Холодные сумерки

Валерий Шарапов (2024)

Романы о настоящих героях своей эпохи — сотрудниках советской милиции, людях, для которых служебный подвиг — обыденное дело. Конец восьмидесятых годов. Во Владивостоке орудует жестокий маньяк. Пять жертв за две недели. Все — женщины от двадцати до тридцати пяти лет, у всех на теле вырезаны странные знаки, напоминающие сектантские, и извлечены внутренности. Расследование поручено майору милиции Дмитрию Меркулову. Он понимает, что столкнулся с серией, но отказывается верить, что это дело рук секты. По его мнению, убийства совершает одиночка, владеющий навыками хирурга. Очередное похожее преступление подталкивает майора к решительным действиям. Он задумывает поймать маньяка на живца, для чего просит свою коллегу подыграть ему в смертельно опасном спектакле… Это было совсем недавно. Когда честь и беззаветная преданность опасной профессии были главными и обязательными качествами советских милиционеров…

Глава 3

I. Рынок и персики

В этот день солнце жарило с утра, поэтому маскарад ограничился джинсами, черной рубашкой и очками-авиаторами. Дмитрий лениво бродил по рынку, прицениваясь то к тому, то к другому. С удовольствием выпил стакан минералки, купил мороженое и съел его тут же, на ходу. На указанный Игорем прилавок он пока даже не взглянул.

Стряхнув с рук крошки от вафельного стаканчика, остановился у лотка с джинсой, взял посмотреть куртку. Не лейбл, но вроде и ничего.

— Берите, мужчина, берите, — зачастила продавщица, женщина лет сорока, одетая в желтый сарафан, с убранными под платок каштановыми волосами. — Всего сорок рублей. Ну, хотите, скину, тридцать пять будет, потому что вы сразу мне понравились.

Куртка стоила не дороже пятнашки, но торговаться в жару было лень.

— Двадцать пять.

Женщина вздохнула, но видно было — довольна.

— Ну, что же делать, хорошо. Грабите вы меня, а по виду такой приличный… сейчас, курточку в бумажечку заверну. Хорошая, долго прослужит.

— Бумажечка?

— Куртка. — Продавщица хихикнула, заправляя выпавшую из-под платка прядь. — А вы веселый.

— Увы… — Дмитрий взял пакет и вздохнул. — Вы не поверите, как сильно это порой портит жизнь.

Не дожидаясь ответа, он ввинтился в толпу: кто-то целым семейством выбирал обои, кажется, для всех комнат сразу. Теперь можно было и поработать. Покупки в руках всегда помогали найти общий язык с продавцами, словно флаг, говорящий о том, что этот вот человек уже потратил деньги и готов потратить еще — иначе что он тут делает?

Прилавок с фруктами держал толстый лысый армянин в удивительно чистом переднике поверх спортивных штанов и рубашки с коротким рукавом. Из выуженных из Игоря сведений Дмитрий знал, что армянина зовут Вардан и что в разговор нужно вставлять определенные слова. Что ж. Надо — вставим.

Дмитрий подошел, еще издали нарочито внимательно разглядывая товар: томящуюся на солнце сушеную айву, виноград, инжир… торговец встретил его широкой улыбкой, повел рукой, отгоняя мух.

— Чего желаишь, товарищ? Виноград — ай, пальцы оближешь, айва — как живой солнце, груши — сами в рот лэзут!

«Тамбовский волк тебе…»

А ведь у этого Вардана наверняка была семья, дети. Возможно, дочери. Наверняка же он считал себя хорошим человеком, мужем и отцом. И торговцем тоже: Дмитрий проверил по картотеке, и у этого армянина, в отличие от Вахтанга, с бумагами был полный порядок.

«Интересно, выдал бы он свою дочь за Вахтанга?»

Дмитрий помедлил, еще раз оглядел товар, пожал плечами.

— Говорят, отец, у тебя персики самые сочные на весь Влад?

