Свет далекой звезды. Книга вторая

Василий Иванович Лягоскин

Это вторая книга исправленной и дополненной истории о могучем воине и умелом охотнике Свете. Рожденный в глухой деревушке, затерянной в дремучих лесах безымянной планеты, он волею судьбы становится спасителем родной земли и иных миров. Среди них – Земля конца двадцатого века…

Глава 41. Потрясатель Вселенной

Этот кусок кошмы не успело засыпать снегом. Свет видел вмятины от колен — словно кто-то совсем недавно бил здесь поклоны заснеженной степи, в которой скоро должен был разразиться буран. Первые порывы ветра уже метнули горсть снежинок на темный кусок сваленной овечьей шерсти. Охотник поспешил занять место того, кто занимался тут недавно попыткой волшбы. Потому что настоящее чародейство на Земле было возможно только в местах силы — естественных, или там, где ее упорно, каплю за каплей, намаливали люди. Таким был старый храм во Владимирской области. И таким его сделал в районе Подкаменной Тунгуски давний взрыв межзвездного корабля в сибирской тайге. А что здесь могла почувствовать девушка — уже понял Свет — обратившаяся с горячей молитвой к небу? Обратившаяся в полном одиночестве. Ведь на многие версты вокруг кроме нее, и Света, был еще только конек, который и привез монгольскую красавицу в эту глушь. Может, она молила прислать ей единственного, суженого?

— Люди почему-то сторонятся этой лощины, — кинул взгляд на недалекие горы Свет, одновременно отмечая, что конские яблоки совсем рядом уже почти не видны под снегом, — а может, она не к небу обращалась, а напротив, к земле?

Охотник устремился сознанием вниз и, пока ничего не произошло, вспомнил, как легко и непринужденно покинул вертолет — уже на территории режимной части. Этим полетом Свет сэкономил себе не меньше месяца времени. И хотя не знал еще, куда направится, в первую очередь необходимо было достичь обжитых мест. Что он и сделал — со всем возможным комфортом. А выбрать дальнейший путь помогла ему фраза полковника, которую он бросил в конце разговора с далеким абонентом в Москве. Разговаривал он посредством огромной трубки от громоздкого аппарата связи; разговаривал с немалым начальством — вон как подобрался весь. И голос заполнил почтительностью и немалым рвением.

–…И еще, товарищ, генерал, — добавил он напоследок, обрисовав до этого всю эпопею на заимке, — если есть возможность, прикажите усилить границу. Есть такое чувство, что Свет попробует прорваться за кордон.

В ответ прозвучало невразумительное, что-то вроде: «Делать ему больше нечего, по заграницам мотаться. Он, и языков-то, наверное, не знает. Или у него с собой прибор инопланетный, мгновенно обучающий имеется?».

Такой прибор действительно существовал, вернее его когда-то в будущем изготовят, и Свет даже воспользуется его помощью… Точнее уже воспользовался, потому что языки действительно знал.

Границу он перешел темной беззвездной ночью. Неизвестно, усилили ее или нет, но службу пограничники несли очень ответственно. По крайней мере людей не пожалели — и наряды несли службу в пределах видимости друг друга. Казалось, никто и ничто не могло проскользнуть мимо бдительных стражей. Свет одобрительно улыбнулся, увидев, как стремительный полет небольшого ночного хищника проводили биноклями сразу два соседних наряда. Бинокли тут же метнулись вниз, но охотника, который как раз пересекал незримую советско-монгольскую границу, никто не увидел.

А дальше Свет особо и не скрывался. Он определил себе несколько прямых отрезков по наиболее безлюдным местам, которыми собирался пересечь всю страну до следующей границы — китайской. Там, в общем-то, его тоже никто не ждал. Зато где-то в центре густонаселенной страны располагался монастырь, где учился воинскому мастерству основатель Обители Дао. Уже в первый же день от него шарахнулся, уносясь в бескрайнюю степь, табун одичавших (так понадеялся Свет) лошадей. Молодая кобыла упала, пораженная стрелой, каких эти края не видели уже очень давно, и вопрос пропитания на ближайшие дни был решен. Он успел пройти первый отрезок пути; повернул южнее, и тут наткнулся на этот клочок кошмы.

