Варварский берег

Валерий Петрович Большаков, 2015

Олег Сухов, выходец из нашего времени, отменный боец и капитан пиратов, покинул Карибское море. Он больше не пират. Теперь он служит королю Франции, истребляя пиратов с Варварского берега, алжирских да турецких, держащих в страхе всю Европу. Вопрос: зачем Сухову Варварский берег? Ответ: там, у границы Сахары, стоит таинственная Крепость ифритов. Вот она-то и нужна нашему герою! Но только добраться до нее ой как непросто.

Глава 4,

в которой сбывается пророчество

Суматоха на корабле поднялась лишь на другой день, да и то ближе к обеду, когда вахтенный матрос обнаружил Яна Якобсзоона Мауса мертвым.

Криков хватило. Многие ли поверили в несчастный случай, было неясно, хотя кто-то из офицеров не поленился спуститься на нижнюю палубу, чтобы подергать дверь гауптвахты, запертую на засов. Не придерешься.

Старый Йохан, скорее всего, догадался, чьих это рук дело. Во всяком случае, в тот день у Олега в меню было мясное рагу гюцпот и густой гороховый суп снерт.

В начале третьей недели бриг вошел в лабиринт проток, каналов и островов, выбираясь к Роттердаму.

В городишке том проживало тысяч двадцать жителей, но был Роттердам богат — именно сюда прибывали корабли из Нидерландской Ост-Индии, с полными трюмами пряностей, индиго, сахара, красного дерева и прочего колониального товара.

Сухов прислушивался. «Миддельбурх» шел всё медленнее, пока не качнулся у причала, со скрипом притираясь бортом.

С прибытием вас, товарищ Сухов…

Не сразу, но за Олегом пришли. Хмурый профос отворил дверь, и двое дюжих матросов с опаской шагнули в вонючее узилище.

— Я сам, ребятки-зверятки! — ухмыльнулся Сухов, только что успевший привязать к ноге нож — короткие штаны едва прикрывали оружие.

Поднявшись на палубу, он поневоле прикрыл глаза — яркий свет дня слепил его, как сову, сдуру вылетевшую из дупла в полдень.

Моргая, Драй ничего не видел за слезами — всё расплывалось. Но на слух не жаловался. Команда брига желала ему всех благ на новом поприще:

— Месяц точно протянет!

— Полгода! Спорим?

— На галере-то? Да они там мрут, как мухи перед зимой!

— Этот-то здоровый…

— Ну жирок с него быстро сгонят! А после и мясцо!

— Подумаешь! Кости-то останутся.

— А с них самый навар!

— Га-га-га!

— Ну и откормили же мы кабана этого…

— Во-во! Хватит уж ложкой черпать, пора на весло переходить!

— Не обделайся с натуги!

— Гы-гы-гы!

Жмурясь и щурясь, Олег протопал по сходням на пристань, где его торжественно передали на попечение суровой страже в темных кафтанах и шляпах, штанах и сапогах.

И безо всяких там бантиков и прочих финтифлюшек.

— Желаю приятно провести время! — издевательски сказал и. о. капитана брига, узкоплечий лейтенантишка. Он едва сдерживал прорывающийся хохот. — В увеселительной прогулке… на галере!

— Чтоб вам всем попередохнуть! — от всего сердца пожелал Сухов.

В одних штанах, он ежился от ветра, гулявшего вдоль каменных купеческих домов, слепившихся боками, как пельмени.

Впрочем, идти пришлось недолго — бревенчатый барак для шиурмы, как звали гребцов галер, располагался неподалеку, всё на том же берегу Ньиве-Маас, грязноватой роттердамской речушки.

Вели Олега пятеро — четыре стражника во главе с ундер-офицером, чей статус выдавал широкий красный кушак, обмотанный вокруг пояса.

Барак с гребцами и вовсе целый десяток мушкетеров охранял.

В темноватой пристройке Сухова деловито обыскали, отобрали нож, зато выдали две казенных серых рубахи, две пары нижнего белья и пару чулок, плащ из толстого сукна, кафтан из красной пряжи, подбитый белым холстом, короткие широкие штаны и колпак, опять-таки алого цвету.

Вся эта одежка выдавалась раз в два года.

Столь долго задерживаться на галерах Олег не собирался, но зачем об этом знать посторонним? Огорчатся еще.

Толстый сердитый чиновник что-то спросил его недовольно по-голландски, а Сухов возьми да и ляпни на «великом и могучем»:

— Не понимаю!

— Московит? — оживился толстяк, переходя на корявый русский. — Самеч-чательно! У нас уже есть четферо тфоих соо-течес-тфенник, будешь пятым — и загребным! Эй, Пауль! Этого обрить и остричь. Прикуешь к нашей четверке. Галера «Нептунус». — Слушаюсь, экселенц…

Очень быстро Сухов лишился не только воли, но и усов с холеной бородкой, и длинных своих волос.

«Оболванили!»

