В СССР геев не было!

Ванда Лаванда, 2022

Старшее поколение говорит, что молодежь развратили. Старшее поколение говорит, что в их время такого не было. Старшее поколение говорит, что в СССР геев не было. Но правда ли это или они до сих пор не знают, куда нужно смотреть?Все персонажи и события книги являются вымышленными, любые совпадения с реальными людьми – случайны. История написана без претензии на историческую достоверность, возможны несоответствия истинной жизни, которая была в СССР.

ГЛАВА 2

2019 г., весна

Зинаида Семеновна, или как она представилась группе бабушек-сплетниц — просто Зоя, — была единственной «новенькой» в доме сто тринадцать. Они с мужем только год, как переехали сюда из своего поселка, продав там свой дом и купив в городе небольшую однокомнатную квартирку.

«Тесно, но свое», — говорила Зоя, когда соседки «мягко» начинали выспрашивать, почему дети не помогли им устроиться с большим комфортом.

Муж Зои Федор, а по паспорту Файзулла, с юмором относился к новым подругам жены, или как он их называл «соседки по скамейке». В конце концов, весь их привычный круг общения остался на старом месте, и негоже сидеть в четырех стенах и ни с кем не общаться.

Сам он тоже завел приятные знакомства. Двумя этажами выше них жили два пожилых джентльмена. По-другому язык не поворачивался их назвать, так как они почти всегда были одеты, будто идут в театр. Точнее сказать, что это именно Файзулла так воспринимал людей, носящих преимущественно брюки со стрелками и выглаженные рубашки, которым только галстука не хватает. Сам же Файзулла был человеком простым, который может выйти во двор в спортивных штанах и старой футболке, которую отдал сын.

Несмотря на такое внешнее различие, Файзулла хорошо сошелся с этими соседями — Ярославом и Михаилом. Особенно легко ему было находить общие темы для разговора со Славой: и про детей, и про рыбалку, и про всякие бытовые штучки… Он мог даже пожаловаться на карбюратор в своей Ласточке, хотя Ярослав в машинах не очень разбирался. Они часто бывали друг у друга в гостях, особенно зимой в морозы, когда больше никуда не пойдешь.

«Два этажа вверх, два этажа вниз — вот уже и физкультминутка. А точнее и все десять», — шутил Файзулла, заходя в квартиру к приятелям.

Наверное, именно из-за дружбы мужа с Михаилом и Ярославом, Зоя относилась к ним не так, как ее «соседки по скамейке». Она видела, что Михаил не всегда холодно-вежливый, а Ярослав не такой уж злобно-угрюмый… Поэтому Зоя терпеть не могла такие дни, как сегодня.

Сегодня она с Агатой и Настасьей сидела не у подъезда, как обычно, а на лавочке на детской площадке, недалеко от горки, где развились дети. В том числе и внук Ярослава Коля, который сразу завел себе друзей среди малознакомых мальчишек. Да и много ли времени нужно восьмилеткам, чтобы подружиться? Спросил: «Давай играть вместе?» — и все, на этот день вы лучшие друзья! Ну и конечно же, на площадке был и сам Ярослав, присматривающий за Колей и качающий младшую внучку Дашу на качелях.

Несмотря на небольшое расстояние до объекта сплетен, Агата завела свою любимую песню про «нехорошего Саныча, который обижает своего друга Михаила», а Настасья ей поддакивала. Зоя же в разговоре не участвовала, только наблюдала за подругой, все больше убеждаясь в том, что, вероятно, Агата была своего рода влюблена в Михаила, и поэтому так ненавидела Ярослава. Ревновала.

— Нет, ну ты только посмотри, — Агата всплеснула руками, увидев, как Коля на ногах спустился с горки и, не удержав равновесия, упал на землю, разодрав джинсы на обоих коленях. — И куда только этот горе-дед смотрит? Ребенок же убьется!

Настасья закивала, тоже что-то начав причитать, а Зоя только хмыкнула. Она сама воспитала двоих мальчишек, да и муж у нее до сих пор был, как ребенок, так что она прекрасно знала, что невозможно обойтись без разбитых коленей, заноз, царапин, а порой и переломов. В общем, без веселых и закаляющих характер мальчишеских игр. Да и Коля лишь отряхнул видавшие виды джинсы, на которых скоро появятся две новые заплаты в виде каких-нибудь мультяшных героев, поднялся на ноги, свистнул друзьям и вернулся в игру.

