Проклятие Микеланджело да Караваджо

Валерий Скурихин

1945 год. Штурм Берлина. В пылу сражения в одной из башен Flakturme, где хранились произведения искусства, вспыхивает пожар. Гибнут тысячи произведений великих художников различных эпох. В том числе – несколько работ Микеланджело да Караваджо. Впоследствии выясняется: возможно, несколько картин удалось спасти. Среди них – картина Караваджо «Портрет куртизанки». Длинная череда интриг, кровавый след тянется как за женщиной, которая на ней изображена, так и за самой картиной. Поиск портрета растягивается на десятилетия, пока за это не берется художник-реставратор, искусствовед и авантюрист Григорий Вишневецкий. Уже в наши дни он, со своими подельниками, выходит на след пропавшего полотна. Ценой неимоверных усилий в его руках оказывается портрет роковой женщины, злого подарка любви великого Караваджо, знаменитой римской блудницы Филлиды Мелодрони. Но правда ли, что это подлинник? Правда ли, что шедевр восстал из пепла? Правда ли, что сам художник умер от малярии, а не стал жертвой кровной мести?

Глава вторая

Наследие полковника Кулебяки

Весна бушевала в городе Кременограде вовсю. Жгучие солнечные лучи нещадно заливали его улицы и переулки, площади и скверы, спортивные площадки и загаженные от зимних непогод дворы. Снежные проплешины еще белели кое-где по углам улиц и закоулков, но газоны уже зеленели небогатым городским разнотравьем, на березах пробивались зачатки листвы и многочисленные воробьи азартно плескались в многочисленных Кременоградских лужах.

Поставив машину на стоянку Кулебяка, как и все встряхнувшиеся от зимней спячки жители областной столицы весело шлепал по этим лужам, подставляя лицо теплому, свежему весеннему ветерку. Настроение у него было приподнятым и он с удовольствием глазел по сторонам, словно впервые замечая, что мир не замыкается только на столь привычные ему инструкции, рекомендации, Сертификаты соответствия, лицензии и заключения экспертов.

Возвращающиеся с работы суровые кременоградские мужики кучковались возле известного заведения «Кременоградские пирожки», где местные мастера готовили изумительную выпечку и щедро наливали горячительные напитки. Осоловевшие от возлияний посетители заведения вываливались наружу, покурить и шумно спорили об особенностях грядущей весенней рыбалки, приближающемся садово-огородном сезоне и непутевой политике американского президента Трампа, который никак не может совладать с китайскими товарищами. Глядя на них Алкаше тоже до боли захотелось заглянуть в эту пирожковую, выпить кружечку пива, но одна мысль об этом пугала: «А что если там его застанут подчиненные? А что если это дойдет до самого Поликарпа Евсеевича?»

Тем не менее, весеннее настроение эта маленькая заминка Кулебяке не испортила. Домой он пришел бодрым, веселым что вызвало у Полины Сергеевны неудовольствие. Она даже подумала, не завел ли Аркаша отношения с какой-нибудь очередной вертихвосткой?!

Полине Сергеевне было чего опасаться. По себе судила. Когда-то она имела неосторожность увлечься не совсем молодым и женатым прокурором Петром Осиповичем Кулебякой, который казался ей человеком пылким и в чем-то даже романтичным. Молодая москвичка бросила свое сердце к его ногам, чем он, подлец, и не преминул воспользоваться. С первой женой она его, конечно, развела. Благо, детей у них не было. Однако счастья это ей не принесло. Ушлый жук Петр Осипович жил душа в душу с новой женой недолго. Довольно быстро жизнь его вошла в привычное русло. Он с рвением делал карьеру, интриговал, брал взятки, крышевал сомнительные заведения, волочился за юбками, по-крупному играл в карты и пускался в пьяные загулы. Начальство ценило его за преданность, исполнительность и умение держать нос по ветру. Эти ценные качества передал ему по наследству ветеран борьбы с буржуазными пережитками, преступностью и антисоветчиной заслуженный деятель правоохранительных органов полковник Осип Никитович Кулебяка, грудь которого была усеяна многочисленными правительственными наградами.

