Рассвет, издание второе дополненное

Ванда Михайловна Петрова, 2022

Книга «Рассвет» четвёртая в цикле «Опаленные войной», остросюжетная драма в стихах на русском языке и на французском в переводе с оригинала, дополнительно на латинице для иностранцев, владеющих устной русской речью. Степан любит Веру, дочь вдовы Полины. Великая Отечественная война разлучает Степана и Веру. Рождение детей совпадает с извещением о гибели Степана, мать и сельчане помогают Вере пережить тяжкую утрату. Степан, ошибочно зачисленный в погибшие, в окружении спасает замполита и знамя полка, с замполитом громят врага, добывают немца с портфелем ценных бумаг, уйти от облавы может только один, Степан остаётся прикрывать замполита, попадает в плен, бежит, неудачно, из концлагеря его увозят союзные войска дальше, там русский дворянин помогает Степану вернуться на Родину, где его обвиняют как "врага народа" и отправляют в лагерь без права переписки … Все имена изменены и совпадения случайны. «Рассвет», лучшая книга в стихах на современном книжном рынке и 100% кинематографична

Остросюжетная драма в стихах, издание второе дополненное

«Рассвет», «L'aube», «Rassvet»), книга цикла «Опалённые войной»

……………….

Пролог

……………….

Боли свет

У звезды раскалённой нет

Ни слезы, ни росы от бед.

И чем сердце сильней болит,

Тем всё ярче звезда горит

И сияет во тьме ночной

Жаркой болью, лишь ей одной

Сердцем слышимой в выси той…

А блуждающий кто ни — будь,

По — звезде, отыскав свой путь,

Поглядит на неё — гори,

Путеводный свой свет дари!

––

Кто сочтёт, сколько дней и лет

Льёт звезда своей боли свет

На душевный призыв в ответ…

……………….

Книга «Рассвет» дана на двух языках:

— на оригинальном русском языке;

— на французском языке в переводе с оригинала русского языка;

— в латинице для всех читателей иностранцев, владеющих устной русской речью.

{Исторический факт о русских и событиях войны 1811 — 1814гг.: «Если Франция не была стерта с карты Европы, то этим мы, прежде всего, обязаны России» /Фердинанд Фош — Маршал Франции/}.

……………….

От автора

……………….

На русских просторах леса, перелески…

Озёра и реки, ключи, родники…

И русские избы, цветы, занавески…

Пригожие: жёны, мужья, старики…

Детишек орава послушного нрава…

Пойдёте налево, пойдите направо,

Здесь русских людей нерушимое право

Любить эту землю, беречь эту землю.

Руси изначальной и я зову внемлю,

Люблю эту землю и нет мне милей

России — Отчизны прекрасной моей.

De l'auteur (France)

Dans les étendues russes de forêts, bosquets…

Lacs et rivières, clefs, sources…

Et des huttes russes, des fleurs, des rideaux…

Beautés épouses, maris, personnes âgées…

Les enfants d'une foule de tempérament obeisant…

Allez à gauche, allez à droite

Ici, le peuple russe est une noble gloire,

Ici, le peuple russe a un droit inviolable

Aimez cette terre, protégez cette terre.

J'aime cette terre et il n'y a rien de plus cher pour moi

Ma grande belle Russie.

……………….

Знакомство с книгой:

Степан любит Веру, дочь властной вдовы Полины. После армии Степан, стыдясь старого дома, не решается сказать Вере о своей любви к ней, пытается заработать в колхозе на новый дом. Веру сватает богатый жених, и мать соглашается отдать ему дочь. Степан и Вера убегают в лес. Как переживала Полина бегство дочери и возвращение Степена и Веры, повествуется на страницах произведения. Великая Отечественная война (1941 — 1945 гг.) разлучает Степана и Веру, Степан в первые же дни войны уходит на фронт. Рождение сразу двоих детей, мальчика и девочки, приходится на получение извещения о гибели Степана на фронте.

Вера тоже решает умереть. Мать и другие жители деревни помогают Вере пережить тяжелую утрату…

Мать Веры, Полина, сама овдовевшая в первые годы семейной жизни, не только понимает свою дочь, но и вместе с ней снова тяжко переживает и свою утрату, вдвойне горюя и по погибшему зятю, и по умершему в молодости своёму мужу, беззаветно любимому ею всю жизнь.

……………….

А Степан, ошибочно зачисленный в погибшие, попадает в окружение, спасает замполита Петрова и полковое знамя, вместе с замполитом громят врага в тылу, достают немецкого специалиста с портфелем ценных бумаг. Только один из них двоих может уйти с портфелем и знаменем полка от немецких солдат, Степан остается прикрывать замполита, уводит немецких карателей с овчарками с дороги, по которой ушел Петров с ценными картами и бумагами, и с полковым знаменем…

Немецкие солдаты забирают Степана, уверенные, что это Петров. Но предатель утверждает, что это не тот Петров. Степан назывет себя «лесорубом», простым сельским мужиком. Много тяжких мучений переносит Степан. Неоднократно пытается бежать из плена. Но побеги терпят неудачу, и Степана увозят все дальше и дальше, и так Степан оказывается в концлагере для военнопленных в Германии…

Союзные войска везут его еще дальше…

И во всех документах Степан значится как — Петров…

Закончилась война, в родную деревню Степана возвращаются оставшиеся в живых, возвращается и юноша Тимофей без ног и одной руки, уйдя на фронт добровольцем…

Мать Тимофея умерла в его раннем детстве, теперь умирает и отец, Тимофей, совсем ещё мальчишка на девятнадцатом году его жизни, в страхе перед наступившим одиночеством и своей беспомощностью калеки, не видит смысла жизни и решает утонуть в реке…

Вера видит это и спасает Тимофея. Вере, тяжко скорбящей о Степане, жаль юношу, решившего утонуть от безысходности, и они с матерью, Полиной, помогают Тимофею стать сапожником в деревне, помогают осваивать протезы, потом Вера, видя, как трудно Тимофею работать сапожником, помогает ему освоить курсы и стать бухгалтером в колхозе…

Годы проходят после войны…

Вернуться на Родину Степану помогает русский дворянин, живущий за границей со времен революции в России. И тот же дворянин помогает Степану получить документы на фамилию Степана — Кедров.

И теперь Степан не — Петров, как он числился все годы, а по своей собственной фамилии — Кедров, наконец-то опять на родной земле…

Но Степана обвиняют в том, что он неизвестно, где был все эти годы…

И Степан оказывается в лагере и без права переписки…

В лагере у Степана начинают гноиться раны на ногах и на теле. Совсем больной, Степан оказывается в лагерной больнице…

В лагерь «с проверкой» приезжает грозный генерал, оказавшийся тем самым замполитом Петровым…

……………….

Конец ознакомительного текста.

……………….

Предисловие

……………….

Голос — солнцем в морозы.

Память — ветром в покосы.

Встреча — водой родниковой в степи.

Взгляд — полярной звездой.

Где — дремучей тайгой.

Чем — светом в кромешной ночи.

……………….

Часть 1. Побег

……………….

Рядом с лесом русское село,

И уклад в нём деревенской жизни,

В горницах нарядно и светло,

Окна все на — юг, у дома — вишни…

И — коровы в стаде, пастушок

У берёзы в дудочку играет…

И цветы украсили лужок…

И ручей от родника стекает

В речку, что неспешно вдаль течёт…

И тропинка к берегу ведёт…

……………….

Стёжкой узкой девушка к реке

Торопливо с вёдрами сбегает,

А сама в смятенье и тоске

Всё окрест тревожно озирает…

Вдовая заботливая мать

Свадьбу с богачом сыграть решила…

Будет у неё богатый зять!

Слезно Вера мать свою просила:

«Мама, не нужны богатства нам,

Шубы заграничные, наряды,

Неуютно будет жить мне там,

Нашему с тобой жилью я рада».

Мать своё заладила; хоть плачь,

Хоть кричи, одно — женою будешь

Средь богатства (он большой богач),

Про нужду, безденежье, забудешь…

Девушка в смятенье у реки!

Не в её привычке — мать не слушать…

Сердце замирает от тоски…

Слёз комок невыплаканных душит…

Как сказать Степану, что — любим,

Объяснить, что нет его милее,

Словом ни обмолвились одним,

Но придётся нынче стать смелее…

Девушке в поддержку — парня взгляд,

Ласковый, тревожный и… родной…

Ну, а как он вовсе и не рад

Встрече с ней, а увлечён другой?!

А Степан уже идёт к реке,

Может — случай, ну а может — нет,

Вера сжала свой платок в руке,

В страхе — какой даст Степан ответ…

Ласково взволнованный Степан

Девушке приветствие сказал,

Снял гитару с левого плеча…

Он о сватах ничего не знал…

Зазвучали струны под рукой,

Славилась его игра в селе,

И склонясь с гитарой над рекой,

Не сказал, а робко прошептал,

Как он любит только лишь её,

Сердце ей отдал давно своё…

Девушка стояла, как в огне,

— Свадьба моя скоро на селе,

Сваты в дом приехали ко мне,

Мама соглашается вполне!

……………….

Опустилась рука, что касалась струны…

Где слова, что сейчас так Степану нужны?!

Знал Степан упрямую вдову!

(Уж не раз ей кланяться спешил).

Коль вберёт что в голову свою,

Пересилить не достанет сил!

Выдаст за богатство, убедит

Дочь свою, послушную всегда,

Вера, вон, покорная стоит…

Захлестнула юношу беда!

Зря Степан с — теплом к вдове седой,

Зря мечтал ей добрым зятем быть!

Подавай богатство ей горой!

А Степан? Ему, тогда как жить?!

В Веру он давным-давно влюблён!

Без неё ему и жизни нет!

И Степан тревогой опалён,

Враз сказал и ждал теперь ответ…

— Милая! Бежим?!

— Бежим, родной!

Мама пусть рассердится сейчас,

Но когда вернёмся мы с тобой,

Богатей отступится от нас…

Маму я люблю свою, но жить

С женихом не милым не могу!

Как же мне послушной теперь быть?!

Я с тобой, любимый, убегу!

……………….

Вдалеке густой темнеет лес…

В том лесу есть сосны — до небес…

И тропинки узкие к ключам,

К чистым, как слезинки, родникам…

Ландыши цветут возле кустов…

Там — любых, на всякий вкус, грибов…

А где ручейки воды бегут,

Ягод спелых кустики растут…

Там малины заросли лесной…

Чаща, и калина в чаще той…

Ягод ежевики — сизый взгляд…

Там растёт шиповник густо вряд,

Красных ягод на кустах — наряд…

А вдали стена сплошных колючек,

Ягоды на нём чернеют «тучей»,

Колкого терновника плоды,

Птицам заготовка для еды…

А подальше — в сумрачной глуши,

Не видать нигде живой души

Человека, но для птиц, зверья,

Эта глушь — любимая, своя…

К роднику напиться ходит лось,

Ему выжить здесь лишь удалось,

Скрыться от борзых и от — ружья,

И живёт лосиная семья

В заросли нехоженой лесной…

Отдыхает мишка под сосной,

Утомлённый, в поисках дупла,

Где хозяйка — дикая пчела,

Сладкий мёд откладывает впрок…

Девственной природы уголок…

А там дальше камни-валуны,

Будто бы — остатки от стены

Дома, что построил великан…

Дальше — ров глубокий и — курган…

Ночью, словно «дом» свой сторожит,

Филин грозно с валуна глядит,

И глаза — два жёлтых фонаря —

Стой, прохожий, дальше в лес — нельзя…

И на самом верхнем валуне

Хлопает глазами при Луне…

И никто его здесь не пугает,

Только голод птицу донимает,

Филин, гукнув, улетает прочь,

Для него добычи время — ночь…

А к утру он снова возвратится,

Спать на целый день в дупле ложится,

Что давно себе нашёл в сосне…

Будет спать и видеть мышь восне,

Как она от цепких коготков

Юркнула в, травой заросший, ров…

А за рвом, курганом, снова лес…

И там тоже сосны — до небес…

И кукушки голос, и — дрозда…

Соловей здесь щёлкает всегда

По утрам, ночам, и вечерам…

Зайца хвост мелькнёт, то — здесь, то — там…

И ворона на сухом пеньке

Чистит клюв под елью, в холодке…

Тетерев на ветке, хвост пушит,

Без опаски, перья ворошит…

И тетёрка, не спеша, гуляет,

Своих деток ласково сзывает,

И ведёт их к роднику — попить…

Но лиса вполне здесь может быть…

И тетёрка, заглянув под куст,

Квохчет успокоено — куст пуст…

Бойкая сорока вниз глядит,

На верхушке дерева сидит,

Слушает, но всюду тишина…

Трескотня сорочья не нужна,

Не о чём ей лес оповещать,

Вынуждена, бедная, молчать,

И мечтать — ну, люди, кто-нибудь,

Забредите как-то в эту жуть…

Но зато лосихе — благодать…

За лосёнка нечего дрожать,

Браконьер сюда не забредает,

Он лосиных здешних мест не знает,

Сохранились лоси только тут,

И пока что здесь ещё живут…

А с другой, прикинуть, стороны,

Вот следы звериные видны…

И лосиха слушает сторожко,

И к себе зовёт лосёнка — крошку…

Пробежал здесь волк, а может — два…

На траве следы видны едва…

Но тропинок хоженых здесь нет…

Только зверя или лося след…

Из лесных соседних деревушек

Не построил здесь никто избушек…

В сёлах у людей свои заботы…

Много на полях, в домах, работы…

И вопросов, без сорок, хватает…

Кто-то что-то про кого-то знает….