Прежде, чем до него донеслись стоны людей — бесчисленного множества, погребенных здесь — охотник воочию увидел, как мимо проносится в первый, и во второй, и в третий раз гигантский табун, превращавший степь в безжизненное утоптанное пространство. Это было даже не десятки — сотни лет назад. А потом — десятки табунщиков покорно подставили горла под сабли воинов усопшего Повелителя. И так — раз за разом, пока посвященных в тайну огромного захоронения не осталось всего несколько человек. Но и они унесли тайну с собой в могилу, только уже позже. Но цепочка не прервалась. Кто-то посвященный передавал ее по линии рода через века. И вот теперь — понял Свет — такой посвященный… Точнее, посвященная, пришла сюда, чтобы говорить с предками.

А большинство из них, даже истлев, продолжали корчиться в судорогах от непомерной тяжести — от многометрового слоя земли, от копыт бесчисленных коней, которые топтали и топтали их груди. А еще — от мрачной тяжести золота, которым была набита эта гигантская могила.

— Пожалуй, — прикинул Свет, — таких богатых захоронений больше на земле нет.

Перед ним уже вставала мрачная тень того, ради которого и была устроена семь с половиной веков назад это гекатомба. Чингизхан, Потрясатель Вселенной. Охотник поспешно поменял положения ног, чтобы повелитель, которому он никогда не поклонялся и не поклонится, не принял действительно эксперимент с примеркой коленок умчавшейся в степь девушки за поклон. Теперь он сидел, поджав ноги, как истинный степняк.

Темучин медленно опустил на него властный взгляд. Тень прошлого сверкнула глазами — ей пришлось стоять перед человеком, сидящим, как ни в чем не бывало. Свет усмехнулся, ничуть не пытаясь в чем-то уязвить бывшего властелина половины мира. Просто он знал существо, которое действительно могло потрясти вселенную; ну или хотя бы ее часть. Но при этом Звездный Странник вел себя так, чтобы не навредить даже случайно самому беззащитному существу. А на руках у человека, явившегося к нему из прошлого, и его воинов были кровь и страдания десятков, если не сотен тысяч человек.

Что-то Чингизхан понял в сверкнувшем ему навстречу блеске голубых глаз, потому что заговорил сразу с просящей ноткой в голосе:

— Ни я, ни мои потомки не дошли до последнего моря…

Свет кивнул — он знал, кто остановил татаро-монгольские полчища. Темучин продолжил.

— Тяжело лежать в земле, чувствуя, как тебя осыпают проклятиями поколение за поколением покоренные народы… А потом видеть, как твои правнуки и их потомки откатываются назад, в эти бесплодные степи.

Охотник опять пожал плечами: «Родину не выбирают. А если хочешь найти себе новую, прими ее такой, какая она есть. И принеси в нее благо и любовь. А что принес ты?».

Видно было, что Чингизхан хочет взять долгую паузу, чтобы дать ответ, достойный Повелителя. Но время, как оказалось, может поджимать и мертвых.

— Здесь сейчас была девушка, — чуть склонил гордую голову старый монгол, — это последняя из моих прямых потомков.

— Да их у тебя чуть ли не четверть миллиарда, — удивился Свет, почерпнувший этот факт в собственной голове.

— Это так, — еще ниже склонил голову старик, теперь ничем не напоминавший владыку мира, — но от меня и первой жены она осталась последней. А теперь за ней гонятся волки… Много волков. Я вижу все, что делается в степи, но изменить ничего не могу.

— Что же ты сразу не сказал, старый дурак? — вскочил на ноги Свет, — сколько времени зря потеряли.

Дуновение ветра, поднятого резким движением, развеяло тень Потрясателя Вселенной, и охотник так и не успел заметить, обиделся ли тот на «старого дурака». Подарок эвенка Шанягиря действительно пригодился. Охотник вбил ноги в крепления подбитых мехом лыж и помчался навстречу бурану. Он уже не видел, как вполне материальная подстилка истаяла; одновременно в богатейшей со времен начала цивилизации могиле под головой мощей монгольского владыки оказалась простенькая кошма. Прижатая чудовищным грузом земли голова в золотом шлеме чуть шевельнулась; в окаменевшем мозгу промелькнуло далекое воспоминание — именно на такой кошме маленькому Темучину снились самые сладкие сны.

Охотник успел послать вдохнувшей горестно земле обещание:

— Когда-нибудь я обязательно вернусь, и освобожу тебя от тяжкого груза золота…

Свет окунулся в буран целиком, с головой и торчащим над плечом тубусом. Меч был уже в его руках. Он понял, что оружие скоро понадобится, когда наткнулся на полуобгрызенную тушу лошади. А вперед вела цепочка волчьих следов, под которыми даже ему было нелегко разглядеть след маленьких сапожек. Где-то совсем рядом раздался заунывный вой, перешедший в нетерпеливое хрипение, и Свет прибавил в скорости. Он практически летел, низко склонившись над землей и перебирая ногами так часто, как никогда в жизни. А впереди вдруг послышалось пение — торжественное пение монгольских батыров, прощающихся с жизнью в битве. Но пела этот гимн юная девушка, бесстрашно стоявшая на пригорке перед стаей волков.

