Не может быть, или Зазеркалье

Виктория Познер, 2022

«Не может быть, или Зазеркалье», является продолжением фантастического романа «Не может быть». Произведение начинается со слов Макса Фрая: «Каждый из нас вынужден жить в той реальности, которую он сам для себя выбрал. Трагедия состоит в том, что почти никто не делает этот выбор осознанно, поэтому и реальность нередко получается та ещё…» Нельзя выразиться точнее: главные герои романа – мастера попадать в ту ещё реальность…

Каждый из нас вынужден жить в той реальности, которую он сам для себя выбрал. Трагедия состоит в том, что почти никто не делает этот выбор осознанно, поэтому и реальность нередко получается та еще…

Макс Фрай

Те немногие, кто путешествует при помощи зеркал, знают, что пространство, в которое попадает путешественник, можно в какой-то степени сравнить с невесомостью. Человек движется в ней, будто плывет, но для этого ему не надо рассекать воздух руками, отталкиваться ногами, тратить массу сил, преодолевая течения бурных вод, он похож на птицу, которую несет поток ветра в нужном ей направлении. И еще одно — то, что не менее интересно: пространство, в котором происходит передвижение, мерцает перламутром разных оттенков, краски то смешиваются, создавая полутона, то растекаются в стороны, усиливая свой базовый цвет, избавляясь от примесей, все струится, перетекая одно в другое. Зеркальные дороги безумно красивы, ими невозможно не любоваться, мягкая цветовая палитра ласкает взор, угождая самым привередливым вкусам. Дороги, как рельсы, идут параллельно друг другу, местами пересекаясь, они окутывают своей сетью все пространство.

Элеоноре казалось, что она движется с бешеной скоростью, тело ее было гибким, как тело змеи, и хотя Кошкина совершенно не ощущала его плотности и веса, она странным образом чувствовала мягкость обволакивающего ее легко проницаемого пространства. Упырь, за которым она, не раздумывая, прыгнула в зеркальную гладь, летел впереди, оставляя за собой прорезанную колею, которая, медленно стягиваясь, уничтожала траекторию его движения. Мчась по еще не растаявшему следу монстра, женщина вдруг почувствовала себя пробкой, вылетевшей из бутылки. Она выскочила из зеркала и упала на пол каюты старого деревянного корабля. Ошеломленная стремительностью происходящего, Элеонора быстро отползла в угол и огляделась. Упыря нигде не было. Не прошло и минуты, как зеркальная гладь исторгла из себя болотную и озерную ведьм. Какое-то время дамы молча смотрели друг на друга, задавая себе вопрос: «Не сон ли это?» Первой прервала молчание Тина.

— Неплохо прогулялись, да?! Я многое повидала на своем веку, но такое!.. Это тяжело поддается описанию! Больше сказать мне нечего! — она посмотрела на своих спутниц, но к тем, видимо, дар речи еще не вернулся. — Я так понимаю, мы на корабле? Покачивает, — заметила болотная ведьма, — причем сильно.

Женщине хотелось, чтобы ее спутницы подали признаки жизни, пошевелили ногой или рукой, на худой конец, чихнули, но те сидели и смотрели на нее с каменными выражениями лиц. «Впору рассказать смешной анекдотец, разрядить обстановку, — подумала она, но за первой мыслью тут же последовала следующая, вступающая в спор с первой: — Вряд ли они сейчас в состоянии оценить хорошую шутку».

Корабль скрипел, как рассохшиеся половицы, под тяжестью собственного веса, сильно наклоняясь выпуклыми деревянными боками то вправо, то влево, по-стариковски кряхтя, пытался выровнять свое положение. Но волны осатанело били его в борт, принуждая упрямую скорлупку перевернуться и, нахлебавшись воды, опуститься на морское дно, дабы украсить своим видом подводные рельефы океана. Штормовой ветер корректировал угол падения дождевых капель, так что те, осыпая палубу, густым, колким напором проникали во все щели, пытаясь соскрести с деревянной поверхности защитную пленку из скипидара, масла, дегтя и охры. Непогода атаковала корабль, угрожая ему смертью. Но старая посудина, привыкшая к битвам, цеплялась за жизнь как могла, захлебываясь и покашливая, упрямо балансировала в обезумевших водах. Громовые раскаты, подсвеченные сиянием молний, возносили хвалу Зевсу — повелителю неба.

— Не выношу качку, — сидя на полу, простонала болотная ведьма. — Предупреждаю, меня может стошнить. Если что, заранее прошу прощения.

Тина подняла катающийся по полу медный горшок и, обхватив его руками, прижала к себе, невзирая на подступившую дурноту, ее радовало одно: Раиса и Элеонора зашевелились и, держась за стены, пытались встать на ноги.

— Элеонора, — обратилась к женщине озерная ведьма, — мы следовали за тобой, ты, если я правильно понимаю, гналась за упырем. Нас вынесло сюда, значит, и он должен быть где-то здесь.

— Не могу сказать, что я гналась, скорее неосознанно следовала за ним. Но это не важно… Вполне возможно, он здесь. Не обязательно в этой каюте. Может быть, он забился в трюм, а может быть…

Корабль качнуло так, что Кошкина, не удержав равновесия, упала на узкую кушетку, служившую одновременно кроватью и лавкой.

— Бес его знает! Надеюсь, ему наше общество не по душе и он нашел темный угол подальше отсюда.

Корабль накренило еще сильнее, и сундук, до этого неподвижно стоявший в углу, поехал, как сани с горы по снежному насту, в сторону зеркала. Секунды, и стекло зазвенело, покрываясь на глазах напуганных женщин узором, напоминающим сетку. Большой осколок зеркала откололся от общей поверхности и упал на пол.

— Конец, — безнадежно прошептала Раиса.

— Без паники, — бледнея от подступающей тошноты, тихо протянула Тина. — Не надо отчаиваться. — Это не единственное в мире зеркало, через которое можно вернуться домой. Шторм закончится, сойдем на сушу, а там видно будет. У меня такое чувство, что кроме нас людей здесь больше нет. Интересно, что это за корабль, который бороздит просторы без капитана и команды?

— Да, мне тоже это интересно. Может, это корабль-призрак? — предположила Элеонора. — Я слышала о таких.

— Может, на корабле началась эпидемия и все умерли? — выдвинула трагическую версию Раиса.

— Тогда здесь повсюду должны быть трупы, — аргументировала Элеонора.

— Логично, — согласилась озерная ведьма. — Эпидемия отпадает. Люди по каким-то причинам покинули это судно. И причины эти меня беспокоят. Появление кораблей-призраков, по поверьям моряков, предвещает беду.

— Как бы там ни было, будем надеяться на лучшее, — запрокинув голову вверх и закрыв глаза, продолжила Тина. — Раечка, дорогая, посмотри, что лежит в сундуке. Я бы сама, но увы…

Рая и Элеонора откинули крышку массивного окованного ящика со скобами, наружные стенки которого были расписаны изрядно потертыми временем затейливыми вензелями и вынули оттуда женское платье.

— Одежда, — удовлетворила любопытство болотной ведьмы Элеонора. — Обычная одежда.

— А это что? — копаясь в сундуке, Раиса наткнулась на что-то твердое, на ощупь напоминающее мешочки с монетами.

Вытянув мешочек, затянутый веревкой, ведьма потрясла им в воздухе.

— Увесистый. Должно быть, деньги.

— Какая радость! — слабая улыбка ели заметно тронула губы Тины. — Ценю деньги, когда в них есть острая необходимость. — Бренное тело нуждается в наличности. Иначе как? Тот, кто утверждает, что деньги не важны, — лукавит.

Шторм не утихал всю ночь, только под утро болотная ведьма почувствовала облегчение и, не выпуская из рук горшок, уснула, сидя на полу. Раиса и Элеонора мирно дремали на кушетках. События и потрясения предыдущего дня изрядно вымотали женщин. Первой из новоявленной команды корабля открыла глаза Тина.

— Слава богу, не пригодился, — обрадовалась она и отставила медную емкость в сторону. — Когда у меня не было тела, я чувствовала себя смелее и увереннее, чем сейчас. Да здравствует штиль! Девочки, просыпайтесь, утро, — обратилась она к спутницам. — Надо обследовать корабль. Кто со мной на палубу?

Ведьма поспешила к двери, ей не терпелось выйти наружу и вдохнуть свежий воздух. Дверь каюты скрипнула, и ведьма выпорхнула из ограниченного пространства на палубу.

— Красота! Вы только посмотрите — солнце! Мы живы! — закричала она что было сил. — Мы живы! Какое счастье! — радовалась болотная ведьма, щурясь от яркого света, подставляя лицо морскому ветру. — Вчера, во время качки, я жалела, что обзавелась смертным телом, без него было бы легче пережить стресс. А сегодня я рада, что у меня есть это хрупкое, но в то же время живучее бренное тело, которое придает жизни остроту. Разве смогла бы я без него почувствовать этот ласковый ветер, запах моря?

— Красота! — согласилась озерная ведьма. — Вода так и мерцает, так и переливается! Люблю, когда переливается.

— Океан! Что мы о нем знаем?

С лица Тины не сходила улыбка. Она чувствовала прилив сил и, сама не понимая почему, с оптимизмом смотрела на сложившуюся ситуацию, полную неопределенности.

— Ну что? То, что океан — это самая неисследованная область Земли, и то, что в этой области водится рыба, — выдала Элеонора. — И еще океан покрывает почти семьдесят процентов поверхности всего земного шара.

— Серьезно? — удивилась Тина. — Мы практически ничего не знаем о семидесяти процентах земного шара? Я бы не сказала, что наука далеко шагнула! Если учесть тот факт, что и те несчастные тридцать процентов суши, не занятые океаном, тоже еще то темное пятно в сознании человечества! Что же это такое?! Где прогресс?! Наука топчется на месте! Это никуда не годится! Это форменное безобразие!

