Хаммер. Серия «Аранский и Ко». Книга 3

Василий Лой

Он долго не мог решиться на этот шаг. И вот первая кровь на его руках и смерть – он сумел это сделать. Но главная цель не достигнута, и тогда очередная жертва, затем ещё, и ещё. И вдруг – прокол, неожиданный и роковой. Майор Аранский в небольшой растерянности: многое не складывается, не вяжется, иногда опускаются руки, расследование движется медленно, да и не так, как хотелось бы. Но сдаваться нельзя, не в их это с Кордыбакой правилах. Шаг за шагом, и только вперёд. Все персонажи и события в романе вымышленные.

Василий Лой

Хаммер

Серия «Аранский и Ко»:

Книга 1. «ТТ» (криминальная повесть)

Книга 2. «Мистер Кольт» (криминальный роман)

Книга 3. «Хаммер» (криминальный роман)

Глава первая

Виктор Семенович Воробей припарковал свою «ауди А4» у тротуара, сразу за которым раскидывала свои незамысловатые объятия автостоянка.

Небольшая площадка, очевидно, созданная на скорую руку и обнесенная по периметру забором из металлической сетки, явно бэушной, судя по рыжим потекам былых сезонных ненастий и дырам, наскоро и неаккуратно залатанных случайной проволокой, а то и кусками веревки, была засыпана равномерно, по всей площади, мелким гранулированным шлаком красноватого оттенка, легко, но и отчасти приятно похрустывающим под колесами автомобилей.

Безликое неоштукатуренное серое строение, сложенное из шлакоблоков, под названием «Парктоп», а попросту сторожка, угрюмо возвышалось над автомобилями, направив вниз с крыши два зорких глаза-прожектора, а ярко раскрашенный и задранный к небу шлагбаум на въезде, словно полосатый жезл слегка подгулявшего после службы альтруиста гаишника, приветливо указывал на то, что свободные места на стоянке еще были.

Невысокие кусты желтой сирени, разросшиеся вдоль забора, местами вплетались в металлическую сетку и являлись остатками когда-то буйно здесь процветавшей плантации дикого кустарника. Их мелкие желтые цветочки, распустившиеся пару дней назад, испускали тонкий, клейкий аромат, распространявшийся легкой сизой дымкой в свете уличных фонарей на десятки метров, перебивая запах автомобильного угарного газа и незаметно кружа головы прохожим.

Было восемь часов вечера, и уже окончательно стемнело. Виктор Семенович Воробей по прозвищу Птица прикурил очередную сигарету, глубоко и с удовольствием затянулся. Курить он начал лет пятнадцать назад, и тогда для него это было чем-то вроде вехи в очередном этапе мужского становления, с тех пор курил постоянно и много. Никаких отрицательных ощущений или пагубного влияния на свой организм от курения он не замечал, а потому одной пачки сигарет на день ему обычно не хватало.

Выйдя из машины, Виктор Семенович, близоруко прищурившись, посмотрел на очередную въезжавшую под шлагбаум иномарку.

Дефект зрения, врожденный и небольшой, иногда создавал для него незначительный дискомфорт, однако постоянно очков он не носил, хотя имел их, хранил в перчаточном ящике автомобиля и пользовался только иногда, при движении в ночное время по загородным автодорогам.

В свои тридцать четыре с хвостиком года Воробей выглядел лет на несколько старше. Был высокого роста и имел тучную фигуру, что, однако, не мешало ему вести активный образ жизни и достичь определенного положения как в обществе, так и на службе. Два последних года он занимал должность заместителя генерального директора в торгово-закупочной компании «ТехноСтар».

Он ждал Гринева Александра Викторовича.

Целый день сегодня Воробей был сам не свой. После обеда он якобы уехал в один из магазинов, принадлежавших компании, а на самом деле просто сел в машину и отправился куда колеса приведут, немного развеяться да подумать.

До Куреневки поехал по Луговой. Попетляв немного, выскочил на Сырецкую. Проскочил жилмассив, слева замелькали сосны небольшого леска, метров через пятьсот, за автозаправкой без названия, резко ушел влево и оказался у главных ворот полузаброшенного завода строительных конструкций, на большой асфальтированной площадке. Раньше это было местом заводской парковки автомобилей, а рядом — остатки автобусной остановки, былое существование которой теперь напоминала только ржавая конструкция ее металлического остова. Здесь он притормозил, остановился, заглушил мотор. Почти сразу за остановкой к бетонному заводскому забору был прикреплен длинный металлический щит, на котором, очевидно, когда-то висели портреты передовиков производства.

Виктор Семенович закурил сигарету и вышел из машины. Было свежо, солнце иногда осторожно и нерешительно высовывалось из-за тучек, но тут же, тушуясь и робея, скрывалось обратно за серой пеленой облачности, так и не решаясь наконец окончательно растопить уже не на шутку затянувшееся весеннее ненастье.

Переступая непросохшие лужи вчерашнего не по-весеннему скучного дождика, прошелся вдоль высокого обветшавшего забора, массивных, некогда автоматически открывавшихся ворот, а ныне наглухо заваренных сваркой в нескольких местах, со следами остатков пожухлой, облезлой, неопределенного цвета краски, и остановился у кирпичной проходной. Большое окно и дверь так же, как и ворота, были заварены стальными листами. Уже давно сквозь эту проходную никто не проходил, да и мимо нечасто. Однако откуда-то оттуда, издалека, с территории предприятия, периодически доходили слабые звуки работающих механизмов и урчание грузовиков. Завод работал, пусть не на полную мощность, но работал. Производили, как и прежде, плиты перекрытия, стеновые панели, шлакоблок и даже тротуарную плитку. Воробей это знал, там, на противоположной стороне завода, была еще одна проходная и ворота, вот через них и материалы поставлялись, и готовую продукцию вывозили. Заезжал туда и Воробей, из любопытства, периодически, и каждый раз оставлял предприятие с нехорошим настроением. Не его оно было, не его. Да, пара цехов пустовала, бездействовали и несколько мостовых кранов, основательно замерев на возвышенных постаментах бетонных эстакад так, что казалось, с места их уже ничто и никогда не сдвинет. А кустарник, одичало разросшийся где попало и окончательно поглотивший когда-то цветущие клумбы у входа в заводоуправление, буйно и вовсю хозяйничал по всей пустующей территории предприятия. И все же завод работал, продукцию выпускал, а значит, и вращались деньги, но что самое интересное, складывалось впечатление, что как-то не так работал завод, не совсем нормально, полулегально, а может, и вовсе нелегально.

«Жаль, жаль. Хотя, может, это и к лучшему, — Воробей поежился и подошел к машине, еще раз посмотрел на безлюдную проходную. — Надо думать. Решение должно быть». Он сел в машину и, развернувшись, поехал обратно, прозевал поворот направо, взял левее и оказался на каком-то проселочном полудорожье, не обращая на это внимания и не задумываясь о том, что в любую секунду можно съехать в лужу и, опустившись брюхом машины на почву, застрять основательно и надолго, проехал еще несколько сот метров и, заметив впереди мелькнувший краешком среди деревьев и кустарника водоем, понял — приехал именно туда, куда и следовало. Заглушил свою «ауди» среди небольшой группы худых и низкорослых дубков с едва распустившимися мелкими и бледными листиками, достал из багажника брезентовый раскладной стульчик, который обычно возил с собой, разложил и, грузно опустившись на него, с писком и хрустом в соединениях хрупкой конструкции устройства расположился у воды.

На противоположном берегу, до которого было метров сто, у камышового островка плавала пара диких уток. Их отчетливое кряканье реверберацией разносилось по водной глади и, частично отразившись от глухой кирпичной стены какого-то складского строения, эхом возвращалось обратно. Торжественно держа головы, пара следовала друг за дружкой, бодро работая ластами и кончиками своих пернатых хвостов. Вода при этом, морщинясь, разбегалась в стороны по зеркальной поверхности пруда, играя и поблескивая отражениями прибрежной среды.

Воробей закурил и осмотрелся. Рядом отдыхали две семейные пары. Они приехали на большом черном джипе. Дамы, мило беседуя, прогуливались у воды вдоль берега, джентльмены сидели в салоне автомобиля, очевидно, балуясь пивом — две пустые жестяные банки «Будвайзера» уже валялись у левого заднего колеса «лендровера».

Было более чем свежо, несмотря на полуденное время и месяц май. За десять минут Виктор Семенович заметно продрог. Он взял из салона машины ветровку, надел ее и, не застегивая, запахнул полы, плотно обхватив свой заметно выступающий живот, устроился на стульчике и в очередной раз закурил. Сигарета в пачке оказалась последней, но не последней была пачка.

Докурив, он раздавил окурок носком ботинка, подошел к воде и, опустившись на корточки, зачерпнул ее ладонями. Вода была ледяной, но чистой.

Однако о делах здесь не думалось, этот маленький кусочек естества в черте города в данный момент не располагал к размышлениям. Он вытер руки носовым платком и вернулся к машине.

Почти до самой дороги ему пришлось ехать на задней передаче. Развернувшись и выскочив на главную, решил заехать пообедать, неожиданно ощутив голод и жажду, возможно, все от того же небольшого глотка убогонькой, но все же природы. Куда ехать, он знал — в «Гульчитай».

Припарковавшись на небольшой стоянке у кафе «Гульчитай», Воробей вышел из машины и, нажав на брелоке кнопку, включил сигнализацию. «Ауди» в ответ послушно квакнула и моргнула поворотами. Миновав вестибюль, он вошел в зал. Его столик у окна был свободен. Направившись к нему, по ходу движения без интереса, но все же окинул взглядом присутствующую публику.

Посетителей было немного для этого послеобеденного времени, не более и половины зала, а у одного из столов, как он заметил, принимала заказ Марина, официантка, сегодня, очевидно, была ее смена. Виктор Семенович расположился у окна. Ему нравилось это место, и по возможности он всегда садился именно здесь. Прямо за окном, напротив, стояла его машина, двухлетняя «А4», красавица, белая, как снег на Эвересте, до боли в глазах, и упакованная всеми возможными и невозможными для автомобиля опциями. Воробей любил все самое потолочное, навороченное, любые прибамбасики на автомобиле, а точнее в автомобиле, доставляли ему удовольствие. Зимой, прежде чем выйти из кафе и сесть в машину, из-за столика он запускал мотор и прогревал салон автомобиля. Если мимо автомобиля проходила симпатичная девушка, он нажимал на кнопку, и машина неожиданно, обращая на себя внимание, квакала и приветственно моргала всеми поворотами, девушка удивлялась, останавливалась, осторожно обходила загадочную технику, смущенно глядя по сторонам, это и забавляло его, и тешило немного. Сегодня Воробью было не до этих вольностей, он смотрел в окно, но при этом мало что замечал.

Марина возникла вдруг из-за спины, в тунике, расшитой разноцветными стеклянными камушками, пестрой юбке и восточных шароварах, с блокнотом и ручкой в руке.

— Hi! How are you? — не по-восточному, но приветливо пропела она на достаточно хорошем английском, склонив голову услужливо в сторону клиента и улыбнувшись искренне, как дорогому гостю.

Нельзя сказать, что Воробей увлекался английским языком, но интересовался, желание овладеть речью Марка Твена, Агаты Кристи, Черчилля и даже Пола Маккартни было давним, по-детски наивным и, похоже, безнадежным.

— Терпимо, — по-русски ответил Воробей. Его настроение сегодня к иностранному языку не располагало.

Виктор Семенович уже и не помнил, когда это выяснилось, два, а то и три года назад — только нечаянно вырвалась из уст его фраза на английском, простая, немудреная, на слуху часто звучащая, и отреагировала Марина, рядом стояла, заказ принимала, поправила, подсказала, объяснила, только чуть позже и не для ушей посторонних. Так и познакомились. Тогда и выяснилось, что Марина в прошлом закончила иняз, некоторое время работала в школе, но жизнь распорядилась иначе, и вот уже несколько лет, как она неплохо справлялась с обязанностями официантки. Пользуясь случаем, Воробей иногда пытался попрактиковаться в «кембриджском» прононсе, Марине это нравилось, здесь она была на высоте и с удовольствием ему подыгрывала.

Что еще не менее интересно, директором кафе оказался его школьный товарищ, Сахно Коля. Там была своя история, хотя особо примечательной он бы ее не назвал. Организовать бизнес Коле помогла теща, в свое время она руководила отделом в Тресте ресторанов и кафе. Благодаря ее старой, еще советской закалке, связям и торговой хватке она таки вырвала у городских властей это помещение, и теперь вместе с зятем Колей раскручивали они семейный бизнес. И хорошо, во всяком случае, Николаю эта деятельность нравилась, у него получалось, и кухня была неплохая, обслуживание соответственное, а для Воробья возможность покушать хорошо недалеко от офиса, со школьным товарищем повидаться, парой слов перекинуться, ну и с Мариной пообщаться тоже были не лишними.

Отобедав в «Гульчитай», можно сказать, всухую, с Колей не свиделись, с Мариной практически не пообщался, Воробей вернулся к своей красавице «А4» и, как и планировал, заехал в ближайший секонд-хенд.

Быстро подобрал для себя спортивную байковую кофту и кроссовки сорок пятого размера, быстро, потому что долго находиться там не мог по многим причинам: первое — это пахло нехорошо, как в солдатской казарме, было ощущение, словно зарыли в огромную кучу старых вещей, а что самое неприятное, пугало деградацией, совсем рядом находящейся, реальной, возможной и явно ощущавшейся. И хотя ему это не грозило, но все равно было неприятно — никто ни от чего в этой жизни не застрахован. Не подобрал только брюки спортивные, ни одни впору не пришлись, все оказались коротки.

На работу решил сегодня больше не показываться, несмотря на то, что планировал после обеда разобраться с некоторыми вопросами, возникшими с последними двумя партиями товара. Нет, у него вопросов к этим поставкам не было, они имелись у других. В первой партии отсутствовало десятка полтора телефонов, хотя по документам все было в порядке, во второй недоставало нескольких ноутбуков. Суммы были небольшие, но сам факт, разумеется, не из приятных.

Виктор Семенович оставил машину во дворе, под ниспадающей до самой крыши автомобиля челкой жидких веточек старой раскидистой ивы. Уже пять лет, как он купил квартиру в этом четырехэтажном, сталинской постройки доме. Купил, как он считал, недорого, за пятьдесят семь тысяч долларов, однако после Майдана, Крыма и кровоточащего раной на теле Украины Донбасса уже так не думал: цены на недвижимость заметно упали и практически замерли, но что делать — уже купил. Хватило денег и на ремонт, и обставить не шикарно, но, как ему казалось, со вкусом. В гостиной даже был камин, настоящий. Правда, запустить его не удалось — сначала одни специалисты печники с ним провозились, затем другие, но тот как дымил, так и продолжал распространять чад по всей квартире, хотя уют создавал, причем реальный. Виктор Семенович даже подумывал кресло-качалку купить, рядом с камином поставить, да набор кованых инструментов для ухода за пламенем каминным. А печников он найдет в конце концов тех, которые с дымоходом таки справятся.

Прежде чем поставить машину на сигнализацию, открыл багажник и осмотрел содержимое. Казалось, все было на месте, кроме брюк. Дома на балконе среди неходового комплекта вещей были не очень старые, они, конечно, сойдут, не совсем это было то, что хотелось, но ничего, придется свои надеть.

И все же момент, когда светло-синяя «хонда цивик» въехала на автостоянку, Воробей прозевал. Гринев Александр Викторович расплатился с охранником и, легко, по-спортивному сбежав с крыльца сторожки, пошел вдоль ограждения в его сторону. Воробей, обращая на себя внимание, помахал рукой.

— Неужели мы увлеклись большим спортом? — съязвил Гринев, увидев Виктора Семеновича в спортивном костюме, подойдя ближе.

— Почему нет.

— Удивлен, но рад. Надеюсь, это решение было принято легко, — продолжил Гринев.

— Не подначивай, — оскорбился Воробей.

Конечно, таким красавцем, как Гринев, он не был и никогда не будет, и лишний раз напоминать об этом не стоило, а так как Александр Викторович его недолюбливал, и он это знал, а тот не скрывал, любая колкость с его стороны задевала. Гринев был старше его на десять лет, это во-первых, во-вторых — с Беспаловым они были близки, если точнее, то Гринев был человеком Беспалова, а это что-то значило. Их связывало многое, и во многом обязан Гринев был Беспалову. Даже если брать издалека, с самого начала, когда Гринев только начинал свою трудовую деятельность.

Тогда Беспалов работал в Центральном универмаге заведующим сектором бытовой техники, а Гринев у него был простым продавцом. Советский Союз развалился, времена были трудные, смутные, пришлось через многое пройти, многое пережить. Притерлись, сработались, в чем-то были схожи, чем-то разнились, но в основном ладили, доверяли друг другу, а главное, всегда оставались порядочными, достойными людьми, это не только позволяло им держаться вместе, но порой и заставляло.

Ну и наплевать, пусть недолюбливал его Александр Викторович, ну не такой он правильный, положительный и непорочный, как Гринев, не такой, как Беспалов, но карьеру сделал, всего за пять лет догнал Гринева, и вот уже он второй заместитель генерального директора. Да, молодец, почему бы и не польстить себе, если есть за что, и это несмотря на все свои пороки, недостатки и изъяны. Главное, что собою он доволен, и это не предел, есть куда двигаться, пройдена всего лишь середина пути.

— Так кого ждешь? — просто так спросил Гринев, нацеливаясь все же пройти мимо Воробья. — Надеюсь, не меня?

— Тебя.

— Очень интересно. Давно не виделись.

— Я серьезно.

— На утро нельзя перенести? Голодный как собака после тренировки, — Гринев кисло улыбнулся. — Хотя тебе этого, наверное, не понять.

— Давай не будем. Мне тоже торчать тут мало приятного, жду тебя уже около часа, потому как разговор есть.

Гринев перебросил сумку на другое плечо, вздохнул, согласно кивнул:

— Ну выкладывай. Чего там стряслось?

Воробей достал из пачки сигарету, размял ее пальцами, прикурил. Он не спешил, то, что собирался сказать, для него было важно, момент наступал и ответственный, и сложный. А главное, как прореагирует на услышанное Гринев: если возьмет и позвонит Беспалову — тогда конец, если прислушается, поверит, поведется на доводы его, пойдет на поводу — то порядок, дальше чисто технические вопросы и немного удачи. Он глубоко затянулся, выдохнул в сторону, но ветерок понес серую струю дыма прямо на Гринева. Тот поморщился, но ничего не сказал, Воробей докурил сигарету, щелчком среднего пальца отбросил окурок в сторону дороги, роскошным пучком искр тот дважды рассыпался, ударяясь об асфальт.

— Мне час назад позвонил один человек. Информация, которую он выложил, дорогого стоит. Это не просто интересно.

Воробей был спокоен и, казалось, достаточно уверен. Однако ни интонация, ни загадочность его вступительного монолога явно Гринева не интриговали.

— Витя, может, завтра помозгуем? — Гринев опять улыбнулся, но уже виновато. Вот он — совсем рядом — его дом. Давно готов ужин, ждут его и жена, и сын, но, оказывается, что-то может быть сейчас важнее этого.

Воробей словно угадал его мысли:

— Жена подождет. Поверь. Важный разговор.

— Хорошо, — Александр Викторович опустил сумку на асфальт, окончательно понимая, что выслушать коллегу все же придется. — Что случилось?

— Беспалова хотят убрать.

Словно головой в лохань с ледяной водой. Подобного заявления Гринев не ожидал. Хотя в бизнесе бывает всяко. За последнее время предпосылок к подобному не было, как-то все ровно складывалось, без напряга с партнерами и конкурентами. Раньше да, иногда обстановка усложнялась, но до стрельбы все равно не доходило. Отреагировал он быстро и спокойно:

— Кто?

— Вопрос резонный, но я не знаю. Нужно думать.

— Кто сказал? Откуда знаешь?

— Соколов.

— Какой Соколов? — Гринев задумался на секунду. — Соколов. Питунина, что ли?

— Да.

— Беспалову звонил? — Гринев провел ладонью по карманам на мастерке, где должен был находиться телефон.

— Пока нет. Решил с тобой посоветоваться.

— Надо звонить, пусть пробьет по своим каналам. — Телефона не было, похлопал по карманам трико. — Телефон куда-то задевался. Дай свой.

— Доложить, конечно, можно. А если это развод, подстава? Они ведь понимают, что мы сразу сообщим Беспалову. Может, в этом и есть их цель. Думаю, не стоит торопиться.

— Чепуха, — не согласился Гринев и опять проверил свои карманы. — Да где же он подевался. В сумке, что ли? Давай свой, давай.

— Погоди минуту. Не вопрос, я и сам позвоню. Доложить я мог и без тебя, но есть одно, почему с тобой и советуюсь.

— Говори, — Гринев согласно кивнул.

— Соколов мне сам позвонил и сказал, что Беспалова в ближайшие дни должны грохнуть, так и сказал — грохнуть, и он хочет срочно встретиться с нами. Заметь, покушение планируется на ближайшие дни, то есть время у нас пока есть, немного, но есть. Спросил, могу ли я тебя найти. Поскольку у тебя сегодня тренировка, здесь и жду.

— Ну, а кто такой Питунин? — это прозвучало вопросом, и можно было подумать, что Гринев слышит эту фамилию впервые, и далее сам же на него ответил: — Питунин, давний конкурент Беспалова. Хорошо, допустим. Но до сих пор находили общий язык. А кто такой Соколов? Заместитель Питунина. И какой ему интерес сдавать хозяина?

— Значит, есть, — предположил Воробей. — По моим сведениям, в последнее время у них возникали трения.

— Я такого не слышал, — Гринев был задумчив, и задерживаться в подобном состоянии надолго, как считал Воробей, ему нельзя было позволять.

— Были. Ты занимаешься поставками, я реализацией товара, мне больше приходится вращаться на внутреннем рынке, есть такие данные. Саша, надо ехать. Послушаем, что скажет Соколов. Он хочет с нами встретиться, с обоими, и сейчас. Позвонить Беспалову всегда успеем. Ну что, набирать Соколова?

— А как можно связать с этим тот факт, что три недели назад было нападение на жену Беспалова? — продолжил свои рассуждения Гринев.

— Не знаю. Для меня это просто факт. А ведь действительно, я как-то об этом и не подумал. А ты голова, — убедительно естественно удивился Воробей.

— Хорошо. Звони. Слушай, и все же куда задевался мой телефон? Где-то в сумке, должно быть. Не мешало бы связаться с женой, предупредить, что задерживаюсь, — Гринев опять проверил все карманы.

— Думаю, не стоит сейчас звонить даже жене. Лучше, чтобы об этой встрече пока вообще никто не знал.

— Возможно, — неуверенно протянул Гринев.

Воробей достал телефон и набрал номер. Ответили не сразу, судя по его реакции.

— Я нашел его, — произнес он, чуть отклонившись в сторону. — Да, я знаю, где это. Мы недалеко. Минут через пятнадцать — двадцать будем… Можно ехать. Встречаемся на въезде в гаражный кооператив «Вираж», — Виктор Семенович кивком указал на свою машину. — Поехали. На всякий случай в салоне на эту тему помолчим. Перебазарим с Соколовым, потом я тебя домой завезу.

К автомобильному кооперативу от этого места можно было попасть двумя путями. Одна дорога была главной, в хорошем состоянии, но давала крюк километра два, другая второстепенная, местами разбитая, но короче. Виктор Семенович поехал по главной. Это было логично.

Перед спуском к ставкам они повернули налево, до кооператива оставалось метров семьсот. Место это было безлюдное. Справа от дороги до самого кооператива тянулась лесополоса, за ней была подъездная железная дорога, за железкой опять лесополоса, затем крутой спуск к небольшой речушке, вытекающей из каскада озерец без названия, и потом на большом пространстве в глубокой низине простирался жилой массив частного сектора, постоянно окутанный то ли туманом, то ли смогом непонятного происхождения.