Казалось, даже буран заслушался — по крайней мере, Свет видел сейчас и монголку, и волков очень отчетливо. Вот самому крупному из них надоело слушать человеческое пение, и он коротко взвыл, легко перекрыв его. А потом прыгнул вперед, метя прямо в незащищенное горло. И уже в полете столкнулся с чем-то жестким, непреодолимым. Он упал на снег и зло ощерился, но грозный рык не успел исторгнуться из волчьего горла, потому что даже в этой серости заканчивающегося дня ярко сверкнул клинок, и огромная голова зверя откатилась от скорчившегося в предсмертных судорогах тела.

Это была первая кровь, пролитая на снег. На охотника прыгнуло сразу несколько волков. Еще быстрее мелькнул меч, и серая мохнатая волна откатилась, чтобы накатиться почти сразу с еще большей яростью. Свету, в общем-то, ничего не грозило. Но на него сейчас смотрела с восхищением, и еще какими-то — не самыми последними у людей — чувствами юная красавица. Но вот и она вскрикнула — один волк подобрался сзади. В немыслимом прыжке Свет успел и смахнуть очередную волну хищников, и направить меч назад, за спину девушки. Но волка там не было. Трусливо поджав хвост, он отступал от огромной седой тени. Кровь на его плече показывала, что острые клыки призрачного пса могут быть очень даже материальными. Волк — тот, что присоединился тенью к своему хозяину, победно взвыл, и вслед за ним прямо в пасти последним живым хищникам что невразумительное, но очень обидное и пугающее выкрикнул Свет. Он сам не ожидал такого эффекта. Звери, только что беснующиеся в боевом аффекте, бросились врассыпную. Охотник рассмеялся:

— Надо было сразу крикнуть — тогда бы все остались живы.

Он без всякого удовольствия оглядел поле битвы, усеянное трупами волков разной степени расчленения, и повернулся к девушке. Так стояла, вся устремленная к Свету. Охотник едва расслышал слова на правильном монгольском языке — так с ним недавно говорил Чингисхан.

— Вот ты и пришел, мой герой.

Она тут же встрепенулась; вслед за ней и охотник услышал, как издалека накатывает механический вой двигателя. Вынырнувший из бурана автомобиль вид имел очень необычный. Это был внедорожник, лишенный брезентового верха, а потому залепленный снегом во всех местах, где только было возможно. И двое человек, сидевших на переднем сидении, походили на Деда Мороза сильнее, чем их далекий финский коллега. Впрочем тот, что сидел на пассажирском кресле, легко выпрыгнул на землю, даже не открывая дверцы, и смахнул с себя килограммы снега.

Охотник удивленно заморгал — перед ним и девчонкой стояла точная копия Чингизхана. Словно тот все-таки не доверял до конца голубоглазому пришельцу, и решил проверить, как он выполнил последнюю просьбу усопшего. Свет с гордостью огляделся — выполнил на отлично. А девушка с громким криком: «Дедушка!», — бросилась на грудь копии грозного владыки.

Тот не стесняясь плакал, гладя по непокрытой голове внучку.

— Гульча, — шептали старческие губы, — у меня же никого больше нет на этом свете. Ну почему ты уходишь в степь, никого не предупредив?

Тут его взгляд уперся в туши изрубленных волков, в снег, практически стаявший от потоков крови, и остановился на Свете. Но тот только пожал плечами. Меч уже был спрятан в ножнах, а потом в тубусе, и весь вид охотника словно говорил:

— Ну подумаешь, помахал немножко…

Посреди огромной юрты стоял большой чан. Он был полон пенистым белым напитком и служил главным угощением сегодняшнего вечера. Кумыс — сброженное кобылье молоко — приятно холодил горло, в котором все горело от острых мясных блюд. Пользоваться вилками и ложками здесь не привыкли. Ну и почетный гость — Свет — очень быстро понял, что вот так, руками, иногда помогая себе куском лепешки, можно есть и быстро, и вкусно. Его не коробили звуки, с которыми кочевники шумно втягивали наваристый бульон из молодого барашка, горло которому перехватили прямо не глазах почетного гостя.

