В закрытом гарнизоне-2

Валерий Николаевич Ковалев

Сборник рассказов, баек, стихов и мыслей из жизни военных моряков-подводников. Исполнен в легком познавательном жанре. Для повышения жизненного тонуса и настроения.

Наколки

— Во-во, именно так и малюй, — встряхнув цыганским чубом, затягивается беломориной Жора Юркин и стряхивает пепел в иллюминатор.

Высунув кончик языка, и сощурив прозрачные глаза, экипажный художник Витька Бугров, макая в пузырек с черной тушью умыкнутое у штурманов стальное перо «рондо», изображает на листе кальки свой очередной шедевр.

На нем силуэт атомной подводной лодки, на фоне «розы ветров» и земного шара, а внизу, витиевато выполненный вензель «КСФ»

Потом все это будет перенесено на предплечье очередного клиента, обколото тремя, связанными вместе иглами и станет подтверждением его славной службы в подплаве Северного флота.

Этот самый клиент и мой ближайший друг Витька Допиро, сидит напротив Бугрова, шевелит кошачьими усами и с интересом пялится на шедевр.

— Слышь, Бугор, — уважительно обращается он к художнику. — А ты можешь изобразить кочегара, как у боцмана на жопе?

— Могу, Витек, могу, — мечтательно бормочет тот и принимает от Жоры дымящийся бычок.

У боцмана, мы видели в бане, на левой ягодице выколот забавный кочегар в тельнике, в руках у которого исчезающая в определенном месте кочерга, а на правой, вырывающиеся оттуда клубы пара. При ходьбе все это приходит в неповторимую гармонию и вызывает у зрителей неописуемый восторг.

Наколки на всех флотах мира существуют со времен Колумба, и наш, Северный, не исключение. Они есть у многих офицеров, мичманов и даже адмиралов. Не так давно на лодке побывала комиссия из Москвы, возглавляемая Главкомом, и на пальцах одного из сопровождавших его адмиралов было выколото «ВАСЯ».

— Ну, вот и все, — удовлетворенно хмыкает Бугор, и мы с интересом рассматриваем его очередное творение.

— Молоток! — хлопает художника по плечу Жора и, аккуратно свернув кальку, передает ее Витьке.

На следующий вечер, после ужина, мы втроем — Жора, Витька и я, идем в плавбазовскую баталерку. Там нас уже ждем местный спец по наколкам — Степка Чмур.

— Ну че, принесли? — вопрошает он и кивает на стоящие у стола «банки»¹.

Мы молча усаживаемся, Витька поочередно извлекает из-за пояса наполненную доверху плоскую бутылку с «шилом»², а из кармана, исполненный Бугром рисунок.

— Тэ-экс, поболтавв руке посудину, разворачивает Степан кальку. — Путевая трафаретка. Колем?

— Ну да, — солидно кивает Жора, а Витька с готовностью стягивает с плеч робу вместе с тельником.

На выпуклой груди, справа, у него уже красуется Нептун с русалкой, наколотые еще в учебке, а на правой, хорошенькая головка девушки.

Между тем Чмур готовится к операции, и на столе поочередно возникают многоцветная шариковая ручка, плоская жестяная коробка с иглами, а также флакон с синего цвета густой жидкостью.

— Личная рецептура, — свинтив с него крышку, сует Степка флакон в нос Витьке. — Жженая резина, спирт и чернила.

— А я от нее, того, не гигнусь? — с сомнением нюхает тот смесь.

— Не ссы, Витек, — подмигивает ему Чмур. — Все будет как в лучших домах ЛондОна! Садись-ка ближе.

Верить Чмуру можно. Добрая половина плавбазовских щеголяет мастерски исполненными им наколками, и у Степана нет отбоя от ценителей художественной росписи.

Допиро с готовностью усаживается рядом с мастером, тот хватает его за руку и, поглядывая на рисунок, быстро воспроизводит его синей пастой на левом предплечье.

— Ну, как?

— Глаз — алмаз, — пододвигаемся мы ближе и цокаем языками. — Давай, Степ, запыживай.

Насвистывая какую-то мелодию, Чмур достает из ящика стола индивидуальный пакет, отрывает кусок бинта и обильно смачивает его спиртом. Потом то же самое проделывается с иголками, и таинство начинается.

— Т-твою мать, — шипит побелевшими губами Витька, и на его лбу выступает пот.

— Ниче, — строча макаемыми во флакон иглами по контуру рисунка на руке, — тянет Чмур. Из возникающих проколов струится кровь, которую, время от времени, он промокает бинтом.

Зрелище не для слабонервных, и мы с Жорой закуриваем.

— А мне? — хрипит Витька, и я даю ему несколько раз затянуться.

Минут через пять Степа откладывает иглы в сторону, дает Витьке немного отдохнуть и тоже тянет из пачки сигарету.

— А вот вам военный анекдот, — окутывается он дымом. — Наш боцман рассказал.

Притаскивают, значит в госпиталь после боя моремана. Конец осколком оторвало. Кладут на стол, врач зашивает, что осталось, а операционные сестры, видят на обрубке наколотые буквы».. ля». Приходят после операции в палату и интересуются «товарищ краснофлотец, а что у вас на пипке было написано? Валя, Оля или Юля?»

Тот посмотрел на них и говорит — там было написано «Привет ивановским ткачихам от моряков Севастополя».

— Га-га-га! — корчатся все от смеха, и Жора давится сигаретой.

Потом таинство продолжается.

Спустя час работа завершена, и на багрового цвета Витькином предплечье, красуется синяя наколка.

— Да, сделано путем, — после тщательного осмотра констатирует Жора.

— Какой разговор, — пожимает плечами Чмур, и еще раз протирает спиртом свое творение. Через пару дней опухоль спадет, и все будет в ажуре.

Потом мы разливаем остатки в извлеченные Чмуром кружки, разводим водой из крана и «обмываем» наколку.

На следующее утро у Витьки поднимается температура, и мы тащим его после подъема флага в корабельную санчасть.

— Докололись, мать вашу! — возмущенно орет на нас лодочный врач Алубин, и, осмотрев больного, сует ему горсть таблеток. — Пей!

Впрочем, орет он не совсем искренне. У старшего лейтенанта тоже имеется наколка. Причем весьма импозантная и выполненная цветной тушью.

Затем он что-то черкает в журнале приема, определяет Витьке один день постельного режима, а мы уходим на лодку.

В следующую субботу, в окружении прочих интеллектуалов, Допиро целеустремленно «забивает козла» в кубрике, к Чмуру отправляются еще два клиента, а великий художник Бугров, в окружении почитателей его таланта, живописует на кальке, готовящегося к претворению в жизнь кочегара.

Примечания

1

табурет на флоте

2

спирт-ректификат