Воробей остановился у одинокой старой кирпичной постройки — скорее всего, трансформаторной подстанции, возможно, не действующей, на обочине дороги метрах в пятистах до назначенного для встречи места. Гринев вопросительно глянул на него.

— Все нормально. Перед большим делом не мешает облегчиться. У нас еще десять минут. Можно обсудить, может, мысли какие, идеи возникли, — Воробей заглушил мотор и вышел из машины.

Гринев последовал за ним.

— Май месяц, а какой холод собачий, — поеживаясь, заметил Воробей.

Гринев зашел за постройку и, повернувшись лицом к стене приблизился к ней вплотную. Он в упор и как-то тупо смотрел на полуразрушенные кирпичи в лунном освещении ночи, на поросшую густым, толстым слоем мха и почерневшую от времени кладку. От нее несло холодком и сыростью, пахло гнилью и еще непонятно какой гадостью. Пройдет немного времени, и, наверное, развалится это строение по кирпичикам, развеется песком по земле, и не останется от нее и следа, как, впрочем, и от всего остального. «И к чему подобный вздор?» — подумал Гринев, удивляясь своим вдруг по-философски пессимистическим и почему-то мрачным мыслям.

Воробей стоял спиной к Гриневу, лицом к низкорослым и тощим деревцам лесопосадки. «Пора», — решил он и повернулся. Именно в эту минуту, нет, секунду, оторопелая нервозность, охватившая его на последних мгновениях особенно сильно, неожиданно отступила. Теперь он был спокоен, словно стряхнул с себя ненужную мишуру, внимателен и достаточно решителен. Достал из кармана большой, тяжелый и вдруг сверкнувший хромом в лунном свете револьвер. «Почему не вороненый, — подумал он. — Обычно револьверы черного цвета». Медленно, большим пальцем взвел ударник, барабан провернулся, чуть слышно скрипнув на оси и где-то в своем механизме еле уловимо щелкнув, Гринев слегка повел головой, он уже завершил свои дела, поправил «диадоровскую» спортивную курточку и со словами «А что Соколов…» повернулся к Виктору Семеновичу.

Из протянутой руки Воробья вырвался огонь и раздался хлопок, резкий и громкий. Что-то сильно ударило в грудь, Гриневу показалось, это нечто проломило ребра, ворвалось в легкое и застряло внутри его тела. Больно не было, только стало тяжело дышать, но он по-прежнему стоял на ногах, он видел, слышал, а значит, еще жил. Все стало ясно в одну секунду: это обман, его заманили сюда и теперь просто убивали. Почему? Но это было уже не важно, ничто уже не имело никакого значения, хотелось жить, очень хотелось, но его убивали. На этом все заканчивалось. Почему? Он уже никогда не узнает.

— А что Соколов? — повторил Воробей. — Абсолютно ничего. Извини, Александр Викторович, но так надо.

Из его протянутой руки опять вырвался огонь и раздался хлопок. Вторая пуля попала в правый бок Гринева, разорвала печень и прошла навылет. Теперь ему стало очень больно, нестерпимо, он застонал. Силы быстро покидали его. Глаза застлала бледно-розовая пелена, ноги стали ватными, земля качнулась, наклонилась и опрокинулась на него всей своей нескончаемой массой.

Воробей сунул за пояс револьвер и подошел к машине. Открыл багажник, достал небольшой кухонный топорик, злобно сверкнувший лунным отражением в холодной нержавеющей стали лезвия, и вернулся к лежащему Гриневу. Опустившись на одно колено перед телом, приложил свою ладонь к его шее. Артерия слабо, но пульсировала, Гринев был еще жив. «Однако живучий», — подумал он, нащупав за поясом рукоятку револьвера. Времени было в обрез. По дороге мимо пока никто не проезжал, но это пока, в любую секунду могли нарисоваться. Это место служило для проезжающих водителей чем-то вроде «отхожего места на обочине». Был тот момент, когда все надежды и чаяния сводились к простому везению. Ведь не убивать же всех зашедших за старую постройку по нужде, и потом, кто-то в это время мог оставаться в салоне автомобиля? И что тогда? Да, времени было в обрез.

Он приставил ствол к груди жертвы в районе сердца и нажал на спуск. Оружие вздернулось в руке, Гринев несколько раз глубоко, жадно вздохнул, вытянутые ноги конвульсивно дернулись, и он затих. Воробей опять приложил руку к его сонной артерии. Все, дело было сделано, первый заместитель генерального директора Александр Викторович Гринев был мертв.

Воробей положил револьвер рядом на землю и взял в руку топорик, посмотрел вокруг себя. Нужно было спешить, он должен был выполнить еще одно неприятное, но важное, как он считал, действие. Пошарил по жухлой прошлогодней траве рукой, рядом темнело, похоже, то, что ему нужно было. Все верно, это был обломок кирпича. Разжав кулак еще теплой ладони Гринева, подсунул кирпич под его большой палец. Примерился и ударил, но не точно — кусочек пальца отлетел в сторону на несколько метров. «Черт», — ругнулся он. Прицелился еще раз и с силой опустил топорик. Теперь он не только отрубил большой палец, но и зацепил указательный.

— Ну вот и все, — пробормотал он. — Теперь порядок. — Сунул револьвер в карман. — Порядок… порядок, — бормотал он, подбирая топорик.

Неожиданно, как нож, ударил яркий луч ксеноновых фар случайного автомобиля, издалека. Иномарка свернула с главной дороги и теперь приближалась. Он бросил топорик на землю и в очередной раз нащупал рукоятку револьвера. В барабане оставалось три патрона.

«Черт… Черт… Черт… — лихорадочно твердил он. Чего опасался, к тому все и шло. — Как быть, что делать? Что, если остановится машина?» Если зайдут за постройку, увидят, обязательно увидят и его, и Гринева. А луна, она просто словно одуревшая светила, как прожектор. Сказать, что его товарищ напился и теперь вздумал отдохнуть на травке? Бред, не поверят. Значит, валить. Валить всех, других вариантов нет. Но патронов в барабане только три. В боковом кармане куртки еще или три, или четыре. Но перезарядить сейчас, в этих условиях, стреляные гильзы он не сможет, это нереально. «Остается действовать по обстоятельствам, на авось», — лихорадочно соображая, рассуждал Воробей.

По его расчетам, должны были проехать даже в том случае, если и было у кого-то желание воспользоваться этим местом, ведь сейчас на обочине стояла его «ауди», а значит, место было занято. Хотя мало ли уродов на белом свете.

Глава вторая

Машина на бешеной скорости пронеслась мимо, содрогая воздух низами «бас-бочки» барабанов сумасшедшей по мощности автоакустики, подняв пыль на несколько метров и окутав обочину выхлопным газом. Шум машины быстро затих, но ритмичные содрогания еще некоторое время продолжались, постепенно тая и теряясь в зарослях лесополосы, так же, как и неохотно оседающая пыль на безлюдной обочине.

Невесть откуда зазвучала мелодия. Телефон, но не его, значит — Гринева. Все-таки телефон Гринев не потерял. Скорее всего, звонила его жена.

Ярко светила луна. Воробей взял с собой фонарик, но необходимости в нем не было. Он внимательно осмотрел место преступления, еще и еще раз. Ничего лишнего и указывающего на виновника, сотворившего сие деяние, он не находил.

Мелодия звонка продолжала звучать. «Прощальный напев», — почему-то намеренно цинично подумал Воробей. Он посмотрел на Гринева. Тот лежал, раскинув в стороны руки, полы спортивной кофты распахнулись, на светлой футболке прямо на глазах темное от крови пятно увеличивалось, распространяясь на всю грудь, раненную в нескольких местах, а на кисти левой руки из того места, где отсутствовал большой палец, слегка сочилась кровь, струйкой стекая на сырую пожухлую траву. Широко открытые глаза спокойно и внимательно смотрели на круглую и, казалось, до безобразия бестолковую луну и, возможно, что-то выражали, определенно да, но какое это имело сейчас значение. Мелодия стихла.

«Ну, вот и все, — сказал себе Воробей. — Песенка спета». Он подобрал с земли топорик, упаковал его в пакет и положил в багажник автомобиля. Сел за руль, завел мотор и тронулся в обратном направлении. Выехав на главную дорогу, повернул налево и покатил вниз по мощеной булыжником старой мостовой к водоему. Машину затрясло, зашвыряло на неровных покатых камнях.

Да, ему хотелось побыстрее и подальше уехать от того места, где так ярко светила обезумевшая от своей тупости луна, а человек, лежащий на земле, смотрел на нее, и она отражалась в его застывших зрачках яркими, сверкающими голубоватыми искорками. Это место не казалось ему страшным, жутким или зловещим, оно было отвратительным.

А вот сам он, несмотря ни на что, ощущал себя прекрасно, в каком-то тонусе, был в полном порядке. Все получилось, прошло как надо, как планировал, но вот убираться оттуда все же следовало побыстрее.

Воробей в своей жизни убивал человека впервые. Раньше он иногда задавался подобным вопросом — сможет ли убить, не дрогнет ли рука в ответственный момент, совладает ли с внутренними комплексами и нервной системой? Оказалось, что все не так уж и сложно. Во всяком случае, для него. Он словно выполнил работу. Несколько специфическую, может быть, даже грязную, неприятную психологически и физически, напряженную, но нужную.

Когда Воробей был мальчиком, мать привозили его на летнее время к дедушке и бабушке в деревню Глыбокую, что в херсонских степях на речушке Прут, которая впадала, как ему рассказывали, в широкую, как море, реку Днепр, где-то там, за далеким холмом и горизонтом.

Однажды дед решил заколоть кабанчика. Для этого случая был приглашен местный мастер по этой части, дядька Григорич. Поросенок был молодой, не более года. Ему связали задние и передние ноги и завалили набок. Три человека, помощники Григорича, навалились коленями, прижав животное к земле. Дед махнул внуку: «Витек, не сторонись. Подсоби мужикам». И потеснился. Витя как мог прижался к лопатке поросенка. Это было необычно — ощущать под собой горячее тело животного, сильного, ловкого, изо всех сил стремящегося вырваться на свободу из крепких пут и сильных рук, непонятно зачем опрокинувших его и так упорно удерживающих на земле. Григорич примерился, приставив нож к груди кабана. Это был не совсем нож — специальная заточка из бывшего длинного, треугольного слесарного напильника.

Поросенок взревел, затем заверещал, он бился как мог. Григорич несколько раз проколол сердце животного, пока тот наконец не умолк. Потом мужики остограмились, прошкварили кабанчика на соломке, еще остограмились и начали разделывать тушу. Отверстие от заточки предусмотрительно было закупорено деревянным чопом, поэтому, когда разрезали брюшину, там скопилось много крови. Григорич сунул в чрево животного алюминиевую кружку, зачерпнул ею, словно воду из ведра, кровь и сделал несколько глотков: «А ну, Витек, покоштуй свиженького. Це дуже корысно. Велыку сылу мае свижа кров». Он зареготал, губы и язык его были розовые, словно он измазался красными учительскими чернилами. Витька чуть не вырвало, он отмахнулся и убежал на улицу к пацанам.

Аккуратно взобравшись колесом на бордюр, он взял правее и оказался на грунтовой дороге, среди редко разбросанных по склону деревьев ведущей к берегу озера. Ехал не быстро, но уверенно, бывал здесь не один раз, правда, не в такое позднее время. Летом в выходные дни расположиться здесь на подстилочке, посмотреть на воду, побросать камушки, погреть нежную городскую кожу на солнце, да еще в компании симпатичной девушки было замечательно.

Воробей заглушил мотор, выключил габаритные огни и вышел из машины. Осмотрелся. И опять луна. Похоже, это солнце не всегда дружило с облаками, а луна — как для нее, так ни единой тучки — уставилась своим огромным неморгающим оком. Хотя нет, теперь луна светила по нраву для него.

Прошелся по берегу, в одном месте споткнулся о корягу и чуть не упал, чертыхнулся. Ни души. В такое прохладное и позднее время сюда могло занести только идиота или… или убийцу, заметающего следы преступления, с сарказмом, как бы глядя на себя со стороны, подумал он. Достал из багажника топорик и, размахнувшись, забросил его почти до середины водоема. В ночной тиши вода громко всплеснула, волны кругами быстро побежали в стороны, играя отблесками на лунной дорожке. Воробей поежился, посмотрел по сторонам, он не ожидал такого громкого всплеска, пробежал взглядом по противоположному берегу. Темная и мрачная полоска прибрежной растительности прохладной жутковатостью ночи ответила на его взгляд. Достаточно нарочито наглядно он наклонился, поднял с земли камень и бросил его туда же, куда и топорик. Еще раз осмотрелся. Ни души. Прошелся немного по берегу и забросил в воду оружие.

Оружие он купил у тех уродов, которые исполняли нападение на жену Беспалова. Они напали на нее и, как от них требовалось, не только слегка поколотили, но еще и ограбили, что как раз делать им было не велено. Он отвалил за револьвер четыреста долларов. Это было много.

Изначально револьвер предназначался для стрельбы газовыми патронами, его же неизвестные умельцы переделали под патрон для пистолета ТТ. Расточены были гнезда в барабане и срезана предохранительная перегородка в стволе. Стреляло оружие нельзя сказать, что не точно, оно просто выплевывало пулю, кувыркающуюся и летящую как придется. Благо дело, патрон был мощный, благодаря чему поражающее действие его оставалось достаточно высоким. Был и другой вариант, эти умельцы могли заменить ствол в револьвере, зачеканив туда другой, калибра 7.62, от калаша, но тогда цена возрастала до шестисот долларов. Воробей остановился на первом варианте, для стрельбы с расстояния три-четыре метра точности должно было хватить.

Конечно, он мог подыскать оружие и посолидней, скажем ПМ, или отечественный форт, но светиться в Киеве поисками серьезного ствола не решился.

Этих отморозков он нашел без особого труда. Подобных типов было предостаточно в любом населенном пункте областного подчинения, так что, если нужно совершить какое-нибудь грязное дельце или подобрать соответствующие для этого кадры, небольшой, запущенный городишко был самым подходящим для этого местом.

Поэтому Воробей и выехал одним ранним хмурым утром по одесской трассе из города, миновав Теремки и взяв курс на юг.

Через полтора часа был Белой Церкви, без труда отыскал рынок, может, центральный, а может, и не совсем, а при нем пивной бар. За барной стойкой скучал местный халдей. Бегло глянув на гостя наметанным глазом, информацию считал исчерпывающую, а именно — человек не местный, залетный, не бедный, деловитый и решительный. Попить пива такие не заходят в подобные заведения — значит, по делу. Воробей в свою очередь бегло окинул взглядом помещение и приблизился к стойке.

— Добрый день, — поприветствовал Виктор Семенович хозяина зала и, повернув голову, еще раз окинул взглядом сидящих за столиком.

— И вам того же, — ответил халдей.

— Посетителей негусто, — заметил Воробей, кивнув в сторону мирно посасывающих светло-желтую жидкость из длинных стеклянных литровых кружек ранних пташек.

— Время не то, — ответил бармен. А про себя подумал: «Тебе какое дело?»

— А я по делу, — Воробей доброжелательно улыбнулся.

— Вам одну или сколько?

— Что? — не понял Воробей.

— Пиво.

— Я по другому вопросу.

— У нас здесь пивное заведение.

— Понимаю. А вы явно не духе?

— Так утро еще, — бармен наконец оторвал свой усталый взгляд от готовой к применению пирамиды пустой стеклянной посуды, сооруженной на барной стойке. — Чем могу помочь?

— Нужна информация, а вы, как я понимаю, здесь человек не последний.

— Вы из милиции?

— Боже сохрани. Из Киева. Предприниматель. Так, средней руки. Ситуация банальная. По доброте душевной дал людям деньги, теперь мне это простили. Несправедливо.

— Да, — согласился бармен. — Так бывает. Вокруг сейчас много несправедливости. А в Киеве так и подавно.

— Вот, — Виктора Семеновича порадовало понимание собеседника. Он положил на стойку сто баксов одной купюрой. — Могли бы найти для меня надежных людей?

Бармен некоторое время подумал, но деньги взял, это был хороший знак, спрятал их в заднем кармане брюк и вышел в подсобку. Через минуту вернулся и предложил присесть за одним из свободных столиков. Воробей попросил банку колы. Такой товар в баре отсутствовал, слегка смутившись от этого, халдей опять скрылся за дверью подсобного помещения.

Невесть откуда появился подсобный малец-переросток с колой в руке, поставил жестяную банку на стол, чистую пепельницу и опять исчез. Было слышно, как рядом за окном кололи дрова. Размеренно тюкал топорик, и звонко ложились на промозглую землю чурбачки. Повеяло древесным дымком. Шашлычник настраивал свою кухню. Еще час-два, и рыночники потянутся в пивнушку, заработанная ими копейка уже была отложена на сто грамм водочки для согрева и несколько кусочков жареного мяса в кислом соусе.

Открылась входная дверь, и в пивной бар вошел молодой человек лет тридцати. Короткая меховая замшевая курточка была расстегнута, а легкий белый свитерок и длинноносые туфли на тонкой подошве выглядели не по погоде. Последние дни марта, пожалуй, ничем не отличались от первых чисел февраля, на улице было муторно, сыро и холодно.

Молодой человек тяжелым взглядом окинул помещение, на секунду задержавшись на незнакомце, зашел за барную стойку и скрылся в подсобке. Минуты две-три он, видимо, имел беседу с барменом, затем вышел в зал, подошел к столику и сел напротив Виктора Семеновича.

— Какие проблемы, братан?

— Нужны люди. Надежные.

— Проблемы в чем?

— Должок завис.

— И сколько проблема весит?

Или тому очень нравилось слово проблема, или без этого слова выражения у него не формулировались, только последний вопрос Воробей не совсем понял. Разумеется, на самом деле никакого денежного долга не было, просто план был такой.

Тип был явно из последних. Приплюснутый, искривленный нос, глубоко посаженные маленькие глаза, цепкий, пронизывающий взгляд чуть ли не студил душу. Суховатое, среднего сложения тело и словно пружинная зажатость его состояния вселяли опаску и как-то незаметно раскачивали нервозность. Они виделись всего пару минут, а бандюк если не нервничал, то, казалось, имея легкий спуск, уже мог вспыхнуть в любой момент и без особых причин. Воробью он не понравился, шутить при нем не стоило, да и выражения выбирать тоже следовало, тем более, как показалось Виктору Семеновичу, в свою очередь он тоже тому не симпатизировал.

— Я бы не хотел вдаваться в детали, не думаю, что это важно, — попытался Воробей уйти от ответа и от уточнения вопроса.

— А как иначе, — удивился вышибала. — Мы работаем по проценту от суммы возврата.

— Понимаю, но в данном случае ничего выбивать не нужно. Только припугнуть. Причем это будет женщина.

— Похищать, пытать не потребуется?

— Только припугнуть. Бить не надо, говорить ей тоже ничего не надо. Припугнуть, молча. Как это сделать, думаю, сами сообразите. Я оставлю свой номер мобильного. Если договоримся, приедете в Киев, встретимся, покажу объект и расскажу все подробнее. Думаю, проблем с выполнением этой задачи не будет. Сколько подобная работа может стоить?

Бандит на некоторое время задумался:

— А ты вообще от кого?

В свою очередь на секунду задумался и Воробей. Он не знал, что ответить. Первое, что пришло в голову, сказать, что от Цапа, но знает ли тот или слышал о Цапе? А если знает, тогда еще хуже. Нет, вплетать Цапа в это дело никак нельзя.

— Ни от кого. От себя.

— Ничей, значит. Хорошо. По цене сразу так не скажешь, нужны подробности. Думаю, в пределах штуки, не меньше. На следующей неделе встретимся, тогда и перетрем окончательно. А сейчас три сотни задаток. И еще, имей в виду, — он выразительно ткнул своим кривым, заскорузлым пальцем в стол. — Подставишь — уроем.

Бандит назвался Артемом, имел кличку Док. Воробей даже не стал задумываться, что бы могло означать слово «док». Переговоры можно было считать на этом законченными, и оставаться в затхлом пивном заведении ему больше не хотелось.

Док аккуратно сложил в несколько раз листок с телефоном и именем заказчика и вместе с деньгами спрятал в боковом кармане куртки, встал и, не попрощавшись, удалился.

Перед тем как забросить оружие в озеро, у него мелькнула мысль, а не пришить ли на всякий случай и Дока с его архаровцами. Это было бы более чем желательно, но нереально. В одиночку провернуть подобную операцию для него было не по силам. «Пусть гуляют, — подумал он. — Пока».

Воробей переоделся и переобулся, распределив одежду по пакетам. Отдельно — спортивные брюки, отдельно — курточку и в третий пакет — кеды, уложил все в багажник и выехал обратно на дорогу.

Улицы уже давно опустели. На некоторых перекрестках тревожно моргал желтый в перекличку с импульсами белого цвета охранных сигнализаций магазинов.

Разбросав во дворах пакеты по разным мусорным бакам, удовлетворенно потер руки и посмотрел на часы. 23-30. Оставалось вернуться домой, это могло занять не более получаса, принять душ и ложиться отдыхать, день был не из легких, это факт.

Глава третья

На автостоянке еще можно было отыскать несколько свободных мест. Виктор Семенович втиснул свою «ауди» между стареньким «опелем вектрой» и пустым пластиковым ведром, служившим индексом дальновидно забронированного кем-то места.

Служитель парковки, сонно позевывая за окошком сторожки, каким-то образом сумевший рассмотреть госномер въехавшей машины, медленно, но старательно записывал необходимые данные в амбарную книгу.

Расстояние от стоянки до его дома составляло около двухсот метров. Несколько потрепанных киосков на пути следования Виктора Семеновича к своей обители служили приютом для водителей нескольких автобусных маршрутов и всенощным пронырам таксистам. У них обычно имелись общие темы для беседы у обочины за стаканчиком свежезаваренного эспрессо. Иногда здесь вертелась и молодежь с бутылочками джиников и тоников, но не сейчас, время было позднее.

Поодаль от киосков, в тиши одной престарелой липы и двух моложавых каштанов, уже несколько лет, как благополучно обосновалось небольшое и неброское на вид кафе без названия, построенное из легких строительных материалов, очевидно, как временная точка, но постепенно акклиматизировавшееся и благополучно прижившееся как под липой, так и под каштанами уже на постоянно.

Воробей остановился у кафе. Что заставило его это сделать, он не знал. Просто остановился, осмотрелся. Иногда он ужинал в этом заведении, но сейчас аппетита не было. И все равно он вошел.

Внутри было тепло от постоянно работающего переносного газового обогревателя и не в меру влажно. Кроме того, что в зале, если так можно было назвать это небольшое помещение, стены, столы, стулья и пол были красного цвета, так еще и свет от оранжевого стекла светильников исходил тусклый и гнетущий. Если бы ему сейчас подали меню, то рассмотреть имеющиеся в наличие блюда, пожалуй, было бы не под силу даже зоркому соколу, но меню здесь отсутствовало. Воробей заказал из устно предложенного бутерброд с ветчиной, небольшую пиццу с сыром, чашечку кофе и стакан пива.

Однако сейчас он выпил бы водки. Сразу грамм сто пятьдесят как минимум и, крякнув, закусил бы соленым огурцом, моченой капустой или помидором. Но нормальной водки здесь не бывало, только та, от которой потом горело в пищеводе и всю ночь свирепствовала изжога.

Заказ принесли быстро. Чтобы разогреть пиццу в микроволновке, много ума и времени не требовалось. Воробей закурил и, отхлебнув пиво из высокого стакана с надписью «Славутич», попытался удобнее устроить свою тучную фигуру на узком, хлипком пластиковом кресле. Пиццу съел частично, укусить бутерброд с ветчиной не решался, мог быть несвежим, допил пиво в стакане, заказал другой. Пицца оказалась острой, только усилила жажду.