Полина Сергеевна купалась в достатке и пользовалась всеми привилегиями отечественной элиты. Жили они с мужем в прекрасной четырехкомнатной квартире на Юго-Западе Москвы и часто ездили отдыхать за границу. Казалось, такая устроенная жизнь могла продолжаться долго и счастливо. Но однажды Петр Осипович со товарищи попался под горячую руку новой властной метлы. Она замела их на крышевании игорного бизнеса в Москве и Подмосковье. Борзые писаки быстро раздули начинающийся скандал и попытки быстро замять его успеха не имели. Лучшие адвокаты страны грудью встали на защиту обиженных прокуроров и прочих уважаемых товарищей. Однако помогло это только отчасти. Кое кого из числа неприкасаемых даже ненадолго посадили. Кто-то был вынужден уйти их органов и сам податься в адвокаты. Кто-то успешно свалил за кордон. Петр Осипович предпочел откупиться — квартиру в Москве пришлось срочно продать. Зато на службе его оставили. Правда, сплавив с глаз подальше в заштатный городок, не столь, впрочем, отдаленный от столицы. Кулебяка воспринял это как тяжкое оскорбление и пустился во все тяжкие. За годы его прокурорства в городе к нему накопилось много вопросов. Но преждевременная кончина Петра Осиповича спасла от дальнейших разоблачений.

Все эти тяжкие годы надежным щитом и опорой для Кулебяки была его жена, Полина Сергеевна. Она быстро вошла в курс дел и все накопленное непосильным прокурорским трудом добро по справедливости досталось ей. А добро это было обильным. Полине Сергеевне досталась роскошная квартира, загородный дом, пакеты акций в различных коммерческих структурах и одном банке, чемоданы наличности и даже маленькое кафе в областном центре Кременограде. После смерти супруга привыкшая себе ни в чем не отказывать безутешная вдова жила припеваючи, числилась директоршей принадлежавшего ей кафе, тщательно следила за собой, занималась в фитно-центрах, была постоянной клиенткой Салонов красоты и даже успела завести на новом месте жительства несколько любовных интрижек. Впрочем, на отношениях с сыном это не сказывалось. Воспитание его было строгим, пуританским и сугубо рациональным — Полина Сергеевна видела в нем будущего перспективного Российского чиновника с коммерческими наклонностями. Сын ценил эту трогательную заботу и старался маму не подводить.

Вот и на этот раз на тревожные вопросы Полины Сергеевны о том, почему он вернулся с работы таким веселым и не завелась ли на его горизонте очередная вертихвостка Алкаша успокоил маму:

— Что ты, мамочка, ничего такого не случилось! Просто сам Поликарп Евсеевич сегодня поставил меня всем пример на расширенном совещании. Так и сказал: «Молодец!»

Известие сына несказанно обрадовало Полину Сергеевну:

— Я всегда говорила: «Ты у меня далеко пойдешь!» Только уж больно ты, Аркашенька, на работе убиваешься! Дни напролет диссертацию пишешь! Не бережешь ты себя, не бережешь!

Издалека, из зала, утверждение хозяйки подхватил домашний любимец, попугай Зябик:

— Не бере — жешь! — орал он прокуренным голосом подсудимого. — Не бере-жешь!

Аркадий Петрович прошел в свою комнату, переоделся и только сел за письменный стол как из зала донесся требовательный зов Полины Сергеевны:

— Ар-ка-ша! Ку-шать!

На ужин Кулебяку ждал диетический салат с пророщенной пшеницей, не менее диетический французский сырный суп, а также кукурузная запеканка с овощами и паровые котлеты. На десерт Полина Сергеевна приготовила сыну ванильные слоеные пирожные и фруктовые корзиночки из апельсинов с грушами, малиной и сливками. В последнее время она увлеклась домашней кулинарией, чего раньше за ней не замечалось, и даже прошла специальный курс обучения, который проводил известный в городе шеф-повар местного ресторана.

