Смерть в конверте

Валерий Шарапов, 2023

Москву потрясла серия убийств ответственных работников системы гидротехнических сооружений столицы. При этом ничего ценного у погибших украдено не было. Следователи МУРа Иван Старцев и Александр Васильков понимают: бандиты искали что-то определенное. Что, если все дело в пропавших ключах от водно-распределительного узла? Ведь с их помощью можно проникнуть в коллектор, ведущий прямо в центр города. А там Гохран, Алмазный фонд, фабрика Гознака… Сыщики начинают отрабатывать эту версию, когда в их руки попадает письмо, раскрывающее настоящие замыслы кровавых злодеев… Уникальная возможность вернуться в один из самых ярких периодов советской истории – в послевоенное время. Реальные люди, настоящие криминальные дела, захватывающие повороты сюжета. Персонажи, похожие на культовые образы фильма «Место встречи изменить нельзя». Дух времени, трепетно хранящийся во многих семьях. Необычно и реалистично показанная «кухня» повседневной работы советской милиции.

Глава шестая

Москва, 2-й Астрадамский тупик

1940 год — сентябрь 1945 года

С малых лет сестры Екатерина и Дарья держались вместе. Мама Акулина была мягкой, покладистой, доброй женщиной, дочерей воспитывала правильно: в строгости, но в любви и заботе. Любимицы не было: и к Кате, и к Даше, несмотря на пропасть в развитии, она относилась с одинаковой теплотой. Обновки покупались редко, но обязательно обеим.

Обстирывая соседей и ближайшую больничку, мама подкапливала деньги и раз в год на день рождения близняшек устраивала праздник: накрывала хороший стол с пирогом и обязательной вазочкой любимого сливового варенья, дарила девочкам подарки.

С нетерпением ждал торжества и папаша. Но не для того, чтобы порадовать дочерей подарком, а чтобы получить от супруги праздничную порцию вина.

Дарья настолько отставала в развитии от сверстников, что постепенно за ней закрепилось прозвище Дурочка. Хуже всего было то, что на почве нервных расстройств или потрясений у Дарьи случались истерические приступы. В такие неприятные моменты она могла долго плакать, биться в истерике, кричать. Могла разбить посуду или наброситься на отца, потому как тот в основном и являлся главной причиной ее расстройств и потрясений.

Дурочкой ее называли дети и взрослые со всей округи: с Астрадамских тупиков и проездов, с Соломенной Сторожки, со Старого шоссе. Катерина вскипала возмущением, защищала сестру, спорила до хрипоты, да разве ж в одиночку могла она совладать с «общественным мнением»?

Мама всегда была в заботах, чем-то занята и не принимала участия в стычках. «Не обращайте внимания, девочки. В жизни завсегда худого больше, чем хорошего, — отвечала она на справедливое возмущение дочерей. — Главное — ладить между собой и держаться вместе. А злых людей сторонитесь. Ищите добрых…»

Когда выпадал свободный день, мама спешила с Дарьей к докторам. В каких только больницах они не побывали, к каким только специалистам не обращались! Совещаясь между собой, врачи упоминали «болезнь Брике» или «гиперкинетический синдром». Они давали заумные советы, иногда намекали на некую возможность. Однако денег на ту «возможность», равно как и на серьезное лечение, в бедной семье не было.

Когда мамы не стало, Екатерина с Дарьей вдруг почувствовали себя сиротами, ведь папаша уже тогда пристрастился к алкоголю и воспитанием дочерей не занимался. Ежедневно с самого утра он был одержим единственной целью — где бы разжиться стаканчиком вина или кружкой пива на опохмелку. В течение дня цель не менялась, и к вечеру Семен превращался в животное.

В редкие трезвые дни он стонал, лежа на продавленном диване, потому что прихватывало сердце или не давала покоя увеличенная печень. Стоило же боли отпустить, как он обувал свои обрезанные валенки, в которых ходил круглый год, и шаркал в них к ближайшему магазину…

Мама при жизни кое-как удерживала мужа от беспробудного пьянства. Без нее он «отпустил вожжи» и пил ежедневно.

Сразу после похорон Акулины в гости пожаловала ее сестра Евдокия с мужем, уважаемым мастером железнодорожного депо. Они попросили Семена продать им старый, но добротный дом, давали хорошую цену. При этом родню за порог не выставляли — предлагали жить совместно. Но Семен отчего-то взбеленился: нет, и все тут! Видно, посчитал, что придет конец его свободе, не дадут ему правильные родственнички жить в свое удовольствие.

Сделка не состоялась, папаша продолжал пить и куролесить. После его пьяных выходок буйные припадки у Даши участились. Летом 1936 года за успехи в учебе и активную работу в пионерской дружине Екатерину наградили путевкой в пионерский лагерь «Артек». Боясь оставить сестру наедине с дурным отцом, Катя отказалась ехать в Крым, но школьный директор мягко объяснил, что это поставит крест на ее будущем. И четырнадцатилетняя девочка впервые села в поезд и выехала за пределы Москвы.