Неожиданно в голову пришла интересная мысль, он удачно мог воспользоваться тем, что зашел сюда. Это кафе было неплохим вариантом для алиби. Как-то сразу он не подумал об алиби, а ведь преступление совершено, следствие будет проводиться, опрашивать всех друзей знакомых, сотрудников и сослуживцев будут тоже обязательно, и что он скажет следователю? Где был, что делал в этот день и вечернее время? Не подумал. А следовало. Воробей посмотрел вокруг. Посетителей было негусто, за одним столиком два человека, за другим три, и он. Что это означало? Вряд ли официантка запомнит, кто из них раньше пришел и кто когда уйдет. Итак, с часик он посидит здесь за очередным стаканом пива, помозолит ей глаза. Она, конечно, видела его уже не один раз здесь, хотя знакомы не были. Это хорошо. Значит, запомнит, что присутствовал.

И все же хотелось водки. «А если поступить таким образом, — продолжил свои размышления Воробей. — Заказать бутылку вина. Даже если его нет, официантка сбегает в киоск и купит, потом в два раза дороже мне продаст. Но это не важно. Затем можно предложить ей составить мне компанию. Она не откажется, стаканчик пригубит и наверняка запомнит и меня, и этот момент. Это для пущей убедительности. Но это попозже, а пока я могу покушать еще не остывшую снедь и, если получится, расслабиться».

Все волнения были позади. Дело сделано. Ему не верилось. Каких-то пару часов назад он убивал человека, и вот теперь все как обычно, словно ничего не случилось. Странно, но его не мучила совесть, не было страха перед возможным возмездием, только усталость, физическая, словно после колоссальной нагрузки.

Он не думал о жене Гринева, которая теперь стала вдовой. Она еще даже не знала об этом. О двенадцатилетнем сыне его, Лешке, умнице не по возрасту, которого Гринев очень любил и уделял ему времени и внимании столько, насколько это было максимально возможно. Об этом не хотелось думать, да и стоило ли, машина закрутилась, планы и задумки постепенно начали претворяться в реальные события и обстоятельства. Но как сложится завтра, конечно же, никто не знал, только останавливаться уже не было возможности, теперь до конца, любого. Воробей понимал это хорошо.

С Гриневым у него изначально сложились и продолжали всегда оставаться достаточно ровные отношения. Как личности они были совершенно разные и по характеру, и по темпераменту, и, если так можно сказать, по совести, да и по возрасту тоже, и, кроме как трудовые отношения, больше ничего их не объединяло. Каждый добросовестно и достаточно качественно выполнял свою часть общей работы. Теперь Гринева не было, просто не существовало.

Виктор Семенович проснулся от того, что уже долго и настойчиво звонил городской телефон. Он никак не мог прийти в себя. Поначалу эти телефонные трели позволили себе легко войти в его сны. По улицам города словно бы беспорядочно, вне всяких правил двигались автомобили, пользуясь при этом не гудками клаксонов, а трамвайными звонками, а он пытался перейти дорогу, но это никак не удавалось сделать, со всех сторон на него норовили наехать машины, предупреждая продолжительными перезвонами. При этом ему было реально тревожно и даже страшно прямо во сне. Он понимал, что должен проснуться, но сделать это не мог. Он словно видел себя со стороны, распластавшегося на животе и левой щекой уткнувшегося в подушку. Он не мог открыть глаза, пошевелить рукой, проснуться, встать с постели, его словно пригвоздили. Ощущение отвратное. И наконец словно прорвался сквозь плотную завесу некой субстанции, он вздохнул жадно, тяжело и судорожно. Сон неохотно отступал. Сознание медленно, но стало приходить к нему. Дороги и автомобили исчезли, но их звонки продолжали звучать. Он понимал, это что-то другое.

Виктор Семенович нащупал рукой над своей головой поводок из декоративных бусинок бра и потянул вниз. Вспыхнул неяркий свет. Телефон звенел, громко, настойчиво и смятенно. Воробей посмотрел на будильник. Он хорошо видел стрелки, их расположение на циферблате, но сообразить, сколько все же времени, не мог. «Нужно подождать, — подумал он. — Компьютер в голове еще не загрузился». Но телефонной вакханалии пора было положить конец. Он снял трубку.

— Да, — попытался произнести Воробей, но звука из гортани не последовало. Он взял с тумбочки бутылку с минеральной водой и сделал несколько глотков, прочистив горло, несколько раз натужно кашлянул, прикурил сигарету, глубоко затянулся и сипло уже со звуком повторил: — Алло.

Из кафе он пришел уже после часа ночи. Вино не стал заказывать, да и с официанткой иметь каких-либо дел или бесед не захотел, настрой был не тот. А вот водки он все же выпил, в два захода по сто пятьдесят граммов, тут был настрой, несмотря на то, что отрава отдавала собачьим лекарством и еще долго жгла в груди после того, как падала в желудок.

Все равно эта податчица неопределенного возраста хорошо его запомнила. Уходил он почти последним, оставался еще один посетитель в кафе. Воробей даже не заметил, когда он появился за соседним столиком. Пожилой мужчина в демисезонном пальто с большим крысиным воротником, возможно, из ондатры. Он торопливо ел, что-то тщательно распределяя по тарелке, а под столом стояла собака, тупо и равнодушно глядя в одну точку. Когда ей доставалась еда, она без энтузиазма сначала нюхала, затем неторопливо съедала, качаясь на коротких и слабых то ли от болезни, то ли от старости лапах. В породах собак Виктор Семенович не разбирался, но то, что это была такса, он все же догадался.

Лицо соседа ему напоминало квазимодо, мягко говоря, было странным или необычным. Глубокими кратерами кожного заболевания были изрыты не только щеки, но лоб и шея. Сильно распухший нос был черный, на вид громоздкий и грузный. Незнакомец сидел рядом, и Виктору Семеновичу стало неприятно. Для себя он сделал вывод, возможно, человек страдал не запущенной формой проказы, а может, чем еще и похуже. Хотя может ли быть хуже? Врожденная брезгливость сделала свое дело, Воробей ушел из кафе, так и не доев пиццу. Пусть доедает такса, бутерброд с ветчиной — тоже. От спиртного, полумрака и табачного смога его постепенно развозило, пока был в сознании, нужно было поторапливаться домой.

Дома он наскоро принял душ, а вот руки пришлось вымыть несколько раз, однако окончательно избавиться от въевшегося в кожу запаха пороха так и не удалось. Потом долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, пил минералку, курил, пока в один момент наконец не отключился.

— Алло, — повторил Воробей, потирая левой рукой левый висок. Эта часть головы сильно болела. Такая нестерпимая боль от трехсот граммов водки не удивляла, а просто возмущала. Он тряхнул головой и пожалел, что так сделал, от пронзившей мозги боли даже тихо простонал. Еще раз посмотрел на будильник, но опять так и не сообразил, который час. Хмель еще не выветрился и только больше тупил разум.

На другом конце провода был Беспалов.

— Это я, — тихо произнес он. — Извини, что так рано. Или поздно. Но есть новости… Очень плохие.

Воробей, прищурившись, посмотрел на светящееся табло других часов, электронных. В слабом освещении комнаты яркие цифры отсвечивали светлым ореолом, и все же он разобрал — было четыре часа с небольшим. Действительно, поди разбери, то ли рано, то ли поздно.

— Сегодня ночью, — продолжил Беспалов, — убили Гринева.

— Я понял, — машинально ответил Воробей.

И тут вдруг к нему стало приходить понимание реальной действительности. Сквозь хмель, головную боль, осадок бредового сновидения туго, но уверенно всплывали картинки вчерашнего вечера. Лесопосадка, Гринев, ставок, мусорные баки, кафе. Все ли он сделал как надо, не оставил ли следов? Вот она, реальность. Все это было. Руки по-прежнему пахли порохом, слабо, но пахли.

— Вернее, я не понял, — поправил себя Воробей. — Что, вы сказали, Гринев?

— Этой ночью Александра Викторовича убили. Два часа назад мне позвонили из милиции. Это произошло, я толком и не понял, где-то возле железной дороги в районе Сырца. Он возвращался с тренировки, и его то ли обманом, то ли силой завезли туда и застрелили.

— Невероятно. — Воробей не знал, что еще можно было ответить.

— У меня к вам будет просьба.

— Да, Евгений Петрович.

— Приезжайте сегодня на работу пораньше. Часам к семи. Есть о чем подумать и что обсудить.

— Просто невероятно, — еще раз повторил Воробей. — Буду, конечно.

Ему потребовалось еще не больше минуты, чтобы окончательно прийти в себя.

Виктор Семенович не учел, что в столь раннее время утра пробок на дорогах не бывает, и поэтому к офису подъехал немного раньше назначенного времени. «Камри» Беспалова уже стояла, припаркованная у входа в офис. Воробей поставил свою машину рядом и поднялся на крыльцо. Навстречу открылась дверь, и вышел охранник Коля, он печально покачал головой и, пожав руку, сказал:

— Вот такие вот дела нехорошие, Виктор Семенович.

— Да. Я в курсе, — согласился Воробей.

Сказать «доброе утро» охраннику он не решился. Какое уж тут оно доброе. Секретарша Вера Павловна уже была на своем рабочем месте в приемной. Он кивнул ей и вопросительно посмотрел на дверь шефа.

— Можно, — коротко пояснила она, раскладывая папки и бумаги на своем столе.

Воробей вошел в кабинет. За длинным столом, примыкающим к столу шефа и таким образом образующим большую букву «Т», сидели начальники отделов, вся бухгалтерия и кое-кто из рядовых сотрудников. Беспалов указал ему на свободный стул.

Говорил в основном генеральный, остальные, не переспрашивая, не задавая лишних вопросов, слушали. Разговор был посвящен организации похорон. Беспалов давал указания и распределял обязанности в малоприятных погребальных хлопотах, которые всецело ложились на компанию. Он был явно подавлен произошедшим, выглядел уставшим и мгновенно осунувшимся. Если раньше это не бросалось в глаза, несмотря на его пятидесятисемилетний возраст, то сейчас этот трагический случай с его верным помощником и соратником печальным фактором отразился на его как моральном, так и физическом состоянии. Без прежнего энтузиазма давал он указания, периодически вздыхая, снимая очки в тонкой золотой оправе и потирая покрасневшие глаза. Губы его пересыхали и, останавливаясь на полуслове, он облизывал их и, словно теряя мысль, начинал подыскивать подходящие слова, заканчивая начатую фразу.

Смерть Гринева, безусловно, потрясла Беспалова, и не только его. За все время существования компании «ТехноСтар» подобное произошло впервые. Но пугало и настораживало другое, не столько сам факт смерти как таковой, а загадочность случившегося, полное отсутствие логического понимания совершенного преступления, мотивов, оснований, объяснимых доводов. Никак не отыскивалась та линия, то направление, где у Гринева с кем-то мог возникнуть конфликт, он никуда не встревал, в плане нечистых дел, никому не был должен. Если рассматривать как банальное уличное ограбление, так крупной суммы денег у Гринева с собой не было, а даже те, что были, остались при нем, телефон, вещи в сумке и ключи от машины не тронули. Смысл преступления никак не находился. Говорить о версиях милицейских было еще рано, хотя то, что они будут, можно было не сомневаться.

У Гринева не было врагов. Он легко уживался со всеми. Умело уходил от любого конфликта, а если быть точным, никогда не допускал ситуаций, способных породить конфликт. Финансовой стороны компании Гринев не касался. В его задачи входило распределение товара по магазинам, сбор информации по продажам, корректировки по количеству и ассортименту, фиксации брака и неходового товара. В целом от правильных, умелых действий и расчетов Гринева зависела окончательная цифра реализации бытовой техники и, как следствие, прибыльность компании. К сожалению, последние годы эта цифра медленно, но снижалась, по различным причинам, но не зависящим от сотрудников компании, в том числе и от Гринева. Это был тот человек, на которого Беспалов всегда и всецело мог положиться, проверенный временем и делами. Теперь, по мнению Беспалова, эта потеря для него была очень значимой, возможно даже — невосполнимой. Впереди предвиделись кадровые перестановки, возможные небольшие внутренние реорганизации, а это его пугало.

С годами Беспалов терял свои прежние инновационные наклонности. Осторожность, рассудительность и пессимизм доминировали все чаще. Принятию решения часто предшествовало скрупулезное исследование всех деталей, взвешивание за и против, и нередко в результате перевешивало против. Гринев при этом всегда оставался на стороне Беспалова, а вот в противовес им, что интересно, как раз и выступал Воробей, его решительности, энтузиазма, а где-то и авантюризма иногда хватало, чтобы склонить уравновешенную пару на свою сторону, придав общему бизнесу чуток рискованности и, как следствие, иногда и большей прибыльности для предприятия.

Глава четвертая

Микрорайон заканчивался, и асфальтированная дорога круто забирала вправо, огибая весь массив многоэтажек. Однако можно было ехать и прямо, но уже по грунтовому, хорошо укатанному большаку, который резал надвое пахотный участок поля, петляя, иногда раздваиваясь, среди поросшей сухой травой прошлогодней пашни.

Собственно, поле принадлежало городу, но поскольку застройка в этом месте очередного микрорайона уже не один год откладывалась, земельный участок был отдан сельскохозяйственному предприятию в аренду. В свою очередь, главный аграрий предприятия каждый год передавал участок в субаренду частным предпринимателям, которые не только возделывали пашню, но и вели неустанную борьбу со стезей, каждую весну упорно возрождавшейся. Ее перепахивали, бороновали, засеивали злаками, выставляли патрули дорожной полиции, отсекали по краям глубокими рвами, но дорога жизни, несмотря ни на что, опять возникала, соединяя по кратчайшему расстоянию жилой массив с кольцевой дорогой и дальше с плодородящим полем.

В одном месте грунтовка ответвлялась, уходила в сторону и резко обрывалась, натолкнувшись на крошечный зеленый пятачок посреди черноземной пашни. Вспахивая поле, сельхозарендаторы всякий раз старательно огибали оазис, на котором росли три одиноких огромных старых дуба и несколько таких же немолодых кустов шиповника.

«Ауди А4» въехала на зеленый пятачок и замерла у небольшого пятна выгоревшей травы. Из машины вышли Беспалов и Воробей, прошли к противоположному берегу зеленого островка. Было десять часов утра.

Завершив с погребальными вопросами, Беспалов попросил Виктора Семеновича прокатиться с ним. Поехали на машине Воробья. «Камри» оставили у офиса. Сам Беспалов за руль не садился принципиально, хотя права имел и водил авто неплохо. Главное, он не хотел сейчас брать с собой водителя Андрея, потому и поехали они на «ауди».

Беспалов остановился у среднего из тройки дерева и положил на него ладонь, посмотрел вверх. Сквозь едва распустившуюся листву пробивались лучи весеннего утреннего солнца. Только некоторые огромные ветви не тронула в этом году зелень, они чернели болезненными пятнами, уже давно умирая, и однажды, может быть, в этом году, а может, в следующем, опустятся на землю с сухим, старческим хрустом.

Потемневшая от времени морщинистая, жесткая, как наждачная бумага, кора грела руку, бесконечно отдавая тепло и успокаивая душу.

Когда и каким ветром занесло сюда семена, как удалось им прорасти, окрепнуть и вымахать подобными исполинами, было одному Богу известно. Однако смогли.

— Молодцы какие, — Беспалов похлопал по стволу дерева.

— Вы о чем, Евгений Петрович?

— Да так, — генеральный повернулся к Воробью. — Убили Гринева, это факт. Все, нет его. Жуткая реальность. И сделали это не с целью ограбления. Здесь явно что-то другое.

Беспалов отряхнул пыль с ладоней и сунул руки в карманы брюк.

— Нехорошие у меня предчувствия, Витя. Тревожно как-то.

— Но, Петрович, — Воробей иногда позволял себе, когда они были одни, обращаться к директору только по отчеству. — Я думаю, это произошло не на почве его профессиональной деятельности. Мы Гринева знали только на работе. Но у него была еще и другая сторона жизни. Мало ли что там было.

— Боюсь, Витя, все намного сложнее.

— У вас что-то есть?

— Да. Гринева убили. Но есть один странный момент при этом, — Беспалов некоторое время помолчал, глянул на Виктора Семеновича как-то растерянно и продолжил: — Ему отрубили палец на руке. Ночью, когда убивали.

— Палец? Какой палец? — Воробей непонимающе смотрел на шефа. — Я не знал этого. Разве это важно?

— Моя фамилия Беспалов. Беспалов. Это предупреждение, понимаешь, — он вздохнул и отвернулся в сторону автострады.

Один за другим проносились автомобили, шумно рассекая воздух и быстро исчезая за плавным поворотом и затяжным спуском.

— И что ты думаешь по этому поводу? — спросил Беспалов. Сейчас для него это был не маловажный вопрос. Что скажет Воробей, как сформулирует свой ответ, могло многое означать. Ему хотелось поддержки, именно сейчас, почувствовать, что он не один, на кого-то можно положиться, поделиться соображениями, услышать мнение и даже совет. Раньше этим человеком для него был Гринев, кто теперь, остался ли кто-то рядом? Воробей молчал, и Беспалову это не нравилось.

— Что скажешь, Виктор Семенович? — повторил он вопрос.

— Неужели предупреждение, Евгений Петрович? Вы считаете, есть основания так думать?

— А разве нет?

— Вы хотите, чтобы мы вернулись к тому разговору, в котором полгода назад я уже намекал на подобное. Неужели все так серьезно?

Беспалов опять отвернулся. «Эта дурная привычка, поворачиваться к собеседнику спиной, — подумал Воробей. — Или он таким образом непроизвольно дает понять, что доверяет мне? Глупо. Хотя если не мне, тогда кому?»

Радикально черный костюм от Лаурена ладно сидел на его фигуре. У Воробья не получалось ни так одеваться, ни так выглядеть. Во-первых, он не любил строгий, официальный стиль, во-вторых, вкус у него был иной, да и фигурой не вышел.

— Пару месяцев назад было нападение на мою жену. Помнишь? Ограбили на копейки, но избили, подонки. Уже тогда мне показалось — это неспроста. Теперь убили Гринева. Известно, кем он для меня был. И еще этот палец.

Беспалов раздраженно дернул рукой, словно стряхнул с ладони что-то липкое, назойливое, неприятное:

— Суки, — зло и непривычно резко выругался он. — Кто и зачем? Витя, что скажешь? Какие соображения?

— Да все те же, — Воробей понимал, разговор клонился именно в ту сторону, в какую нужно было ему. — Мои соображения остались прежними. Думаю, это работа Питунина. Абсолютно уверенно заявлять не могу, может, просто не знаю всего. И все же думаю — Питунин.

Беспалов улыбнулся: это было то, что требовалось. Он хотел это услышать, и, похоже, Воробей оправдывал его надежды.

— У нас нет, кроме Питунина, других конкурентов, — продолжил Воробей. — Мы для него как кость в горле. Я уже говорил об этом. Еще год назад он не представлял такой опасности, как сейчас. И что дальше? Получается, следующим могу быть я?

— Теоретически да, — согласился Беспалов, — но реально не вижу смысла. То, что он хотел сказать, уже сказано.

— И все же, Евгений Петрович, в чем его цель? Чего он хочет? Я ведь не знаю всего.

— Пока мало что известно. Информация до меня доходит скудная, возможно — намеренно. Но главное я знаю точно: Питунин стремится объединить обе компании и занять место генерального. Мне в лучшем случае достанется должность его заместителя, да и то на первых порах. Со временем постараются меня сместить и в дальнейшем избавиться окончательно. Обычная практика.

— А если мы ошибаемся?

— Нет, Витя. Пару раз они закидывали удочку через маклаков. Я дал понять, что подобное для меня неприемлемо. Основной разговор еще впереди, но решительность своих намерений они показали. И вот что еще, — генеральный достал из кармана смартфон, поводил пальцем по экрану, показал заму. — Сообщение, которое я получил через некоторое время после беседы с посредниками.

Номер абонента был скрыт, Воробей прочитал текст: «Мы ждем!!!»

Беспалов опять вздохнул:

— Не хотел идти на крайние меры, не сторонник я подобного. Но вынуждают. Нехорошо все это, однако… И все равно не могу поверить. Пойти на такое… — Генеральный пожал плечами. — Это серьезный шаг. Но решение принимать нужно. Твое мнение?

— Если надо… Если надо, конечно, у меня есть серьезные люди. Могу гарантировать выполнение практически любой задачи.

— Это хорошо, — согласился Беспалов. — Нам сейчас потребуются надежные, проверенные ребята. Нужно все как следует обмозговать. Проколы недопустимы. Спешить не надо. Все должно быть тщательно проработано и спланировано, но и затягивать тоже не следует. На сегодняшний день у меня с Питуниным нет явных противоречий, явных. Кто и зачем убил Гринева, доподлинно известно только тем, кто это сделал, мы лишь подозреваем и догадываемся, но уж очень с высокой степенью вероятности. Если мы решим вопрос с Питуниным быстро, понять, кто приложил к этому руку, будет достаточно сложно. Он сейчас активно работает не только в Киеве, но и по области, и там не все довольны его деятельностью. Слон бойко осваивает чужие территории, и в данный момент это нам на руку. Так что при необходимости мы сможем стрелки перевести в нужное для нас направление. Главное, Витя, все хорошенько продумать. Сколько тебе нужно времени?

— Неделя, может, полторы.

— Уверен?

— Да.

— Хорошо. А войны не будет. Нет, не будет. Не тот случай, момент не тот. Эх, Слон, Слон, — Беспалов покачал головой. — Хотя ты животное и уважаемое, но топтаться по чужим огородам не следовало бы.

Прозвище у Питунина было Слон. Несколько месяцев назад ему исполнилось пятьдесят четыре года. Выглядел он лет на десять старше. Лишний вес уже давно его замучил. Всю жизнь он страдал ожирением. Одышка, небольшая гипертония, боли в суставах и под лопаткой беспокоили с каждым годом его все заметнее, затрудняя движения, раздражая и усложняя жизнь. Кости и суставы плохо переносили непомерный вес тела. Это был большой по габаритам человек, заплывший жиром. Он больше походил на разожравшегося пахана преступного картеля, чем на директора торговой компании. Подчиненные побаивались его и уважали, несмотря на то, что он почти всегда улыбался.

Был он сообразительным и довольно хватким малым, причем еще с юности. Не позволял себе упустить то, что шло в руки, и тем более не мог расстаться с тем, что уже имел. Женился рано, в семнадцать лет, уже через месяц после окончания школы, на дочке декана исторического факультета универа, разумеется, не случайно. Это позволило ему без труда поступить на иняз и успешно окончить факультет романо-германских языков, хотя в школе не блистал знаниями, а тем более филологическими. Питунин не то что мечтал, он планировал в дальнейшем поступить в институт международных отношений и посвятить свою жизнь карьере дипломата.

Но время расставило свои приоритеты. После развала Союза полным ходом пошла «прихватизация» социалистического достояния, и тут только лови момент, и никакой дипломатии. К этому времени тесть его, профессор исторических наук, уже был заместителем ректора университета, имея хорошие связи среди городской верхушки и, соответственно, немалые возможности, позволил своему зятю успешно двигаться в бизнесе. Постепенно сформировалось основное направление деятельности Питунина — это торговля бытовой техникой. Однако поскольку в городе место это уже было освоено Беспаловым и его верным спутником Гриневым, то сконцентрировался на периферии Киева. Конечно, он поглядывал в сторону Беспалова, хороший там был кусок, и мысли возникали у него разные, но потеснить конкурента не решался, во всяком случае — грубым образом.

Беспалов зябко потер руки и задумчиво посмотрел по сторонам:

— Хорошо. Давай подумаем еще. Допустим, мы идем на крайние меры. Какие последствия нам грозят?

Воробей подошел к машине, открыл заднюю дверь и достал из салона бутылку с минеральной водой и два пластиковых стаканчика.

— Желаете?

Беспалов согласно кивнул. Он сегодня практически не спал и не ел. В два часа ночи разбудили звонком из полиции, а после этого какой уж был сон. На работу приехал к семи, даже не позавтракав. Есть ему и сейчас не хотелось, только в горле пересохло. Воробей наполнил посуду, молча выпили. Беспалов посмотрел на пустой стаканчик, потом на своего зама.

— Водки? — понимающе предложил Воробей.

