Спокойных дней не будет. Книга II. Все, что захочешь

Виктория Ближевская

Повзрослевшая Соня пытается расширить границы своего мира. Теперь у нее есть дочь, работа, новые друзья и враги. И любовь, которую Соня и Илья сдерживали годами, вырывается на свободу. Но для счастья обоим недостаточно тайных свиданий. Илья, готовый положить мир к ее ногам, видит, как она ускользает из-под его власти, и, изводясь ревностью, дает опасное обещание, выполнить которое почти невозможно. А их взаимное чувство, как затерянный в океане остров, подвергнется штормам и нелегким испытаниям.

Глава 1. Жизнь как у всех

Соня вошла в кабинет в ожидании, что сейчас все головы повернутся к ней, и она станет объектом обсуждения для любопытствующих. Но за столами с невысокими перегородками царила утренняя суета.

— Здравствуйте, — приветствовал ее Кирилл и взглянул на часы на стене.

Соня тоже сверилась с часами и осталась довольна своей пунктуальностью, не пострадавшей, несмотря на пробки и последние наставления няне, сделанные пять минут назад по телефону перед офисным зданием.

— Александр Васильевич сейчас подойдет. Присядьте.

Она заняла краешек стула и поставила сумку на колени, как просительница в кабинете чиновника.

Через несколько минут директор по персоналу сухо кивнул на приветствия сотрудников и прошел в кабинет, отгороженный от подчиненных стеклянной перегородкой под потолок и напоминавший большой аквариум: с какой стороны стекла ни окажись, наблюдаешь беззвучную жизнь по другую его сторону. Для начальника, запертого в прозрачном кубе, рыбами были подчиненные, которые копошились возле рабочих мест, хаотически перемещались по комнате, пили утренний кофе из разноцветных кружек и шевелили губами, отвечая на реплики коллег.

Александр Васильевич снял пальто, открыл ноутбук и, расположившись лицом к коллективу, сразу же взялся за телефон. Кирилл без стука ворвался в еще сонный мир шефа, куда вслед за ним хлынули многочисленные голоса, смех, щелканье клавиатур и первый за утро звонок. Хозяин кабинета поднял голову с прижатой к уху трубкой и без выражения посмотрел на вошедшего.

— Привет. Началось?

Это была коронная утренняя фраза. Условный код, который означал, что настала пора впрягаться в ежедневную лямку. И неважно, что тебя тянет досмотреть прерванный будильником сон, поделиться результатами вчерашнего футбольного матча или еще раз недобрым словом вспомнить непреклонного инспектора, выписавшего штраф за превышение скорости, и всех его родственников до седьмого колена. Поистине, хуже утра рабочего дня было только утро на работе после большого праздника.

— Увы! — с неуместным весельем подтвердил Кирилл, опершись о край стола, и указал подбородком в сторону Сони. — Твой новый боец прибыл к месту несения службы. Сам будешь с ней нянчиться или меня заставишь?

— Сам буду. Хотя, я смотрю, ты совсем не прочь.

— Я всегда не прочь! Да и весна скоро.

— Серьезно?

Александр Васильевич с недоверием оглянулся на плотно закрытые жалюзи, потом взглянул на свое пальто на вешалке, покрытое капельками воды, вспомнил пронизывающий ветер и гадкую снежную крошку, которая всю дорогу льстивой шавкой крутилась между колес, и усомнился в светлых перспективах.

— Скоро, скоро, — подтвердил Кирилл и заблестел глазами, как загулявший дворовый кот. — И она, кстати, красотка. Только от волнения забывает улыбаться.

— Ладно, зови. Поработаю наставником молодежи.

Начальник потянулся, поправил галстук и отодвинул кружку.

— Кофе принести? А то смотри, если тебе некогда, то я ей сам займусь.

— Ты еще успеешь внести свою лепту в процесс обучения.

Кирилл отсалютовал шефу и предложил Соне оставить документы для оформления, пока она будет принимать дела.

— Заходите в кабинет, он вас ждет.

Она поднялась, оправила юбку и остановилась на пороге.

— Здравствуйте. Можно?

— Доброе утро. Итак, сначала позвольте мне поздравить вас с важным событием. Сегодня вы влились в нашу большую дружную семью.

Александр Васильевич произносил эту речь для каждого нового работника. Он знал ее наизусть и мог повторить когда и где угодно: и после хорошей попойки, и разбуженный посреди ночи, и даже в отпуске. Каждая фраза была отшлифована почти пятью годами на ответственной должности. Собранные воедино, они складывались в краткий рассказ об истории компании, ее структуре и руководстве, количестве и профессиональном уровне сотрудников, целях и задачах, ответственности перед коллективом, преимуществах и подстерегающих трудностях, а также из посулов и приподнимания завесы над грядущими перспективами. Иногда он в качестве развлечения и тренировки памяти и ума позволял себе переставлять местами отдельные тезисы, делать акценты в неожиданных местах. Но ее основное содержание и пафос всегда оставались неизменными.

Соня слушала, сложив руки на коленях и без улыбки глядя на его шевелящиеся губы. Уже в середине собственного монолога он был удивлен и заинтригован. Чаще всего к концу речи, когда он заводил разговор о карьерном росте и обещаниях многократно улучшить жизнь работника в ответ на его беззаветный труд, люди начинали улыбаться, кивать и выражать удовлетворение всеми доступными способами. Эта женщина выслушала все до последнего слова с вежливым выражением и при этом не издала ни звука.

— У вас есть вопросы?

Директор по персоналу, продолжая идти проторенной дорожкой, не видел необходимости менять вступительную часть. Он всегда давал людям возможность задать ограниченное число вопросов, самостоятельно решая, на какие из них отвечать.

— Нет. Но я уверена, что они возникнут по ходу моего знакомства с должностными обязанностями.

Он снова удивился, но высокое звание научило его «держать лицо». В первом вступительном слове он всегда оставлял неявные прорехи в информации: вопросы отпуска, например, экзаменационной сессии или больничного. Но она не попалась на эту удочку.

— Уверен, что возникнут. Формально вы подчиняетесь напрямую генеральному директору, фактически на данном этапе вашей карьеры — мне, а в идеале должны решать все практические вопросы самостоятельно. Вашей должности до прошлого месяца вообще не было в штатном расписании. Ее появление — результат долгой и продолжительной борьбы со сложившейся системой. До вас вопросами обеспечения работы офиса ведал мой сотрудник, у которого и без того обязанностей хватает. Заставлять менеджеров по персоналу заниматься закупкой скрепок или заявками на подключение к телефонной линии было бы слишком нерационально теперь, когда текучка растет, а штат увеличился почти на четверть.

— Значит, в моем ведении будут канцтовары и телефоны. Что еще?

— Еще? — Она вынуждала его сократить продуманное введение в должность до голого перечисления конкретных задач, и он, поморщившись, принялся по-американски отгибать пальцы, ожидая увидеть испуг на ее лице. — Заявки на подключение к телефонной и локальной сети, закупка мебели, офисного оборудования и канцтоваров. Организация корпоративных праздников и мероприятий. Вам придется помнить в лицо и по фамилии каждого, кто у нас работает. А они будут писать вам жалобы, просьбы и требования каждый день, даже в выходные и праздники.

— Понимаю. Человеческий фактор.

Соня впервые за сегодняшнее утро позволила себе улыбнуться, вспомнив, как непросто бывает управляться с домработницей и няней, когда они накапливают претензии, а потом выливают их на хозяйку, как ушат холодной воды. И всегда в тот момент, когда она меньше всего рассчитывает на неприятности с этой стороны.

— Вот именно. Со всеми личными претензиями или конфликтами, которые неизбежно будут возникать, направляйте их ко мне, ну, если, конечно, сами не можете справиться.

— Я постараюсь.

— Похвальное рвение, но не надо брать на себя все, иначе можно не рассчитать силы и сорваться, — снисходительно заметил он. — Мне нужен стабильный работник, а не пациент института нервных болезней.

— Учту ваши рекомендации, доктор, — с улыбкой кивнула она.

Он невольно залюбовался ее осветившимся лицом, но она без труда вернула его к обсуждению рабочих моментов.

— Может быть, вы расскажете мне немного подробнее о документообороте?

— И расскажу, и покажу. Идите ближе.

Он подвинулся, давая ей место рядом. На дисплее ноутбука замелькали окошки, и Александр Васильевич углубился в тонкости документооборота и назначение серверов, в рассказы о планировании встреч и текущих дел, о поступлении заявок и процедуре их рассмотрения. Соня с блокнотом в руках быстро записывала, иногда наклоняя голову к его плечу, чтобы свериться с картинкой. Он покосился в исписанную страницу и не поверил своим глазам. Бумага была испещрена значками и закорючками.