— Тина, не расстраивайся. Человек такое опасное существо для других и для самого себя, что… — развела руками Элеонора, пытаясь найти подходящие слова. — Одним словом, хорошо, что он не везде может сунуть свой нос, иначе конец. Планета пока еще и жива именно благодаря тому, что люди шагнули, не так далеко, как бы им хотелось.

— А я считаю, — пустилась в рассуждения озерная ведьма, — открытия науки лишают человека тайны. В жизни без тайны делать нечего. Никакой тебе интриги. При таком раскладе жизнь становится пресной и никому не интересной. Человек — существо пытливое, ему постоянно надо в чем-то копаться, чему-то удивляться, что-то искать, подслушивать, подсматривать, раскрывать преступления… Иначе как?! Иначе никак! Секреты, загадки нужны как воздух! Нераскрытые тайны дают человеку стимул двигаться вперед, к разгадке. Тайна рождает любопытство, любопытство — враг уныния.

— Закрутила: долой науку, стремительный прогресс! Да здравствует тайна, да здравствует невежество, да здравствует средневековье! — хихикнула Тина.

— Не надо смеяться, наука бывает опасна, а невежество в разумных дозах — полезно. Невежество — это отсутствие знаний. Знаний для полноценной, комфортной жизни всегда должно чуточку не хватать. Эта чуточка придает жизни пикантность, очаровательную наивность. Разложи все, что тебя окружает на формулы, подведи под все научную базу, и это убьет романтику! — не сдавалась Раиса. — Романтика — это то, что не дает прерваться роду человеческому!

— Интимная близость, а не романтика не дает прерваться человеческому роду! Инстинкт самосохранения туда же… — спорила с приятельницей болотная ведьма. — Напридумывала себе всякого!

— И эти вещи говорит мне ведьма! Не верю своим ушам! Ты, хранительница тайн и суеверий, стоишь горой за научный прогресс, призванный препарировать чудо, тайну основы мироздания?! — ужаснулась озерная ведьма. — Тина, ты пугаешь меня!

— Смотрите, — прервала спор ведьм Элеонора и ткнула пальцем в парившую в небе птицу. — Чайка! Берег близко!

— Надо подготовиться к сходу на берег! — засуетилась Раиса.

— Сперва надо сложить в узел все, что нам может пригодиться, — рассудила Тина. — Все, что лежит в сундуке.

— Кроме старинной одежды и денег, в сундуке больше ничего нет, — всматривалась вдаль Раиса. — А, нет… — вспомнила ведьма, — там еще есть подзорная труба.

— Здесь довольно прохладно, предлагаю надеть плащи и попробовать, если получится, причалить к берегу. Здесь должна быть спасательная шлюпка. Можно спустить ее на воду, — Тина окинула взглядом палубу, но лодки не заметила.

— Лучше пришвартовать сам корабль, — предложила Рая.

— Это вообще было бы идеально, — в голосе болотной ведьмы звучала ирония. — Кто знает, как управлять этой шхуной?

— Лучше все делать по порядку. Вначале надо собрать вещи, — направилась в каюту Элеонора, сделав жест рукой, приглашая спутниц следовать за ней. — Погрузить все в лодку и ждать подходящего момента.

Сложив содержимое сундука в простыню и завязав ее узлом, дамы набросили на плечи шерстяные плащи в пол и снова вышли на палубу.

— Смотрите, смотрите! — закричала озерная ведьма. — Берег! Он совсем близко! Давайте скорее искать шлюпку, пока корабль не решил изменить курс и не направился в противоположную от берега сторону! — засуетилась женщина. — А то застрянем здесь навсегда!

Не вдаваясь в дальнейшие рассуждения, она решила оббежать всю палубу. Поиск был недолгим.

— О, я вижу шлюпку! Она здесь! — радостно визжала ведьма. — Скорее ко мне!

Сев за весла, Тина и Элеонора гребли в такт, задаваемый Раей:

— Раз, два, раз, два… — повторяла женщина, помогая счетом синхронизировать движение гребцов, которые время от времени сбивались с ритма.

С каждым взмахом весел долгожданный берег приближался все ближе и ближе.

— Интересно, как упырь собирается попасть на берег? Наверное, сидит в трюме и не знает, что земля совсем рядом.

— У меня не было возможности его как следует рассмотреть, но, мне кажется, у него есть крылья. Или мне только показалось… На спине, в области лопаток, что-то такое… плотно сложенное, кожистое. Вполне возможно, и не крылья, а особенности строения скелета, не знаю. Может быть, он и летать, и плавать умеет, — предположила, тяжело дыша, Кошкина. — Возможно, он обогнал нас и уже отдыхает где-нибудь на берегу.

— Вполне возможно, — с усердием налегала на весла Тина.

И хотя ведьме нравилась лазурь моря, отражавшая в своей глади ясное голубое небо с медленно плывущими пухлыми, как вата, белыми облаками, все же ей не терпелось ощутить под ногами твердую почву.

— Если вы возьмете немного правее, мы причалим к месту, где стоят лодки. Судя по всему, здесь где-то близко населенный пункт, — исследовала взглядом прибрежную зону озерная ведьма.

— Давайте возьмем не правее, а левее, — последнее слово в предложении было сказано так, будто Тина подняла в этот момент штангу весом в сто килограмм.

Грести с непривычки было тяжело, шершавая поверхность весел обещала нежной коже ладоней болезненные мозоли.

— Не хочу, чтобы нас видели. Надо осмотреться, прежде чем встречаться с людьми. Неизвестно, куда мы попали. Может, здесь живет кровожадное племя людоедов.

— А если мы возьмем левее, больше шансов столкнуться с нашим упырем, — возразила Раиса.

— Не страшно, упырь не дурак, чувствует, что мы не совсем обычные люди, и опасается нас, — продолжала стоять на своем ведьма.

— Берем левее, — разрешила спор Элеонора. — Тина права: надо осмотреться.

Выйдя на берег, женщины вытянули из воды лодку и спрятали ее в прибрежных плотно переплетенных между собой кустах, зелень которых надежно скрывала потайное место от посторонних глаз. Утро было ясное, в густых зарослях у берега громко щебетали птицы.

— День будет жаркий. Если бы не желтеющие листья, я бы сказала, что сейчас скорее прохладное лето, чем теплая осень, — заметила Тина. — Прощай, кораблик, прощай, — с ноткой грусти и волнения в голосе пошутила она, махая вслед удаляющемуся кораблю рукой.

— Тише, — прошептала Раиса. — Слышите? Голоса слышите?

— Прячься, — подала пример, Элеонора и легла на землю. — Здесь такая высокая растительность, что вряд ли кто-то сунется сюда без особой надобности.

Женщины затаились в траве и прислушались. Вдалеке показались две фигуры: женская и мужская.

— Жак, — обратилась к мужчине молодая женщина, — ты слишком дешево берешь за корзину. У других за такой же товар цена выше, — она кокетливо поправила выбившуюся из-под чепца прядь волос и взяла мужа под руку.

— Дорогая, мы продали все свои корзины и хорошо за них выручили, — успокоил ее коренастый, среднего роста спутник.

— Мы могли выручить больше! — не унималась женщина.

— Но тогда нам бы пришлось задержаться в городе и платить за комнату по три монеты за ночь! Опять же еда здесь дорогая. И потом, не факт, что наши корзины, будь они дороже, раскупили бы, — объяснил мужчина, потрясая в воздухе мешочком с монетами. — Утомляет меня город, слишком шумно, — он спрятал кошелек за пазуху. — Здесь будет надежней, чем на ремне.

— Я получила два заказа на половики.

— Отлично!

— Ты же знаешь, что у меня самые лучшие ковровые дорожки: они крепкие и толстые, — нахваливала свою работу женщина.

— Конечно, знаю.

— На рынке Агнес продавала несколько своих ковриков. Так вот, я тку лучше. У нее они какие-то блеклые, невыразительные, я бы за такие много не дала.

— Конечно, дорогая.

Мужчина обнял спутницу за талию, и они прошли мимо затаившихся в кустах чужестранок, ничего не заметив.

— Судя по тому, как они одеты, мне кажется, мы в Средневековье, — предположила Тина, вставая с земли и отряхивая от прилипших листьев и травы одежду. — Наши полиэстеровые платья надо сменить на что-нибудь более натуральное.

— Похоже на то, — согласилась Элеонора, наблюдая за тем, как озерная ведьма развязывает узел на простыни.

— Тугой какой, — бурчала Раиса, борясь с узлом.

— Дай помогу. У тебя пальцы слабые, — болотная ведьма вцепилась в узел, и тот сдался, уступив силе. — Вот и все, можно переодеться. Если не возражаете, я возьму это коричневое платье? У меня когда-то похожее было.

— По мне, — заметила Элеонора, — они почти одинаковые. Бери, какое хочешь.

— А я возьму серое, — Раиса приложила к себе скромный наряд. — Очень даже ничего.

Кошкина, не говоря ни слова, надела на себя серо-синее, плотно облегающее талию, платье в пол, и спрятала волосы под белый чепец. На поясной ремень повесила три набитых монетами кошелька.

— Обувь немного великовата, — примеряя туфли, пожаловалась озерная ведьма.

— Возьми эти. Они, кажется, на размер меньше, — протянула приятельнице для примерки вторую пару обуви Тина. — Здесь есть еще ботиночки, если кто-то хочет, — предложила она. — Элеонора, что ты молчишь? Тебе как, нигде ничего не жмет?