— Давай, если есть.

На крышке багажника автомобиля были быстро разложены упаковка колбасной нарезки, пачка картофельных чипсов и небольшая плоская бутылочка водки «Немирофф».

— Это кстати. Со вчерашнего вечера ни крошки. Наливай.

Беспалов поднял стакан:

— Давай, Витя, перво-наперво помянем Гринева.

Выпили. Закусили.

— Наливай еще по одной, — сказал Беспалов. По телу разошлось тепло и приятная легкая слабость. — Теперь давай за успех операции. Для нас это сейчас ой как важно.

Виктор Семенович достал сигарету и зажигалку, большим пальцем с легким звоном откинул в сторону крышку, крутанул колесико, вспыхнул огонек.

— Как калаш, безотказная, — кивнул он на зажигалку. — Подарок Гринева. На день рождения, в прошлом году.

— Я помню, — Беспалов протянул руку. В его ладонь легла массивная «Зиппо». На одной стороне, покрытой сияющим хромом, красовался барельефом револьвер кольт, отточенный до мельчайших подробностей, на другой — гривастая голова ковбойской лошади, дико рвущая зубастой пастью узду. Беспалов резко опустил руку, пытаясь сбить пламя, зажигалка недовольно фыркнула на встречном потоке воздуха, но пламя не погасло, рванул рукой резче — огонек горел, тогда с тем же легким звоном захлопнул крышечку. — Вещь.

— Еще по одной? — спросил Воробей, указывая на бутылку.

— Достаточно. Дел на сегодня по горло.

— Это да, — согласился Воробей.

— И все же вернемся к главному, — Беспалов извлек из кармана носовой платок и старательно вытер руки. — Что мы имеем? Питунина. Что нам известно?

— Процентов на семьдесят работает в области, — продолжил линию его мысли Воробей. — Раскрутился довольно быстро, если учесть, что цены на недвижимость в небольших городах низкие, а кое-где и вовсе бросовые, перспективы у него и в дальнейшем будут неплохие. Но в сравнении с нами…

— Это я все знаю, — перебил Беспалов. — Допустим, дело сделано. Кто за ним стоит? Есть информация?

— Да, есть. По моим сведениям, прикрывает Питунина группировка Кальчика. Серьезная структура, но периферийного масштаба. У нас имеются ребята покруче.

— Так. И кого ты хочешь подключить?

— Цапа.

Беспалов удивленно двинул бровями:

— Это да. И есть на него надежный выход?

— Верняк, полный.

— Цап — это солидно, — согласно кивнул генеральный.

— Это во-первых, — продолжил Воробей. — Во-вторых, если пойдем на силовой вариант, разборки не миновать. Без этого не обойтись. Но прямых доказательств нашей причастности не будет, только догадки, и то слабые. А это не покатит. В подобной ситуации Кальчик не подпишется. И потом, войну с Цапом он не потянет. Исключено. Теперь со стороны тестя. — Воробей на секунду задумался. — Там все будет на уровне городских властей. Безусловно, будут рыть землю конкретно. Всякие там ментовские оперативные разработки, мероприятия и прочая мура. Но заказная работа, сами понимаете, — это глухарь стопроцентный. Думаю, можно рискнуть.

— Вот и ладненько. Интересно, на сколько все это потянет?

— По деньгам? — спросил Воробей. И сам же ответил: — Слон фигура не последняя, и потом, для нас открывается прекрасный вариант — выход на область.

— А вот этого делать нельзя, — опять перебил его Беспалов. — Никакой области, как работали в городе, так и будем продолжать, иначе и дураку станет ясно, чья это была работа, и тогда мне конец и тебе тоже. Как ты правильно заметил, Слон фигура не последняя.

— Возможно, — согласился Воробей. — А отстегнуть придется кусков двадцать пять — тридцать. Не меньше. Может, и больше.

— Хорошо. Займись этим вопросом.

— Евгений Петрович, надеюсь, вы понимаете, насколько это серьезно. Обратного хода не будет, если «да», машина закрутится, и остановить ее уже вряд ли удастся.

Задумавшись, Беспалов опять отошел к деревьям. Безусловно, он скажет «да», в этом не было сомнения. Последние пару месяцев он чувствовал нависшую над собой угрозу, только откуда и насколько она была значима — не понимал. Теперь стало ясно, угроза смертельная, в том случае, если не пойдет он на уступки. Но этого не будет, отдать все — никогда. Он знал, что когда-то подобное должно было наступить, и вот пришел этот момент. И то, что противник настроен серьезно, не остановится ни перед чем, смерть Гринева тому была подтверждением. Теперь хотелось одного: как можно скорее разделаться с Питуниным, разрубить этот узел, снять проблему и спокойно работать дальше. Главное, не упустить момент.

— Я говорю «да», — резко обернувшись, сказал Беспалов. — Это окончательно. Не знаю, сколько у нас имеется времени, только надо успеть, на опережение сработать. Еще раз, на подготовку сколько дней потребуется?

— В принципе, это работа одного человека, разумеется, профессионала. Как уже сказал, около одной недели.

— Может, и успеем.

— Неужели у нас так мало времени, и они начнут активно действовать?

— Возможно, Витя. Только не физически. Я боюсь начала переговоров. Вот тогда и возникнут разногласия, противостояние, возможно, в какой-то мере конфликт. А пока ничего этого нет, и все это знают, нам как бы нечего делить. Конечно, с переговорами я какое-то время потяну, смогу уклониться, но ненадолго. Может, и успеем. И еще, желательно операцию провести за пределами города, в области, это будет нетрудно, Питунин постоянно там ошивается. А лучше всего, если бы предшествовал всему этому небольшой конфликт у него с каким-нибудь районным бизнесменом, уголовником, представителем власти, неважно. Как думаешь, это возможно?

— И это реально, только опять же потребуется время, а у нас его нет.

— Согласен. Не будем усложнять, хотя было бы красиво. Все-таки, Витя, ты подумай, мысль неплохая.

— Хорошо, — согласился Воробей.

— Эх, Слон, Слон, — вздохнул Беспалов в очередной раз. — Видит Бог, не я это начал. Все. Поехали. Работы еще много на сегодня. В машине на эту тему ни слова, по мобилке тоже, в крайнем случае — разговор намеками.

«Ауди» некоторое время подергалась вперед-назад, пятачок был мал, пока, наконец, они развернулись и поехали в сторону кольцевой, оставляя на грунтовой колее легкий след протекторов, дорога совсем не пылила, в воздухе еще стояла прохладная весенняя сырость.

Глава пятая

Воробей достал телефон и набрал номер. Андрей Андреевич ответил сразу, но попросил секунду подождать, микрофон не отключил, а положил трубку рядом с собой на письменном столе. Издалека слышались незнакомые голоса, разобрать, о чем шел диалог, было сложно, только некоторые слова намекали на тему беседы, похоже, касающуюся рыбалки. Голос Андрея Андреевича прослушивался лучше других, он ближе находился к микрофону. Воробей хорошо расслышал его сардонический смешок и предложение к присутствующим в комнате идти работать, затем трубка зашуршала у него в ладони.

— Да, Виктор Семенович, я весь во внимании.

— Хотел бы с вами встретиться, есть разговор, но не по телефону.

— Когда?

— Сейчас желательно.

Воробей представил, как тот, едва задумавшись, смотрит на свои «ТИССО» за три штуки баксов, конечно, не за зарплату помощника зампреда райадминистрации купленные.

— Через час устроит?

— Разумеется.

— Где вы?

— В центре, — ответил Виктор Семенович, он знал, в телефонных переговорах Андрей Андреевич был всегда лаконичен и сдержанно точен. Воробей легко подстраивался под собеседника и диалоги с ним старался вести в подобном стиле.

— Тогда в «Мимино».

— Окей, буду ждать.

Воробей предполагал, что встреча будет назначена именно там, поэтому остановился недалеко от кафе «Мимино» и теперь соображал, чем занять себя в течение часа.

После вчерашнего разговора с Беспаловым требовался срочный саммит с Солиным Андреем Андреевичем. Несколько раз вчера он звонил, но его мобильный был отключен.

Знаком с Солиным Виктор Семенович был уже третий год. Свел их Цап. Точнее — организовал встречу. На тот момент Воробей еще не был заместителем генерального, но стать им ему очень хотелось. Изнутри предприятия пробиться на эту должность было нереально, это был уровень Гринева, друга Беспалова, а с Гриневым равняться он не мог. Начальник отдела продаж — это был его потолок. Дальше требовались мощные рычаги, которые у него отсутствовали. Помог Цап.

С первой же встречи разговор пошел в открытую. Виктор Семенович высказал свои пожелания, Андрей Андреевич пообещал помочь, заметив, что все возможно, но в свою очередь и от Виктора Семеновича потребуется небольшая услуга, а именно — быть глазами и ушами для Солина в «ТехноСтар». Воробей согласился без раздумий, игра стоила свеч, да и не считал он это чем-то предосудительным. Были и другие стукачи на их предприятии. Он подозревал, что один из бухгалтеров экономического отдела исправно выполнял эту несложную миссию, и, наверное, маячила перед ним в недалеком будущем должность главного бухгалтера, а также надежное прикрытие. Таким образом Андрей Андреевич, получая данные от нескольких независимых источников, картину имел всегда достаточно достоверную. Воробей это понимал, догадывался, потому после заключения договора с Солиным сведения подавал, хорошо проверенные лично им. Вскоре вторым заместителем генерального директора Беспалов назначил Виктора Семеновича.

Птица вышел из машины, прошелся по Лютеранской в сторону Банковой. Вот так просто прогуляться среди прохожих уже давно ему не приходилось. Все больше в кабинете да за рулем, срочные дела, рутина.

За последние десять лет в городе произошли заметные изменения. Несмотря на то, что и улицы остались прежними, и здания, и деревья, все же ощутимо как-то все вокруг преобразилось. Тротуары укрылись разноцветной плиткой, живописно раскрасились фасады зданий, а первые этажи домов перестали быть жилыми, все больше магазины, бутики, комки, валютки да маркеты, все это приветствовало рекламной иллюминацией, радушными улыбками смазливых продавщиц да презентабельностью достопочтенных менеджеров.

Неожиданно в небе разверзлась сплошная пелена весеннего ненастья, и солнце, свалившись на город сиянием тысяч блистающих лучей, заиграло веселыми бликами в лужицах и лицах прохожих, вселяя в них надежду на потепление, скорое и фатальное. Но только на минуту, небесная занавесь опять сомкнулась так же быстро, и восстановилось зябкое и унылое статус-кво.

Виктор Семенович до Банковой не дошел. Он был легко одет, поэтому быстро продрог и вернулся к машине. В салоне с включенной печкой было куда уютнее.

Сегодня хоронили Гринева. Еще там, на похоронах, он быстро и основательно задубел. Процедура прощания оказалась затянувшейся, излишне трогательно печальной и малоприятной, видимо, для всех. Людей, провожавших в последний путь покойного, было много, и все они желали высказаться, кто как о близком родственнике, о бывшем сотруднике, товарище, однокурснике.

Присутствовать на похоронах ему не хотелось. Видеть тело Гринева еще больше. Он умертвил этого человека собственными руками и теперь спокойно находится у свежевырытой могилы, было как-то не по себе. Жена Гринева, несмотря на то, что была заплакана и смята страшным горем, выглядела привлекательно. И не скроешь того, что дано было природой, ни черной вуалью, ни красным носом, натертым носовым платком, ни скорбным взором. Ее сын Алешка, похоже, еще до конца не понимал случившегося, хотя держался соответственно обстановке. Наверно, это было вдвойне гадко, но он несколько раз оценивающе присматривался к вдове. «С такими данными, возможно, и недолго придется ей горевать, — думал он. — Пикантная женщина». Все-таки похороны, тошное мероприятие, все эти прощальные речи, печальные взгляды и первые горсти земли на крышку гроба.

Воробей не поехал на поминки. Он должен был встретиться с Солиным.

Хорошо, что у него есть Солин, есть Цап, с такими людьми можно делать большие дела, это были хорошие козыри в борьбе за высокие ставки.

В ожидании помощника зампреда Воробей заказал чашечку кофе. Кафе «Мимино» примечательно было тем, что вечером здесь выступали живые цыгане, в смысле коллектив был цыганский, с настоящими чавелами. Но это вечером, а днем играла негромко музыка из черных громоздких динамиков на небольшой овальной полусцене.

Солин появился точно в назначенное время. Он даже не оставил пальто в гардеробе, так за столик и сел. Поздоровался с Виктором Семеновичем и объяснил:

— Времени в обрез. Засиживаться не буду. Какие новости?

— Может, все же чашку кофе?

— Нет. Спасибо. Давай о деле.

— Я вчера встречался с Беспаловым. Был у нас разговор. Он принял решение убрать Питунина.

Солин посмотрел по сторонам. Зал был практически пустой.

Воробей продолжил:

— Я готов начинать действовать, как мы планировали.

— Не мы, а вы, Виктор Семенович. Попрошу быть точнее.

— Хорошо.

— Да, это важно.

— Но это и в ваших интересах?

— Больше в ваших, Виктор Семенович.

— И все же? — Воробей вопросительно смотрел на Солина.

Он действительно испугался. Неужели что-то произошло, и их планы теперь менялись? А ведь все так хорошо было продумано, и уже ведь многое сделано. Воробей всерьез обеспокоился, неужели Солин включит задний ход? И что тогда? Как быть с Беспаловым, с Питуниным?

— Что-то не так пошло, Андрей Андреевич?

— Когда похороны Гринева?

— Сегодня были. Я только оттуда.

Солин расстегнул пальто, в помещении было тепло, а в пальто и вовсе жарко. Достал из кармана пиджака маленькую расческу и расчесал свои небольшие, но пышные усы.

— Я совершенно не пойму ситуацию с Гриневым, — и вопросительно посмотрел на Воробья.

— Аналогично, — кивнул Воробей.

— Плохо, если дела начинают выходить из-под контроля, — Солин внимательно посмотрел на расческу на просвет и спрятал обратно в карман. — И нехорошо, если появляются двойные сценарии. Это очень серьезно. В таких случаях больно наказывают инициатора. Вы согласны?

— Да.

— Надеюсь, вы тут ни при чем?

— Конечно.

— Я все равно разберусь. А с Беспаловым… Ну что ж, начинайте действовать по плану, — и добавил: — По вашему плану. А Константина Сергеевича я сегодня же поставлю в известность. Он позвонит вам.

Воробей облегченно вздохнул:

— Спасибо, Андрей Андреевич, все будет в лучшем виде.

— Надеюсь, — он на секунду задумался и добавил: — Не сомневаюсь.

Солин ушел. Еще некоторое время Воробей сидел в одиночестве. Подошла официантка, спросила, может, чего желает, но Виктор Семенович только отрицательно качнул головой. Он получил добро, со скрипом, с каким-то нежеланием, не явно, но видимым. Значит, по плану. Достал из кармана смартфон, затем, словно спохватившись, спрятал его обратно, вытащил из другого кармана недорогой кнопочный телефон, набрал текст сообщения: «Пока ждем, но терпение не безгранично…», затем номер Беспалова и нажал на кнопку «Отправить». Это было уже второе сообщение-предупреждение. Первое, с коротким текстом «Мы ждем!!!», он отправил Беспалову в тот день, когда придурки Дока напали на его жену. В том, что оно дошло до абонента, Воробей убедился, Беспалов его с ним ознакомил. И все это сработало, смерть Гринева, отрубленный палец, сообщение, нападение на жену Беспалова, а теперь еще и согласие Солина. Все сошлось в одну точку.

К Цапу всегда было приятно заходить. Богатый ресторан, богатая обстановка, богатый хозяин. Как обычно, у лестницы, ведущей на второй этаж, стоял бритоголовый убийца с каменным лицом. Не глядя на Воробья, сказал в рацию, что тут, мол, Птица топчется, и, дернув своей безмозглой головищей, выговорил: «Проходи».

Как Воробей и ожидал, Цап сидел в своем кабинете за письменным столом. Наверное, у себя в армии он из канцелярии не вылезал, уж больно любил ощущать себя начальником, а что более всего может давать чувствовать себя боссом, нежели хороший письменный стол, вот и проводил он за своим дубовым красавцем не то что часы, а сутки. Поговаривали, что стол был привезен из Вашингтона, и сиживал за ним когда-то сенатор Бакн Брэдли в здании окружной юстиции на Холдин-стрит в своем знаменитом полукруглом кабинете. Любил Цап подобные закавыки, и, зная это, ему без труда можно было втюрить под соответствующей закваской подобную достопримечательность.

Еще с порога сандаловый орел мигнул Виктору Семеновичу левым стеклянным голубым глазом. Это был хороший знак.

Цап расплылся в улыбке и развел приветственно руками:

— Ну, Птенец, залетай. Располагайся.

— Здравствуй, Константин Сергеевич, — Воробей поздоровался и плюхнулся в кресло напротив.

— Что привело тебя ко мне, не говори, оставим на потом. Покушаешь?

— Спасибо, только что из «Гульчитай».

— Обижаешь, ты же знал, куда едешь.

Действительно, Воробей только сейчас и сообразил, ехал-то ведь к Цапу, в ресторан, причем в какой, да и Цап — широкая душа. Мог и вправду обидеться.

— Тогда водки, — без вопроса в голосе сказал Цап, но вопросительно наставил на него указательный палец.

— Я ведь за рулем.

— Понимаю, что не на маршрутке приехал, — и рассмеялся. — Представляю тебя в «газели». Слушай, Витя, — он поманил его к себе тем же указательным пальцем и почти шепотом спросил: — Гринева ты зачем завалил?

Воробей сначала придвинулся к нему ближе, но, услышав подобное, отшатнулся:

— Какого Гринева?

— Ну, ты даешь, желторотый, столько лет с ним вместе проработал, а человека похоронить не успели, уже забыл.

— Сегодня хоронили, — сухо констатировал Воробей. — Однако шуточки у тебя, Константин Сергеевич. — Он приложил ладонь к сердцу.

— Ой, какие мы нежные. Ладно, не обижайся.

Цап взял со стола рацию, нажал на кнопку и приказал:

— Антон, тащи в кабинет пожрать чего-нибудь на двоих. И водочки не забудь. — Положил рацию и уже Воробью объяснил: — Не скажешь, сами не догадаются. Молодежь. Одни девки в голове. Сам такой был. А может, и не был. Уже не помню. Слушай, а ты что, за рулем совсем не пьешь? Я, значит, землю рыл, решал вопросы в ментовке, бумагу тебе сделал, и, выходит, напрасно?

— Да выпить можно. Если не злоупотреблять.

— Мы не зло, Витя, так, для аппетита.

В дверь постучали, и вошла официантка, поставила поднос на небольшой столик и, посмотрев на Цапа, спросила:

— Может, что еще, Константин Сергеевич?

Цап осмотрел доставленное:

— А попить? Ну, можно было захватить сок, минералку? Я понимаю, у пацанов одни девки в голове, а у тебя?

Официантка, уходя, остановилась у двери и, сверкнув лукавым взглядом, бросила:

— Мани.

И закрыла за собой дверь.

Цап понимающе развел руками:

— А ведь чистую правду сказала. Что за страсть охватила страну. Всем нужны деньги, все хотят баксы. Вот, к примеру, взять тебя, Виктор Семенович. Денег полные карманы, а еще хочешь. Поверь, не понимаю.

— Издеваешься, — Воробей отправил в рот кусок жареного мяса и наполнил рюмки. — Как тут похудеешь.

— Это ты насчет чего, еды или денег?

— И того, и другого.

— Деньги, — Цап поднял рюмку, выпил и продолжил: — Это просто бумажки. Как газета, журнал, книжная страница. Вот прикинь, на одной раскрашенной бумажке нарисована цифра один, на другой тоже один, но с тремя нулями. И разницы никакой ни по вкусу, ни по весу, ни по цвету, ни на запах. А люди мучают друг друга, убивают, войны устраивают из-за этих бумажек, даже не бумажек, а нулей, понимаешь, у кого их больше, тот и круче. И кто-то же их придумал. Думаю, это сделал явно нехороший человек.

— Только на меня не подумай.

— Нет, Витя, ты здесь ни при чем. Если бы это ты их придумал, бумажки эти, деньги, то кроме как у тебя, больше ни у кого их не было бы. Жадный ты.

— Ты тоже не Робин Гуд. Тебе зачем деньги?

— А мне и ни к чему, — с готовностью ответил Цап.

— Это все слова, Константин Сергеевич, а забери у тебя сейчас, как ты выражаешься эти бумажки с нулями, и кем ты будешь, вот уж действительно нулем, как говорят, без палочки.

— А буду я, Витя, как и был, просто человеком. И не могу я в зависимости от количества банкнот или их отсутствия из человека, скажем, превратиться в собаку или крокодила.

Воробей закурил, смачно затянулся и выпустил в потолок густую струю дыма.

— Это да, — согласился он. — Только мани — это все. Почет и уважение, власть, сила, неограниченные полномочия. Я уже не говорю о домах по всему миру, самолетах, пароходах и так далее.

— И все это на одну жизнь? — Цап посмотрел по сторонам. — Ну принесет она сегодня воды или нет?

— Нет, не принесет. Мани давай, — Воробей был явно собой доволен, он чувствовал, что победил.

Цап задумчиво почесал затылок:

— Молод ты еще. Амбиций много. Орлом хочешь быть. А не будешь. И соколом тоже. Но поскольку ты у нас птица, ястребом тебе быть. Хотя, пожалуй, ты им уже стал.

Виктор Семенович поднял рюмку:

— Не спорю. Но стремиться надо и повыше.

— Ох, Птенец, прав ли ты, не знаю, но молод, это точно, поверь мне. Пройдет лет десятка полтора, и ты меня поймешь.

— Не пойму, Сергеевич, потому как разные мы с тобой. Я люблю красиво жить, ты просто жить, я не люблю худых телок, ты не любишь «мерседесы». Или, к примеру, я предпочитаю окуня из озера Трот, жареного на кокосовом масле, нежели лупатого окунька карибского, ты же предпочитаешь шашлык из свинины, чем из баранины. И все равно это не главное, просто мы разные.

Цап промолчал, он не пробовал окуня из далекого и неизвестного ему озера, но последние сравнения ему почему-то не понравились. Он перешел за письменный стол.

— Не знаю, — сказал он. — Что-то, но рассудит нас. Может быть, время, а может… — Он задумчиво посмотрел на сандалового орла. — А может быть, случай. Но. Давай, брат, перейдем к делу. Мне звонил Солин. Будем с тобой думать. Меня не интересует, кто и почему принял такое решение, мое дело исполнять. Если честно, Беспалов мне всегда нравился, справедливый мужик, прямой и открытый, главное — независимый, и плевать он на всех хотел. Может, это его и подкосило, не знаю. Но приговорили его.

Воробей пробежал взглядом по стенам и вопросительно посмотрел на Цапа.

— Не боись, — успокоил тот. — Глухо, как на дне морском. Каждый день все помещения проверяем. Итак, что должно быть с твоей стороны? Полная информация о…

— «Таргет», — вставил Воробей.

— О клиенте. В этом направлении мы с тобой работаем впервые, поэтому говорю подробно. Адреса, фотографии дома, дачи, квартиры Беспалова. Планы этих помещений, можно от руки, особенности, если есть, потайные проходы, подвалы, скрытые хранилища, сигнализация, подъездные пути, обычный распорядок дня. Может, есть какие-то особенности у клиента, привычки, традиции, систематически посещаемые им места. Состав семьи и ближайшие родственники, поведение и привычки членов семьи, их распорядок дня. Что касается работы, тут для тебя проще будет. Описание и план всех помещений офиса и магазинов. Сколько у вас магазинов?

— Три.

— Складские есть помещения, отдельно от магазинов?

— Нет.

— Опишешь всех сотрудников.

— Грузчиков, продавцов?

