Китеж-грайнд. Книга 1

Вера Галицкая, 2013

Пост-постапокалипсис. Мир разрушен и уже постепенно отстраивается заново. Практически та же Москва, та же школа и те же проблемы волнуют подростков. С небольшой разницей – вокруг мёртвая земля, а реальный и воображаемый миры тесно переплетаются. Все знают легенду о Китеже. Получается, что Москва – это и есть Китеж-град, последний оплот человечества?

1. «Брат Мегеры»

Эх, чаще бы выдавались такие тёплые, беспечные деньки! В городе тепло, деревья шелестят молодой листвой, на клумбах распускаются яркие бархатные цветы, а небо такое чистое и прозрачное, без единого облачка. Вокруг стоит приятная атмосфера покоя и счастья, а нега будто бы разлита в воздухе. Кажется, даже машины ездят тише обычного, а люди на улицах стали спокойнее и добрее.

Тёплый воздух поглощает все резкие звуки, и ты плывёшь себе в комфорте, на ногах — лёгкие кеды, под ними — чистый сухой асфальт, а во рту вкус фруктовой жвачки. Торопиться тебе некуда, солнце в глаза не светит, и даже люди на дороге на тебя не наталкиваются… Вдыхаешь воздух полной грудью, и губы сами по себе растягиваются в умиротворенной улыбке. Красота!

Можно даже выключить музыку в плеере и просто слушать щебетание птиц и все эти приглушённые звуки поздней весны. Радоваться тому, что ты молод и беззаботен, а на улице замечательный солнечный день, пахнущий пыльцой распустившихся цветов и свежескошенной травой.

Он шёл домой от метро. По улице, где ему была знакома каждая трещина на асфальте, и чей светофор на перекрёстке он изучил лучше своего школьного расписания (ровно восемьдесят секунд горит зелёный свет для пешеходов, но можно перебежать и на красный, прождав пятнадцать секунд: дорога перед ним с односторонним движением, и смотреть нужно только направо, что даёт возможность сэкономить время, пропустив лишь один крупный автопоток).

Он пересёк перекрёсток по своему методу, и ему даже никто ни разу не загудел. Теперь самая любимая часть дороги. По левую руку шла зелёная полоса — недавно посаженные липы на сочном зелёном газоне, а за ними на холме возвышалась красивая новостройка приятного бежевого цвета. Чуть подальше, впереди, уже был виден кусочек его дома — бело-голубой шестнадцатиэтажки.

Торопиться домой совсем не хотелось, и он даже подумывал посидеть ещё немного во дворе — погреться на солнышке, подставив лицо тёплым лучам и вдыхая любимый запах свежескошенной травы. Так всё в кайф! Хорошо было бы до старости запомнить сегодняшний день, чтобы дорога домой всегда ассоциировалась с весной, теплом и чуть уловимым медово-травяным запахом. Надо обязательно описать сегодняшний день в дневнике!

Проходя мимо остановки, он традиционно чуть повернул голову вправо, чтобы посмотреть на своё отражение в стекле, но так, чтобы при этом никто не заметил его приступа нарциссизма.

Ба-бац!

Смотри, куда идёшь! Что это?

Камень под ногами, что ли? И темнее сразу стало… Какая же жгучая боль в коленях.

Содрал кожу капитально.

Руки, надо бы проверить руки, на них же приземлился…руки… где…

Вот засада, картинка перед глазами прыгает, как заведённая… Не поймать никак руки, всё равно что фокус сбили… Там, небось, царапины и кровь.

Но запах цветов всё меньше уловим, и солнце тускнеет… Машины все уехали, совсем не слышно, как едут…и куда… да… ааа…

Ноющая тяжёлая боль разлилась по левой руке и ударила прямо в мозг. Марк пытался удержать в памяти своё последнее видение, но оно ускользало, как песок сквозь пальцы. Картинка разорвалась на куски, образы, слова, повторяющиеся звуки и, наконец, исчезла совсем, оставив перед глазами только реальный мир.

Буро-зелёное небо, ветхие полуразрушенные дома с выбитыми стёклами. Под ногами только сухая грязь и пыль. В воздухе запах гари и ядовитых выбросов с фабрик. Старые опоры линии электропередачи стоят, как кресты над могилами, а по земле тянутся чёрные провода. Вдалеке виднеется старая железнодорожная станция, не использующаяся уже сорок лет. Никого вокруг нет. Никаких деревьев, никакой весны. Доброе утро.

Марк сидел на дороге, уставившись на ладони. Из серой стоптанной земли торчал окаменевший кусок асфальта.

«Вот обо что споткнулся», — заметил он про себя.

Брюки все изгваздались, штанина на правой ноге была порвана, и из дырки виднелась кровавая царапина, покрытая сухой серой грязью.

— Ну, за что мне достался в родственники такой кретин?.. Черт побери, почему нельзя ни один важный день провести правильно? — Марк увидел сидящую невдалеке от него свою сестру Геру, которая даже не смотрела в его сторону. Она положила под попу свой старый истёртый портфель и, сидя на нём в позе мыслителя, задавала себе обречённым голосом бесконечный ряд риторических вопросов. — Что происходит у дураков в башке? Как в моей семье мог появиться этот полудурок? Я не понимаю…

Сестра Марка, помимо своей выдающейся правильности и заносчивости, отличалась от него яркой, ему даже казалось кричащей, внешностью. Гера была одним из тех родившихся после катастрофы существ, которые внешне уже отличались от обычного homo sapiens — вытянутое лицо, лишенная волосяного покрова голова, большие зелёные глаза и очень светлая сероватая кожа. Этих отличительных черт ей показалось мало, и она украсила себе лоб и темечко татуировкой в виде тонкого ажурного узора. Гера была младше Марка на два года, но так исторически сложилось, что она выполняла все функции старшей сестры.

Марк встал, отряхнул брюки и с извиняющимся видом подошёл к Гере. Подал ей руку, но она, демонстративно не глядя на него, встала с земли и быстро пошла вперёд.

«Отличное начало учебного года, просто гениальное. Молодец, Марк», — пробубнил он еле слышно себе под нос.

С сестрой он не виделся всё лето и очень надеялся, что после такой долгой разлуки в Гере проснётся хоть капля сестринской любви. Тем более за каникулы Марк сильно возмужал, даже стал более уверенным в себе, и Гере теперь должно было быть не так унизительно идти с ним от дома до школы. Но сейчас всё потеряно — из-за этого треклятого приступа, они опаздывают на торжественное начало учебного года.

Всю дорогу до школы Гера усиленно делала вид, что Марка рядом не существует, но периодически из её уст вырывалось сдавленное ругательство:

— Твою ж мать, последнее в нашей жизни первое сентября… и провафлить…вот козлина тупая…

Она шла всё быстрее, поглядывая каждые двадцать секунд на наручные часы — трофей с первой вылазки их отца.

— Придушила бы собственными руками…, — всё не унималась она, — уже семь минут пропустили!

Гера ускорилась так, что Марк за ней еле поспевал. Наконец, вдалеке послышался галдёж детей, чьи-то радостные визги и весёлый смех. Из-за поворота показалась школа.

До войны это было стандартное здание, напоминающее с высоты птичьего полета букву «П», но после попадания снаряда в левое крыло, школа стала больше похожа на перевёрнутую букву «Г». Обшарпанное здание неясного цвета сегодня было украшено грязной красной растяжкой сорокалетней давности с серыми буквами «1 СЕНТЯБРЯ — ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ ЗНАНИЙ». Обрушенное левое крыло демонстрировало скелет здания и внутреннюю обстановку остатков классных комнат: облупленные зелёные стены и заколоченные во имя безопасности любопытных школьников двери. На земле под всем этим лежала куча крупных обломков, и торчали куски арматуры.

Как только брат с сестрой поравнялись со спортивной площадкой, где за ржавыми турниками простиралось футбольное поле с вытоптанной серой землёй, Гера сбавила темп и чинно пошла к школе, даже позволив Марку её догнать.

Из общего гула уже можно было различить отдельные слова и фразы.

— Эй, старик, подваливай сюда! Ну, красааава, брудо! Ухты, новый партак!

Это крутые общаются. У Марка внутри всё съёжилось. Как бы он ни возмужал за лето, он не может так же подойти к кому-нибудь из одноклассников, хлопнуть по плечу и назвать «стариком» или «красавой». И ему такого никогда не скажут. Что-то внутри мешало ему расправить плечи, что-то стальными когтями сдавливало дыхание и опускало голову, когда рядом появлялись люди.

И чем ближе они были к толпе школьников и родителей, тем сильнее становилось это ощущение сдавленности и страха. Тяжёлые дымные тучи над головой, казалось, опустились ещё ниже, будто желая пригвоздить бедного парня к асфальту. Марку очень не хватало общения, он соскучился по знакомым лицам, но за лето он нафантазировал себе совершенно другое первое сентября! Он должен был чувствовать себя уверенно! И малявки должны были почтительно на него поглядывать. Но чем ближе к школе он подходил, тем больше в его голове всплывало воспоминаний об унижениях и одиночестве. Марку очень захотелось спрятаться за сестру, и он интуитивно шёл немного позади неё, очень стараясь не отставать.

Во дворе школы директор заканчивал речь. Абсолютно лысая девочка с огромными глазами сидела на плече у выпускника и радостно улыбалась беззубым ртом. Когда директор закончил говорить, первоклашка зазвенела в старый ржавый колокольчик, а старшеклассник понёс её по двору школы, заполненному школьниками всех возрастов.

Школьный двор был разделён на квадраты, и каждый класс должен был стоять в строго отведённом для него месте. Ближе к крыльцу стояли младшеклассники, дальше всех должны были располагаться выпускники. Но квадраты десятиклассников по традиции пустовали. На месте стояли только старосты с табличками типа «10А» и «10Б» и пара-тройка сочувствующих им друзей.

Тигран, староста их, Марка и Геры, десятого «Б» вымахал за лето просто невозможно! И если бы не короткие брюки и не старая узкая футболка, из которых он вырос ещё в прошлом году, он выглядел бы очень даже внушительно. Его роду вообще везёт с физической формой, с рождения.

Марк с Герой подошли к своему классу, поздоровались со всеми учителями и поздравили их с новым учебным годом. Химоза обняла Геру, аж чуть не плача. Конечно, сестра ведь отличница, подлиза. Это Марка можно не замечать, несмотря на то что химия — его любимый предмет и он всегда выполнял лабораторки правильно и быстро. Ну, и ладно, хорошо смеётся тот, кто смеётся последний!

Гера, улыбаясь, пошла к своим друзьям, которые стояли позади и всем своим видом показывали, что они взрослые и первое сентября с его квадратами их мало волнует. Марк пошёл за ней. Сестра с воплями и визгами кинулась обниматься со своей лучшей подругой Насей.

Ох, Нася…. Марк блаженно заулыбался, глядя на подружку сестры.