Забыв о вежливости и принципе неприкосновенности чужих записей, он отогнул край ее блокнота, чтобы убедиться, что зрение не подводит. Закорючки под другим углом не превратились в привычную глазу кириллицу.

— Стенография?

— Так и есть. Школьницей я нашла на столе у брата странные записи и загорелась желанием выучить этот язык. Тогда это казалось игрой, как расшифровка секретного кода или разгадка тайны пляшущих человечков. На поверку игра оказалась скучными взрослыми заметками его секретарши, но впоследствии на лекциях скоропись мне помогала.

— А другим усложнила жизнь, не давая возможности переписывать ваши конспекты, — вспомнил молодость Александр Васильевич. — Значит, я нашел вам еще одно применение. Если вы возьметесь записывать на наших недельных совещаниях, а потом сможете вместе с моей помощницей составить протокол… — Соня кивнула и черкнула какую-то птичку в блокнот. — Уже через час вы оказались весьма ценным приобретением для компании. Что же будет дальше?

Комплимент должен был разрядить обстановку и сделать беседу менее формальной, но Соня приняла его слова как напоминание об одолжении.

— Спасибо, что поверили мне вчера.

— Речь не об этом, — отмахнулся он с разочарованием человека, рассказавшего удачный анекдот в неудачной компании. — По пятницам я жду от подчиненных недельные отчеты. Естественно, в эту пятницу я не рассчитываю получить отчет от вас, но, начиная со следующей, вам придется сообщать мне о состоянии дел.

Не удивившись, Соня тут же запросила для примера форму отчета. «Слишком строга, слишком официальна, — решил директор по персоналу. — Похоже, она так боится не оправдать доверия, что слегка переигрывает».

— Кирилл введет вас в курс дела, ознакомит с бумагами, людьми и подводными камнями. Вон там ваше рабочее место. Хотя работа не вполне сидячая.

Соня из-за стекла осмотрела кабинет, где каждая прилежная рыбка занималась своим важным делом, и лишь один стол с компьютером и телефоном был девственно чист.

— Кирилл даст вам также список местных телефонов, проведет по комнатам, выдаст пропуск в офис и в столовую и подключит мобильный.

— Я могу прочесть корпоративные правила, чтобы ничего не нарушить?

— Читайте на здоровье. — Он достал с полки за спиной толстую зеленую папку. — Кириллу уже не терпится начать обзорную экскурсию по этажам.

Почуяв, что начальник говорит о нем, Кирилл опустил голову и уткнулся в бумаги.

— Начнем с экскурсии, — согласилась Соня и поднялась.

— Желаю удачи!

Окончание разговора получилось несколько скомканным, потому что и на этот случай у него были заготовлены напутственные слова, но она уже вышла.

— Можно?

Соня единственная стучалась в его прозрачную дверь, терпеливо ждала приглашения и называла его на «вы». Из всех возможных вольностей в отношениях с коллегами она позволяла себе лишь легкую иронию, но никогда — полновесных шуток. Ее сдержанность не открывала лазейки, чтобы свободно перейти к демократичному «ты», которое было принято в качестве корпоративного стандарта.

И все же директор департамента по управлению персоналом получал неподдельное удовольствие от общения с этой элегантной и отстраненной женщиной и втайне ждал коротких минут, когда она заходила с докладом о штатных и нештатных ситуациях в компании. По сложившейся традиции интриги и сплетни были вверены вниманию менеджеров по персоналу под личным руководством Александра Васильевича. Задача ставилась не из легких: пресекать скандалы и принимать меры по профилактике конфликтных ситуаций, но большая часть его подчиненных ограничивалась аккумулированием сплетен и распространением их в курилках, столовой и у кофе-машин. Но Соня никогда не рассказывала о том, что творилось в других отделах, если это напрямую не касалось ее работы.

— Александр Васильевич, — начала она и заглянула в шпаргалку, как будто сверялась с правильным ответом. — Я бы хотела поговорить об отделе маркетинга.

— Что-то случилось?

— Я провела всесторонний анализ проблемы с принтером на втором этаже и выявила… — Брови директора по персоналу полезли вверх, и Соня улыбнулась. — Это поначалу страшно звучит. Сейчас расскажу по порядку.

Несколько минут подробного изложения сложившейся ситуации закончились, а он все еще в задумчивости трогал нижнюю губу карандашом, попавшим под руку.

— Александр Васильевич, — позвала Соня вкрадчиво. — Я понимаю, что перегрузила вас подробностями…

— Лично мне привиделась надпись над вратами ада.

— Ну что вы. — Соня посмотрела на него с достоинством человека, решившего сложную задачу и гордящегося своей изобретательностью. — Безвыходных ситуаций не бывает.

— Сразу скажу, что решение «в лоб» не подходит. Бюджет маркетинга постоянно в дефиците.

— В том-то и дело, что покупать ничего не нужно.

— А вот с этого места подробнее.

Александр Васильевич потер ладонью щеку, саднящую после неудачного бритья, и с одобрением посмотрел на Соню. Она сидела в своей обычной позе — на краешке стула с бумагами на коленях, готовая в любую минуту снова поднять нелегкое бремя хозяйки всего офиса.

Предложенное ею решение было легким и виртуозным, и лишь одна деталь портила общую картину. Там, где оказывалась замешана бухгалтерия, пусть даже не финансами, как в этом случае, конфликт, как фурункул, назревал на ровном месте буквально из-за ерунды. Он поспешил сообщить ей об этом, но Соня оказалась осведомленной.

— Меня уже предупредили, чтобы я не наломала дров. Боюсь, теперь придется вступить вам.

— С нашей бухгалтерией один на один выходить опасно, — вздохнул Александр Васильевич. — Ладно, постараюсь воплотить в жизнь вашу смелую мечту. А то, по вашим словам, скоро у меня народ из маркетинга побежит без оглядки.

— Да, отсутствие удобств раздражает, — сказала Соня. — Зато они смогут по достоинству оценить вашу заботу.

Александру Васильевичу послышалась легкая ирония в ее голосе, и он ответил в той же манере.

— Не мою заботу, уважаемая Софья Ильинична, а вашу. Кстати, прошел уже почти месяц, и насколько я знаю, все довольны вашей работой.

— О, нет, вас обманули! — Соня прижала ладонь к груди, и он залюбовался узкой кистью с холеными ногтями и нескромным обручальным кольцом. — Все совсем не так гладко. На прошлой неделе я вовремя не перевела телефонные номера у консультантов, и меня грозились в следующий раз убить. В понедельник чуть не остались без бумаги разработчики. Я бегала и выпрашивала у всех по чуть-чуть. К счастью, мир не без добрых людей.

— Вы слишком строги к себе.

— А сегодня мне сообщили, что в бухгалтерии сломался ксерокс. Главбух рвет и мечет, а телефон в сервисе занят. Привезу мастера сама, даже если придется применить силу.

— Может, дать кого-нибудь в помощь? — рассмеялся он, чувствуя, как между ними подтаивает тонкий лед. — В бирюзовом мерседесе и я бы не прочь прокатиться.

— Я сегодня оставила его дома, — неожиданно сухо ответила она и поднялась.

— И что за машина на этот раз?

Даже если его интерес выглядел заигрыванием, остановиться он не мог. С каждым днем эта женщина, не считающая своих денег и радеющая за бюджетные расходы компании, нравилась ему все больше.

— Красное купе «гадюка». В Москве они редкость.

И прежде, чем он успел удивиться, она вышла из кабинета, оставив вместо себя весенний запах цветущего жасмина.

Александр Васильевич приподнял жалюзи на окне. С утра небо было хмурым и мятым, как не проснувшееся лицо в зеркале. Между домов пластами молочного желе лежал туман, и с трудом можно было различить стоп-сигналы машин, идущих в нескольких метрах впереди. А теперь синева, зажатая в прямоугольнике крыш, была разбавлена редкими облаками, и, жмурясь от бьющего в глаза солнца, он впервые отметил перемены в природе.

За окном разгорался март. Капли воды с тающих сосулек ударялись о железный козырек под окном и скатывались в большую лужу. Между колесами его новенькой ауди собралось приличных размеров озеро, и если дворники не разгонят ручьи и не прочистят канализационные стоки, забитые всякой дрянью после зимы, то к вечеру оно замерзнет, и машина врастет в лед. А если и не замерзнет, то он все равно промочит надетые не по сезону ботинки на тонкой подошве, пока будет форсировать водное препятствие, добираясь до двери. Ни та, ни другая перспективы его не обрадовали.

