Белое море, Черное море

Вера Козловская

Жизнь постоянно ставит нас в тупик перед выбором. И только от нас зависит, куда мы направим свою лодку под названием «Судьба». Солёное море, сладкий поцелуй, горечь безысходности – все вкусы смешались в этом романе. Холодное Белое море и жаркое Чёрное слились в одно, перемешались и обрушились на героев, как цунами, накрыли их с головой и потащили по жизни. И очень трудно, но так необходимо воспрянуть из самой бездны и найти путь к спасению…

9. Антон

Левка стал частым гостем в семье Загорских. С Антоном они почти каждое утро, если только не штормило, выходили в море. На карельскую плоскодонку был установлен мощный мотор, и друзья любили уплыть вдвоем куда-нибудь далеко, обогнув хоровод маленьких и побольше, заросших лесом, островков. Любили причалить куда-нибудь в тихую заводь, на узенький песчаный пляжик, где рыба кормилась и чавкала на мелководье, смакуя каждый кусочек и не боясь, что ее потревожат.

Серпоклювые наглые чайки сидели на круглых валунах, как дозорные. Ждали зазевавшуюся рыбу, неосторожно высунувшуюся из воды, чтобы насладиться утренней трапезой. И тут же рыбы сами становились завтраком для чаек. Но не все птицы пытались поймать даже такую легкую добычу, многие предпочитали просто отнять пойманную рыбу у своих собратьев. И тогда начинался такой шум и гвалт, настоящие морские баталии разворачивались над тихой утренней гладью. Чайки-воровки иногда побеждали своих более мелких подруг, а иногда с позором бывали изгнаны ополчившейся на них стаей.

Часто рыбаки пробирались по узенькой речке, которая и на карте то не обозначена, такой неширокой, что ветви растущих по сторонам деревьев, склонялись над рекой и образовывали шатер, а иногда и живой туннель, который колыхался и шептал что-то невнятное прямо в уши. Порой ветки цеплялись за их штормовки, и тогда «робинзоны» с трудом расчищали себе дорогу сквозь них.

Над водой висел молочный туман, и только изумрудные стрекозы с выпученными глазами нарушали своими крыльями-трещотками тишину пробуждающейся реки.

Любили друзья побродить по островам, затерянным среди сурового моря, и почти каждый из этих островов был готов открыть для них все свои сокровища. На одном из них можно было найти «лисичковое» море, когда ступить было некуда, не затоптав крепенькие волнистые шляпки грибов. Тогда мужчины снимали рубашки и, не сходя с места, расчищали вокруг себя свободную полянку. И настроение моментально поднималось — то ли от их солнечно-апельсинового цвета, то ли от того, что они такие крепенькие и упругие, то ли от предвкушения жареной картошечки с грибками.

Иногда какой-нибудь остров представал перед ними сине-голубым от голубики, с высокими крепкими кустами и крупной душистой ягодой. И тогда, возвратившись домой, от пуза наевшись сочной голубики, Лёвка с удовольствием демонстрировал местным мальчишкам свой синий язык, как будто он макнул его в чернильницу. И мама все просила Левку вымыть его черные руки, но они все не отмывались — ведь краска была самая что ни на есть натуральная и долго-долго не хотела смываться.

Были острова желто-оранжевые от морошки, были красные от брусники и клюквы, а были серебряного цвета от разросшегося и склонившегося над водой ивняка с серебристыми сережками. В общем, эти северные острова в суровом холодном море тоже хотели нравиться и принаряжались, как могли. Нужно было только разглядеть эту скупую красоту и принять ее сердцем и полюбить всей душой, что и происходило с теми, кому довелось там жить.

Иногда, когда море было тихое, они брали с собой и Павлушку, который был просто в восторге, что рядом с ним отец и друг, относившийся к мальчугану со всей заботой, совсем как старший брат. Павлик был очень горд, что принимает участие в таком интересном и важном мужском деле, чувствовал себя добытчиком. За одно это лето он как-то сразу посерьезнел и возмужал и сразу был принят в когорту поселковых ребят, съезжавшихся на летние каникулы на Белое море.

