мой папа был военным, мы часто переезжали в новый гарнизон, где у него была новая должность, а значит, мы жили в новом городе, и следовательно — новая школа с новыми учителями. И не только учителями, но и одноклассниками. Они, конечно, были разные. И умные и не очень. И драчливые и мирные. Естественно, в каждом новом месте меня проверяли на прочность. Практически раз в два года всё менялось. Одесса — две школы, потом Ошац, мааааленький городок в Германии. Потом Дрезден — красавец на берегу Эльбы со всемирно знаменитой картинной галереей. Потом Виттенберг-Лютерштадт — родина реформатора католической религии в протестантскую Лютера. Потом снова Одесса! Шесть переходов из школы в школу.

Но в Ошаце для меня эта проверка была впервой. Это было неожиданно, что меня просто хотели побить для развлечения. Отреагировал я для нападающих необычно. Они-то ждали, что я буду защищаться и драться. Но я просто расплакался от боли, несправедливости и обиды. Рассмеявшись надо мной, они всё ржали и не могли остановиться. Тут я, между прочим, понял, что в пятом классе веду себя как-то не по-мужски, и мне стало страшно стыдно. От этого я даже перестал плакать и побежал домой. И пока я бежал, я понял, что больше НИКОГДА-НИКОГДА не буду плакать. А чтобы не становиться лёгкой добычей всяких доморощенных хулиганов, я стал ежедневно по утрам заниматься спортом и записался на бокс. ПУСТЬ ТЕПЕРЬ ОНИ ПЛАЧУТ, А Я НЕ БУДУ!

Но драки я всё равно не любил.