— Ишь ты! Он еще и свистит. Никакого воспитания! Вот если бы в наше время он так себя вел, то… — монотонно заворчала Агата, но тут ее прервал горестный детский плач со стороны качелей.

Все трое «соседок по скамейке» обернулись на звук. На земле сидела девочка и плакала, держась за голову, а перед ней присел дедушка, неловко пытаясь взять ее на руки и что-то сказать. Немедля ни секунды, Агата подскочила с лавочки, позабыв свой бодожок и вообще про свою хромоту, и ураганом понеслась к Ярославу.

— Ты что, ирод, ребенка угробить решил?! — визгливо начала она, едва ли не перекрикивая плач девочки.

Ярослав, уже взявший на руки Дашу и прижав ее к себе, посмотрел на Агату тяжелым взглядом исподлобья, не решаясь ответить при ребенке соседке то, что он о ней думает.

— И как только тебе детей доверили? Раздолбай! И куда только ее мать смотрит? Ты что вообще о детях знаешь? Качать такую кроху на качелях… Ей только в песочнице и можно пока играть. Ты бы ее еще на каруселях раскружил! У малышки, наверняка, сотрясение! Давай сюда, я посмотрю, — продолжила ругаться Агата и протянула руки, собираясь забрать девочку у деда.

Но не успела она сделать шаг к Ярославу с Дашей, как ее мягко, но уверенно, отстранили от них. Михаил Петрович подошел незаметно за всей этой сценой и теперь смотрел на соседку нахмурившись, одной рукой перекрывая ей возможность приблизиться и взять на руки чужого ребенка, а другой касаясь предплечья Ярослава.

— Перестаньте оскорблять моего друга, тем более при ребенке, пожалуйста, — в голосе Михаила зазвучали металлические нотки. Так он раньше разговаривал со своими нерадивыми подчиненными на работе. — И сбавьте тон. Вы кричите громче ребенка.

Агата, резко замолчавшая, тяжело дышала, как будто бы только что пробежала стометровку. Она недоуменно переводила взгляд с Ярослава на Михаила и обратно, пытаясь понять, почему уважаемый сосед вдруг отчитал ее и защищал этого оболтуса, из-за которого дитятко ударилось!

— Ярослав воспитал троих прекрасных детей, так что не удивительно, что они доверяют ему своих детей, то есть его внуков, — Михаил продолжил методично отчитывать Агату, рядом с которой уже стояли Настасья и Зоя, и сделал еще один шаг, окончательно заслонив собой дедушку с внучкой. — И я уверен, что его опыта хватит, чтобы справиться с простым падением с качелей.

Зоя взяла под руку Агату, которая еще пребывала в ступоре от поведения всегда вежливого Михаила, не дала возможности заговорить Настасье, которая, в отличии от подруги, уже была готова продолжить словесно изливать старушечий праведный гнев. Она быстро свернула разговор, сочтя конфликт исчерпанным:

— Пойдем, они сами разберутся, не маленькие. Тем более, малышка уже не плачет.

Зоя развернула подруг и повела их на дальнюю скамейку, перед этим улыбнувшись Михаилу, будто извиняясь за поведение Агаты. На что он ответил коротким кивком и повернулся к Ярославу с Дашей. Девочка уже действительно не плакала. Она прижималась к дедушке обнимая его за шею, а он гладил ее по огненно-рыжим кудрявым волосам и шептал, что никакой бабке-бабайке её не отдаст.

— Что тут у вас случилось? — гораздо более мягким, но еще немного звенящим от напряжения голосом поинтересовался Михаил.

— Даша решила, что качель устала её качать и хочет покачаться одна, без седока. Поэтому она спустилась и стала раскачивать качель. Ну, а когда я на секунду обернулся на Колю, качель сказала Даше «спасибо», поцеловав ее в лоб, — с виноватой улыбкой объяснил Ярослав, баюкая трехлетку на руках. — А потом пришел ты и защитил нас от злой Агаты-яги.