Полина Сергеевна была одета в легкий голубой халактик, красиво оттеняющий ее распущенные по плечам волосы цвета померкшей платины. Аркадий Петрович уже и вспомнить не мог, какого цвета они у нее в натуральном виде. Периодически она становилась то яркой блондинкой, то жгучей брюнеткой, то шаловливой шатенкой. Иногда они приобретали и вовсе уж экзотические цвета — вплоть до огненного рыжего. И всякий раз, преображаясь, Полина Сергеевна невольно меняла манеру поведения. То становилась внешне легка и беззаботна, то каменела и становилась похожа на английскую железную леди Маргарет Тетчер. При этом она неизменно меняла и цвет своих длинных накладных ногтей. В зависимости от создаваемого образа они могли быть и ярко красными, и бледно-розовыми, и почти что черными, а иногда и серебристыми, с малюсенькими бордовыми звездочками.

Заняв свое место за столом, в зале, Кулебяка привычно повертел перед глазами мамы свои длинные ладони и доложил: «Руки помыл!» Полина Сергеевна удовлетворенно кивнула и пододвинула поближе к сыну салат с пророщенной пшеницей.

Ужин самой хозяйки ограничивался лишь греческим салатом, крохотной булочкой и минеральной водой — она как всегда соблюдала диету. Глядя как Аркаша сноровисто управляется с блюдами она морщилась и лезла с наставлениями:

— Куда ты, Аркадий, так спешишь? Кушать нужно аккуратно, тщательно пережевывая пищу! Сколько тебя можно учить!

После ужина она остановила Кулебяку-младшего, навострившегося покинуть отчий дом — собрался к приятелю, Диме. Такому же тихоне и зануде как он — в преддверии выходных они позволяли себе расслабиться пивком.

— Аркадий! Мне нужно с тобой серьезно поговорить!

— Мамочка, давай завтра! — попытался было возразить Кулебяка.

— Не спорь с матерью! — жестко оборвала его Полины Сергеевна и усадила сына в кресло, напротив себя.

— Случилось то, что и должно было когда-то случиться! — начала она решительно. — Готовься, через неделю или чуть попозже мы переезжаем жить в Москву!

— С чего бы это?! — не понял Кулебяка.

— А с того, что в этом поганом городишке тебе не место! Здесь ты карьеру не сделаешь! Тебе давно пора работать в каком-нибудь министерстве!

— Кто меня там ждет?!

— Ты забыл, кем был твой папаша? Ты считаешь, что у меня там, в столице, не осталось связей? Плохо же ты обо мне думаешь! И потом, ты еще не знаешь самого главного!

— Чего это?

— Ты у нас стал единственным наследником своего покойного деда и бабки. Правда старушка еще жива. Второй ее сын, ты знаешь, уже почти тридцать лет живет в Америке. Как уехал, так и пропал — мать свою знать не хочет. И вот вчера мне пришло известие…

Полина Сергеевна сделала интригующую паузу.

— Бабушка твоя долгое время лежала в больнице, а на днях ее отправили домой. Как мне сказали, доживать последние дни.

— И что же?

— Так вот, все имущество она оформила на тебя. Нужно только за ней теперь немного присмотреть. Недолго, думаю…

Кулебяка-младший напрягся. Со своей бабушкой, Еленой Васильевной, он виделся разве что в детстве, да и то редко. Не очень-то старуха их семейство жаловала. Плохо помнил он и деда. В памяти тот остался бравым стариканом при орденах и медалях, рассказывающем внуку о своих героических подвигах. Но деда давно уже не было на свете и эти героические подвиги Аркаша подзабыл. Не подзабылась только роскошная дедова квартира в центре Москвы, вся уставленная антикварной мебелью. Судя по всему, эти роскошные мебеля Осип Никитович вывез еще из послевоенного Берлина, в качестве трофейного имущества. Была у деда с бабкой и приличная загородная дача-коттедж и многое, судя по всему, еще чего.