— Тоже. Фамилии, должности, где обычно находятся. Все автомобили с указанием марок и номеров, личных и организации. Круг его друзей, знакомых, родственников, с кем больше всего общается, проводит время. Чем увлекается, спорт, театр, рестораны, баня, проститутки, может, что-то экстра, типа прыжки с парашютом или кувырки на велосипеде. Водит ли сам машину и любит ли быструю езду. Сам продумай, любые моменты, связанные с ним, могут быть интересны. Кроме того, по ходу дела будут обязательно возникать вопросы, потребуются уточнения, разъяснения, имей в виду, реагировать придется быстро и максимально емко. Дело серьезное, сам понимаешь, проколешься — ни я, ни Солин здесь никаким боком не стояли, ты крайний. Помочь, конечно, поможем, но это уже дело десятое. Будь внимательным, сто раз подумай. Все вопросы будешь решать через меня, исполнитель через связного. Исполнителя знать не будешь и не должен, он тебя тоже. Отработанный вариант.

— Исполнитель надежный?

— Витя, ты забыл, куда пришел, касаешься того, чего тебе не положено. Не перебивай меня, слушай, возникают вопросы — записывай, потом спросишь. С твоей стороны самое главное — это полнейшая информация о клиенте, все остальное, как говорится, не твоего ума… У меня работают только высококлассные специалисты, сам знаешь, каждый делает только то, что должен делать, ни больше ни меньше, и никакой самодеятельности. Теперь что касается оплаты. Вся работа будет стоить тридцать пять косарей, завтра принесешь двадцать, остальные потом, по завершению.

Воробей удивленно двинул бровями:

— Не дороговато ли?

Цап внимательно посмотрел на него:

— Ты хорошо понимаешь, куда пришел и на что подписался. Цены здесь сложились твердые, и прейскурант не обсуждается, мы не на базаре, Птенец. И пойми как следует: любые твои действия должны быть согласованы со мной. Будь всегда на связи, нужен я — позвонил, подъехал. Конечно, эти дни запарка у тебя будет конкретная, но дело есть дело. В общих чертах, думаю, понятно. Теперь можешь вопросы.

— Сергеевич, прямо как в армии. Сурово.

— А иначе нельзя, работа у нас такая. Опасная, проколов не терпит. И потом, откуда ты знаешь, как в армии, не служил ведь.

— В книжках читал.

— В книжках много чего пишут, но по большей части врут, поверь, в жизни иначе, а тем более в армии. У тебя, кстати, какие планы на вечер? А то оставайся. Сам знаешь, заведеньице у меня высший класс, можно сказать, душу сюда вложил. Ну чего молчишь? Планов никаких?

— Да вроде свободен.

— Ну и замечательно. Через час-другой девчата подвалят, роскошные.

— Дорогие небось?

— На разный кошелек. И на твой найдется.

— Значит, дорогие.

— Ну не скупись, босота, сколько той жизни, будет, что вспомнить перед дулом пистолета. Может, нам и осталось-то не более как до утра.

— Типун тебе на язык.

— А что, Витя, жизнь штука непредсказуемая, я уже привык не загадывать. Живи, пока живется, гуляй, пока гуляется. Короче, здесь и заночуешь, у меня все условия. Ну, давай еще по пять капель, — и Цап разлил остатки водки по рюмкам. — Слушай, ну это уже беспредел.

Он взял рацию и нажал на кнопку:

— Антон, я пить хочу. Скажи Светке, пусть принесет минералки, фрукты и водки грамм триста, иначе я взбешусь.

Глава шестая

Незнакомая комната и обстановка сначала испугали Виктора Семеновича, однако он вскоре осознал, что находится у Цапа. Был один, хотя помнил, поднялся сюда уже после трех часов ночи с девицей, осбруенной и нафуфыренной так, что понять, какого она была возраста, он не смог даже приблизительно, но, по его мнению, это было лучшим из того, что было, да и после выпитой третьей бутылки некрасивых телок в природе уже не существовало.

Он глубоко вздохнул и потом долго и продолжительно выдыхал сивушные испарения, закрыв глаза и морща лоб. Мозги болели и вяло соображали. Окинул взглядом нехитрую обстановку комнаты, слева на тумбочке валялся его открытый портмоне. Это огорчило. Он дотянулся до него, взял и заглянул внутрь, чудес в подобных случаях не могло быть, кошелек разгрузился не меньше чем на полштуки баксов. Сам виноват, связался с Цапом. Кряхтя и вздыхая, кое-как привел себя в порядок и вышел на улицу. К Цапу заходить не стал. Его подначки сейчас были излишни. Скорее всего, руководитель Красного базара уже как ни в чем не бывало работал за своим дубовым столом. Вот чего, так это здоровья Цапу было не занимать. А еще у Виктора Семеновича осталось ощущение, словно Константин таким образом желал пощупать его, как говорят, за вымя, и от этой мысли становилось еще паскуднее.

Это скверно. Как прошел загул, помнил он не отчетливо и не полностью, а вот хозяин заведения, скорее всего, запомнил все до подробностей. «Может, стоило перекусить, — он посмотрел на входную дверь в ресторан и отвернулся. — Только не здесь». Вот закурить, это да, было бы в самый раз сейчас. Благо запас сигарет в машине никогда не иссякал. Он открыл дверь и достал из бардачка пачку. Прикурил сигарету и затянулся так, что закружилась голова. В кармане заныл телефон. Это был Цап. «Легок на помине», — подумал Воробей, глядя на дисплей.

— Ты где? — с ходу спросил Константин.

— В машину сажусь.

— Почему не зашел? Позавтракали бы. Подлечиться не желаешь?

Виктор Семенович щелчком среднего пальца отбросил в сторону окурок, накурился уже после третьей затяжки, слегка мутило, от мысли о спиртном — еще больше.

— Тебе проще, Константин Сергеевич, ты проснулся и уже на работе, а мне еще добираться.

— Понимаю, — Цап замолчал, наверно, чесал затылок, после чего закончил свою мысль: — Слышишь, Птенец, а ты ничего. Заходи, не забывай. Всегда рад.

— Издеваешься…

Виктор Семенович опоздал на работу почти на час. Не успел он как следует расположиться за столом и настроиться на рабочую волну, как его вызвал Беспалов.

Генеральный угрюмо указал на стул, не мог Беспалов пока еще свыкнуться с мыслью о потере Гринева, оставался в подавленном настроении.

— Задержался? — равнодушно спросил он.

Воробей пожал плечами. Объясняться ему не хотелось, и потом, теперь, после их тайной договоренности в отношении Питунина, он чувствовал себя уже несколько на другом уровне. Беспалов это понимал и не знал, правильно ли поступил, связав себя таким образом с этим человеком, доверившись ему. До конца он пока еще так и не понял Воробья. А ведь когда вопрос с Питуниным будет решен благополучно, без последствий и осложнений, когда исчезнет опасность со стороны конкурента, да и сам конкурент, что потом, как поведет себя Воробей? Скорее всего, не станет довольствоваться лишь хорошим расположением шефа к себе. Имея на руках такие козыри, Виктор Семенович будет претендовать на более высокие дивиденды, и тогда придется чем-то поделиться с ним, возможно, даже частью предприятия, во всяком случае, к этому нужно быть готовым. Потерять часть все же лучше, чем лишиться всего. Время покажет, и совсем скоро.

— Есть какие-нибудь новости? — не глядя на зама, спросил Беспалов.

— Да, — коротко ответил тот.

— Хорошо. Потом. Виктор Семенович, я пока не думал в отношении освободившейся должности, но в ближайшие дни этот вопрос решать придется. Работы много, не знаю, потянете ли вы один две лямки? Взвесьте все за и против. Может, вместе как-то помозгуем, если что, подберем кандидатуру на место Гринева. Как считаете?

Воробей согласно кивнул:

— Да, нужно подумать.

— Теперь по рабочей текучке. Во втором магазине опять недостача. Нужно проехать туда разобраться. Желательно сегодня. Поднять документы, отгрузочные, складские. Сумма небольшая, но случай не первый, нужно что-то делать. Вы, кстати, на поминках вчера не были? — помятый вид Воробья ему бросился в глаза. — Не приболели?

— Все нормально. Другими делами вчера пришлось срочно заниматься. Сами понимаете.

— Да. Хорошо, — Беспалов встал из-за стола. — Давай, Виктор, на улицу пройдемся.

Они вышли на крыльцо, спустились вниз по ступенькам, отошли на несколько метров и остановились в бледной тени двух березок.

— Я вчера встречался с Цапом. Он взялся за решение этой проблемы. В ближайшие дни работа будет выполнена на профессиональном уровне, так он сказал. Полагаю, так и будет. Но, — Виктор Семенович несколько замялся, — недешево стоят его услуги.

— У нас нет выбора.

— Ни выбора, ни обратного пути, — согласился Воробей.

— И сколько?

— Как я и предполагал, тридцать пять.

— Когда? — поинтересовался Беспалов.

— Деньги завтра.

— Годится. Завтра будут. Что за тип этот Цап?

Воробей усмехнулся:

— В двух словах разве скажешь, крутой мужик, волчара. Может, как-то расскажу подробнее, но, если честно, я с ним не на короткой ноге.

— В плане надежности, как думаешь, информация от Цапа никуда не просочится? Для нас это важно, сам понимаешь.

— Нет, конечно. Это его бизнес. Он дает гарантии и несет ответственность.

— Неужели все так просто? — Беспалов вздохнул и покачал головой.

— Деньги. Все решают деньги, Евгений Петрович. Я думаю, и с Гриневым ненамного сложнее обстояло.

— Да, конечно, похоже, это так.

— Ну что, я поехал, — Воробей кисло улыбнулся и развел руками. — Надо лямки тянуть, может, и получится сразу две.

Через три дня вся возможная информация о Беспалове была у Виктора Семеновича на руках. Он подготовил краткие досье на всех сотрудников офиса и магазинов. Насколько эти данные могли сгодиться Цапу, не ему решать, но поскольку было сказано, он выполнил. Приготовил список всех автомобилей с государственными номерами, как служебных, так и личных, но главное, изложил все, что касалось генерального директора.

Беспалов был женат. Его жену звали Анна Ивановна, раньше она работала в школе учительницей, в настоящее время — домохозяйка. Имели они единственную дочь Юлю, студентку политехнического университета. Кроме них, в доме практически всегда находились домработница, ее муж — садовник, а также ошивался водитель Андрей Гордий. Жили они в большом доме в привокзальном районе у железнодорожного парка, была еще двухкомнатная квартира, которая в данный момент пустовала, и недостроенная дача за городом.

Увлечений у Беспалова никаких не было, хотя иногда ездил на рыбалку. Это случалось редко и не в предсказуемых местах. Изредка ему, видимо, требовалось уединиться, посидеть с удочкой, обмозговать накопившиеся вопросы.

Обедать Евгений Петрович старался в ресторане «Каньон». Обычное, средней руки заведение, с неплохой кухней и, главное, находящееся недалеко от офиса. Виктор Семенович тоже там не раз бывал, в тех случаях, когда время, отведенное на обед, не позволяло забраться подальше, в более презентабельное заведение.

Еще Беспалов иногда посещал теннисные корты, так же, как и рыбалка, это случалось нечасто, и компанию ему, как правило, в этом случае составлял Гринев. Теперь его друга и соратника не было, поэтому Воробей не знал, стоит ли этот момент отражать в своем отчете. На всякий случай все же упомянул.

Он был готов к встрече с Цапом. Деньги, двадцать тысяч долларов из тридцати пяти, которые дал ему Беспалов на свое же собственное убийство, лежали в багажнике автомобиля. Виктор Семенович сложил бумаги в небольшой портфельчик и вышел из кабинета, запер дверь и по пути заглянул в приемную. Секретарша Вера Павловна, как обычно, не скучала, что-то старательно набирала на компьютере.

— Вера Павловна, я в первый, — он имел в виду магазин. — Оттуда на таможню и, если успею, заскочу в рекламное агентство. Если что, на телефоне.

Секретарша в ответ машинально кивнула.

Виктор Семенович вышел на улицу и набрал Цапа. Ответил тот сразу.

— Ну, что, Константин Сергеевич, я готов встретиться, — Воробей сел в машину и захлопнул дверь.

— Сегодня?

— Сейчас.

Цап несколько помедлил, видимо, соображая:

— Хорошо. Подъезжай.

— Есть другое предложение. Давай ты ко мне.

— Слушай, Птенец, ты не шутишь?

— Я серьезно. Константин Сергеевич, давай ты ко мне.

Цап молчал. Воробей неожиданно озадачил его. Разумеется, он не должен ехать за материалами и тем более за деньгами черт те куда. Или Птенец вконец охамел, или, скорее всего, так было нужно.

— Если честно, то у меня дел выше крыши, говори толком, что хочешь? — Цап был демонстративно недоволен.

— Не по телефону. Показать хочу кое-что, на местности, воочию, да покумекаем вместе.

Цап опять задумался:

— Хорошо. Куда подъехать?

— На Куреневку. Не доезжая Сырецкой, сразу за заправкой «Шелл» влево, завод там — бывший «Стройдеталь», к проходной, там и буду ждать.

— Ты в своем уме? Куреневка. Через полгорода переться, — Цап негодовал. — Это нереально, дел по горло. Давай в другой раз.

Воробей молчал.

— Может, вместо себя кого пришлю?

Воробей молчал.

Цап наконец вздохнул и согласился:

— Хорошо, подгоню дела, через час буду. Но имей в виду, я тебе это так не оставлю. — Однако, так ничего и не услышав в ответ, озабоченно добавил: — Ты там еще есть или уже нет?

— Да. Буду ждать.

И опять Виктор Семенович был у ворот проходной завода «Стройдеталь». Из машины не выходил. Чуть приоткрыл окно и закурил. Музыку выключил, смотрел на ржавый забор, прислушивался к еле уловимым звукам из-за забора.

Вспомнился дядя Арик почему-то вдруг. Может, потому, что давненько не созванивались они? Нет, не поэтому. А ведь работал на этом заводе дядя Арик — Аркадий Маркович, немного, но работал. Потому и вспомнилось. Один раз даже Виктора с собой взял, но тогда уже школьником был.

Аркадий Маркович Левер был родным младшим братом отца Виктора Семеновича, Семена Марковича Левера.

Так сложилось, что отношения у родителей Воробья были изначально не вполне обычными. После рождения Вити мать настояла, чтобы у ребенка была ее фамилия. В отличие от мужа, она по национальности была русская с украинскими корнями. Жили родители обособленно, каждый сам по себе и в основном для себя. Маленького Витю растила и воспитывала приходящая няня. В те советские времена это было нечастым явлением, но встречалось. Неудивительно, что вскоре, когда Вите почти исполнилось пять лет, родители его расстались, никакого зла или обиды они друг на друга не держали, иногда перезванивались, но не встречались.

У Семена Марковича по работе были частые командировки за границу, в конце концов он женился в Швеции на шведке, уроженке Улан-Удэ, и на родине стал появляться редко. Витина мама по-прежнему занималась исключительно собой, а все хлопоты воспитания мальчика лежали на няне и юноше, его дяде Аркадии. Он почему-то в нем души не чаял и много времени отдавал ребенку своего старшего брата. Заботы о Викторе внутри дома лежали на няне, за пределами — на Арике. Он отводил его в детсад, вечером забирал. Записал в изостудию в кружок рисования и музыкальную школу. Через год бросили и занятия по живописи, и уроки скрипичного мастерства, но вот школьные дисциплины, к тому времени Витя уже учился в школе, давались ему легко, причем все без исключения. Аркадий оставался рядом с Витей, даже когда тот успешно окончил школу и поступил в институт.

Были у Арика и друзья — Костя Цап и Андрей Солин, они выросли в одном дворе, а с Цапом еще и учились в одном классе.

В девяностые Аркадий занимал различные руководящие должности в быстро возникающих коммерческих предприятиях. Часто было так, что раскручивал ООО с нуля, выходил на определенный уровень, затем вместо него назначали другого руководителя. Аркадий не обижался, так было надо, знал — не у дел не останется, и действительно — вскоре поступало очередное предложение, и он опять включался в работу.

То, что Солин окончил Харьковский юрфак, после окончания которого служил в КГБ, а затем, после перестройки, в СБУ Украины, Воробей не знал. Не знал и то, что, пользуясь своим служебным положением, Солин пристраивал своего друга Арика на руководящие должности во вновь создаваемых коммерческих организациях. При этом Солин всегда был в доле, так что это было чем-то вроде небольшого их совместного предприятия. А вот что знал Воробей, так это то, что Андрей Андреевич Солин достиг определенных служебных высот и в настоящее время занимал должность замголовы районной горадминистрации, а благодаря старой дружбе с Цапом и его дядей Ариком, помогал и ему, Воробью Виктору Семеновичу.

Что касается дяди Арика, то после третьего успешно раскрученного с нуля предприятия его кривая карьерного роста неожиданно попала на крутой излом, и жизнь предстала перед ним во всей своей красе череды непредсказуемых событий.

Случилось так, что Аркадий оказался в базе данных по кадрам крупнейшего в стране предпринимателя, не случайно, разумеется, и вскоре получил предложение на должность начальника отдела технического обеспечения крупного металлургического комбината.

В свою очередь, к этому времени дядя Арик помог и Виктору Семеновичу с трудоустройством, разумеется, не без помощи Солина. Вот тогда-то и поступило со стороны высокого руководства города Беспалову не то что настоятельная рекомендация, а скорее просьба взять на работу перспективного, толкового молодого человека. Так Виктор Семенович Воробей оказался в компании «ТехноСтар».

А вот Аркадий Маркович с присущим ему рвением взялся за выполнение своих обязанностей на металлургическом комбинате. Место, на котором он оказался, было просто золотым. За два года работы через его руки прошло такое количество закупок и на такие суммы, что удержаться от соблазна стырить оказалось делом не то что тяжелым, просто нереальным. Пытка финансовым искушением, ежедневная, ежеминутная и в течение длительного времени, свое дело сделала, Аркадий сдался. И деньги потекли, понемногу, но в нужном направлении, а затем и больше, и поувереннее. Система откатов, завышения цен, плановых, неплановых ремонтов, наладок, реконструкций имели обширную финансовую как лицевую, так и завуалированную сторону, и этим Арик умело манипулировал. Это было именно то место, о котором он мечтал и к которому стремился, а потому и действовал.

Но, безусловно, всему приходит конец, и надлежащая развязка надвигалась все более уверенно и неминуемо. Стали присматривать за Ариком, и чем дальше, тем пристальнее. Но не воровать он уже не мог, да и работа, вся деятельность были заточены на это. Внутренняя служба безопасности, состоящая из бывших, матерых оперов-отставников, конкретно села ему на хвост, после удачно проведенной реконструкции и обновления компьютерного парка на заводе и двух десятков переподчиненных ей фирмочек общей суммой в более чем три миллиона долларов, позволив ему разово положить на свой оффшорный счет двести семьдесят тысяч долларов, не считая карманных расходов. Ждать, когда все окончательно вскроется и ситуация обострится болезненно выраженно, он не стал. К Солину за поддержкой, за советом обращаться не стал, не имело смысла: еще тогда, когда отправлял Солин его на эту должность, он предостерег, что в данной ситуации не в доле и воровать не советует, это не то что рискованно, это смертельно опасно, поэтому советоваться Арик пришел к Цапу. Костя внимательно выслушал, потом спросил:

— Знаешь, Аркаша, почему не женюсь я?

— Нет.

— Потому что профессия моя не позволяет, живу на грани. А почему ты не женишься, знаешь?

— Ну и…

— Потому что не только жадный, но хитрым хочешь быть. Думаешь, умнее всех? Скажу больше, сейчас и я жениться тебе не рекомендовал бы.

— Я не понял, Костя. Я не жениться совета у тебя просить пришел.

— Понимаю, это я так, для словца красного. А по сути, если я живу на грани, то ты уже за ней оказался. Тебя уже нет, Аркаша, ты упал за грань эту и исчез. Удивляюсь, как вообще могу тебя видеть живым и здоровым.

— И что делать?

— Что делать… — Цап надул губы. — Нагадят, убирай за ними потом. Помогу, конечно, куда деваться. Несколько вариантов всегда есть выскочить из любой ситуации, из твоей тоже.

Аркадий напрягся, затем постарался расслабиться, откинулся на спинку кресла и опять подался немного вперед:

— Ну и?..

— А ты не торопи, с мысли собьешь.

— Костя, ну не тяни.

— Скажем, можно покаяться и все вернуть. На тебя, скорее всего, наложат штраф, отдашь и квартиру, и машину и все остальное, после чего работу, разумеется, уже больше никакую не предоставят, это в лучшем случае, в худшем — все заберут и убьют, и Андрюша за тебя не подпишется, он тебя рекомендовал перед серьезными людьми, теперь не поможет. Что еще… Можно поискать защиту, там, наверху, есть такой вариант, хлипкий, но есть, но это будет недешево, опять же — всех твоих сбережений стоить. И третий вариант, так это просто исчезнуть из страны, надолго, а может, и навсегда, тогда что-то сохранишь из своих запасов и жизнь тоже, думаю, особо искать тебя не будут. Что выбираешь?

Арик надолго не задумался:

— Выберу еще пожить.

— Тогда подбирай все хвосты и ложись на дно. Исчезни недели на две-три. Есть где затаиться?

— Найду.

На том и порешили. Через неделю после исчезновения Арика начался чуть ли не переполох, его активно искали дней десять, после чего несколько успокоились: если сразу не нашли, то теперь оставалась надежда где-то случайно наткнуться.

Цап позвонил ему через два месяца. План был такой. Через несколько дней из Мариуполя уходил сухогруз, Арика берут на борт, на берег сойдет в удобном месте и подходящей стране, за эту услугу капитану судна должен будет заплатить десять тысяч долларов.

Сухогруз вышел рано утром и через два дня был в Ильичевске. За сутки трюмы загрузили пшеничным зерном и вышли на Италию.

Аркадия спрятали под полубаком, в одной из кладовых боцмана, заваленной канатами, досками, пустыми пластиковыми канистрами и прочим такелажным моряцким скарбом. До Маргеры шли неделю. Нет смысла говорить о тех неудобствах, которые ему пришлось терпеть, — там плохо пахло, было грязно, холодно, и постоянно и тревожно била волна в скулу борта.

Эти дни из команды Аркадия никто не видел, кроме боцмана, который несколько раз в сутки навещал его: приносил еду, воду, а уходя, запирал на замок. Перед постановкой к причалу посетил его и капитан, они обсудили некоторые бытовые вопросы и решили, что Северная Италия — не самое лучшее место для схода на берег, это была Европа, здесь Аркадия могли найти. Куда судно шло после Маргеры, капитан еще не знал, предположительно, на Суэц, во всяком случае, из судоходной компании ему пришло распоряжение проверить навигационное оборудование, предназначенное для прохождения канала.

На следующий день после выхода из Маргеры боцман подтвердил: судно направлялось в Суэцкий канал. Уже в Красном море определился дальнейший маршрут сухогруза — это была Австралия с короткой остановкой в Сингапуре для бункеровки — дозаправки.

Держать Аркадия взаперти не имело смысла, переход предстоял длительный, около месяца, тогда капитан собрал команду и сообщил, что на борту у них есть пассажир, об этом знать никто не должен — ни дома, ни в компании, ни в предстоящем порту. Была выделена небольшая, но отдельная, со всеми удобствами каюта. Теперь Аркадий ощущал себя вполне комфортно, полноценное трехразовое питание, чтение книг, просмотр видеофильмов вечерами в кают-компании, общение с членами экипажа.

Через двадцать шесть суток сухогруз стал к причалу на выгрузку в небольшом порту Австралии, Восточном Рокингеме. Выход из порта был свободным. Капитану пришлось отстегнуть пятнадцать штук, он сетовал на более длительный переход, чем планировалось, да и команде что-то нужно было дать за молчание.

Без особых проблем, английский Аркадий более или менее знал, на электропоезде добрался до города Мандъюре и поселился на окраине в небольшом мотеле. На следующий день его навестила полиция, сдали на ресепшене как подозрительного типа без документов, и стражи порядка, недолго думая, увезли его в участок. На какие-либо вопросы он отвечать отказался. Через три месяца его судили, отсидел год в тюрьме и вышел на волю с правом проживания в Австралии, поскольку власти не знали, в какую страну его следовало бы депортировать. За время отсидки скопилась некоторая сумма денег, в тюрьме активно трудился и, самое главное, значительно улучшил свои знания английского языка.

