Выбор судьбы

Вера Чиркова, 2014

Если новоиспеченный жених сбегает среди ночи из крепости невесть куда, даже словечка не сказав ещё до конца не доверившейся ему невесте, что остаётся делать ей, гордой княжне из клана Куницы? Разумеется, тоже бежать, ловко и незаметно обойдя целую кучу оставленных для охраны воинов, и вверить своё будущее изменчивой судьбе, дальней дороге да случайным встречам. А ещё неожиданно зародившимся чувствам, робко пытающимся прорваться сквозь строгое воспитание и врождённое благоразумие. И никому не дано знать загодя, какие встречи и происшествия станут судьбоносными и куда приведёт справедливую куницу ее тропа.

Глава седьмая

— Можно?

— Входи, когда это тебе было нельзя?

Саргенс подошел к горящему очагу, аккуратно положил на край небольшого столика пачку посланий и сел в кресло напротив верховного магистра.

Удобное, мягкое кресло приятно прогнулось под усталой спиной, обняло теплой кожей согревшейся от очага обивки.

— Ну и зачем ты их мне принес?!

— Это новые.

— Я сообразил. Мог просто пересказать своими словами… Хотя я догадываюсь, какие новости могут там быть.

— Если так, значит, у тебя очень богатая фантазия.

— Просто я давно живу… и привык наблюдать за людьми. Большинство из них не смотрит в глубину явлений и не просчитывает наперед даже простых дел.

— Мечтаю так жить, — искренне вздохнул Саргенс и налил себе горячего чая. Добавил в чашку немного меда, сыпанул щепотку корицы и с удовольствием отпил несколько глотков.

— Ну, так чем нам угрожают Илстрем с Радмиром? Кроме отказа в продаже продуктов? Намерены изгнать из городов всех чародеев?

— И это тоже. А еще они собираются закрыть все чародейские лавки и запретить продажу всех наших амулетов и зелий.

— Ну, это они просто пугают. Князья не настолько глупы, чтобы не понимать — от подобных запретов страдают только самые бедные. Торговцы всегда найдут путь обойти запрет и станут продавать зелья богатым покупателям втрое дороже… поэтому будут только рады. Да и нет у них сейчас лишних людей, все в степях за Хорогом.

— Не все… и это самая важная новость. Берест с братом едут сюда.

— Значит, не поверил…

— Лайонис прислал отчет… они устроили ему настоящий допрос. И больше всех старался Даренс, командир тогда еще не поднимался после ранения. Вот он и убедил всех, что Весеника не могла по доброй воле вернуть Дикому браслет и подарки.

— Как жаль, что у него нет сильного дара, — негромко проворчал Феодорис. — Отправь кого-нибудь им навстречу. Не нужно, чтоб они добрались дальше деревни.

— Сам поеду. Еще два дня в запасе. Когда ты собираешься с ней разговаривать? Может, хватит… ждать? Ведь ясно уже, куница скорее умрет, чем возьмет в рот хоть ломтик хлеба. Сколько подносов Варитта вынесла из ее комнаты?

— С балкона. Одиннадцать. Башня уже готова… через полчаса приглашу на разговор.

— Феодорис… я пришел именно по этому вопросу. Позволь мне с ней поговорить?

— Вот, представь себе, я догадался! Кстати… ты уже не первый. Но разговаривать я все же буду сам.

— Это безответственная глупость.

— Спасибо за правду. Мне всегда казалось, будто ты льстишь, называя меня умным и дальновидным. Теперь у меня осталось только одно дело… сохрани вот этот ключ, от моего сундука.

— Мне жаль… — пробормотал Саргенс, делая какой-то знак пальцами, — что ты так упрям…

И потрясенно смолк, разглядев в свете короткой вспышки окружившее магистра сияние.

— Это мне жаль… — с мягкой укоризной сообщил Феодорис и легонько дунул, — и неприятно, когда меня считают безответственным глупцом.

Он встал с места, легко отодвинул от очага кресло с заснувшим другом и засунул ему в карман ключ с замысловатой бородкой. Затем еще раз окинул взглядом столы и шкафы, проверяя, не забыл ли чего, и твёрдым шагом вышел из кабинета.

Засов на двери, открывавшейся каждый день всего два раза, после восхода солнца и перед закатом, звякнул в неположенное время. Всего полдень, глянув за окно, убедилась княжна, не встававшая в последние два дня с постели даже погулять.

Поднималась она лишь для того, чтобы снять со стола ненавистный поднос и вынести на балкон, откуда притворявшаяся служанкой чародейка теперь забирала его, стоило Весе уйти в умывальню.

Впрочем, она постепенно осмелела, заметив, как девушка нарочно отворачивается к окну, когда в ее комнату вносят очередное уставленное запашистыми яствами блюдо.