Нася очень милая. Самая добрая и красивая девушка на всей земле. Так как всех жителей Москвы Марк уже видел, а весь остальной свет погиб, это можно утверждать со стопроцентной уверенностью. Нася всегда разговаривала с Марком, улыбалась и никогда его не обзывала. Она была воплощённым светом — крупные и лёгкие кудряшки белокурых волос, почти абсолютно белых, светлая кожа, красивые серые глаза и маленький кукольный ротик. Вся такая нежная, тоненькая, хрупкая в своём светло-голубом платье до колен. И имя такое красивое — Нася.

Нася, улыбаясь, попросила Геру не так усердствовать с объятиями — спина болит. Она повернулась и откинула на бок волосы, демонстрируя открытую спину. У Марка перехватило дыхание. На нежной голой спине Наси красовались крупные розовые цветы.

— Вчера только Тёма закончил, ещё рано о результате судить. Он сказал, сначала зажить должно, — прокомментировала Нася, глядя через плечо на реакцию людей.

— Ну, детка. Это просто АХРЕНИТЕЛЬНО. Что я могу ещё сказать. Вэлкам ту зэ клаб, как говорится, — с деловым видом резюмировала Гера, поглаживая свою татуированную голову.

Несколько лет назад на одной из сталкерских вылазок было совершено открытие, которое изменило серые будни тинейджеров постапокалипсиса — был найден склад, где в оптовых масштабах хранились самые разные разности для неформалов. Разноцветный каникалон, серёжки, туннели, футболки с яркими принтами, обувь и самое главное — рядом с эти складом в большом просторном подвале находился татусалон. А там было просто раздолье! Машинки для татуировок, иголки, краски (засохшие, правда), журналы… В общем, всё это богатство быстро растащили, а Тёма прихватил себе машинку, пару журналов и принялся изучать это ремесло.

Тёма — хороший парень. Сейчас он стоял неподалёку от Марка, окружённый друзьями, и с довольным видом смотрел на своё творение на Насиной спине. Хотелось бы Марку быть таким. Жилистый, высокий, с чёрными иглами волос на голове, вся левая рука покрыта татухами, а лицо очень благородное, породистое — тёмные глаза, красивые густые брови и тонкий рот. Тёме во многом повезло. Если не сказать во всём. Помимо того что он был красивый, интересный, умел делать татуировки и у него было много друзей, он ещё был иммунный.

Нельзя сказать, чтобы Марк сильно завидовал тем, у кого иммунитет к демке, но этот статус открывал людям безграничные перспективы карьерного роста. Такие люди везде были нужны. Люди, которые не видят снов и не попадают под влияние другого мира (ДМ или демки, в просторечии) ценились выше всех специалистов вместе взятых. У них не бывает приступов, они существуют только в этом мире, могут здраво оценивать ситуацию и не теряются в информационных потоках, которые его, Марка, просто сбили бы с ног. Это то, в чём Марк был слабее всего. Демка его засасывала постоянно. Вот даже сегодня с утра он по ней стал блуждать, на ровном месте прямо-таки.

А Тёма всегда думает головой, он в такие позорные ситуации, как Марк никогда не попадал и не попадёт. Везунчик.

На самом деле, перечислять пункты, по которым он Тёме завидовал, можно бесконечно. Например, Тёма учится в одном классе со своим лучшим другом, Доцентом. Они всегда вместе, всегда друг друга выгораживают и поддерживают, вместе им вообще ничего не страшно. И сейчас Доцент стоит рядом с Тёмой, и они о чём-то весело разговаривают. Со стороны, конечно, странная парочка — высокий, худой Тёма в камуфляжных штанах и чёрной футболке и низкий, коренастый Доцент в шортах и клетчатой рубашке. Андрей стал Доцентом, потому что напомнил кому-то героя из фильма «Джентельмены удачи», который часто показывали в Кинотеатре. Один раз кто-то сказал, а кличка привязалась намертво. Клички были почти у всех, Геру, например, при рождении назвали Наташей. Но ей это имя не нравилось, и она назвала себя в честь древнегреческой богини. Марк тоже пытался назвать себя Мастером, потом Амадеем, но имена как-то не прижились.

Около Тёмы с Доцентом вертелась девочка Оля — обладательница чёрных отросших дредов до колен длиной, тёмных кругов под глазами и тонкой талии, которую она ещё более выделяла с помощью широких жёстких поясов. У неё тоже на руке было творение Тёмы — татуировка, изображающая красную змею, вьющуюся от плеча до большого пальца. Марк старался не общаться с Олей, хоть она и вела себя крайне дружелюбно со всеми, улыбалась и предлагала свою помощь. Он даже старался не смотреть ей в глаза. Как-то не по себе становилось ему он неё.

Марк тихо поздоровался со всеми и стал рядом. В полукруг его, конечно, не пускали, но всё-таки теперь он не один. И можно послушать, о чём говорит народ.

— Надо бы пообщаться с этим новеньким, он вроде нормальный парень, — сказал Тёма Доценту низким голосом.

— Да ты шутишь, чувак! Где ты видел нормального парня из Восточного Округа? Они там все быдло убогое поголовно, — развязно заявил ему в ответ Доцент, — да и вид у него, как будто он тут круче всех. Стоит там в одиночку и даже не смотрит по сторонам.

— Не, ну ты тормоз, бруд. Конечно, он один стоит, он же не знает никого тут! И я, короче, слышал, что у него родители погибли недавно. Видишь, он в трауре.

Новенький стоял за учителями и разглядывал крыльцо школы, где завуч младших классов приветствовала малявок, сюсюкая в громкоговоритель. Глаза сами сразу находили новенького в толпе людей. Одет во всё траурно-чёрное, бледный, кучерявый, с кучей колец в пухлых губах, он стоял, не шевелясь, и только иногда поправлял рюкзак, съезжающий с одного плеча.

Вообще за всю историю школы, по крайней мере, пока Марк в ней учился, такое происходит впервые. Чтобы кто-то переезжал из округа в округ, должно было произойти действительно что-то ужасное. Марк решил, что они с новеньким обязательно подружатся и что на первой же перемене нужно будет к нему подойти и познакомиться. Пока кто-нибудь другой его не завербовал. А до этого нужно придумать приветственную речь.

— Нась, как тебе интуиция подсказывает, нормальный парень? — шепнула Гера Насе, сделав кивок в сторону новенького. Видно было, что глаза у сестры загорелись.

— Слушай, Гер, он какой-то закрытый… Не могу пока сказать, — ответила ей Нася, нахмурив лоб.

Мимо их компании прошёл зарёванный первоклашка, потерявший свой квадрат. «С таким ростом он ещё долго блуждать будет», — усмехнулся про себя Марк.

Тут прозвенел первый звонок на учёбу, и учителя принялись загонять всех в школу.

***

Марк зашёл в класс и сел за свою парту — последнюю в крайнем левом ряду. На соседний стул он поставил портфель. Пусть все думают, что он сидит один, просто потому что место рядом занято рюкзаком. Лучше уж думать, что ты сидишь один, потому что сам никого к себе не подпускаешь.

Все парты в классе были разномастными. Какие-то столики притащили из других школ, какие-то сколотили из подручных материалов, а некоторые были столами-франкенштейнами, собранными из нескольких порушенных и поломанных парт. Столешницы все были исписаны разноцветными ручками, и шаткие конструкции скрипели и трещали от малейшего прикосновения.

За столом у окна уже сидел Михаил Всеволодович, учитель биологии и генетики, очень важный человек, с круглым лицом, короткими седеющими волосами и бакенбардами.

— Здравствуйте, садитесь. Я вас поздравляю с началом нового учебного года. Думаю, вы понимаете, как важно сейчас усердно учиться, ведь в этом году решается ваша судьба. Выбирается ваша профессия. Поэтому не будем терять драгоценное время, — биолог хлопнул в ладоши и добавил, — открывайте тетради и записывайте дату.

Тема сегодняшнего и следующих двух моих уроков: «Генотипы и мутации». Советую вам как можно скорее включиться в учебный процесс, потому что времени у нас с вами мало, а этой темы ещё нет ни в одном учебнике. Я буду вам рассказывать про новейшие данные от наших учёных, — учитель встал из-за стола и принялся ходить вдоль доски.

— Как вам всем известно из предыдущих занятий и из того, что вы видите вокруг, мир изменился. Не только снаружи, но и внутри. Что такое гены, вы должны знать с детства, так ведь? Кто даст определение?

Естественно, тут же подняла руку Гера.

— Я вижу, Наташа. Ещё кто-нибудь? — сурово спросил учитель, оглядывая класс.

Марк сидел и повторял определение про себя, на случай если его всё-таки спросят, а все остальные опустили глаза и принялись шуршать страницами учебников. Гера усиленно тянула руку.

— Да, молодой человек. Встаньте и представьтесь, я вас почему-то не помню, — вдруг обратился к кому-то учитель.

Ничего себе! Новенький вызвался! Вот это начало учебного года!

— Дан Полунин, я перевёлся из Восточного Округа, — ответил новенький, медленно вставая с места, — геном называют функционально неделимую единицу генетического материала, отрезок молекулы ДНК или РНК, в котором закодирована первичная структура полипептида, молекулы рибосомной или транспортной РНК. Это структурная и функциональная единица наследственности.

— У вас был хороший учитель в Восточной школе, — с лёгкой долей одобрения сказал учитель, — Садитесь. Итак, все вспомнили, что такое ген, и мы можем двигаться дальше.

Надо было видеть лицо Геры! У неё появился конкурент в охоте за «пятёрками»! Новенький, видимо, не понял ещё, что он натворил. Сидел и спокойно слушал учителя, пока Гера смотрела на него большими глазами.

«Спасибо, Даня, теперь мы точно подружимся!» — мысленно возликовал Марк.

Урок был крайне познавательным. Учитель рассказывал про новые понятия генетики и новые методы генной инженерии. Про открытия в структуре ДНК и РНК. Самым важным открытием учёных за последние несколько лет считалось обнаружение в структуре ДНК связки, которая отвечает за иммунитет к демке. Особенность эта передаётся по наследству лишь в 1% случаев, поэтому дети от иммунных родителей всё равно в большинстве случаев рождаются с частичкой сна в хромосомах. Учёные постоянно бьются над тем, чтобы изобрести антидот к частям инфосферы, которые витают в воздухе и проникают в сознание человека, препятствуя его нормальному существованию.

— Ещё совсем немного и учёные выведут формулу, которая избавит всё человечество от проклятого наваждения! — Михаил Всеволодович патетично размахивал руками, стоя перед классом.

— Это вопрос буквально нескольких месяцев, я думаю, даже меньше года! Вы представляете, свидетелями какого открытия вы будете? При ваших родителях закончилась война, а при вас инфосфера снова станет подконтрольной! Все сны, мечты, всё прошлое снова будет изолировано от людского сознания. Мир возвращается на круги своя. Ещё буквально пара-тройка лет напряжённой работы и вы увидите первые ростки, пробивающиеся из-под земли. Ещё всего пару лет, вдумайтесь! Пару лет перетерпеть, и вы станете свидетелями возрождения Земли. Это научные данные, наши учёные предоставили нам показатели: с каждым годом понижается температура нижних слоёв атмосферы, содержание ядовитых паров в воздухе стремительно уменьшается. Это значит, парниковый эффект сходит на нет. Скоро всё вернётся: вместо вечной осени у нас будет снова четыре сезона: вернутся зима, весна и лето. Появится зелень, вырастут деревья, очистится небо, пойдут нормальные дожди! Возможно, вернутся насекомые, и зародится новая жизнь. Микроорганизмы, грибковые и тараканы же не вымерли! Значит, когда-нибудь и животные вновь появятся на этой планете!