Машин, которые могли без натяжки считаться красными, было три. Две из них были ему знакомы давно: пижонская БМВ начальника отдела продаж — с прошлого лета, и старая альфа ромео одного из юристов — с самого начала карьеры в компании. Третью машину почти не было видно за двумя стоящими рядом внедорожниками. Только кончик ее экзотически загнутого вниз капота, как нос гончей, почти утыкался в остатки грязного сугроба возле забора.

Он мысленно перебирал итальянские, английские и немецкие конюшни, но «гадюка» не спешила на поверхность, чтобы погреться на весеннем солнышке. «Жаль!» — вздохнул он, не разобрав марку за массивными кузовами внедорожников, и обернулся к двери. Сониной сумки уже не было на месте возле мерцающего звездной россыпью монитора. «Сейчас она выведет своего коня на дорожку», — с азартом подумал Александр Васильевич, наблюдая, как Соня в короткой белой шубке спешит к машине, по-девчоночьи перепрыгивая через ручейки на высоких каблуках. Но в этот момент его отвлек телефонный звонок, а когда он снова повернулся к окну, дорога, как обычно в разгар рабочего дня, была пуста. «В другой раз», — утешил он себя и вернулся в кресло, позволив потокам солнечного света беспрепятственно вливаться в кабинет.

День рождения компании каждый год отмечали сразу после майских праздников. Все иные поводы собраться за столом были уже исчерпаны, короткая передышка с шашлыками на дачах подошла к концу, кто-то даже успел погреть косточки на курортном солнышке, и вот тебе — настоящий праздник, без ограничений и ханжеских вывертов. Напиться, значит, напиться. Да здравствует весна, любовь и щедрые боссы. Единственное, что не приветствовалось, так это приход со своими женами или мужьями. Праздник традиционно считался камерным, несмотря на размах мероприятия. На него принято было приглашать всех, кто когда-то занимал в компании значимые должности или каким-то образом, находясь вне коллектива, поспособствовал общему процветанию.

Если восьмое марта, Новый Год или Рождество обычно отмечали в зафрахтованном до утра ресторане, то этот день считалось традицией провести в родных стенах, чтобы почувствовать редкое единение душ и, если была такая необходимость, то и тел.

Каждый раз подготовка мероприятия ложилась тяжелым грузом на Александра Васильевича и весь его отдел. В этом году к проблемам закупки всего необходимого для пиршества и лотереи с ценными призами подключили и Соню, которая удвоила активность и за пару дней до мероприятия обнаружила, что все платья болтаются на ней, как на вешалке. Настя, призванная составить ей компанию по магазинам, охала и ругала ее работу на чем свет стоит. Сама она после рождения Никиты была счастлива уже тем, что не прибавила лишних килограммов.

После трех часов хождения по бутикам и бесконечного раздевания под яркими лампами в примерочных Соня остановила выбор на длинном темно-зеленом платье с высоким разрезом сбоку и полуобнаженной спиной. Здесь же нашлись и туфли в тон, что сняло с ее души огромный камень. После рабочего дня провести три часа в магазинах оказалось настоящей пыткой.

— Надо было взять красное с открытыми плечами, — ворчала Настя, копаясь пальцами в коробке с платьем. — Нет, материя чудесная, но красное… Вы бы в нем были секс-бомбой.

— Зачем, Настенька? — через силу улыбнулась еле живая Соня. — Я ведь иду на корпоративный вечер, а не зарабатывать на пропитание.

— Это глупости, что только падшие женщины ходят в красном. Для такого цвета нужно иметь идеальную фигуру, потому что он притягивает мужчин, как быков. Как бы я хотела хоть раз надеть такое платье!

— У тебя опять проблемы с Антоном? — спросила Соня, переживая за ее неудавшуюся семейную жизнь, как за свою.

— На Антоне свет клином не сошелся. Мужики просто падали бы к моим ногам!

— Нет, нет, красное — это слишком вызывающе.

— Призывающе, — сострила Настя, но вспомнила о профессоре. — Если бы вы не были замужем…

— Да, если бы… Господи, о чем это ты? — спохватилась Соня. — Зеленое — замечательное.

— Как скажете, барышня, — согласилась Настя и закрыла глаза, представляя себя в красном платье среди мужчин, сложенных штабелями вдоль дороги.

К началу праздничного вечера Соня так устала от суеты и нетерпеливых ожиданий коллег, что почти не запомнила ни вступительного слова генерального и ответных речей приглашенных гостей, ни красочного оживления во время лотереи, ни первых официальных и полуофициальных тостов.

Несколько раз она танцевала с проявившими обычную для себя активность консультантами, но большую часть времени сидела в углу у окна, наблюдая за перемещениями людей по залу и ловя обрывки чужих разговоров.

Кирилл порхал из угла в угол, одетый во все яркое и пестрое, как молодой фазан. А Александр Васильевич раз за разом возвращался из толпы танцующих к той стороне стола, где свила гнездышко группа молоденьких девушек из приемной, которых он ежедневно баловал свежими анекдотами из интернета, и которые испытывали к нему простительную слабость. В очередной раз вырвавшись из цепких девичьих рук, он огляделся по сторонам и увидел уединившуюся в разгар веселья Соню. На сегодня он был сыт пустыми разговорами и многозначительным хихиканьем и решил попробовать себя на другом поприще.

— Потанцуем?

— Нет-нет, я не…

Она даже отступила на шаг, словно пыталась убежать, но он не был настроен на отказ.

— Я чем-то провинился?

— Что вы! — испугалась Соня и прекратила отступление.

— Тогда идем.

Он взял ее за руку и увлек в круг танцующих. В эту минуту быстрая музыка сменилась медленной композицией, и ему удалось сократить расстояние между ними до позволенного приличиями минимума. На этот раз от нее не пахло жасмином. Запах был пряный и густой, темно-зеленый, как ее вечернее платье с глубоким вырезом на спине. Соня держалась прямо и смотрела куда-то поверх его плеча, как будто боялась перевести глаза на своего партнера.

— Я заметил, что вы совсем не пьете, — заговорил он, наклонившись к ней, и попытался поймать ее взгляд.

— Не пью.

Чтобы не быть занудой, он не стал спрашивать о причинах. Вероятно, сегодня эту фразу она слышала не один раз.

— Тогда вам, должно быть, скучно. Наблюдать за выпивающими, которые неизвестно чему радуются и заводят друг друга сомнительными шутками, удовольствие ниже среднего.

— В этом есть своя прелесть. Многие становятся естественными, сбрасывают привычную кольчугу. И потом, я никогда не видела всех вместе. Посмотрите, сколько красивых пар.

Он последовал ее совету и обвел взглядом зал. Ему было известно об этих людях куда больше, чем ей. Он знал, когда какие пары составлялись, когда менялись партнерами или распадались. Некоторые ограничивались невинным флиртом на работе, поддерживая естественный тонус и блеск в глазах. Другие сбегали в обеденный перерыв на съемные квартиры и частенько задерживались там дольше положенного. Кое-кто пошел еще дальше и со всей серьезностью готовился к разводу, чтобы узаконить служебный роман.

— А мы с вами?

— Я не это имела в виду, — смутилась она.

— Я тоже. По-моему, со стороны мы должны смотреться неплохо. Помните, как сказал герой Андрея Миронова: «Вы — привлекательны, я — чертовски привлекателен»?

— Да, — с улыбкой согласилась она. — В этом смысле, пожалуй.

— Надо же, я заставил царевну-несмеяну улыбнуться. — Он слегка сжал ее руку, и свет на ее лице погас. — Вы не пьете, не курите, не ходите по пятницам в джинсах и свитерах, не сплетничаете в столовой о том, кто с кем встречается. Это странно. Вы не устали всегда быть серьезной?

— Я такая родилась, — пожала плечами Соня.

— Не может быть. Вы постоянно контролируете себя и этим выделяетесь на общем фоне. Хотя, не только этим. — Он вспомнил о машинах, каких нет ни у кого в компании, о костюмах и шубах, о строгих украшениях стоимостью в целое состояние. — О вас шепчутся. Вам завидует лучшая часть коллектива, вы вызываете раздражение у худшей его части.

— Я понимаю, что вношу диссонанс, — вздохнула она — Но что же мне делать? Купить старенькие Жигули и одеваться на вьетнамском рынке? Разве дело в одежде?

— Для большинства — да.