— Пэрсик? Сочный, лючше не бывает! Тэбэ какой? Вот, сматри, пушистый как щэка девушк!

— Да мне бы посветлее. — Он вздохнул и словно невзначай бросил взгляд за плечо. — И побольше. Друзей угостить хочу, десять их у меня, да еще двое. А у тебя, вижу, персиков мало.

Ящика с персиками хватило бы, чтобы все отделение до вечера бегало в туалет, но Вардан, пожевав губу, кивнул.

— Мало, слюшай. Но много — это дорого, очень дорого…

— А ты мои деньги не считай, — спокойно ответил Дмитрий, хлопая себя по карману, который вздувался смотанными в цилиндрик чистыми листами бумаги. — Но, если мало, значит, зря пришел. К другим пойду.

Он повернулся было, но армянин потянулся через прилавок, поймал за руку.

— Нэ торопись, товарищ. Сейчас — мало, так будет больше! Когда надо?

— Когда будет?

Вардан задумался, шевеля толстыми пальцами. Наконец, досчитав, медленно кивнул.

— Завтра прыходи. Мой друг пэрсики прывизет, доволен будешь.

— Светлые?

— Самый свэтлый, как снэжная королева! Слово даю! Только до открытия приходи, слышишь, да? А то все разбэрут, ничего не останется.

— Свежие? Лежалые-то только свиньям на корм.

Армянин помрачнел, глянул в небо, словно искал там ответ, потом покачал головой.

— Нет, слюшай, вчерашние будут. Нэ хочешь?

Дмитрий помедлил, будто раздумывая, потом махнул рукой.

— Все равно беру. Но может тогда дешевле отдашь? Скинь по десяточке со штучки?

Это Вардану понравилось еще меньше.

— А говорил, деньги нэ считаешь. Нэ нравится — нэ…

«Жадина».

— Ну вот, а говорят, на рынке любят торговаться… Ладно-ладно! Шучу. — Дмитрий успокаивающе вскинул руки. — Не гоношись. Договорились. Завтра так завтра. Бывай. А, впрочем, дай вон ту грушу. Коли уж сама в рот лезет.

«А завтра и тебя съедим, дорогой, вместе с Вахой, — размышлял Дмитрий, жуя сочную грушу, которая и впрямь таяла во рту. — Конечно, с грузом может приехать и курьер, но вряд ли. Судя по качеству фотографий, скупой ты, Вахтанг, и рисковать и платить за такую копеечную работу не станешь. А еще, главное, ты так и не нашел себе нового фотографа. Нет таких? Не верю, на такое качество Зои не требуется. И найти человека с камерой несложно. Значит, или ты решил сворачивать бизнес, или рассчитываешь, что Зоя вернется. Следовательно, думаешь, что она жива…»

Обрывая мысль, толпа у обойного ряда взбурлила, раздались крики.

— Вор! Украли!

— Господи, что ж делается…

— Люди, ловите, он туда убежал!

— Где?!

Из толпы выкрутился прыщавый парень в надетой набекрень кепке, сжимавший в руке красную сумочку с перерезанным ремнем. Зыркнул вправо, влево, метнулся во фруктовые ряды, мимо Дмитрия. Поймать его было — плевое дело. Дмитрий уже почти протянул руку, чтобы цапнуть воротник поддельного адидаса — и замер. Он стоял посреди прохода, и торговец персиками наверняка все видел. Вряд ли порнуху завтра продадут излишне сознательному гражданину, умеющему крутить преступников.

«Скотство».

Парень, даже не глянув в его сторону, пронесся мимо и свернул в глубину рядов. У входа взвилась трель милицейского свистка, но Дмитрий знал: пока постовые добегут, вора уже и след простынет. Описание в отдел малолеток он, конечно, даст и при нужде парня опознает, но когда это еще будет — и будет ли?

«Следовательно, Вахтанг, ты не маньяк-убийца. Но счет к тебе только что увеличился еще на строчку».