— Вроде нет, — переминаясь с ноги на ногу, Кошкина пыталась понять, насколько ей удобно в туфлях. — Все нормально.

— Обувь мягкая, надеюсь, мозоли мы не натрем. Что делать с этой одеждой? — спросила совета у спутниц Тина. — Спрятать ее здесь или взять с собой?

— Давайте возьмем с собой, — предложила Рая. — Она может пригодиться, когда будем возвращаться домой.

— Как жаль, что мы не успели обследовать корабль! Каюты, трюмы… Нам бы часик времени, — сокрушалась болотная ведьма.

— Ага, часик! — перебила Рая. — Забыла, что там прятался упырь! Столкнись мы с ним — потасовки не избежать!

— Беру свои слова обратно. Хорошо, что у нас не хватило времени как следует обследовать шхуну.

— А знаете, что в двадцатом веке, точно не помню, в каком году, исчезло пятимачтовое судно под названием «Копенгаген», — прикрепляя к своему поясу кошелек с деньгами, начала свой рассказ Рая.

— Мало ли кораблей исчезает, — зевнула болотная ведьма и, прикрывая рот ладонью, добавила: — Потонуло.

— Это было одно из самых надежных судов того времени. За всю историю парусного флота таких кораблей было построено всего лишь шесть штук, — продолжила озерная ведьма.

— Ну и что? Почему ты о нем заговорила? — Тина заботливо набросила на плечи рассказчицы плащ.

— Вполне возможно, что «Копенгаген» — это то судно, на котором мы с вами только что плыли, корабль-призрак. Как нас ночью болтало, а?! Корабль старый, но крепкий! «Копенгаген» тоже был крепкий! Еще бы корпус из высококачественной стали и…

— Наш корабль был деревянный, мы плыли не на «Копенгагене», — оглядываясь по сторонам, заметила Элеонора.

— Эту деталь я упустила. Тогда, может быть, это «Летучий голландец»? «Летучий голландец» — парусный корабль-призрак, который не может пристать к берегу и обречен вечно бороздить просторы морей и океанов. Люди говорят, что встреча с «Летучим голландцем» считается плохим предзнаменованием. А мы не то что с ним встретились, мы на нем прокатились, — тяжело вздохнула Рая. — У меня на сердце беспокойно.

— Что еще говорят о «Голландце»? — поинтересовалась Элеонора.

— Говорят, что этот корабль окружен светящимся ореолом, — добавила озерная ведьма.

— Значит, наш корабль не «Летучий голландец»: у нашего не было ореола. Я вообще считаю, что на нашем корабле нет команды, потому что она во время отлива, сойдя на берег, плохо закрепила канаты. Случился прилив, канатные узлы ослабли, расплелись, и корабль ушел в самоволку, без экипажа, — предположила Тина.

— Такого не может быть: морские узлы очень крепкие, — парировала Раиса.

— Тогда новая версия. Злодей-недоброжелатель разрезал канат и помахал кораблю ручкой. Все просто!

— Это маловероятно, — снова не согласилась озерная ведьма.

— Ты не знаешь людей. У них от зависти до пакости один шаг! Преступник был врагом капитана и… Имеем, что имеем, — закончила болотная ведьма. — Могу тебя утешить, столкновение с нашим кораблем не несет дурного предзнаменования.

— Ну что, держим курс в город? — спросила Элеонора. — Там нас ждет еда и ночлег.

* * *

В приусадебном парке Палашино было сыро. Легкий ветер гонял по земле опавшие листья. Наталья сидела на скамейке, смотрела на небо, любуясь стаей крупных птиц, летевших клином на юг.

— Это гуси, — послышался голос Кузьмы Кузьмича. — Клином выстроились, чтобы уменьшить сопротивляемость воздуха. В стае лететь легче, чем в одиночку. Говорят, что при полете клином повышается эффективность, — старик сел возле Натальи. — Так говорят, а на самом деле кто его знает, как там у них. Ведущей птице наверняка сложнее, чем тем, которые следуют за ней.

— Откуда они знают, куда лететь? Ни карты, ни компаса, — удивилась женщина.

— Науке, конечно, еще не все известно, но некоторые ученые предполагают, что птицы чувствуют магнитное поле Земли, а некоторые утверждают, что они видят это самое поле. Вот такая у них навигация.

— Близко летят друг к другу и переговариваются. Слышите, как гогочут? — Наталья посмотрела в прищуренные глаза Кузьмича. — Интересно, о чем они разговаривают?

— Надо полагать, о том, о чем и мы с вами, о житейском: о погоде, здоровье, еде. Тем для беседы много.

— Вы всячески меня избегаете, Кузьма Кузьмич. Вот и сейчас подошли ко мне потому только, что я вас заметила. Не подойди вы ко мне, я бы пошла за вами.

— Знаю.

— Не хотите отвечать на мои вопросы? — тихо спросила Наталья Павловна.

— Признаюсь, желанием не горю, — тяжело вздыхая, ответил старик. — Сложно все это, дорогой вы мой человек. Сложно.

— Что же мне делать? Я не могу не спрашивать. Вы сами знаете. Так сложились обстоятельства.

— Да, — задумчиво кивнул старик, — обстоятельства… Против обстоятельств не пойдешь, с ними надо считаться.

— Надо действовать, и чем быстрей, тем лучше. Элеонора, Тина и Раиса не вернулись. Они будто бы утонули в этом проклятом зеркале, — глаза Азимовой заслезились, шмыгая носом, она поспешила промокнуть слезы платком. — Я волнуюсь. Хочу им помочь… А как? Ничего не знаю, ничего не понимаю, и вы молчите. Надо же что-то делать! Помогите мне понять все это, разобраться! Кто я? Что происходит вокруг меня? В неведении и с ума сойти недолго или придумать то, чего нет, и блуждать в этом до бесконечности, как в страшном сне.

— Иногда лучше в неведении. Со знаниями тоже полная неразбериха. Знания отрывочные, что-то знаешь, о чем-то догадываешься — в итоге двигаешься на ощупь.

— Двигаться всегда предпочтительней, чем топтаться на месте.

— Движение завести может не туда, куда изначально планировалось. Вот в чем загвоздка.

— Вы поделитесь со мной всем, что знаете, — настаивала женщина, — а я решу, куда мне двигаться и двигаться ли.

— От ваших движений не только ваша жизнь зависит, но и судьба других. Еще наворотите дел.

— Чтоб не наворотила, объясняйте, советуйте, учите, как надо!

— Если бы я знал, как надо! Сам мучаюсь, — старик с силой сжал в руках кепку.

Стараясь сохранять видимое спокойствие, внутри он ощущал приливы страха и беспомощности — они мощной волной ударялись об него, как о скалу, временами откатывали назад только для того, чтобы отойти подальше, разогнаться и снова ударить. Порой Кузьме Кузьмичу казалось, что если этот вал не собьет его с ног, то утопит, и на этом все закончится. По ночам в тишине подкрадывалась старуха-печаль, клала свою голову к нему на подушку и начинала напевать тоскливо, заунывно, издавая звуки, похожие на вой вьюги, смешанные с сердечной тоской и одиночеством. Проклятая печаль маленькой ложечкой, как десертом, лакомилась светлыми воспоминаниями о прошедшей молодости старика, напоминая ему о том, что юность не вернуть, и все, что с ней связано больше никогда не повторится.

— Давайте вместе мучиться и думать. Вы обязаны поделиться со мной знаниями. Расскажите о зеркалах. И не смотрите на меня с сомнением. Уверяю вас, я не собираюсь давать интервью для прессы на тему того, что здесь происходит. Я отдаю себе отчет в том, что все, что я могу от вас услышать, не для посторонних ушей, — понизив голос, убеждала в своей надежности собеседника Наталья. — Все, что происходит со мной, не случайно, это зачем-то надо. Я не собиралась ехать в Палашино, но приехала и стала невольным свидетелем непонятных для моего сознания событий. Зачем-то это надо?!

— Выходит, что так, — нехотя согласился Кузьма Кузьмич.

Листья осины опасливо трепетали на ветру, как бы предупреждая людей, сидевших под ее кроной на скамейке, об осторожности. «Тише, тише, — шелестели они, — вас могут услышать. Ветер сегодня настроен несерьезно. Слышите, как кричат птицы, а ведь они далеко. Это все ветер, он играет звуками, как листьями, подхватывая их, отбрасывает в сторону, и невозможно предугадать, куда это долетит и кто это услышит. Говорите тише, как можно тише», — предостерегала осина, дрожа листьями на ветру.

— Современную жизнь невозможно представить без зеркал. Они в каждой квартире… — сделав небольшую паузу, Азимова задала вопрос, взволновавший ее еще в Петербурге и на который из-за внезапной смерти Валентины Михайловны она не успела получить ответ: — Что, через любое зеркало можно войти и выйти?

— Как сказать, — начал нерешительно Кузьма Кузьмич.

— В квартире Валентины Михайловны Палашиной, — намеренно перебила рассказ старика Наталья, пытаясь подтолкнуть собеседника к более решительным действиям, — я видела зеркало, похожее на то, что находится в тайной комнате, в имении. Я была знакома с хозяйкой усадьбы. Она общалась с призраками, занималась магией и не скрывала от меня это. Она потихоньку вводила меня в свой мир. То, что она мне показала, потрясло мое сознание, но я не сошла с ума. Как вы думаете, зачем она это делала?

— Вот как? — оживился Кузьма Кузьмич. — Вот оно что!

— Да, вот так!

— И что она вам рассказала?

— Она рассказала о своей семье, об имении… Она хотела, чтобы я сюда приехала. Как вы думаете, зачем она хотела, чтобы я сюда приехала?

Наталья задала вопрос, надеясь растормошить собеседника, расположить к откровению, подтолкнуть к мысли о том, что ей можно доверять.