В юрте было достаточно тепло; в одном углу (какие углы в круглой юрте?) жарко тлела жаровня, в которую женщина, старавшаяся казаться неприметной, подкладывала что-то вроде древесного угля. Опыт у нее видимо был огромный, потому что даже Свет иногда с удивлением обнаруживал, как из-за его спины появляется рука за пустым блюдом, или напротив — с полным нового кушанья. Разговоры тоже были; лишь две темы старательно обходили все — ту саму причину, по которой внучка хозяина оказалась одна в степи, и то, какие ветры привели туда охотника.

О том, куда держит путь, Свет заговорил сам. А Субудай — хозяин — владелец огромной отары овец, которых никто и никогда не считал, и табуна лошадей, благодаря которому Свет и остальные участники застолья наслаждались сейчас терпким вкусом кумыса, задумался совсем ненадолго. Вообще-то и отара и табун считались государственными, но все вокруг знали — никто не посмеет вмешаться в его распоряжения. Огромный кусок степи меж священными для каждого монгола Ононом и Керуленом был наследственным улусом старика. О том, кто этот улус когда-то основал, никто не заикался, хотя все об этом тоже знали.

— Граница с Китаем, говоришь, — блеснул глазами из-под почти отсутствующих бровей Субудай, — на лошади туда ехать долго, очень долго.

Рядом шевельнулся один из его племянников — единственный, кто прибыл на пир в военной форме. Свет в чинах монгольской армии не разбирался, но очевидно этот пожилой мужчина звание и должность имел немалую, потому что хозяин склонился в его сторону с большим почтением.

— Мы завтра молодое пополнение в пятисоткилометровый марш отправляем.

Свет вспомнил — что-то подобное было и в Советской Армии, в которую, быть может, уже попал Сашка Суворов.

— Точнее наоборот, — мысленно поправил себя охотник, — это монголы, скорее всего, скопировали свою по образу и подобию несокрушимой и легендарной.

А Субудай уже прикинул:

— До границы побольше пятисот километров будет, если они вообще в ту сторону поедут.

Племянник пожал плечами — мол все в руках неба и воинского командования, а командование в части — это он. Свет готов был хоть сейчас продолжить путешествие. Накормили его до отвала; интересной беседой угостили, а поспать он может и в кабине грузовика. Да кто бы его отпустил?! Старик повернулся к военному родственнику, и тот теперь развел руками, хитро блеснув зрачками в узком разрезе глаз:

— Раньше послезавтрашнего полудня выехать вряд ли получится.

Но Свет все-таки напросился в гости уже на завтрашний день — командир обещал дать ему опытного сержанта.

— Конечно, — добавил он с сомнением, — курс молодого бойца меньше, чем за два месяца трудно пройти, но…

Теперь уже хозяин зыркнул на него взглядом еще более узких глаз. Если бы полковник — а именно такое звание имел племянник — видел, что сотворил в степи их гость одним мечом, он бы не делал таких поспешных заявлений.

— Хорошо, — кивнул полковник, — завтра утром я пришлю за тобой машину с бойцом.

Свет предпочел бы уехать с ним прямо сейчас, но тут уж законы гостеприимства были неумолимы. Ему постелили в этой же юрте. Молчаливая женщина быстро убрала и дастархан, и все, что еще оставалось на нем. Взамен принесла кувшин и таз — для вечернего омовения, понял Свет. Он сейчас с теплотой вспомнил еще один шатер, и такие же похожие предметы вечернего туалета — еще там, в родном мире. Вспомнил и Халиду, свою первую женщину. Впрочем, его воспоминания прервали самым бесцеремонным образом. В юрту, оставив у порога на толстой кошме ичиги, шагнула наследница Потрясателя Вселенной. Свет только удивлялся, глядя, с какой милой непосредственностью Гульча — спасенная им девушка — распоряжается всем, что было в темной юрте. В том числе и им самим.

Охотник покорно подставил под тонкую струю теплой воды, которая лилась из узкого горла кувшина, спину, плечи и руки. Потом он решительно отобрал кувшин, и продолжил омовение сам. А Гульча отошла — не потому, что стеснялась обнаженного мужского тела, а за другим кувшином. Когда Свет закончил вытираться огромным полотенцем, пахнущим степными травами, девушка стояла рядом, такая же обнаженная. И теперь уже Свет, выплеснув за порог грязную воду, легко подхватил Гульчу, вздрогнувшую всем телом, и поставил ее, словно ребенка, прямо в пустую посудину. Теплая вода потекла по смуглому телу, которое пахло степью, совсем немного — лошадьми, а самое главной — женщиной, жаждущей ласки мужчины.