II. Совещание с начальством

Вечером, когда Дмитрий, с опухшей от бумаг и отчетов головой, уже готовился уйти домой, чтобы подремать хотя бы пару часов перед свиданием с Олей, телефон зазвонил снова.

«Господи, только бы не очередное тело».

— Майор Меркулов слушает.

— Дима? Не ушел еще? Зайди, — раздался глухой голос Курлянда.

— Слу… — начал было говорить Дмитрий, но из трубки уже доносились гудки отбоя — полковник положил трубку.

— Что еще случилось? — поинтересовался Дмитрий у стен. — Вроде бы я ничего не успел натворить? Что произошло на этот раз?

Стены молчали, и он, так и не придумав, чем провинился, вернул бумаги в сейф и отправился к начальству.

Дед, вопреки опасениям и ожиданиям, выглядел мирно. Сидел в кресле у окна, читая подшитые листы, в которых Дмитрий опознал собственный отчет за вчерашний день.

— Вызывали, товарищ полковник?

— Садись. — Дед кивнул на стул для посетителей, не в пример более удобный, чем те, что стояли в опере или в кабинетах попроще. — И рассказывай.

— О чем? — удивился Дмитрий.

Полковник хлопнул рукой по отчету.

— Вот об этом. Только своими словами. Не что делал и делаешь — читать я умею, — а что думаешь и чувствуешь.

И Дмитрий рассказывал. О представлении на пляже, о Зое, любовь для которой оказалась уж очень злой, о фотографиях — старательно умалчивая об Игоре, — и о том, что упорно не верится в секты и что убийца странный, не попадающий ни под одну схему, и поэтому приходится специально для него хоть как-то построить новую, а новая тоже не получается. Рассказывал, наконец, о том, как бесит почти полное отсутствие улик, хоть чего-то конкретного на теле или около. Пустота.

Он говорил, а Дед сосредоточенно жевал дужку очков, время от времени хмыкая и кивая. Когда Дмитрий выдохся, полковник помолчал, а потом спросил:

— Значит, в то, что этот Ваха — убийца, не веришь? Хотя и мотив есть, и возможность?

— Не верю, товарищ полковник. На девяносто девять процентов. Один оставлю на случай, если этот Вахтанг настолько безумен, что поступил так, чему нас даже не учили. Если так — завтра нам в обезьянник попадет объект, по которому ученые будут писать монографии.

— А может быть так, что он только притворяется психом? Маскируется? — задумчиво спросил Дед.

«Вот хитрый черт!»

Дмитрий задумался. В теории такое было возможно. Есть мотив, есть возможность, допустим есть желание, чтобы его не поймали. Или, если поймают, попасть в психушку, а не в тюрьму, хотя лично Дмитрий предпочел бы применить к нему высшую меру наказания — расстрел. Возможно. Так Вахтанг получался почти гением… и все равно картинка не складывалась, никак в нее не укладывались все детали.

— Думаешь, что не может, — понял по молчанию полковник. — Но отработать надо.

— Надо, товарищ полковник. Отрабатываем. На данный момент Вахтанг — единственный, кто может что-то сказать о жизни Зои в последние недели. От родителей и подруг она отстранилась…

— В секту ты тоже не веришь? — полуутвердительно-полувопросительно продолжил Дед, и Дмитрий мог только кивнуть.

— Секта, товарищ полковник — это всегда эмоции. Лидер, гуру. Представьте себе кучку подростков, которые собрались вокруг жертвы и аккуратно, механически режут на ней символы.

— Но в Ордене этом ведь резали?

— Но не так, — уверенно ответил Дмитрий.

Как раз перед уходом он успел связаться с едва проснувшейся Москвой, узнать кое-какие детали и отправить запрос на получение материалов. Запрос, впрочем, обещал быть долгим — бюрократические жернова между столицей и периферией мололи не быстро.

«Впрочем, всегда можно уточнить детали у Ольги. Хорошее будет свидание».