И всё это надо рассказать,

Чтобы всё и обо всех всем знать…

……………….

Вёдра с коромыслом — у реки…

Это для села — не пустяки…

На селе все с детства это знают —

Вёдер у реки не оставляют,

Брошены они «не от добра!»…

Над рекой склонённая верба…

Ветер крутит пыль вокруг столба…

А вдали, по полю, прямиком,

К лесу направляются пешком…

Для села опять — большой вопрос,

Кто это спешит через покос…

У Полины вдовой гость в дому…

А что надо от вдовы ему…

И жужжат, как осы, по дворам,

Дочь-то рада, или нет, сватам…

Знамо, что невеста — хороша,

Но Полина, верно, что — спеша,

Привечает радостно сватов…

И накрытый стол давно готов…

Но в селе уже жужжит молва,

Что Полина, видно, не права,

Дочь свою сосватав в один час…

А как — убежит она сейчас…

И в колхозе ропот всё сильней…

И жужжат девчата у плетней…

«Это ни Степан ли там бежал…

Видно, у реки её он ждал…»

«А, возможно, что она ждала…»

И жужжат сельчане: «Ну, дела…»

«Про «сватов», видать, Степан узнал…

И с девчонкой к лесу побежал…»

«Да, с Полиной — спорить — сущий страх,

Тут же — кочерга в её руках…»

«Или, поувесистей, полено…»

«Перетянет» по «горбу» — мгновенно…»

«Расскажи-ка к случаю, Игнатий,

Как тебя «встречала» она в хате

За «подходы» к ней, уже — вдове…»

«Вам бы — га-га-га, да, ге-ге-ге…

А на мне ведро она — погнула,

Так по лбу с размаху — долбанула…»

«Да, ты долго выглядел «красиво»,

На лбу — шишка синяя, как — слива…»

«Строгая, суровая, нет — слов…»

«А — чистюля — изо всех дворов…»

«Что уж говорить тут о Полине,

Дом её, как «цацка на витрине»…»

«Вот Степан и сватать временил…

Дом его-то весь, считай, прогнил…»

«Потому, работал, словно — вол,

Как только из армии пришёл…

Ведь, его избёнка, видно всем,

Похилилась набок уж, совсем…»

Так полдня сельчане говорили…

И в обед, все как — один, решили,

Что, Степан, сбежавший от вдовы

С её дочкой, «кажется, правы…»

……………….

И так всей деревней «мозговали»,

И разумно всё «обмозговали»…

Что, не зря, мол, «те — вдвоём сбежали…

Потому что «злющая» вдова

Дочку «утрясёт» и — все дела!

Пусть — бегут, пока что, из села…»

С — тем и по домам все разошлись,

Кто за — что, делами занялись…

……………….

Но невесту сваты стерегли,

И за беглецами по пятам,

Богатей свирепый впереди!

Отомстить решил Степану сам!

На коне, богач, мелькает плеть,

Сваты, как один, на лошадях…

Беглецам пешком — едва ль успеть,

Но бежать быстрее гонит страх…

Только конь быстрей людей бежит…

По земле тяжелый стук копыт…

……………….

У Степана сердце — бьет в — набат…

Сзади им вдогонку пьяный сват

Голосит: «Невесту возверни…

Эй, жених, быстрей коня гони…»

Пьяная ватага, через ров,

Вынеслась на поле средь кустов…

«Если только Веру заберут,

Замуж выйти, хором утрясут…

Вера очень любит свою мать…

Мать уверит, что «жених под-стать»,

Что сумеет «счастье ей создать»,

Что, хоть чуть, тогда «передохнуть»,

Так же ей случится как-нибудь,

Во вдовстве пройдя тернистый путь…

И немало доводов, как — знать,

Сможет мать невесты «насказать»

Дочери, послушной по-всему…

И тогда, что делать-то, ему?!

Деловитой, смолоду, вдовой,

С ясной и разумной головой,

На селе зовут её не зря…

Всем понятно, что не для себя,

Чествует Полина тех сватов,

Это ясно и для дураков,

Дочь свою, конечно же, любя…

Ну, а как, потом жить буду я?!»

Размышлял он, молча, обо всём,

А размыслить было тут о чём,

Веру сватать — боязно вдову,

Вдруг откажет в сватовстве ему…

«Рисковать нельзя мне сватовством,

Повинюсь за «кражу» я — потом…

Мне без Веры словно и — не жить,

Не смогу её я разлюбить.

В армии я думал об одном,

Побыстрей вернуться бы в свой дом,

Заработать много трудодней,

Новый дом поставить поскорей…

Старый дом стоит уже — едва,

И пригоден только на дрова…

Но сейчас им надо убежать,

«Бурю» «злой» Полины переждать…

Только — хрип коней уже в ушах…

И «сватов» ватага в «трёх шагах»…»

Так Степан, бегущий, рассуждал…

От вдовы один отказ он ждал…

……………….

Кони седоков несут легко…

Лес ещё, всё так же, далеко…

У Степана страхов — полон ум…

Голова «трещит» от горьких дум…

Пьяные, что с этих «сватов» взять,

Веру им легко будет отнять

Под предлогом, что девчонку мать

Приказала в дом опять «пригнать!»

Парня обвинить — быстрей всего!

Все сочтут «виновником» его,

Почему сватов не засылал…

Скажут, вот чего он «выжидал»…

Для чего девчонку в лес позвал…

Что там от девчонки ему надо…

Сватовству ведь не было преграды…

Скажут — на уме было «плохое»…

И прибавят кое-что другое…

Рассказать, что сватать не решался,

Потому что, дом весь — расшатался,

Что — гнилой хатёнки он стыдился…

Что — построить новый дом стремился…

Скажут — ты бы засылал сватов,

Новый дом — когда будет готов…

Скажут, у вдовы дом хоть куда…

И, что, дескать, от него «беда»…

А ну, как — и Веру убедят…

Всем селом… Да и «сватов» отряд…

Как начнут жужжать ей про «плохое»,

Мол, в селе случалось и «такое»,

А он «раньше», скажут, что не сватал,

От кого любовь всё время «прятал»,

Дескать, кто в селе ему мешал

«Ухажером» быть? Он «выжидал»…

Как начнут ей хором говорить…

Только бы девчонку возвратить…

И сумеют Веру убедить!

А без Веры он не может жить!

Шибче парня девушка бежит,

К лесу добежать скорей спешит…

А сваты вдогонку им кричат…

На конях, ругаются, свистят…

Пьяной приближается толпой…

И вопят — красавица, постой…

Как Степану девушку спасти?!

До густого леса далеко…

— Милая! Не одолеть пути!

— Да, Степан… В степи коням легко…

……………….

Эй! Гей! Гей!

……………….

Гоните зря вы коней!

Влюбленным поможет в пути

Случай счастливый в степи…

Серенький короткохвостый зайчик

Выскочил как раз перед конем!

Богатей, давно уже не мальчик,

Грохнулся в сухой бурьян ничком!

Нежно Веры сжал Степан ладони,

Помогая страх ей превозмочь…

Сгрудилась свирепая погоня…

Скоро беглецов укроет ночь…

……………….

Птица в небе ничья…

Шёпот тихий ручья…

Бьёт под елью родник…

На полянке цветник…

И лишь им слышен стук

Двух сердец молодых…

Нежность трепетных рук…

Трав шуршанье густых…

Звёзд ночных хоровод…

Ключик струйками бьёт

И роняет в траву

Своих вод чистоту…

А на небе — Луна,

Снов — хозяйка она…

Для влюблённых — свеча,

Чья любовь горяча…

На берёзе листы

Под Луной шелестят…

До утра соловьи

Для влюблённых свистят…

……………….

Свет дневной всем даря,

Разливалась заря,

Разгоралась, как жар,

Будто в небе пожар!

Вот и солнечный луч!

И на небе нет туч!

Всем привет! Всем привет!

Дарит Солнце свой свет!

И вплетается звук

Человеческих рук

В щебет утренний птиц:

Соек, галок, синиц…

У высокой сосны

Звук гитарной струны…

Озорной разговор…

Издалёка слышны…

— Ты не каешься, «вор»?!

— Нет! Любимая! Нет!

Эхо вторит вопрос,

«Вор!» «Вор!» «Вор!»…

И приносит ответ,

«Нет!» «Нет!» «Нет!»…

Вор… Вор… Вор…

Нет… Нет… Нет…

Двух сердец разговор…

Дня счастливого свет…

……………….

Куст малины для них,

Для влюблённых двоих…

И — вода в роднике…

И — грибы на пеньке…

И — в глуши костерок…

И — трава… И — песок

У речушки лесной…

И — закат, и — рассвет,

Неба свод голубой…

И в глуши — соловьи

Свищут…

Песни поют…

Создавая — для них

В чаще леса — уют…

И — вокруг — только им

Свою ласку дарят

Сосны, травы, цветы…

Так сердца говорят…

Лось идёт к роднику…

Заяц прыгнул на пень…

И скорее к кусту…

От лисы рыжей — тень…

В заповедном лесу

Своя жизнь каждый день…

……………….

Часть 2. Мать беглянки

……………….

А у вдовы «вверх дном» весь дом!

На сватов понеслась с ведром:

— Зачем вы гнались на конях?!

Один из них застрял в дверях…

Полина сзади — кочергой…

В сенях — добавила метлой…

Другого по — «хребту» — рожном…

Поленом…

Скалкой…

Топором

Взмахнула грозная вдова,

«Сват» увернуться смог едва…

И во дворе идёт «погром!»…

И — шум, и — крик, и — стук, и — гром!

Попало всем, всех прочь прогнала…

И села на крыльцо! Устала…

Отёрла пот с лица платком…

Досада — то ведь, не о том,

Что «зять богатый» не при ней,

Всего досадней в этом ей,

Что дочь — ослушница, в бегах…

Терзает мать за дочку страх…

С дремучим лесом — не шути…

Заблудишься и — не найти

Тропинки, чтоб к жилью вела…

Недаром жители села

Куда попало не бредут…

В лесу и звери, ведь, живут,

Не только — птички, комары…

Там — волк, он дремлет — до поры,

Проголодавшись, жертву ждёт,

А вдруг беглянка попадёт

На зуб голодный, острый, злой…

Бегом, проказница, домой!

Ну и Степан, зятёк — каков!

Не обронил и пары слов,

А сразу наутёк, в — бега!

Узрел в ней, видите, врага

Ему и дочери родной!

Домой, ослушники, домой!

……………….

Так уж — который день идёт…

Мать дочку с нетерпеньем ждёт…

Но дочери всё нет и — нет!

В лесу затерян дочки след…

Хоть бы их кто-то повстречал…

Да ей об этом рассказал…

Но нет же слухов никаких

Об этих беглецах двоих!

А дочь — то, дочь-то, какова!

Опять возмущена вдова.

Ни слова матери родной!

Вот, как тут справиться одной

С хозяйством, с дочерью, и в том

Все виноваты, всё «вверх дном»!

Полина вёдрами гремит

Так, что пёс в — будку и — молчит…

Корова меньше молока,

Тоже с испугу, ей дала…

Забился под кусты петух…

Огонь и тот в печи потух…

Кукушка куковала вслух

В давно испорченных часах,

Качающихся — на гвоздях…

А за окошком — вместе с ней,

Ку-ку, ку-ку, среди ветвей…

Полина снова — за свой страх:

— Зверья у нас — полно в лесах!

И в кухне крынку молока

С испуга кошка разлила…

И хвост прижав, умчалась вон…

Ей вслед — разбитой крынки звон…

Кто там ногой осколки пнул…

И уронил, к тому же, стул…

Наседка взвилась: «Караул!»

Расставив крылья, перья, клюв,

Тревожно шею изогнув,

Цыплят торопится созвать,

Своих пушистых чад спасать…

Подняли куры шум и гам…

Понятно, что Полина там…

Хотят соседки разузнать,

Что думает о дочке мать,

И зять по сердцу ей иль — нет…

Но как тут получить ответ…

К Полине и не подойти…

Никто не стойте на пути…

Не спрашивайте ни о чём…

Вы все молчали, все — причём!

Так мать в обиде рассуждала…

И всех виновными считала…

Ведь мог хоть кто-то о Степане

Сказать глупышки-дочки маме…

Или хотя б и сам Степан!

И снова в доме «ураган!»

Полина кулаком стучала…

«Ну, попадись ты мне сначала,

Мой веник «плачет» по тебе…»

Не подметённый пол в избе,

Цветы на окнах засыхают,

По кухне мухи уж летают…

И над пролитым молоком…

Убрать бы надо хоть — совком…

Но, пол никто не подметает…

Над молоком уж «рой» летает…

Забросила Полина дом!

И — всё, вокруг, везде — «вверх дном!»

……………….

Так дни за днями проходили…

Степан и дочь не приходили…

Не появлялись и в селе…

Их словно не было нигде…

Вот дождь слегка прошёл опять…

Опяток можно поискать…

И козни все кляня судьбы,

Полина, будто по грибы,

Брела под ели, под дубы…

Но лес безмолвие хранил,

Где беглецы — не говорил…

Весь день Полина так — блукала,

«Грибы старательно искала…»

И только к ночи шла в свой дом,

Где снова слышался «погром»…

А ночь тянулась — бесконечно…

«Что, они в лес ушли навечно?!