Поселился Аркадий в Мельбурне, познакомился с соотечественниками, нашел работу — сначала одну, потом другую, через два года обтерся настолько, что устроился в австралийскую транспортную компанию и через семь месяцев был направлен в Южную Корею в одно из представительств компании.

Жить в Пусане ему нравилось даже больше, чем в Австралии, он не знал почему, но как-то было уютнее. Офис располагался на «деловой» улице недалеко от порта, а также рядом с «Техасом», так условно называлась улица-маркет для русскоязычных, сплошь состоящая из магазинчиков, кафе, ресторанчиков, гостиниц, телефонных переговорных пунктов. Здесь все говорили по-русски — покупатели, продавцы, официанты, клиенты, и Аркадий любил вечерами поскучать в кафе с уютным названием «Хохлушки», выпить водки, закусить соленым салом с черным хлебом, съесть тарелку настоящего украинского борща или вареников со сметаной.

Отсюда очень недорого можно было позвонить Цапу и племяшу Вите. Перед побегом из страны Аркадий попросил Костю присматривать за Виктором и теперь при случае не упускал возможности быть в курсе дел племяша. Виктор в это время уверенно рос по службе в «ТехноСтар», и это Аркадия радовало.

Цап проехал немного вперед на своем «хаммере» шоколадного цвета и остановился. Воробей взял папочку с документами, пакет с деньгами из багажника и перебрался в машину Цапа на заднее сиденье. Константин скосил на него взгляд, вопросов задавать не стал, ждал, когда Воробей сам поведает всю значимость срочного его присутствия в этом месте. Понимая это, Виктор Семенович не стал испытывать терпение сурового Командира.

— С этим заводиком знаком? — неуверенно, робко спросил Воробей.

Он понимал, что аргумент для отрывания от дел занятого Красного директора, возможно, был и недостаточно весомым, Цап мог вспылить.

— Завод как завод. И что?

— Когда-то здесь работал мой дядя Арик, — продолжил Воробей.

На это Цап откровенно удивился, данный факт ему был неизвестен, и, опять повернувшись к Воробью, пристально посмотрел на него:

— Вот уж не знал, считай, что удивил, — и, продолжая вопросительно смотреть, спросил: — Вот именно здесь, на этом месте, перед этими ржавыми воротами, сквозь которые когда-то проходил Арик, спеша на работу, ты решил мне это поведать?

— И это тоже.

— Что еще?

— В настоящее время предприятие еле сводит концы с концами, выкупить бы его да раскрутить.

— Я так понимаю, услышал именно то, из-за чего сюда ехал? Или все гораздо сложнее, возвышенее, скажем, в память о доблестном дяде Аркадии?

— Я серьезно.

— Я тоже, — Цап досадливо качнул головой. — Не парил бы мне мозги. Таких заводов по стране знаешь сколько? Давай к делу.

Воробей передал деньги:

— Здесь двадцать, остальные потом. В папке вся информация, думаю, этого будет достаточно.

— Ну, вся так вся. Мабуть, я поехал? — он вопросительно посмотрел на Воробья.

Виктор Семенович из машины не выходил, Цап не торопил.

— Я пробью всю информацию по этому заводу, — сказал Цап. — Пока он никому не интересен. Если что, свои соображения потом изложишь. Годится?

Воробей согласно кивнул, но с места не сдвинулся.

Цап опять вопросительно посмотрел на Воробья:

— Ну, говори, Птенец, не тяни, что за манеры пацанячьи.

— Константин Сергеевич, моя операция когда стартует?

— Считай, что уже с низкого старта и рванула, деньги мне передал — процесс пошел.

— Это теоретически, а практически когда, как команда прозвучит, хотелось бы услышать?

— Команда? Будет и команда, завтра и распоряжусь.

— Сергеевич, давай сейчас.

Цап нахмурился:

— Ну что ты, Витя, уж больно любопытен. Не твоего ума это, пойми.

— Моя это операция, Сергеевич, моя. Дай команду сейчас, хочу быть, присутствовать. Ну.

— Ох, ты и нудный. Если пристанешь, то конкретно. Хорошо.

Цап достал телефон, пролистал телефонную книжку, на одном из номеров остановился. Воробей не знал почему, ему вдруг захотелось увидеть этот номер. Первые три цифры сразу бросились в глаза — три тройки, остальные он увидел, когда Цап кликнул на зеленую кнопку, 100 и последняя или шесть, или восемь, не успел рассмотреть.

— Слива? — поинтересовался Цап и, дождавшись утвердительного ответа, продолжил: — Свяжешься с Токарем, есть работа. Перезвоню завтра. Укажешь, где оставить информацию. До связи. Ну, вот, Витя, ты присутствовал при подписании приговора. Доволен?

— Это все?

— А что еще, машина закрутилась. Будь спок, я сказал.

Воробей удовлетворенно вздохнул, пожал плечами:

— Наверное, да. Просто хотел это услышать. А с заводом? Неравнодушен я к нему. Хоть раз в месяц, а приезжаю сюда, не знаю почему, но тянет.

— Ну ты, Птенец, даешь, не думал, что сентиментален. Хорошо, подумаю по заводишку этому. Обещаю.

Воробей вернулся в свою машину, достал блокнот и записал увиденные им цифры телефонного номера и слова «Слива» и «Токарь» — на всякий случай, так решил он, это ведь была его операция.

Глава седьмая

Автомобиль марки «мазда-323», на вид уже не менее чем почтенного возраста, ярко-пламенного отлива, кружил по району, периодически натыкаясь на непреодолимые проезды между домами. Он возвращался на дорогу, охватывавшую кольцом квартал, нырял в очередной проезд, терялся среди домов, затем возвращался и проделывал очередной маневр.

Вскоре водитель «мазды» припарковал автомобиль у последнего из четырех подъездов дома, расположенного напротив и стоящего метров в пятидесяти от интересующего его здания, открыл дверь автомобиля, но выходить не стал.

С торцевой стороны девятиэтажного здания был пристроен дополнительный вход для нескольких квартир на первом этаже. Это было видно по отделке стены, охватывавшей по площади две квартиры и выделявшейся своим богатством и вычурностью отделочного материала на обветшалом фоне всего дома.

Было восемь часов пятьдесят минут утра. Несмотря на раннее время, солнце пригревало, крыша автомобиля быстро нагревалась, и в салоне становилось жарко. В открытую дверь тянуло свежим ветерком, приносящим в салон запах юной сирени вперемешку с кисловатым привкусом мусоропровода, находившегося в метре от переднего бампера автомобиля.

Вправо и влево от автомобиля простирались рыжей полосой цветочные клумбы, огороженные чей-то заботливой рукой небольшими проволочными полукольцами, воткнутыми в землю вперехлест, одно к другому. Молодая травка, окученная и аккуратно прочесанная, зеленела среди миниатюрных цветочных грядок и подсохшего на ветру песочного грунта. Грациозно прогибаясь и вытягиваясь, протискивались сквозь ограждение коты, щурясь от солнца и озабоченно подергивая хвостами. Судя по их упитанным спинам, на жизнь они не жаловались и к запахам из мусоропровода относились с понятным интересом.

Водитель «мазды» повернул зеркало заднего вида немного от себя и отрегулировал его так, чтобы в поле зрения попадала вся часть дома, отведенная под офис.

Вход в офис представлял собою небольшое крыльцо высотой в несколько ступенек, отделанное дорогим кафелем, богатыми на вид перилами из желтого металла и небольшой экзотической крышей, покрытой металлочерепицей ярко-синего цвета. Это в целом гармонировало с отделкой стены офиса, но не с самим зданием. По обе стороны от крыльца было отведено место для парковки автомобилей, по количеству не более пяти-шести, уложенное розовой тротуарной плиткой. Несколько иномарок уже стояло на площадке.

Водитель «мазды» взглянул на часы — было семь минут десятого, опустил руку под сиденье, нащупал рычаг и попытался отрегулировать для себя более удобное положение спинки, затем покрутил головой, разминая шею, и посмотрел в зеркало заднего вида. Обзор его нарушился после изменения положения кресла, однако это не помешало ему увидеть стоящего на крыльце человека. Там был охранник.

Черная рубашка с нашивками на рукавах и карманах плотно облегала его тренированные плечи. Брюки коричневого цвета, местами собранные в складки широким ремнем и давно не глаженные, выглядели небрежно. К ремню был пристегнут весь служебный арсенал: кобура полуоткрытого типа, из которой дугой выступала рукоятка револьвера, отделанная деревянными лакированными накладками, баллончик с газом останавливающего действия, никелированные наручники и резиновая дубинка.

Он похлопал себя сначала по одному карману на груди, затем по-другому и достал из правого пачку сигарет. Открыл крышечку и, тряхнув пачкой, вывалил на ладонь зажигалку, привычным движением извлек сигарету, аккуратно размял ее двумя пальцами и прикурил. Зажигалку опустил обратно в пачку с сигаретами и вернул все на прежнее место. Глубоко затянулся и, запрокинув голову, долго испускал дым, оттопырив нижнюю губы. Возможно, это была его первая утренняя сигарета. Удовлетворенно качнувшись несколько раз с пяток на носки, он опустил руки в карманы брюк и стал неторопливо ходить вдоль входной двери, периодически останавливаясь, выпуская изо рта очередную порцию дыма и сбрасывая сигаретный пепел в стоящую рядом и сверкающую гальванизованным «золотом» урну.

После мощной пятой затяжки курить уже было нечего. Он затушил о край урны окурок, да там его и оставил. Привычным взглядом окинул окрестные дома и подъездные пути, ничего особенного при этом для себя не отметив. Несколько автомобилей у подъездов девятиэтажек были припаркованы еще с вечера, что не давало повода для беспокойства, тем более что некоторые из них и вовсе стояли без движения неделями, а вот «мазда» модели 323 первый раз появились здесь пару дней назад и каждый раз после полудня, ближе к вечеру, исчезала. Это не являлось чем-то особенным, никак не настораживало, не заставляло делать определенные выводы, но вот обратить внимание, как для профессионала, и отметить этот факт все же стоило. Стекла на автомобиле были тонированы, поэтому определить, какое количество людей находилось в салоне, не представлялось возможным, а вот, судя по приоткрытой левой передней двери, водитель в ней присутствовал.

Порывшись в кармане брюк, охранник что-то достал оттуда. Подержал на ладони, затем подбросил и поймал. Это была монета. Подбросил еще раз, но уже щелчком большого пальца, резко и высоко, наблюдая, как монета, вращаясь и сверкая в лучах солнца, достигла своей высшей точки и начала возвращаться обратно. Неожиданно он отбросил руку за голову и с силой ударил по пролетавшей мимо монете. Казалось, с большой скоростью она отлетит в сторону и, ударившись о кафельное крыльцо, звеня, сверкая и кувыркаясь, полетит дальше на асфальтовую дорогу, но этого не произошло. Охранник повернул ладонь к себе и разжал пальцы, посмотрел на монету и удовлетворенно двинул бровями. Он, видимо, хотел повторить свой номер, монета уже была водружена на большой палец, но в этот момент явно что-то произошло, монета исчезла в кармане брюк, а в левой руке охранника оказалась портативная радиостанция.

Михаил Джоев, или кратко Джой — таким было прозвище водителя «мазды» — по результатам трехдневного наблюдения знал, что охрана приготовилась к встрече своего начальства, и сейчас из-за домов появятся два автомобиля — «тойота камри» и «тойота прадо». Действительно, через минуту автомобили грациозно подкатили к крыльцу, синхронно сверкнув красными стопами, плавно замедлили ход и остановились. Почти одновременно открылись двери обеих машин, из первой вышел один человек — это был генеральный директор компании Беспалов Евгений Петрович, из «прадо» — его заместитель Воробей Виктор Семенович. Они поднялись на крыльцо и, обменявшись парой слов с охранником, исчезли в помещении.

Джой посмотрел на часы: девять пятнадцать. За три дня наблюдения разброс по времени прибытия автомобилей составлял около пяти минут. Он опустил спинку кресла и откинулся назад. Можно было отдохнуть: только через два-три часа у крыльца предполагалось какое-то движение. В целом картина для него была ясна. Он лежал, запрокинув руки за голову и глядя в потолок автомобиля, обтянутый мягкой синтетической обивкой, окончательно утрясал в своей голове все детали и обстоятельства изученного и увиденного за минувшие несколько дней.

Последняя ночь для него прошла безрадостно. Постояльцы соседнего номера после ресторана, очевидно, желали продолжения банкета, а потому мужские и женские голоса доносились из-за тонкого гостиничного простенка практически всю ночь; там не только громко разговаривали и смеялись, а еще пели и танцевали и только под утро, устав, затихли.

Он не заметил, как уснул, и так же неожиданно проснулся с чувством неосознанной тревоги и беспокойства. Хотя вокруг ничего не изменилось, тот же неприятный запах из мусоропровода, над головой бежевый бархат потолка, а вот в салоне автомобиля гость — случайно залетевшая оса отчаянно билась в ветровое стекло, возможно, и ему передовая чувство безысходности ее положения. Он нащупал под креслом тряпку, осторожно взял насекомое и выпустил на волю. Посмотрел на часы. Пятнадцать минут он проспал, хотя казалось, прошли только секунды.

Пожалуй, пора было осмотреть ближайший к офису девятиэтажный дом, выходивший парадными на противоположную от офиса сторону.

Дверь второго подъезда была открыта. Следом за ней находилась еще одна, широкая, деревянная. Джой потянул ее, и, несколько сопротивляясь, она отворилась, повизгивая беспокойно забившейся длинной стальной пружиной. Он проскользнул вовнутрь, и дверь следом за ним громко захлопнулась. Впереди тускло светила лампочка, Джой остановился, ожидая, пока глаза немного привыкнут к полумраку, и, поднявшись на несколько ступенек, прошел к лифту. Неприятно повиснув над головой, светила лампочка, выкрашенная красной половой краской.

Нажал кнопку вызова лифта. Где-то далеко наверху закрутился электромотор, заработали лебедки, лифт тронулся и покатил вниз, поскрипывая и позвякивая в шахте своими механизмами. Войдя в кабину лифта, Джой не сразу отыскал кнопку нужного ему этажа. Освещение здесь было еще хуже, чем на площадке. Свет с трудом пробивался сквозь грязное матовое стекло в потолке, и кнопки ему пришлось считать интуитивно. Створки дверей судорожно задергались и, преодолев механическое сопротивление, звонко захлопнулись.

Благополучно доехав до последнего девятого этажа, он вышел, отпустил лифт восвояси и осмотрелся. Три двери и три номерные таблички говорили о том, что на площадке находились три квартиры. На первом этаже он насчитал четыре. Как отреагировать на это обстоятельство, он не знал, поэтому принял как факт. Так же тускло светила лампочка, выкрашенная в тот же грязно-бурый цвет. Похоже, это были творения одной руки. «Хорошо, хоть так», — подумал он.

Лестничный пролет уходил выше. Поднявшись по ступенькам, он обнаружил решетчатую металлическую дверь, сваренную из строительной арматуры, запертую на небольшой навесной замок. Достал из кармана связку ключей из своего специального набора и стал подбирать нужный. В этом деле Джой не был специалистом, и, хотя замок был проще некуда, прошло минут десять, когда, наконец, скоба, щелкнув, выскочила из корпуса. Опустив в карман куртки ключи и замок, он потянул на себя дверь. Та в ответ противно пропела на весь подъезд несмазанными петлями и открылась. Он прошел очередной пролет, и опять дверь, обитая мятым и потускневшим от времени листовым алюминием. Дверь легко открылась. Джой заглянул внутрь, неприятный холодок пахнул из темноты, только где-то далеко слабо светилась пара сквозных крошечных оконцев, из которых тянуло сквозняком, и застоявшийся запах смеси вековой пыли, мышей и голубиного помета аллергически защекотал в носу. Очевидно, это было помещение верхнего технического этажа, а попросту — чердак. Он не стал заходить, а пошел еще выше, и опять — дверь, цельнометаллическая, плотно притянутая массивным винтовым замком. Скорее всего, здесь было лифтовое хозяйство, которое сейчас мало занимало его. А вот небольшая дверь-калитка, притаившаяся в дальнем углу помещения, его заинтересовала, он потянул за ручку, и дверь неожиданно легко поддалась и распахнулась, по глазам ударил яркий солнечный свет. Джой наполовину прикрыл дверь, давая возможность глазам привыкнуть к теперь уже солнечному свету.

На крыше свободно гулял свежий ветер, а простор и восхищал, и возбуждал. Микрорайон хорошо просматривался во всех направлениях. Аккуратные девяти — и шестнадцатиэтажные здания, тесня узкие проезды между собой, утопали в зелени деревьев, местами дотягивавшихся до шестых, а то и до седьмых этажей. Рядом, за ближайшими домами, какой-то голубятник поочередно забрасывал вверх своих пернатых питомцев, те, громко хлопая крыльями, зависали над крышами домов, а затем, кружа, постепенно набирали высоту, превращаясь в маленькие серые точки в ясном синем утреннем небе.

По периметру крыша имела небольшое бетонное ограждение. Подходить близко к краю Джой не стал не потому, что боялся высоты, а в целях конспирации. Если в этот момент на крыльце офиса находился охранник, то без труда мог бы заметить его. Конечно, он мог сойти за рабочего, обслуживающего лифты, или телевизионного техника, но зачем возбуждать лишние мысли в голове охранника.

Джой обошел крышу, внимательно осмотрел дверь-калитку, надстройку лифтового помещения, присев на корточки, покрутился на каблуке, присмотревшись к соседним домам. В таком положении его могли видеть с девятых этажей, а когда он становился в полный рост — начиная с седьмого этажа и выше. Этот вариант был не лучшим, и он решил осмотреть чердак.

По площади чердак охватывал пространство, равное всем четырем квартирам этажа и разделенный шестью бетонными стенками-перегородками с проходами без дверей. Электрическое освещение там отсутствовало. Тусклый свет с трудом проникал через небольшие окошки без стекол, каждое размером с канцелярскую папку для бумаг, и больше напоминавших собой боевые бойницы, чем окна. Джой включил фонарик и прошелся лучом по стенам и полу. Сантиметровый слой пыли покрывал абсолютно все. От движения мельчайшие частички поднялись вверх, и теперь кружили вокруг, не желая опускаться, четко очерчивая при этом яркий луч фонаря. На полу оставались следы, хорошо фиксировавшие протектор и размер его обуви. Обычный чердачный хлам был беспорядочно разбросан по всем отсекам и закоулкам. Старая обувь валялась как попало, тряпье, некогда служившее одеждой, дырявые ведра, кухонная посуда, деревянные рейки и несколько рулонов старой технической ваты — все это было засыпано пылью и изрядно засижено дикими голубями.

Джой подошел к смотровому окну и посмотрел сквозь него вниз, затем обошел остальные и вернулся к первому. Окно было на уровне груди, и крыльцо, как ему показалось, просматривалось с этой позиции лучше всего.

В этот момент к офису подъехала машина, и на крыльце появился охранник. Из автомобиля буквально выпрыгнул пассажир спортивного вида, коротко стриженный, в светлой рубашке, без галстука, в кремовом костюме и с черной папкой в руке. Он легко взбежал по ступенькам, чуть наклонив голову и слегка приподняв папку, на ходу поприветствовал охранника. Тот кивнул в ответ и, отступив назад, открыл перед ним дверь.

Джой еще раз обошел весь чердак, некоторые предметы сдвинул с места, техническую вату толкнул, затем придавил ногой. Рулон, слежавшийся от времени, был плотный и тяжелый. Осмотрел доски — они были короткие, тонкие и узкие, с ладонь, а потому не представляли для него интереса.

Посреди одного из отсеков валялся старый плащ, во всяком случае, то, что лежало, было похожим на плащ. Он занес ногу, желая откинуть его подальше, но тряпье, как ему показалось, вдруг шевельнулось. Возможно, показалось, однако легкий холодок все же пробежал по спине. Непроизвольно он несколько раз кашлянул, как бы давая знать, о своем присутствии, и уже засобирался покинуть помещение, но плащ опять зашевелился. Теперь уже явно приподнялась пола, и наружу высунулась морда, а затем и вся крыса. Животное отбежало на несколько метров в сторону и замерло, вполоборота развернувшись и уставившись на него своими немигающими глазами-бусинами. Крыса не уходила, Джой тоже. С одной стороны, его уже ничего не держало в этом отвратительном с любой стороны помещения, с другой — не позволяло уйти глупое самолюбие, хотя на самом деле хозяином положения была крыса — она на своей территории, а он — непрошенный здесь гость.

Несколько затянувшеюся паузу Джой решил прервать сам и со словами «Пошла отсюда» пнул ногой в сторону животного ближайшую щепку. Крыса на это не отреагировала никак, оставаясь сидеть в той же позе, игнорируя пришельца, затем приподнялась на задних лапах, повернулась и неторопливо засеменила прочь, через мгновение растворившись в темноте. «Вот бестия», — выругался про себя Джой и отбросил ногой плащ, скорее чтобы снять напряжение, нежели это было необходимо. Он еще раз пробежал лучом фонарика по стенам и полу, количество следов, оставленное им, было более чем достаточным, закрыв за собой решетчатую металлическую дверь и повесив замок, прошел к лифту.

На втором этаже он вышел из лифта, по лестничному маршу сбежал на первый и вскоре оказался на улице. Постучал ногами о бордюр, оббивая с ботинок серую пыль, и подошел к своей машине. Открыл багажник и вынул оттуда пару других туфлей, переобулся, положил испачканные в полиэтиленовый пакет и, звонко хлопнув крышкой, закрыл багажник. Затем сел в машину на пассажирское место, открыл бардачок и извлек несколько чистых листов бумаги и ручку. Немного подумав, написал на одном из них крупными буквами: «Сниму квартиру. Дорого», — и номер своего мобильного телефона, потом этот текст повторил на другом листочке, взял скотч, пошел сначала к третьему подъезду, а потом к четвертому. Прикрепив объявления к входным дверям, вернулся к машине и сел за руль.

Осмотрелся. Две молодые мамы, выгуливавшие своих малолетних отпрысков, да одинокая старушка, сидевшая, на деревянной скамейке метрах в тридцати от машины, в тени каштановых деревьев, удачно гармонировали с тихим городским двором и теплым майским днем. Если не считать водителя зеленого «уазика» у первого подъезда, который, регулируя двигатель автомобиля, забрался под капот с головой, оставаясь в таком положении подозрительно долгое время, то на сегодня для Джоя все складывалось неплохо. Все же он подождал, когда автолюбитель, закончив свои профилактические мероприятия с автомобилем, ветошью вытер руки и, не торопясь, направился к первому подъезду дома. Джой еще раз осмотрел двор, повернул в замке зажигания ключ, мотор дернулся и тихо заурчал.

Глава восьмая

Ближе к концу рабочего дня позицию для наблюдения выбрал несколько иную. Припарковал автомобиль уже у другого дома, расстояние от которого до крыльца было метров на сто дальше, чем во время утренней дислокации. Теперь уже не нужно было смотреть в зеркало заднего вида, несколько искажающего реальную картину, а вести наблюдение за передвижениями у офиса мог, просто глядя сквозь лобовое стекло, при необходимости используя массивный цифровой фотоаппарат «Никон» с неплохой оптикой. Кроме всего прочего, здесь была тень, которая с каждым часом все больше распространяясь вглубь двора: «Немного комфорта никогда и никому не помешает», — подумал он.

Очередные два часа наблюдения показали то, что и предполагалось, а собственно — ничего примечательного. Только один посетитель офиса несколько разбавил унылость полудремотного состояния наблюдателя. Это был директор одного из магазинов компании, приехавший на своем личном автомобиле. Джой уже имел некоторые данные на сотрудников руководящего состава организации, их фотографии, номера и марки служебных и личных автомобилей и без труда установил его личность. Эти сведения были неполными, но для него вполне достаточными. Он знал только то, что должен был знать, и не более. Так было надо.

