Троянские хроники Лаофоя Кастианира

Виктория Горнина (2024)

50 сыновей и 12 дочерей. было у царя Трои. Понятно, что одна жена не могла родить Приаму такое количество детей. А значит — были женщины помимо Гекабы. Эти хроники расскажут о некоторых из них. В любом случае — в свете грядущих событий 50 крепких мужчин, способных защищать родной город совсем не лишние. Они не взялись ниоткуда — эти дети родились и выросли в Трое, и царь Приам, надо отдать ему должное, воспитал их всех вполне достойно. Текст относится в Троянскому циклу. . Приятного чтения.

1. Лаофоя

— Я знаю, что ты глаз с нее не сводишь. Ты думаешь, я ничего не понимаю? Не чувствую? Тебя как будто подменили, Приам. Ты обо мне совсем забыл. Словно меня нет на свете.

Упреки сыпались и сыпались один за другим, и казалось, им не будет ни конца, ни края. Залитое слезами лицо мельтешило раскрасневшимся овалом, отяжелевшая фигура жены неуклюже передвигалась по комнате — не выдерживая никакого сравнения с изящной хрупкой девочкой, что ждала Приама уже лишних полчаса. Он отправил ей подарок еще днем. Интересно, обрадовалась ли? Ей должен быть к лицу черный жемчуг.

— Ты зря так нервничаешь, Гекаба. Я люблю тебя, и любить не перестану. Но, твое положение…Ты сама все понимаешь… Ничего страшного в этом нет. Я всегда возвращаюсь к тебе — ты прекрасно это знаешь.

Такое оправдание, как бы шатко оно не было, тем не менее, отражало довольно верно картину их супружеских отношений за последние десять лет. Гекаба беременела снова и снова — короткий промежуток «между» знаменовался страстными ночами, и Приам на деле доказывал жене свою любовь. Краткосрочный период заканчивался вполне логичной беременностью, тогда Гекаба все чаще отказывала мужу, ссылаясь на плохое самочувствие. Боялась спровоцировать выкидыш, или навредить ребенку — что неизбежно, именно так в довольно туманных выражениях объяснил ей придворный лекарь. Вот почему для нее дети стали и счастьем, и испытанием. А Приаму оставалось искать утешения на стороне.

— Ты совсем меня не любишь… Только говоришь, а сам… Я всегда прощала… Но эта Лаофоя… Она обворожила тебя.

Как неприятно сорвалось ее имя с уст жены. О боги, что только не приходится терпеть. И раздувшийся шар живота снова замельтешил перед ним. Ну конечно, ей донесли. Как он приметил и обласкал никому не известную танцовщицу, приглашенную развлекать гостей на семейном празднике в доме Фимета. Как не хотел отпускать ее и не отпустил. Как смотрел на невесомое тело в полупрозрачном газовом наряде — тонкое, смуглое, будто выточенное из слоновой кости. Безупречность линий свела Приама с ума, нежная свежесть лица заворожила — словно Лаофоя и впрямь знала какой-нибудь колдовской обряд. А теперь выслушивай истерики жены. Шагу ступить невозможно.

— Тебе нельзя так нервничать, Гекаба. Пожалей хотя бы ребенка. — не нашел ничего другого сказать Приам.

— Ребенка… А меня? Меня кто пожалеет? — продолжала рыдать жена.

Она, наверное, места себе не находит — все выглядывает в окно. Теперь большой роскошный особняк в двух шагах от дворца весь к ее услугам. Приам отстроил новые хоромы как раз с этой целью — чтобы его многочисленные пассии не попадались на глаза Гекабе. Та поначалу ревновала, а затем, убедившись, что муж все равно возвращается к ней, стала сквозь пальцы смотреть на его увлечения. Совсем иное дело с Лаофоей. Она заждалась там, бедняжка, пока он вынужден тут выслушивать бесконечные слезные вопли супруги. Такая сцена угнетает — а ему необходимо расслабиться после серьезных государственных дел. И лучшего места сделать это, кроме как в обществе нежной малютки Лаофои, пожалуй, что и нет.

Вопрос жены так и остался адресованным в никуда. Приам покинул супружескую спальню — буквально выскочил вон из душной атмосферы слез. Так будет лучше для всех. Гекаба останется одна — быстрее успокоится. А он… Он ничего не может с собой поделать. Тянет его к ней — и все тут.

— Ну куда ты? Куда? — донеслось в след. — Приам останься… Приам…

Но тот уже не слышал. А точнее — не слушал. Приам быстро спустился по лестнице, миновал парадные залы, вышел в дворцовый сад — так быстрее до заветного дома, чем делать крюк через площадь — и воздух в саду приятнее.

Лаофоя выбежала навстречу — милая, простая, обворожительная. Засмеялась, обвила своими ручками его шею без лишних церемоний и вязких слов. Запах юности смешался со счастьем прижать к себе ее всю, как есть, остро почувствовать сквозь легкую ткань упругости и впадинки ладного тела — и отозваться на этот недвусмысленно внятный призыв. Приам закружил ее по комнате. Вот чего ему так не хватает. Чопорность придворных дам и витиеватость этикетов меркнут, набив оскомину и вызвав зевоту — простая безыскусность куда как лучше.

— А почему ты не надела жемчуг?

— Не справилась с застежкой. Я так и так ее вертела — никак не поддается, но потом куда-то нажала — она открылась, а закрыть не получилось. Я испугалась — вдруг сломаю…

— У тебя прислужниц полный дом. Неужто некому помочь?

— Я не подумала…

Царь улыбнулся — она просто не привыкла, что кто-то может сделать за нее такую вещь.

— Пойдем, я сам его надену на тебя.

Они всю ночь крутили жемчуг в руках. Как он красиво оттеняет ее кожу, и как ложится дивно ей на грудь, и как она прекрасна в одних лишь украшеньях…

А Гекаба проплакала — уснула лишь под утро. Все ей мерещилась Кастианира — та, что первой заменила законную супругу на царском ложе. Помнится тогда Гекаба заливалась слезами об исчезнувшем ребенке. И было совершенно непонятно — куда он мог пропасть? Как будто бы дворец и проходной двор одно и тоже. Но удивляло больше всего, что никто ничего не знает — ни служанки, ни стража. Приам печалился не меньше жены. И успокаивал ее как мог. Так в слезах и страстных ночах, что следовали и чередовались с плачем, зачат был третий сын. Гекаба ходила тяжело. И мужа отвергала, стараясь ребенка сохранить. Как следствие наметилась интрижка — та хваткая особа просекла, в чем слабое звено. Она Приама заманила. Сама. В этом Гекаба готова была поклясться.

Однако, дело было несколько иначе.