А Веся только грустно усмехалась. К исходу третьего дня, с того мига как проснулась в этой комнате, девушка была твёрдо убеждена, чародеям от нее что-то нужно. И вовсе не какая-нибудь простая услуга, тем более не ее тело или способности целительницы. Все это они могли получить в первый же день, стоило пригрозить, что устроят ее родным или княжичам какую-нибудь гадость. А тем более жениху… хотя княжна и должна бы считать его бывшим. Ведь с тех пор, как исчез её обручальный браслет, прошло более трех признанных правилами дней.

Но просить или убеждать ее чародеи почему-то не спешат, и Весенике остается только догадываться почему. Стало быть не надеются уговорить добром, да еще и с первого раза, вот и выматывают душу молчанием и непонятной заботой. И это только лишнее доказательство важности цели, ради которой чародеи привезли ее сюда.

— Ты должна пойти со мной, — сурово сообщил мужской голос, и княжна неохотно повернула голову к двери.

Ну наконец-то решились, с невольным облегчением вздохнула Веся, скоро она услышит, зачем понадобилась этим загадочным людям, обособленно живущим в своей Цитадели и не пускающим в нее никого из жителей Этросии. И хотя девушка давно сообразила, что ничего хорошего это знание ей не принесет, отказываться от предложения или просить об отсрочке не стала.

Аккуратно откинула теплое покрывало, села на постели и, поправив подол платья, сунула ноги в низкие, мягкие туфли, найденные у кровати еще в первый день. Именно тогда Весеника выяснила, что все ее вещи исчезли, кроме подаренного старшей матерью браслета, и без стеснения брала в стоящих в предбаннике шкафах платья и рубахи. Никакой одежды, напоминавшей мужскую или походную, там не оказалось.

Привычно поправив одеяло, Весеника накинула на плечи большую вязаную шаль и замерла в ожидании дальнейших указаний.

— Иди, — чародей распахнул дверь шире, и Веся с уже привычным интересом всмотрелась в окружающий его ореол.

И изумленно замерла на месте, сделав очередное открытие. Легкое, едва заметное свечение, окружавшее чародея, было не зеленоватым, как у «служанки», а золотистым, того густого и теплого цвета, какого бывает свежевыкачанный мед.

Девушка мигом представила себе эту картинку: ломоть свежего хлеба, пористый и пышный и стекающее по нему янтарными каплями тягучее лакомство. Непроизвольно сглотнула голодную слюну и вдруг почувствовала, как это будет неправильно… глупо и трусливо, если она сейчас обреченно поплетется за ним, пошатываясь от слабости. Или впереди него, не все ли равно?! Важно куда. Ведь если он хочет просто, по-человечески с ней поговорить, не нужно отводить куницу туда, где уже готовы к ее допросу какие-то особые приспособления.

Весеника резко повернулась, прошла к облюбованному креслу и опустилась в него, чувствуя себя такой же удовлетворенной, как в те минуты, когда убеждалась, что сделала все верно и ее пациентам больше не грозит никакая опасность.

— Весеника? — против воли в строгом голосе чародея скользнуло удивление. — Ты отказываешься повиноваться?

— Нет, — тихо и устало сказала девушка, — ты задал сейчас неправильный вопрос. Я никогда и не обещала повиноваться. Это мне пришла в голову простая мысль. Поговорить мы можем и здесь… нет у меня сил бродить по вашей Цитадели. А если ты хотел меня допросить, то идти туда добровольно неимоверно глупо.

— А ты не задумывалась о том, что своим непослушанием можешь сделать себе хуже? — сухо процедил Феодорис. — Или своим близким?

— Задумывалась, — кротко сообщила куница. — Я уже шестой день только об этом и думаю. И успела понять, хуже, чем вы уже мне сделали, придумать трудно. А близкими пугать меня не нужно. Во-первых, это некрасиво… а во-вторых, я могу не простить.

— И что сделаешь? — Чуткие пальцы чародея шевельнулись, готовясь вызвать силу.

— Как ты неправильно все понимаешь, — печально покачала головой княжна, — и судишь всех по себе.

— С чего ты взяла, что по себе?

— Так ведь это ты сказал, хуже будет мне или близким? Разве это не угроза?

— Но ведь ты понимаешь, что у нас были причины забрать тебя сюда? — не двигаясь с места, процедил гость, и его пальцы сжались, как будто от злобы.

Но княжне, не спускавшей глаз с окружающего его сияния силы, видно было, как оно вспыхнуло чуть ярче, словно успокоившийся огонек свечи. Девушке очень хотелось узнать, означает ли это изменившееся настроение чародея либо нечто другое, но спрашивать она и не подумала.

— Не понимаю, — честно объявила Веся, — хотя, по-моему, вы вообще не имеете права вмешиваться в жизнь этросов. Вы же не давали Совету старших кланов никаких клятв, и они не давали вам права судить своих сородичей.

— Так ты окончательно отказываешься идти со мной? — Нахмурившийся чародей явно не намерен был договариваться со строптивой куницей.

— А как тебя зовут? — миролюбиво спросила Веся, вспомнив наставления Кастины, не раз повторявшей, чем суровее и злее собеседник, тем спокойнее нужно с ним разговаривать. И по возможности осторожно перевести беседу на него самого, но подходить к этому деликатному разговору не торопясь и издалека.