— Я за нее сказать не могу.

— Позволю себе предположить: она хотела, чтобы я сюда приехала не для того, чтобы видами любоваться! Я уже даже не знаю, какие аргументы привести, чтобы вы… — начала было отчаиваться женщина, но, посмотрев на Кузьму Кузьмича и заметив перемену в его лице, замолчала.

Если раньше старик старался на нее не смотреть, отводил взгляд в сторону, как бы негласно давал понять: «Я не расположен к беседе». И если прежде взгляд его был беглый, то теперь он смотрел на женщину иначе. Наталья Павловна вдруг почувствовала доверие к себе.

— Зеркала — вещь полезная, но опасная, — неторопливо заговорил мужчина. — Особенно старые зеркала. Ваша дальняя родственница Анна Васильевна знала, как их использовать, как с ними обращаться. Она их изучала, относилась к ним с уважением, как к живым, — старик неожиданно перешел к делу, при этом стиль его речи сильно изменился, голос стал твердым, налет просторечья куда-то исчез. — Почти любое зеркало — это дверь, но не всякий через нее может пройти. Старые зеркала лучше занавешивать: это равносильно тому, что вы заперли дверь на ключ.

— Да, Валентина Михайловна в свое отсутствие покрывала зеркало палантином.

— Она знала, что делала.

— Вы были знакомы с Валентиной Михайловной, и у меня такое ощущение, что и со всей ее родней, — предположила Наталья. — А также и с Элеонорой.

— Так и есть. Я живу давно. Элеонору знал еще ребенком. При рождении ей было дано имя Аксинья. В Элеонору ее переименовала Анна Васильевна, прабабушка Валентины Михайловны, когда дала ей вторую жизнь. Новая жизнь — новое имя.

— А кем вы были для Анны Васильевны?

— Близким другом. Я познакомился с ней в книжном салоне, в Англии. Она искала книги, в которых описывались старинные поверья, обычаи. Она купила книгу народных сказок. В народных сказках редко, но встречаются ключи к тайнам. Мы разговорились. Я предложил посетить спиритический сеанс мадам д’Эсперанс, ее настоящее имя Элизабет Хоуп. Д’Эсперанс была талантливым медиумом и ясновидящей, на ее сеансах происходили необычные для простого обывателя явления частичной или полной материализации. Я подарил Анне Васильевне книгу д’Эсперанс «Страна теней», она и сейчас стоит в библиотеке. В книге Хоуп рассказала, что в детстве она общалась с людьми, которые умели проскальзывать сквозь нее. Она назвала их люди-тени, они были неосязаемы. Мы их называем привидения, призраки. Затем мы вместе посетили сеанс Леоноры Пайпер, она тоже была медиумом. Но это было уже не в Англии, а в Америке.

— О какой библиотеке вы говорите? Где стоит книга «Страна теней»?

— Усадьба не двухэтажная, а трехэтажная. Под подвальным помещением имения есть еще один этаж.

— Вы говорите о той комнате, в которой висит зеркало?

— Эта комната — малая часть подземного этажа. В этой комнате, за шкафом, есть дверь, которая ведет в другие помещения. В подземный этаж можно войти через камин, этот путь вы знаете, и через подвал дома, в котором я живу.

— В голове не укладывается. Где ваш дом, а где усадьба! Это такой длинный подземный тоннель?!

— Да. Удивительное сооружение, оно ведет не только от имения ко мне в подвал, но и имеет разветвления.

— Куда ведут разветвления?

— Не знаю, некоторые проходы замурованы, а некоторые закрыты дверью. Ключей от этих дверей у меня нет.

— Вы пробовали их открыть?

— Пытался, но, к сожалению, у меня нет таланта взломщика. Помощью со стороны я воспользоваться не решился — опасно.

— Да, — согласилась Наталья Павловна, — надо внимательно осмотреть тоннель еще раз, — предложила она и добавила: — Вдвоем, конечно. Может быть, сегодня и начнем?

— Можно и сегодня.

Старик решил для себя так: «Если я не могу в теории найти выход из положения, я буду искать его на практике, вслепую, как ребенок, натыкаясь на всевозможные углы. Опасно? Что делать! Другого пути я пока не вижу».

— Через подвал пойдем или через тайную комнату? — глаза Натальи загорелись лихорадочным блеском.

— В имении сторож. Лучше через подвал, — оживился старик.

— Вы правы, — Наталья посмотрела по сторонам: возле входной двери дома резвились две сторожевые собаки. — Кузьма Кузьмич, извините меня за бестактный вопрос: почему вы так долго живете?

— Потому, почему и Элеонора, — не вдаваясь в подробности, ответил Кузьмич.

Азимовой этот человек был чрезвычайно интересен, она хотела узнать все, что знает он, почувствовать то, что чувствует он, и даже прочитать, если возможно, его мысли. Она была уверена, что Кузьма Кузьмич, как и усадьба, полон тайн, он как двуликий Янус, о котором говорила ей Валентина Михайловна. «Да, у этого человека два лица, — думала Наталья. — Сейчас он мог стать для меня божеством всех начинаний, дверей, входов и выходов, ключиком, который способен открыть самую важную дверь».

На минуту собеседники замолчали. У ног старика деловито прыгал взъерошенный воробей. Выискивая, что бы поклевать, он бесстрашно смотрел на двух великанов, сидевших на скамейке.

— Элеонора сказала, что устала от вечной жизни… А вам не надоело жить? — вспомнив разговор с Кошкиной, спросила у старика Наталья.

— Временами бывает, — достав из кармана бумажный свернутый кулечком пакет с семечками ответил старик.

— И что вы в такие времена предпринимаете?

— Беру отпуск и отправляюсь в путешествие, — он жестом предложил Наталье взять семечки.

— К морю? — поинтересовалась женщина, разбрасывая перед воробьем семена.

— И к морю тоже. Я сам себе хозяин.

— Не примите мое любопытство за дурной тон. Мне кажется, что чем больше я буду знать, тем лучше я буду понимать все то, что происходит. Может быть, я ошибаюсь, но…

— Спрашивайте, чего уж там, — махнул рукой старик. — Признаться, окажись я на вашем месте — засыпал бы вас вопросами.

— Здешних не удивляет то, что вы слишком долго живете?

— Я время от времени меняю место жительства.

— А как со старением?

— С этим проблемы. Элеонора утратила способность умирать в молодости, поэтому она выглядит юной, а я в преклонном возрасте. Но я знаю, что делать, чтобы казаться старше лет на десять или моложе. Хотя, если быть откровенным, меня не смущает старость, морщины и дряблость кожи. Меня волнует здоровье, физические возможности, и только. В пожилом возрасте легче оставаться незаметным. Кого интересует жизнь старика? Никого.

— В плане конспирации преклонный возраст более выигрышный, нежели молодой. С этим нельзя не согласиться.

Кузьма Кузьмич громко свистнул, и сторожевые собаки пулей подлетели к нему, радостно виляя хвостом:

— Вы мои хорошие, — приговаривал старик, ласково поглаживая собак по холке.

— В котором часу мы пойдем в тоннель?

— Через два часа жду вас у себя в доме. Рассчитывайте на то, что нам понадобится часа четыре на дорогу и на осмотр подземного этажа. Антону Павловичу лучше не знать, куда мы направляемся.

— В это время он будет занят в клубе. Сегодня киносеанс, а после обсуждение просмотренной картины. Закончат поздно.

— Хорошо.

— Кузьма Кузьмич, вы, как и Анна Васильевна, занимались магией? Или вы не практик, а теоретик?

— Не хочу вас сильно разочаровывать, но я больше теоретик, чем практик.

— Савелий Иванович идет, — заметила сторожа Наталья. — Сейчас попрощаюсь с ним и пойду домой, — она погладила по голове большую гладкошерстную собаку, которая пристроилась у ее ног. — Значит, договорились, я буду у вас ровно через два часа, — она посмотрела на наручные часы. — Сейчас час дня, ровно в пятнадцать ноль-ноль я у вас. Что мне надо с собой взять?

Собака повернула вытянутую морду в сторону приближающегося хозяина, вскочила на ноги и побежала к нему навстречу.

— Ничего не надо брать. Запасной фонарь для вас у меня найдется, — ответил старик Наталье и, улыбаясь старому приятелю Савелию, крикнул: — Твои питомцы резвятся как щенки!

— Так ведь солнышко сегодня ласковое, радуются последним теплым денькам. Осень нынче хорошая. Обычно она дождливая, а в этом году ничего, небо голубое, высокое, облака белые. Роскошь! А как листвой пахнет! Вы чувствуете запах? — сторож закрыл глаза и, глубоко вдохнув, с восторгом добавил: — Рай!

— Мы здесь сидели, любовались стаей гусей, — леший посмотрел в небо. — Большая стая летела.

— Ну да, что им в холоде делать? Не дураки. Все в дикой природе разумно, ничего лишнего, все по делу, осмысленно. Животные, птицы, насекомые на самом деле умнее, чем мы думаем. Взять хотя бы собак. Они мою речь понимают, а я их лай нет. Кто в таком случае умнее: собака или человек со всем его прогрессом? Это ж какие надо иметь мозги Рексу, чтобы понимать то, что я ему говорю?! Голос, Рекс, — скомандовал Савелий Иванович, — и собака незамедлительно залаяла. — Рекс лает, а Гамлет, вы посмотрите на него, — сторож указал в сторону спокойно лежащей у ног Кузьмича собаки, — молчит. Правильно, чего Гамлету голос подавать, я ж Рексу приказ отдал. Человек — венец творенья! Животные нас понимают, а мы понять их не в состоянии! Хозяева природы! — усмехнулся сторож. — Завтра буду луковицы георгинов выкапывать. На следующей неделе заморозки обещали. Наталья Павловна, вам луковицы георгинов не нужны? У меня много, могу поделиться. Весной высадите возле Дома культуры, — предложил Савелий.