Он удивился, что приходится объяснять ей такие простые вещи. Может ли женщина с зарплатой в триста баксов одеваться лучше, чем жена генерального директора и трижды на неделе менять машины под цвет лака для ногтей? Разве ответ не очевиден? И даже если она завтра приедет на ржавой «копейке» в синем спортивном костюме времен застоя — это уже ничего не изменит.

— Значит, я ничего не смогу изменить, — словно прочитав его последнюю мысль, сказала она.

— Нет. Но для окружающих хуже другое — вы ничего не хотите менять. Помните главный принцип революционеров «всех сделать бедными»? Уравниловка и только она греет сердца неимущих.

— Я не стану бедной. У меня это не получится. А если бы и получилось… Я — как кошка породы сфинкс, выросла в теплом инкубаторе и на сквозняке не выживу.

— Вы серьезно так думаете? А как же подтвержденное сотнями научных фактов исследование, что человек может привыкнуть к любым условиям?

— Я говорю только о себе.

— Я все-таки не могу вас понять, Соня, — размышляя вслух, сказал Александр Васильевич и слегка отстранился, чтобы лучше разглядеть ее. — То ли вы слишком сильная, но хотите казаться слабой, то ли, напротив, такая слабая, что носите железную маску, чтобы этой слабости не было видно. Помогите мне разобраться.

— Если я не справляюсь со своими обязанностями…

— Справляетесь. Но я должен понимать своих сотрудников, а с вами у меня какой-то информационный и эмоциональный провал.

— И вы решили поговорить со мной об этом в неформальной обстановке?

Он подумал, что сейчас бессовестно пользуется своим служебным положением в личных целях. Он вовсе не пытался вызвать ее на откровенность, чтобы сложить полученную информацию в папку с ее фамилией и использовать в нужный момент, но из его последних слов выходило, что дело обстоит именно так.

— Вообще-то я не собирался говорить о работе, — смутился он.

— Но если начали… Я не вписалась в коллектив, ведь так? — Соня готова была предположить самое худшее. — У меня на днях заканчивается испытательный срок…

В этот момент музыка стихла. Пары начали распадаться, перебираться поближе к разоренным столам и образовывать новые группки. Александр Васильевич и Соня вынуждены были отодвинуться друг от друга.

Соня чувствовала себя хуже некуда. Разговор, начавшийся нейтрально, подвел ее к черте, за которой решалась ее судьба. Но ответа на свой вопрос она не получила и оставшуюся неделю должна была провести в душевных муках. В то, что разговор об отношениях в коллективе возник случайно, она не верила. А директор по персоналу ощущал себя ребенком, отрывающим у бабочки крылья, чтобы посмотреть, сможет ли она ходить, потеряв способность летать. Но крылья этой бабочки вызывали в нем мысли, далекие от служебного интереса. И когда ди-джей, приглашенный поддержать корпоративную вечеринку, неожиданно для всех объявил белый танец, сославшись на заявку «одной прекрасной дамы, мечтающей завоевать сердце рыцаря», Александр Васильевич решительно шагнул в Сонину сторону.

— Кажется, прошлой песни нам не хватило.

— Да, — сказала она с облегчением и положила доверчивую руку ему на плечо.

— Я не поторопился? — усмехнулся он. — Возможно, вы хотели выбрать другого?

— Вы знаете, что нам надо поговорить. — Она подняла брови и с усталым вздохом взглянула на него. — Не мучайте меня.

И он увидел умоляющие глаза маленькой девочки, одетой в шикарное вечернее платье и готовой вот-вот расплакаться. Однажды он рано вернулся с работы и застал свою младшую дочь в родительской спальне, примеряющую мамины костюмы и туфли, благоухающую, как цветочная клумба, с раскрашенной мордашкой и таким же испуганным и доверчивым взглядом, ждущим заслуженного наказания.

— Хотите, открою вам страшную тайну? — вместо ответа зашептал он ей в ухо. — Но, учтите, если вы меня выдадите, меня ждут неприятные минуты наедине с начальством. Впрочем, я и так знаю, что вы никому не скажете.

— Не скажу, — покладисто подтвердила она.

— Через неделю я должен буду объявить вам результаты вашей трехмесячной работы.

— О, господи! — Он снова вверг ее в бездну сомнений. — Хотите сказать уже сейчас, что мне лучше заранее собирать вещи?

— Да почему женщины всегда так торопятся с выводами? — возмутился он. — Выводы сейчас делаю я.

— Простите.

Она опустила плечи, приготовившись выслушать приговор и не ожидая ничего хорошего от его тайны.

— Я должен сказать. — Он склонился к ней, почувствовал щекой шелковистую прядь и, воспользовавшись интимностью заявленной интриги, прижал женщину к себе. — Вы блестяще справились со своей работой. Я с удовольствием оставляю вас в компании и счастлив поднять вам на тридцать процентов заявленный оклад. Даже жаль, что вам этого не нужно.

— Да, не нужно, — равнодушным тоном произнесла Соня и с облегчением закрыла глаза.

— Вы не рады, что выдержали испытание? — На этот раз ее ледяная сдержанность показалась ему вызывающей. — Может быть, это мы не соответствуем, и вы хотите нас оставить?

— Что вы! — Соня не на шутку испугалась и поторопилась неловко разубедить его. — Мне очень нравится здесь работать.

— Тогда что же вам мешает взвизгнуть от радости и повиснуть у меня на шее со словами благодарности?

— Я никогда в жизни так не поступала, — растерявшись, ответила она. — Меня учили сдерживать чувства на людях.

— Главное, чтобы они у вас были. Мне их не видно, к сожалению.

— Я счастлива. — Она не смогла скрыть сомнения в голосе. — Не сердитесь, но я не могу все время извиняться за себя.

Даже находясь в его руках в прямом и в переносном смысле, она удерживала его на расстоянии. И чем ближе он пытался подойти, тем сильнее ее предостерегающая ладонь упиралась ему в грудь. Еще один шаг с его стороны — и непонимание перерастет в агрессию. Ее холодность и намеренная дистанция бросали ему вызов, мимо которого нельзя было пройти, не перестав считать себя мужчиной. И потому он позволил себе двусмысленность, которая не могла оставить ее равнодушной.

— Тогда попробуйте убедить меня не словами.

— Я могла бы попробовать работать еще эффективнее, — задумалась Соня, но тут же возразила самой себе. — Нет, не могла бы. Я выкладываюсь, как могу. Наверное, просто опыта не хватает.

— Соня! — позвал он, не надеясь больше быть понятым. — Вы меня совсем не слушаете. Мне нет никакого дела до производительности труда, финансовых показателей и тому подобной ерунды. Просто посмотрите на меня и улыбнитесь. А обо всем остальном я смогу догадаться.

— Улыбнуться?

Сейчас ее глаза казались почти черными. В расширенных зрачках дрожали блики разноцветных огней, а на губах играла едва заметная улыбка. «Она красавица, и при этом как будто не знает, как обращаться со своей красотой!» Он представил себе, какой силы пощечину мог бы заработать, попробуй он сейчас поцеловать эти губы. Соня все еще смотрела на него, не подозревая о его тайных желаниях. Может быть, и к лучшему. Хотя вся обстановка вечера подсказывала ему, что за это удовольствие стоило бы заплатить слегка попорченным лицом.

— Уважаю людей, умеющих владеть собой, — наконец сказал он, первым отведя взгляд. — Не хотите рассказать немного о себе?

Александр Васильевич решил, что сейчас самое время получить немного личной информации, не рискуя показаться навязчивым.

— Не хочу, — с подкупающей искренностью ответила она. — Я не люблю рассказывать о себе.

— И на вопросы не отвечаете?

— Смотря на какие.

Это было равносильно ответу «не отвечаю», и он попробовал зайти с другой стороны.

— Ну, хотя бы просьбу мою уважить сможете? В качестве скромной награды за разглашение сверхсекретной информации.

— Постараюсь, если это в моих силах.

— Соня, давайте перейдем на «ты».

Что ей стоило после такого интимного разговора, держа руку в его руке, вдыхая запах его одеколона, сказать «да»? Согласиться с тем, что рабочие отношения вполне могут перерасти формальные рамки и стать дружескими. А это означало утренний обмен информацией о дураках и дорогах, забитых дураками, совместное распитие кофе во время многочисленных перекуров, пересылку забавных картинок с одного электронного ящика на другой с добавлением своих комментариев. Это означало всего лишь нормальную человеческую жизнь, приправленную рабочими проблемами, совещаниями и отчетами. Но она спросила: «Зачем?» и отказалась увидеть в нем человека, а не начальника.

— Потому что так удобнее, — как маленькому ребенку пояснил он, теряя терпение. — Не всегда нужно носить костюмы и шляпы.

