Кондотьер Сухоруков

Василий Николаевич Кленин, 2022

Четвертая история из жизни "императора" Сухая рука в неведомом прошлом, но уже в более-менее понятном регионе. Попаданец-обыватель из нашего мира разошелся настолько, что на него, наконец, обратили внимание сильные мира сего. Со всеми вытекающими. В предыдущем романе вам показались, что злоключения Сухорукова наконец-то закончились? Ну-ну. Добро пожаловать в четвертую книгу!

Пролог. Воронов Волос

— Стой! — хмурый стражник на воротах Аграбы поднял руку. — Кто такой? Куда идешь?

— Какалотцонтла, Воронов Волос, медник. На работу иду, — слегка возмущенно ответил юноша.

— Медник? — стражник свел брови еще сильнее и уставился в восковую табличку (неужто читать умеет?). — Вам велено сразу ко дворцу идти.

— Зачем?

— Вот там и узнаешь! Не загораживай лестницу!

Волос пожал плечами и пошел ко дворцу. Он не злился на твердолобого золотого. Последние дни все в Излучном были сами не свои. А уж Золотое воинство и подавно. То, что от него осталось. Жизнь изменилась окончательно с того момента, как в столицу вместо большого каравана, оправившегося на юг, вернулись сотни полторы четлан. В Толимеку вторгся враг, был он бесконечно многочисленным и полным ярости. Золотые во главе со своим предводителем встали на пути врагов и полегли, прикрывая отход владыки. По счастью, Хуакумитла спасся. Он какое-то время пробыл в Мангазее, надеясь дождаться хоть кого-то из оставшихся в Уекахуа воинов. Дождался. Несколько измученных золотых добрались до четланской крепости, сообщили, что пали все, Прекрасная Слеза отправил в иной мир множество врагов, но сразили и его. И сейчас враг движется на запад, пожирая всё на своем пути.

Они уже точно сообщили, что в Толимеку пришли теночки-астеки. Не получив согласия владыки Сухой Руки на своих условиях, они не стали продолжать переговоры, а просто молча собрали армию и пустили ее по старому пути, по которому раньше ходило войско аколуа. Похоже, этот народ ничего не боится и ни в чем не сомневается.

Теперь Излучное превратилось в растревоженный муравейник, куда бросили камень. Город гудел и ждал неминуемого. На юге и на севере по берегам Мезкалы разместили дозоры, которые по нескольку раз в день отчитывались: всё ли спокойно.

Пока было спокойно. Несколько перепуганных торговцев, прибывших с низовий, сообщили, что астеки двинулись на Закатулу. Это был великий город, и у многих возникла надежда, что захватчиков остановят. Но Сухая Рука лишь покачал головой и прямо сказал: Закатулу могли бы захватить и четлане, если бы захотели. Так что сейчас можно гадать лишь о том, сколько дней продержится торговый город. И будет ли он вообще сопротивляться.

Владыка и его двор готовились покинуть Излучное. Это знали все. Все видели, как на Серой Воде сколачивают плоты, собирают свободные лодки. Люди владыки перетряхивали казну, паковали всё нужное и готовили к вывозу. Их, медников, поставили только на переплавку имеющейся руды, велев остановить иные работы. Владыка собирался забрать с собой весь металл.

Своих товарищей Какалотцонтла увидел издалека. Перед входом во дворец собрались все люди Циля Наукаля: и стектладувы, и мастера тумбаги, и зольноводники.

— Бегом! — замахали они Воронову Волосу. — Ты последний!

Парень, не понимая в чем дело, все-таки перешел на легкий бег и присоединился к общей толпе. Главный мастер Луч Света проводил его хмурым взглядом (сейчас вообще другие взгляды остались?), поднял руки и зычно заговорил:

— Сегодня мы будем сворачивать всё производство. Сейчас каждую группу будут по очереди вызывать к владыке, и он по списку скажет, кто пойдет с ним в Крыло.

— Нас заберут в Крыло? — удивился кто-то в толпе.

— Кого-то из нас тут оставят?! — более испуганно воскликнул другой голос.

— Я что-то неясно сказал? — устало спросил Циль Наукаль; обвел притихших мастеров красными глазами. — Ждите, когда вас позовут.

И ушел во дворец.

Разумеется, первыми вызвали тумбажных литейщиков — элиту всего Ка-Бэ. Оставшиеся расселись прямо на земле и начали перешептываться.

— Говорят, мы даже в Крыле не останемся, — авторитетно заявил кто-то из стектладувов. — Уже несколько месяцев строят тайный город в горах. Там уже всё есть: и дома, и хранилища, полные маиса, и печи для всех работ.