И вы, ученики, должны принимать в этом процессе возрождения самое деятельное участие. Работайте, учитесь. Мы должны дожить до этого чудесного момента! Ведь с каждым рабочим днём светлое будущее приближается, а с каждым прогулом, вы укорачиваете себе и всем вокруг жизнь! Помните об этом и работайте, не жалея сил! Скоро нам всем воздастся за страдания, и мы увидим, услышим и почувствуем обновлённый, живой мир!

Прозвенел звонок, и весь класс, будто окрылённый, вышел на перемену. Ребята переговаривались о еде, которую они видели только на картинках, девушки защебетали о цветах и животных, которых они заведут. Всеобщее воодушевление витало в воздухе. Марку очень хотелось побыстрее увидеть настоящие деревья и почувствовать снова запах свежескошенной травы, который он вдыхал с утра в демке. Он стоял у окна в коридоре и представлял, как он будет дарить Насе цветы. Прямо как в книгах и фильмах. А она будет улыбаться ему. И когда-нибудь поцелует в ответ. Они будут гулять за ручку, разговаривать…

И тут Марку ударило в голову — он же должен был подойти поговорить с новеньким на перемене! Чуть не забыл! И он понёсся со всех ног во двор.

В школьном дворе было многолюдно. Кто-то играл в сокс, стоя вокруг флагштока с глушилкой, мелкие девчонки играли в классики, некоторые просто слонялись по периметру, не зная, как ещё убить пятнадцать минут.

Десятиклассники окружили новенького. Марк понял, что опоздал, и теперь ему слова будет не вставить. Но он всё равно пошёл к плотному кольцу, которое образовалось вокруг Дана.

— Мне не особо улыбается рассказывать вам в красках, почему я перевёлся из Восточного Округа. Коротко говоря, мне нужно было сменить обстановку, начать новую жизнь там, где ничего не напоминает мне о родителях… Надеюсь, вы этого никогда не испытаете, — услышал Марк объяснение. Значит, действительно, родители погибли. Жалко его. Должно быть, это очень тяжело.

— А погоняло у тебя какое-нить есть? Или тебя по имени называть? — спросил Игорь из десятого «В».

— Меня все зовут Даня, — ответил новенький и закусил половину своей нижней пропирсингованной губы.

Все начали представляться, жать ему руки, Даня улыбался и кивал головой. Тёма очень дружелюбно себя вёл, дредастая Оля поддержала этот тон, и, в итоге, все с ним общались. А Марк так и не смог прорваться к своему потенциальному новому другу. Перемена уже подходила к концу, а он ни то чтобы не подружился, а даже не представился. Ну, почему всё снова так…

Тем временем к Дане прорвалась Гера.

— Ну, парень, ты меня поразил этими генами! Дан говоришь? А меня Гера зовут. Добро пожаловать в нашу школу. Надеюсь, у нас образование не сильно отличается от того, чему там вас учили. Вот скажи, ты генетикой серьёзно увлекаешься?

Всё, сестра взяла новенького в оборот. Просто так. Растолкала всех локтями, громким весёлым голосом поздоровалась… и всё! Они уже друзья! Гера взяла Даню под локоть и повела прочь из плотного кольца одноклассников. Марк решил воспользоваться этим счастливым случаем и подойти к новенькому.

— Привет, а я её брат, — заикающимся голосом пролепетал Марк и улыбнулся.

— Здарова, парень, — вяло улыбнулся в ответ тот и приподнял брови.

Но тут к Марку обернулась Гера. По её глазам и каменному серому лицу уже было всё понятно. Можно было даже не слушать дальше.

— Слушай ты, недоношенный, — тихо прошипела она, — если ты ещё хоть раз ко мне на людях подойдёшь, я всем расскажу про твой приступ. И ты пойдёшь улицы подметать.

У Марка внутри всё похолодело.

Ну и стерва… Как будто не живёт с ним под одной крышей всю свою жизнь. Как так можно? Настоящая мегера. Надо было ей такую кличку взять, Мегера. Марк развернулся и пошёл прочь. Вон из дворика. Лучше переждать перемену за школой. Мегера.

За школой на небольшой пыльной площадке Марк увидел Арса, своего единственного приятеля из параллельного класса. Арс с очень сосредоточенным видом гонял в пыли какой-то железный шарик. Он был классическим раздолбаем и несколько раз оставался на второй год. Но в то же время он был очень добрым человеком и хорошим другом.

— Привет, Арсен! Как жизнь?

— О, Марк! Как делища? Чё такой тухлый? Девушка отшила? — заулыбался Арс, обнажая рот без половины зубов.

— Да сестра опять психует… Ты видел, у нас новенький в классе? А она вцепилась в него, как заноза, и не даёт с ним нормально пообщаться! Стекловаты кусок, а не сестра.

— Пфф, забей, чувак. Оно того не стоит. Вот увидишь, через какое-то время эта сумасшедшая баба образумится. Она умная всё-таки, должна когда-нибудь понять.

Марк с Арсом пошли бродить вокруг школы, обсуждая последние новости. Если бы не Арсен, Марку было бы здесь совсем тяжело. Разговоры с ним были настоящей отдушиной. Жаль только, что они могли общаться нечасто — на переменах и после школы. И сейчас осталось совсем мало времени до начала урока…

— Ладно, Арс, я побежал учиться. Увидимся на следующей перемене! — сказал другу Марк и отправился в школу на занятие по лабиринтам действительности.

Класс находился в правом крыле школе, самом безопасном углу. По стенам были развешены карандашные рисунки учеников, повествующие об их путешествиях по Другой Реальности. Зарисовки Гражданской войны, которая прошла более тридцати лет назад, странные диски с причудливыми узорами, нотные записи… Любимой картиной Марка был рисунок «Догоны», её нарисовала девушка, которая уже давно закончила школу. На рисунке были изображены странные гладкие животные, выходящие из воды и превращающиеся в людей. Техника была просто невероятной, казалось, рисунок живёт своей жизнью. По школе даже ходила легенда, что до этого видения девушка совсем не умела рисовать, нарисовала эту единственную картину и снова лишилась художественного дара! Жалко Марк её не застал. Естественно, почётные места на стене получали самые лучшие творения. К слову сказать, ни одного рисунка Марка тут не было.

Класс лабиринтов был достаточно светлой комнатой, потому что выходил зарешёченными окнами не во двор, а на улицу. Сегодня, правда, было не очень светло — небо готовилось к сезону дождей. Из окна была видна спортивная площадка, на которой проходило занятие по физре у восьмого класса, и даже здесь, в классе, слышались отдалённые неразборчивые команды физручки.

Учителем по лабиринтам был человек уже довольно преклонного возраста, он пережил Эпоху Катастроф и гражданскую войну. У него были абсолютно белые волосы, лицо его было покрыто глубокими морщинами, но в голубых глазах читались сила и ум, которые редко встретишь и среди более молодых людей.

Андрей Николаевич — один из самых уважаемых людей города, он мастерски управляется с демкой и изобрёл Фильтр Частиц Инфосферы (ФЧИ), в простонародье именуемый глушителем или глушилкой — специальное устройство, не позволяющее образам из другого мира проникать человеку в сознание. Прибор ещё не доработан, он не всегда справляется со своей задачей, а также само его производство очень дорогое. Но с десяток таких глушителей в городе уже установлено и это значительно облегчило жизнь, уменьшилось число несчастных случаев на производстве и вообще люди работают эффективнее, когда их практически ничто не отвлекает.

Андрей Николаич начал свой урок-лекцию.

— Здравствуйте, молодые люди. Я вижу, среди вас появились новые лица. Это прекрасно, хотя и несколько усложняет мне задачу, — спокойно сообщил учитель. — Позволю вам напомнить, для чего мы с вами собираемся в этом классе на протяжении последних трёх лет. Все мы люди разные и, в зависимости оттого, каким образом наше ДНК оказалось восприимчивым к инфосфере, мы по-разному ведём себя в Другой реальности. Кто-то использует прорвавшуюся инфосферу, чтобы забыться и покинуть наш мир ненадолго, получить лёгкое удовольствие. Это значит, ваши родители пережили Катастрофу благодаря генам, изменившимся в результате долгого употребления наркотика Виртацина. Кто-то не стремится попасть в Другую Реальность, но попадая туда, блуждает и долго не находит выхода. Это значит, ваши родители или прародители принимали лекарство на основе Виртацина. И, наконец, кто-то умеет справляться с витающими в воздухами обрывками инфосферы, подчинять их себе. Это значит, что, несмотря на вашу родословную, вы учитесь и преодолеваете трудности. Это значит, вы внимательно слушали мои уроки и старательно выполняли все задания.

Марк рисовал на полях тетради объёмные буквы. Он всегда чувствовал себя очень некомфортно на занятиях по лабиринтам, ему казалось, что учитель может залезть к нему в голову и увидеть, какой он тупой и как часто проваливается в демку. А Марку крайне не хотелось, чтобы про его несостоятельность в борьбе с инфосферой помешала получить ему хорошую работу. Оставалось только блокировать голову и ждать, когда закончится урок.

Ему вспомнилось, как раньше он сидел на всех уроках с Ваней Антиповым, и у них были постоянные столкновения: Ваня вечно залезал левым локтём на половину парты Марка. Что только Марк не перепробовал! Чертил карандашом на парте границу, отгораживался учебником, под конец он уже разозлился и пихал Ваню руками. В итоге Ваня струсил и отсел от него сам. Марк очень радовался своей победе над захватчиком, но уже на следующем уроке понял, что без соседа ему совсем одиноко.

Николаич в это время монотонно талдычил про Другую Реальность. Что просто так мысли в голове не появляются, даже если они прилетели извне. Рассказывал, что раньше, сто лет назад, когда инфосфера только начинала истончаться и протекать, людей беспокоили только дежавю и странные совпадения. Ну, ещё иногда на разных континентах в одно и то же время разные люди совершали одинаковые открытия. Тогда образно говорили, что идеи витают в воздухе. А теперь мы знаем, что это высказывание не образное, а вполне себе материальное, физическое. Урок шёл спокойно, эти вещи понимал даже Марк.

Но за четверть часа до перемены случилась беда — Николаич дал задание написать мини-сочинение про свой последний визит в Другую Реальность…

Какой-то неудачный день. Демка, штанина, сестра, а теперь ещё это сочинение! Марк никак не мог написать, что на последней встрече упал и порвал брюки, потому что не следовал правилам безопасности. Признаться во всём этом — значит лишить себя собственной химической лаборатории на веки вечные и открыть себе дорогу в мир обслуживания. Уборка, работа на коллекторе, вечные грязные полы и швабра в руке.