— Наследство, значит?! — заволновался Кулебяка. — Давно пора! Это — очень даже кстати. А бабушка точно долго не протянет?

— Уж можешь мне поверить! Когда я прикидываю…

— Кто бы сомневался!

— Не груби матери! Я, можно сказать, пылинки с него сдуваю, ночей не сплю, а он…

И Полина Сергеевна завела привычную пластинку про свою несчастную вдовью жизнь. Аркаша же сосредоточенно барабанил пальцами по столу и лихорадочно просчитывал открывающиеся возможности. Что и говорить, столица влекла его к себе давно. Он даже представлял себе как он, почти что кандидат наук, займет достойное место главного эксперта в стройных министерских рядах, как персональный шофер на «Мерседесе» с мигалками будет возить его на службу, как весь офисный планктон будет трепетать при одном его появлении. От таких приятных мыслей сердце Кулебяки начало биться волнительно часто, правый ус зачесался и перед глазами поплыли радужные круги. С другой стороны в голове проносились тревожные мысли: «А вдруг что-то пойдет не так? А вдруг бабка передумает и перепишет квартиру на своего сгинувшего в Штатах сынка у которого, точно, есть и свои сынки, бабкины внуки?»

Кулебяка гнал от себя неприятные мысли и бес подталкивал его в ребро, подсказывая, что действовать надо незамедлительно.

— А как позвонить бабушке, узнать про ее здоровье? — первым подал здравую мысль Аркадий Петрович.

Полина Сергеевна понимающе хмыкнула:

— Это ты правильно придумал! Надо позвонить! Ты ее когда в последний раз видел?

— Да я уж и не помню! Но какая разница!

Разницы и вправду не было никакой. Свою бабушку Кулебяка воспринимал как нечто далекое, эфемерное, но, судя по всему, весьма полезное. Полина Сергеевна нашла номер ее мобильного телефона и, перекрестившись, набрала номер. Смартфон долго и нудно гудел и она решила было, что ответа ей не дождаться. Но в конце концов в далекой столице откликнулись.

— Алло! Алло! — суматошно кричала Полина Сергеевна. — Елена Васильевна, это вы?

Она включила громкую связь и Аркаше стало слышно, как издалека доносится какое-то непонятное шуршание.

— Елена Васильеына! — еще раз воскликнула Полина. — Это — вы?

— А кто ж еще? — неожиданно твердым, не похожим на старушачий голосом откликнулась трубка. — Неужто про меня Кремнеградские Кулебяки вспомнили?

— Да, это Полина!

— Полина, говоришь?! — скрипуче и недоверчиво прошелестела бабка Аркаши. — Ну, здравствуй, Полина!

— Мы тут это… Мы с вашим внуком, с Аркадием. Все беспокоимся… Как вы себя чувствуете?

— Да не дождетесь! Это только врачи меня хоронить собрались, а я еще поживу! Правнучков хочу дождаться!

— Это хорошо, что вы бодритесь! — заверила Полина Сергеевна. — А то нас уже напугали…

— И правильно напугали! С постели, с кресла инвалидного я встать уже не могу, но жить — то надо! Вам мой адвокат звонил?

— Звонил!

— Все передал?!

— Все!

— Тогда вот вам мой сказ. Приезжай-ка ты, Полина, в Москву. Совсем я одна осталась! А государству нажитое отдавать — это не по мне. Пусть уж лучше вам достанется. Хоть и седьмая вода на киселе, да не чужая!

— Но у вас же еще сын есть, в Америке! — напомнила Полина.

— Какой он мне сын?! Я его, почитай, лет тридцать не видела! Уехал, сбежал и хоть бы раз про родителей вспомнил! Так что нет у меня родни. Кроме вас, наверно… Так что приезжай, обсудим все на месте! А как там внучок мой?