В шестнадцать двадцать из офиса вышел сам генеральный директор Беспалов Евгений Петрович с водителем Андреем, сели в «тойоту прадо» и укатили в неизвестном направлении. Джой следом не поехал.

Некоторые выводы он уже сделал. Местами, наиболее подходящие для возможного проведения операции, были дом, где Беспалов проживал с семьей, его загородная усадьба, ресторан «Каньон», теннисные корты и офис, которому он отдавал наибольшее предпочтение. По крайней мере, предварительный выбор он уже сделал, Джой еще раз в этом убедился сегодня, обследовав крышу и чердак стоящей рядом с офисом девятиэтажки.

Охранников всего было трое. Дежурили по графику — сутки на работе, двое отдыха. Эта боевая команда в черных рубашках с нашивками на предплечьях и коричневых брюках немного беспокоила Джоя, но не так чтобы уж очень. Револьверы, скорее всего, были газовые, в лучшем случае — травматики, для стрельбы резиновыми пулями. Кроме иллюзиониста с монетой, который сегодня дежурил, двух других скорее можно было назвать вахтерами, нежели охранниками: если брать по физическим данным, то слабаки, да и особой рьяности в исполнении своих обязанностей с их стороны он также не замечал.

Кто заказал Беспалова, Джой не знал и знать не хотел. Тем более что это было одним из условий контракта. Связь с заказчиком он держал через человека, которого никогда не видел. Общался с ним по мобильному телефону, при этом все вопросы обычно обсуждались поверхностно или в виде СМС, где сообщалось, что сведения отправлены и с ними необходимо ознакомиться. Далее пользовались интернетовским имейлом, где была представлена более подробная информация по проведению операции в виде различных инструкций, планов, карт, фотографий. Для передачи предметов, таких как оружие, деньги, ключи, документы, использовали автоматическую камеру хранения автовокзала. На железнодорожном вокзале существовала специальная линейная полиция, способная проверить документы и личные вещи любого пассажира. На автовокзале такая служба отсутствовала, полиция появлялась редко, в основном по вызову. Автовокзал на Демеевской работал круглые сутки и располагался удобно, относительно недалеко от центра города, а на машине можно было подъехать почти к самому его входу.

Конечно, теоретически выследить могли, к примеру, на том же автовокзале, но практически этого не делали.

Таким образом, обе стороны друг друга в лицо не знали, имен и фамилий также, в случае провала операции рассказывать им было нечего или почти нечего, в случае ареста Джою позволялось после некоторого молчания сдать связного, а точнее канал связи с ним — номер мобильного телефона. К тому времени этот номер уже становился пустым звуком, или, вернее, бессмысленным набором цифр, за которым уже ничего не скрывалось. А спрятать связного при необходимости входило в обязанности других людей. Скорее всего, этим занималась братва Константина Цапа.

Костя Цап был лидером одной из незаконных преступных группировок города, но это раньше, можно сказать — уже давным-давно, а ныне бизнесмен, предприниматель, владелец рынка, нескольких кафе, ресторана. Раньше, в далекие и в незапамятные времена, контролировали они небольшой райончик на Борщаговке под названием Красный. Базировались на рынке, которым владел Цап и который, как райончик, тоже назывался Красный, потому с тех самых времен так и называли их красными.

Рынок как рынок, ничем не примечательнее остальных. Да, за четверть века немного изменился, покрасившел, осовременился, павильоны обновились, магазинчики разрослись и расплодились, новые кафе с закусочными появились, и название у рынка поменялось — был теперь Южный.

Рядом с рынком располагалось двухэтажное здание. В советские времена первый этаж занимал гастроном под названием, как и рынок, «Красный», на втором было ателье по ремонту и пошиву одежды. До середины девяностых здание некоторое время ходило по рукам полукриминальных бизнесменов, пока не попало к Цапу и не закрепилось за рынком. Сначала помещение гастронома было просто отремонтировано, затем через некоторое время переоборудовано в супермаркет, и, наконец, в течение последних пяти лет наиболее успешным и доходным делом оказался ресторан.

Оформленный в стиле хрупкого модернизма, где самые смелые дизайнерские решения с применением легких металлов, стекла и ярких малярных новаций граничили с неожиданными элементами античного сюрреализма в виде мускулистых бронзовых полуобнаженных фигур, расставленных по залу, что только лишний раз убеждало публику в принадлежности хозяина ресторана к бритоголовой прослойке общества и его специфических вкусах.

Ресторан состоял из двух залов: на первом этаже основной, на втором дополнительный, попасть в который можно было по широкой, плавно вверх изогнутой дугой лестнице, переходящей в зал, в результате представлявший собой длинный и просторный балкон балюстрады. Шикарно убранный коврами, золотистыми тканевыми обоями, массивными канделябрами на стенах и картинами эпохи классицизма, а также элементами рыцарских доспехов кованой полуматовой стали, он оказывал благоприятное воздействие на психику присутствующих здесь, оставляя все же при этом небольшое чувство беспокойства, возможно, от чрезмерного количества средневекового оружия, мечей, кинжалов, топоров, развешанных по углам и колоннам верхнего зала рядом со столиками.

Разумеется, возвышенное место в ресторане было для избранных, которых скрывали от любопытных, а возможно, и враждебно настроенных глаз массивные шторы-занавеси ярко-розового цвета, в многочисленных складках и подтяжках, и отдельные отсеки-кабинки в уютном полумраке. Там же за массивной дубовой дверью находился кабинет хозяина всей этой роскоши — Константина Цапа, в который можно было попасть или незаметно ускользнуть оттуда еще и через другую небольшую дверь, проход к которой вел из кухни на первом этаже, через подсобные помещения и по небольшой служебной лестнице, ведущей наверх.

В отличие от ресторанных залов кабинет Цапа меблирован был скромно. Поскольку окна в комнате отсутствовали, на стене справа от входной двери висело белое матовое панно с флуоресцентными лампами внутри, свет от него исходил мягкий и равномерный, ложась на письменный стол, как и положено, слева. Несколько кресел, небольшой диванчик, книжный столик были небрежно, но удобно распределены по комнате. В углу справа от стола основательно устроился несгораемый сейф медвежьих размеров и цвета. На вершине металлического сооружения гордо восседал орел, один из многочисленных подаяний от просителей защиты и справедливого порядка, с медалью за победы в соревнованиях по восточным единоборствам на пернатой груди, наполовину расправивший свои сандаловые крылья и периодически сверкающий синими светодиодными глазами. На письменном столе слева стояла громоздкая, но величавая настольная лампа эксклюзивной работы, из желтого металла и зеленого стекла в орнаменте. Справа — жидкокристаллический монитор для компьютера — как дань современности, слева — узорчатый стаканчик из тяжелого, потускневшего серебра с ручками и карандашами внутри, подарок от друзей и с надписью поперек «DEER», понимать которую можно было как «олень», «лань», а еще — «красный зверь», это значение Константина умиляло и нравилось больше всего, выполненной округлыми и припухлыми буквами из чистого золота, и в заключение несколько белоснежных листов бумаги, лежащих как бы под рукой.

Слева от стола в стене была небольшая дверь, ведущая в соседнюю комнату, в которой у одной стены полноценный диван позволял при необходимости хорошо отдохнуть, у другой — обеденный стол — при желании поужинать, укрывшись от посторонних глаз. Еще одна дверь в этой комнате была как раз тем служебным выходом, ведущим через кухню в зал на первом этаже.

Костя Цап любил свой кабинет. Надо отметить, что в комнате отдыха имелось еще одно крошечное помещение — туалет и душевая кабинка. Это обстоятельство позволяло ему оставаться в рабочем кабинете сутками. Тем более ни жены, ни семьи у него не было, детей, возможно, тоже.

Ему нравился его ресторан, рынок, кабинет, все то, что окружало и принадлежало ему. Ему нравилось то положение, которого он смог достичь к своим пятидесяти восьми годам, сумевшего пережить те грозные годы смуты и беспредела, выстоять и уцелеть в кровавой мясорубке, когда авторитеты охотились друг на друга, а спецслужбы планово отстреливали их, как бешеных собак. Теперь он крепко держался на своем месте, он был в законе, и не в воровском понимании этого слова, а в законе государственного значения, который охранял и его, и его имущество, движимое и недвижимое. Он водил дружбу и хорошие знакомства не только с преступными авторитетами, а большей частью с представителями власти, чиновничьей братией и даже с людьми повыше. Эти связи расширялись и крепли, укрепляя тем самым Костино положение и постепенно расширяя его бизнес. Времена передела прошли, все уже было распределено и поделено между теми, кто выстоял или вовремя ухватился за власть, и потому были теперь они звеньями той невероятно крепкой цепи, на которой и держалась вся государственная машина, от которой зависело благополучие и будущее всей страны. Почти все было сконцентрировано в их руках: заводы, банки, финансовые и транспортные структуры, связь, управленческие и исполнительные рычаги власти — все подчинялось им и работало на них. Косте нравилось то, что происходило вокруг, ему нравилось его твердое положение, превосходство над другими и понимание своего участия в этом большом, деловом мире, где, прочно и уверенно взобравшись на одну из ступенек, укрепился и он сам, и неважно теперь, каким путем это случилось.

Глава девятая

Зазвонил, завибрировал телефон, и от неожиданности Джой вздрогнул. Позвонить мог только связной. Но не на этот номер, чип был активирован сегодня. Он достал из кармана трубку, на дисплее высвечивался неизвестный номер городского телефона. Как поступить, Джой не знал — ответить или проигнорировать, сделав сброс. Возможно, это был оператор сотовой связи, возможно, городские сервисные службы, или кто-то просто ошибся номером.

Телефон, самый обычный, кнопочный и недорогой, на две симки, он купил специально для работы у торгового центра «Океан Плаза» в небольшом магазинчике мобильной связи, стартовый пакет Водафон с чипом — там же в подземном переходе. Здесь все было чисто. Пока ни единого звонка из этого телефона он еще не сделал.

Отвечать необходимости не было, но плохо, когда загадка остается неразгаданной. Инструкции на этот счет отсутствовали, поэтому иногда действовать приходилось на свое усмотрение. Из телефона по-прежнему раздавалась раздражающая мелодия веселого победоносного марша из увертюры Пера Гюнта «Шествие гномов». На лбу Джоя выступила испарина. «Нужно сменить мелодию, — подумал он и, сдавшись, нажал зеленую кнопку соединения, поднес трубку к уху и неуверенно произнес:

— Да?

На другом конце линии молчали. Никакой реакции на его столь решительное и самоотверженное действие не последовало. Молчали, оставляя за собой право на загадку. Джой уже пожалел, что снял трубку, таким образом, возможно, рассекретив для кого-то свой номер, а возможно, кто-то, затягивая сейчас время, что еще хуже, определял его местонахождение. Только как могли узнать этот номер телефона, как… Просто мистика?

Рядом с машиной пробежал легкий ветерок, томно пропев своими завихрениями в приоткрытом окне, подхватив по ходу несколько пожухлых прошлогодних листиков, обрывков бумаги и закрутив их небольшим вьюном, протащил вдоль бордюра несколько метров, прибил к переднему колесу автомобиля и тут же стих, словно поиграл чем-то немного да и бросил на полпути, потеряв вдруг всякий интерес. Редкие фигуры прохожих иногда появлялись из-за одних домов и быстро исчезали за другими. Время близилось к вечеру.

Джой уже собрался отключить телефон, эти неприятные молчаливые игры не только раздражали и беспокоили, но и не позволяли расслабляться, а хотелось.

Однако там, далеко, на другом конце воображаемой линии, кто-то неожиданно очнулся и, слегка прокашлявшись, прочищая горло, причем то же самое захотелось сделать и Джою, неуверенно произнес:

— Я по поводу съема.

Ничего другого он и не ждал. Абстрактный ответ с целью затяжки времени, возможно, последует еще пара подобных фраз, и затем положат трубку со словами, что, наверное, ошиблись номером. Джой уже приготовился нажать красную кнопку отбоя.

Но неизвестный голос продолжил:

— Кто-то повесил объявление о съеме квартиры на парадной. Видимо, я ошибся.

После чего зазвучали короткие гудки, неизвестный положил трубку. Джой глубоко и облегченно вздохнул. «Надо же, — подумал он. — По поводу съема».

Вот так легко и просто все стало на свои места, и он с удовольствием потянулся.

Неожиданно повеяло свежестью. Солнце спряталось за крышей ближайшей многоэтажки, и тотчас попрохладнело — все же май месяц, еще не лето. Рабочий день приближался к концу.

У техностаровского офиса осталась только одна машина «ауди А4». Это был личный автомобиль Виктора Семеновича Воробья, второго зама Беспалова. Джой не заметил, когда Воробей пригнал свою «ауди», ведь утром тот прибыл на джипе компании, скорее всего, это произошло в обеденный перерыв.

Сегодня Беспалов уже не появится в офисе, это было очевидно, и ожидание, когда последний сотрудник покинет помещение и останется только охранник, смысла не имело. На сегодня можно было оставлять пост наблюдения и убираться восвояси, но Джой уезжать не торопился, ехать было и рано, и как бы некуда, тем более этот неожиданный звонок в отношении квартиры. Разумеется, следовало поинтересоваться более конкретно данным предложением, момент был важный.

Часы на приборной панели показывали половину шестого вечера. У него было в запасе еще минут сто, и теперь он думал, позвонить, этому квартирному воротиле сейчас или перенести разговор на завтра. Если отложить до завтра, то не исключено, что появятся еще и другие варианты, если уже так быстро откликнулись сегодня. Но можно и не ждать до завтра, а вдруг вариант привлекательный, а вдруг позвонивший до завтра передумает, и других не будет? Джой извлек из кармана телефон, нашел в меню вызовов тот самый городской номер, с абонентом которого пару минут назад он имел столь впечатляющую беседу, и нажал зеленую кнопку.

Ответили быстро. Тот же хрипловатый голос спросил:

— Вам кого? Я слушаю.

— Здравствуйте, — уверенно начал Джой. — Вы мне только что звонили по поводу сдачи в аренду квартиры. Все правильно, я ищу квартиру в вашем доме. Если вам это интересно, хотел бы обсудить.

— Да, интересно.

— Тогда несколько слов о квартире, если можно.

— Это да, — ответил человек. — Квартира двухкомнатная, на пятом этаже.

— Какой подъезд?

— Подъезд четвертый.

— Вы знаете, неплохо, — немного подумав, заключил Джой. — А окна куда выходят? — и добавил: — Меня интересует, сторона солнечная или нет?

— Окна на восток, — коротко пояснил незнакомец.

Не сообразив с лету, где восток, Джой сформулировал вопрос несколько иначе:

— Это с противоположной стороны подъездов?

— Да, все окна на восток, — не сдавался незнакомец. — А квартира у меня скромная, но светлая и чистая.

Что понимать под определением «скромная», Джой не знал. Скорее всего, как подсказывал ему жизненный опыт, состояние было не из лучших.

— Одну комнату, кухню и ванну с туалетом, предлагаю в ваше распоряжение, — сделав небольшую паузу, незнакомец продолжил: — Хотелось бы знать, на какой срок вам нужна квартира, и… дорого — это сколько?

Джой уже сообразил, что на восток — это именно то, что ему нужно, все остальное — запущенное состояние квартиры, негодная мебель, или ее отсутствие, перебои с водой или электричеством — должного значения не имело.

— Я не местный, здесь нахожусь в командировке, сроком на месяц, может, немного больше, как сложится по работе, точно не скажу. Остановился в гостинице, но не люблю общественные апартаменты. Что касается оплаты, вас устроит семьсот долларов в месяц?

— Да, — коротко ответили на другом конце линии.

— Тогда предлагаю встретиться. В моем распоряжении имеется час свободного времени, думаю, этого будет достаточно, тем более нахожусь я недалеко от вашего дома, минут за пятнадцать доберусь.

— Не возражаю, — согласился человек. — Буду ждать вас возле подъезда.

Вкратце Джой решил описать свою внешность:

— На всякий случай. На вид мне около пятидесяти. Волосы светлые, небольшие усы, тоже светлые. На мне синие джинсы и светло-серая короткая куртка. До встречи.

Закончив разговор, он совсем отключил телефон. Звонить больше было некому, а неожиданностей на сегодня уже было достаточно. Затем достал кошелек, отсчитал семьсот долларов и переложил их в другой карман.

Вид денег навел его на мысли о гонораре, который причитался ему по завершению операции. Если с квартирой сейчас все сложится удачно, буквально через несколько дней операция может благополучно подойти к заключительной части, и наступит момент, с одной стороны, приятный — получение денег, с другой стороны — волнительный, ведь могли и кинуть. И не только кинуть — убрать, это никогда не исключалось. Он ведь ничего не знает. Кто такой Беспалов, кроме того, что бизнесмен? А может, кому дорогу перешел, или интересы с чьими-то пересеклись, а может, информацией некой владеет, архиважной и для кого-то опасной, да и резонанс — каким он будет, насколько глубоко копать менты станут, вопросы и вопросы. А что Цап? Не друг он ему и не родственник. Пока дает работу — и спасибо, а нужно будет — уберут и зароют. Постоять-то он за себя постоит, но один против армии… Вот то-то и оно. Все очень шатко и зыбко. Ну, а деньги, тут если кинуть решат, то кинут. Во всяком случае, аванс он получил, уже хорошо.

Джой посмотрел на часы. Пора было идти. Машину он оставит здесь и пройдется пешком. Асфальтированная дорожка проходила рядом с крыльцом офиса. На крыльце стоял с сигаретой в зубах охранник, тот самый, который иллюзионист. А значит, Джой окажется в нескольких шагах от него. Занимательный момент, хотя и не обязательный. Нужно ли рисоваться у офиса? Глупо, и это очевидно. Но он пройдет, и охранник не обратит на него внимания. А зря, стоило бы этому иллюзионисту в помятых брюках повнимательнее присмотреться к нему. «И все же, может, лучше обойти крыльцо стороной?» — подумал он еще раз.

Правильнее было бы сделать именно так.

У подъезда стоял пожилой мужчина возрастом около семидесяти лет. Увидев Джоя, он понимающе кивнул. Сблизившись, они поздоровались, пожав друг другу руки.

— Олег Сергеевич, — представился мужчина.

— Никита Михайлович, — в свою очередь представился Джой.

На это имя у него был второй паспорт, очень похожий на настоящий, для подобных случаев его вполне хватало.

— Легко запомнить, — заметил пожилой человек. — Хрущев и Горбачев.

— Да, — согласился Джой. — Я как-то не задумывался.

Мимо них торопливо прошла женщина, кивнула приветственно и скрылась в подъезде.

— У нас здесь довольно-таки спокойно, — поделился с ним Олег Сергеевич. — Дому около тридцати лет, многие живут с постройки, друг друга хорошо знают. Вот эту женщину зовут Марина Аркадьевна, ее квартира на первом этаже. Имеет двух детей, которые выросли в этом дворе, можно сказать — на моих глазах, сейчас живут отдельно, имеют свои семьи. Муж ее в нашей котельной работает слесарем, уже и не припомню, сколько лет. Если что с водой или отоплением, ей звоним, она, как правило, бывает в курсе подобных событий.

— Ну, — нерешительно протянул Джой. — Я думаю, мне не придется ей звонить?

— Вам? Нет, конечно, — засмеялся Олег Сергеевич. — Это я так, к слову, проходила мимо.

— Понятно, — кивнул Джой.

— Вода у нас, как правило, без перебоев поступает, электричество тоже. Если что и случается, то крайне редко. Плита у меня газовая. Признаться, не новая, но в исправном состоянии. Ремонт в квартире я уже лет пятнадцать как не делал, сами понимаете, на пенсию особо не разгонишься, о евроремонтах думать не приходится, но квартиру всегда старался в порядке содержать. Вы, кстати, не курите?

— Нет, не курю.

— Я тоже. Когда-то много лет назад курил и много лет назад бросил, и не жалею.

— Охотно верю, — согласился Джой. — Вы знаете, я забыл сразу, еще по телефону спросить у вас. Как вы планируете — съезжать на это время из квартиры или остаетесь? Я, собственно, и гостиницы, поэтому не люблю. Предпочитаю уединенность. Я понимаю, что вы человек лояльный в этом плане, но…

— Можете не волноваться, — поспешил успокоить будущего постояльца Олег Сергеевич. — Не побеспокою. Освобождаю квартиру в ваше полное распоряжение, кроме одной комнаты, как я уже говорил, а сам переезжаю к сестре. У нее своя квартира на Подоле. Одни мы с ней в этом городе. У меня ни жены, ни детей, так сложилось, она тоже одна. Есть, правда, сын у нее, но он далеко, на Дальнем Востоке живет с семьей, приезжает нечасто, один раз в два года, а тем более сейчас, когда ситуация у нас с Россией не самая лучшая, сами знаете. Вот свой век как-то с сестрой и коротаем вдвоем. Она старше меня на девять лет, в свое время на своих руках выносила меня, за няньку была, теперь я ей помогаю — и в магазин схожу, и в аптеку сбегаю при необходимости, и в квартире убраться тоже на мне. Слава богу, силенки пока есть. Иногда по неделе у нее проживаю. А бывает, просто супчику горячего захочется, спустился в метро, и через пятнадцать минут у нее. Мы давно уже решили мою квартиру сдавать, да все как-то не складывалось, а сегодня с почты возвращаюсь, смотрю, объявление ваше висит на дверях, вот и решил позвонить.

— Вашу историю примерно понял, — отметил Джой. — Предлагаю осмотреть хоромы, если не возражаете.

— Безусловно. — И Олег Сергеевич указал на дверь: — Давайте пройдем. Ваше объявление я сорвал, не обессудьте, все же «дорого» звучит интригующе.

— Оперативно, — согласился Джой. — Значит, цена вас устраивает?

— Да. Вполне.

Они поднялись на пятый этаж и вошли квартиру. То, что отделяло квартиру от лифтовой площадки, назвать дверью можно было только с большой натяжкой. Но раньше, в советские времена, так люди и жили, и это устройство на петлях из кусочков дерева, обитое ДВП, считалось нормальной дверью. Теперь с такой дверью жить становилось не только неприлично, но и категорически опасно. Однако это обстоятельство Олега Сергеевича, похоже, нисколько не смущало. Тот никчемный накладной замок, существовавший еще с момента сдачи дома в эксплуатацию, затертый и болтавшийся на ослабнувших шурупах, был готов со дня на день то ли окончательно заклинить, то ли и вовсе вывалиться из двери.

«Как минимум замок нужно будет купить новый и заменить, — отметил про себя Джой и вслух добавил:

— Я бы, с вашего позволения, немного подправил дверь и замок поменял на более надежный. Если, конечно, не возражаете. За мой счет, разумеется.

Хозяин квартиры на это ничего не ответил, очевидно, он решил подумать.

В помещении стоял специфически несвежий запах. Это был запах старого одиночества, запах приближавшейся неотвратимой физической немощи. Так пахло в квартирах, где давно не стираные вещи были разбросаны по закуткам комнат. Забытые и вовремя не убранные продукты с кухонного стола спокойно портились, привлекая к себе мух, муравьев, тараканов и прочую неполезную в квартирах живность. Холодильник, много лет не мытый, при каждом открытии наполнял квартиру своим особенным запахом, конкурирующим с устойчивыми запахами различных микстур, применяемых вовнутрь по несколько раз в день, и мазей для растирки болезненных суставов.

Комната была небольшая, если в квадратных метрах, то не более пятнадцати. Скромная обстановка не удивляла и соответствовала возрасту, положению и образу жизни ее хозяина. Старый письменный стол с настольной лампой располагался у одной стены, у другой — раскладной диван, накрытый потертой рогожкой и парой плюшевых подушек на нем, давно потерявших свою строго геометрическую форму. У стены напротив окна стоял сервант желтого цвета, то ли он таким был изготовлен, то ли получил этот оттенок с течением длительного времени. За стеклянными дверцами серванта стояло несколько толстых и старых книг, напоминавших своей толщиной и массивным переплетом «Справочник металлурга» издания середины прошлого столетия, и картонных коробочек, очевидно, наполненных различной «полезной» бытовой мелочью за время долгих жизненных лет. Один из двух темных буковых стульев на изогнутых ножках был задвинут под верхний ящик письменного стола, другой покоился у серванта. Пол покрывал недорогой, местами припухлый линолеум светло-синего оттенка и неопределенного рисунка.