У Марка от мелкого тремора выпала ручка и упала на парту, а потом медленно укатилась на пол. Чёрт, теперь на него все смотрят. Он полез под парту и постарался стабилизировать дыхание и унять бешеные скачки сердца, решившего выскочить из груди. Но дыхательные упражнения не помогали.

Пульс 200.

Левая рука немеет.

Звуки становятся гулкими….. уууууууу…..

….мир вспыхивает пятнами…

….он готов поплыть….

Ну, уж нет. Это же школа. Здесь есть глушилка, ты не можешь. Садись на место. Нужно писать.

Думай о лаборатории. Твоей.

…комната в ярких пятнах…

Ты должен.

Марк взял из рук подошедшего учителя листок и с сосредоточенным видом вывел в углу свою фамилию.

***

Уроки закончились. Наконец-то можно прийти домой, плюхнуться на кровать и постараться не думать об этом кошмаре с тестом. Написал. Что-то, но написал.

Марк вышел из школы с чувством, что его ударили по голове портфелем. Он проводил взглядом сестру с друзьями, которые шли куда-то тусоваться, выждал некоторое время и поплёлся домой. Тело неприятно ныло, шея затекла, разодранная коленка болела. Хотелось побыстрее бросить рюкзак с учебниками и растянуться в горизонталь. А ещё пообедать. И поговорить хоть с кем-нибудь.

Проходя мимо спортивной площадки, Марк увидел двух девочек-шестиклассниц, качающихся на скрипучих качелях. Звук ржавого несмазанного железа нагонял тоску. Две абсолютно лысые девочки качались в унисон. Туда-сюда, туда-сюда, скрип-скрип. И разговаривали о какой-то ерунде, не обращая ни малейшего внимания на Марка. Поговорить ему, конечно, очень хотелось, но эти жуткие звуки и запах ржавчины, смешенный с пылью площадки…нет… К тому же девочки одной расы с его сестрой, небось, такие же гадины.

Над головой зависли тяжёлые ядовитые облака, еле-еле пропускающие неяркий солнечный свет, который кое-где пробивался прямым столбом света и освещал розово-фиолетовым скелеты разрушенных зданий. Должно быть, скоро будет дождь. И можно будет отсидеться дома. Марку стало невыносимо грустно.

— Ээээй, подожди меня! — сзади, придерживая лямки рюкзака двумя руками, бежал Арс. — Задержала меня после уроков литричка. Тест я, видите ли, не полностью заполнил. Достала, треш!

— Блин, я с этим сочинением сильно облажался… Даже думать не хочу…

— А что такое? Пришлось выдать свои интимные подробности?

— Очень смешно. — Марк посмотрел на Арса, как на слабоумного. — Нет, я про последний визит демки какой-то чуши нагородил. Боюсь, что не поверят.

— Навыдумывал, значит…. — ухмыльнулся Арс.

— Только не говори никому, слышишь? — опомнился Марк.

— Да ты за кого меня держишь, бруд? И вообще, даже если ты не сдал — не велика беда! Это только вначале кажется страшным — не преуспеть в чём-то, не оправдать ожиданий… А на самом деле, любая неудача — е-рун-да, — Арс произнёс по слогам последнее слово и посмотрел на Марка, как будто объяснял глупому ребёнку Первый закон безопасности. — Вот я несколько раз оставался на второй год, и ничего страшного, жив! Сначала думал, с ума сойду! Решил, что я хуже всех и полное чмо. Что я не вписываюсь в этот мир, что я здесь не нужен. Что все ушли вперёд, а я стою на месте, упуская жизнь. Но потом понял, что это ОНИ ничего не понимают. Они не могут понять, что я, даже будучи уборщиком, лучше их в стопицот раз. Просто они не удосуживаются получше меня узнать. Так же и с тобой, они даже не догадываются, какой ты крутой, как с тобой весело и какой ты умный!

Действительно, сколько можно метать бисер перед учителями, которые не удосуживаются даже попытаться его понять. Если бы не Арс, который слово в слово подтвердил давние мысли самого Марка, он бы, конечно, ещё долго сомневался в своих наработках. Но теперь их двое. Марку стало намного легче. «Всё-таки дружба — великое дело!» — подумал он и сменил тему на более лёгкую и приятную.

2. «На партаках»

Тёма и Доцент вышли из школы и стали ждать остальных во дворе, чтобы вместе пойти потусить. Погода, конечно, не сильно доставляла, но всегда можно найти занятие, которое отвлечёт от размышлений об отстойности пейзажа.

Ежесекундно из дверей школы показывались знакомые люди и разбредались в разные стороны. Перед глазами у Тёмы постоянно мелькали девочки с разноцветными канеколоновыми косичками, ребята с дредами и малочисленные представители «новой расы» — абсолютно лысые чуваки. И все, независимо от внешнего вида, радостно выбегали из школы на свободу. Ребята из девятого «В» традиционно стягивались к глушилке, чтобы поиграть в сокс. Бедолаги совсем плохо ладили с демкой, и глушилка будто манила их к себе каждую перемену. Вот даже после уроков ошиваются возле неё. Но Тёме этого не понять, как бы он ни старался.

Доцент насвистывал какую-то мелодию собственного сочинения и притоптывал в такт ногой в грязном драном кроссовке. Тёма с сосредоточенным видом смотрел на дверь школы, стараясь не пропустить своих приятелей. Одинокий луч солнца скользнул по его лицу и тут же пропал. Тёма сморщился, а потом снова стал следить за стальной дверью школы, мотающейся туда-сюда и выпускающей измученных учеников. С Тёмой что-то странное случилось после каникул: он иногда ловил себя на мысли, что думает о своей приятельнице, с которой уже тыщу лет учится в одном классе. Постоянно ищет её глазами. Может быть, привык к ней за время, проведённое на волонтёрстве в одном отряде. А может, боится, что что-нибудь пойдёт не так с татуировкой, которую он ей сделал. В любом случае, это уже становилось странным.

Скоро к ним подошла дредастая Оля, вымученно улыбнулась и обрушила портфель себе в ноги, типа, смотрите, какая тяжесть. Тёма, усмехнувшись, напомнил ей про горящую избу и русскую бабу, а Доцент только пожал плечами. Оля хмыкнула и тряхнула своими длиннющими чёрными дредами.

Через некоторое время из стальных дверей школы вышла Нася, а потом и Гера, которая вцепилась мёртвой хваткой в новенького. За ними показался брат Геры — низкий постоянно улыбающийся пацан с всклокоченными каштановыми волосами. Сегодня он выглядел совсем забито: пыльный, штанина порвана, весь какой-то дёрганный. Бедный парень, вот кому бы надо ни на шаг не отходить от глушилки.

Наконец, все нужные для вечерней тусовки люди собрались: Тёма, Доцент, Оля, Нася, Гера и Даня. Обычно с ними ходил ещё Саня, но последние полгода этот приятель ударился в строительство карьеры, и на тусовки его было не дозваться. Тёма поинтересовался в очередной раз, как Насина спина, осмотрел татуировку, проведя пальцем рядом с ярко-чёрным контуром, и сказал, что всё идёт нужным образом. Затем с важным видом добавил, что портфель за неё лучше понесёт он. «Нужно не содрать корочку, тогда всё ровно заживёт», — резюмировал Тёма и забрал у Наси фиолетовую сумку.

Когда Тёма закончил выполнять свой долг тату-мастера, Доцентом было выдвинуто предложение зайти в магазин за едой и пойти в гости к Бабуле. Дорога, конечно, не близкая, но дело того стоит! Все радостно согласились, Гера захлопала в ладоши со словами «еее олдскул!», и компания выдвинулась в путь.

Только один Даня остался на месте с недогоняющим видом.

— Не-не-не! Какая нафиг бабуля? Вы же вроде тусануть хотели? Может, лучше у меня соберёмся? Я один живу… Мне вот вообще не улыбается со старпёрами проводить свободное время! — запротестовал он, подавшись назад от цепкой руки Геры.

Компания остановилась и озадаченно замолчала. Было понятно, что чувак из Восточного округа и не в курсе местных модных тенденций. И кто-то должен всё объяснить. Причём так, чтобы Западные не были похожи на лузеров, которые тусуются с бабульками.

Тёма шагнул вперёд и взял новенького под локоть, тяжело вздохнув.

— Ооо, этой фишки стыдно не знать, — протянул он, — Сейчас объясню тебе в двух словах про Бабулю…

Доцент молча моргнул обоими глазами в знак одобрения, Гера попыталась начать историю вместо Тёмы, но её быстро одёрнули. Главным по умолчанию считался именно он.

— Сразу хочу тебя предупредить: короче, Бабуля, на самом деле, нам никакая не бабуля и вообще не родственница, — начал тату-мастер, — Просто очень гостеприимная старушка. Мы познакомились с ней на волонтёрстве. Потомков у неё нет, и нас направили помогать ей по хозяйству. Ну, и морально поддержать, знаешь, старикам тяжело в одиночку жить. Короче, мы с Герой взвалили эту ношу на себя и готовились к худшему.

Даня совсем скис от такого развития сюжета, но понял, что сопротивление бесполезно. Компания уже обошла левое крыло школы, точнее то, что него осталось, и направилась по разбитой дороге в противоположную сторону от его дома. Гера шла рядом с новеньким и, не в силах долго молчать, шёпотом делала ремарки к рассказу Тёмы.

— Мы, короче, готовились к очередной старой кляче, — продолжал тату-мастер, — думали старуха будет вспоминать цветочки-лепесточки и добавлять через каждые пять минут, что нынешняя молодёжь — шлак, ничего не понимает и вообще не видела настоящей жизни. Но нас ждал сюрприз, — Тёма сделал театральную паузу и посмотрел на своих посвящённых приятелей.

— Бабуля, её, кстати, так и зови, — добавил Тёма низким голосом, — оказалась музейным экземпляром крутости. Она мастерски рассказывает истории, никогда не наезжает не по делу и…. Ну, это надо видеть, в общем!

— Её квартира, — не выдержала наконец Гера, — это, наверное, единственное место в мире, где можно почувствовать «дух старой школы», как она сама говорит! Но не в том смысле, что там стариками воняет, ахахах, нет. Бабуле неимоверно повезло, после войны она вернулась в свою квартиру. Ну, ты сам знаешь, таких счастливчиков можно пересчитать по пальцам. У неё ещё с довоенной эпохи остались на стенах выгоревшие и обтрёпанные плакаты Рэнсид, Секс пистолс, Мисфитс и других панк-групп! А в шкафу у неё висит старая косуха с проржавевшими заклёпками и неработающими молниями! Прикидываешь? — воодушевлённо щебетала Гера, округлив и так большие ярко-зелёные глаза.

— Но самое главное, — снова вступил Тёма, — у неё остался кассетный музыкальный проигрыватель! Знаешь, такой серебристого цвета, крутой. Я даже больше тебе скажу: у неё есть собственные аудиокассеты с музыкой!

— А она не сдала его Союзу Учёных, что ли? — очень удивился Даня.

