Глава первая
Павел закрыл чемодан, снял его со стула, ее раз осмотрел и — поставил на пол. Сам сел рядом на стул, закрыл глаза и начал перебирать в уме, что еще осталось сделать, чтобы завершить сборы на предстоящую дорогу. Вещи все уложены, одежда приготовлена, документы, деньги — при нем, что еще не сделано?
Как всегда, без стука, в комнату вошла сестра, Ефросинья. Увидев Павла и стоящий рядом чемодан, удивленно протянула: «А куда это ты, братец мой собрался? Никому ничего не говоришь, а сам уже и чемодан собрал!». «Кому надо — знают, куда я собрался, а тебе пока этого знать не обязательно. Придет время — Узнаешь!» — неохотно отозвался Павел.
«Так ты что хочешь — сбежать, а весь позор — нам оставить!»-взорвалась сестра, — «Ганка с твоим ребенком по селу ходит, топиться собирается, а он, видишь ли бежать собрался! Ты что, — вообще совесть потерял?!».
«С каким ребенком, что ты мелешь!»-пытался что-то вставить Павел, но сестра распалялась все больше и больше: «Он еще и спрашивает! С твоим ребенком! Видел — какой у неё уже живот, никакие кофты не скрывают. Она мечется по селу и всем заявляет, что утопится, если ты её бросишь!».
«Как я могу бросить то, к чему никакого отношения не имею!»-прервал перешедшую на крик сестру, Павел, — «Я действительно с той Ганкой близко не общался, как она может такое говорить! И что она вообще от меня хочет?!».
«Расскажешь это нашей покойной бабушке! — закричала Фрося, — «Ганка моя лучшая подруга и она мне все рассказала, что, где и как было! Так что ты так легко от неё не отвяжешься. Ишь, как решил вопрос — сбежать подальше, а весь позор нам с родителями оставить! Не выйдет!».
«Да пойми ты, — пытался остановить сестру Павел, — «Я на самом деле никогда с ней не был близок. Пару раз танцевал с ней в клубе, так она меня сама приглашала на дамские вальсы, один раз даже домой её провожал из клуба, так тоже она попросила. И — все. Больше я с ней не общался. Слышал про неё разное, но не обращал внимания, мне было безразлично. Если она говорит, что ребенок от меня — так это просто глупость. Как может быть мой ребенок, если я у неё — Не был!. Понимаешь — НЕ БЫЛ!».
«Мы с Ганкой, с самого детства вместе, и в школу ходили в один класс, и сидели за одной партой семь лет!»-не унималась сестра, — «Я все про неё знаю и она про меня — тоже, так что не выкручивайся, пожалуйста. Никуда ты не поедешь!. Сейчас пойду отцу все расскажу, он с тобой быстро разберется!» — выпалила Фрося и выскочила из комнаты, даже не закрыв дверь.
«Даже, если бы ты спала с ней на одной кровати, все свои восемнадцать лет»-бросил ей вдогонку Павел, — «Повторяю то, что сказал — я с Ганкой никогда близок не был! И, если раньше, она мне даже нравилась, то теперь, после того, как она так нагло и прилюдно назначила меня отцом её ребенка, я Ганку не то, что видеть, а даже слышать о ней не желаю! Имей это в виду!».
Пару дней назад, у него уже был похожий разговор с отцом. Отцу было уже за пятьдесят. Был он не особо разговорчивым, как и большинство людей его профессии. Лучший и единственный кузнец на колхоз, считай и на все село. Невысокого роста, крепкий, жилистый, серьезный и высоко порядочный, он пользовался всеобщим уважением и у жителей села, и руководства колхоза. С его мнением в селе считались.
Отец зашел вечером к сыну в комнату, поздоровался, помолчал с минуту, а потом спросил: «Слышал от твоего бригадира, что ты подал заявление на расчет, что — хочешь уйти из колхоза?… Тебе дали новый трактор, по работе хвалят, в газете о тебе пишут, зарабатываешь неплохо, по сельским меркам, крыша над головой есть, так в чем дело, сынок?. Что или кто, тебя заставляет все это бросить и искать какое-то другое счастье, где-то на стороне?. На днях ко мне в кузню заходила бабка Степанида, соседка моего старого друга, Григория Бондаря. Грабли у неё сломались, попросила починить. Так пока я ей поправил грабли, она мне столько наговорила про твои отношения с Ганкой, дочкой Григория, что мне чуть плохо не стало. И про то, что Ганка ждет от тебя ребенка, и, что ты её бросил, и, что она собирается в пруду утопиться и еще многое другое.