— Феодорис, — холодно обронил он, — а зачем тебе?

— Садись, Феодорис, — кроткая улыбка озарила бледное лицо девушки, — тут удобные кресла.

— Я знаю. — В его голосе проскользнул сарказм, чародей постоял еще с полминуты, сверля княжну свирепым взглядом, затем сжал зубы, шагнул к креслу и сел.

Веся старательно отводила взгляд, чтобы гость не заподозрил, будто за ним пристально следят, но искоса все же посматривала. И не могла не заметить едкое выражение, мелькнувшее на лице чародея, когда он устроился поудобнее, откидывая голову и кладя чуткие руки на колени.

Такое странно знакомое движение, словно Веся где-то видела его… причем недавно. Милосердные духи, ну как она могла забыть? Старая мельница… грубый голос прадедушки… да, именно в тот счастливый день с Береста слетело проклятье… смешно. Получается, она первой поцеловала своего жениха!

— Чему ты улыбаешься? — мрачно осведомился Феодорис, проклинавший себя за то, что не настоял на своём.

Девчонка ведет себя хоть и разумно, на первый взгляд, но совершенно не так, как должна вести обвиняемая в применении проклятых заклинаний одаренная, осознавшая, куда попала.

— Вспомнила одного человека… ты на него необычайно похож.

— Это действительно смешно. — Яд, звучавший в этих словах, казалось, был собран с зубов гадюки. — И кто же он? Из клана Куницы или Барса?

— Мне показалось, он сам по себе, — задумчиво улыбнулась воспоминанию Веся, сделав вид, будто не заметила попытки ее задеть, — хотя должен быть в клане Ястреба.

— Да? — Слова чародея еще сочились прежним ядом, а брови уже нахмурились, как у человека, торопливо перерывающего в памяти всех, на кого он может быть хоть чем-то похож. — А имя у него есть?

— Да, — кивнула Весеника и, жалея, что так некстати припомнила старого мельника, виновато вздохнула, — но назвать его я тебе не могу.

— Почему? — насмешливо изогнулась густая бровь, но на лице Феодориса вдруг мелькнула растерянность, а его сияние стало на миг светлее и лучистее. Чародей недоверчиво уставился на девушку и осторожно спросил: — А если я назову?

— Ты?! — И вдруг Веся отчётливо поняла, он действительно вполне может знать прадедушку княжичей, и значит, она своим болтливым языком навела на старика беду.

Темные силы, вот что делает с людьми голод! Она ведь в этот момент вспомнила суп, каким кормила выздоровевшего Береста!

— Никого ты не назовешь, — сразу сухо отреклась от своих слов княжна и, сжав губы, отвернулась к окну. — Я пошутила.

— Вот как… — Чародей забыл про осторожность, положил руку на соседний столик и выбил на нем ногтями какой-то сигнал. — А можешь ответить на простой вопрос: почему ты голодаешь? Ведь твой браслет защищает… от зелий и ядов.

— А я и не боюсь ни зелий, ни ядов, — печально вздохнула Веся, — и я не голодаю. Я просто не хочу ничего есть в этом доме.

— Но ведь мы можем накормить тебя силой! — Феодорис сразу понял, какой закон не желает преступить куница: гостеприимства!

Она не желает ничем быть обязанной жителям Цитадели, ведь по закону северных кланов гость обязан уважать хозяев дома, где с ним разделили хлеб. И по возможности помочь, если потребуется. Следовательно, она не желает их уважать и не согласна ничего для них делать, даже под страхом смерти. Вот же упрямая куница!

И выходит, зря они тратят на нее время и силы, раз она уже сама себя приговорила! А жаль… ох, как жаль! Но остается только один шанс… крохотный и неверный… но, похоже, единственный.

— Можете, — помрачнела Веся, — но это будет принуждение. А принуждение за гостеприимство не считается.

Ну вот, она и подтвердила его подозрения. Значит, и в самом деле готова умереть… Дурочка малолетняя. Да только он сам вовсе не безответственный глупец, как обозвал сегодня Саргенс, а рассудительный и опытный магистр. Ну надо же, как задели его слова друга, желчно усмехнулся чародей и, строго уставившись в необыкновенные глаза княжны, отчеканил:

— Я, глава Цитадели чародеев, верховный магистр Феодорис, клянусь своей силой и всем, что для меня свято, приказать тебя немедленно сжечь на костре, если ты не прекратишь истязать себя голодом! — сердито посопел и добавил ворчливо: — Чего дать для начала, отвара или простокваши?

Весеника ошеломленно рассматривала Феодориса, стараясь понять, правильно ли поняла это объявление и что мог значить зелёный всполох, промелькнувший в ореоле чародея.

— Лучше стакан простокваши, — не найдя в его словах тайной лазейки, наконец согласилась куница и сделала себе крохотную поблажку, какую не позволила бы пациенту. — И маленький сухарик.