Даша рассмеялась, как будто ее стали щекотать. Она вывернулась из рук деда и побежала в сторону горки, к брату, крича что-то про дедушек-богатырей, которые её защищают, и бабушек-бабаек, у которых вместо избушки — скамейка, а вместо метлы — костыли.

— Давно я не видел тебя таким… злым, — задумчиво высказался Ярослав Александрович, потерев ладонью щеку.

— Ей не стоило так себя вести. Она не имеет права говорить что-то плохое о тебе. Тем более, что она совсем тебя не знает, — ответил Михаил со вздохом, опустив плечи и в общем явно расслабившись после стычки с соседками. — Хотя, я тоже хорош. Отчитал ее, как девчонку-студентку. Плохой пример для детей.

— Студентку? Вот это ей комплимент. А вообще-то, это был хороший пример того, как нужно защищать себя и свою семью, — безапелляционно заявил Ярослав, провожая Дашу глазами до песочницы, куда ее отправил брат, чтобы не мешала играть в пиратов. — А если быть честным, то я испугался за Дашу. Давно я все же с такими малышами столько времени не проводил. Когда Макс и Мила были младше, я был моложе!

Михаил улыбнулся ностальгическим ноткам в голосе любимого и, взяв его за предплечье, повел к лавочке у песочницы.

— Люблю, когда причина твоей злости не я, — признался Ярослав Александрович, откинувшись на спинку скамьи.

— Ты всегда причина моей злости, — покачал головой Михаил Петрович. — Только иногда я злюсь из-за тебя, а иногда на тебя.

— И в чем разница?

— В том, что в первом варианте нужно защищать тебя от окружающих, а во втором — окружающих от тебя, — Михаил выдал своё очередное высокопарное философское высказывание, наблюдая за реакцией Ярослава. После поднятой брови в немом вопросе, он поспешил сменить тему, указывая на Дашу. — Похоже, на обед у нас куличики из песка и каша-малаша.

***

2015 г., осень

Спустя пару месяцев после того, как Михаил принял у себя друга, Ярослав заявил, что возвращается к себе. Это были тяжелые недели совместной жизни для них обоих, но в первую очередь для Михаила Петровича.

Первое время Слава был в своего рода оцепенении после смерти жены. Он спал, ел и даже мылся только тогда, когда Михаил говорил ему это сделать, а потом еще и контролировал, чтобы Слава не бросил дело на середине. Например, он мог сесть за стол, поковыряться вилкой в тарелке, а потом встать и уйти, как ни в чем не бывало. В остальное время, когда Миши не было рядом, Ярослав или сидел на диване, смотря в стену, или стоял на балконе, куря одну сигарету за другой. Вредная привычка с армии, от которой он так и не смог окончательно избавиться. Он почти не разговаривал и даже не отвечал на звонки детей. Вместо него поддержку им оказывал Михаил, не зря же он был их крестным отцом.

После сонного апатичного состояния пришло состояние безотчетной ярости. Злости на всех. Весь мир был виноват в смерти Анны. А больше всех, по мнению Ярослава, был виноват он сам. Он часто кричал и ругался, порой не на что-то или кого-то, а в пустоту. Любимой фразой тех дней у него была: «Вы не понимаете, что я чувствую».

Тот период стараются не вспоминать ни дети Ярослава, ни Михаил. Потому что теперь Гайдуку приходилось уже не помогать своим крестникам справляться с горечью утраты, а защищать их от отца, который то и дело придумывал новые обвинения себе и им, и стремился ими поделиться. Тогда же Михаил отключил домашний телефон и отобрал у Ярослава его сотовый, чтобы он не звонил детям и не тревожил их выдуманными проблемами и не грузил беспричинным чувством вины.

Таким образом единственными объектами для вымещения злости у Ярослава остались старухи у подъезда и сам Михаил. Конечно, больше доставалось Михаилу, так как на улицу Слава выходил редко. Но даже за те несколько встреч он смог настроить против себя почти все подъездное собрание тех, кому за шестьдесят… При этом почти ни слова им не сказал, справился только своим фирменным прожигающим взглядом исподлобья.

А вот Михаилу досталось очень много слов. Обвинений. Претензий. Упреков. Нападок. Придирок… Правда в ответ Ярослав ничего не слышал, только видел сочувствие и боль в глазах Михаила.