— С удовольствием возьму.

— Я вам еще луковицы тюльпанов подброшу. Цветов чем больше, тем лучше. Сейчас природа ко сну готовится, листья сбрасывает, а весной причепурится, заиграет всеми красками! Сад наш весной — райские кущи! Все цветет и благоухает: сирень, жасмин, розы… А как цветут яблони, вишни, черемуха! Кузьмич, подтверди. Разве ж это не рай?!

— Рай!

— Да и сейчас вокруг красота! Листья на деревьях желтые, красные, багровые с прожилкам зелени… Любуюсь, наглядеться не могу, все мне мало. Взять хотя бы этот засохший лист клена, — он поднял с земли скрученный по краям коричневый лист. — Какая форма! Красавец, отжил свое, отшелестел, упал на землю, нам под ноги. Нате, топчите, идите по красоте, не задумываясь, ногами, растирайте все в пыль, наслаждайтесь шелестом. Все имеет огромное значение и в тоже время ничего не стоит. Умейте ценить и ни за что не цепляться — все это ваше, но не навсегда.

— Да-а-а, — протянул с пониманием Кузьма.

— Я старый, все понимаю, но ничего с собой поделать не могу, за все, что сердцу, глазу дорого, — цепляюсь. Взять, к примеру, сад: он не мой, а я до него жадный, охраняю его не как наемный работник, а как хозяин. В лес пойду грибов набрать — та же самая петрушка! Лес не мой, а душа за него болит так, как будто это мое собственное! Ведь пойдут некоторые в лес погулять, воздухом подышать и обязательно нагадят, стаканчики пластиковые, пакеты, бутылки — все бросят и уйдут. Куда это годится? Как рука поднимается? Должно же быть в каждом из нас хоть какое-то чувство прекрасного?! — разволновался сторож. — Должно, а нету! Я тут недавно хотел сделать одному товарищу замечание…

— По какому поводу? — спросил Кузьмич.

— Бутылки стеклянные возле магазина бил. Пиво выпил — бутылку о стену.

— Кто такой?

— Наш, местный. Так вот, открыл, было, я рот, смотрю ему в лицо, а у него в глазах пусто. Пусто, как в его бутылке! Нет в нем понимания, нет чувства прекрасного! Что ему мои слова, когда он ничего не чувствует вот к этому ко всему, — он обвел парк руками. — Скудный он, смотрит и не видит, душевный инвалид, а я к нему с моралью. Поначалу я на этого субъекта рассердился, а потом мне его стало жаль. Парень ничего не в состоянии понять. Что самое интересное — природа наделила этого субчика хорошей внешностью, силой, он, можно сказать, первый парень на деревне, на мотоцикле ездит, девкам голову морочит. Ему б к фасаду ум приладить — и цены не будет. А как это сделать?

— Поживем — увидим, — тяжело вздохнул Кузьмич, — может, со временем глаза у него откроются.

— Дай бог, дай бог. Главное, чтоб войны не было, — держась за бок, натянуто проскрипел Савелий.

— Что это ты о войне?

— Фильм вчера смотрел, про войну. Все там по-гусарски, с бравадой, с героическим форсом, смерть легкая, слезы не соленые, горе не горькое. На такую войну сходить за медальками одно удовольствие, себя показать, других покалечить. Никакого понимания о ценности жизни.

— Кино!

— Не такое уж это и кино. Ну, ладно, — улыбнулся Савелий, — хочу пригласить вас на чай. Воздухом чистым надышались, аппетит нагуляли — милости прошу к столу.

— Я бы с удовольствием, — улыбнулась Наталья, — но мне пора домой, Антона Павловича обедом кормить. Я зайду к вам на днях, Савелий Иванович, за луковицами.

— Буду ждать.

— До свидания, — простилась с мужчинами Наталья и в сопровождении сторожевой собаки направилась к кованым воротам.

* * *

В условленное время Азимова постучала в деревянную дверь скромного с белеными стенами дома, в котором жил леший.

Старик ее ждал, на кухонном столе лежали четыре фонаря. Один фонарь, оснащенный ремнем, Кузьмич надел на голову, ручной положил в карман, два других, точно таких же, протянул Наталье:

— Этот фонарь — на голову, — пояснил старик, — а этот — про запас, в карман, на случай, если первый перегорит.

— Понятно.

Леший отбросил коврик, лежавший на полу возле стола, в сторону, и Наталья увидела крышку люка с большим металлическим кольцом.

— Это мой погреб, — потянул на себя кольцо старик, открывая люк. — Следуйте за мной. Осторожно: лестница крутая.

В погребе было темно.

— Сейчас свет включу, — комментировал свои действия хозяин дома, пытаясь нащупать кнопку выключателя.

Одинокая лампочка, подвешенная к низкому потолку, осветила тесное помещение.

— Так лучше, — Кузьмич просунул руку за стеллаж, уставленный ящиками с картошкой, морковкой и луком. — Здесь есть рычаг. Его надо потянуть на себя, тогда это овощное добро отъедет в сторону. Запоминайте: может, вам когда-нибудь без меня придется воспользоваться входом в тоннель.

Стеллаж действительно отъехал в сторону, а за ним во мраке показался высокий сводчатый коридор, выложенный красным кирпичом.

— Не может быть! Фантастика! — не в силах скрыть восторг прошептала Наталья. Из тоннеля потянуло холодом и сыростью. — Здесь немного жутковато.

— С непривычки.

Наталья боковым зрением заметила промелькнувшую вдоль стены тень.

— Здесь крысы? — с волнением спросила она у хозяина дома.

— Крысы, — спокойно ответил он. — Подземелья без крыс не бывает. Но вы не бойтесь, они сами нас боятся.

— Давайте в следующий раз, когда сюда пойдем, возьмем с собой собаку или кота, — предложила Азимова. — Крысы кошек боятся сильнее, чем людей.

— Собака, если крысу заметит, лаять начнет. Да и кот переполох устроит — лови его потом. Возни с ними много.

— Все-таки в следующий раз давайте возьмем собаку. Наденем ей на шею поводок. Собаки послушнее кошек, их ловить не надо, — рассуждала женщина. — Мне так спокойнее.

— Я не возражаю, конечно, но если она залает в подземном этаже, в усадьбе нас могут услышать. В этом случае как быть?

— Да, придется обойтись без собаки, — с сожалением заключила Наталья. — Жаль, с собакой было бы веселей идти. Тоннель неплохо сохранился. Я бы даже сказала, очень хорошо сохранился. Стены, потолок, пол целые.

— Строили на века.

— А кто строил? — снова спросила Азимова.

— Не знаю. Я о тоннеле случайно узнал. Анна Васильевна мне о нем ничего не рассказывала. Ну правильно, зачем мне об этом было знать?

— И все-таки вы о нем знаете.

— Знаю. Я знал о тайной комнате, в которой мы с вами были. Там она провела ритуал над Элеонорой, поняла, что он работает, и также спасла мне жизнь. Я тогда имел неосторожность заболеть туберкулезом… запущенная форма. Вот, — протянул мужчина, — такие дела. Когда усадьба опустела, в революцию, я проник в комнату, хотел взять кое-какие книги. Заглянул в каждый угол, в каждую щель, прощупал заднюю стенку шкафа и случайно обратил внимание на бронзовое кольцо, украшенное головой льва, точно такое кольцо, как на камине. Я повернул его, и проход за колонной открылся.

— Не усадьба, а шкатулка с секретом.

— Естественно, я обследовал тоннель и выяснил, куда он ведет. В давние времена здесь конезавод был, а на месте моего дома стоял амбар с погребом. И конезавод, и амбар, и еще много чего смыло волной революции без следа, — с грустью заметил он и добавил: — Конезавод был хороший. Когда я вернулся в эти края, на месте амбара стоял домик, в нем жила учительница. Дом я у нее выкупил, а она на радостях подалась в город. Все остались довольны, — закончил рассказ Кузьмич.

— А зачем вы сюда вернулись?

— Тянет меня сюда, тянет, — остановившись, объяснил старик. — Наталья Павловна, справа от вас дверь, — осветив дверь фонарем, добавил: — Через двадцать метров точно такая же дверь будет слева.

— Вместо ручки на двери медное кольцо со львом, — заметила Наталья Павловна.

— На второй двери точно такое же кольцо, — старик попытался повернуть кольцо. — Но, увы, крути не крути — дверь не открывается. Под кольцом замочная скважина, ключ нужен.

— Ага, вижу, — Наталья провела пальцем по отверстию для ключа, пытаясь удостовериться, что это именно замочная скважина, а не просто темное пятно. — Дверь деревянная, влажная, — заметила она. — За долгое время дерево могло подгнить. Может, ее выбить?

— Дверь прочная, дерево чем-то обработано и обшито металлом. Ее просто так не выбьешь. Я рад, что иду по тоннелю не один, а с вами. Хорошо, что есть человек, с которым можно обсудить важные вопросы, появляется надежда на то, что, может быть, вдвоем мы найдем на них ответы.

Идя рядом с Кузьмой Кузьмичом, Наталья поймала себя на мысли, что если она не смотрит в его сторону, то создается впечатление, что возле нее полный сил, крепкий мужчина, но никак не человек преклонных лет. «Почему так? — задумалась она. — Может быть, из-за твердого, уверенного голоса? От этого человека веет надежностью, — рассуждала женщина. — Хотя странно: он ничего не предпринял для того, чтобы помочь Элеоноре. Как это объяснить? Дело не в трусости, это понятно. Тогда в чем?»