— На работе мы всегда в костюмах, — возразила она.

— Тогда примите дружеский совет, — стараясь быть дружелюбным, а не язвительным, ответил он. — Люди не любят себе подобных, никогда не снимающих костюмы. Надменность, равнодушие, пренебрежение — вот что такое костюм среди тех, кто предпочитает джинсы и футболки.

— Разве я требую, чтобы меня любили? — оборвала его Соня, заставив пропустить целый кусок проповеди. — Проще работать, когда тебя не отвлекают фамильярным похлопыванием по плечу или скучным рассказом о семейной сцене.

— Вы не хотите, чтобы вас любили?

От неожиданности он даже забыл, что во время танца следует хотя бы иногда передвигать ногами.

— Не знаю, — тут же засомневалась она, увидев свой ответ под другим углом. — Это образно. Я об этом не думала.

— Итак, вы и дальше будете продолжать держать всех нас на расстоянии выстрела?

Именно на выстрела, чего же еще! Холодное оружие помогает в ближнем бою, а она не подпускает к себе никого на расстояние вытянутой руки.

— Вам проще обращаться ко мне на «ты»? — вдруг спросила она, наморщив лоб.

— И вам будет проще.

— Ладно.

Ничего, что могло изменить ее мнение, в этот миг не случилось. И, тем не менее, она шагнула ему навстречу, словно только что не сопротивлялась, как пещерный лев, отстаивая свою независимость. Но теперь-то она в ловушке, и назад пути нет. Можно без особых потерь опуститься до «ты», но подняться обратно до «вы» еще никому не удавалось.

— Да не будь такой серьезной, словно тебя вынуждают публично разоблачиться.

Еще минуту назад такое сравнение было бы просто немыслимым.

— Хорошо. — Снова согласилась она, пытаясь привыкнуть к новому статусу. — Танец уже закончился.

Александр Васильевич почти с облегчением опустил руки. Ему требовалось выкурить сигарету и подкрепиться чем-нибудь горячительным, словно после тяжелых переговоров с несговорчивым клиентом. Он отвел ее к колонне, возле которой начался их разговор, и, слегка поклонившись, пошел к маркетологам, столпившимся возле стола и поднимающим один тост за другим. Его увидели, замахали руками, и он с неожиданной теплотой подумал о коллегах, с которыми бок о бок провел почти пять лет, не мучаясь проблемами психологической совместимости.

Но Соня недолго оставалась одна. Кирилл, поискавший глазами в толпе, к кому бы пристроиться со своим стаканом, увидел ее возле стены.

— Привет! Как вам здесь нравится?

— Здорово! — почти прокричала Соня. — Только громко!

— К этому с годами привыкаешь. Я люблю такие тусовки!

— А я сегодня в первый раз.

— А как же восьмое марта? Мы классно отрывались.

— Я не ходила.

— О, первый раз следует отметить! Выпьем?

— Нет, спасибо. — Она подумала, что не выдержит еще одной дискуссии на эту тему. — Лучше потанцуем.

— Тоже вариант, — согласился он и, опорожнив свой стакан, поискал глазами кого-то в зале. — Сейчас пристрою пустую тару.

Проходящий мимо юрист согласился отнести стакан к столу в обмен на какую-то любезность, в понедельник. Кирилл, не дослушав, согласился стать «вечным должником» и, дружески хлопнув его по плечу, снова повернулся к Соне.

«Если уж начинать новую жизнь, то не откладывая в долгий ящик!» — решила Соня.

— Кирилл, можно вас попросить об одолжении?..

— Денег нет, — хохотнул он. — А все остальное для прекрасной дамы сделаю с удовольствием.

— Давайте перейдем на «ты».

Кирилл удержал ее руку, остановился и чуть-чуть отодвинулся, словно пытаясь лучше рассмотреть собеседницу. Соня, полная решимости, не отвела глаз.

— Это лучшие слова в моей жизни за последние три месяца! Ты танцуешь только медляки? Или оторвемся по полной?

— По полной, конечно! — с облегчением выдохнула она.

— Кстати, у тебя самое красивое платье за всю историю местных вечеринок!

— А оно не слишком открытое, на твой вкус?

Он едва удержался, чтобы не сказать, что его вкус предпочитает обходиться без платья.

— Посмотри-ка вон туда. — Он развернул ее за плечи и указал в сторону окна. — Видишь умопомрачительную ночную сорочку на нашей королеве маркетинга? Вот это — слишком. А у тебя в самый раз!

Соня благодарно кивнула, а Кирилл представил себе, что сказала королева маркетинга по поводу Сони и ее платья, и порадовался, что родился мужчиной.

Минут через сорок Александр Васильевич, как призрак, набравшийся сил в подземелье не без участия волшебного зелья, снова возник за ее плечом со стаканом в руке.

— Я смотрю, ты здесь пользуешься бешеным успехом.

— Да, это даже странно, — слегка покраснела Соня. — Наверное, из-за платья.

— Какая ерунда! — возмутился он. — Ты или совсем не разбираешься в мужчинах или напрашиваешься на комплимент. Не знаю ни одного, кто подошел бы к женщине ради красивого платья. Вот, давай спросим независимого эксперта.

Он ухватил за рукав начальника отдела продаж, проходящего мимо в изрядном подпитии.

— Стой, Сергей Борисович! Куда идешь?

— К столу. — Недовольный, что его задержали на тернистом пути к неземному блаженству, тот посмотрел на Александра Васильевича мутными глазами и попытался вырвать руку. — То-ро-плюсь.

— Скажи, тебе нравятся женские платья?

— Ты что, с ума сошел? — зашипел тот, понизив голос и вращая глазами. — Ты же меня сто лет знаешь! Я что, на педика похож?

— Никогда, Серж, никогда! — заверил его коллега и подмигнул Соне. — А скажи-ка мне, уважаемый Сергей Борисович, что тебе нравится в женщинах, если не платья?

— Не надо, Саша! — испугалась Соня. — Пусть идет.

— Ну, в женщинах, — пробормотал тот, словно пытаясь вспомнить, что это за зверь такой «женщина» и что в ней может нравиться. — Ну, у них такое… и еще это…

Вместо связной речи он предпочел показать руками, где «такое» расположено и каких объемов должно быть «это».

— Согласен, — в понятной Сергею Борисовичу лаконичной манере ответил Александр Васильевич. — Молодец. Пять баллов.

— А ты что, опрос проводишь со-ци-о-ло-ги-че-ский? — с трудом завершил сложное слово начальник отдела продаж.

— Нет. Мы же на вечеринке, помнишь?

— Ах, да-да-да, — закивал тот и вдруг заметил Соню. — О! Разрешите вас пригласить!

Сергей Борисович качнулся к ней, протянул руку, словно пытаясь ухватиться за женщину, как за опору, но Александр Васильевич загородил Соню собой.

— Извини. Следующий танец обещан мне.

— Как скажешь, — без обиды пожал плечами тот и, забыв о конечном пункте назначения, повернулся с тем же предложением к одиноко стоящей новенькой секретарше из приемной.

Девочка шарахнулась в сторону и попыталась ввинтиться в группу пьяных и шумных программистов, которые с удовольствием разомкнули ряды, принимая ее под свою защиту. Начальник отдела продаж с минуту постоял, пытаясь справиться с ощущением вопиющей несправедливости и осознать себя в этом мире, потом снова повернулся в сторону стола, как стрелка компаса, и уже не сбивался с заданного курса, пока не добрался до предмета своего вожделения.

— Вечер входит в стадию исступления, — прокомментировал его упорное движение к цели Александр Васильевич. — Но у нас еще есть минут десять на танцы и еще десять на то, чтобы вовремя слинять.

— Тогда пошли танцевать? — спросила Соня, опасаясь, что следующий кавалер может тоже оказаться не в кондиции.

На втором танце, приобняв ее за талию, он заметил вялость, с которой она передвигалась вслед за ним.

— Мне кажется, или ты устала?

— Устала ужасно, — пожаловалась она. — Громко. Накурено. И натанцевалась сегодня, как на выпускном балу.

— Ты что же, помнишь свой выпускной?

— От первой минуты до последней!

Еще бы ей не помнить тот вечер и робкого мальчика со светлыми, как у ангела, волосами и яркими фиалковыми глазами, который впервые целовал ее в темноте школьного коридора на последнем этаже, где едва была слышна музыка из актового зала. Он лишь раз прикоснулся к ее груди и почти сразу убрал руку, опасаясь помять праздничное платье. А потом заканчивалась ночь, и был мужчина, который дожидался ее в темном доме, как раньше ждала его она. И целовал ее, заставив почувствовать себя желанной, хотеть близости и забыть обо всем. Ей никогда не забыть, как она едва не стала женщиной и, несмотря на это «едва», вынужденно повзрослела, отказавшись от человека, который был ее тайной надеждой и страстью. Незабываемый вечер, открывший двери в будущее, и долгая ночь, развеявшая детские мечты.