— Те резали в процессе, а здесь — после. После, товарищ полковник, для них смысла не было: они призывали этого своего… Бафомета, чтобы вселился в несчастную.

— А в мертвых демоны вселяться не умеют? — засомневался полковник и сунул в рот дужку очков. — О чем только не приходится думать… значит, считаешь, по культам работать смысла нет?

А вот это был очень хороший вопрос. Дмитрий задумался. Дед не торопил, листал материалы.

— Смысл есть, — наконец ответил Дмитрий. — Маньяк может быть одиночкой, но черпать вдохновение у других… гуру. Менять доктрину, дополнять ее. Взять мысль и развить. Газеты об Ордене писали, но без подробностей. Может быть, в Москве действительно упустили какую-то мелочь, которая перебралась к нам. Может, завелся свой придурок, который занимается оккультизмом. И тогда у нас появляется связь. И шанс выявить его.

— Потому что по одной жертве, если ты думаешь верно, шанса его выявить нет, — подытожил полковник, закрывая папку.

Дмитрий кивнул. Дед и сам видел, что фактуры в отчетах — кот наплакал. Видел и записки о Зое. В итоге все всё понимали — но легче от этого не становилось. Если убийца не Вахтанг, если маньяк подбирал жертв случайно, то найти его было не проще, чем иголку в стоге сена. Для психологического портрета мало данных, а связей между жертвой и маньяком до часа икс может вовсе не быть, ни физических, ни эмоциональных.

— А может, он ограничится одной, а? — Надежды в голосе старого опера не было.

— Нет, товарищ полковник, — тихо ответил Дмитрий. — Такие не ограничиваются. Он может затаиться на время, пока снова не стукнет в голову, а тогда… А что ему стукает — мы пока не знаем.

— Ладно. — Полковник поднялся, и Дмитрий тоже вскочил. — Работай по тому, что есть. Другие дела я с тебя сниму, от экономистов и моральников прикрою. Людей в группу даю, бери кого надо, как только понадобятся. Михаила?

— И Ивана Таранда. Он хорошо работает с людьми. И… и Игоря. Потому что плохо работает с женщинами, но хорошо с ними говорит.

«Хотя бы пригляжу за идиотом. Да и то сказать, женщины перед ним и правда млеют».

Полковник, словно подслушав мысли, бросил на него быстрый взгляд.

— Медсестра тут заносила рапорт, у Игоря отчего-то синячище на ребрах. К чему бы?

— Не могу знать, товарищ полковник! Наверное, на перила налетел, торопился.

— Ну-ну. Ладно, свободен.

Дмитрий отдал честь, повернулся, пошел, и когда он был уже в дверях, Дед ему сказал:

— Ольгу-то побереги.

«Чего?! Всего-то на свидание позвал!»

— Простите?

— Хорошая девочка, говорю, — терпеливо повторил полковник. — И эксперт годный. Не испорти.

«Чего?!»

— Да я ничего и не… Давид Михайлович, а вы знаете, почему она перебралась из Москвы сюда?

— Знаю.

Дмитрий подождал, но продолжения разговора не последовало. Оставалось только откозырять и пойти наконец домой.

«Секретчики хреновы. Ладно. Как там было? «Вы же следователь?»

III. Свидание

Каждый во Владивостоке знал — если хочешь поближе познакомиться с девушкой, то веди ее на Токаревский маяк. Там, на краю земли, на пронизывающем до костей ветре, когда она озябнет и устанет, всегда можно накинуть свою куртку на хрупкие плечи. И приобнять. Циничный, всем известный расчет.

Владивостокские девушки специально одевались на такую прогулку полегче — чтобы дать повод накинуть на ее плечи пиджак. А парни, напротив, утеплялись, доставали из шкафов лучшие пиджаки и плащи. Некоторые, особенно предусмотрительные и мерзлявые, надевали сразу две куртки. Дмитрий из шкафа мог добыть разве что китель, ветровку и намедни купленную джинсовку. Ее и накинул. Подумав, потратил еще пять минут на то, чтобы наполнить походный термос горячим чаем.