— Вон там вторая дверь, — леший посветил влево. — Брат-близнец первой двери, не отличишь. — Он похлопал по двери рукой, демонстрируя ее крепость.

— Да, двери совершенно одинаковые. Послушайте, а может быть, за этими дверями ничего нет, — предположила Наталья, — стена. Не знаю, почему я так подумала.

— Это правильно, что вы озвучиваете свои мысли. Все нуждается в проверке, — он достал из рюкзака зажигалку. — Сейчас проверим вашу гипотезу.

Мужчина поднес зажигалку к двери, и пламя заплясало.

— За дверью что-то есть. Видите, огонь дрожит от сквозняка. Оттуда поддувает.

— Вижу.

— Пойдемте, мы почти пришли, — сунув зажигалку в карман, Кузьмич направился дальше. — Сегодня я проведу для вас экскурсию с вопросами и ответами. Может быть, в разговоре мы натолкнем друг друга на какие-нибудь идеи. Когда разговариваешь сам с собой, мозг ржавеет. Озвучивайте все мысли, которые придут в голову, даже если они вам кажутся глупыми, наивными. Иногда глупые, на первый взгляд, мысли оказываются самыми верными. Подсознание зачастую выдает полезную информацию в нелепой обертке. Не всегда упаковка соответствует содержимому. Все надо проверять. Договорились?

— Договорились.

Леший задавал темп движению. Он шли размеренным шагом, его нельзя было назвать бодро-быстрым или прогулочно-медленным, а именно размеренным. В таком движении чувствовался деловой ритм, спокойствие, уверенность в себе, знание пути. Наталья невольно подстроилась под темп, заданный спутником, и это помогало ей преодолевать волнение, которое заставляло сердце стучать сильнее обычного.

— Мы пришли. За этой дверью подземный этаж, — он повернул кольцо на двери и потянул его на себя. Дверь открылась. — Я сейчас зажгу свечи на канделябрах — станет светло. Идите за мной. Как ни странно, крыс в комнатах подземного этажа нет. В тоннеле грызуны есть, а здесь их нет.

— С трудом верится.

— Поверьте, если бы здесь водились крысы, то книги, свечи и многое другое было бы безнадежно испорчено. Мыши, крысы не переходят порог этой двери.

— Что же их останавливает?

— Не на все вопросы у меня есть ответы.

— От волнения меня начинает знобить, — призналась Наталья.

— Идет сонастройка сознания с действительностью, — пояснил старик. — Знобит, потому что сознание ищет аналог того, что видит, с тем, с чем сталкивалось раньше. Ищет и не находит. Сознание привыкло все контролировать, всему давать оценку, оно запирает подсознание в дальней комнате и выпускает его только в экстренных ситуациях и во время сна. Сейчас сознание в панике, оно не находит ответы на поставленные вами вопросы — отсюда озноб. Прислушивайтесь к себе, ваше подсознание уже повернуло ручку двери и переступило порог, оно выходит и занимает равноправное место рядом с сознанием. Вы чувствуете это?

— Да, — протянула Наталья, — я чувствую.

Она посмотрела по сторонам, голос Кузьмы Кузьмича доносился не со стороны мужчины, а как бы рождался в ее собственной голове.

— Это что, гипноз? — спросила она вслух. — Я вас как-то странно слышу.

— Это не гипноз. Подсознание наводит в вас порядок по-своему, так, как ему удобно. Привыкайте, когда вы будете приходить сюда, ваши органы чувств: слух, обоняние, осязание — будут переходить в немного иной режим восприятия. Прислушивайтесь к себе. Эти помещения излучают особую энергию, способную раскрыть ваш потенциал. Хочу вас предупредить: вы можете услышать голоса, вас могут посетить воспоминания из прошлых воплощений. Всего не перечислить, все индивидуально. Главное, не пугаться и не думать, что вы сошли с ума. Все нереальное реально, все невозможное возможно. Настраивайтесь на эту мысль.

— Хорошо.

— И не забывайте озвучивать идеи, которые придут на ум. Это важно.

— Я поняла.

— Посмотрите по сторонам, — предложил старик. — Можно сказать, что это гостиная: камин, диван, кресла, стол, картины…

— Этот камин рабочий?

— Да, он действующий.

— А дым куда выходит?

— В дымоход. А вот куда ведет дымоход и откуда виден дым, я сказать не берусь. Знаю одно, что, невзирая на логику и здравый смысл, дым в дымоход проходит, но из видимых труб в поместье не выходит. Он выходит, но куда — я не знаю. Обошел, как мне кажется, все окрестности, но дымящей трубы, которая может принадлежать этому камину, не увидел.

— Давайте разожжем камин, — предложила Наталья.

— У нас мало времени, лучше в другой раз. А сейчас я хочу показать вам весь подземный этаж. Пойдемте.

Наталья Павловна послушно следовала за мужчиной.

— Я думаю, мы не станем во всех комнатах зажигать свечи. Это займет много времени. Сегодня просто обзорная экскурсия.

— Согласна.

Азимова прислушивалась к каждому звуку. Ей казалось, что здесь непременно должен скрипеть пол, без пугающих шорохов не бывает таинственных усадеб, подвалов и тому подобных помещений.

— Это библиотека и лаборатория. Вдоль стен книжные шкафы до потолка, в центре большой деревянный стол, украшенный резьбой. Эта комната по виду напоминает ту тайную комнату, которую вы видели в усадьбе, но эта намного больше.

— И здесь нет зеркала, — заметила Наталья.

— В каждой комнате висит большая картина с пейзажем, имитирующим вид из окна.

— Хорошо придумано, — Азимова подошла к картине на стене. — Оконная рама изображена так натурально! Но вот пейзаж за окном неместный. Море, горы…

— Да, неместный.

— Я заметила, здесь нет пыли. Кто ее вытирает?

— Никто. Ее просто нет. Это еще одна загадка.

— И много здесь загадок?

— Думаю, что много. К примеру, свечи горят, воск плавится, стекает. Но при этом свеча до конца никогда не догорает и всегда остается одной и той же высоты.

— Здесь очень красиво: потолки с лепниной, мебель с резьбой, канделябры. А люстра на потолке?…

— Люстру можно опустить и зажечь на ней свечи. Вот, — мужчина подошел к стене и принялся крутить какую-то ручку.

Люстра, медленно, бисерно позвякивая хрустальными висюльками, поплыла вниз. Опустившись на метр, она начала восхождение к потолку.

— Так работает этот подъемник, — объяснил он. — Крутишь по часовой стрелке — люстра опускается, против часовой стрелки — поднимается. И так во всех комнатах. Пойдем дальше.

— Хотелось бы в книгах покопаться.

— Сегодня обзорная экскурсия, — напомнил Кузьма Кузьмич.

— Хорошо, тогда я возьму какую-нибудь книгу с собой почитать. Можно?

— Конечно. Только читайте так, чтобы никто эту книгу в ваших руках не видел.

— Само собой, — согласилась женщина и, взяв с полки первую попавшуюся книгу, сунула ее в рюкзак.

— Из этой комнаты мы попадаем в бальный зал. В зале нам придется зажечь свечи. Я покажу вам, как это сделать.

Бальный зал был круглой формы, с колоннами и шелковыми портьерами, украшающими стены от потолка, до самого пола. Мужчина опустил люстру и поджег тонкий шнур, по которому пламя, искрой облетело все ярусы, воспламеняя фитильки свечей.

— Нет слов! Здесь можно жить!

— Можно, — согласился леший. — Здесь даже есть небольшая кухня-столовая. Помните роман Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой»? У капитана Немо был подводный корабль «Наутилус», который служил ему домом, исследовательской лабораторией, орудием возмездия, средством перемещения. Подземный этаж поместья чем-то напоминает мне это умное сооружение.

— Да, только тот корабль в романе был на ходу, а наш нет.

— Я бы так не сказал. Ну, пойдемте дальше. Сюда мы еще вернемся.

— Сказать, что я удивлена и нахожусь под сильным впечатлением, — это значит, ничего не сказать! Подобный восторг я впервые испытала, когда познакомилась с Валентиной Михайловной, — делилась впечатлениями Наталья, следуя за стариком. — А Элеонора знала об этом месте?

— Нет, — открывая дверь в столовую, ответил мужчина. — Элеонора натура очень страстная, эмоциональная и в то же время скрытная. Чрезмерная эмоциональность не самый лучший советчик в делах, в которых нужна осторожность и холодный рассудок. Этот «Наутилус» требует к себе исследовательского подхода.

— Я пока не очень понимаю…

— Всему свое время.

С каждой новой зажженной свечой канделябра из темноты кухни-столовой начинали проступать очертания стола и буфета, плиты и вытяжки над ней, картина на стене напоминала о саде, в котором не далее как сегодня дышали свежим воздухом и разговаривали Кузьмич, Савелий и Наталья.

— А этот пейзаж я узнаю, — обрадовалась Азимова. — Это же наш сад!

— Так и есть, — доставая из буфета бутылку, подтвердил собеседник. — Я сейчас угощу вас, — он надел очки и попытался прочесть надпись на бутылке. — Нет, не прочесть. Могу сказать одно: это красное полусладкое вино. Судя по изрядно выцветшей этикетке, оно должно стоить баснословных денег на аукционе вин.

— Ого! Я думала, у нас короткая экскурсия… что время дорого… — улыбнулась Азимова.

— Так и есть, время дорого. Будем пить вино и разгадывать ребусы.

Штопор ввинтился в пробку, и легкий хлопок сообщил о том, что бутылка откупорена.