— А я почти ничего не помню, — не подозревая, что вызвал в ней бурю счастливых и горьких воспоминаний, принял эстафету он. — Кто-то из ребят принес водки. Сама понимаешь, какая это гремучая смесь с газировкой для скромного мальчика, которому родители даже шампанского на новый год не наливали. Я собирался на другой день ехать подавать документы в университет. Естественно, не смог. Два дня провалялся в кровати, в муках избавляясь от остатков праздничного ужина и глотая таблетки. Бедная моя мама! Не представляю, как она все это вынесла!

— А у меня остались очень светлые воспоминания, — скорее себе, чем собеседнику, сказала Соня и твердо повторила: — Очень светлые. Никаких разочарований.

Александр Васильевич, занятый перелистыванием картинок из прошлого, уловил оттенок грусти в ее первой фразе и фальшь во второй, но углубляться в подробности не стал. Оглядев поредевшие ряды гуляк, он сделал важный вывод:

— По-моему, пора уходить.

— Да, время позднее. — Она мельком взглянула на часы. — Меня ждут.

— Ничего, сегодня особый случай, подождут.

Он вовсе не собирался делать одолжение ее домочадцам, но время, в самом деле, было позднее. Он протолкался через коктейль из юристов, смешанных в равной пропорции с консультантами и маркетологами, и вытянул за собой Соню. По слабо освещенной лестнице они поднялись на второй этаж, полностью погруженный во тьму.

— Черт, здесь темно, как… — Он вовремя сдержал готовое вырваться слово, когда дверь на лестницу плавно закрылась. — Держись за меня. Пойдем по приборам.

Не выпуская ее руки, он прошел вдоль стены, пока не наткнулся на углубление. Свет вспыхнул сначала в малом холле, потом замигали и зажглись лампы по всему коридору. Свободной рукой Соня прикрыла глаза, и Александр Васильевич получил возможность несколько секунд беспрепятственно рассматривать свою спутницу с головы до ног.

— Бери вещи и возвращайся. Я подожду здесь.

Соня удалилась по лысеющей ковровой дорожке, но едва он прикурил, из коридора раздался ее разочарованный голос.

— Саша, здесь заперто, а ключи у меня в сумке.

— Что бы ты без меня делала!

Александр Васильевич поискал, куда пристроить сигарету, но, не найдя подходящего места, отправился выручать женщину, оставляя за собой легкую дымовую завесу.

Она стояла босиком у закрытой двери. Он посмотрел на туфли, которые она держала в руке, и мысленно придвинулся, чтобы примерить, на сколько сантиметров она стала ниже. Соня спрятала туфли за спину и боком протиснулась мимо него в дверь. Директор по персоналу остался при входе, опершись спиной о косяк.

Она собрала вещи и, надев другие туфли, направилась к двери. Он затушил сигарету о подошву ботинка и ловко бросил ее в ближайшее мусорное ведро. Соня выключила свет, но он вдруг загородил ей дорогу, не торопясь покинуть пустой этаж.

— Странно, что к такой красивой женщине еще никто не подъехал.

— В каком смысле?

Она опустила глаза, предчувствуя обсуждение неудобной темы, и сделала вид, что ищет что-то в сумке.

— Ты же сплетни не слушаешь. А служебные романы — это маленькие радости, приятно разбавляющие серые будни.

— Я замужем.

— Здесь большинство семейных. — Он посмотрел на собственное обручальное кольцо, которое никогда не пытался прятать, флиртуя с женщинами. — Если точнее, то восемьдесят пять процентов. У нас все-таки солидная компания, а не какая-то шарашкина контора из вчерашних студентов. И, тем не менее, народ удачно совмещает.

— Ты тоже совмещаешь две жизни?

Соня спросила просто так, чувствуя неловкость от разговора и вовсе не пытаясь получить на него компромат, но Александр Васильевич был не прочь пооткровенничать.

— На такие нескромные вопросы я обычно не отвечаю, но тебе по секрету скажу — нет. Однажды я завел роман на работе — и женился.

— Похвальное завершение романтической истории, — с облегчением выдохнула Соня, но просчиталась.

— А потом я завел роман на работе — и чуть не развелся, — закончил свою короткую исповедь он. — Правда, с тех пор корпоративное воздержание — мое непреложное правило. Но иногда… — Он понизил голос, как закадровый переводчик триллеров. — Долгими зимними вечерами мне ужасно хочется его нарушить.

— Думаю, ты умеешь принимать правильные решения.

Она набралась смелости и попыталась проскользнуть под его рукой, но он не отступил, и Соня оказалась пойманной, как в мышеловке.

— Похоже, одно мне надо принять прямо сейчас.

Он удержал ее за плечи, понимая, что его репутация безупречного начальника готова серьезно пострадать из-за случайной прихоти. Но в жизни есть время для большой любви, а есть время для минутной слабости. И пока не наступил час расплаты, незачем морочить себе голову последствиями. К этой минутной слабости он шел почти три месяца.

Быстро посчитав все явные «за» и «против», Александр Васильевич наклонился к Соне, но она уперлась ладонями ему в грудь.

— Не надо.

— Почему?

В такую игру он уже играл: классическое женское кокетство, соблазнение в действии. Вся атмосфера вечера располагала к усилению взаимного интереса. А простого ответа на вопрос «почему» не существует. Не станет же она открывать философский диспут.

— Потому что я сразу же уволюсь.

Эти слова подействовали на него как ледяной душ после солнечной ванны. Он почувствовал, как свело судорогой скулы и одеревенела спина. Похоже, на этот раз ему не просто отказали. Эта женщина воспринимает флирт, как личное оскорбление. Не поэтому ли его так тянет к ней?

— Такой поворот мне в голову не приходил, — растерялся он. — Не проще применить более традиционный метод?

— Какой? — спросила она, высвобождаясь из его объятий, как из тесного платья. — У меня нет опыта в подобных делах.

— Мне что же, учить тебя, как отказывать мужчинам? — хохотнул он, чувствуя себя дешевым пошляком.

— Надеюсь, мне это не понадобится.

— Отказывать?

— Попадать в такие ситуации, — терпеливо пояснила Соня. — Ты ведь не считаешь, что я тебя спровоцировала? Если так, мы друг друга не поняли. Я не хотела.

Вот именно, она не хотела. Это он осознал слишком поздно.

— Ты просто была со мной мила? — не сумев скрыть раздражения, уточнил он. — Как со всеми остальными и ни с кем конкретно. Ты ведь никого не выделяешь. Мы все для тебя на одно лицо, как китайцы.

— Я не манекен. И у меня есть симпатии и антипатии, но я их не афиширую, потому что не хочу терять хорошие отношения ни с кем.

— А я не хочу терять ценного работника. Хотя этот работник и дал мне понять, что я ему не нравлюсь.

Соня недоверчиво посмотрела на него, стараясь понять, шутит он или сердится. Но его лицо было серьезным и разочарованным по вполне понятной причине.

— Этого я не говорила.

— Говорить и не надо. Сейчас спустимся вниз и выпьем за дружбу и политкорректность!

— Прости, глупо получилось.

Она извинялась за свой отказ, чего никогда бы не сделала опытная в вопросах искушения женщина. И он почувствовал себя мерзавцем.

— Вообще-то это я должен просить прощения.

— Давай просто забудем.

Она дождалась на лестнице, пока он запрет дверь и погасит свет, и начала спускаться, придерживая подол платья. Он смотрел на ее открытую спину, на плавную и легкую, несмотря на усталость, походку. И убеждал себя, что вечер окончился вполне достойно, и ему удалось сохранить лицо во всех смыслах неповрежденным.

— Соня, — позвал он. — Ты на машине?

— Я всегда на машине.

Она обернулась, как будто ждала каких-то других слов, но он не смог разгадать ее немой вопрос, хотя и дольше дозволенного задержал взгляд на ее лице. Он подал ей плащ, открыл тяжелую дверь, и они вместе вышли во двор.

— Я сегодня хотел набраться, — невпопад сказал он, оттягивая время прощания. — Но, кажется, мне это не очень удалось. Теперь придется добираться проверенным дедовским способом — на метро.

— Тебе далеко ехать?