И вот, спустя два месяца терпение лопнуло. У обоих. Все началось с безобидной на первый взгляд фразы Ярослава:

— Я возвращаюсь домой.

— Ты вроде не уходил, — непонимающе откликнулся Михаил, не отвлекаясь от мытья посуды.

— Ты не понял. Как всегда, — Ярослав недовольно хмыкнул. — Я возвращаюсь к себе домой, а ты тут и живи в своем гордом великолепном одиночестве. Я больше не намерен тебя развлекать!

После короткой паузы, которая понадобилась Михаилу, чтобы понять услышанное, он стиснул губку для мытья посуды так, что за образовавшейся пеной не стало видно его ладоней.

— То есть ты считаешь. Что Женя привез тебя ко мне. Чтобы мне. Не было. Скучно? — медленно, делая остановку почти через каждое слово, спросил Михаил.

— Ну, у меня нет другого объяснения. Вы же ничего не потрудились мне рассказать. Просто собрали вещи и перевезли, как какого-то безмозглого питомца. Вот я и предположил, что тебе просто стало скучно в твоей крепости одиночества, — Ярослав усмехнулся. — Мне точно компания не была нужна!

— Тебе-то? — наконец, Михаил обернулся и посмотрел на Славу, зло прищурившись. — Конечно, тебе не нужна была компания, чтобы наложить на себя руки. Ты без моей помощи не ел и не спал. Или память отшибло за пару недель? Старческий склероз?!

— Нет, это у тебя старческий маразм. Ты просто не понимаешь, что я чувствую!

Ярослав резко развернулся и пошел прочь из кухни: нужно было собрать свои вещи для обратного переезда домой. Но Михаил поймал его за руку, не давая сбежать от разговора, даже не озаботившись выключением воды.

— По-твоему, все вокруг бесчувственные чурбаны, и один ты такой ранимый? — грубо спросил Михаил, с каждым словом сильнее сжимая руку Ярослава. — Ты думаешь, ты не причиняешь боли своим детям? Или мне, своему другу?

— Другу? То есть мы с тобой теперь просто друзья?! — голос Ярослава сорвался на крик, и он резко дернул руку, вырывая ее из хватки Михаила, да так, что со всей силы приложился тыльной стороной ладони о дверной косяк.

Повисла тяжелая тишина, нарушаемая только шумом льющейся воды из крана. Ярослав прижал ушибленную руку к груди, а Михаил застыл все в той же позе, не зная, что ему сказать.

Вот уже почти сорок лет он считал себя другом Ярослава, точнее, они об этом даже договорились, разве что письменное соглашение не составляли. Ну так они и не юристы… И все эти годы Михаил очень старался соответствовать «должности»: он был крестным отцом всем троим его детям, проводил время с ним за игрой в шахматы или карты, помогал с переездами и даже общался с его женой. В конце концов, именно Михаил занимался большей частью похорон Анны!

Лицо Михаила медленно бледнело, пока не приобрело сероватый оттенок. На секунду Ярославу даже показалось, что тот упадет в обморок. Но, спустя несколько мгновений, он прикусил губу, переступил с ноги на ногу, даже слегка пожал плечами, будто вернулся в свое тело после долгого отсутствия, и теперь заново к нему привыкал.

— Что ты имеешь в виду? Мы больше не друзья? — хриплым шепотом спросил Михаил, возвращаясь к раковине и выключая воду. Смотреть сейчас в глаза Славы он не мог.

Ярослав шагнул к обеденному столу и оперся на столешницу. Он вдруг резко устал от этого разговора и не был готов отвечать на вопросы, которые задал Михаил. Он вообще планировал никогда не обсуждать эту тему.

— Я не знаю, Миша, я не знаю кто мы друг другу… теперь, — Ярослав отодвинул стул и медленно на него опустился, после этого вздохнул, как и собеседник не торопясь поворачиваться лицом к нему. — Ты знаешь, я любил Аню.

— Конечно, знаю. Вы же прожили вместе сорок лет…

— А еще ты знаешь, что я любил тебя, — с трудом выдавил из себя Ярослав, опуская голову на руки, лежащие на столе.