Там, явно, волчьих два следа…

Вот — наказанье! Вот — беда!»

И поутру опять Полина

В — лес, дескать, дикая малина

В такое время словно — мёд,

Но очень далеко растёт…

И до ночи в лесу бродила…

Домой в потёмках приходила…

И не поужинав, ложилась…

От дум в постели всё крутилась,

Удобной позы нет и — нет…

Пока не наступал рассвет…

Так проходили дни за — днями,

Не возвращалась дочка к маме…

И часто грустная вдова,

Отставив вёдра и корыто,

Не растопив в печи дрова,

Не дометёно, не домыто…

«Как тут управишься — одна!»

Садилась у дверей своих,

Вся в ожиданье тех двоих,

Чтоб отругать их почём зря!

«Ишь, своевольное дитя!»

Степана, дочь, весь свет — коря!

Пока вновь по утру заря

Не разгоралась над селом…

И вновь, Полина, бросив дом,

«По ягоды и по грибы»,

Кляня изгибы злой судьбы,

Брела «куда глядят глаза…»,

Был ясный день или гроза…

……………….

Быть может, кто-то б и сумел

К «побегу» к этому привыкнуть,

Нашёл бы много срочных дел,

И от блуканий смог отвыкнуть…

Только не «грозная» вдова…

В полях пожухла вся трава…

С деревьев сыпалась листва…

В селе на огородах — пусто…

Зато от туч на небе — густо…

Всё чаще было, дождик лил…

Но в дом никто не приходил

К вдове, измученной, несчастной,

С судьбой — тоскливой и злосчастной…

И день тревожней ото дня,

Для горемыки становился,

Зять неизвестно, где ютился,

И с ним ютилась где-то дочь…

Вот как тут спать в — глухую ночь?!

Ведь, там, в лесу, не счесть зверей…

У беглецов, ведь, нет дверей…

Они, ведь, под кустом ночуют…

А ну, как — волки их учуют!

Или — медведь, шалун большой…

И с растревоженной душой

Полина ночи не спала…

И что ни день, то в лес брела,

Забросив в доме все дела…

Уже все тыквы на селе

Колхозницы в сарай убрали…

А у Полины на меже

Они лежат, как и лежали…

И даже чучело на грядках,

С дырой в кастрюле, в рваных тряпках,

И то «руками» развело —

Позор, позор, на всё село…

Но вдовой горестной хозяйке,

В залатанной сто раз фуфайке,

Всё — не до тыкв и бураков…

И для беглянки нет уж слов…

Тоска Полине сердце гложет…

И ничего вдова не может…

Ни убираться во дворе,

Ни в огороде, ни в избе…

Вот и теперь среди поляны,

Вокруг хлеба уже убраны,

Стоит вдова, как — изваянье…

И шепчет — вот ведь наказанье…

Или к реке бредёт с ведром,

Распахнутый оставив дом…

И вот опять с утра Полина,

Корову еле подоила,

Быстрее в стадо прогнала…

И будто дела не шла,

Как только за ведро схватиться

И — вон — из дома удалиться…

Хоть в доме вёдра все — с водой…

И умывальник — не пустой…

И кочаны капусты ждут,

Когда ж их с грядок уберут…

А в доме — виснет паутина…

Но это вовсе — не причина,

Чтоб снова к речке не идти,

Ещё водицы принести…

И к злополучной той реке

Полина снова приходила…

И у реки с ведром бродила…

Нежарко Солнышко светило…

Из леса хвои аромат

Со слабым ветром приносило…

Полине было всё — немило…

Всё было как-то, да — не так!

И каждый встречный был — дурак!

Всё потому, что ей никто

Не рассказал в селе про то,

Что ладный Стёпа — гитарист,

К тому ж — отличный тракторист,

О Вере только и мечтал,

Её повсюду поджидал,

И никого не испугался,

Когда богач за ним погнался

С толпой подвыпивших сватов…

Полине не хватало слов,

Чтобы излить всё возмущенье

И в будний день и в воскресенье…

И кто бы ей не попадался,

Всяк виноватым оставался

В её пропаже и она

Всё по лесу брела одна…

……………….

Прошли уже не дни, недели…

Берёзок листья пожелтели…

И стаи журавлей пропели…

И все вороны на дубах

О близких каркали снегах…

Уж скоро иней ознобит

Траву вдоль берега реки…

И осень «пролететь» спешит…

На землю тучами глядит…

«Так, скоро и зима придёт!» —

Вздыхали грустно старики,

Готовя тёплые носки,

И валенки подшив прилежно…

«Зима — то нынче будет снежной,

По всем приметам — очевидно…»

Вдвойне Полине всё — обидно!

Обидно — что зима подходит…

Что — дочь «упрямо» где-то бродит…

Что — зять девчонки не умней,

Блукает тоже вместе с ней…

И горемычная Полина,

Опять, все побросав дела,

Брела в поля, где уж скотина

Без пастуха паслась одна…

……………….

Вот утро новое настало,

Вдова с кровати трудно встала,

Усталость за ночь не сходила,

Но истомлённая вдова

Покой в себе не находила…

Как и вчера, оставив дом,

В печи потухшие дрова,

Брела Полина вдаль пешком…

Шуршала жухлая трава…

Над полем ворон пролетел…

Закаркал, для него — запел…

Полина крикнула — кыш, кыш…

Только и знаешь, что — кричишь…

Раскаркался — над головой…

И без тебя — хоть волком вой!

Ушла, далёко не спеша…

Приставив руку козырьком,

Ворчала, тяжело дыша…

— Давно пора б вернуться в дом.

Так нет, упрямая, как — слон!

Вздохнула — пусто всё кругом…

Безлюдно тут — со всех сторон…

Никто — ни едет, ни идёт…

Лишь ворон по небу снуёт…

Полина полем побрела…

И так — до леса добрела…

И — дальше лесом пошагала…

И тихо, горестно шептала…

— Уж холод травы ощипал…

Терновник в каплях сизых слез…

Короче день приметно стал…

Куда вас черт двоих занёс?!

Но ей в ответ сорок лишь треск…

Ими наполнен каждый лес…

Придя домой, она опять

Без ужина ложилась спать…

И до утра без сна лежала,

Ворочалась всю ночь, вздыхала…

……………….

По утру, подоив корову,

(Должна бы стельная быть — к слову),

Хлебнув из кружки молока,

Полина села у станка,

Чтобы соткать половичок…

За печкой затрещал сверчок,

Вдове напомнив лес, сорок…

Накинув старенький платок,

Кофтёнку дочки «для тепла»,

Насунув тапки без носок,

Полина, «только на — часок»,

Устало к лесу побрела,

От слёз, от дум, что ночь сплела,

Полуслепая, как — сова,

Роняя грустные слова…

— Вчера на речке по утру

Воды в калоши набрала…

Вот заболею и… умру!

И вам оставлю все дела:

Шерсть, что готова на носки…

Того гляди, забьется моль!

А эти, ишь — озорники!

И в сердце… вот… все чаще боль…

Бурчала вслух:

– — Вот так и я…

Отца беглянки полюбив…

Эх, горькая судьба моя!

Как жить осталась, схоронив…

И горестно вдова вздыхала,

И с болью в сердце вспоминала,

Как дочку к сердцу прижимала

И через слёзы напевала…

(Песня Полины)

Туман — полями…

Росы — слезами…

Радость былая —

Зыбкими снами…

А, а, а, а-а-а, а…

А, а, а, а-а-а…

Давние встречи…

Милого речи…

В небе вечернем

Звёзды, как — свечи…

А, а, а, а-а-а, а…

А, а, а, а-а-а…

Счастье — росою…

Горе — слезою

Студит, печалит…

Ты — не со мною…

А, а, а, а-а-а, а…

А, а, а, а-а-а…

……………….

Полина, девушка была —

Красавица на три села!

Двор от сватов не отдыхал,

И редкий парень не «страдал»

Возле Полинина окна,

Лишаясь от любви к ней сна…

И вдруг приехал — городской,

Собой «ухоженный такой»,

В рубашке белой, в — пиджаке,

В блестящих туфлях, налегке,

Без всяких сумок, просто — так…

Отец решил: «Совсем — дурак,

Но — дерзкий, как все городские,

Они все — наглые такие,

Лентяи, пьяницы, уроды,

Какие там у них — доходы,

И те все тратят в кабаке,

Вот потому он — налегке,

Приехал сватать, а — без водки,

Лицо, как у тощёй селёдки,

Румянца — нет, нет — полноты,

Нет в нём — мужицкой — красоты!»

И так отец всё говорил…

Он город с детства не любил,

Считал всегда, что «городские

Упрямцы, наглецы, плохие,

И очень хитрые притом»…

И дочке пригрозил кнутом,

Если — хоть слово парню скажет,

Или хоть чем его уважит,

И для такого «наглеца»,

Не показала, чтоб лица,

А не сидела здесь «кавычкой!»…

И что она своей привычкой,

Как что — подол свой задирать,

Из страха — юбку замарать

Об мокрую траву в росе,

В селе об этом знают все,

Для городского — не годится,

Он станет в городе — стыдиться

Такой «колхозницей — женой»

И возвратит её — домой,

«Соломенкой» и «разведёнкой»!

А не — красавицей — девчонкой,

Которой и в любом селе

Хватает женихов вполне!

И — городскому — «поворот

От сельских липовых ворот!»

……………….

Но городской парнишка — зять

Был всем словам отца под-стать!

Девчонку «нагло» вызвал в сад!

Сказал, что мужем быть ей рад!

Что будет лишь её любить!

Что — без неё не сможет жить!

Что — сможет всюду защитить!

И даже — от её отца!

Найти ли больше — «наглеца?!»

Он так «упрямо» говорил!

Любовь ей «вечную» сулил!

Ну, «настоящий — городской»,

«Наглец, упрямец, враль большой!»

Но смог девчонку убедить,

Что — замужем ей надо быть

За ним, единственным, лишь он

Защита ей — со всех сторон!

Вот так они и — сговорились,

В саду, под яблоней, вдвоём,

И в доме вместе — объявились,

Сначала оба повинились,

Что на свидание решились,

И дочь сказала, что «сбежит»,

Если отец не разрешит

Ей выйти замуж за того,

Кто стал милее ей всего!

Теперь на дочку у отца

Досады не было конца…

«А дочь-то, дочь-то, какова?!

Наперекор словам отца,

В сад, ночью, к парню городскому,

Тайком отправилась из дому!

И слушала все его сказки!

Все его наглые побаски!

И, ведь, поверила всему!

И всё — наперекор тому,

Что, я — отец, ей говорил!

Уж так жених мне — досадил…

Вот, взял бы и — поколотил…»

Но «колотить» их было — поздно,

Они сказали, что «по-розно»

Теперь «и дня не станут жить!»

Пришлось отцу свой гнев смирить…

И всем о свадьбе объявить…

По сёлам женихи озлились…

Решили драку учинить,

«Чтоб знал, как нашенских любить!»

Но передумали потом…

И за невестиным столом,

Со всеми сельскими гостями,

Ей, «горько!», не кричали сами,

А только хлопали глазами,

Дивясь, что парень городской

Под-стать Полине красотой…

На три села вся свадьба пела…

И так неделя пролетела…

Отец на зятя всё — косился…

И уличить его стремился

В «упрямстве», «наглости», «обмане»,

В «пустом безденежном кармане»,

И в «дерзости» его к нему,

Отцу и «тестю!» самому!

Но зять спокойно слушал тестя,

Сидя на жениховом месте,

Невесту крепко целовал,

Когда им «горько» кто кричал…

И после свадьбы, «городской»

Увёз Полину в город свой…

Вот там и дочка родилась,

Красавица, ну просто, страсть!

И все друзья к ним приходили,

Подарков гору надарили,

За стол, накрытый, шумно сели,

И дочке здравицу все пели,

Хвалили пироги Полины,

Блины с начинкой из малины,

Ватрушки, борщ, грибы, соленья,

И деревенские варенья,

И «первачок», «Сам тесть нагнал!»,

С улыбкой зять гостям сказал.

И деревенская родня,

Приехав в гости к — молодым,

Гуляла в городе три дня,

Желая деток много им…

Так с мужем радостно им было…

Да, было счастье и — уплыло…

Она беды тогда не знала,

От жизни радостей лишь ждала…

……………….

Но, мать, счастливая жена,

Полина стала вдруг — вдова…

И стало в городе тоскливо,

Где ей не жить уже счастливо,

Огромный город стал — пустой…

Полина с дочерью домой,

В село, печальная, вернулась…

Вдова тревожно оглянулась…

— Как далеко я забрела…

И, грустная, назад пошла…

……………….

Часть 3. Свадьба

……………….

А там, в глуши, в таёжных дебрях,

Где можно встретить лося, вепря,

Так было любо беглецам,

Счёт не вели они тем дням,

Сколько живут в лесу глухом,

Из лап сосны построив «дом»!

Над прочным шалашом с дверями,

(Лес, это — лес, он со зверями),

Рассвет осенний занимался…

Лист, что кой-где ещё остался,

Шурша, на землю осыпался…

Осенний ветерок знобил…

Но день пока тепло сулил…

И Солнца вестница — заря,

Едва-едва лишь показалась,

Восходу алый цвет даря…

……………….

— Проснись, упрямой тещи дочь!

Степан тревожно закричал!

— Ходил в село я в эту ночь

И весть печальную узнал!

Больная мать твоя лежит!