— В Медведково. А там еще на автобусе. Иногда я говорю себе, что надо ходить в народ. Вот сейчас и попробую вспомнить молодость.

— Потом поделись впечатлениями. Я в метро была всего раз пять в сознательном возрасте.

— А у тебя уже наступил сознательный возраст?

— Ладно, не буду тебя держать, — улыбнулась в ответ она. — Спасибо за вечер.

— Надеюсь, ты не затаила на меня обиду? Я иногда бываю так себе собеседник.

В легком приступе самобичевания угадывалась надежда получить опровержение своим словам, но Соня отреагировала неожиданно.

— Это, наверное, полнолуние так действует.

Оба, не сговариваясь, подняли головы к бледному диску на черной подложке, презрительно взирающему с высоты на суррогатный свет фонарей, как военачальник на рассеявшееся после битвы войско врага.

— Кто же еще может все испортить. До понедельника?

Луна обиделась на нелестный отклик и помрачнела, закрывшись серой пеленой облака.

— Приятных выходных!

Они разошлись в разные стороны: Соня к своей одиноко стоящей машине, Александр Васильевич — к воротам, за которыми мучилась бессонницей ночная улица. Соня запустила двигатель и придирчиво осмотрела себя в зеркале. Ну, что же, вечер окончен, и теперь она знает, чем занимаются люди на корпоративных праздниках. Ведь именно этого знания ей когда-то так не хватало. И что же? Разве оно открыло ей какую-то тайну? Пусть ее жизнь в последние три месяца изменилась. Но для этих людей, умеющих веселиться и не думать о наказании еще до преступления, она осталась все такой же непонятной и неприступной, и даже фамильярное «ты» не могло исправить ситуацию.

У подъезда за колонной целовалась парочка, и другая — в подсвеченной изнутри машине. Они не изводили себя экзистенциальными сомнениями, начать ли служебный роман и что на это скажут сослуживцы, а она после истории с Борисом боялась даже голову повернуть в сторону чужого мужчины. Часы показывали одиннадцать тридцать. Она набрала домашний номер, чтобы сообщить о своем возвращении, и приготовилась выслушать несколько нелицеприятных слов в свой адрес, но Николай, как ни странно, не выразил недовольства по поводу ее запоздалого звонка.

— Все уже легли. Ты довольна праздником?

— Все хорошо. Я еду.

— Я тебя дождусь.

Она включила фары и, проехав метров двести, увидела на тротуаре знакомую фигуру, шагающую в направлении метро, притормозила и опустила пассажирское стекло.

— Ты точно не собираешься ловить машину?

Он, занятый своими мыслями, едва не отпрыгнул в сторону, услышав ее голос.

— Господи, как ты меня напугала! Обычно женщины ко мне на улицах не пристают.

— Все-таки поедешь своим ходом?

— А что? Погода прекрасная. Настроение тоже ничего.

— Хочешь, я тебя подвезу? — после заминки спросила Соня. — Умножим наше настроение на два.

— До метро всего ничего осталось.

Он сходу даже не поверил своему счастью.

— А до дома?

— Это далеко отсюда. Ты уверена?

— Садись, а то на нас уже прохожие оборачиваются.

Он открыл дверь и с восхищением оглядел дорогой салон, прежде чем забраться внутрь.

— У тебя здесь такая роскошь!

— Перестань! — Она в нетерпении похлопала рукой по кожаному креслу, предлагая ему поторопиться. — У тебя тоже хорошая машина.

— Твоя гораздо дороже.

С легким оттенком зависти он провел ладонью по обивке двери, взглянул на мягкую подсветку приборной панели.

— И что? — пожала плечами Соня. — Ты же сам говорил, что не в деньгах счастье.

— Когда это я такое говорил? У меня слабость к хорошим машинам.

— Простительная для мужчины. — Она бросила на него быстрый взгляд, но он все еще продолжал осматриваться, увлеченный автомобилем больше, чем его хозяйкой. — Не забывай показывать дорогу. Мне не часто приходится ездить по ночам в Медведково.

— Твое счастье. А ты где живешь?

— В районе Кропоткинской, — уклонилась от прямого ответа она.

— Ого! Кстати, я все забываю спросить. Кто твой муж?

— Хирург-кардиолог.

— Серьезно? — Его изумление было неподдельным. — Сколько же зарабатывают в наше время доктора?

Он хотел спросить не столько о деньгах, сколько о самом муже, из-за чьего незримого присутствия, как он подозревал, их отношения не перешли служебных рамок. Но получилось о деньгах, и как-то очень уж меркантильно.

— Не знаю. — Она тоже заметила его странный интерес к материальной стороне ее жизни, но не стала заострять на этом внимание. — Не слишком много, я думаю. Хорошие машины — это заслуга моего брата. Как, впрочем, и все в моей жизни.

— Он у тебя директор автосалона?

— Нет, совсем нет, — рассмеялась Соня, представив Илью среди блестящих кузовов или упаковок с запчастями, и ничего не разъяснила заинтригованному собеседнику. — Он богатый человек, вот и все.

— Ты говоришь о нем, как о каком-то мафиози.

Соня многозначительно промолчала и прибавила скорость, чтобы проскочить светофор.

Илья неустанно подчеркивал их клановость. Интересы семьи были важным аргументом в любом споре. Даже теперь, когда дети стали самостоятельными и редко навещали родителей, он требовал от них подчинения семейному благу, как военачальник требует от солдат неукоснительной дисциплины и наглухо застегнутых воротничков. Меньше всех, как ни странно, повезло Марине. Он выбрал для нее специальность, университет, работу и требовал от нее упорядоченных отношений с мужчинами в рамках определенного социального круга. Левушку он пристроил к собственному бизнесу, надеясь в будущем опираться на сына, как на своего преемника. Времени на развлечения под пристальным вниманием отца у того оставалось до смешного мало. Зато Соне на фоне других детей несказанно «повезло». Ее просто выдали замуж и почти освободили от своей опеки. В интересах семьи, разумеется.

Размышляя о родственниках, Соня молчала, кивком головы соглашаясь с комментариями пассажира относительно выбора дороги или нужного поворота. Чтобы не мешать ее мыслям, мужчина устроился удобнее в мягком кресле под тихую музыку и предался упоительным мечтам о недостижимой жизни, в которой он тоже мог бы не считать денег и ездить в шикарной колеснице последней модели. Спохватившись слишком поздно, он едва успел направить Соню в нужный поворот. Она молча вывернула руль, и машина под прямым углом влетела во двор и остановилась, не доехав пару метров до трансформаторной будки.

— Извини, я задумался, — выдохнул он, упираясь рукой в переднюю панель.

— Ты не ударился?

Они посмотрели друг на друга, как два человека, вернувшиеся из путешествий по экзотическим странам и неожиданно столкнувшиеся у входа в булочную на углу родной улицы.

— Спасибо, что подвезла.

— Ты живешь в этой ужасной будке? — притворно удивилась она, чтобы разрядить обстановку.

— Вон там.

Он указал куда-то ей за спину, не склонный разделить ее нарочитую веселость, но Соня даже не обернулась.

— Сегодня был хороший вечер. Я волновалась, как все пройдет.

Александр Васильевич положил руку на спинку ее сиденья, и она метнулась к ней испуганным взглядом.

— Если бы я там, наверху, тебя поцеловал, ты бы меня ударила?

— Нет, — подумав, со всей серьезностью ответила она.

— Надо же! — Казалось, он был разочарован. — А я-то был уверен, что да! А насчет увольнения?

— Тоже нет.

— Но ты сказала…

— Это первое, что пришло в голову.

Он с неодобрением посмотрел на нее.

— Но тогда в чем смысл? Я ведь могу это сделать в любое другое время.

— Смысл в том, что главное — выбрать удачный момент. Время было упущено, и желание тоже.

— Вот тут ты ошибаешься. Я считаю, что и сейчас подходящий момент. Разве нет?

И, решив не дожидаться возражений, он притянул ее голову и поцеловал. Ничего необычного не случилось, мир не закружился в ярких огнях, щеку не обожгла пощечина. Соня не стала отталкивать его, изображать оскорбленную невинность, но и на поцелуй не ответила. Когда он отодвинулся, опасаясь следующей за растерянностью реакции, она поправила волосы и провела пальцами по нижней губе, словно стирала след от поцелуя.

— Пожалуй, теперь я должна тебе кое-что рассказать. — Она вздохнула, продолжая рассматривать граффити на трансформаторной будке, и ее пассажир тоже посмотрел сквозь лобовое стекло, избегая встречаться с ней глазами. — Дело в том, что однажды, уже будучи замужем, я поддалась искушению и тоже завела роман. — Она осеклась, пару секунд размышляя, стоит ли открывать ему эту историю вместе с поучительным итогом или ограничиться короткой версией. — Правда, не служебный, но это не важно.