— Ну, ты заливаешь! — хмыкнул Какалотцонтла. — И кто там эти печи построил? Дикие оцколи? У нас лично ни одного мастера не забирали. А у вас? То-то же!

Тумбажники вышли довольно скоро.

— Довольные какие, — пробурчал приятель Воронова Волоса. — Похоже, всех заберут.

— Медники! — рявкнул черный. Золотых осталось так мало, что даже стражу во дворце теперь несло Черное воинство. — Четырнадцать человек!

Группа Волоса дружно поднялась и робко двинулась ко дворцу. Понятно, внутри никто из них ни разу не был. Стражник пересчитал мастеров по головам, пожевал нижнюю губу и все-таки распахнул вращающиеся двери. Там медников встретил долговязый помощник владыки. Слегка кивнув головой, он повел их за собой по коридору.

Дворец оказался невеликим и довольно простым на вид. Медников запустили в зал, и они, увидев перед собой владыку, робко размазались вдоль задней стенки просторной комнаты.

Хуакумитла сидел на высоком стуле, рядом с ним на таком же ёрзал Луч Света.

— Извините, что не предлагаю вам сесть — нет столько стульев, — начал правитель. Голос его был удивительно мягким и заботливым. — К нам пришли тяжелые времена, но да вы это и без меня хорошо знаете. Очень скоро в Излучное придет враг. Враг, которому у нас сейчас нет сил противостоять. Я не знаю, как этот враг поступит с Излучным. Со всей Четландией. Надеюсь, просто покорит и начнет использовать в своих интересах… Но я не знаю, что ждет людей — и говорю вам об этом прямо.

Тяжелая тишина повисла в зале. Кто-то кому-то что-то еле слышно шепнул, но на него зашикали.

— В этой ситуации я хочу спасти то, что возможно. Самое ценное. И это — вы.

Вот тут все мастера зашумели. Тяжелое время — но какие теплые слова.

— Самое ценное, что есть в Излучном — это те знания и умения, которые вы все освоили за последние годы. Не только вы лично, а все мастера. В ваших руках и головах кроется главное богатство всей Четландии. Вы ее будущее — полное радости и процветания. И оно обязательно будет, если я сохраню вас. А вы — сохраните и приумножите свои таланты.

— Поэтому! — возвысив голос, продолжил Сухая Рука. — Большую часть мастеров я забираю с собой. Я еще точно не знаю, как далеко и как надолго мы уходим. Но надеюсь, что скоро мы сможем вернуться. Пойдут не все, так как нескольким из вас предстоит заботиться об оставленном в Аграбе оборудовании.

И Сухая Рука начал зачитывать имена с листка. Девять имен… И среди них Какалотцонтла к своему ужасу не услышал своего.

— Это всё, — сложил бумажку владыка. — Сейчас идите на свои рабочие места и сворачивайте производство. Пакуйте все инструменты, переносите их и медные слитки на южный склад возле плотов. Вам уже должны выделить двадцатку носильщиков в помощь.

Медники затолкались к выходу, но побагровевший Волос остался стоять на прежнем месте. Циль Наукаль заметил это и состроил грозную рожу: убирайся, мол! Но тот упрямо мотнул головой.

— Владыка! — требовательно вопросил он, вызывая ужас в глазах Главного мастера. — Почему не было моего имени?

— Потому что кто-то должен остаться и заботиться о печах и тиглях, обо всей медной базе, — спокойно ответил владыка.

— Но почему я? Я хороший мастер! Я могу хранить и приумножать! Даже Ловкача… то есть, Пиацина взяли! А он вообще толимек!

— Ну, толимека я не оставил потому, что доверяю ему меньше, чем четланам. А что касается тебя… Волос, твой отец, Широкий Дуб, тоже остается здесь. Ему предстоит представлять Излучное… перед врагом. И я подумал, что поддержка сына ему будет нужна.

— Но я могу быть полезен, — предательские слезы стали подкатывать к горлу, мешая говорить.

— Ты и будешь полезен! — вдруг жестко оборвал его владыка. — Ты думаешь, я бесполезных оставляю! Здесь остается почти всё, что создавали мы долгие годы! С таким трудом! Пройдя через столько ошибок! У меня была мысль разрушить всё, чтобы врагу не досталась ни одна печь… Но рука не поднялась. У Циля Наукаля тоже. Пусть останется. Хоть, врагу, но пусть наши дела живут.

Хуакумитла задумался.

— Другое дело — наши тайны и секреты. Вот их отдавать неохота.

