Город в лесу. Роман-эссе

Валерий Казаков

Это произведение, в котором город – действующее лицо, равное главным героям романа. Они живут и меняются вместе, но каждый по-своему, совершенно не так, как того требует ход истории. Фантазия и реальная жизнь переплелись здесь настолько сильно, что порой трудно понять, где тут вымысел, а где быль, похожая на пророчество.

Зигзаги судьбы

Между тем жизнь в Осиновке продолжалась. В ней появлялись новые жилые дома, детские сады и школы. И, что самое замечательное, в Осиновке продолжали рождаться дети — новые граждане новой страны.

Первый ребенок у местного ветеринара Николая Киреева и его жены Лукерьи появился здесь в 1953 году.

Мальчика назвали Борисом. Он рос, кажется, не по дням, а по часам. Как все деревенские мальчишки, он был угловат и стеснителен. Зато к своим семнадцати годам Борис выглядел, как зрелый юноша, отслуживший в армии.

Характер он имел мягкий, но при этом обладал необыкновенной физической силой. И сила эта была у него какая-то природная, земляная, пришедшая как бы сама собой, без особых усилий. Потому что Борис с малых лет колол дрова, носил воду из колодца, убирал снег во дворе. Ни гирь, ни гантелей он не поднимал, к штанге близко не приближался, но с каждым годом все яснее ощущал в себе неуемную мужскую силу. Энергию, бьющую через край.

Всю зиму Борис ходил по Осиновке в свитере из черной овечьей шерсти, шапки и картузы никогда не носил, но при этом щеки у него всегда горели ярким румянцем. Волнистые волосы Бориса скатывались до плеч тяжелой русой волной. И когда на эти волосы ложились первые невесомые снежинки, когда таяли на них, превращаясь в мелкий бисер, то становилось понятно, отчего так много местных девушек сохнет по этому парню…

Хотя Борису всегда нравилась только одна. Та, которая отличалась от остальных вовсе не красотой и умом, не веселым нравом и скромностью, а тем строением тела, при котором девичья талия кажется особенно тонкой оттого, что бедра девушки непривычно широки. И, чем заметнее, чем контрастнее становились эти пропорции с годами, тем сильнее влюблялся в эту девушку Борис.

Это может показаться странным, но довольно часто во сне он видел вовсе не бледное лицо своей новой пассии, не её манящие глаза, а её большой соблазнительный зад, весьма живой и подвижный.

Несмотря на бойкий природный ум, в школе Борис учился плохо и очень рано получил пугающее прозвище Ломовщина.

В любой компании он легко находил себе друзей — ценителей мужской силы, людей, чувствующих себя уютно только под чужим крылом. Чаще всего именно эти друзья хлопали Боса по плечу и просили для общей потехи что-нибудь поднять или изогнуть. Борис охотно поднимал, изгибал, потом правил, краснея от усердия и удовлетворенно улыбаясь. За спор Борис переносил с места на место двухсотлитровую бочку с водой, перетаскивал на плече шестиметровые березовые бревна, упавшие с лесовоза на крутом повороте.

Постепенно о Ломовщине узнала вся округа. Приезжающие из соседних деревень мужики и бабы непременно спрашивали у случайных прохожих: «Где у вас тут богатырь живет? Уж очень на него посмотреть охота». И если встречали Бориса на дороге, то обязательно здоровались с ним, улыбались ему и долго смотрели вслед завистливыми глазами.

Между тем к восемнадцати годам Борис стал необыкновенно красив. Его красота была достойна мужчины — неброская, но мужественная. Это была красота молодого зверя, которому под силу справиться с любым известным на земле хищником. Однако он не разучился и стесняться. Густо краснел, когда говорил с девушками, боялся поднять на них глаза и выражал свои мысли как-то туманно, невпопад, от скованности путая слова.

Сейчас даже замужние молодухи стали на него заглядываться. Это были жадные и обольстительные взгляды. Это были взгляды оценивающие и вместе с тем обреченные на непонимание, потому что небольшие размеры Осиновки не оставляли надежды на тайну. Борис тоже иногда с вожделением глядел на местных молодух, пытаясь найти среди них самых соблазнительных, но таких, как Лариса Попова, не находил.

Года три уже прошло с той поры, как понравилась ему Лариса, но сказать ей об этом он всё никак не решался. Смелости не хватало. Да и Лариса при встрече с ним всегда делала вид, как будто ничего не замечает, ни о чем не догадывается. Даже после того, как Катька-раскладушка Бориса с танцев увела, Лариска не опомнилась.

Зато Борис после этого случая сник.

Он вдруг понял, что сладость женщины вовсе не в формах, а в чувственном опыте, в зрелости желаний. Он пришел к Катьке еще раз, потом еще и вдруг осознал, что не сможет без нее жить, хотя это, наверное, и не любовь вовсе, а какая-то мучительная тяга.