Узнать, где живет Ольга, было несложно. Нужно было лишь зайти в отдел кадров, побалагурить с суровой кадровичкой Светланой Федоровной, подарить ей шоколадку — и адрес Ольги был написан на клочке бумаги. Как ожидалось, Олюшка жила в ведомственной общаге на Борисенко. Тащиться через весь город по знаменитым владивостокским пробкам Дмитрию не хотелось. Но ведь сам пригласил!

По пути долго думал, что подарить такой странно-замечательной девушке, и не нашел ничего лучше, чем заехать в антикварную лавку. Там за сумасшедшие деньги приобрел шаль. Красивую, черную, вышитую алыми розами. Продавец уверял, будто она принадлежала купцу второй гильдии Александру Александровичу Иванову, который в 1894–1897 годах держал на Светланской гостиницу «Тихий океан», но Дмитрий понимал — шаль соткали где-то в Оренбурге. Впрочем, вместе с коробкой «Птичьего молока», какое мог делать только «Приморский кондитер», шаль вполне годилась для того, чтобы произвести впечатление на Ольгу и не выглядеть приставучим типом, заманившим на маяк, чтобы полапать.

Ольгу ему доводилось видеть разной. Серьезным экспертом, выверяющим дозы реактивов или сосредоточенно снимающим отпечатки. Бледной и испуганной, тихой — там, на пляже. Сердитой, когда доводилось ругать оперов за то, что натоптали где не надо, и поди теперь сними слепок с этой размазни. Видел он ее игривой, с сухим точным чувством юмора, напоминавшим о преподавателях в универе. Раз застал на верхних этажах управления, где она молча смотрела вдаль, на море, и вокруг была тишина, словно голоса оперов и шаги не смели к ней приблизиться.

Сейчас Оля выпорхнула из дверей общаги, как лето, решившее заглянуть во Владивосток на неделю раньше. В легком желтом платье, с распущенными волосами и облупленным от непривычного солнца носом, она походила на девчонку, удравшую с уроков.

Улыбнулась через плечо комендантше, помнящей еще Сталина, запрыгнула на переднее сиденье автомобиля, благодарно коснулась щеки холодными губами, принимая конфеты, и величественно махнула рукой вперед, явно подражая вождю революции.

— Поехали!

И Дмитрий поехал. По дороге, впервые в жизни благодарный знаменитым владивостокским пробкам, рассказывал про все вокруг, самое разное, вперемешку и вразнобой.

Про привидение, живущее отчего-то во-он в том универмаге, отчего там ни один уборщик не задерживается дольше недели, обязательно спивается.

Про вон ту «Волгу», принадлежавшую Вове Буераку, знаменитому грабителю, у которого Дед в незапамятные времена выиграл в карты обещание жить честно.

Про сокровища Колчака, которые наверняка закопаны где-то здесь, но все не находятся, а чертовы копатели позапрошлой зимой обрушили фундамент любимого кафе председателя, когда там сидела жена председателя, возможно в норках председателя.

Про вечные сопки, от которых у Ивана, выросшего в «плоской» Эстонии, поначалу вечно кружилась голова.

Про банду Яшки-цыгана, обносившую свадьбы и празднества в шестидесятые, пока не довелось сдуру нарваться на роту морских пехотинцев, отмечавших уход любимого капитана на пенсию.

Говорил про все, что мог вспомнить или придумать, словно дарил город этой девчонке, смотревшей в окно так завороженно, словно она верила каждому слову, вбирала в себя истории, легенды, байки.

На маяке, как и всегда, было ветрено. Соленый морской ветер кружил вокруг каменистой косы, трепал легкое платье девушки, и Ольга немедленно замерзла.

— А эту шаль я добыл на старом рынке. — Дмитрий жестом фокусника вытащил из-за пазухи объемистый ком, бережно набросил на плечи Ольги. — Говорят, она принадлежала жене купца Кунста, который крайне увлекался бабочками. И однажды сгинул в тайге, а верная супруга сбросилась с маяка. С этого. Чай хочешь?