— Она анархистка, — серьёзно ответил Доцент. — Когда Союз учёных объявил о всеобщем сборе электроники ради создания этого супермощного аппарата, весь город понёс своё барахло в пункты приёма. Мы все, кстати, тоже отдали всё до последней неработающей материнской платы. Но для Бабули музыка её детства даже дороже всеобщего спасения. Аппарат же всё равно не заработал, зато у нас теперь осталась собственная, не дискотечная музыка.

— Короче, ты проникнешься. Весь её дом — музей, а сама она — просто супер! — подытожил Тёма.

Компания тем временем уже подошла к продуктовому магазину, в котором было решено закупиться провиантом. Немного салатовых хлебцов и квас. Старики говорят, правда, что это никакие не хлебцы и никакой не квас, а просто производные различных грибков и плесени. Но Тёму и его приятелей это не волновало, так как эти продукты были их пищей с самого рождения, и ничего плохого в ней не было. Грибкам вообще нужно поставить памятник. Грибкам и тем, кто усовершенствует их на продуктовых заводах до состояния съедобности. Ведь без них остатки человечества давно бы исчезли с лица земли от голода. Они — основа всей пищи. Каши, хлебцы, растворимые супы, квас, пироги — всё из них. А старики пусть дальше продолжают гундеть про свои поля золотой ржи и тучных коров. Как вообще можно было есть этих живых существ, непонятно.

У Тёмы неприязнь к большинству людей старшего поколения была просто лютой, возможно, потому что у него самого не было бабушек и дедушек. Вёл он себя с ними, конечно, почтительно и спокойно, но про себя крыл их последними словами. Его раздражало в них всё. Все эти фразы по типу «У вас никогда не будет такой молодости, как у нас», «Вам-то не понять, что такое нормальная жизнь», все эти разговоры про прекрасный мир, который уничтожили люди, про деревья, поля, животных, лёгкую пену морей, компьютеры, интернет, вкуснейшую еду… Как же это достало! Сами уничтожили всё, а теперь ноют и ещё, самое главное, молодёжь обвиняют. И вообще Тёму устраивает жизнь, где есть только люди и механизмы. Всё предельно честно. Никакой лёгкой пены морей.

Бабуля же, в отличие от остальных дедов, учила ребят плести косички и дреды, перекраивать и ушивать одежду, она описывала, как они тусовались с друзьями или ходили на акции, а иногда даже просто рассказывала сюжеты фильмов, которые сейчас не показывают. И слушать её было одно удовольствие! Как она рассказывала! Никакая демка с её историями не нужна.

Скинувшись по монете, ребята купили провизии: семь хлебцев и две баклашки кваса. Не густо, конечно, но после тяжёлого учебного дня подобный обед любому покажется роскошным. Еду распихали по портфелям и двинулись дальше, теперь уже к Бабуле, напрямик. Животы урчали, слюни потекли от запахов в магазине, и хотелось уже быстрее приступить к обеду.

Бабуля жила в ветхой пятиэтажке, на втором этаже. Дом уже разваливался, первый этаж почти наполовину скрылся в грунте, целых стекол ни в одном окне не было, крышу разъели кислотные дожди, но три этажа по-прежнему использовались для проживания.

Подобные пяти — и девятиэтажки непонятного серо-коричневого цвета, построенные ещё в Советском Союзе, были теперь основным местом расселения москвичей. Они были самым экономичным вариантом, ведь снабжать шестнадцать или больше этажей электричеством и водой было просто безумием. К тому же (и это главная причина) глушилки не пробивали большую высоту, и всё, что располагалось выше двадцати метров от земли, находилось во власти другой реальности. В подобных условиях жить было сложно, но только так и можно было выжить. Главное, чтобы эти домики достояли и не развалились раньше, чем закончится эта эпоха безвремения. А потом можно будет перебраться в здание поновее и поэлитнее.

К козырьку над крыльцом была пристроена бетонная лестница, которая позволяла попасть сразу на второй этаж. Компания легко её преодолела и попала в тёмный подъезд. Преодолев ещё один пролет по истоптанным и истёртым ступенькам, ребята оказались у заветной двери. Гера нажала на звонок, и все ожидающе замолчали.

Через некоторое время за дверью послышались шаги и звон ключей. Тёма краем глаза наблюдал за реакцией Дани, но по этому человеку ничего не было понятно. То ли он проникся рассказом о Бабуле, то ли делал вид, что проникся, то ли его это вообще не интересовало.

— Ой, малыши! Как вы выросли все за лето! — в дверном проёме появилась маленькая знакомая фигура в цветастой тунике до пят.

Бабуля, как впрочем, и большинство стариков, переживших Катастрофу, была очень яркой личностью. Уж в молодости-то точно: пирсинг, туннели в ушах, татуировки, татуаж, искусственные узорные шрамы, разноцветные волосы и так далее в том же духе. Даже сейчас видны пережитки бурной молодости — от морщинистой шеи до ссохшейся груди Бабули тянулись масштабные татухи, больше похожие теперь на синяк или грязное пятно, а мочки ушей отвисли из-за гигантских дырок. Волос на голове у неё почти не осталось, а несколько седых вихров она подкрашивала в сиреневый цвет пастой из шариковых ручек. Ну, просто чудо же!

Хозяйка провела их в комнату, служившую ей спальней и гостиной, щебеча и хлопоча вокруг своих названных внуков. Ей представили новенького, она осмотрела его со всех сторон и потрепала по кудрям, не скрывая восхищения и белой зависти.

Комната, в которой обычно проходили посиделки с Бабулей, была одним из любимейших мест Тёмы во всём городе. Типовые семнадцать квадратных метров были заполнены диковинными предметами старины: здесь были вещи, оставшиеся с эпохи до Катастрофы. Одна стена комнаты была завешена побледневшими от времени плакатами музыкальных групп, на другой красовалось цветастое граффити непонятного содержания и различные надписи ручкой и маркером типа «Масяня, ты клааассс», «Группа Уши была здесь!», «Больше пива и Виртацина!», «Стимфония из лав!», «No pasaran!», “Stay Nude corp.”, значки анархии и так далее. В книжном шкафу, на котором отсутствовали дверцы, хранились реликвии небольшого размера. Там лежали перстни с черепами, цепи, пустая банка из-под английского пива, билеты с концертов, пара книг с дикими нецензурными названиями, гадательный черный шар с цифрой «8», пустой флакон из-под духов в виде носа и губ и прочие удивительные вещицы. В середине комнаты находился стол из кованого железа, слева от входа располагался засаленный, просевший диван некогда зелёного цвета, а напротив, у соседней стены, гордо стоял глава всего королевства — серебристый музыкальный проигрыватель, вокруг которого лежали коробочки с кассетами.

Ребята расселись по комнате, кто на диван, кто на кресло, а кто просто плюхнулся на пол. Оля подсела к Тёме на жёсткий подлокотник кресла и завела в миллионный раз разговор про эскизы. Тёма мило согласился посмотреть её новые работы, которые она притащила с собой. Неровные линии, не соблюдены пропорции, чужие идеи… В общем, учиться и учиться ещё Оле, пока её допустит кто-нибудь к своей коже. Вслух, конечно, он сказал, что манера очень необычная и что уже виден прогресс по сравнению с прошлым годом.

Но, на самом деле, больше чем эти нелепые эскизы Тёму волновала Насина спина. Такое чувство, что он собственноручно набил на её теле магнит, который теперь притягивает к себе его взгляд и мысли. Тёма подошёл к столу, который организовали девчонки, положил себе на тарелку хлебцев и полил их квасом, чтобы они стали более сочными. Краем глаза он следил за местоположением своего магнита. Тёма вынашивал коварный план — как бы ненароком сесть рядом с Насей. Хлебец с шипением впитывал в себя квас, и по комнате расползался чудесный аромат обеда. Наконец, Артём, одурманенный сладкими запахами и такими же сладкими желаниями, сел рядом с Насей на диван, стараясь не показывать своего волнения, и принялся поглощать пищу, не поднимая глаз от тарелки. Фуф, вроде, она не поняла, что он подсел к ней специально.

Бабуля, усевшись в кресло со стаканом кваса и выслушав последние новости, начала рассказывать про своё первое сентября в выпускном классе. У неё была чудесная манера излагать свои мысли: такое чувство, что она в двадцать лет законсервировала своё сознание вместе со сленгом. Первое время Тёма даже не понимал, о чём она говорит, но через несколько месяцев общения уже сам начал использовать слова типа «угар», «гиг», «котировать», «доставлять» и другие модные когда-то словечки. Хотя его до сих пор всего передёргивало, когда эта ссохшаяся, малюсенькая старушка на партаках произносила непечатное слово или вспоминала свои постельные дела молодости.

— У меня всю жизнь так получалось, то нечаянно, то специально, что все важные даты проходили мимо меня, — слегка шепеляво вещала старушка, — самое первое Первое сентября в моей жизни я проболела, а последнее — проспала. Мне тогда казалось, что я ужасно взрослая и деловая, и стоять с букетом гладиолусов (это цветы такие) среди детей мне совершенно не хотелось. Поэтому, когда родители ушли на работу, я просто снова легла спать. У меня тогда, как раз был период расцвета в панковской компании, где все были на пару-тройку лет старше меня. Мы, конечно, были жуткими бездельниками: просыпались в час дня, не работали, учились чёрти как. Но было весело. Я называла это «богемой».

В шестнадцать лет кошелёк использовался только для хранения проездного билета, и деньги казались мифом из фильмов. Свободное время слилось с клубами и с людьми, чьих телефонов и настоящих имён я не знала. Но эти люди становились героями моих рассказов и сказок. Тогда положение и статус позволяли мне одеваться на рынке, вместе с подругой стрелять мелочь у прохожих, а потом идти в магазин у метро за портвейном и колой и распивать «Мишки Гамми» с приятелями. Тогда я влюблялась с первого взгляда и на всю жизнь с периодичностью раз в три дня.

Тёма видел её фотографии тех лет, и у него совершенно не укладывалось в голове, что та стройная яркая девушка с красивым, точёным лицом и эта маленькая старушка — один и тот же человек. Поэтому когда Бабуля рассказывала про свои влюблённости, ему становилось немного не по себе.

— Тогда ничего не происходило в реальности, но не как сейчас, то было другое, — продолжала Бабуля, отхлебнув кваса, — Мы жили в лёгком алкогольном опьянении, на сигаретном дыму и энтузиазме. Голод, эпатажная одежда и музыка в плеере делали меня в моём собственном представлении героиней боевика. Я тогда писала истории, рисовала картины, мне нужно было сказать о миллионе вещей, которые разрывали на части душу. Ночи напролёт, если я не тусовалась, я творила. Чаще, конечно, всё-таки тусовалась хахах.