Ничего, удобней будет парики носить — мода такая…

Олега ввели в сумрачный зал, где на деревянных помостах, прямо на досках, сидели и лежали гребцы-галеотти, как их звали венецианцы.

На галере «Нептунус» было пятьдесят два длинных и тяжелых весла, по пять гребцов на весло.

Если точно, то пятьдесят одно — вместо одной из скамей-банок по центру левого борта располагался очаг для готовки.

Выходит двести пятьдесят пять галеотти.

Вся эта вонючая разноголосая шиурма делилась на три категории: на добровольцев, которых стригли наголо, как всех, но дозволяли носить усы, на каторжников и рабов, лишенных подобной вольности.

Гребцы-волонтеры получали кое-что за свои труды, они свободно ходили днем с колодкой на ноге, а вот каторжников с невольниками могли и вовсе на берег не пустить.

Так и ночуй на узкой скамье или под нею, прикованный. И без удобств.

— Сюда, — буркнул кузнец, указывая Сухову на четверых бритоголовых, сидевших в рядок с краю помоста.

Олег остановился. Сердце дало сбой. Шурка Пончев. Ярик Быков.

Этого не могло быть, но вот же они! Сидят, на него таращатся. А это кто с ними? Да никак Паха с Жекой! Сбылось…

— Привет, — сказал Сухов и уселся, подставляя левую лодыжку кузнецу.

Тот ловко приковал Олега цепью к общим кандалам «московитов».

— Пр-рывет! — завопил Пончик, подскакивая и гремя кандалами.

Тут уж все бросились к Олегу, до смерти напугав кузнеца.

— Ёш-моё! Ну, вообще!..

— Здорово, блин!

— Нет, ну это надо же, а?! Угу… — Понч, как эта пятерка называется?

— Какая?

— Ну пятеро гребцов, скованных одной цепью! Не бригада, а…

— Бранкада! Угу…

— Во-во! Это мы и есть!

Сухов тоже радовался. Как увидел, так и всё — радость великая, надежды лучащиеся.

Да само появление людей оттуда, из будущего, — это уже как обещание! И… впятером — лучше.

Одному в чужих временах, может, и вольготнее, но трудней — даже словом не с кем перемолвиться.

Не посторожит никто, когда ты с ног валишься. Не прикроет спину.

А тут — вон, сразу четверо друзей, боевых товарищей, не раз проверенных в деле.

Шурик, он же Пончик. Пухлощекий интеллигентлиберал, врач по образованию, домосед по призванию. Верный Санчо-Панса, Шурик не отставал от Олега и на Руси, и в Византии, и в Орде.

Яр Быков. Невысокий, плотный мужчина лет тридцати с небольшим, со смазливым лицом, полногубым и круглощеким, с задранным носом и лопухастыми ушами. Немного фат и позер, всё мечтал попаданцем стать, и — «сбылась мечта идиота».

Женька Комов и Пашка Лобов. Здоровяки-десантники, по дурости угодившие в X век, да так там и оставшиеся, — понравилось им в «мрачном Средневековье». Как говорится, нашли себя.

— Что, Жека? — спросил Сухов, ухмыляясь. — Это самое… выбросило?

— Еще как… — вздохнул Комов. — Блин, дурацкая эта физика!

— Ничего. Нас с Пончем только с третьего раза добросило. Как там Витька говаривал? «Кольцевой ретросдвиг с двадцатилетним радиусом». Трижды Т-кольцо замыкалось. Это самое… сначала нас из IX в X закинуло. Лет тринадцать прошло, и фьюить — в XIII! И только потом домой попали, в родимый XXI. А из какого вас?

— Из 962-го, — грустно сказал Евгений. — У нас уже и лодья своя была, и дружинка малая. Вот, блин!

— Ага, мы как раз по Непру плыли, — подхватил Павел. — Ну у вас тут бают Днепр. Ой, да ты ж в курсах, сиятельный!

— В курсах, — улыбнулся Олег.

— Ага… И вдруг как полыхнет сиреневым, а потом сразу туман голубой. И всё! И на Украине мы. Нас там чуть русскими шпионами не объявили! Еле через границу прошли. А чё делать? Ни паспортов, ничего! Хорошо, хоть золотишко при нас было. Переоделись, на попутках до Москвы доехали и сразу к тебе. А там Елена твоя. Так и так, говорит, пропал Олег, канул в век семнадцатый, да и с концами!

— Витёк наш чуть не убил своих научников, — хихикнул Быков, — решил, что это они напортачили. А там вообще не понять что. Короче говоря, накрылся тот портал, что в «Скале веков». Давай мы новый высматривать…

— А в Алжире не искали? В крепости карфагенской?

Пончик выпучил глаза.

— Так мы ж оттуда как раз! Ты тоже знаешь про то место?

— А что делать? — усмехнулся Сухов. — На ПМЖ тут оставаться?