Совсем с постели не встает…

Врач поселковый говорит:

«Не ровен час, вот-вот… умрет!»

……………….

Ног быстрый топот за окном…

Метнулась от порога тень…

— Родная!

— Ишь, влетела в дом,

Как будто ждут ее весь день!

Степан подсел к вдове больной:

— Вот и вернулись мы домой!

И дочка шепчет, «ну, вся в — мать!»:

— Не заставляй нас горевать…

И радостно смеётся зять:

— Пора гостей на свадьбу звать!

Вдова бурчит, сама тайком

Все трет глаза свои платком,

Сморкаясь, мол — от сквозняка,

А у самой дрожит рука…

— Простыла я… В груди болит…

А он… о свадьбе говорит!

……………….

Утро нового дня!

И друзья, и родня,

Рады вести такой,

Что Степан, вот — какой,

И вдовы дочь сберёг,

(Что «украл» не в упрёк!),

И вернулся — как раз!

Можно смело сказать,

Что Полину он спас,

(Врач, де, сельский сказал,

Чем помочь, и не знал,

Горемычной вдове…)

А теперь, живы все!

……………….

Гомонит всё село…

Время свадьбы пришло!

Не до смерти вдове!

Сто хлопот в голове…

Лучший давний наряд молодых своих лет

Бережливо вдова вынимает на свет…

И Степана вдова всюду хвалит:

— Каков!

Тракторист!

Гитарист!

И — красавец, нет слов!

И — гуляло село,

Благо — осени дни,

Всё с полей свезено,

В закрома, в погреба,

Для зимы снесено…

……………….

Наступила зима, снег пушистый кругом!

У Полиры-вдовы светел радостью дом!

Промелькнула зима, буйным цветом — весна,

Много в поле хлопот для сельчан припасла…

А Полине всё — так, всё по-сердцу кругом…

И нет краше в селе, чем вдовы «грозной» дом!

Вот и месяц июнь, лету тёплому — срок,

Гонит стадо коров на лужок пастушок…

И Полине опять время радость сулит,

Её дочь, срок придёт, им младенца родит…

Снова радость в избе, больше счастья в сердцах,

И Полина в мыслях с малышом на руках,

Будет внука качать или внучку — как знать,

Жизнь, ведь, радость сулит,

Вера снова родит…

Будет много внучат — и девчат, и ребят…

И про счастье вдовы не смолкал разговор…

……………….

Но крадется, как вор, издалека во двор,

На все счастья одна — черной тенью ВОЙНА…

Остаётся — одна, молодая жена…

Не услышит Степан первый крик первенца…

И кружит по дворам лихоимка — война…

И в притихших домах от родного крыльца

Провожают в селе: сына, брата, отца…

……………….

Часть 4. Разлука

……………….

Скрылся вдали грузовик… и Степан…

Всех обездолил войны ураган…

Вера шептала тоскливо в — поля:

«Стёпа, родной, не погибни от ран!

Милый, любимый, останься живой,

И возвращайся ко мне хоть — какой…

Только — вернись! Только, милый, вернись!

Ты — мой единственный! Ты — моя жизнь».

……………….

Степной дороги пыль осела,

Что за полуторкой летела…

Ушёл на фронт Степан с друзьями,

А Вера верить не хотела,

Что и за дальними холмами

Степана нет, он — так далёко…

Под градом пуль, в огне, в дыму…

Побед желая там ему,

И чтоб вернулся к ним — живой!

«Вернись, Степан! Вернись, родной!»

……………….

Вот уже ночи спустился покров…

Долго стояли мать с дочкой без слов…

А в голове всего несколько слов:

«Выйди живой из смертельных боёв!»

Ночью под кров свой вернулись они,

И потянулись, в тревоге, все дни…

……………….

Притихли вечерами сёла,

О фронте с думой невесёлой…

И почтальон теперь страшит —

С какой он весточкой спешит…

И — день не радостно проходит,

А жуть военную наводит,

Едва с ума тоской не сводит…

Так лето в страхах на исходе…

Уж краски осени в природе…

……………….

Клубятся тучи над полями…

Грозя дождями и снегами…

И ветер, вея холодами,

Шуршит осенними листами…

……………….

В избе Полины, во дворе,

Не смех, как в прошлой той поре,

А — тягостная тишина,

И — царствует теперь она…

И в неуютной тишине

Висит гитара на стене…

И мысли только о войне…

Как там, Степан, где он, родной…

Остался только бы — живой…

Берёзы, ветки опустив,

Вершины-головы склонив,

Дождинки-слёзы на ветвях,

Делили с Верой боль и страх…

Родная милая земля…

Леса, селенья и поля…

Всё переполнилось тоской…

И словом горестным — ВОЙНА…

И мысль, и день и ночь, одна —

Вернись, Степан, вернись, родной!

Останься в том огне живой…

……………….

В страхах прошёл сорок первый — весь год,

К сорок второму добавив забот…

К Новому году двоих малышей,

Сына и дочку, двух милых детей,

Благополучно Полинина дочь,

Мужа, любя, родила в — одну ночь

Лютой морозной военной годины…

Снегом покрыты у сосен вершины…

Снегом покрыты луга и поля…

В лютом морозе застыла земля…

И похоронка… Убитый Степан!

Умер от множества вражеских ран…

Не возвратится с победой домой!

Не назовёт уж жену «дорогой»!

Не приласкает ни сына, ни дочь!

Как эту тяжкую боль превозмочь…

Нет их у Веры нигде таких сил,

Кто бы об этом её не просил…

Эту палящую боль не стерпеть!

Только — могила, скорей умереть!

Под, овдовевший вдвойне теперь, кров,

Тяжкое горе ворвалось для вдов…

……………….

Тёмного неба полоска в окне…

Волком Полине завыть бы в избе…

Но надо силы в себе ей найти,

Дочку от думы о смерти спасти…

Вера и слушать не хочет её,

В стенку уткнулась и в мыслях — своё:

«Гром ударь с высоты,

Раз погибли мечты!

Разорви мою грудь!

Вечным сном дай уснуть!»

……………….

Черное горе свой черный покров

В доме раскинуло, молча, без слов…

Вера угрюмо глядит в потолок…

Хоть уж младенцев кормить вышел срок…

Не пеленает, не греет детей…

Смерть умоляет прийти к ней скорей!

Губы кусает вдова — как ей быть?!

Может быть, дочь за младенцев избить…

Может, стегнуть её крепко кнутом…

Черное горе заполнило дом…

Долго сидела вдова у окна,

Вспомнила то, как осталась одна…

Тоже и ей больше жить не хотелось…

Но колесо жизни дальше вертелось…

Если совсем было сердцу невмочь,

Нежно сжимая в руках свою дочь,

Пела ей песню — свой горестный стон…

Время уплыло, как — призрачный сон…

Тихо Полина младенцев качала…

Слушая плачь…

И как Вера кричала,

Смерть призывая быстрей к ней прийти…

Где на всё это ей силы найти…

Может прикрикнуть на дочку, поднять…

Вдовой Полине ли дочь не понять…

Руки вдова для добра сберегала,

Тенью о прошлом на стенке гитара…

Помнит Полина — неплохо играла,

Песен хороших немало певала…

Грустная песня на память пришла…

В руки Полина гитару взяла…

Тихо коснулась струны…

И печаль,

Звуком чуть слышным серебряным вдаль,

Дом переполнив, подворье, село,

С голосом горестным вдаль унесло,

К соснам и елям,

К далеким холмам,

Ввысь поднялась…

И приникла к снегам…

А-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

На звуки гитары из сельских домов

Соседки пришли и присели без слов.

Кто-то положил молчанью конец:

— Сыночек, ну, вылитый, точно — отец!

— А доченька, доченька, копия — мать!

— Ты, Вера, уж что тут сказать — молодец!

Младенцы голодные тонко пищали,

Соседки их бережно нежно качали…

И тут уж зашлась горьким плачем и Вера!

Жить без Степана она не хотела!

— Степан, забери и меня! Поскорей!

— А кто же накормит Степана детей…

С печалью Полина чуть слышно сказала,

— Неужто ты мужа любить перестала?

Теперь ты не властна над жизнью своей —

Согрей и утешь своих малых детей…

И кто-то уже наклонялся над Верой…

Касался щеки её, пепельно-серой…

И кто-то ей слезы с лица вытирал,

Подложив подушку, удобно сажал…

А кто-то сыночка, в другой руке — дочка,

К груди подносил, и кормить как, учил…

Вцепились ручонки в разбухшие груди!

От радости плакали бедные люди…

Над каждым гремела убийца — война,

Вдовой из соседок была не одна…

Но все они Вере спешили помочь

Осилить в душе беспросветную ночь…

— Степан наш о двойне совсем не мечтал!

— Он дочь или сына, конечно же, ждал…

— Скрепи, Вера, сердце, чтоб всей твоей воли

Хватило, не сникнуть от горя и боли,

И выбрось о смерти из мыслей отраву,

Ведь дети Степана должны жить по праву!

— Отец их за это отдал свою жизнь.

И ты, хоть и плачь, но в печали крепись!

— Тебе надо много терпенья, ты — мать!

— Степана детишек тебе поднимать…

И Вера, кричать перестав, замолчала,

Детей своих бережно, нежно качала…

И дети, приникнув к соскам и вдвоём

Взахлёб насыщались ее молоком…

И тихо соседи сидели кругом…

И вместе с Полиной пел старенький дом…

И ветер уныло стонал за окном,

Вобрав в себя горе и боли людские,

И нес за плетни, за овраги крутые,

К синеющим соснам, к холодным снегам,

В таёжные дебри…

И плакался там…

А-а-а-а-а-а-а-а-а………………

О-о-о-о-о-о-о-о-о……………….

У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у…………….

……………….

Часть 5. На краю

……………….

Многих искалечила война…

Тимофею от нее — сполна.

И с победой вместе — на порог

Без руки и без обеих ног

В первом, добровольческом бою.

И сидит… безногий… на краю…

Смотрит Вера, грустная, в тоске!

«Хоть какой, Степан, вернись ко мне!

Хоть какой, Степан, вернись живой!

Не бросай меня одну, вдовой…»

Но Степана нет, и не придёт,

И из сердца горе не уйдёт,

«Так и буду, втайне от детей,

Плакать по ночам…»

И жутко ей

Мужа представлять как мертвеца,

Для своих детишек двух, отца…

И вновь Вера просит: «Мой родной,

Окажись живой над всей войной…»

А в шкафу… бумага… в уголке…

И Луны печальный лик… в реке…

Вера, зачерпнув ведро воды,

Прошептала:

— Нет конца беды…

……………….

Снова день прошёл, как жуткий сон,

Горемычный поглотивший стон…

Пламенел закат между ветвей,

Под вербой печальный Тимофей

Во дворе у дома вспоминал,

Как он здесь с мальчишками играл…

В клуб спешили девушки села…

И одна сказала не со зла:

— Тимофей, чего ты всё грустишь…

Одиноко под вербой сидишь…

Возвратился Прохор-баянист,

Он на весь район был активист,

В клубе танцы нынче под баян!

Ничего, что Прохор полупьян!

На неё прикрикнул строго дед,

Старенький полу-глухой сосед:

— Что ты привязалась к пареньку?!

Некуда девать свою тоску?!

Молока надои меньше всех,

Только и — годна, что для потех…

Тимофей уехал вглубь двора…

Но примчалась шумно детвора,

По селу тележку повозить,

Своему герою удружить…

Тимофей заехал в сени, в дом,

Где он жил с заботливым отцом…

Ночью Тимофей совсем не спал,

Сам с собой тоскливо рассуждал:

«Хоть — не спи, хоть — спи, или — проснись…

Ну скажите, разве это — жизнь?!

На подшипниках три досточки…

Кусочек чурбачка…

И детишки за — веревочку…

Как на лужок бычка…

На краю селенья — плотина…

Там — в воде, большая глубина…»

……………….

Над посёлком солнышко всходило

Из-за синих сосен, на простор…

Несколько коров вдали бродило,

На жнивье пастись им не в укор…

А по дамбе Тимофей спешил

Изо всех имеющихся сил

К месту, где канал реки сужался…

Глубина! Мальчишка засмеялся,

Смахивая горький пот с лица:

«И без ног я до тебя добрался.

Жаль вот только старого отца…»

С края дамбы в воду осыпались

Комья твердой ссохшейся земли…

Чурбачок с тележечкой остались,

С Тимофеем в воду не пошли…

……………….

— Помогите! Люди! Караул!

Тимофей Куделин утонул…

Вера, озираясь. закричала…

Но у дамбы, в поле, никого…

Женщина одна к реке бежала,

Вспоминая мужа своего:

«Ах, с какой бы радостью любого

Как бы я лелеяла, родного…»

Долетев до дамбы быстрой птицей,

Женщина с разбега с головой

В воду погрузилась и тигрицей

К Тимофею: «Бедненький! Живой!».

Не понять, откуда взялась сила

У тростинки-женщины, одной?!

Как её вода не поглотила?!

Как сумела справиться с волной?!

Тимофей на самом дне лежал

И как мог, так Вере и мешал…

Все одной рукой за дно цеплялся,

Жизни бедный юноша боялся.

Словно став в воде в сто раз сильнее,

Женщина вцепилась в Тимофея,

И втащила на пологий вал,

Он бороться с ней за смерть устал…

Сев на дамбу с ношею своей,

Где всё так же не было людей,

Вера понемногу отдышалась,

Удивляясь — как жива осталась…

— Как неосторожно, Тимофей!