Мы с друзьями-музыкантами вместе ходили на концерты в маленькие грязные клубы с ужасным звуком, знаете, там такие акустические системы были, что казалось, все группы играют одну и ту же песню. Ох, чего только не было на этих гигах! И сумасшедшие танцы, и драки, и полиция, и любовь в туалетах… Мы вообще весело жили. Шатались по центру, он тогда ещё не был разрушен, зависали на хатах у друзей, красили друг другу волосы в нереальные цвета, фотографировались… И очень много пили, сейчас даже страшно вспоминать! Мне тогда не верилось, что я проживу больше тридцати лет, даже татуировку сделала “Live fast — die young” — «живи быстро — умри молодым», — Бабуля ткнула скрюченным пальцем себе в шею. — Хахах, кто бы мог подумать! Это был сплошной угар, вписки на концерты, секс, драгс, рок-н-ролл, иногда казалось, что я не переживу выходные, — Бабуля облизала пересохшие синие губы раздвоенным языком и добавила:

— Кстати, поставьте-ка кто-нибудь музыку на задний план, а то, что мы в тишине сидим, как во время войны!

Доцент расторопно встал и поставил свою любимую кассету группы Rancid, и комната наполнилась весёлой шумной музыкой. Вокалист пел что-то хриплым голосом по-английски, барабаны отбивали быстрый такт, гитары грязно ревели. Вот это кайф! Вот что нужно слушать в молодости!

— Вот это я понимаю, другое дело. Ещё бы пива вместо кваса, — продолжала бабуля, — Если бы до наших дней дошёл алкоголь, ребята… Да что теперь сделаешь, сами виноваты. В общем, это было чудесное лекарство от проблем — выпьешь пару стаканов ром-колы, и тебя больше не волнуют мелкие неприятности, все люди вокруг кажутся давно знакомыми друзьями, язык развязывается, «двойки» по математике становятся «пятёрками» по анархизму, хочется смеяться и любить. Позже, в институте, начался совсем хардкор, когда нужно было учиться, работать и угарно веселиться практически одновременно. Тогда я могла не спать по несколько суток подряд и с чьей-нибудь подмосковной дачи после ночных возлияний ехать в воскресенье к восьми часам на работу. Мы тогда очень мало ходили пешком, больше ездили на электричках, автобусах, метро… В транспорте я обычно вставляла в уши наушники, включала любимую весёлую музыку и закрывала глаза. Время летело очень быстро: закрыла глаза на одном конце Москвы, открыла на другом.

— Бабуль, а ты никогда не думала написать автобиографию? Я думаю, вся Москва с удовольствием бы читала рукопись про твою молодость! Это же так круто! — подала голос Гера. — Ты вот сейчас всё это описываешь, и я представляю, что я всё это сама пережила! Я бы даже твою рукопись скопировала в нескольких экземплярах!

— Герочка, я же по молодости вела дневник! Даже опубликовать его хотела. Только хранился он в виртуальном виде — в интернете… А сейчас туда уже никак не попасть. Если только через демку… Но ведь вынести через демку какую-либо вещь невозможно. Так что теперь могу вам только вслух рассказывать то, что вспомню.

Доцент попросил Бабулю рассказать побольше о транспорте, как им не страшно было ездить по тёмным подземельям метро, где хранятся трупы, и как они летали на самолётах. Бабуля углубилась в воспоминания о московском метрополитене, и все снова замолчали, алчно внимая каждому её слову.

Тёма погрузился в свои мысли. Нася сидела совсем рядом, поставив ноги, как балерина, на носочки, и её голубое платье немного задралось, частично обнажив белое бедро. Тёме стало очень тепло, кровь гулко запульсировала по телу. Он откинулся на спинку дивана и постарался, как бы случайно, дотронуться до Насиной ноги правым коленом. Ему вспомнилось, как он делал ей татуировку. Нася лежала на его кровати, прижавшись голой грудью к покрывалу и уткнувшись лицом в подушку, которую она тонкими пальцами сжимала от боли. Он сначала испугался, но Нася сказала, что всё нормально и ей даже нравится. Эта картина надолго впечаталась ему в память: напряжённая спина, пальцы и белокурая головка, уткнувшаяся в подушку, чтобы не закричать. Ночью после первого сеанса Тёма весь изъёрзался на кровати, ему виделись Насины тонкие пальцы, её дыхание и игла машинки, коловшая её белую кожу. Тёма посмотрел на Насино оголённое бедро, и ему захотелось его погладить. Он представил, как целует её тело, поднимаясь всё выше, гладит и сжимает руками грудь, а потом впивается в её розовые кукольные губки.

Пытаясь привести мысли в порядок, Тёма повертел головой. Наверное, все уже заметили, что он красный, как кирпич… Он оглядел всех присутствующих и напоролся на железный взгляд Оли. Чёрт, похоже, она пропалила, что у него стоял.

Оля маниакально преследовала Артёма с девятого класса. Эта девушка читала такие же книги, как и он, одевалась в том же милитари стиле, даже увлеклась татуировками и начала рисовать эскизы. Сначала Тёме это нравилось, и он охотно делился со своей фанаткой знаниями, но со временем её приставания стали носить более плотский характер. В принципе, ничего плохого в этом не было, Тёмино сердце было свободно, а вот нижняя часть его тела, как раз требовала освобождения. Ну, и однажды поздно вечером после тщательного выбора места для новой татуировки на теле у Оли, Артём не сдержался, и они вместе попрощались с невинностью на его письменном столе. Артём не то чтобы не хотел, чтобы в первый раз это было ТАК, его больше тяготило то, что с Олей теперь придётся встречаться. Через несколько недель счастливых плотских развлечений Тёма почувствовал, что эта мадам лишает его права выбора. С ней в жизни всё было, как будто предрешено. Он не мог это никак объяснить, просто чувствовал. Как будто ему навязали эти отношения. И тогда он понял, что как она маниакально добивалась его внимания, она так же маниакально будет его на себе женить. Перспектива вырисовывалась совершенно удручающая. Помимо всего прочего, Тёма много читал приключенческих книг и фантастики, а там у всех главных героев была любовь всей жизни, единственная, неповторимая и прекрасная девушка. И эта любовь была совсем не похожа на то, что он имел с Олей. Поэтому он просто решил делать вид, что между ними ничего не было, а они просто близкие друзья. Через пару недель начались каникулы, и он с огромным чувством облегчения уехал волонтёром сталкерить в центр, в то время как Оля осталась проходить практику у мамы в местной библиотеке. А на сталкерстве он попал в один отряд с Насей. Так всё и закрутилось.

Тёма закинул одну ногу на другую, чтобы не так смущаться от взгляда Оли, и вернулся в реальность.

Кассета уже перевернулась самостоятельно на другую сторону и играла вторую половину альбома. А Бабуля перешла каким-то образом от метрополитена к очередной своей влюблённости. На сей раз это был басист какой-то московской панк-группы с английским названием, которое Артём не понял.

— Мы с ним познакомились случайно. Тогда всё было случайно и спонтанно — встречи, чувства, деньги, предложения… Это случилось накануне Катастрофы. Мои близкие друзья, женатая парочка, позвали меня с ними на концерт в один подмосковный город. Мы, как и положено, затарились Виртацином, закинулись, врубили музыку в машине на полную громкость и полетели в путь. Все были разодеты в пух и прах — на улице стояла весна, и можно было позволить себе и туфли на платформе и короткую юбку с драными колготками. Кровь в венах отчаянно бурлила весной и ожиданием любви. Я до сих пор помню нашу первую встречу — он стоял со своими музыкантами во дворике перед клубом, в тёмных очках-авиаторах, с сигаретой в зубах, в драных джинсах и белой майке, которая оголяла его руки. Он был просто красавец. Тогда татуировки ещё были редкостью, а не обязательным атрибутом, и девчонки вроде меня просто писали кипятком от накаченных мужских рук с разноцветными наколками. Между нами сразу проскочила искра, это было какое-то волшебство: в один момент мы оба поняли, что нужны друг другу. Как водится, началось всё с легкого флирта, а закончилось бурными объятиями в гримёрке. Вокруг ходили люди, кто-то пил, кто-то курил травку, а мы уединились на диванчике, и ничто вокруг нас не волновало. Голова кружилась, пальцы дрожали… Хотя что я вам рассказываю, вы, наверное, уже всё знаете, как это бывает, — улыбнулась Бабуля.

На самом деле, про секс в клубах Артём только читал. В школе среди старшеклассников тайком ходила книга, чудесным образом пережившая послевоенные костры, где повествуется про лондонские тусовки столетней давности. Автор там совершенно не церемонился с читателями при выборе выражений и сцен, и от этого некоторые шокирующие пассажи намертво въелись Тёме в память.

Тем временем Бабуля начала рассказ про свои последние дни перед Катастрофой:

— С тем парнем — странно, но я никак не могу вспомнить его имени — мы буквально не разъединялись целую неделю. Всё было, как будто в дымке, — Бабуля замолчала ненадолго, погрузившись в воспоминания. — Все хотят хорошо провести время. Да вот только время не проведёшь. Вскоре произошёл выброс. Взрыв, потоки сна, как при высокой температуре, тягучего, липкого сна…. И пустота. Мёртвые тела, слезы, снова сны, снова мертвецы, война, огни, сны, землетрясения, запах химикатов, тёмные облака… Странное дело, почти не могу вспомнить самого страшного момента в моей жизни. Мозг просто поставил заслонку, остались только слова. Но я ничего не чувствую, как раньше, и почти ничего не помню. Шрам зарубцевался.

Из той информации, что Тёма получил от Бабули и учителей в школе, он выстроил для себя приблизительную последовательность исторических событий и обозначил несколько причинно-следственных связей. Бабуля пережила Катастрофу благодаря своим пагубным привычкам. Она злоупотребляла Виртацином — наркотиком, появившимся в начале двадцать первого века. Разноцветные таблетки, чуть солёные на вкус, быстро вошли в моду — они позволяли видеть и запоминать в деталях яркие сны наяву, давали лёгкие, но красочные галлюцинации, убирали любую боль и не влекли за собой никаких негативных последствий. Считается, что эти таблетки, вкупе с сигаретами, выпивкой и едой из популярных фастфудов, постепенно меняли ДНК человека и благодаря этому люди смогли пережить Катастрофу. Остальные же простые люди и поборники здорового образа жизни отравились ядовитыми выбросами, когда в Третьей Мировой войне против европейской части России было применено биологическое оружие последнего поколения. Короче говоря, это один большой пример к теории Дарвина. Выживает наиболее приспособленный.

В какой-то момент, вдобавок ко всему прочему, прорвалась инфосфера и выпустила в воздух все сны, все человеческие воспоминания, все выдумки и вообще всю мировую культуру, по какой причине никто не знал.

При всём этом получалось, что нашему Отечеству ещё крупно повезло. Многие государства смела с лица Земли резкая переполюсация нашей планеты. Политические и военные лидеры мира изменились. А потом в борьбе за место под солнцем и клочка сухой земли, не затопленной океаном, не залитой лавой и не ставшей зоной вечной мерзлоты, разразилась Третья Мировая. Россия должна была быть очищена от людей и стать новой родиной для победителя войны — страна, близкая к экватору, с огромными просторами суши и полезных ископаемых. Но в последней решающей схватке, враги уничтожили друг друга тирадой ядерных залпов. Все державы рухнули, всё человечество умерло. Всё, за исключением, той его части, которая по счастливой случайности не погибла от биологического оружия. Как-то так.