— Возьмите в буфете бокалы. Надо признаться, я иногда позволяю себе открыть бутылочку красного или белого под настроение. Выпью глоток, и на меня накатывают приятные воспоминания, — он попробовал вино. — Что-то подобное мы с Анной Васильевной пили во Франции, в ресторанчике «Нанте». В этом заведении любили бывать артисты, рядом находился театр «Граслен». Интересно, этот ресторанчик еще существует? — он сделал второй глоток. — Хорошо, очень хорошо! Попробуйте! Мне ценно ваше мнение.

— Вкусное, сладкое и в то же время терпкое, — поделилась впечатлением Азимова. — Надеюсь, это не последняя бутылка?! — засмеялась она.

— Было бы обидно осознавать, что мы больше никогда не сможем вкусить подобный нектар, да?!

— Да!

— Спешу вас утешить, — он с улыбкой на лице распахнул дверь кладовки, за которой ровными рядами на стеллажах лежали одна на другой бутылки со спиртным. — Важная деталь, но не единственная. Итак, продолжим осмотр. Вы видели гостиную, кабинет-библиотеку, столовую и бальный зал. Зал с колоннами я условно называю бальным залом, на самом деле я не знаю, что это за помещение.

— Вполне возможно, что вы недалеки от правды: зал круглый, с колоннами, очень торжественный, с мозаичным полом. Пол, кажется, мраморный?

— Похоже, что мраморный. Пойдемте в зал. Я хочу вам кое-что показать.

— Савелий Иванович даже представить себе не может, что мы сейчас здесь. Хороший он человек, — следуя за Кузьмой Кузьмичом, Наталья вспомнила разговор со сторожем усадьбы.

— Хороший.

— А что у него с боком? Когда он говорил о фильме, он держался за бок. По лицу было видно, что его мучает боль.

— Присаживайтесь, — предложил леший, указывая на диван круглой формы.

— Забавный диван, — заметила Наталья. — Я подобный видела в музее художественной галереи. Посетители сидели на нем по кругу и любовались живописью.

— Да, в Лувре я видел похожий диван.

— Так что у Савелия Ивановича с боком?

— В прошлом воплощении, в 1812 году, он был ранен штыком в бок, в то самое место, за которое держался. Тело у него новое, а подсознание старое. Стоит заговорить о войне — он хватается за бок.

— Что за война?

— Война между Россией и Францией. Он был французским подданным.

— В каком чине?

— Простой солдат.

— И что, сильно его ранили? Как это произошло?

— Тогда в ходу были кремневые ружья, изготовленные из металла и дерева, с имитацией ударно-спускового механизма. Высекая искру, они поджигали порох, и пуля летела в намеченную цель. Перезарядить ружье было не так просто, требовалось время, которого не хватало, поэтому часто приходилось прибегать к штыковому бою, — старик на минуту задумался, лицо его стало серьезным, он продолжил: — Савелия Ивановича смертельно ранили. Его отряд отступал, живые спасали свою жизнь, а мертвые остались лежать на поле, дожидаться мародеров и диких зверей. У войны кровавое лицо смерти, она часто прячет его под маской славы победителя, за лозунгами и призывами защиты правого дела, но как бы ни припудривали ее физиономию, под гримом всегда скалится людоед.

— Что можно украсть у солдата?

— Французские солдаты получали жалование, а потом у мертвого военного можно было, если повезет, срезать часы, обручальное кольцо, какой-нибудь медальон с изображением любимой, снять хорошие кожаные сапоги, шинель крепкого сукна, в конце концов, можно было оторвать пуговицы. В хозяйстве все пригодится, — пояснил старик, отодвигая шелковые шторы.

— А как сейчас к французам относится Савелий Иванович?

— Как к неродным, с обидой: зачем, дескать, пошли войной на Родину?!

— На Россию?

— Ну да, теперь его родина Россия.

— А…

— А раньше он рассуждал в другом ключе: «Поставим на место зарвавшегося русского царя с его необразованным, темным, крепостным народцем…» Риторика военного убийства может быть разной, она меняется, но согласитесь, неизменным остается само убийство и боль потери. Словом, бывший француз, ныне русский, Савелий Иванович, будучи смертельно ранен в бою, навсегда усвоил урок, преподнесенный ему судьбой. Для него тема войны болезненна, говоря о ней, он видит не доблесть побед и разочарование поражений, а искалеченные судьбы: убитых, раненых, вдов, сирот… Ценность человеческой жизни для него стоит во главе угла.

За отдернутой шторой появилось огромное, во всю высоту стены, зеркало.

— За всеми шторами находятся зеркала.

Идя вдоль стены, Кузьма Кузьмич тянул за толстый, сплетенный из множества нитей шнур с кистью на конце, и портьера отъезжала в сторону, открывая взору посетителей работу венецианских стеклодувов. Плоские стеклянные зеркала, на оборотной стороне которых была нанесена тончайшая цинковая фольга, залитая несколькими слоями ртути, образовавшая вместе с цинком слой амальгамы, смотрели на Наталью Павловну.

— Вот это да! — еле слышно протянула женщина и, как воду, залпом выпила содержимое своего бокала.

— Я вижу, вас впечатлило, — подливая вина в бокал собеседницы, продолжил мужчина. — Красиво, не правда ли? За вашей спиной так же находятся зеркала, они не венецианские, а французские, немного другие, но такие же красивые. Я не буду сейчас их открывать. Поверьте, когда открыты все зеркала, начинаешь чувствовать себя немного неуютно. К ним надо привыкнуть.

— Понимаю, — кивнула женщина.

— Главная задача нашего с вами визита носит ознакомительный характер. Я хочу, чтобы вы здесь немного освоились, почувствовали себя как дома. Между прочим, здесь есть три небольшие спальни и две туалетные комнаты. Они находятся справа по коридору, между кухней и гостиной.

— Я не заметила.

— В коридоре темно. Я хотел первым делом показать вам этот зал. Когда будем возвращаться, заглянем в оставшиеся помещения.

Азимова подошла к зеркалам, осмотрела их, постучала по стеклу пальцем и провела ладонью по рельефу изыскано украшенной фруктово-цветочным орнаментом раме.

— На первый взгляд, зеркала одинаковые. А сейчас, кажется, что немного разные.

— Они сделаны разными мастерами, — подтвердил старик.

— Откуда вы знаете?

— В шкафу есть амбарная книга, в ней написано, какое зеркало, когда было изготовлено, каким мастером и откуда было привезено. Рамы, кстати, тоже разные.

— Да, я заметила. Какие же они огромные! Как их сюда доставили?

— Не знаю. Меня тоже этот вопрос интересует. Как их сюда доставили? Видите сколько вопросов! Это только начало.

— У меня не выходит из головы история Савелия Ивановича. Откуда вы о ней узнали? Он ведь, как я поняла, ничего из своей прошлой жизни не помнит.

— Не помнит, — подтвердил слова Натальи старик. — Мне надо было вам рассказать раньше… Впрочем, и сейчас не поздно. Дело в том, что Анну Васильевну, вашу родственницу по прошлой жизни, интересовала магия как наука. Что такое магия, все то, что непонятно и необъяснимо, — чудо. Спиритические сеансы тоже сродни чуду, реинкарнация, гипноз… Я увлекался чудесами гипноза. Наши интересы пересеклись.

— Вы обладаете гипнозом?

— Да, я обладаю гипнозом. Однажды я был в гостях у Савелия, мы засиделись допоздна, разыгралась непогода, сильный дождь, ветер… Словом, я остался ночевать в имении и оказался свидетелем истерического припадка, если это можно так назвать. Савелий Иванович во сне стал кричать, просить о помощи, во сне он вернулся в тот день, когда его ранили. Он умер не сразу. Когда мародер стаскивал с него сапоги, он был еще жив. Я услышал крик, вбежал в его комнату, он лежал на кровати, держась рукой за бок, как бы пытаясь зажать рану, чтобы та не кровоточила.

— Вы применили гипноз?

— Что мне оставалось? Я выяснил, что его так взволновало. Захлебываясь слезами, тяжело дыша от боли, он все мне рассказал. Я успокоил его, убедил в том, что он сейчас лежит не на земле, в луже крови, а в постели, что это всего лишь страшный сон. Когда Савелий Иванович проснулся, он ничего не помнил: ни того, что мне рассказывал, ни самого сна.

— Но бок его по-прежнему беспокоит.

— Не так сильно, как прежде. Я бы сказал, старая рана дает о себе знать. Если речь заходит о войне, есть своеобразные спусковые крючки — если он за них цепляется, начинает ныть бок.

— Спусковые крючки…

— Спусковые крючки для него — разговоры о насилии, как я уже сказал о войне. Бок ноет, но острой боли уже нет. Я постарался, чтобы ее больше не было.

— Ирония судьбы — здесь родиться.

— Вы о Савелии?

— Да.

— Он здесь умер. Смерть была тяжелой, вдалеке от дома… Здесь его похоронили, если это можно назвать похоронами, здесь он испытал сильнейшие эмоции. Эмоции для человека, как якорь для корабля, особенно негативные.

— Он здесь бросил якорь?

— Что-то в этом роде.

— Теперь он всегда будет здесь рождаться?

— Не обязательно здесь. Савелий в следующей жизни может родиться в другом месте, если не будет сильной эмоциональной привязки. Спокойная смерть дает умершему свободу выбора, как это ни странно звучит.

— Все когда-то умирали, рождались, испытывали радость, лишения… Почему же мы такие разные? Школа жизни одна!

— Школа одна, потенциал у учеников разный. Есть зрелая душа, а есть незрелая. Зрелая душа во всем, что ее окружает, пытается рассмотреть прекрасное, а если не находит — сокрушается. Такие души ко всему живому относятся бережно. Они, как правило, не стремятся во власть, не горят желанием вершить судьбами. Они всегда сомневаются в правильности выбора, если на кону стоят человеческие жизни, от этого порой кажутся нерешительными. Большинство людей нерешительность расценивают как трусость.