Худая, как вобла, широкоплечая и узкозадая Катька с копной рыжеватых волос, увядающая красавица с темно-синими глазами, горячая в постели и постоянно замерзающая на легком ветру, — она перевернула в сознании Бориса его представление о настоящей женщине, о женской страсти и женской нежности.

В восемнадцать лет он решил, что обязан на Кате жениться. Кажется, ничего более нелепого нельзя было придумать. Сорокалетняя женщина выглядела рядом с ним, как мать, но его предложение восприняла с радостью и даже всплакнула от неожиданности. Он, конечно, не подходил ей по возрасту, но как мужчина очень даже устраивал. Пугало Катю только мнение окружающих, потому что она имела славу распущенной женщиной, а семья Киреевых всегда отличалась большой строгостью нравов.

Николай и Лукерья узнали о намерениях сына последними. Лукерья заплакала. Николай долго хмурился и почесывал свою лысеющую голову, медленно повторяя:

— Вот те на, елки-палки, огорошил сынок. Удивил!

Потом как-то подозрительно быстро успокоился, порылся в старых чемоданах, что хранились на полках в клети, и вскоре вышел к сыну с золотыми карманными часами.

— Вот, тебе на свадьбе подарю. Они сейчас дорого стоят.

Мать только руками всплеснула:

— Совсем одурел старик!

Кто тогда мог предположить, что до свадьбы дело не дойдет. Что в один из тихих летних вечеров придумает мельник Федор сменить на колхозной мельнице жернов, и вместо четверых мужиков, шутки ради, позовет одного Бориса. Долго будет расхваливать его богатырскую силу, а потом, как бы между прочим, намекнет, что с бабами баловаться — это дело нехитрое, а вот жернов поднять еще никому в одиночку не удавалось. Кишка тонка.

— Поспорим, — по инерции предложит Борис.

— О чем это? — с наигранным непониманием отзовется мельник.

— Что жернов твой один сниму и из мельницы выкачу.

— И выкатывать не надо. Ты только сними, а я тебе за это литру водки поставлю.

И действительно, Борис жернов снимет, и все присутствующие будут хлопать его по широкой спине, называть молодцом, пить за его здоровье, добытую в споре водку.

Но, как это часто бывает в «честной компании», вскоре водка закончится, а веселье будет требовать продолжения. Выпитого мужикам покажется мало. Мужики начнут рыться по карманам, собирать гривенники, но денег не найдут. И тогда нахальные взоры обратятся к мельнику, который с пониманием улыбнется и, взглянув на широкие плечи Бориса, предложит:

— Дам, мужики тому, кто этот жернов поднимет выше головы.

И мужики удивленно переглянутся, а потом, как бы спохватившись, заговорят:

— Да кто же ещё на такое способен? Разве что Борис. У него сила неоколесная…

И начнут упрашивать Бориса хором:

— Уважь мужиков, богатырь. Подними жернов ещё раз.

И дрогнет на этот раз Борис, исчезнет с его лица беспечная улыбка, появится в глазах тайный испуг.

— Неудобно же браться-то за него, мужики. Жернов круглый, как огурец… Кто мне его на плечи-то положит?

— Да мы положим. Мы. Только ты от спора не отказывайся. Мельник слов на ветер не бросает. Мы с него еще литру вымолотим… Уважь мужиков, посочувствуй.

— Да я ничего. Я попробую.

— А уж мы тебе подсобим.

И поднимут разгоряченные мужики огромную каменную глыбу, и подставит под нее свои плечи Борис.

— Ты только долго не тяни. Поднимай сразу, — скажут и отойдут от парня в сторону. А потом с тревогой увидят, что он зашатался от напряжения.

И тогда решится один из мужиков помочь Борису, но будет уже поздно. Рухнет на землю Ломовщина. И разнесется по всей округе резкий отчаянный крик. А жалостливый мужик с перебитой ногой будет корчиться рядом с Борисом на холодной земле и зло стонать:

— Зачем вы это, а? Мужики. Зачем? Ведь знали, что не под силу. Зачем?

— Дак, хотели как лучше, — станут оправдываться мужики.

— Хотели выпить ещё…

С того дня в Осиновке не будет больше молодого красавца по прозвищу Ломовщина. А вместо него появится Борька — калека, которого длинными летними вечерами будут вывозить к реке младшие братья на самодельной тележке с блестящими велосипедными колесами, прикрученными к кожаному креслу.

Борис будет долго сидеть в этом кресле на пустынном речном берегу, глядя вдаль печальными глазами и сжимая в руке маленький томик стихов поэта Сергея Есенина…