Я давно и хорошо знаю ту Степаниду и её язык, но ты можешь мне объяснить, что там у тебя случилось с той Ганкой. Ты же знаешь, мы с Григорием друзья с детства. Вместе ходили в школу, вместе парубковали, вместе прошли войну и — тут на тебе — такие новости?!».
«Отец! — спокойно ответил Павел, — я тебе хоть раз сказал неправду за все свои двадцать лет?. И сейчас говорю тебе честно — я никакого отношения ни к Ганке, ни тем более, к её ребенку — не имею. Судя по тому, что я об этом слышал — она сама не знает от кого у неё тот ребенок, по разным причинам, вот и назначила меня его отцом. Как я могу быть тем отцом, когда я никогда с ней не был! Повторяю — ни разу!.А после всего того, что она про меня наговорила по селу — я вообще её не желаю ни видеть, ни слышать.
Зная твои отношения с Бондарями — я решил, что будет лучше, если я отсюда уеду, иначе вся эта катавасия не закончится. А признавать себя отцом чужого ребенка, после её обвинений и угроз с самоубийством — это не для меня, да и для нашей семьи — тоже, при всех наших меж семейных отношениях. Спасибо тебе и маме за все, и простите меня, но я по-другому не могу. Поэтому и решил уехать, хотя и не хотел этого делать, так как — от добра — добра не ищут. Пойми меня правильно и попроси за меня маму, я не могу с ней говорить так, как с тобой. Прошу тебя».
Отец выслушал исповедь сына и только спросил: «А куда ж ты намерен отправиться дальше?».
«Поеду на Восток — сказал Павел, — «Я недавно получил письмо от одного моего товарища, вместе учились в училище механизации, он работает в Казахстане, в одном из новых совхозов. Приглашает к себе. Там новая техника, приличная зарплата, много земли и мало людей. Очень требуются механизаторы, водители и другие специалисты. Вот туда думаю и поехать. Не очень-то хотелось, честно говоря, но пока другого выхода не вижу. Здесь мне сегодня нормально жить не дадут. Так получилось. И уже неважно — виноват я или нет.
Мнение в селе по этому случаю уже сложилось. А раз оно сложилось без моего участия, то пусть проблема с той Ганкой, без меня и разрешается. Мой уезд как раз и будет способствовать её разрешению. А дяде Грише Бондарю — передай, что я ни в чем перед их семьей не виноват. И если бы Ганка не наделала глупостей, вполне возможно, что наши семьи бы — породнились. Прости меня, отец, за то, что случилось, я этого не хотел. И — прошу тебя с мамой, — благословите меня в новую, неизвестную пока — жизнь».
«Ну, раз так — с сожалением произнес отец — «поступай, как считаешь нужным. Надеюсь — мы услышим от тебя и более приятные новости. Я переговорю с мамой. Но ты тоже к ней подойди, просто расскажи все, как есть и куда ты намереваешься отправиться. Она тоже должна знать все. Удачи тебе, сынок!». Отец растрогано обнял сына и вышел из комнаты.
Через несколько дней, Павел сел в Киеве на павлодарский поезд, так посоветовал ему в письме старый товарищ и, через двое суток, без всяких пересадок, прибыл на станцию Орск Южно-Уральской железной дороги. Отсюда да места работы его товарища, в соседнем Казахстане, было около сорока километров.
Товарищ также написал, что лучше всего из Орска в их район, ехать по железной дороге. Там ходит местный поезд. На такой-то станции сойти и найти заезжий дом совхоза «Полевой». Там живет совхозный экспедитор, Андрей. Обратиться к нему, и он организует доставку на центральную усадьбу совхоза. Там всего тридцать километров и регулярно на станцию ходят совхозные машины.
Павел, еще с киевского вокзала, послал телеграмму товарищу, просто на всякий случай, чтобы не было неожиданностей с его приездом. Указал, когда и каким поездом приедет в Орск. Ему повезло. Местный поезд ходил в сторону Казахстана, через день, сутки — туда, сутки — обратно, Как раз в день прибытия Павла в Орск, поезд после полуночи, отправлялся в нужную сторону и уже к утру, он сошел на указанной станции. Спросил у дежурной — не знает ли она экспедитора из совхоза «Полевой», на что дежурная, расплывшись в улыбке, ответила, что очень хорошо знает того экспедитора, потому, что он её муж и сейчас находится дома.
Она показала, как найти их дом и занялась своими рабочими делами, а Павел посидел еще некоторое время в станционном вагончике, а когда рассвело — пошел искать Андрея-экспедитора, а уже к вечеру — на попутной машине, прибыл в новый совхоз и встретился с Николаем, своим товарищем по училищу.