Ездишь почему, где нет людей?!

Воду с кос отжала:

— Повезло!

Ведь кругом всё пусто, как назло!

Избежали смерти мы с тобой!

Ты тяжелый, Тимофей, какой…

Засмеялась:

— Ила смой следы…

Ты совсем как выдра из воды…

Ты ж смотри, не долго до беды…

Хорошо я мимо дамбы шла,

На жнивье корову прогнала…

Ну, а если б рядом никого?

— Меньше на калеку одного —

Горестно ответил инвалид.

Женщина опешила, глядит…

— Да ты что, никак с обрыва… сам?!

— Знаешь, ни к чему теперь всем вам

Здесь ходить, — ответил Тимофей,

— Только ты… калеку… не жалей.

Вера застыла в тоске над калекой:

«Мальчишка совсем, не прожил четверть века»…

— Весной, Тимофей, девятнадцать тебе?

— Да…

Только дальше… считать их… не мне…

Смертной тоской сердце Веры объяло,

Словно братишку, мальчишку жаль стало!

— Это… оставь! Знаешь, нынче в селе…

Сапожное дело в высокой цене!

Сиди и под тенью на стуле работай…

Всех женщин в деревне, согреешь заботой!

Смотри, у нас все на селе босиком,

Сиди и по лапке стучи молотком…

……………….

У Полины посреди двора,

Уж спилить хотели на дрова,

Яблоня ветвистая растёт

Неизвестно уж — который год…

И под ней прохладно в зной любой…

— Вот здесь и наладим мы с тобой,

Для тебя «сапожную» в жару…

Говорила Вера поутру…

И для Тимофея началось:

«Тимофей, возьми зубами гвоздь».

«Лапку крепче между ног держи».

«Тимофей! Протезы вот пришли!».

Но протез не подходил к руке…

Швы кроваво вздулись на «ноге»…

Деревянной делалась спина…

А в сухих глазах тоска одна…

— Не смогу я, видишь, я… устал…

Тимофей, в который раз, сказал,

Отшвырнул подальше молоток

И шпагата крепкого моток,

Отшвырнул и лапку, и иглу…

— Лучше я куда-нибудь уйду,

Чтобы ты не мучилась со мной…

Прикоснулась женщина рукой

До плечей согбенных Тимофея…

Задохнулся Тимофей, робея…

Вера со слезами прошептала:

— Тимофей, я тоже ведь устала

С той бедой, которая во мне…

Ты вот помнишь только о себе:

Что — без ног, без пальцев….

Но — живой!

Если бы Степан мой, хоть какой,

Но живой сидел вот так и шил,

Как бы жизнь он и меня любил!

Как бы счастлив был и полон сил,

Но он где-то голову сложил,

Может, и за то, чтоб ты живой

Возвратился в отчий дом родной.

И ты жив. Здоровая рука.

Что одна — беда не велика.

Видишь, слышишь, голова цела…

Для тебя по силам все дела…

Тимофей на Веру взгляд поднял,

Виноватым голосом сказал:

— Вера, ты, конечно же, права,

(Как нужны мне все твои слова),

Пододвинь, пожалуйста, шпагат…

И прости, я сам себе не рад…

Женщина присела в холодке…

— А ты шей, не думай о тоске…

Позабудь, что ты без ног сидишь…

Тимофей, ты, что это кроишь?!

Ты решил сшить тапочки котенку?

— Вера, нет….

Я… это, я — ребенку…

Я вперед на детских поучусь,

Может и для взрослых наловчусь…

Тимофей на Веру посмотрел

И до слез румянцем заалел,

И склонился к лапке и шпагату…

Женщина опять свою утрату

С болью вспомнив, молча, отошла…

Сколько б нужных слов она нашла,

Самых нежных, милому, родному

Степушке любимому своёму!

Как ей жить?! Скажите, как ей жить?!

Без Степана, как живой ей быть?!

Но детишки босоного, вскачь

Подбежали:

— Мамочка, не плачь!

Вера сына с дочкой приласкала…

И за них на сердце горче стало…

«Маленькие! А уже — грустят…

Жалко им меня… И есть хотят…

И вот мама… Очень постарела,

Но минуты не сидит без дела,

Всё хоть чем-то хочет мне помочь,

Накормить хоть как-то внуков, дочь…

И ободрить словом Тимофея…

А, ведь, с каждым годом всё слабее…

Так что вытри слёзы и работай,

Всю семью согрей своей заботой.

Старенькая мама, дочка, сын…

Да и Тимофей совсем один

В опустевшей без отца избе,

С тягостной заботой о себе…

Обо всех подумать надо мне…»

Вера встала — много дел на ней…

Дома…

Во дворе…

И в жизни всей…

……………….

Тимофей под яблоней стучал…

Целый день он «тапочки тачал»…

Вера с коромыслом у крыльца,

Тимофея вспомнила отца…

Нет недели, как ушёл навечно,

Сына, завещая ей сердечно,

Холодея в смерти, всё просил:

«Доченька, придай сыночку сил…

Помоги за жизнь ему бороться…

Ведь один теперь он остаётся.

Вся надежда на тебя, родная.

Ты у нас ведь сильная такая —

Для меня давно — родная дочь,

Можешь только ты ему помочь…»

Горе съело старого вдовца —

Любящего доброго отца,

Не договорил, похолодел,

Горестно сказав всё, как сумел.

«Всем моим печалям нет конца…»

Вера слёзы вытерла с лица…

……………….

Пастухи давно коров пригнали…

Девушки у клуба счастья ждали,

Тихо, под гармошку, напевали…

Дети с Верой рядышком дремали…

Вечер, Тимофей домой собрался,

Но протез с руки всё не снимался…

И смотрел из глаз мальчишки страх:

«Нет, не выжить, видно, мне никак

В опустевшей горестной избёнке…».

Вера грустно, словно о ребёнке,

Думала: «Не выжить одному,

Хватит места в доме и ему…»

И за чаем с теплым молоком

Все сидели долго вечерком…

Робко Вера в сонной темноте

Подошла к гитаре на стене,

В руки со стены её взяла…

И печаль с напевом поплыла…

В серебро одела свиток ран…

Будто возвратился в дом… Степан,

Окликая: «Милая, встречай!

Я как раз успел прийти на чай,

Убежав от всех смертей к тебе,

Не рыдай ночами обо мне,

Счастье возвратилось в дом со мной,

Видишь, я пришёл к тебе, живой!»

И шептала Вера: «Мой родной!

Как мне без тебя прожить одной?!

Как мне без тебя детей растить?!

Как мне без тебя — тебя любить?!»

А гитара пела о тех днях,

Когда ландыш цвёл для них на пнях…

Когда только им восход алел…

И весь лес для них лишь песню пел…

И струились звуки за окно,

Где Луна видна через стекло…

Уплывали к синим соснам строгим,

Прикасаясь к кронам их высоким,

И к цветам у чистых родников,

И слагали музыку без слов…

А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

……………….

Часть 6. Встреча

……………….

Годы с той войны уже прошли…

Многие в селенье не пришли…

Женщины, оплакав тяжело,

Взялись за мужское ремесло…

Обучились тракторы водить,

Мужиков — то надо заменить,

Что ушли — в июне на войну

От фашистов защитить страну.

«Бабы, мы должны суметь всё сами…»

Обучились править лошадями,

Справились со сбруей, с хомутами,

И — косить и — строить приловчились…

Так вот вдовьи годы и катились…

Грузовик проехал, весь в пыли.

Три собаки, молча, подошли

И беззлобно улеглись все в тень,

Гавкать от жары им было лень.

Пусто летним днём и в холодке,

Время — травы на лугах косить.

С кузова — мужчина в пиджаке…

И спешит село оповестить!

— Милая! Вернулся я! Живой!

Вера! Твой Степан пришел домой!

Кто у нас, родная, расскажи?

Но вокруг Степана ни души.

У сельмага мухи и Касьян,

Старый и беспомощный от ран.

И Степан к Касьяну:

— Будь здоров,

Да, прошло порядочно годков…

Старичок Степана не узнал

И от скуки радостно болтал…

Как расказчик лучший на селе,

Тарахтел Касьян, что и игле

Между слов протиснуться едва ль…

Старика Степану было жаль,

Не дослушав, грубо перебить,

Старичку и так несладко жить…

А Касьян, как важные дела,

Рассказал все случаи села…

Всё, что донесла ему молва…

И про то, как Вера родила…

Как в село весть горькая пришла,

Что погиб Степан за край родной

И не возвратится уж домой.

Как решила Вера умереть…

Как хотела взять Полина плеть…

Но взяла гитару и запела,

Дочь спасти от гибели сумела…

Как вернулся Тимофей без ног,

Он без Веры выжить бы не смог…

А Степана детки хороши!

В пыль рюкзак… И горький стон души…

М-м-м…

Нет дороги от дум!

А-а-а…

Ты догнала, война!

Взрыв… Осколки… Тьма… Чужая речь…

Хрип овчарок, рвущих кожу с плеч…

Плен! Неволя! Каторга! Побег!

Кровь, под гогот извергов, на снег…

Смрадный дым колючих лагерей…

Лица умирающих друзей…

Сколько их — побегов и утрат…

Сколько на чужой земле преград…

Тут старик вгляделся и узнал…

— Ты прости, Степан, что рассказал

О тебе — тебе же самому.

Скучно, знаешь, здесь вот одному,

Я и разболтался, старый пень,

Слушателю рад за целый день.

……………….

Катилось Солнце ввысь и ввысь…

Из горьких слёз слагалась жизнь

У одиноких строгих вдов,

С печальной вереницей снов…

И Вера, выстояв едва,

Всё так же мысленно — вдова,

С печалью скорбной о Степане,

Забвенья нет сердечной ране,

Спешила улицей села…

У каждого с утра дела…

Но кто там… Кто… Степан! Родной!

Степан вернулся! Он живой!

……………….

Степан куда-то вдаль глядел…

Потом, с натугой, прохрипел:

— Выжил… вот…, сном вечным не уснул…

Как в бреду, Степан пиджак рванул…

И застыл с поднятою рукой,

Веру увидав пред собой…

Как стена беленая — бледна,

Перед ним была его жена!

Его — радость, счастье, солнца свет!

Для нее стерпел он столько бед,

Чтобы выжить и прийти домой

К ней, желанной и такой родной!

…………….…

Стояла Вера, как в бреду…

«К тебе как, милый, подойду?

Как обниму, до слёз любя?

Чем оправдать могу себя?»

И прошептала:

— Мой родной!

Ты возвратился к нам живой!

Но на меня ты не глядишь…

Ты всё узнал и вот, молчишь…

Степан рюкзак с земли поднял

И виновато ей сказал:

— Прости, родная, что не мог

Давно вступить на наш порог…

Чуть слышно Вера прошептала,

Как будто тайну поверяла:

— Я знаю, милый, это больно,

Но поступила я невольно,

Ты, ведь, мальчишкой его знал,

Он жить на свете не желал…

Степан в ответ ей промолчал,

Прикрыв свои глаза руками,

Они туманились слезами…

А Вера, милая, родная,

Стояла, бледная такая…

Рюкзак поправив на спине,

Степан сказал своей жене:

— Родная, в чем твоя вина…

Виной всему не ты, война…

Война — разлучница, не ты,

Война убила все мечты,

Похоронила все надежды,

Разрушила, что было прежде…

Ни в чём тебя я не виню…

Я, милая, тебя люблю

Сильнее во сто тысяч крат

И что вы живы, этим рад.

……………….

Часть 7. Одиночество

……………….

Один с походным рюкзаком

Степан вернулся в отчий дом…

От дома лишь одна стена

Осталась только, но она,

Как мостик в тот далекий свет

Счастливых лет, которых нет.

Здесь он родился, рос и жил…

И Веру с юности любил.

Степан погладил дом рукой:

«Прости и ты меня, родной,

Я возвратился вновь к тебе,

Хотя бы и к одной стене…

Вот у нее и буду жить.

И Веру милую любить».

Сельчане звали «на — постой»,

«Мы рады все, что ты — живой!»

Всем отказав: «Здесь буду жить»…

Степан начал «свой дом» «лепить»…

И первый, бригадир Кондрат

Пришёл под стену до Степана,

Воскликнул громко «очень рад»,

Предложил крепкий самосад,

В кисете вынув из кармана…

И Аннушка вдова пришла,

Подушку с кружкой принесла,

И сала жёлтого кусок…

«Поешь, Степанушка, чуток»…

Примчался Дмитрий-агроном,

Он был в колхозе новичеом,

Но прискакал с полей верхом,

Помочь Степану строить «дом»!

Пришёл ветеринар Матвей,

Да не один, с женой своей,

Идёт давно молва о ней,

В селе нет женщины сильней,

К тому ж, пригожестью своей

Она свела с ума парней,

И сватались все к ней, робея,

Но вышла замуж за Матвея

Краса округи, Пелагея,

Хоть был он многих поскромнее,

И статью, и красой своею.

И председатель «заглянул»,

Привёз на новоселье стул,

И литр домашнего вина,

Передала, дескать, жена.

Все одобрительно кивали,

Вино не лишним посчитали,

Ведь как-никак, но — новоселье,

А без вина, что за — веселье!

И сельский врач пришёл, хромая,

Степана крепко обнимая,

С приездом громко поздравляя,

Сказал, что, только вот узнал,

(С больной ногой с утра лежал),

И поспешил обнять его,

Степана, друга своего!

