Человек в чужой форме

Валерий Шарапов, 2023

Послевоенная Москва активно отстраивается. Расширяется и текстильная фабрика, которой помогает воинская часть полковника Кузнецова. В какой-то момент у директрисы фабрики возникает подозрение, что полковник – совсем не тот, за кого себя выдает, он не чист на руку и использует махинации. Такие же предположения и у оперативников, которые давно присматриваются к этому якобы «офицеру». Но у них нет доказательств, чтобы уличить зарвавшегося жулика. Они не догадываются, что за Кузнецовым уже давно следят местные «сыщики» – Колька Пожарский и его компания. У них даже готов план захвата злодея. Однако в последний момент, переоценив свои силы, ребята неожиданно оказываются лицом к лицу со смертельной опасностью… Атмосфера становления послевоенного поколения, близкая многим читателям, когда пьянит дух молодости и свободы. Когда от «все можно» до «стой, стрелять буду» – один шаг. Криминальные романы о времени, память о котором до сих пор трепетно хранится во многих семьях. Персонажи, похожие на культовые образы фильма «Прощай, шпана замоскворецкая».

© Шарапов В., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Пролог

Очнулась глубокой ночью, испугавшись, что проспала. Глянула на часы, висевшие над кроватью: полтретьего.

«Совсем разваливаюсь. Нервы ни к черту».

Сигареты еще вчера все вышли, пришлось разжиться мужскими. Втиснув одну в мундштук, закурила, встав у окна. Там было белым-бело, пусто и полосато: сперва накатанная снежная дорога, лес, далее снова — гладкий, как стекло, заснеженный луг, потом снова деревья, деревья, и за ними поблескивает железная дорога, единственным выходом и итогом.

Она привычно размечталась, потягиваясь: «Взять бы билет на поезд куда-нибудь далеко-далеко, на край света, Хабаровск или, там, Улан-Удэ… Ничего, глядишь и поедешь, да еще и без билета, в полосатой робе».

Как же ярко сверкает снег под полной луной, аж глаза режет…

Ан нет, не тень это, не блик. Это он там стоит, в знакомом пальто, в своей распрекрасной шляпе, смотрит прямо в окно, закинув голову, и как зло, глумливо поблескивают на свету очешные стеклышки.

Она вздрогнула от рыжей макушки до пяток, отпрянула от окна, спиной прижалась к стене, зажмурилась — и все-таки как гибельно, неодолимо тянуло глянуть снова.

«Прекрати, глупо», — и немедленно высунула нос, очень осторожно, точно из-за бруствера.

Разумеется, не было никого под окнами.

«Показалось. Наверное, тень от еловых лап да нечистая совесть».

Он, подобравшись со спины, как всегда неслышно, обнял, поцеловал, шепнул на ухо:

— Отстреливаемся?

— Все шутишь! — И все-таки на сердце заметно полегчало, стало куда спокойнее.

Такой уж он человек, действенный, как веронал. Вздохнув, закинула руки ему на шею, прижалась, спрятав лицо на груди:

— Уедем? Давай, а?

— Куда же?

— Все равно, главное, чтобы далеко-далеко. Папы больше нет, некому за меня заступиться. А ты можешь. Ты же все можешь, правда? Я не вынесу так больше.

Он, целуя мокрые глаза, шептал:

— Золотая моя, куда ж мы все бросим, на кого? Иван-дурак куксится, как бы не натворил чего, а бежать просто так — себя же оговорить. Ну а твой…

— Не говори про него. Он меня убьет.

— Ох. Что ты. Он занят лишь тем, чтобы денежки распихивать по кубышкам. Да и почитает себя великим комбинатором, Макиавелли, так просто он мараться не будет…

— О меня? Спасибо, — фыркнула она и попыталась оттолкнуть, но он держал крепко. Голос его изменился, стал повелительным:

— Довольно. Успокойся, соберись. Что на тебя нашло?

— Боюсь. Я знаю, ты хочешь меня бросить. Я была тебе нужна как выход на папу, на мужа…

— Ох. Глупая ты, глупая.

Чуть оттолкнув ее от себя, он пошарил в тумбочке и вынул коробочку, обтянутую зеленым бархатом:

— На́ вот.

— Что это? — всхлипнула она, но в заплаканных кошачьих глазах уже заискрило, слезки, как бы сами втянувшись, высохли.

— Думал на Новый год подарить. Да вот не терпится узнать, угадал я с цветом?

Она, открыв крышечку, опешила.

— Да ты с ума сошел! Пусти.

Но он уже орудовал, бережно, умело вдевая сережки в мягкие мочки:

— Тс-с-с, не дергайся, уши оборву. Вот, теперь смотри, — и, включив бра, развернул ее к зеркалу.

В нем отразилось очаровательное, пылающее от удовольствия молодое, но уже тронутое временем и горем личико, в обрамлении небрежно рассыпавшихся рыжих кудряшек. Над все еще свежим ртом красовалась бархатная нежная мушка, но наметилась боковая складка, и один край уже пополз вниз, сияли прозрачные зеленые глазки, под которыми уже лежали глубокие тени. И свежие изумрудные блики от сережек лишь подчеркивали следы увядания.

— Какая красота…

Он обнял ее, любуясь:

— Угадал. Смотри, как играют на свету. И в жизни никто не догадается, что это не бутылочные осколки.

— А что же? — не подумав, спросила она и застеснялась.

— Изумруды, моя прелесть. Теперь спать, а то с утра некрасивая будешь.

— И ты меня разлюбишь?

— Обязательно. Мигом в койку.