Тихими вечерами жители поселка, особенно детвора, группами собирались на морском берегу, жгли костры, кто-то из подростков бренчал на гитаре, девчонки пели. Но самыми любимыми были у них вечера, когда кто-то из взрослых рассказывал о своей службе на море. Вся жизнь здесь была так или иначе связана с морем, мужчины служили на Северном флоте, и эти морские рассказы стали для мальчишек точкой отсчета, стартом в их судьбе, повлиявшим на выбор их дальнейшей профессии. Вот здесь, темными комариными вечерами, на брусничных берегах Белого моря и зарождались мечты стать моряками и подводниками.

Особый интерес у них вызывали рассказы Антона, ведь профессия у него была (хоть и в прошлом, но ведь моряки бывшими не бывают) самая почетная из морских. Все моряки, тьфу-тьфу, могли оказаться в ситуации, когда требовались спасатели. И мужество, с каким военные спасатели бросали вызов стихии, пытаясь вызволить из беды всех, попавших в ее объятия, было достойно благоговейного уважения.

— Пап, а расскажи про спасателей, — просил Павлушка.

И Антон не без гордости начинал:

— Вы знаете, ребята, что профессия спасателей на море — одна из самых почетных. Сколько раз наши корабли и поисковые катера помогали судам и самолетам, терпящим бедствие на воде. Круглосуточно мы были готовы выйти на аварию. Как «скорая» на суше, наши экипажи первыми спешили оказать помощь, попавшим в беду.

Мы спасали людей, тушили пожары, откачивали воду из затопленных отсеков, буксировали потерявшие ход корабли. Если было нужно, то выполняли и водолазные работы, заделывали пробоины и трещины.

Помню, в январе, буксировали во льдах поврежденный пограничный катер через Керченский пролив в порт Кавказ. Еле доставили. Погода была ужасная, холод и сильный ветер. Но мы справились и доставили катер вовремя.

А однажды поднимали подводную лодку, погибшую в 1941 году у острова Змеиный и затонувшую на глубине тридцать четыре метра. И ведь подняли. С такой глубины!

В другой раз мы проводили поиск и подъем артиллерийских снарядов у мыса Феолент. Глубина была около пятнадцати метров. Защитники Севастополя перед отступлением сбросили снаряды в море, и нашим водолазам пришлось с большой осторожностью выкапывать их из грунта и укладывать в специальные корзины. Затем снаряды поднимали на баржу и только потом обезвреживали.

А знаете, ребята, какие есть традиции у водолазов-спасателей?

— Нет, расскажите, дядь Антон, — закричали внимательные слушатели.

— Самые лучшие у водолазов традиции:

— Никогда не отступать!

— Не страшиться тяжелой работы!

— И как бы ни было трудно — поднимать корабли! Ну а потом на поднятом судне водружать красный флаг.

Ребята слушали Антона, притихнув и затаив дыхание, забыв про гитару. А Павлушка слушал отца в который раз и весь сиял от гордости, то ли за отца, то ли представляя себя частью этой спасательной бригады.

Павлик и сам часто оказывался в роли рассказчика. Его детство прошло на Черном море и ребята, выросшие на суровом Белом, просили его рассказывать о дельфинах, медузах, крабах и рапанах, которых они никогда не видели. И Павлик, оказавшись в центре внимания, с удовольствием, напевным южным говором, упоенно щебетал.

— Медузы — они такие красивые, как парашюты. Бывают разных цветов, и голубые, и белые, и оранжевые. Бывают маленькие и большие. Когда нарождается много маленьких медузят, их волной выносит на берег, и они могут погибнуть без воды. Так мы с ребятами их тоже спасали — относили подальше в море и выпускали. Но многие из них кусачие, могут ужалить очень больно и будет ожог. Лучше их вовсе не трогать. А еще мы рапанов собирали.

— А кто такие рапаны? — спросила одна девочка.