Пришла с цветком в горшке — подарком,

В туфлях «парадных», в полатье ярком,

Одета, будто — на свиданье,

Учительница рисованья,

Давно бы — замужем ей быть,

Если б жених остался жить,

Но в танке он сгорел в бою,

Спасая Родину свою

От страшных нелюдей зверей,

За Родину встав жизнью всей.

А девушка всё ждёт и — ждёт,

Когда жених с войны придёт…

И вот опять ей мнится чудо —

Вернулся же Степан оттуда,

А тоже была «похоронка»…

И девушка смеётся звонко,

И сладкий вкус надежды вновь

Жжёт сердце и волнует кровь…

И весь наряд её сейчас

Ни для кого-то, в этот час

Она свиданья с милым ждёт,

Вот, как Степан, и он придёт…

И верой вновь окрылена,

С надеждой думает она,

Через всю девичью стыдливость:

«Должна ж свершиться справедливость!

Любимый, милый мой, родной,

Не побывав ни дня — женой,

Я без тебя навек — одна,

Твоя невеста и — вдова…

Нет, нет!

Молю тебя, родной,

Вот, как Степан пришёл домой,

Вернись и ты ко мне — живой!»

И восхищает всех она,

Став в этот вечер не — одна,

Живой, жених её, живой,

И, как Степан, придёт домой…

Пришёл Евсей… Пришёл Данил,

Не надо ли помочь, спросил…

Пришли другие мужики,

Подростки, парни, старики…

И притащили лист фанеры…

Вот, только Тимофея, Веры,

Здесь видно не было, они

Ни врозь, ни вместе, не пришли…

…………….…

Был будний день и Тимофей

С утра в канторе был своей,

Значения не придавая,

Что Зинаида, тётка злая,

Поспешно кофту поправляя

На молодой своей груди,

Всё метит ближе подойти

И наклониться к Тимофею,

Сметая грудью всё своею,

Что подвернётся под неё,

Папье-маше, линейку, всё…

Но в это время дверь открылась

И Вера тоже появилась

За — Зинаидой, у стола,

И радостная и — бледна…

И видно было, что она

Не просто так зашла в контору,

В рабочую дневную пору…

И вспомнил Тимофей те дни,

Когда всегда вдвоём, они

В контору и с конторы шли…

Протезы «жгли», а они — шли…

Теперь он может с — костылями,

Но, всё же, сам дойти — «ногами»…

И Тимофей встал за столом,

Счастливый, что сейчас — вдвоём

Они в обед пойдут селом…

«Но, что ты бледная такая?» —

Спросил тревожно Тимофей, —

«Случилось — что, скажи, родная?»

И слышит от жены свей,

«Степан вернулся, Тимофей!»…

…………….…

А Зинаида до Полины

Помчалась: «Знает ли она?»

Ей хочется язык свой длинный,

Хоть с кем-то «почесать» сполна…

Полина хворая лежала,

Когда «сорока» к ней вбежала,

И знать, конечно, не могла…

Но с первых слов всё поняла…

И Зинку не любила с детства,

Хотя и жили по соседству,

За нрав её недобрый, злобный…

И не дала той «всё подробно»

«Пересказать», а — прогнала…

«Чего ты, выпучив глаза,

К нам прибежала?! Хоть хвораю,

И без тебя, сама всё знаю!»

…………….…

А у Степановой стены

Стук молотка и визг пилы

Далёко по селу слышны…

И каждая вдова сама

Себе занятие нашла…

И занавеска для окошка…

И уже ходит важно кошка,

Обнюхивает стула ножку…

Ведь ясно, дом не — дом без кошки!

Времянку строили — селом!

— А — дом мы выстроим потом, —

Сказал колхозный землемер,

— Вот здесь, у ели, например…

И к полночи «дворец» был — слажен…

И быт Степана «весь улажен»,

И даже, где — сварить и спечь,

Печник колхозный сладил печь!

Степану всяких благ желали

И с новосельем поздравляли…

И разошлись все по — домам,

Немало всяких дел и там…

Полина, хоть давно хворала,

Но вечерком уж побывала,

Степана «в гости» пригласила,

О детях речи заводила…

Сказала — рада, что — живой,

И возвратился «к ним, домой»…

Степану было всё немило…

Как будто всё внутри остыло…

И где-то там саднит в боку,

Слагая из всего тоску…

И он молчал, смотрел угрюмо,

Стараясь спрятать свои думы

За спешкой неотложных дел…

А дел найти Степан умел…

Так первый день и — «пролетел»…

Но вновь Полина у Степана,

Для этого поднялась рано

И, поднимая клюшкой пыль,

Шла рассказать Степану быль…

Про «похоронку» вспоминала…

Как Вера в горе умирала…

И про младенцев, что едва

Не померли без молока…

Как сын его и дочь кричали…

Про все поведать их печали

Упрямая вдова решила…

И вот опять к нему спешила

Со свежим хлебом, с молоком…

Прикрыв от пыли всё платком…

И рассказать про Тимофея

Вдова решилась, не краснея,

Сказав, что нет и в том стыда,

Если Степан, «хоть иногда»,

К «своим детишкам забежит»,

Что «жив отец, а не убит»,

Им радостно, «ведь — два отца»…

Степан менялся весь с лица…

И избегать стал встречи с ней,

Один, как волк, в тоске своей…

Но думал: «Вот ведь, Тимофей,

Мальчишка, но, скрипя зубами,

Привык к протезам своих «ног»,

И за сапожными делами

На курсах выучиться смог…

И стал бухгалтером отличным,

И для колхозников — привычным,

Что ходит по селу — без ног,

Совсем мальчишка, а, ведь, смог…»

……………….

Часть 8. Друг

……………….

И — Тимофей не шёл к Степану,

Не мог себя переломить…

«Вот, как я перед ним «предстану»,

Я кое-как могу ходить…»

И вспоминал, как был мальчишкой,

Как бегал в поле, к тракторам,

Степан считал его братишкой,

И Тимофей так думал сам,

Как ждал из армии Степана,

Неделю поднимался рано

И за селом, у большака,

Был утро каждое, пока

Своёго брата не дождался,

Как он с ним вместе возвращался

В село…, где ждал уж их отец,

Кивая сыну — , молодец!

И вот теперь, такой, калечный…

Степан-то, промолчит, конечно…

Но лучше б он — поколотил!

Степана Тимофей любил,

Любил, как — брата и как — друга…

Как выйти из такого круга…

«Вот, подойду к нему — такой,

Совсем без ног, с одной рукой…

Здесь, дескать, пожалеть лишь в пору,

Где уж «прижиться» тут укору…

Я его право понимаю,

И все укоры принимаю…

Во всём я уступлю ему,

Но жить без Веры не могу!

Вот, что Степану мне ответить?!

Для меня, Вера, всё на свете,

Источник жизни, силы, воли…

Бальзам от нестерпимой боли…

Я тело закалил своё

Только для Веры, для неё

Немыслимую боль терпел,

Пока протезом овладел…

Да и теперь, один лишь взгляд,

Один лишь нежный Веры взгляд,

И я стерпеть все боли рад…

И, стиснув зубы, «ковыляю»…

В протезах по селу «шагаю»…

Но и тебя я понимаю,

Степан,

Мой брат, мой лучший друг…

Вот так война создала «круг»,

«Кольцом» преград нас разделяя…

И как разъять «кольцо», не знаю…»

И Тимофей ждал каждый час —

Сам подойдёт Степан сейчас…

…………….…

Ну а, Степан, себя робея,

Умел в конторе не бывать,

Чтоб ненароком Тимофея

Там, где-нибудь не повстречать…

Но если встреча с Тимофеем

Уж неминуема была,

Степан, краснея и бледнея,

Спешил за угол, до куста…

И удалялся — по кустам…

Как будто потерял что там…

И так он бегал, от Полины,

От Тимофея, от — села,

Зарывшись с головой в дела…

……………….

Часть 9. Полина

……………….

Но вот опять под воскресенье,

Со свежим лакомым печеньем,

С куриным свежим пирогом,

Пришла Полина вечерком,

Открыла двери без запора,

Найдя предлог для разговора,

Уселась с клюшкой у стола…

Она жалела, как могла,

Своёго зятя, так считала

Вдова и устали не знала,

Больная ль, но опять прийти,

Степану снеди принести…

И проследить, чтоб он поел…

Степан из жалости терпел

Заботу старенькой Полины…

К тому ж и вечер, скучный, длинный…

И слушал он, а сам — молчал…

И ничего не отвечал,

Терпел, хоть — мучился, страдал…

Вот и теперь вдова седая,

Под чашкой скатерть поправляя,

Рассказ неспешно начала:

— Война смешала все дела,

Ушёл и Тима из «художки», —

Хлебнув чайку из чайной ложки,

Кусочек сахара лизнула,

Зачем-то на стакан подула,

Хоть чай и так остыл давно,

Видать, ей было всё равно,

Холодный он или какой,

Ей — главно — обрести покой,

Хоть — относительный, в своём

Усталом сердце и больном…

Полина ещё раз лизнула

Кусочек сахара, хлебнула

Остывший с чабрецом, чаёк…

— Так вот, любимый мой зятёк,

Я про его отца, Панкрата…

Его теперь пустует хата…

Нет, нет, сынок, конечно, здесь

Ты будешь жить, удобства есть…

Кровать, и стул, и стол, и — печь!

И можно что-нибудь испечь…

Я завтра, утречком приду…

И прямо здесь сварю еду…

Суп из куриных потрашков…

Вон, сколько возле печки дров…

Степан в сторонке… нож точил…

И ничего не говорил…

Но что-то там, внутри, «свербело»…

Тоскливо ныло… и — болело…

Вдова немного помолчала

И начала рассказ сначала:

— Так вот, сынок, я про — Панкрата…

Его, ведь, близко с нами хата…

Вот Тимофей домой приехал…

И сразу же — на фронт уехал,

Так же, как ты, на — грузовой…

А что — Панкрат? Хоть волком вой,

Хоть — плачь, хоть — бейся головой…

И всё твердил: «Лишь бы — живой…»

И как сыночка проводил,

Всё — за околицей бродил…

До самой полночи глухой…

Не мог идти в свой дом пустой…

А когда весть пришла, собрался,

И тут же — в госпиталь помчался…

И там при сыне оставался…

При госпитале так и жил,

Пока долечивался сын…

И бережно привёз домой,

Весь — постаревший…

Сам — больной…

Но — улыбался:

«Вот, дождался,

Мой сын — живой!

Мой сын — со мной!

А — раны… Раны заживут…

Врачи протезы подберут…

Живой, мой Тимофей, живой!».

И все кивали головой…

Полина чаю отхлебнула,

На зятя своего взглянула,

Горюя втайне обо всём…

О Вере, Тиме, и о нём:

«Как тяжело ему сейчас,

Но нет вины пред ним на нас…

Уже закончилась война,

А Вера всё была одна,

Хотя колхозный бригадир

Со сватовством к нам приходил,

С ногами целыми, с руками,

Всё — породниться метил с нами…

И если б жив был сам Панкрат,

Что сыну был любому рад,

То Тимофей и жил бы с ним,

С отцом заботливым своим…

И если здраво рассудить,

Мне как-то надо помирить

Теперь Степана с Тимофеем…

Мы все о прошлых днях жалеем,

Когда нам было — так легко…

Но это прошлое — ушло…

Его назад не возвратить…

И чтобы стало можно жить,

И — это надо — пережить…»

Вдова краюшку в чай макала…

И тихо, грустно, продолжала….

— Нам с доченькой за — то, так тяжко,

Что «похоронка» к нам — дошла…

Хоть бы треклятая бумажка

В наш дом дороги не нашла!

А Вера, в этом всё и дело…

Лицо Степана «помертвело»,

Он сел подальше от стола

И весь «ушёл» в свои дела —

Вот, затупилась и пила…

Вдова немного помолчала…

«Упрямо» дальше продолжала,

Что Вера видеть не смогла,

Как Тимофей в реке топился…

Как жить на свете разучился…

Вот так — союз их получится…

Но Тима жил сначала с ними,

Ни — как там — кто, а как с — родными.

Вдова рассказами своими

Степану сердце бередила,

Но — говорила, говорила…

Так было жалко всех троих…

Ей как-то «помирить бы их…»

Вдова немного помолчала

И грустно дальше продолжала…

— Мы помогали ему — жить,

В протезах по двору ходить…

У него «ноги» так — кровили,

Мы с Верой долго их — лечили…

Он по ночам скрипел зубами,

А утром с белыми губами,

Смотрел со страхом на протезы…

А его раны, как — порезы,

Всё кровоточили, но он

При нас глотал поспешно стон…

Я ночью к Тиме подходила

И лист капустный всё — ложила

На его раны, плакал он,

Но — молча, сглатывая стон…

Как только раны заживали,

Мы вновь протезы надевали

Ему на «ноги» и втроём

Ходили по двору…, не днём,

А по — ночам, он всех стеснялся,

Расплакаться при них боялся…

Степанушка, так было страшно…

И говорил он, что напрасно

Мы «беспокоимся» о нём

И возимся, «как с тем — дитём»…

Что он «ходить уже не сможет»…

И что «ничто помочь не может»,

Чтобы «привыкли его швы…»

Ты знаешь, сколько я травы

Поперепробовала, страсть,

Стараясь все-таки напасть

На ту, что сможет залечить…

И чтобы Тимофей смог жить…

И на руке… швы… расходились…

Кровили, лопались, гноились…

А Вера принесла тетрадь…

Давай с ним «курсы» изучать!