Бабуля решила сменить тему, потому что грустить совсем не хотелось. Поставили следующую кассету с музыкой, на этот раз это был сборник от Sex Pistols. Музыка обладала удивительным свойством: заставляла всю компанию думать, что они знают английский и чувствовать себя свободнее и круче. Доцент затряс головой под гитарные запилы, закусив нижнюю губу и изображая из себя гитариста. Тёма присоединился к другу, прихватив в свою воображаемую группу и новенького. И понеслась: безбашенное веселье, крики и танцы до тех пор, пока соседи не начнут жаловаться.

***

Поздно вечером все, взмыленные и весёлые, нехотя стали расходиться по домам — завтра учёба и работа. На улице смеркалось, и только свет из окон или одинокий фонарь то тут, то там тускло освещал сизые улицы с разрушенными или просто необитаемыми домами. К ночи небо немного очистилось, даже стала видна толстая растущая луна бледно-жёлтого цвета. На улице было уже не так тепло, как днём, но всё равно температура была достаточно комфортная.

В ушах после громкой музыки стоял звон, а сердце билось звучно и воодушевлённо. Тёма и Доцент обсуждали с Даней свою будущую группу, которую они хотели собрать уже несколько лет. Обычно мысли о группе у них пробуждались после тусовок у Бабули и угасали через пару дней.

На развилке у здания старого банка, где ребятам нужно было расходиться, Тёма подошёл к Насе и предложил проводить её до дома. Вообще-то, Нася жила в соседнем доме с Герой, и они обычно ходили вместе, но Гера вдруг, перед самым моментом прощания, снова начала оживлённую беседу с новеньким и пока не собиралась с ним расставаться. Она вовлекла в свой очередной общечеловеческий спор даже Олю с Доцентом, и Тёма с Насей решили под шумок слиться.

Голоса друзей за спиной, бурно что-то обсуждавших, становились всё тише. Посттусовочный запал начинал проходить, и Тёма немного робел, не зная, как завести разговор и о чём. Про группу, которую он собирался создать, было глупо говорить, тема татуировок уже изжила себя, и при том не один раз, а что-то новое придумать не получалось. Тёма привык, что люди начинали разговаривать с ним первые, девчонки сами вешались на шею, и ничьё внимание не нужно было удерживать или завоёвывать. Ему обычно просто нужно было поддерживать разговор и иногда улыбаться.

Пауза уже становилась неловкой. Нася тоже, очевидно, ждала, что он первый начнёт разговор. Да что же это такое с ним! Думай, думай…

— А какие книги ты любишь? — выдумал, наконец, вопрос Тёма, вспомнив Олины подкаты.

Нася ненадолго задумалась.

— Нуу, мне нравятся стихи. Тютчев, Блок, Пастернак, Бодлер… — начала перечислять она.

«Так, это точно мимо», — подумал про себя Артём.

— А из прозы ты что читаешь? — спросил он с медленно угасающей надеждой и быстро растущим волнением.

— Мне нравится Пушкин, его приятно читать и легко. У Бунина хорошие рассказы. Знаешь, я же в основном программу читаю…

Нася задумалась, прокручивая в голове свой послужной литературный список.

— А, вспомнила! Ещё я люблю Булгакова, «Мастера и Маргариту».

Вот оно, вот оно! Хоть одна зацепка! Может, у них что-нибудь и получится, что-то общее у них всё же есть.

— Я тоже обожаю эту книгу! А кто у тебя там любимый герой? — воодушевился Артём.

Тема оказалась благодарной. До самого Насиного дома они обсуждали героев книги, волшебство, искали параллели с нынешним временем. У подъезда Тёма отдал Насе сумку и пожелал ей спокойной ночи.

— Подожди! — Нася остановила его, когда он уже собрался уходить, и немного смутилась. — Я понимаю, тебя, наверное, все уже измучили этими вопросами… Но мне очень интересно. Не обижайся только.

— Да, конечно, что ты! Спрашивай, что хочешь.

— Просто ты единственный иммунный, которого я знаю, и мне всегда было интересно… В общем… Как это — не видеть сны?

Тёма не совсем такого вопроса, конечно, ожидал, но вздохнул с облегчением.

— Хм, а я не знаю, что такое видеть сны. У меня всё просто: ночью я закрываю глаза и ничего не вижу, а с утра открываю — и я бодр и свеж, — улыбнулся Артём.

Нася мило улыбнулась в ответ, и они попрощались.

***

Ночь. Время, когда человек беззащитен перед Другим Миром. Сознание перестаёт сопротивляться образам извне, его окутывают странные видения, им овладевает волшебная не-реальность.

Гера допоздна зачиталась рассказами Сервантеса, лёжа на кровати. Её клонило в сон, и она, наконец, опустила книгу на желтый линолиум пола, рядом с кроватью. Полубред-полусон устраивался на ночь за закрытыми глазами. В коридоре горел свет, а родители разговаривали в своей комнате. В коридоре возник большой лохматый пёс и просунул свою длинную морду с жёсткими усами в приоткрытую Герину дверь. Сначала она не обратила на это внимания, у них же были животные дома. Потом она вспомнила, что у неё вроде кошка. Откуда взяться собаке? Кошки — враги собаке, поэтому она не могла прийти из общего коридора. Значит, она вышла из Гериной комнаты, когда раскрытая книга коснулась пола. Она сошла со слов, с печатного листа, другого объяснения нет. Там что-то было про собаку… Или про барокко…

Марк бежал от вампиров по узким коридорам мрачного старинного здания. За закрытыми дверями слышался чей-то зловещий и дразнящий смех. Свечи в медных канделябрах отбрасывали красноватые всполохи на стены и пол, и в этих всполохах бесноватые чёрные тени жили своей жизнью, прыгая, смеясь и пытаясь схватить Марка за волосы. Он искал сестру, чтобы вместе спрятаться, а потом убежать на улицу. Он прижимался к стенам, полз по пыльным полам, скрывался в тёмных дубовых шкафах, снова бежал. Оказавшись на большой гранитной лестнице без перил, Марк прилип к земле. Ноги стали ватные, и он полз на животе, стараясь не скатиться вниз, в страшную, клокочущую бездну, полную вампиров. Через десятки тягучих километров он добрался до верха и уткнулся носом в огромную дверь без ручек. Разбежался, толкнул и вылетел в тихую круглую залу. Закрыв за собой дверь и оглядевшись, он, наконец, увидел Геру. Сестра стояла у окна и смотрела в чёрное небо, повернувшись к брату спиной. На её лысую голову падал лунный свет. Марк, захлёбываясь в слезах, подбежал к ней, коснулся рукой плеча и позвал по имени, которое ей дали родители: «Наташа, бежим!» Когда Гера повернулась, Марк увидел пугающе бледное лицо, чёрные, без белков, глаза и медленно раскрывающуюся пасть с острыми клыками….

Бирюзовые волны окатывали тело, оставляя на губах свои солёные поцелуи, солнце поджаривало кожу, а белый сёрф взмывал в облака. Оказывается, люди могут летать! Доцент всегда об этом догадывался, но именно сейчас понял, как это нужно делать! Ловишь волну и направляешь сёрф вверх, когда находишься на самой кромке воды. Океан выталкивает тебя в небо. Расправляешь руки и летишь… Так легко…

Отделяясь от призраков эпох, недописанных и недосказанных, в сизых дымных тучах витала белёсая женщина. И пела глухим печальным голосом старинную песню. Похоронную, загробную, на древнем умершем языке, с тягучим русалочьим мотивом. Женщина тянула свои прозрачные белые руки к Насе и медленно приближалась. Лик её был бездвижным, как маска, глаза давно остановились, и круглая дыра вместо рта застыла в гримасе отчаяния. Песня затихла, и призрак сомкнул пальцы на Насиной шее. Нася не могла пошевелиться, ей не хватало воздуха и сил вырваться из Другого Мира, руки её не слушались, и она начала задыхаться, теряя сознание во сне. Потом она закричала и открыла глаза. В комнате стояло эхо её крика, а прямо перед глазами, над её кроватью всё ещё парила в темноте та белая женщина! Нася судорожно потянулась к светильнику на тумбочке, включила свет, и призрак растаял в воздухе.

Тёма долго ворочался и не мог заснуть. Столько всего произошло за один день! Новенький в школе, Бабуля, Нася… Он сомневался, что правильно себя вёл, думал как вести себя с ней дальше, придумывал темы для разговоров, моделировал ситуации. Было уже совсем поздно, а Тёма лежал с открытыми глазами. В окно светила луна, да так, что больно было смотреть. Он вспомнил, как в детстве сосед ему сказал, что если долго смотреть на луну, можно сойти с ума. Тёме стало не по себе, он перевернулся на другой бок и накрылся с головой одеялом.

3. «Стиляги постапокалипсиса»

За ночь Артёму так и не удалось выспаться: заснул он только к рассвету, а проснуться всё равно пришлось к первому уроку. Совершенно разбитый, опухший, с еле открывающимися глазами и тяжёлой головой, он шёл в школу вместе со своим братом Вадиком, который был младше Артёма на семь лет и сейчас учился в пятом классе.

Вадик, в отличие от своего старшего брата, был полон энергии и трещал без умолка. Он очень гордился Тёмой и рассказывал, что все его одноклассники, когда вырастут, придут к нему делать татуировки:

— Ванька хочет себе дракона на левую руку, такого, ну, как китайцы рисовали. Чтобы цветной был и, это самое, с усами. И хвост ещё такой, знаешь, загагулиной! — Вадик нарисовал в воздухе непонятную фигуру. — А Толяну нужен череп с двумя костями, как у пиратов. Чтобы страшный был! И девчонки себе хотят цветочков, но я им сказал, что они ещё мелкие, что им ещё нельзя. Правильно ведь?

— Да вы все ещё мелкие, — буркнул себе под нос Тёма.

— Нет, я не мелкий! Знаешь, как меня все уважают! Ни у кого больше брат не учится в выпускном классе. А Танька вообще втюрилась в тебя и пристаёт ко мне с расспросами! Давай я тебе дальше расскажу…

Вадик продолжил описывать заказы на татуировки от пятиклассников, а Тёма буквально спал на ходу, иногда угукая брату в ответ. Его сознание ещё отдыхало, и он не замечал ничего вокруг: ни выглянувшего солнца, прикрытого лишь лёгкой белёсой дымкой, ни рассыпающейся под ногами сухой дороги, ни болтовни мелкого. И только подойдя к школе, Тёма понял, что сейчас увидит Насю, и мгновенно ожил.

Когда прозвенел звонок на урок, Тёма уже сидел на месте, немного нервный, но уже абсолютно проснувшийся. Доцент развалился на полпарты, уткнувшись носом в сложенные руки, и пытался доспать. Наталья Леонидовна, учительница по русскому языку и литературе, начала урок с объявления результатов профраспределения. Училка медленно, с театральными паузами, зачитывала по списку фамилии, место работы и должность, а Тёма внимательно отслеживал имена своих ближайших приятелей. От долгих пауз и ожидания перехватывало дыхание. Никто не знал, на какую работу кого отправят в этом году.