— Аркашенька? Аркашенька уже большой! Очень хороший мальчик. Начальство его ценит.

— Дай-ка мне с ним поговорить!

Полина Сергеевна сунула трубку сыну. Не зная что и сказать, он робко переминался с ноги на ногу, виновато горбился и принял смартфон с опаской, словно в руку ему вложили гремучую змею.

— Здравствуйте, бабушка, Елена Васильевна! — пересохшим от волнения голосом сказал Аркаша и нервно почесал свой правый ус. — Это ваш внук — Кулебяка.

— Ясно, что Кулебяка! — живо откликнулась бабушка. — Ясно, что не орел!

— Что вы такое обидное говорите, бабушка. Я тут, понимаешь, соскучился! Я тут в Москву собирался и все думал: «Дай, думаю, к бабушке заеду! Дай, думаю, бабушку проведаю!»

— Да что ты говоришь! — посмеялась Елена Васильевна. — Чего ж ты за столько лет не проведал?

— Учился он! — вступилась за сына Полина Сергеевна. — Ума набирался! Да и вы, уважаемая, нас не больно-то привечали! Тоже ни разу не вспомнили! После того, как я похоронила дорогого мужа, Петра Осиповича…

Всхлипы вдовы разлетались в далекой Москве скорбным поминанием о былом.

— Ладно, ладно! — расчувствовалась далекая бабушка. — Будет! Чего уж после стольких лет… Ты мне лучше скажи, когда вы с Аркашей приедете? Хоть повидаться напоследок…

— Мы это, бабушка, быстро приедем! — заверил Кулебяка. — Вот отпрошусь на работе — и приедем!

После разговора с Еленой Сергеевной они с матерью нашли семейный альбом и долго рассматривали пожелтевшие фотографии. На многих из них была и бабка с дедом — еще сравнительно молодые. По семейным преданиям, Осип Никитович нашел себе жену в Москве, году в 1954, когда уже работал в Министерстве госбезопасности. Партию он себе подобрал подходящую — Елена Сергеевна была дочерью известного академика, Лауреата Сталинской премии. Росла она особой своенравной, не особо красивой, но вполне себе ничего, если приодеться. Жизнь у них протекала довольно бурно. Однако Полина Сергеевна в такие подробности не вникала. Сказала только Аркаше, что бабка сама ему со временем все расскажет.

Кулебяку-младшего вся эта история заметно взбудоражила. Весть о нежданной квартире и даче свалилась на него неожиданно и теперь он не уставал прикидывать чего они могут ему принести. Это, понятно, не Приваловские миллионы. Но стоят тоже немало. Хотя, нужно ли их продавать?! Это же первая ступенька на пути к пьедесталу! Главное сейчас перебраться в Москву, подальше от назойливой и держащей его в черном теле мамочки. Хотя избавиться от нее будет делом трудным. Она наверняка потянется за ним. Да и черт с ней! Не будет же она всю жизнь держать его в узде! Он — вырвется! Это ощущение приближающейся свободы настолько прельщало, что Аркаша в эту ночь не смог заснуть до утра. Лишь с рассветом его сморило и как наяву перед ним начали вырастать картины грядущего триумфа. Он видел себя за рабочим столом в огромном кабинете, стены которого были облицованы дорогими дубовыми панелями. В сопровождении кортежа черных лимузинов Кулебяка мчался на своем представительском автомобиле прямиком в Кремль, а попадавшие ему на пути полицейские отдавали честь. Еще он видел, как сам Президент вручает ему орден и Международный Сертификат качества, при этом глава его ведомства, почтенный Поликарп Евсеевич, стоит перед ним навытяжку, протягивая серебряный поднос, на котором стоит бокал холодного шампанского. Затем Аркаша почему-то оказывался в храме, где толстый и благообразный священник благословлял его на новые трудовые свершения, а церковные певчие протяжно тянули: «Многое лета, многое лета, мно-го-е ле-а-та…»