— Витька долго искал, пока ему один таджик-гастарбайтер не подсказал. Есть, мол, странное место в Юр-Тепе, на Памире. Акимов туда, и точно — есть портал! Ёш-моё… Только откроется он аж зимой, а самое нехорошее, что мёбиус-вектор там не действует, плюс ко всему еще и перемещение в пространстве. То бишь войдешь в Юр-Тепе, а выйдешь где-то в Туркмении. Или в Иране. Не помню, в каком-то античном храме, что ли… Зато Витька нашел там одного интересного типа, зовут Терентий Воронов. Он-то и дал подсказку насчет карфагенской крепости. Батек мой живо всё организовал, проплатил, и мы всей толпой в Алжир ломанулись!

— Типа, археологи, — вставил слово Лобов.

— Типа, — кивнул Ярослав. — Крепость там действительно карфагенская, а называют ее Нур-и-Дешт. — Как обсерваторию в ефремовском рассказе! Угу… — Или Крепость ифритов!

— Витька сразу определил, где портал, и пошли мы таскать все эти хроностабилизаторы, активаторы… А мы с Пончем в эти подались… в хрононавты.

— Хренонавты, — хмыкнул Шурик. — Тебя спасать решили. Угу…

— Ёш-моё! Кто бы нас теперь самих спас! — хохотнул Быков.

— А вот! — Пончев хлопнул по плечу Олега.

— Так вас местные повязали?

— Ну! Километров пять прошагали, и всё — человек десять янычар, как из-под земли! С ятаганами своими, с карамультуками, на верблюдах. Мигом в невольники определили! Ну парочку мы уделали-таки, но всё равно один-ноль не в нашу пользу…

— Помнишь, Комок, как того турка мочканул?

— Было дело…

— А потом нас один странный персонаж выкупил, — криво усмехнулся Шурик. — Такой… не разобрать даже, то ли молодой он, то ли старый. В черной мантии, главное, на этого похож, на Северуса Снейпа из «Гарри Поттера». Волосы длинные, черные, сосульками, бритый, а на щеке шрам такой — на «Х» похожий или на «икс»…

— Не выкупил, а купил по дешевке! — оспорил Яр. — Ёш-моё! Отвез на Мальту и перепродал голландцам.

И вот, здрасте, приехали — шаурма!

— Шиурма, — поправил его Пончик. — Ты не всё видел, Яр. Этот, который в мантии, поднялся на тот же фрегат, что и мы. Только нас в трюме держали, а он, наверное, каюту занял. Зачем, спрашивается?

— Ой, опять ты! — поморщился Быков и обернулся к Олегу: — Шурка в конспирологи записался. Считает, что тот наш купец и впрямь к темным искусствам отношение имеет!

— А зачем тогда он именно нас купил и в Роттердам доставил? Там же рабов было — миллиард тыщ! А выбрал нас. Знаешь зачем? Я только сейчас понял! Чтобы мы все встретились здесь!

Ярослав демонстративно закатил глаза.

— Понимаешь, Олег, — заговорил Пончик, — тут два варианта. Либо этот «темный» — хранитель врат, и ему надо было сделать так, чтобы мы встретились и поскорее убрались из этого времени, либо он… ну не знаю… регулятор, что ли! И его задача — удалить нас от портала. Угу.

— Угукало ты наше, — ласково проговорил Яр. — А что ему мешало выкупить нас — и утопить, скажем? Мы же рабы! Никто бы ему и полслова не сказал. А он нас в Роттердам потащил!

— Выходит, он знал, что Олег окажется именно тут, — настаивал на своем Шура. — Угу…

— Допустим. И что теперь? Раз уж все в сборе? Можно нас и в расход? Мило! А что, по очереди нас уже никак не одолеть? Сначала нас четверых, а потом одного Олега!

— Слушай, чего ты ко мне пристал! — рассердился Пончик и обернулся к Сухову: — Лучше расскажи, как ты здесь, что делал. Пиратствовал небось?

Олег усмехнулся.

— С Генри Морганом Маракайбо грабил и Панаму…

Он рассказывал о своих приключениях не спеша, и ему было приятно их внимание, сопереживание, какая-то мальчишеская зависть.

А в самом-то деле, разве не занятным вышло его «попаданство»? Один «ягуар-оборотень» чего стоит!

А долгое «бродилово» с Франсуа Олонэ? А как они в Маракайбо всю испанскую эскадру на дно пустили? А как индейские пирамиды грабили во славу последнего вождя майя? Как в «баскетбол» сыграли, где проигрыш был тождественно равен гибели?

Нет, есть что вспомнить…

Когда Сухов закончил «дозволенные речи», он потянулся, и кандалы угрюмо брякнули, напоминая о грубой действительности.

— Здорово!.. — сказал Шурик впечатленно.

— Кино и немцы! — поддакнул Лобов.

— Ёш-моё… — протянул Яр и подтащил к себе оковы. — Когда на волю, сиятельный?

— Когда в море выйдем, — серьезно ответил Олег.