— Возможно, любил. Но до встречи с ней, — едва слышно сказал Михаил, боясь спугнуть Славу, который вдруг разоткровенничался.

В их соглашении о дружбе было условие, что они не обсуждают их отношения до Анны. Не обсуждают отношения Анны и Ярослава. И тогда они продолжают общаться, потому что оба дорожат общением и обществом друг друга. А любовь? Любовь проходит.

— Все не так просто. Все не так просто! — в голосе Ярослава послышалось отчаяние, будто он в сотый раз объясняет задачу глупому ученику. — Я любил тебя до встречи с Аней. И после встречи с ней. И сейчас, наверное, люблю так же сильно, как и больше сорока лет назад.

— Но? — Михаил набрался мужества, оттолкнулся от тумбы с раковиной и подошел к стулу, на котором сидел Слава, но садиться рядом не стал.

— Но она умерла только два месяца назад, я не могу! Не могу предать ее память так, так скоро. Это не по-человечески. Это подло!

— А разве я у тебя что-то просил? — Михаил нахмурился, вспоминая свое поведение в последние дни: были ли у него поступки, которые можно было трактовать двусмысленно?

— Нет, ты не просил. Но это не значит, что ты не хотел. Или я об этом не думал или… не хотел. Ведь сейчас все изменилось, и у нас, и в мире, — наконец, Ярослав поднял голову и повернулся, глядя на Михаила снизу вверх. — Но я запутался в собственных чувствах. Единственное, в чем я сейчас уверен, это чувство вины, по отношению к Ане.

— Ты ни в чем не виноват, — сказал Михаил, хотя и знал, что такая фраза не переубедит Славу. — Ты любил свою жену, ты заботился о ней и о своей семье, ты ей не изменял. Только опираясь на эти три факта ты лучше девяноста процентов мужей в России. И ты прожил с ней жизнь, как и обещал. Только смерть разлучила вас.

Ярослав снова опустил голову. В его возрасте уже не до таких эмоциональных переживаний. Наверняка, сейчас поднимется давление, разболится голова, а весь завтрашний день он будет чувствовать себя развалиной. Какой уж тут переезд?

Рядом с ним отодвинулся второй стул, на который, наконец, сел Михаил. Он выглядел таким же уставшим и вымотанным, как Слава, а может и сильнее, все же он был на три года старше.

— Знаешь, мы все еще можем оставаться друзьями. Сорок лет дружбы не исчезают в один миг, — спокойно сказал Михаил, коснувшись кончиками пальцев руки Ярослава. — А потом мы посмотрим, что нам делать, когда ты справишься с утратой и будешь чувствовать себя лучше.

Кожа у Михаила была сухой, на кистях покрытой сеткой морщин. Слава посмотрел на его руки, а затем на свои. Эти морщины, как биография их жизни, напоминали о том, сколько всего они пережили за эти годы. Они уже не те двадцатилетние юнцы, у которых вся жизнь впереди, которые могут совершать и исправлять свои ошибки… Теперь им глубоко за шестьдесят, и теперь они могут только жить, а сомневаться или что-то исправлять уже некогда.

— Будем жить, как и жили. Я буду заботиться о тебе, о быте, — продолжал Михаил. — Самостоятельно ты будешь питаться, как современные подростки: лапшой, бутербродами и шоколадом. И носить одну и ту же одежду в любой сезон, не заботясь о ее состоянии.

Ярослав невесело усмехнулся. Он действительно никогда не относился к одежде так щепетильно, как Михаил. Чего уж там, даже Анна не была так придирчива к состоянию вещей, особенно с появлением детей.

— Мы будем общаться друг с другом, и у тебя не будет причин донимать своих детей звонками. И они будут с удовольствием приезжать к нам, общаться, рассказывать о своей жизни.

Рука Славы накрыла ладонь Михаила, и тот прекратил расписывать их прекрасную жизнь вместе.

— Хватит, я понял… Пока останусь, не хочу тревожить детей. И заставлять тебя ехать через полгорода, чтобы приготовить мне обед. Ведь ты так просто не отвяжешься, — уже с добродушной улыбкой сказал Ярослав и, со вздохом закатав рукава чистой свежей рубашки, которая была заслугой Михаила, подошел к раковине с грязной посудой. — Что ж, по крайней мере, я могу разделить с тобой часть домашних обязанностей, на которые мне не плевать.