В эту ночь красочные сны снились не одному Аркаше. Предчувствие грядущих благ окрыляло и Полину Сергеевну. Ей тоже давно хотелось переехать в Москву, но она все не решалась. Теперь же, такой повод… От ее родителей у нее тоже осталась квартира. Правда, маленькая, на окраине. Прежнюю, отца-академика, пришлось продать когда его не стало — нужда заставила. Теперь же все можно было поправить — продать свою, в этом грязном городишке, чуть-чуть добавить и купить в Москве…

Под эти сладкие мысли Полина Сергеевна и заснула. Немудрено, что они плавно перетекли в пророческие, как ей казалось, сны. В них она видела свой новый огромный коттедж в готическом стиле, по соседству с коттеджем ее старой московской приятельницы, миллионерши Амбарцумян. Там, на Рублевке, они сидели с ней в летних креслах, у фонтана. Светило яркое солнце. Подруга восторгалась ее новыми апартаментами, а Полина Сергеевна заливисто смеялась, пила «Чинзано» и просила садовника нарвать ей букет только что распустившихся роз. Амбарцумян рассматривала подаренное Полине свекровью старинное немецкое ожерелье и страшно завидовала подруге. Садовник бросался выполнять указание, но почему-то возвращался уже в виде бородатого дворника Харитона, который работал по месту ее старой прописки, в Кременограде. Дворник совал под нос Полине грязную метлу и просил одолжить ему до получки двести рублей, которых не хватало на похмельное лекарство.

— Тьфу ты, рыло немытое! — с омерзением проснулась Полина Сергеевна и тут же решила действовать. Она быстренько привела себя в порядок и уже через полчаса по квартире разнесся ее трубный зов:

— Ар-ка-ша! Ку-ша-ть!

За завтраком они обсудили обстановку и тут же наметили план действий. Решено было, что Полина Сергеевна направится в Москву уже завтра, а Аркаша приедет туда через несколько дней, как только мама еще раз проверит обстановку.

Всю последующую неделю Кулебяка места себе не находил. На работе он горел: торопил коллег из соседних областей со сдачей отчетов, проводил совещание за совещанием, с удвоенной энергией продвигал будущих Лауреатов конкурса «Звезда качества России» и старался рекламировать их продукцию, а вернувшись домой судорожно дописывал свою диссертацию. Ее защита была намечена на ближайшее время и Аркадий Петрович очень рассчитывал на то, что став кандидатом наук ему легче будет найти тепленькое местечко в каком-нибудь министерстве. Тем более, что работа над этим уже велась — Полина Петровна времени зря не теряла. Не лишними при этом оказались даже старые связи давно усопшего отца-академика. В научном мире его труды еще помнили…

Елена Васильевна встретила невестку сухо. Не виделись они много-много лет и особых чувств друг к другу не испытывали.

— Но это хорошо, раз уж ты появилась! — первой нашла что сказать старушка. Она лежала в своей спальне, на огромной кровати, вся обложенная подушками. В этой кровати ее маленькое, худенькое тельце вовсе терялось. Но голос бабули был еще тверд и ясности ума она не теряла.

— Совсем ведь никого рядом не осталось! — пожаловалась она Полине Сергеевне. — Сын совсем забыл. Только домработница за мной и присматривает!

Она долго расспрашивала его о внуке, рассматривала его фотографии в смартфоне и в конце первой же встречи с невесткой распорядилась:

— Вот что, Поля! Ты зла на меня не держи! Переезжайте с Аркашей ко мне — места всем хватит. И в Москве вам будет веселее. Правильно ты говоришь — самому младшему нашему Кулебяке пора делать карьеру!

Что и говорить — умная бабушка была у Аркаши. Многое повидала в жизни. Привыкла вращаться в высоких кругах. И даже на пороге смерти своих принципов менять не желала.

За окнами ее роскошной квартиры бурлило новое время. Но здесь, на маленьком островке, осколке прежнего величия, оно словно остановилось. И новую жизнь здесь могли зажечь только новые хозяева.