И в город к доктору возила…

Как малое дитё… носила…

Ведь потому терпел он муки,

Не наложил на себя руки,

Что был всё это время с нами…

Что занят был всегда — делами…

Что я и Вера были с ним…

Мы, Стёпушка, уж так грустим,

Что всё вот так — перекрутилось…

Но, что — случилось, то — случилось…

А сын и дочка — все — в тебя!

Похожи оба на тебя!

Такие — умники! Такие…

Вы, Стёпушка, мне все — родные,

Душа за всех за вас болит…

Вот и в — груди саднит, саднит…

Степан пилу свою точил

И ничего не говорил,

А думы ткали: «Инвалид,

А вот — бухгалтером сидит,

Весь искалеченный, мальчишка,

Настойчивый такой, парнишка,

Прошёл через такие муки,

И всё ж — сумел себя взять «в руки»,

И — ходит… тихо, осторожно…

Под мышками два костыля…

Не просто всё и очень — сложно…

Но — действует уже рука,

Жизнь у мальчишки — нелегка…

Но — стал бухгалтером, всё — смог,

С рукой искромсанной, без ног…

Конечно же, забота Веры,

И матери её, безмерны…

Но Тимофей, видать, так — страстно,

Так — сильно Веру полюбил,

Жить ему стало — не напрасно,

И он себя «переломил»…

Протезы — с кровью, а — носил…

Измученный, и всё ж — учил

Разноски, сметы и счета,

(Когда, здоровым — маята,

Всё это выучить и — знать),

И смог бухгалтерам здесь стать…

Как смею к ним врываться в дом,

О праве заявлять своём,

Что это я — отец, не — он…

Всё, будто — сон, ужасный — сон…

И так и будет длиться он…

Рассвет не может наступить…

И — как ему-то дальше жить?

Как — было, уж не может стать…

Но — сердце, сердце как — унять?!»

Так думал горестно Степан…

И с чаем остывал стакан…

Полина с хлебом чай допила

И разговор свой довершила:

— Степанушка, ты всё — пойми,

И — как уж есть теперь — прими…

Степану больно слушать было,

В груди саднило, томко ныло…

Он «видел» памятью своею,

Как шёл навстречу Тимофею,

А тот, с портфелем, в форме школьной…

И «виделось», что, добровольно,

Такой вот и ушёл на фронт…

Степан смахнул холодный пот…

А хворая Полина встала,

Посуду со стола собрала:

— Я завтра, Стёпушка, приду,

Тебе горячую еду

На ужин снова занесу…

И мы попьём чайку с тобой…

Как рады мы, что ты — живой!

Степан смотрел ей грустно вслед…

И ей пришлось немало бед

«Перелопатить», пережить…

Пускай приходит, как с ней быть…

Не запретишь же — говорить…

Уж стерпит он её рассказ…

Не гнать, же, старенькую, с глаз…

Но — дети… Как к ним подойти?

Где нужные слова найти?

Им рассказать — как выжил он,

(И для него, всё — страшный сон,

Который, память — крутит, крутит…)

Знать рано им об этой жути…

А как поймут они тогда,

Где был он эти все года?

Отец теперь им — Тимофей,

Он вырастил его детей,

Повёл за руку в первый класс…

Привык к протезам он — сейчас,

А раньше, однорукий — шил,

Из сыромятины — кроил…

Но дети сытые росли…

Ведь, годы с той войны прошли…

И вот, вернувшись — наконец,

Как скажет он, я — ваш отец…

А не подумают они:

«Ишь, объявился! Вот — стервец!»

И он страшился с ними встреч,

Не зная, как начать тут речь,

С чего весь разговор составить,

Нельзя, ведь, ничего исправить…

И так — нелепо — всё оставить…

Ждать, как закончится урок

И в школе прозвенит звонок,

У школьного порога встретить,

Сказать — я твой отец, сынок…

Но раньше я прийти не мог…

И рассказать про — сто дорог,

Которые война соткала…

Но торопливых пары фраз

Для этого — так будет мало…

А длинный горестный рассказ

Не для детей и не сейчас…

……………….

Часть 10. Побратимы

……………….

А в зыбкой дрёме, по ночам,

Степан опять был где-то там…

Их батальон был — окружён…

Комбат изранен, обожжён…

И с ними — замполит и знамя…

И бушевало всюду пламя…

Фашисты лес в округе жгли,

Чтоб батальоны не прошли

И не прорвали окруженье…

И невозможно дать сраженье…

Вокруг — пылает, лес — горит…

А сверху — самолёт бомбит…

Прорвались только — единицы…

И обгоревшие петлицы

Дымились, плавилась броня…

Но на исходе уже дня

Всё ж вышли из кольца огня

Всего — семнадцать лишь ребят…

Патронов нет, и нет гранат…

Степан комбата вынес, знамя…

Но снова возвратился в — пламя…

В дыму остался замполит,

Полковник смелый и суровый,

Он, видно, раненый лежит,

Солдат бесстрашный и рисковый…

А вот теперь, видать, нет сил…

Степан спасти его решил,

Если тот жив…

А если — нет,

То похоронен будет с честью,

Полковник чести верен был…

Пожар свалил сосну гнилую

И на ветвях её — плясал…

Огонь лизал кору сухую…

Горячий воздух обжигал…

И всё ж он вынес замполита,

Туда, где всё было изрыто

Воронками от бомб и гарь

Покрыла всё, как — вдовья шаль…

……………….

К реке семнадцать — не дошли…

Комбата на руках несли…

И — замполита, и с ним — знамя…

А сзади бушевало пламя…

И — жар, как из горящей печки…

По дну шли мелководной речки…

Смогли добраться до деревни…

Там — старичок, иссохший, древний,

Сторожко в баньку их впустил

И тут же всех предупредил,

Что «фрицы в доме и в — других…»

Что «здесь повсюду много их…»

Комбат был мёртв, полковник — жив…

На знамя руку положив,

Что на груди его бугрилось,

Он прошептал:

«Не получилось

Соединится нам с полком…

Меня заройте — целиком…

Пусть знамя будет — на груди…

У вас не знай, что — впереди…

Если — сумеете, пройдёте…

Потом — отроете, возьмёте…

А мне наган оставьте мой…

Чтоб — с пулей, для меня, одной…»

Степана подозвав к себе,

Он тихо-тихо прошептал:

«Я буду помнить о тебе…

Ты мне роднее брата стал…»

Наган был — пуст, пуль не осталось…

Полковнику ружьё досталось

С одним патроном, дед отдал…

Он для себя всё сберегал,

Когда пришли фашисты в дом…

И в баньке с этим жил ружьём…

«Бери, служивый, ты — важней,

Им что — до жизни всей моей,

Я — не хранитель тайн военных,

Они, таких, второстепенных,

Под пытки, страсти, не кладут.

И если что — пристрелят тут…

А вот тебя начнут крутить,

Чтоб все секреты получить,

По — чину, ты немало знаешь…

Бери, а — там, как сам считаешь…

Но ты с — ружьишком не спеши,

Ещё на свете — подыши…

Сюда не ходит немчура,

Дождёмся, Енерал, утра…

Ветеринар, мой лучший друг…

Сейчас-то немчура вокруг,

Посты поставили ночные,

Всё же — трусливые такие,

Напакостили и — трясутся…

А вот — когда они проснутся,

Тогда я выведу и вас…

Поешьте хлебушка сейчас…

И прикурните тут с часок…

Я разбужу в удобный срок…»

Но вывести их дед не смог…

Как видно сердце так устало,

Что ночью биться перестало…

Пришлось рискнуть «под носом» фрицев,

Ползти к соседскому окну,

Что источало баньки тьму,

И из соседей, хоть кому,

Сказать о том, что их сосед,

Бесстрашный и отважный дед,

И что он ночью умер тихо,

Видать, сгубило старца лихо,

Что немцы злобствуют кругом,

Изгадив и его весь дом,

И чтоб по-русски удружили —

Егс почётом схоронили.

Простившись с дедушкой отважным,

Разумным, добрым и бесстрашным,

Мы сами вышли, повезло…

Ползком, а было уж светло…

И — трое нас…

И — замполит…

Куда нам?

В — лес?

А лес — горит…

Полковник всё просил: «Убей…

Один патрон — не пожалей…»

Но молча, с — ношей на спине,

Степан полз полем — по стерне…

Так, с передышкой, осторожно,

Шли, если это было можно,

Или ползком передвигались…

И отыскать своих пытались…

Уже шло Солнце на — закат…

Вошёл в деревню наш отряд…

Но, никого в ней не нашли,

От немцев люди в лес ушли…

Он с этой стороны был цел,

Мы рады были — не сгорел…

До леса ночью лишь добрались…

И там нам люди повстречались

Из той деревни, что — прошли…

Они с — неделю в лес ушли,

Боясь за — девушек, детей,

Кляня «невиданных зверей»…

И с ними был ветеринар,

Он весь был немощен и стар,

Полковника всего прощупал…

И шесть осколков в нём нащупал…

Сказал, что «надо удалить,

Тогда полковник будет жить»…

И тут же был сооружён

«Стол» под сосной, где «резал» он

Полковника и «потрошил»…

Потом всё аккуратно сшил…

И — диво дивное, тот — ожил…

Даже ушицы похлебал…

Стреляться из ружья — отложил…

И выздоравливать начал…

А двое, те, что с нами были,

В другое утро заявили,

Что «будут дальше прорываться»,

Что «здесь не надо оставаться»,

Что «хватит по лесам бродить»,

А «надо фронт переходить»…

Но замполит, вчера «весь сшитый»,

Весь, чем пришлось, тем перевитый,

Теперь, не только встать не может,

Но и с «изрезанной всей кожей»,

Скрипел зубами, стон «глотая»…

Задача, явно, не простая,

Если его даже — нести…

Сказать — прости… и — так уйти?

Степан с полковником остался,

Чтоб хоть чуть-чуть тот — оклемался,

Бросать — такого, отказался

И дальше без него идти…

…………….…

Колхозники к своим домам

С большой опаской воротились,

Только полковник и Степан

В деревне жить не торопились…

Теперь они в лесочке жили,

Чтобы сельчан не подвести,

На них беду не навести…

Сюда сельчане приходили,

В сторожку, видно, егерей,

Еды им сельской приносили,

Деревней собирая всей…

…………….…

Полковник быстро поправлялся,

Уже ходил, распоряжался:

«С деревнями связь быть должна,

Здесь тоже немцы и война,

И мы должны, как больше — знать,

Чтоб без промашки нападать…»

И замполит живую связь

Наладил с сёлами в округе,

Но с жёстким «графиком» от нас,

Чтоб те не знали друг о друге…

И всех связных он сам встречал,

Хотя Степан всегда ворчал,

Что было бы ему сподручней

«Ломиться» через все те сучья,

Среди которых замполит

На встречи тайные спешит…

Но замполит смотрел сурово

И уходил на встречу снова,

Бока покрепче пеленая,

И строго, резко, объясняя,

Что «сто процентов веры нет,

Сумеет сохранить секрет

Связной,

И риск, с ним встретиться, большой,

Степан разведке не обучен»…

И — уходил, весь так измучен

Своими ранами «живыми»,

Но «злыми» взглядами скупыми

Предупреждая — не жалей,

Недавно было — тяжелей…

И, возвращаясь «из разведки»,

Вносил он новые пометки

На «карте», им же заведённой,

Клеёнки кухонной, найдённой

В сторожке этой на столе,

Что нового, когда, и — где

Произошло, в каком селе,

Квадраты, крестики, кружочки,

Значки вопроса, стрелки, точки…

И объяснял Степану строго,

Не разговаривая много,

Сурово требовал, чтоб тот

Всех этих знаков «помнил ход»…

И когда время находилось,

То, словно в школе, приходилось

«Сдавать» Степану «весь зачёт»,

Какой «значок» куда ведёт,

О чём квадратик «говорит»,

Где путь — закрыт, и где — открыт…

Так они карту составляли,

По ней всю местность изучали…

И скоро не было труда,

Понять, откуда и — куда,

Идут фашисты, два, гурьбой…

И — встретить их, и дать им — бой…

И они с немцами встречались…

И их запасы пополнялись…

Полковник к своему нагану

Искал всё пули неустанно,

А, подобрав, стрелял так точно,

«Снимая» немцев внеурочно,

Где им казалось, что они

Здесь господа на всё — одни…

Сторожку их лишь трое знали,

Но лишь тогда к ней путь держали,

Чтоб «срочно» их оповестить,

Или — «успеть» предупредить…

И из троих был фельдшер старый,

Смотрел у замполита раны,

Лечил ему их, промывал,

(Где-то лекарства доставал…)

И замполит, хоть — кособочил,

Весьма заметно, между прочим,

Но — сам всегда ходил в — разведку…

И новую вносил пометку…

Худой, высокий, кособокий,

И эти — все его «пороки»,

Ещё, он очень мало ел,

Как будто — вовсе не хотел,

То ли замучили «бока»,

Но ел он по чуть-чуть, слегка…

Вот, чай горячий, это — да,

Полковник рад был пить всегда,

С медком, с малинкой,

Хоть, с — какой,

С куста, варёной и сухой…

И в сёлах это уже знали,

Медок лесной передавали

Степану, провиант он брал

И к ним в сторожку доставлял…

……………….