— Я ничего им не скажу! — страстно воскликнул Какалотцонтла. — Ничему их не научу! Они могут меня пытать…

— А вот это неправильно, парень, — покачал головой владыка. — Ты же слышал, что я сказал: вы — самое ценное, что есть у Четландии. И твои знания, твоя жизнь ценнее каких-то там тайн. Не борись с захватчиками. Не отказывайся сотрудничать. Но не показывай всех своих возможностей. Притворись неумехой. Про тумбагу вообще ни слова, да ты и вправду ею не занимался. Самое простое объясняй. И делай. Но ведь делать можно по-разному. Ты знаешь много нюансов, как отлить первосортную медь. Но ведь еще проще отлить плохую! С примесями, с пузырями воздуха, в холодной форме… Ну, мне ли тебе объяснять.

Воронов Волос невольно улыбнулся.

— Я понял тебя, владыка. Я… выполню твой приказ.

— Главное — береги себя. И отца. Я хочу, чтобы все вы, по возможности, остались живы.

— Ицкагани пришел, владыка! — заглянул в дверь черный.

— Уже? Ну, зови. Пусть пока остальные мастера немного подождут. А ты ступай, парень! И думай головой! Всегда думай головой и проявляй осторожность.

В зал вошел разнаряженный и прямой, как кол, Левая Рука. Молодой медник поклонился ему, вышел в коридор… и остановился. «Думай головой и проявляй осторожность». Какалотцонтла тихонько приник ухом к двери.

— Всё, Ицкагани, не сегодня, так завтра я отбываю. Лодки астеков появились уже возле Мангазеи и выше. Кажется, Закатула всё. А до нас за три-четыре дня можно добраться. Придется встречать гостей. И тут я доверяю тебе главную роль.

— Мне? Разве не Широкий Дуб останется здесь старшим?

— Дуб. И он получил похожие… указания. Но ему могут не поверить: все-таки он был моим помощником. А у нас с тобой была, мягко говоря, непростая история отношений.

— Да, говори прямо, Хуакумитла. Убить мы друг друга хотели!

— Вот на этом и надо сыграть. Когда придут астеки-теночки, встреть их, как дорогих гостей! Во всем им угождай! Тверди им во все уши, какой я негодяй и как ты меня ненавидишь! Как рад всем врагам Недоноска и готов им всячески помочь! В общем, войди в доверие — и сделай всё, чтобы астеки не оторвались на людях. Пусть воспринимают четлан, как покорных подданных, а тебя — как надежного союзника.

— Понятно. И по мере сил информировать тебя о происходящем.

— Верно, друг! Широкий Дуб знает, куда слать весточки, даже если враги до Крыла доберутся.

— Ты и тут запасной вариант придумал? Умеешь ты это: продумывать планы дальше, чем твои враги… Одного не понимаю: почему ты не хочешь попросить помощи у пурепеча?

— Не хочу? Да мой человек отправился в Цинцунцанн еще в начале зимы! Только вот вести оттуда не очень радостные. Кажется, каконци не готов влезать в такую войну. Но я надеюсь, что захват Закатулы заставит солнцеликого передумать. Вот тогда мы…

— Эй! Ты чего тут стоишь? — черный стражник увидел Волоса, пригревшего ухо у двери.

Парень испуганно дернулся, обернулся и быстро осознал, что думать головой у него еще не очень хорошо получается.

— Владыка велел мне подождать снаружи, — по возможности уверенно ответил он, дождался, пока стражник пройдет по коридору дальше и спешно засеменил к выходу. В Ка-Бэ дым стоял столбом: во всех мастерских перетряхивали каждый уголок, каждую полку. Всё ценное забирали, укладывали в специальные корзины с хитрыми креплениями, которые носильщики закидывали на спины и уносили к южным складам.

«А нам-то что останется? — почесал затылок Волос. — Так мы при всем желании для астеков ничего не сможем сделать».

Облачный Дед ходил от печки к печке и гладил их кривыми узловатыми пальцами. Главный металлург Излучного прикипел к работе всем сердцем: нигде он еще не сталкивался с таким размахом, такими смелыми идеями. А теперь приходилось всё бросать. Какалотцонтле стало неловко на это смотреть, и он отвел глаза.

— Слышь, — окликнул старик Воронова Волоса, поскольку из пятерки остающихся юных мастеров, его негласно выбрали старшим. — Третью печку промажьте глиной — совсем уже вся в трещинах. На ночь протопите, но не слишком.

— Хорошо, мастер, — кивнул юноша.