— Анисимов Иван: Водонапорная станция, стажёр-практик. Азимов Николай: Завод пластмассы, помощник инженера второго цеха. Борисова Мария: Главный пищевой комбинат, помощник секретаря начальника отдела снабжения. Венин Константин: Окружной Кинотеатр, билетёр-сменщик.

Учительница зачитывала список, а Тёма краем глаза смотрел на реакцию одноклассников, узнавших свою участь. Костик явно не ожидал такой хорошей работы и очень обрадовался, поворачивался ко всем, охал и ахал. Тоша принял свою разнарядку, как честь, и сидел весь подобранный и с прямой спиной. Лентяй Венин, сидевший всё время в ожидании, выдохнул и развалился на стуле. А вот Маша как-то сникла. Наверное, ей мечталось снова работать рядом с домом, как в прошлом году, а не на другом краю Округа.

— Голованова Ольга: Главная окружная библиотека, помощник заведующего…

«Ну, тут всё понятно, мама пристроила поближе к себе», — продолжал делать про себя отметки Тёма.

Оля нисколько не удивилась подобному распределению и даже головы не подняла от тетради, где рисовала какие-то неведомые завитушки. Учительница продолжала монотонно зачитывать список, но теперь Тёма сосредоточился только на своих ближайших друзьях, стараясь никого не упустить.

–…Драгунская Анастасия: фонд «Помощь ветеранам», волонтёр…

«Неужели и в выпускном классе осталось это добровольно-принудительное волонтёрство? Хотя Насе идёт помогать людям, думаю, ей понравится работа».

–…Зотов Марк: школа Западного Округа, уборщик…

В классе раздался взрыв злобного хохота, заглушивший голос учительницы, и все посмотрели на Марка. Кто-то кинул в него шариком из бумаги и крикнул «Подбери!», после чего все засмеялись ещё громче.

«Господи, бедный пацан, у него аж губы трясутся. Что ж над ним все издеваются», — Тёме стало до боли в сердце жалко этого побледневшего парня, готового разреветься на месте или провалиться сквозь землю.

— Тишина в классе! — рявкнула учительница и, как только все окончательно угомонились, продолжила зачитывать список. — Зотова Наталья: химзавод «Новый элемент», аппаратчик химического производства… Иваненко Александр: полицейский участок Западного округа, младший помощник отдела документации…

«Ах, вот какую карьеру решил сколотить наш Саня! Хитрец», — Артём посмотрел на своего приятеля и показал ему кулак с поднятым вверх большим пальцем. В классе уже началось лёгкое шушуканье между теми, кто узнал свою судьбу. Те же, кто только ожидали своего часа, на них раздражённо цыкали.

— Киселёв Андрей: завод пластмассы, кладовщик… Пантелеев Артём: завод легких металлических конструкций, помощник инженера по технадзору…

Услышав своё имя и поняв, что они с Доцентом теперь будут впервые в жизни разъединены, Тёма расстроился. Они до последнего надеялись, что будут работать на одном заводе, а потом вместе пойдут в вечерку, получать более фундаментальные знания. А судьба распорядилась иначе, и теперь друзья оказались не только в разных частях округа, но и в разных сферах деятельности. Они сочувственно переглянулись, и у Тёмы сжалось сердце.

Новенькому досталась работа в городской службе поддержки сети ФЧИ, то есть теперь ему нужно будет следить за глушилками, чтобы те работали без перебоев. Видимо, он действительно очень хорошо учился в своей старой школе, раз на него прислали такую разнарядку.

— После этого урока все спускаетесь к секретарю на первый этаж, и вам дают папки с инструкциями, понятно? — старалась перекричать бурлящий эмоциями класс Леонидовна.

Наконец, все угомонились, и начался урок литературы. На каникулы был дан длиннющий список разнообразных книг, который нормальный человек прочитать не в состоянии, даже если будет лежать дома на диване и не выпускать из рук книжку. Такое чувство, что учителя не знают, что на каникулах все старшеклассники в обязательном порядке проходят практику: кто помогает на заводах — работают в столовой, убираются, моют склянки, кто сталкерит, кто собирает макулатуру… В общем, все действительно заняты. И времени на заседания в библиотеке и прочтение «Войны и мира», «Робинзона Крузо» и всего Чехова у простого смертного нет! Ну, как этого можно не понять. Тем более Тёма уже точно давно решил — он будет инженером и сталкером, на кой чёрт ему сдался Толстой с его лирическими персонажами, эпохами и миллионом непонятных слов? Ну, сам Толстой ещё ладно. Но вот, что пишут про него учебники и говорят учителя! Они же найдут тайный смысл в любом предложении и расскажут нам, что именно хотел сказать автор! Хотя сам автор, Тёма готов был поспорить, даже не догадывался обо всех этих тайных смыслах и каких-то там лейтмотивах.

Тёме больше нравилась фантастика, где главные герои — сильные здоровые мужики в камуфле — борются с зомби, инопланетянами или другими злодеями. Ему доставляли огромное удовольствие сцены баталий, описания огнестрельного и холодного оружия, а также моменты, где храбрый герой рискует жизнью и спасает беззащитную красотку. Можно даже сказать, он жил этими книгами, представлял, что скоро начнётся очередная война, ему выдадут огромный чёрный автомат, и он будет безжалостно башить захватчиков. А ему Чехова предлагают, безумцы.

Учительница достала журнал и, поднеся его к самому носу, начала искать жертву для первого вопроса. Такое чувство, что она специально так долго тянула, чтобы ученики лишились последних нервов от ожидания.

— Тааак… Пожалуй, стоит дать шанс Зотову. Давай, реабилитируйся! — наконец, сделала свой выбор Леонидовна. — Расскажи-ка нам, какая эпоха описывается в первой главе «Войны и мира».

Марк, ещё не отошедший от шокирующей новости, что он теперь школьный уборщик, сидел с потерянным видом и молчал, уставившись в тетрадь. В классе повисла звенящая тишина. Тёме очень захотелось помочь этому бедняге, но он, к сожалению, сам не читал романа.

— Ладно, Зотов, что с тебя взять, — сдалась учительница через пару минут, — Пускай Пантелеев блеснёт знаниями. Я вижу, ему не терпится ответить.

— Вот, чёрт, — шёпотом выругался Тёма и стал медленно вставать из-за парты, услужливо улыбаясь.

Весь класс зашипел, зашуршал, кто-то начал писать ответ на бумажке, кто-то показывал гротескные пантомимы. Но ни одной вменяемой подсказки Тёме вычленить из всеобщего шороха не удалось. В конце концов, растягивая слова и поправляя невидимые очки на носу, он дал ответ:

— Я полагаю, ммм, что автор хотел показать нам в деталях тууу эпооху, когда закончился мир, и началась война.

Класс захихикал, а учительница устало проговорила:

— Гениально, Пантелеев. Но помимо логических домыслов, хорошо бы иногда заглядывать в первоисточник.

Наталья Леонидовна спросила ещё двоих раздолбаев и даже старосту, но вразумительного ответа никто не дал.

И тут, как всегда, всех спасла Гера. С видом знатока, как будто её спрашивают полную элементарщину, она выдала красивый и правильный ответ. На похвалу учителя Гера создала на своём сером гладком лице некое подобие улыбки, как будто говоря «Да, вот такие все тут тупые, кроме меня». Но в такие моменты Гере всё прощалось: и надменность, и зазнайство, и ботанство. Лишь бы больше никого не спросили.

Поиздевавшись над классом, учительница стала рассказывать биографию Толстого, который, оказывается, был не единственным Толстым в истории литературы, в молодости вёл разгульную жизнь, а под старость ударился в аскетизм. Тёме Толстой представился стариком с кучей партаков и дырками от пирсинга. Такие обычно сидели во двориках у подъездов и хаяли молодёжь.

***

Учебный день шёл своим чередом. На переменах ребята, как и всегда, играли в сокс, прикалывались, обсуждали свои новые должности. Тёма тоже старался активно принимать участие в социальной жизни, но его мысли постоянно возвращались к Насе. Теперь ему уже не казалось смешной шутка с поправлением невидимых очков, и он корил себя за то, что сам себя выставил перед ней идиотом. Мало того, что не ответил на вопрос учительницы, так ещё и начал паясничать. Теперь она точно не будет воспринимать его всерьёз.

Началась очередная перемена. Еще один урок — и можно двигать домой, отдыхать перед первым рабочим днём на заводе. Тёма уже просмотрел свою папку с должностными инструкциями и штрафами за несоблюдение норм, и теперь до него постепенно начинало доходить, что он вступает в настоящую взрослую жизнь. Теперь, наконец-то, действительно начнётся работа, а не мытьё склянок. Тёма должен будет помогать инженеру по технадзору следить за регулярностью и правильностью профилактических работ на заводе, отслеживать ремонтные работы и гарантировать правильную эксплуатацию двигателей. Но, скорее всего, ему ещё мелкой работы припаяют, как это всегда происходит с новичками.

Он стоял во дворе школы, рядом увлечённо болтали Доцент с Даней, вокруг царила привычная школьная кутерьма, а он чувствовал, как ему на плечи ложится тяжёлая ответственность, на которую так часто жалуются взрослые. «Здравствуй, взрослая жизнь, вот мы и встретились», — патетично проговорил про себя Артём.

Мимо него прогуливались Гера и Нася. Погода была относительно солнечной, и по обыкновению душной, и Нася пришла в школу в маленьких чёрных шортах и облегающей светло-розовой кофте. И, по ходу, без лифчика… Тёма в момент разомлел, в ушах зашумело. Он провожал Насю осоловевшими глазами, а когда она повернулась к нему, и они встретились взглядом — улыбнулся ей и закивал головой.

«Чёрт-чёрт-чёрт! Опять я выгляжу по-кретински. Что это, вообще, сейчас с тобой было? Соберись, тряпка! — мысленно ругался на себя Тёма, — Успокойся. Остынь. Думай о голой Леонидовне… Голая старая Леонидовна».

Откуда-то вдруг появилась Оля и встала прям у него перед носом.

— Приветик! Как дела? Поздравляю с инженером, — у Оли передний зуб был сколот, и Тёма ловил себя на мысли, что постоянно из-за этого смотрит ей в рот, когда она что-то говорит. — Я тут у мамы в библиотеке сидела и нашла кое-чего. Тебе должно понравиться!

Оля протянула правой рукой, на которой красовалась красная татуировка змеи, небольшую стопку книг, перевязанных замусоленной ленточкой.

— Спасибо! Надеюсь, найду время прочитать, — с усталой улыбкой ответил Артём и взглянул на книги, развязывая стопку.

Обложки и впрямь были многообещающими: на тёмном фоне нарисованы неведомые древние города, тянущие вверх железные шпили и завораживающие своим печальным величием, из стен росли чудовищные глаза и клыки, а на фоне умирающего заката летали гигантские жилистые чудища. Мрачные сюрреалистические картины, на которых переплетались человеческие тела, корни деревьев и морды чудовищ, уже предсказывали интересное чтиво.

— Гэ Фэ Лавкрафт… — прочитал имя автора Тёма, — про такого я ещё ничего не слышал. Думаю, мне понравится. Спасибо, Оль!

Конец ознакомительного фрагмента.