— Рапаны это такие ракушки морские крученые, как спираль. Там живет моллюск, а это его броня. И дом тоже. Мы собирали их на сваях вместе с мидиями, это тоже раковины, только плоские, из двух створок состоят. Ну, мы их наберем целую сетку с ребятами и домой несем. А дома их в кипящую воду бросишь, мидии створки то и открывают, и рапаны тоже съедобные. Вкусные! Считается дели-та-пес.

— Деликатес, — поправил папа.

— Да, точно. А дельфины — они умные, как люди. Они никогда не обидят человека. И если человек будет тонуть — они его спасут. А еще их боятся даже акулы. Были случаи, что стая дельфинов спасала человека от акул.

Антон ласково потрепал раскрасневшегося от жаркого костра и от внимания пацанов сына по плечу и добавил:

— А вы знаете, что дельфины не только спасают людей, попавших в беду, но и работают спасателями. Дельфины были официально зачислены в спецгруппу, созданную для несения службы. Был даже специальный дельфиний спецназ. Это была очень необычная для флота группа. Ее создали ученые Океанариума Военно-морского флота в семидесятые годы. Вообще, дельфины — удивительные животные. Они обладают совершенными способностями гидролокации, то есть они могут определять местоположение объекта, находящегося на воде или под водой, при помощи акустических сигналов.

И удивительно, насколько они готовы сотрудничать с человеком. Язык не поворачивается назвать это дрессировкой, они с удовольствием работают с людьми и становятся им преданными друзьями.

Вот, помню, в 1976 году в эту спецгруппу входило четыре дельфина. Их готовили в Океанариуме, все они были очень умными. Но один из них, Геркулес, нас особенно поражал. Однажды на рейде Бельбек он обнаружил затонувшую торпеду на глубине пятьдесят один метр, и не просто обнаружил, а обозначил это место, и после этого мы смогли ее обезвредить.

Затем, более сорока затонувших торпед, мин, ракет были обнаружены служебными дельфинами. Они находили обломки самолетов, якоря и даже древние керамические сосуды. Один из таких сосудов передали в Севастопольский океанариум, он до сих пор там хранится. Будете там — посмотрите.

А потом создали еще одну группу спецназначения — для борьбы с подводными диверсантами. Служебные дельфины обнаруживали подводных пловцов, которые хотели проникнуть в Севастопольскую бухту. Эхолокаторы не могли засечь человека в ластах, и только бдительные дельфины могли предотвратить подводную диверсию.

— А мне отец рассказывал, — вступил в разговор один парнишка, — что у нас на Северном флоте работали спецназовцами тюлени и морские львы.

— Да, точно, а еще использовали китов-белух, — согласился Антон.

— Ух ты, здорово! — восхищенно закивали мальчишки.

— Ну ладно, ребята, засиделись мы с вами. Вас давно уже дома, наверное, разыскивают.

— Ага, — засмеялись мальчишки, — со служебными дельфинами.

— Ну, с дельфинами не знаю, а вот со служебными собаками точно вас искать будут. Марш домой!

И веселая ватага, не спеша, стала расходиться по домам, обсуждая по дороге, что еще необычного могли бы выполнять дельфины.

Жил с ними в это первое лето и Всеволод Иванович, Сонин отец. Иногда и он вдруг засобирается с ними на рыбалку, наслушавшись захватывающих рыбацких историй. Но, когда еще затемно, Антон тихо будил его, Всеволод Иванович начинал жаловаться, что плохо себя чувствует, ноги ломят и, вообще, в такую рань «еще даже петухи не пропели» — и оставался дома. Рыбалка, видимо, не была его призванием, не захватила такой страстью, какой болел ею Антон.

Но зато у Антона появился неизменный товарищ и напарник Лева. Пятнадцатилетнему подростку было очень интересно с Антоном, хотя тому было уже тридцать восемь. К тому же сказалось Лёвино безотцовское детство. Да и Павлушка к ним тянулся. Ведь дружба не знает ни границ, ни возраста, тем более, что их объединяла одна большая любовь к морю и страсть к рыбалке.