— И что же случилось? Любовь плохо закончилась?

Слово «любовь» неприятно поразило ее слух, но возражать или, тем более, объяснять, как все было в действительности, она не считала нужным.

— Связь была очень короткой, но ее последствия мы ощущаем на себе уже который год. И я не собираюсь повторять эту ошибку.

— Никто не может знать, когда нас ждет ошибка, а когда — судьба.

В его покровительственном тоне ей послышалась ирония мужчины, подтрунивающего над женской способностью рассуждать о высоких материях.

— Если бы что-то было судьбой, я бы почувствовала, — сухо заметила она и сжала пальцы на руле.

— Такие вещи определяются эмпирически, — преувеличенно серьезно сообщил он и повернулся на недовольный смешок. — Ты сердишься?

— Нет. — Она покопалась в собственных ощущениях всего долю секунды. — Но я все равно попрошу тебя больше не пытаться.

— Соня, я не могу дать такого обещания. — Он хотел улыбнуться и превратить неловкость в шутку. — А если бы и дал, то что помешало бы мне его нарушить?

— Не надо обещаний, мы же не в суде. Просто тебе придется уважать мои чувства и желания, если ты хочешь со мной общаться.

— Знаешь, тебя это, наверное, позабавит. — Он потер переносицу и сцепил руки в замок. — Никогда еще мне не отказывали так элегантно. И самое смешное, что у меня даже нет оснований считать себя разочарованным или обиженным.

Это не могло быть правдой, потому что он, как и положено в данных обстоятельствах, считал себя и разочарованным, и обиженным ее упорным нежеланием ответить на его пробуждающийся интерес. Но что еще он мог сказать ей, когда ее глаза лучше рук удерживали его на безопасном расстоянии.

— Давай просто забудем то, чему быть не следовало.

— Чем больше мы говорим о тебе и о том, что ничего не было, тем труднее мне будет забыть этот вечер, — словно задавшись целью ее позлить, возразил он.

— Тогда не будем говорить об этом вовсе. — Она не попалась на провокацию, вызвав у него новый приступ разочарования. — Иди домой. Тебя уже ждут, да и я задержалась дольше, чем обещала.

Соня выразительно взялась за руль, словно предлагала ему поторопиться, чтобы не пришлось прыгать на ходу.

— Дай мне свой номер, — потребовал он.

— Зачем?

— Хочу узнать, как ты добралась. Я перезвоню через полчаса.

— Не стоит беспокоиться.

— Это мне решать, стоит или нет.

Диалог вдруг стал сухим и отстраненным, как у начальника и подчиненного на грани конфликта. Однако она сдалась без боя.

— Куда его написать?

— Вот сюда.

Он протянул ей открытую ладонь, словно показывал, что камня в ней нет. Соня бережно придержала его пальцы и написала семь цифр под линией судьбы. Александр Васильевич, помедлив, захлопнул ладонь и слегка потряс ею возле уха, словно поймал мотылька и прислушивался к его шуршанию.

— У тебя есть полчаса до звонка. Успеешь?

— Ложись-ка ты лучше спать, — усмехнулась Соня.

Он выбрался из машины и наклонился к опущенному стеклу. Пространство салона словно развернулось, наполняясь новыми деталями. Кремовый плащ, брошенный небрежной рукой назад. Мерцающий зеленый огонек мобильного телефона возле лобового стекла. Светлая перчатка, соскользнувшая на пол, и другая, тянущаяся помочь своей подруге. Блики подсветки на белой коже сидений. Контрастные и зыбкие кружевные тени в вырезе платья, как причудливое колье. Отчужденное Сонино лицо. Чужой мир, обычно спрятанный от посторонних за стеной тонировки. Он захотел вернуться внутрь и забрать назад все легковесные слова, сказанные сегодняшним вечером, но она повернула голову и в нетерпении спросила:

— Что-то еще?

Директор по персоналу запаниковал, выбирая между определенностью желания и недосказанностью поцелуя.

— И все-таки у служебных романов есть свои положительные моменты.

— У супружеской верности тоже есть бесспорные преимущества, — фыркнула она и свернулась, как ежик, выставив навстречу агрессору все свои иглы.

Стекло поехало вверх, и машина лихо выскочила на улицу задом, полоснув по дворовым дорожкам белыми лучами. В последний момент он едва успел отскочить в сторону, краем глаза заметив, как вторая перчатка дотянулась, наконец, до первой.

«Положительные моменты в романах на работе? — удивлялась Соня, восстанавливая в памяти обратную дорогу в незнакомом районе. — Во-первых, все будут об этом знать, хочу я того или нет. Во-вторых, каждый день видеться на работе — да это же скука смертная. Чем такая жизнь отличается от брака? И как работать, если хочешь все время дотронуться и обнять?» Она вспомнила другого мужчину, при мысли о котором все ее существо восставало против необходимости держаться на расстоянии. «А преимущества супружеской верности… В чем они?»

Она отогнала мысли об Илье, нажала на педаль газа, почувствовала привычную радость от скорости и опустила стекло со своей стороны. Прохладный ветер ворвался в машину и, лизнув ее в щеку, как соскучившийся пес, заметался в замкнутом пространстве в поисках игрушек. «Только в том, что ты знаешь, чего от него ждать». Она ответила на собственный вопрос и тут же помрачнела, представив себе запах алкоголя, раздраженный голос мужа и исполнение супружеского долга, которое после рождения Беллы стало больше похоже на приведение в исполнение судебного приговора. Слава богу, у нее теперь есть Белла и работа.

Половина светофоров в городе была отключена, поэтому путь до дома занял меньше времени, чем хотелось бы. Она надеялась проскользнуть в свою комнату незамеченной. Но из-под двери второй спальни сочился свет прикроватной лампы, и тут же раздались шаркающие шаги.

— Ты задержалась. Что-то случилось?

Николай вглядывался в темноту коридора, стараясь разглядеть жену.

— Все хорошо. — Она покачала головой и вытащила из уха серьгу. — Просто я подвезла до дома коллегу.

— Просто подвезла?

— Спокойной ночи, Коля.

— Подожди. — Он приблизился к ней и ощутил ореол табака над ее головой. — Может, я сделаю тебе массаж?

Было очевидно, что ванной и массажем, конечно же, дело не ограничится, но сопротивляться у нее не было сил. Она прошла к зеркалу, сложила украшения в шкатулку, избавилась от платья и забралась в постель. Муж опустил руки ей на лопатки, прошелся умелыми ладонями вдоль позвоночника. Она подумала, что эти прикосновения больше не приносят ей радости, и только закрыла глаза, отдавшись опытным рукам, как на тумбочке зашелся громким звоном мобильный. На дисплее высветились незнакомые цифры, но она знала, кто звонит.

— Я дал тебе дополнительные пять минут на хвастовство.

— Я добралась даже раньше.

— В следующий раз я эти пять минут вычту.

Она промолчала, не зная, как реагировать.

— Я хотел пожелать тебе доброй ночи.

— И тебе.

— Соня!

— Да?

— Нет, ничего.

Она выключила телефон и коротко взглянула на мужа.

— Новый поклонник? — охрипшим от ревности голосом спросил Николай.

— Директор департамента. Я подвезла его домой, а он беспокоится, как я выбралась ночью из незнакомого района.

— Какой заботливый начальник!

— Коля! — Она собралась сделать ему выговор за неуместный тон, но в ту же секунду оказалась в его объятиях. — Перестань!

— Не знаю, какой он директор и чего от тебя хочет, но пока еще ты моя жена.

— Время позднее, я устала, — слабо сопротивлялась Соня, не надеясь, что муж ее услышит.

«Ладно, пусть, — наконец, мысленно согласилась со своей участью она. — Я сама сегодня рассказывала трогательную историю о супружеской верности. И завтра суббота, не придется рано вставать». Она сдержала вздох и покорно обняла мужа за шею, смирившись с хорошо заученной ролью жены.

В это же время на другом конце города директор по персоналу занял свое место в широкой кровати рядом со спящей женой, отвернулся к окну, посмотрел на часы и погасил оставленный в ожидании его возвращения ночник. Спустя несколько минут он уже спал сном праведника. Ладонь с почти стершимися цифрами сама раскрылась, выпустив на волю невидимого мотылька воспоминаний о прошедшем вечере, и наполнилась зыбким лунным светом. И под его призрачной тяжестью рука соскользнула с кровати.