На кухне старенький кухонный гарнитур изначально белого цвета с трудом был втиснут в небольшой объем помещения и разваливался от неумолимого движения времени, но заботливыми хозяйскими руками периодически приводился в порядок, и потому служил еще и исправно выполнял свои функции. Газовая плита советского производства, на которой находился светло-зеленый чайник и сковорода, похоже, как уже упоминал Олег Сергеевич, была в исправном состоянии. Что ни говори, а при советской власти некоторую технику, такую, например, как ракеты, газовые плиты, холодильники и чайники, умели делать на совесть, а рядом с газовой плитой приятно удивляла своей белизной эмалированная раковина.

Холодильник «Минск» средних размеров стоял в коридоре и, отключившись, еще некоторое время вибрировал и дребезжал, затем, рыкнув, смолк.

В ванную комнату и туалет Джой заходить не стал, все и так было понятно. Он подошел к окну на кухне и посмотрел вниз, на улицу, затем осмотрел рамы и форточку.

— А телевизора нет? — спросил он, оглядывая помещение.

— Есть. В другой комнате, которую я запер, а сюда не проведена антенна. Я, честно говоря, планировал сдавать другую комнату, но ваш вариант так быстро образовался, — хозяин развел руками. — Если несколько дней подождете, могу все организовать.

— Да, было бы неплохо. А когда вы собираетесь переезжать к сестре?

— Планировал завтра, но можно отложить. Чайку не желаете?

Джой еще раз окинул взглядом квартиру:

— Меня устраивает так, как есть, — вдумчиво произнес он. — Согласен на завтра и без телевизора, тем более я не большой любитель сериалов. Можно и чашечку чая, не откажусь.

Олег Сергеевич зажег газ на плите и поставил на огонь чайник с водой. Достал из шкафчика заварник, сахарницу и две чашки и расставил на столе.

— Вся необходимая посуда также имеется и в вашем распоряжении. Тарелки, кружки, кастрюли, сковородки — все в наличии. Холодильник, сами видите, не маленький, не стесняйтесь, пользуйтесь.

Олег Сергеевич посмотрел на чайник с закипающей водой и, лукаво улыбнувшись, спросил:

— Может, чего поинтереснее желаете? Пивка или покрепче? Так сказать, в честь договора, как принято у нас.

— Вы знаете, не желаю, — успокоил Джой хозяина квартиры. — Я не пью. И потом, у нас остается открытой еще и финансовая сторона договора.

Он достал из кармана доллары и положил на стол:

— Вот, как договаривались, семьсот.

Олег Сергеевич бегло пролистал купюры и аккуратно вставил их между страницами школьной тетради, очевидно, уже много лет служившей у него амбарной книгой для записей различных коммунальных подробностей.

— Вы все же посчитайте, — предложил Джой. — Я ведь тоже могу ошибиться.

— Да, пожалуй, — Олег Сергеевич достал деньги и неторопливо пересчитал. — Все верно.

— Теперь можно и чай, — Джой налил заварку в обе чашки.

— Вижу, человек вы положительный, — предположил хозяин квартиры. — Не курите, не пьете. Могу ли я поинтересоваться, если не секрет, по какой части к нам в командировку и откуда? — Он выключил газовую плиту и наполнил чашки кипятком.

— Я вас понимаю, — согласился Джой. — Селить незнакомого человека в своей квартире, может быть, где-то и опрометчивое решение. Потому я и плачу несколько больше обычного, и потом — я ничего не скрываю, вот мой паспорт, можете переписать все данные, я только за. — Он достал паспорт и передал хозяину квартиры.

Олег Сергеевич надел очки, все так же неторопливо изучил документ и вернул обратно:

— Стало быть, из Харькова к нам?

— Да. Нас несколько человек приехало. Компания, в которой мы работаем, — крупная, строительная организация — победила в тендере и теперь выступает в качестве строительного подрядчика. Будем строить у вас большой торгово-развлекательный комплекс. Проект пока на стадии согласования. Очень много вопросов. Думаю, за один месяц не управимся. Сам я сметой занимаюсь. Так что, возможно, через некоторое время опять приедем.

— А в каком месте строить будете?

— Кстати, здесь недалеко. На Петровке.

— Знаю, конечно, — кивнул Олег Сергеевич. — Чего там только уже не настроили.

— Будет торговый центр, кинотеатр, несколько кафе и парк с детскими площадками.

— Для нас, стариков, уже, как говорится, все едино, хотя все равно приятно, — Олег Сергеевич поправил скатерть на столе и, слегка прокашлявшись, спросил: — Ничего не слышали в отношении пенсий, квартплаты?

— Квартплата, электроэнергия, газ, телефон не подешевеют, это точно. Пенсию должны увеличить, сам слышал, в правительстве этот вопрос обсуждается.

Джой посмотрел на часы. Машинально. Наступал вечер. За окном серело. На сегодня оставалась пара мелких и не очень важных дел. С квартирой просто не верилось, как удачно, легко и быстро все срослось. Уже завтра он мог вселяться. Деньги старик взял, впечатление о себе Джой оставил неплохое, оснований вдруг закапризничать и расторгнуть договор у старика не было. Он еще раз посмотрел на часы, было шесть часов вечера.

— Вы, наверное, торопитесь, — отметил Олег Сергеевич. — Завтра, как договорились, приезжайте после обеда, квартира будет в вашем распоряжении.

Джой поблагодарил за чай и направился в прихожую. Кроме холодильника, там была еще полочка для обуви, металлическая вешалка и стиральная машина «Волга», накрытая куском клеенки и, очевидно, в нерабочем состоянии, поскольку на ней уже давно и основательно расположился телефонный аппарат и несколько изрядно заношенных записных книжек рядом.

— Кстати, телефон, — заметил Джой, остановившись у аппарата. — Пользоваться я им не буду, если хотите, можете отключить. У меня сотовый, полностью оплачивается компанией, а отвечать на звонки ваших друзей и знакомых мне бы не хотелось. Хотя связываться со мной, думаю, вам было бы удобнее по этому телефону. Теперь электроэнергия: зафиксируйте показания счетчика, а то, что в дальнейшем намотает — с меня. Не возражаете?

— Нет, конечно, — согласился хозяин квартиры. — Я не возражаю. Возьмите ключ от квартиры на всякий случай — вдруг я до обеда к сестре уеду, а вечером созвонимся.

— Думаю, завтра мы увидимся, постараюсь часам к двум подъехать, — Джой уже надел куртку, обулся и стоял у входной двери. — Надеюсь, наши планы не изменятся, и договор останется в силе.

Они пожали на прощание друг другу руки.

— Согласен, — кивнул Олег Сергеевич. — Не изменятся. Всего хорошего.

Выходя, Джой еще раз взглянул на дверной замок и еще раз отметил, что нужно завтра же купить новый.

Глава десятая

Джой вернулся к машине. Сел за руль. Подумав, достал из кармана уже другой телефон и набрал номер. Ответили быстро.

— Да. Это я, — подтвердил он. — Когда можно забрать инструменты? Да, весь. Хорошо, завтра посмотрю почту.

Нажал красную кнопку и вернул телефон на место. Связной обещал передать подробную информацию завтра по имейлу.

Кое-где в окнах уже загорался свет. Рядом, метрах в двадцати от машины Джоя, на волейбольной площадке, огороженной крупной металлической сеткой, ребятня доигрывала в футбол свой последний на сегодня тайм, гулко, с неустанной методичностью вколачивая мяч в ограждение.

У крыльца техностаровского офиса не было уже ни «камри», ни «прадо», ни «ауди А4». В окне одной из комнат вспыхнул свет, это было помещение для охранников.

Неожиданно распоясавшийся ветерок как-то сразу стал прохладным и неприветливым, нахально врываясь в салон автомобиля, и лишний раз напоминал, что весна еще не лето, и рано радоваться.

— Ну, не лето и все, — озабоченно пробормотал Джой, прикрывая окно.

Он повернул ключ в замке зажигания, ровно и почти неслышно заработал мотор. Включил габаритные огни, и в салоне уютно засветились лампочки приборной панели, прогрел двигатель, а затем немного приоткрыл тепло из печки и слегка опустил стекло своей дверцы. Привычным движением руки перевел рычаг переключения передачи в первое положение и, плавно тронувшись, выехал со двора.

Было тепло и уютно. Колеса автомобиля мягко шелестели по укатанной асфальтовой дороге, а из динамиков радиоприемника доносился бархатный голос ведущего местной радиостанции, который разыгрывал призы и периодически разбавлял свои иногда не в меру остроумные монологи музыкой.

На площадке стояло несколько иномарок: БМВ третьей модели, джип «инфинити», «шевролет», две «киа». Джой все же проехал на несколько метров дальше и припарковал свою «мазду» рядом с БМВ.

Было без десяти минут семь часов вечера. Уже окончательно стемнело. В рядом стоящем кирпичном строении горел свет. Пять огромных окон, расположенных по всей длине стены и затянутых изнутри металлической сеткой, хорошо освещали площадку с автомобилями. По высоте здание равнялось двухэтажному, было сложено из белого силикатного кирпича без каких-либо архитектурных причуд и имело только одно перекрытие — крышу. На входе двустворчатая дверь, обитая темно-красным дерматином, периодически хлопала одной створкой, выпуская или впуская внутрь посетителей. Над дверью висела лампочка при двойной степени защиты, облаченная в стальной решетчатый корсет и толстостенный колпак, похоже, из пуленепробиваемого стекла, но при этом не светилась.

Джой взял из салона небольшую спортивную сумку и, заперев машину, направился к входной двери. Неожиданно вспыхнула сторожевая лампочка, кто-то, щелкнув выключателем, включил над входом свет. «Хороший знак», — подумал он, открывая дверь.

Прямо с порога в нос ударил резкий и густой запах пота, которым, казалось, здесь было все пропитано насквозь, даже стены.

Переодевшись, он вошел в ярко освещенный спортивный зал. Вдоль стен, притянутые на шкивах тросами к потолку, висели тяжелые боксерские мешки с затертыми добела боками от ударов боксерских перчаток, два небольших баскетбольных щита с кольцами, один напротив другого, а в дальнем конце зала величественно возвышался и радовал глаз боксерский ринг.

Человек пятнадцать хаотично передвигались по залу, разминаясь и разогреваясь, кто как мог и как хотел. Четверо, не суетясь, боролись за баскетбольный мяч, периодически отправляя его в кольцо. Кто-то жонглировал теннисными мячами, стуча по зеленому, свежевыкрашенному полу, кто-то прыгал и приседал, кто-то разминал шею, вращая головой, поясницу.

В углу зала возле входа за небольшим письменным столом сидел тренер в спортивном костюме, как и положено — от фирмы «Everlast». На вид ему было около тридцати, из легковесов, звали его Рома. Роман крутил большую, как пехотная граната, ребристую ручку двухкассетника, прислушиваясь к звукам, исходящим из динамиков, и подыскивая нужную ему волну. Не найдя ничего подходящего посмотрел на часы, выключил радио и хлопнув в ладоши, крикнул:

— Строимся! Мячи на место! Разобрались по росту!

Тренировка прошла как обычно. Сначала разминка минут двадцать, затем наработка защитных движений, ударов — самостоятельно и в парах — минут тридцать, затем кто в спарринги, кто на мешки. Рома Джоя не напрягал, как-никак старичок, многое оставлял на его собственное усмотрение. Джой так не хотел считать — конечно, уже не двадцать лет, но силенка пока была, и раунд в спарринге отстоял, причем с Женей, а Женя в этой группе был номер первый. И не просто отстоял, но и причесал того несколько раз как следует. А удар у Джоя наработанный. Устоял Евгений только благодаря ногам своим, прыти, не попал под встречный, только криво ухмылялся.

На второй раунд Джой не пошел — дальше не стоило, дальше молодость свое возьмет, как ни крути. Для Джоя один раунд хорошего темпа — как для Жени пять, так что не стоило, перешел на мешок.

Годы годами, но ощущал себя Джой вполне приемлемо, хорошо двигался, удар был поставлен, дыхалка тоже в порядке, короче, на три минуты хорошей работы на снаряде вполне хватало, затем минута отдыха и следующие три.

Зачем далеко ходить, вон у противоположной стены зала тоже на снаряде громко сопел и отфыркивался крупных размеров толстяк, килограммов под сто десять. Он словно врос в пол. Широко расставив толстые мощные ноги, размашисто и старательно лупил кожаный мешок, который, гремя цепью, на которой был подвешен к потолку, летал, словно мячик. Хватало толстяка секунд на тридцать — сорок. Затем до конца раунда он топтался у мешка, глубоко дышал, утирая пот со лба, то поднимая, то опуская руки. И сколько лет ему? Лет двадцать пять — двадцать семь, ну не больше тридцати. Так что Роме списывать Джоя в утиль пока не стоило.

А вот рядом с Джоем на соседнем снаряде — сначала он думал, что ему показалось, но, присмотревшись, убедился — была молодая женщина. В светло-серых спортивных трико, свободной, великоватой по размеру белой футболке, крашеная черноволосая блондинка, коротко стриженная — со спины она выглядела как подросток. Только присмотревшись к ее лицу и особенно груди, можно было сделать окончательный вывод. Женщина в боксерском клубе, конечно, редкость, но не нонсенс.

Джой имел неосторожность задержать на ней взгляд и теперь заметил, как она повела глазами в его сторону, не поворачивая головы. Конечно, не стоило с таким откровенным любопытством смотреть на незнакомого человека и таким образом лишний раз обращать внимание на себя, но это произошло нечаянно. Разумеется, ему ни до кого здесь не было дела. И Джой направил свое внимание на снаряд.

Очередной раунд закончился, Рома посмотрел на часы:

— Последний раунд, — объявил он. — Затем снаряды на место. Оставшиеся пятнадцать минут на силовые упражнения.

Джой почувствовал за своей спиной чье-то близкое присутствие. Он обернулся, сзади стояла женщина.

— Извините, — сказала она. — Вы не могли бы мне составить компанию в последнем раунде?

— Если побыть в роли мешка, то не откажусь.

Женщина улыбнулась, оценив шутку:

— Тогда защищайтесь, — предложила она и приняла боксерскую стойку.

До машины не дошел, дотащился, сумку закинул в багажник, плюхнулся на сиденье. Даже ради этого ощущения сладостной томности измученного организма стоило посещать тренировки.

Измотанное и обессиленное тело ныло и гудело во всех членах, а разгоряченная кровь никак не хотела поостыть и умерить свое артериальное давление, мощно пульсируя в висках и под ложечкой. Джой распечатал бутылку с минеральной водой и сделал несколько долгожданных, небольших глотков. Руки дрожали. Результат нерегулярных посещений тренировок давал о себе знать. Но завтра он уже будет в полном порядке. Как бы там ни было, а физически он крепок и к подобным нагрузкам готов.

Мотор работал ровно и почти неслышно. Он посмотрел на прибор, показывающий температуру двигателя машины, стрелка неохотно оторвалась от нуля и незаметно подползала к зеленой зоне, можно было ехать.

Осталось на сегодня только поужинать. Это можно было сделать где угодно, но, скорее всего, выбор падет на гостиницу, в которой он остановился, в небольшом, ресторанчике на первом этаже, готовили там заурядно, но быстро подавали, потому тащиться куда-то в поисках чего-то особенного уже не было ни сил, ни времени. После чего не мешало бы пораньше завалиться спать, и если в соседнем номере опять не устроят праздничную фиесту, то как следует выспаться, провалявшись в постели часов до десяти утра. От этих мыслей захотелось оказаться в постели прямо сейчас, только в свежей и чистой, отдельной и уютной квартирки, а не в прокуренном гостиничном номере с тусклым освещением, с затертыми, засаленными обоями в прихожей и вокруг защелканных выключателей. Завтра по дороге на квартиру к Олегу Сергеевичу он должен не забыть купить постельное белье, дверной замок, продукты на неделю и строительную стремянку.

Часы на приборной панели показывали без пяти минут девять часов вечера. В это время хлопнула дверь, и кто-то из спортсменов покинул здание боксерского клуба, мелькнув в свете сторожевой лампочки и тут же растворившись в темноте ночи и небольшой тополиной аллеи. Он расслабился, но пора было ехать.

Включил габариты и ближний свет. Яркий луч ударил по стене, четко проявив все изъяны старой кладки, местами почерневшей, позеленевшей от времени, сырости и ветра. Сдав назад и скользнув лучом фар по стоящим рядом иномаркам, засверкавшими в ответ своими богатыми лакированными боками, натертыми чудными восковыми средствами до сияния, сравнимого разве что с солнечным, выехал на узкую дорогу, которая, петляя между корпусами жилых многоэтажек, выводила его к широкой и светлой городской магистрали.

Глава одинадцатая

Неожиданно впереди луч света фар выхватил из темноты одинокую спешащую фигурку человека. Джой узнал: это была та самая женщина, черноволосая крашеная блондинка из спортивного зала. В тренировочном светло-розовом костюме, кроссовках, короткой белой курточке и относительно ее мелкой комплекции большой спортивной сумкой, переброшенной через плечо, она спешно шагала, не оборачиваясь на свет и прижимаясь к левому краю дороги. Буквально полчаса назад она неслабо настучала ему по голове. Может, поэтому теперь в мозгах шумело, а в ушах цокали молоточки. В какой-то мере они уже познакомились, и теперь возникал вполне резонный вопрос: мог ли он проехать мимо нее или нет? Или вопрос можно было поставить еще интереснее: хочет он проехать мимо или нет? Если рассуждать с точки зрения разумности, то следовало бы не обращать на нее внимания, а ехать своей дорогой. Однако…

Когда он догнал и поравнялся с ней, то, опустив стекло и высунувшись в окно, поприветствовал:

— Добрый вечер.

Ожидала она подобного или нет, неизвестно, только, остановившись и на всякий случай запрыгнув на бордюр, взглянула на водителя и, узнав в нем партнера по спаррингу, быстро ответила:

— Это вы? Давно не виделись.

— Если не возражаете, могу подвезти.

— Мне недалеко, — согласилась женщина, садясь в машину на переднее сиденье, рядом с водителем.

«Глупо и еще раз глупо», — подумал про себя Джой. — Этот только что им совершенный поступок являлся опрометчивым и, мягко говоря, неумным. Ведь он мог куда-то сильно торопиться? Мог. Мог не узнать ее? Мог. Задумавшись, мог просто не заметить? Все, что угодно, масса вариантов против одного. И почему-то выбрал он этот, не самый лучший с точки зрения здравого смысла. И что теперь?

Она перебросила сумку на заднее сиденье, поудобнее устроилась, причем сделала это привычно и уверенно, словно находилась не в чужой машине, поправила прическу, если так можно было назвать легкое прикосновение одним пальцем к короткой пряди волос на виске, и, глянув на Джоя, сказала:

— Ну что? Можно ехать.

— И как сегодня прошла тренировка для вас? — поинтересовался для начала Джой, плавно отпустив педаль сцепления.

— Как обычно. Неплохо. Кстати, спасибо вам еще раз за спарринг. Голова не беспокоит?

— Вы думаете, это возможно?

— Не чугунная же она у вас.

— А я с детства к этому привычен. Как пришел первый раз на секцию по боксу, так с тех пор по голове и получаю, сначала на тренировках, а потом и по жизни. Вот так всю жизнь, словно мальчик для битья.

— Печально, однако.

— Нет. Я привык. Но когда это делают женщины… В этом что-то есть.

— Что делают? — не поняла она. — Бьют вас по голове?

Джой не нашелся, что ответить.

— Вы мазохист? — она лукаво, с интересом посмотрела на него.

— Шучу, конечно, но не откажусь составить вам пару в любых условиях.

Она промолчала. Прозвучало это несколько двусмысленно и не совсем удачно для получасового знакомства. Они подъехали к выезду на главную дорогу, и Джой, притормозив, остановился, хотя ни справа, ни слева машин не было, он просто не знал, куда ехать дальше.

— Извиняюсь. Не подскажете, в каком направлении вы живете?

— Сейчас налево. Потом на большую дорогу, тоже налево, — ответила она, мельком глянув на дорогу.

— На Богатырскую? Значит, сначала направо и до разворота.

— Может быть, — согласилась женщина.

Это был его район. Здесь он рос, здесь проходило его детство. Что там дворы да улицы, берег Днепра, считай, от Лукового до Московского моста был исследован и не один раз исхожен вдоль и поперек. И это когда еще не было ни «Дрим Тауна», ни станции метро Героев Днепра, не было шикарной набережной с фешенебельными апартаментами, да много чего не было. Здесь проходило его и детство, и юношество, и, конечно, знал он как свои пять пальцев в этом районе все, каждую улицу, переулок, закоулок.

Без затруднений Джой вырулил на свою полосу и погнал автомобиль вперед, значительно превышая положенные шестьдесят. «Вот что значит женщина рядом», — подумал он, обратив внимание на стрелку спидометра. Вместо того, чтобы не высовываться, не рисоваться, заниматься своими делами, тихо и осторожно, так нет, он уже разъезжает вечером по городу с незнакомкой в салоне автомобиля. Осталось только романчик закрутить. Хотя она ничего. Ох не прав, если брать по большому счету.

— И не боитесь вы здесь одна по вечерам ходить?

— Еще не знаю.

— Понятно, мы ведь боксеры.

— Не в этом дело. Я сегодня первый раз в этом зале была на тренировке.

— Какое совпадение, — отметил Джой.

— Что вы имеете в виду.

— Я тоже первый раз.

— Очень странно.

— Почему странно? — удивился Джой. — Вам, значит, можно, а мне нет?

— Ну, я не это хотела сказать. Мне показалось, что вы здесь не в первый раз.

Джой промолчал. Конечно же, не первый. А ведь именно в этом зале его спортивная карьера, так и не начавшись, закончилась. Сейчас он появлялся здесь нечасто, один-два раза в месяц, этого хватало. А почему именно этот зал — наверное, ностальгия по прошлому. И она же словно водила его за нос вокруг того, что, казалось, уже было забыто и безвозвратно утеряно. Это только казалось. Он и сам не гадал и не думал, что подобное возможно. Сегодня опять взял и на несколько десятков лет словно в прошлое вернулся, без всякой машины времени, просто вошел в зал. И сразу в нос ударил родной и пьянящий запах, а яркий электрический свет с потолка слепил и бодрил, и те же боксерские мешки, и скрип деревянных досок под ногами, и тот же ринг — все, как и было, все, как и раньше, и он тот же, он чувствовал — внутри он тот же.

— А раньше где вы тренировались? — поинтересовался Джой. — Если не секрет, конечно.

— Не секрет. В «Олимпе». Недавно квартиру поменяла, теперь на Оболони, в этом районе живу, клуб этот ближе всего к дому оказался.

— И, наверное, вы свою историю имеете? — Джой посмотрел на нее.

— Какую еще историю? — насторожилась женщина.

— Историю вашей спортивной жизни. Как такая маленькая, хрупкая, симпатичная… — Джой несколько замялся. — И, наверно, нежная… девушка и выбрала этот грубый, жестокий, кровавый и мужской вид спорта.

Женщина на это ничего не ответила.

— Я представляю вас в шести-, семилетнем возрасте. Полагаю, вы могли спрятаться за одной боксерской перчаткой, не говоря уже о том, чтобы поднять ее.

— Примерно так. Хотя несколько преувеличено, — наконец улыбнувшись, но не глядя на Джоя, согласилась она. — Но относительно серьезно я начала тренироваться позже, лет с тринадцати. Мой отец был тренером по боксу в «Олимпе». Если вам это интересно.

Конец ознакомительного фрагмента.