Степану нравился всё больше

Суровый смелый замполит,

Умело, быстро всё решает,

Немного, чётко говорит…

И захотел Степан узнать,

Как побратима его звать…

«Послушай, замполит, полковник,

Язык истёр я, говоря,

Просто, чинов и званий, сборник…

Как звать по — батюшке тебя?»

Тот своим голосом суровым

Сказал: «Зови меня, Петровым».

Вот так, совсем без лишних слов,

Полковник стал теперь — Петров…

Вдвоём они и нападали

В лесу на вражеских солдат,

И всё-таки себе достали

И автомат и пять гранат…

Но, ни Петров, ни он, не знали,

Что по деревням зашептали:

«Есть сила и на варнаков!»

И стал один крушить врагов

В молве людской, Степан Петров.

Вот только «путали» приметы…

Одни, что, дескать, витязь этот,

Худой, и проседь на висках,

Побил фашистов, просто страх…

Другие отрицали, нет,

Совсем не верный ваш «портрет»…

Он — молодой, собой — могучий…

Нас, дескать, свёл с ним как-то случай,

И седины в помине нет,

Ему, примерно, тридцать лет…

Но друг на друга не сердились

И в основном, на том сходились,

Что — он «без промаха стреляет»,

Пути фашистские «все знает»,

Умеет «выследить врага»,

И «грозно мстит его рука»,

«Укладывает «спать» навек»!

Отважный русский человек!

…………….…

И немцы тоже так вот знали,

И уж награду указали

И тут же выдать обещали

И прямо в — руки, самому,

Без промедления, тому,

Кто к ним, «высокого, худого,

Степана, русского, Петрова,

Живым сумеет привести,

(Или, хоть мёртвым, принести)…

Но сам Степан и с ним — Петров,

Немало уж убив врагов,

Людских рассказов тех не знали,

Вдвоём с успехом воевали…

…………….…

Полковник, став опять «ходячим»,

Отчаянным был и — «горячим»,

Но со Степаном — совещался…

И вот, к ним в руки фриц попался

С портфелем толстым и замком,

Ключ от портфеля был при нём…

Фриц оказался птицей важной,

Величиной у них «бумажной»…

А стали портфель открывать,

Он стал так громко «верещать»

К виску свой палец приставляя,

О чём-то слёзно умоляя…

Степан сказал: «Ты — замполит?

Переводи, что он «визжит»»…

Полковник грозно посмотрел,

Но — перевёл, хоть — не хотел…

«Если здесь пломба будет вскрыта,

А, значит, тайна вся открыта,

Его, он просит, застрелить,

Короче, здесь, у нас, убить,

Что, если он вернётся к ним

С открытым портфелем своим,

Его предателем сочтут,

И всё равно потом убьют,

Но — после пыток,

И семью

Тоже повесят его всю.

А — так,

Посмертно наградят,

Семья возьмет его награды…»

«И «гансики» все будут рады —

Их фатэр — умер, как — герой…

Нет, пусть воротится — домой,

Мы к нам его не приглашали,

Он сам за ордена, медали,

Нас помогает убивать.

Я сам возьмусь сопровождать

Его, не битого, живого,

С пустым портфелем,

Вот такого…»

В портфеле карты оказались,

И стопка гербовых бумаг…

В них все пути обозначались,

Где — что, и к ним добраться — как…

Но, видно немцы очень ждали

Того, кто в руки к нам попал…

И поиск по лесу начали…

И из села гонец примчал

На неосёдланном коне,

Сказать, что в этой стороне

Солдат немецких очень много…

И что — на всех они дорогах…

И с ними есть овчарки тоже…

И замполит сказал: «Похоже,

Они весь этот лес пройдут,

Пока «пропажу» не найдут…»

Но среди многих карт, одна

Об этой местности была…

А карты замполит читал,

Как «дважды два» и понимал,

По картам всё, и показал

Степану, как и где, пройти,

Чтоб до своих — живым дойти…

Степан по карте постучал,

С волненьем в голосе сказал:

«Как жаль, что — эти карты к нам,

Петров, пораньше не попали,

Давно б мы были уже — там,

А не в лесах с тобой блукали…»

Петров ответил:

«Это — да,

Но карт — то не было тогда,

По числам, что стоят на них,

Недавно «начертили» их…

Недаром был такой «конвой!…

Едва мы справились с тобой…»

Степан по карте с ним «читал»,

И тут же, молча, рассуждал:

«Ум у полковника, бесспорно,

Работает всегда проворно,

Но к рукопашной он пока

Не подойдёт, кровят бока,

Изрезанные и все сшиты,

Бинтами крепко перевиты

Из всевозможных простыней…

Он замполита посильней…

И если смогут «перешеек»

В «Гнилом» болоте перейти,

На целый час они сумеют

Быстрей к трубе весь путь пройти…

Но, обойдя вокруг болото,

Овчарки след опять «возьмут»…

И непременно «гансов» «роту»

К трубе, по следу, приведут…

И что мы сможем сделать — сами?!

А — знамя с картами, что с нами?!

Только один может — уйти…

Второму — нет в трубу пути…

Овчарки и в — трубе быстрей

Самых проворнейших людей…

И вход в трубу, потом, ветвями,

Покрепче надо завалить,

Чтоб и фашисты, вслед за нами,

Путь не смогли там проложить…

Опять, как — дровосек, Петров

Не годен, видно по всему,

И, значит, у трубы, врагов

С овчарками, встречать — ему…

Топорик надо прихватить,

Там, ель или сосну, срубить…»

Забрав портфель с собой и знамя,

Они известными путями,

Что в карте значились, пошли…

И точно до трубы дошли…

Проверив заново маршрут,

Сказал полковник:

— Путь — вот тут,

По лесу, полем, нет пути,

Там всюду немцы, не пройти…

А здесь, по этой вот «дороге»…

Всего лишь час…

— И армия врагов — у нас! —

Добавил от себя Степан,

— Да, неплохой у немцев план…

Ест хлеб не зря разведка их…

Я что-то вспомнил тех двоих…

Сейчас их очень не хватает…

Вот ведь, как в жизни-то бывает,

Дорога есть, а их здесь нет…

Куда ушли, для нас — секрет…

Нас — двое, что уж тут считать…

Один, но должен — добежать…

И знамя, и портфель, отдать…

Степан подумал: «Что — гадать…

Овчарок надо задержать

И от трубы в лес увести…

А знамя с картами — спасти…»

Но и Петров всё это знал,

И не сказал, а — приказал:

— Ты столько раз меня спасал,

Теперь и мой черёд настал…

Я здесь останусь с автоматом…

Степан едва сдержался, матом

Чтоб не сказать сейчас ему,

Петрову — брату своему,

Но, понимая, что Петров,

Не «чином», «званьем», козыряет,

А — брата своего спасает,

Раздумал говорить с ним — матом,

А, усмехнулся и сказал:

— И с «политическим плакатом»,

Что, дескать: «Путь в трубу закрыт.

Имею право. Замполит»…

Но тот, приняв «командный вид»,

Упорно, всё — одно твердит:

— Не уступлю я в этот раз,

Да, замполит. И мой приказ…

Вот, что тут делать с другом верным,

Придётся матюгнуть, наверно…

— А я, браток, солдат простой

И мат на языке «густой»,

Таким «плакатом» обложу,

Но немцам этим — удружу,

Пока мы материм друг друга,

Здесь немцев будет — вся округа…

Не время козырять собой,

Кто — замполит, кто — рядовой…

В — трубу, Петров! И — торопись!

По ней — стрелою пронесись!

Как ты сказал, там рядом речка…

За ней сосна одна, как — свечка,

И от неё идти, идти…

И — можно к нашим — приползти…

Я помню про твои «бока»,

Но, выхода, ведь, нет, пока…

Вот, знамя, целое, полка,

И — карты все…

Ну, всё…

Пока…

Не дожидайся, друг, пинка…

Но тот опять за «статус» свой:

— Я — замполит, ты — рядовой…

Тут у Степана с языка «слетело» слово

И рука в — кулак «нечаянно скрутилась»…

Но к другу жалость появилась,

Его обнял он и сказал:

— Пойми ты, я всё время знал,

Что жизнь отдашь ты за меня,

Но — не сегодня, нам нельзя

Считаться — кто спасал кого,

Мы — братья, мало ли того,

Ты же сказал, что я — твой брат,

И этому я очень рад,

Так вот что, брат, поторопись,

В — трубу и пулей — пронесись…

По карте мы, ведь, подсчитали,

Будто по ней уже бежали,

На это надо ровно час…

В — трубу!

Нет времени у нас

На разговоры, перебранки…

Недалеко уже овчарки…

И как на след наш нападут,

То вмиг появятся и — тут!

Но тот упрямцем оказался,

Вновь в — замполиты «записался»…

И у трубы стоять остался…

И «вперив» свой суровый взгляд,

Распорядился:

— Автомат!

Отдай, Степан, сейчас же мне!

Степану стало жаль вдвойне

Такого преданного брата!

— Ступай, Петров, без автомата,

Там с автоматом — теснота,

Итак, все обдерёшь бока…

Но тот упрямился, озлился,

Остаться у трубы стремился…

Степан прицыкнул не шутя,

В глаза полковнику глядя:

— Цыц! Прекрати «командный» тон!

Здесь фрицы «жмут» со всех сторон…

Лезь, Енерал, в трубу быстрей!

Вместе с «политикой» своей…

Фашистов ею не проймёшь!

Там, дальше, без меня найдёшь

Дорогу, только — поспеши,

Пока фашистов ни души

И у трубы и рядом нет…

Да «запетляй» в лесу свой след…

Ну там — ручей… или — река…

Держись подальше от песка,

Идти старайся по — воде…

Следов не оставляй нигде…

Всё, замполит, иди, иди…

Хоть как, хоть что, но ты — дойди…

В трубу полковник заглянул…

Кого-то словно, упрекнул,

Предлог пытаясь отыскать,

Чтоб у трубы остаться ждать…

Сказал не свойственно ему,

Не то, что думал, по всему:

— Труба «глядит» в глаза, как — смерть…

Степан ответил «зло»:

— Не сметь

Здесь панихиды заводить!

Чтоб немцев бить, нам надо — жить!

В — трубу!

И — до конца…

Иди…

Да фрицам в плен не попади!

И на прощанье приказал:

— Дойди и — точка, Енерал…

Но замполит заладил снова,

Что его «значимее» слово…

Степан обнял его рукой:

— Иди, Петров, иди, родной,

Иди, товарищ лучший мой…

Но только — выполни, дойди,

И у тебя там, впереди,

Нам неизвестно, что и — ждёт…

Иди…

Ведь время-то идёт…

Чем раньше ты уйдёшь в — трубу,

Тем раньше в лес я — убегу…

В конце-концов они обнялись

И у трубы тогда расстались…

И сразу, как Петров ушёл,

Степан канавинку нашёл…

И из неё стал воду брать,

В трубе следы скорей смывать…

Затем подальше отошёл,

Сосну кудрявую нашёл,

Срубил её под корешок,

К трубе скорее приволок…

И вот,

Закрыт сосной «глазастый» вход…

Степан спешил, сплеча рубил…

Покамест не нагородил

«Непроходимый бурелом»,

Все думая лишь об одном:

«А вдруг, там выхода уж нет…

Трубе-то этой сколько лет…

Зачем труба нужна была…

Куда, к — чему, она вела…

Вдруг тот конец трубы «глухой»,

Или проходит под землёй…

Если Петров назад придёт,

Сосну легко он протолкнёт…

И выйдет в этот бурелом…

И сможет скрыться даже днём…

Овчарок надо увести,

Чтоб не смогли сюда прийти…

В канаве есть ещё воды…»

Степан опять полил следы,

Так, пятился и поливал,

Пока вдали не услыхал

Овчарок визг…

«Наш след нашли…

И всё же мы, Петров, ушли…

А карта — точная, и те,

Что мы добыли, видно, все

Особой ценности бумаги…

На них на всех даже овраги

С расчётами, траншеи, дзоты…

Все — выходы… и все — проходы…

Овчарки, все одной породы?

Немецкие?… Идут сюда…

В трубе, там, смыла всё вода?

Час весь прошёл, второй идёт…

Петров уж лесом там бредёт…

Открылись раны, весь больной…

Дойди, Петров, дойди, родной…»

И тут донёсся дальний стук…

Может, ему «сигналил» друг…

Степан полил свои следы…

Пошёл, ещё принёс воды…

И — пятясь, воду из канавы

Всё лил под ноги и на травы…

Грязь на лице рукой размазал,

Она твердела, он всё — мазал…

И вот донёсся злобный лай…

«Теперь, дружище, убегай…»

И вспомнил замполита взгляд…

«Петров, пустой наш автомат…

Овчарок, слышал от ребят,

Перед погоней не щадят,

Фашисты голодом морят…

Расчёт весь верен — след мой «взят»…»

…………….…

Он, словно — вихрь, бежал тогда…

Запомнил это навсегда…

Потом опять сосну рубил…

И, уперевшись в ствол, свалил…

И в ветви рядом с ней упал…

Спасенья под сосной искал

От жутких пастей озверелых

Огромных псов остервенелых…

…………….…

Степан прикрыл глаза рукой,

Всем телом «слыша» жуткий вой…

И «ощутив», как — злобно рвали

Клыки овчарок, как терзали

Конец ознакомительного фрагмента.