— Вы уж совсем не забрасывайте, — никак не мог успокоиться Облачный Дед. — Там, в хранилище еще есть немного руды — измельчите. Головы три наплавить можно. Конечно, делать-то ничего особо нельзя… Владыка велел забрать формы для топоров. И для копий с ножами… Но можете мотыги отлить! Верно ведь? Мотыги же — это ничего страшного? Опять же, весна на носу — они людям понадобятся.

Волос вежливо кивал, смущенный горем старика. Потом не выдержал, подхватил свободную корзину с медными болванками и потащил на юг.

До обеда всё нужное перенесли к Серой Воде, и делать сразу стало нечего. Ну, не измельчать же руду, на самом деле? В такой день, когда весь город стоит, словно, ударом дубины оглушенный… Какалоцонтла покинул Аграбу и двинулся домой.

На площади снова стояла толпа. Десятки четлан сгрудились перед храмом и слушали жреца. Красный Хохолок стоял на второй ступени и исступленно вещал. Отложив барабанчики, скинув парадную накидку, он весь вымазался пеплом пополам с жертвенной кровью и кричал в небеса, что великий Золотой Змей Земли прикрыл глаза. Медник не понимал, что это означает, но догадывался, что ничего хорошего.

— Сияет! Сияет Утренняя Звезда, затмевая Луну! — голосил Красный Хохолок, запрокинув голову. — И Чужой восседает на ней! А нечистые дети его, с ядовитыми копьями и маками, уже идут вверх по Великой реке! Почему?! Почему, о Великий, ты закрыл глаза?!

Толпа у подножия храма голосила и рыдала. Воронов Волос вдруг понял, что последние дни жрец проповедует с храма от рассвета и до заката. Как мастер ни проходил мимо — одноглазый представитель бога всегда был тут и кричал одно и то же: Змей закрыл глаза. Периодически он взывал к рыдающей толпе и просил дать силу крови для пробуждения бога. Тут же на ступени взбегали по несколько желающих. Начинались ритуалы с мягким кровопусканием (полные жертвоприношения владыка пресекал; говорят, только один раз в Толимеке совершили подобное).

Не все на площади предавались богоугодному горю. Повсюду кучковались общинники вперемежку с черными. Почти все воины скоро уйдут с владыкой, а у Черного воинства на Сухотье оставались большие поля. Вот крестьяне и договаривались с людьми Черного Хвоста, чтобы те на время уступили им свои наделы за часть урожая… Пока одни своею кровью старались пробудить бога, другие рядом яростно торговались за каждый мешок маиса.

«Каким же пустым станет этот город уже завтра, — с грустью подумал Какалотцонтла. — Останется только страх ожидания и громкий плач у подножия храма. А потом…».

А потом придут кровожадные астеки. Внезапно захотелось пробежаться до пристани, запрыгнуть в первую попавшуюся лодку и плыть прочь от этого места скорби! Но как бросить Излучное? Как оставить это место, с которым связано столько хороших воспоминаний, столько надежд? Оставить людей, которым скоро станет очень тяжело, которым понадобится помощь.

Дома тоже второй день (как стало ясно, что отец остается в Излучном) постоянно возникали ссоры по этому вопросу. Мать пилила и требовала собрать пожитки в узлы и немедленно уйти прочь из Излучного.

«Хоть, в горы к дикарям! Там и то спокойнее!» — повторяла она снова и снова.

Широкий Дуб огрызался, обзывал ее пустой дурой.

«Не гунди, как индюшка! Всё устроится — владыка мне подробно объяснил, как себя вести перед астеками, что говорить. Так что мы им глаза отведем. Ничего! Как-нибудь всё устроится — астеки ведь тоже люди».

Какалотцонтла сильно подозревал, что его отец вполне мог последовать совету матери. Только вот никаких сил не хватит, чтобы унести узлы со всем добром, что успел накопить Широкий Дуб, хозяйствуя на рынке. А бросать его отцу очень не хотелось. Вот и согласился попробовать договориться с астеками.

Над Излучным одна за другой протяжно заревели трубы. Душа Волоса холодным камнем ухнула в самый низ живота. Неужели началось?.. Но он быстро понял, что трубят не с реки, а из Аграбы.

Значит, всё. Хуакумитла решил уезжать уже сегодня. И собирает всех, кто примет участие в бегстве в Крыло.

«А ведь я до последнего не верил, что это случится, — с горечью подумал медник. — Верил, что владыка передумает, что озарит его какая-нибудь чудесная идея… Всегда ведь раньше озаряла. В конце концов, что Золотой Змей откроет глаза и прогонит детей Чужого…».

Хотелось развернуться и бежать к Серой Воде, чтобы проводить в долгий путь владыку, Облачного Деда, Главного мастера, своих товарищей…

«Нет. Не буду. Пусть уезжают!».