— Хочу.

Дмитрий улыбнулся, добывая из спортивной сумки термос, бутерброды и плед. Ольга, кутаясь в шаль, подошла к невысокому обрыву, глядя на волны, которые бились о крутой берег.

— Скажи, ты бывал за границей?

— Да кто же меня туда пустит? — удивился Дмитрий. Подошел, сунул в руки крышечку с горячим чаем. — С другой стороны, вроде бы и незачем. И тут дел хватает. Да и то сказать, чего я там не видел? А что?

— Не знаю, — Ольга пожала плечами. — Просто иногда так хочется, знаешь, увидеть все. Вообще все. Увидеть, услышать, понять. Все, понимаешь?

Ветер сменил направление, окутал Дмитрия тонким цветочным запахом, и он внезапно, ни к селу ни к городу, вспомнил слова Шабалина о том, что Ольга, вопреки инструкциям, душится даже в лаборатории. Глупость, мелочь, а закатные краски на миг словно потемнели.

«Чертов Шабалин. Ну надо же было его вспомнить».

Глупо, но Ольга не походила на человека, который будет пренебрегать правилами. И главное, было совершенно непонятно, на кого обижаться: на Шабалина, который вот так из прошлого портил свидание всякой ерундой, на Ольгу за то, что оказалась неидеальной — ха, а кто идеален? — или на себя за то, что почему-то вот это дурацкое следование или неследование правилам было важно.

«Получается, на себя. И на чертова Шабалина!»

Он шагнул ближе, касаясь плеча Ольги своим. С удовольствием заметил, что разница в росте не так и велика. Не придется далеко наклоняться, чтобы поцеловать.

«Тьфу ты, вот мысли лезут… Хотя каким еще лезть на свидании?»

— Наверное, не очень понимаю, — мягко сказал он. — Хотя следователю такое говорить не к лицу, и я буду все отрицать! Но хочу понять. Орден Сатаны — он там же, да? В желании узнать все?

Секунду он боялся, что все испортил, что Ольга не ответит, а то и вовсе потребует отвезти домой. Или до ближайшей остановки. Но она, помедлив, ответила.

— Наверное. Меня тогда… я напросилась в группу, которая по ним работала, и меня взяли.

«Ничего себе. Значит, все-таки лапа».

Желание уточнить было почти непреодолимым, но Дмитрий сдержался. Промолчал. И по взгляду, брошенному Ольгой, понял, что прошел пусть маленькое, но испытание.

— Оттуда я столько и знаю. Видишь, все просто. Но до конца дела я там не доработала. Собралась — и махнула на край света. И здесь, на маяке, правда кажется, что ты на самом краю. Шагнешь — и упадешь за край, в пустоту. Здесь можно понимать молчанием, потому что море — это если не все, то многое. Спасибо, что привел меня сюда. Мне нравится.

Помолчав, она толкнула его плечом.

— Ну вот, болтаю, как первокурсница. Слушай, а здесь у вас как, парочки в очередь записываются или кто успел, того и маяк?

— Что? — Дмитрий сперва не понял, о чем она, слишком задумался о том, что осталось недосказанным, но что спрашивать было очевидно нельзя. Потом он оглянулся, посмотрел вдоль косы и фыркнул. На берегу стоял мужчина в темной одежде. — Кто успел, тому и повезло. Впрочем, этот пока один, так что мы ему, наверное, не мешаем. Ждет, наверное.

— Или смотрит, — лениво заметила Ольга, отворачиваясь к морю. — Пусть его.

— Пусть, — согласился Дмитрий.

О сторонних мужчинах не думалось вовсе. И даже если к тому бедолаге все-таки присоединится женщина — подождут.

Через несколько минут, обнимая Ольгу за плечи, он все же оглянулся. Мужчины на берегу не было.

«Не повезло, значит. Ну и черт с ним».