Свет удивлялся самому себе — он тоже воспринимало действо, которое началось здесь, как должное.

— А может, это было предопределено, — мелькнула еще одна мысль, — в тот момент, когда я просил прощения у Весны; в том числе и за грядущие падения в бездну страсти.

Потом все мысли ушли, было только жаркое тело; покорное и в то же время уверенно ведущее его от одной вершины страсти к другой. Были стоны, и даже крики, которых Гульча явно стыдилась — поначалу. Потом ни она, ни Свет не обращали внимания на такие мелочи. Главное — им было хорошо вдвоем, в какой-то момент они стали одним целым. А над всем этим чистым праздником плоти снаружи толстой подкладки юрты опять бушевал буран. Словно хозяин этих мест — тот, кто был похоронен очень давно — сейчас был недоволен тем, что голубоглазый незнакомец бесцеремонно вторгся в жизнь его потомков, прерывая последнюю линию чистой крови…

Утро встретило охотника ярким солнцем, бодрящим морозцем и изумленным восхищением обитателей кочевья. Их было не так много — Свет насчитал всего шесть юрт, включая ту, в которой он недавно оставил сладко спящую Гульчу. И наверное все они высыпали наружу, чтобы посмотреть, как мастер Дао делает утреннюю разминку. Свет почувствовал, как подбадривавшие его крики разбудили девушку, как она, оставаясь невидимой, выглянула через полог юрты, и замерла там в восхищении. Но ни сейчас, ни потом, даже отъезжая в УАЗике — другом, крытым брезентовом верхом — он уже не увидел ее. Никакого обещания веруться этой девушке он не давал, а она, скорее всего и не ждала этого. Хотя и послала вслед своему первому мужчине пожелания доброго пути, которое охотник воспринял как теплую волну, догнавшую машину, неторопливо приминавшую снег широкими колесами. Охотник послал в ответ не менее теплое прощание, вместе со словами:

— Свет, меня зовут Свет, и я буду помнить тебя, — к своему стыду охотник только сейчас подумал, что монголка за всю длинную ночь ни разу не назвала его по имени.

Зато он хорошо пополнил запас монгольских слов — в этом скупом на первый взгляд наречии оказалось удивительно много ласкательных эпитетов.

Охотник вдруг хлопнул несильно по локтю водителя. Воин с одной лычкой на погонах понял, послушно затормозил. Свет выскочил из кабины, и замер. Снег, хрустнув под подошвами сапог, тоже не нарушал больше тишины вокруг. Даже УАЗик, двигатель которого замолк без команды охотника, словно вслушивался в пространство. Но только охотнику здесь были подвластны пространство и время. Он почувствовал, что где-то далеко произошло событие, означавшее поворот в жизни огромной страны. И совсем недалеко от того скорбного места сейчас еще сладко спала, быть может досматривая очередной сон о голубоглазом пришельце, Настя Соколова…

— Ну и что с ней прикажешь делать? — генерал поднял глаза на Олега Петровича, и тот поразился.

В серых глазах начальника, всегда спокойных и невозмутимых, сейчас плескалось смятение. Полковник сглотнул комок, внезапно возникший в горле, кашлянул и ответил:

— Наблюдать, товарищ генерал. Выполнить свои обещания и наблюдать. И защищать, если понадобится.

— От кого?! — вопрос Сергей Николаевич задал излишне резко, но Попцов понял — эта резкость никакого отношения к предмету обсуждения не имела.

Чем-то генерал был озабочен сейчас значительно сильнее, чем судьбой Анастасии Соколовой, и даже вопросами поимки предполагаемого иномирца.

— Желающие найдутся, — вытянулся еще сильнее перед столом начальника полковник, — вряд ли она долго сумеет держать в секрете, какая сумма у нее сейчас на сберкнижке. Да и камушки эти…

— Настоящие? — поднял к нему немного оживившееся лицо генерал.

— Самые настоящие, — подтвердил Олег Петрович, — ювелир, что сейчас готовит из них подвески, сказал, что… В общем, нам с вами, Сергей Николаевич, до конца службы даже на одну не заработать, при нашей зарплате.

— До конца службы.., — протянул генерал так тоскливо, что Попцов не выдержал, и спросил:

— Что-то случилось, Сергей Николаевич?

— Случилось, Олег Петрович, — кивнул генерал, — сегодня умер Леонид Ильич Брежнев…