А Семена несло по колдобинам неровной жизни. После отъезда дочери он ушел в очередной запой, а на четвертый или пятый день у Дарьи случился сильный припадок: она в слезах выскочила из дома, упала с высокого крыльца и раздробила кость чуть выше правой лодыжки. В больницу попала только на четвертые сутки — в итоге лишилась стопы. Вернувшись домой на костылях, она долгое время страшно стеснялась появляться на людях. Потом привыкла.

* * *

Получив в январе 1943 года в свое распоряжение старую баню всего за несколько бутылок водки, Борис Бутовский живо взялся за дело. Проявляя проворство и деловую хватку, за остаток зимы он выправил документы на покупку части участка Лоскутовых.

В марте приобрел необходимые стройматериалы, в апреле привез артель плотников. Те до майских праздников разобрали почерневшее строение и на его месте возвели новое — раза в три больше по площади. Помимо этого, они поправили по всему периметру забор, а рядом с баней обустроили калитку с выходом на тропинку смежного с задами участка.

Потом поработал печник, за ним электрик, после чего внутри появилась прекрасная печь, а во всех помещениях нового здания и перед входом в него зажглись лампочки. Завершил работу неизвестно где найденный Борисом настоящий садовник. Этот плюгавый неразговорчивый мужичок за пару майских недель привез саженцы молодых деревьев и сирени. Изрядно потрудившись, он заменил в саду все погибшие яблони и сливы, а вокруг бани густо высадил кустарник, который со временем должен был полностью закрыть ее от посторонних глаз. Впрочем, баня стояла настолько далеко от Астрадамского тупика и проезда Соломенной Сторожки, что ее и так никто не видел.

— Ну, пойдем, Дашка, покажу тебе место твоей новой работы, — торжественно произнес Бутовский в конце мая, когда строительство и обустройство были закончены.

Та зарделась, но послушно последовала за молодым красавцем. С тех пор как в местной поликлинике ее обеспечили простеньким протезом в виде алюминиевой трубки с резинкой на конце, она обходилась без костылей. Пройдя по вычищенному и обновленному саду, Борис с Дарьей остановились под навесом у бани. Справа от массивной двери стояла удобная скамья, слева под небольшим забранным решеткой оконцем красовалась ровная поленница.

Кивнув на солидный висячий замок, Борис показал связку из трех ключей:

— Один всегда будет храниться у меня, второй у Яши Филина, ну а третий — у тебя, — отсоединив от связки, он протянул девушке ключ и, понизив голос, наказал: — Найди для него надежное местечко и никому о нем не говори. Слышишь? Даже моим корешам!

Дарья кивнула и поспешно запрятала ключ в лифчик.

Борис качнул головой:

— Не слишком надежное место.

— Я придумаю, — пообещала девушка.

— Договорились. Зайдем внутрь…

Распахнув крепкую дубовую дверь, Борис шагнул в темноту и щелкнул выключателем. Электрическая лампочка осветила тесный тамбур. Справа виднелась ниша с вешалкой для верхней одежды. Слева был вход в нужник, прямо еще одна дверь вела в просторное помещение, в центре которого красовались крепкий деревянный стол и удобные лавки.

— Это… не знаю, как и назвать. Тут и столовая, и кабинет, и комната для отдыха. Здесь мы с корешами будем гулять и решать вопросы, — гордо пояснил Борис.

Это была приличная по размерам комната без окон. У ее правой глухой стены стояли двухстворчатый шкаф и диван. Рядом с входной дверью блестело большое зеркало и два ряда металлических крючков для одежды. По левой стене — дверь в моечную, дальше темнела печная топка с поддувалом.

За столом по дальней стене высился красивый буфет с резными вставками и разнообразной посудой на полках. А рядом с ним, в самом углу, таинственно поблескивал боками большой металлический сейф.

— Печь, — кивнул молодой человек на закрытую чугунной дверцей топку. — Дровишки на улице под навесом. За дверью моечная и парная — все как положено.

В моечной стояли две лавки, деревянная бадья на дюжину ведер холодной воды и полдюжины банных кадок. Треть парной занимала печь с чаном для кипятка, по двум сторонам белели ярусы полок. Все было новеньким, пахнущим свежим деревом.

Осмотрев помещения, они вернулись в комнату отдыха.

— Значит, так, Дашка. Запоминай, что ты должна будешь делать, — перешел к главному Борис. — Полотенца и простыни хранятся в двустворчатом шкафу. Вся посуда в буфете. Мы будем собираться здесь по субботам. К нашему приходу парная должна быть натоплена, в кадке свежая колодезная вода, кругом чистота, на столе вкусный горячий ужин и холодная водочка.

Конец ознакомительного фрагмента.