Михаил больше ничего не сказал, он просто наблюдал за тем, как Слава моет посуду. И, хотя по его лицу было видно, что для него еще не все прояснилось, дальнейших расспросов не последовало.

После этой вспышки и откровенности все мгновенно не нормализовалось. Скорбь по жене волнами накатывала на Ярослава, и он днями не выходил не то, что из квартиры, даже из комнаты, куря в приоткрытую форточку. Но постепенно они с Михаилом приспособились жить вместе и делить домашние дела. Дети и внуки Ярослава стали приезжать уже не в родительский дом, а в сто тринадцатый, к Михаилу, так что даже бабки-сплетницы постепенно, немного вынуждено, выучили их имена.

***

2019 г., весна

Пока внуки резвились на детской площадке, а соседки судачили на дальней скамейке, Михаил позволил себе положить руку на колено Ярославу. Хотя в мире отношение к геям поменялось, откровенно выражать свои чувства они были не готовы. Мешало советское воспитание, возраст и страх того, как это воспримут дети Славы.

— Хорошо, когда есть человек, готовый тебя защитить, — вдруг сказал Ярослав, переводя взгляд от руки Миши к его глазам. — Я даже тронут твоей речью про мой вклад в воспитание детей. Всегда считал, что Аня дает им больше, а я делаю недостаточно.

— Я всегда был и буду на твоей стороне. И я бы никогда не справился с детьми, как ты. Особенно с маленькими. Так что с моей точки зрения, ты прекрасный отец и дедушка, — улыбнувшись, ответил Михаил, похлопал Славу по колену и убрал руку, так как к ним с целым арсеналом песочных вкусностей шла Даша. — И чем ты нас угостишь сегодня, дорогая?

— Суп со специями для деда Славы, — девочка протянула мисочку, в которой были песок, вода и кусочки травы. — А песочные печеньки для деда Миши, — на небольшой дощечке в ряд были вылеплены три песочных куличика в форме зайцев.

— Спасибо, Дашенька, — забирая свой суп, улыбнулся Ярослав и потрепал девочку по ярко-рыжим, почти золотым волосам. — Если хочешь, то деда Миша с тобой и Колей приготовит настоящее печенье, правда, деда Миша?

Михаилу не оставалось ничего, кроме как согласиться, продолжая изображать поедание песочных куличиков. Довольная Даша взвизгнула и побежала звать брата на кулинарный мастер-класс.

— Ты меня подставил, — беззлобно сказал Михаил.

— Это для того, чтобы доказать тебе, что с малышами не сложнее, чем со взрослыми, — усмехнулся Ярослав, наблюдая, как Даша собирает свои фигурки из песочницы. — У нее такие красивые волосы.

На него из всех детей был похож только Евгений, и то только до совершеннолетия, после его волосы потемнели, и из рыжих стали каштановыми. А остальные дети унаследовали внешность матери — карие глаза и темно-русые волосы. Кроме непоседливой Дарьи, волосы которой были даже ярче, чем у молодого Славы.

— Помнится, ты не любил свои волосы, — подмигнул Михаил, вспоминая их первые встречи и очень короткую стрижку Ярослава в те годы.

— А еще помнится, что кто-то убедил меня в обратном.

К ним подошли Коля и Даша, наперебой предлагая, что они хотели бы приготовить. Их фантазия ушла далеко за пределы обычного печенья. Даша, как любая девочка-сладкоежка, планировала сделать к возвращению мамы многоярусный торт с розочками и ягодами. А Коля придумал приготовить еще более сложное блюдо — макарунсы — миндальное печенье с кремом, которое они на днях пробовали в кафе. Михаил даже немного побледнел, представив свой кулинарный провал при попытке повторить французский десерт. Нужно было срочно исправлять положение. После небольшого обсуждения был найден компромисс: дети согласились сделать шоколадные и банановые кексы с кремом. И все вчетвером отправились в магазин за недостающими ингредиентами.

И если забыть на секунду, что это дети от жены Ярослава, Михаил был сейчас самым счастливым человеком на земле.