— А это не так?

— Это не всегда так. Зрелой душе тяжело послать на смерть одного человека ради спасения тысячи. Потому что жизнь этого одного для него не менее ценна, чем тысячи других. Такие люди не цифрами меряют. Зрелые души предпочитают уединение, они самодостаточны и в постоянном общении не нуждаются. Яркий пример — монахи-отшельники. Савелия тоже можно назвать отшельником: он живет один в имении, круг общения у него узкий. Не все зрелые души любят людей, но все их жалеют.

— Как можно жалеть того, кого не любишь?

— А как искренне можно сочувствовать горю того, кого не знаешь? Или это невозможно?

— Возможно.

— Зрелая душа, если перед ней страшный преступник, как бы ни осознавала весь ужас содеянного этим человеком, как бы ни осуждала его за совершенные им преступления, найдет в своем сердце место для сострадания к существу, которое сбилось с пути, у которого изуродовано сознание, и который смотрит на мир глазами маньяка. Мудрец будет оплакивать и судьбу жертвы, и судьбу палача.

— Какой тяжкий крест должна нести зрелая душа, рождаясь в нашем несовершенном мире! Уж лучше вовсе не рождаться!

Все существо Натальи наполнилось необъяснимой тоской по любви, не по той которую испытывает мужчина к женщине или мать к ребенку, нет, не по этой любви, а по любви вселенской, которая окутывает своей нежностью, лаской заботой все, что создано природой.

— Как же все печально! — всхлипнула она и с ужасом заметила, что стеклянная поверхность открытых зеркал ожила, как водная гладь, пошла легкой рябью, сдерживаемой контурами деревянной резной рамы, как берегом суши. — Вы это видите? — вскрикнула женщина.

— Спокойно, спокойно, без эмоций, я это вижу, — поспешил зашторить зеркала, Кузьма Кузьмич. — Зеркала реагируют на эмоции. У меня есть такое предположение, что они откликаются на эмоции, как на желания. Я подозреваю, что в их пространстве траектория движения путешественника зависит от его намерений, — зашторив последнее зеркало, закончил мысль старик. — Признаться, я хотел, чтобы вы сэмоционировали и увидели реакцию зеркала на ваше состояние.

— Ничего себе, эксперименты, — прошептала побледневшая от испуга, женщина. — Вы, пожалуйста, больше так не делайте.

— Я понимаю, что напугал вас, но, согласитесь, как бы я ни пытался вам это описать, это в точности передать невозможно. Это надо увидеть, прочувствовать.

— Знаете, как братья Люмьер впервые демонстрировали картину «Прибытие поезда»? — голос женщины дрожал. — Говорят, что на первом показе этой ленты публика была настолько шокирована движением паровоза в натуральную величину, что люди с криками, в ужасе выбегали из зала, опасаясь быть раздавленными составом, — бледная от ужаса, она посмотрела на старика. — Я думала, что сейчас откроются шлюзы, и поток воды из зеркал хлынет в зал… и нам с вами конец.

— Я понимаю, о чем вы, я это уже испытывал не раз.

— Ведь когда Элеонора прыгнула за тем чудовищем в зеркало, стекло в тот момент тоже напоминало водную гладь. Они буквально туда нырнули. А когда я в квартире Валентины Михайловны через зеркало разговаривала с призраком, стекло было непроницаемым, как стена. Я не могла туда войти, а он не мог оттуда выйти. Там еще кот у его ног терся, — глаза женщины от неожиданной догадки округлились. — Это кот Савелия Ивановича был, чёрный такой, с надорванным ухом. Это он! Призрак рассказывал мне, что не все зеркала пригодны для путешествий. Кажется, он смеялся над тем, как его знакомый Антип Герасимович Лыков, тоже призрак, однажды заблудился, путешествуя в зеркале. У меня тогда создалось такое впечатление, что для них зеркало, как для нас поезд, самолет или автобус. Конечно, это не совсем точное сравнение. Зеркало — это средство передвижения в пространстве, — заключила Азимова.

— Этими свойствами обладает не только зеркало, но и помещение, в котором мы с вами сейчас находимся, — добавил мужчина.

— Почему вы так думаете?

— Повторюсь, труба камина, о котором я вам говорил, выходит на поверхность в нашем пространстве, а…

— А дым выходит неизвестно куда… — договорила женщина. — Вы зажигали камин…

— Тяга хорошая, — поделился наблюдениями леший.

— Тяга хорошая, — как завороженная повторила за собеседником Наталья, — но дым из трубы здания не выходит. Значит, дом частично находится в нашем измерении и одновременно в каком-то еще? Труба здесь, а дым там, неизвестно где… Дом-корабль бороздит просторы земли, как «Наутилус» просторы океана. Поместье находится в нескольких местах одновременно?

— Не весь дом, а только подземный этаж, — уточнил леший.

— Нереальная реальность!

— Возможно, я в чем-то и ошибаюсь, — леший открыл стоящую на миниатюрном резном столике шкатулку и извлек из нее сигару. — Вы позволите? — спросил он у Азимовой и, заручившись одобрительным кивком, закурил.

— Дом-портал, — протянула Наталья, внимательно посмотрев на Кузьмича.

Старая, изрядно поношенная одежда мужчины никак не сочеталась с дымящейся в его руке дорогой сигарой.

— Я предполагаю. У меня нет других версий, как, собственно, и доказательств, подтверждающих мою гипотезу.

— Думаю, вы не ошибаетесь.

— Этот дом — сложный механизм. Но как он работает — об этом можно только догадываться, — Кузьма Кузьмич посмотрел на наручные часы. — Нам пора возвращаться обратно. Скоро ваш брат Антон Павлович вернется домой. Я думаю, на сегодня достаточно впечатлений.

— Я с вами абсолютно согласна. Мне бы это все переварить, осмыслить.

— Переваривайте, Наталья Павловна, потом поделитесь со мной мыслями, — направляясь в коридор, он добавил: — Как только мы захлопнем за собой входную дверь, свечи сами погаснут.

— Здесь что, датчик движения подключен?

— Не думаю. Если бы был датчик движения, то при входе в помещение свечи загорались бы сами.

— Логично.

— Забыл сказать, если придете сюда без меня и обнаружите, что забыли спички или зажигалку, то знайте: на кухне есть спички в верхнем выдвижном ящике.

— Понятно, но лучше мы сюда будем приходить вместе.

— Это я так, на всякий случай. «Наутилус» пугает потому, что вы его мало знаете.

— В нем столько загадок, что, мне кажется, узнать его до конца не представляется возможным.

— Узнать — да, — согласился старик, идя по коридору. — Но можно почувствовать его энергетику. У него хорошая энергетика. Это не зловещий дом из фильма ужасов. Кстати, это двери спален, — он открыл дверь и посветил в комнату фонариком.

— Осмотрим спальни и туалетные комнаты в другой раз, — предложила женщина.

— Хорошо, осмотрим в другой раз.

— На сегодня достаточно.

— Я не спросил, как ваш озноб, он прошел?

— Что? — следуя за Кузьмой Кузьмичом, не расслышала вопрос Наталья.

— Когда мы сюда вошли, вы сказали, что вас знобит. Озноб прошел?

— У меня такое чувство, что он не прошел, я к нему просто привыкла.

— Озноб пройдет, у меня тоже поначалу зубы стучали, — засмеялся старик.

— Как вы сюда один ходили? Это же ужас!

— Любопытство победило страх. И потом, страшно в начале. Сейчас я прихожу сюда, как к себе домой. Я как-то раз провел здесь несколько дней кряду. Здесь не чувствуется замкнутого пространства, хорошо спится, отлично думается. Советую попробовать.

— Я к этому не готова.

* * *

Яркое дневное солнце растопило прохладное туманное утро, залив слепящим светом рыночную площадь города Месседж, на которой, как муравьи, суетились люди. Шумная толпа напоминала один большой организм, выполнявший закон вселенной, который был направлен на выживание вида: тут и там флиртовали молодые люди, безудержно стремящиеся познать чувственные наслаждения любви, результатом которого, как правило, становилось продолжение рода. Семейные, умудренные жизненным опытом, придавленные грузом ответственности за содержание потомства — торговали товаром, обменивали одно на другое — одним словом, зарабатывали деньги.

Тина, Раиса и Элеонора стояли в центре ратушной площади и наблюдали за движением городской жизни.

— Будьте внимательны, не расслабляйтесь, рынок — любимое место мошенников. Ограбят, не заметишь, — предупредила спутниц Тина, оказавшаяся случайным свидетелем того, как одетый в лохмотья нищий, выдающий себя за слепого, срезал кошелек у хорошо одетого господина, увлеченного покупкой лошади.

— Становится жарко. Может, снимем плащи? — предложила Раиса, рассматривая человека, прикованного цепями к ратушной стене. — Я вижу, что с выбором одежды мы угадали, местное население одето примерно так же, как мы. — Заинтересовавший ее объект стоял слишком далеко, чтобы можно было в деталях его рассмотреть, но по осунувшейся осанке было понятно, что он устал и подавлен.

— Не будем торопиться, — посоветовала Элеонора, — у меня под плащом на поясе висят три увесистых кошелька, до отказа набитые монетами, — она достала спрятанный в рукаве носовой платок и промокнула лицо. — Я не хочу выставлять их на всеобщее обозрение.

— Аналогично, — поддержала Элеонору Тина. — Я проголодалась.

Болотная ведьма хотела предложить подругам посетить таверну, из приоткрытых окон которой доносился аромат жареного мяса и свежеиспеченного хлеба, но Раиса ее перебила.

— Что это? — указала в сторону ратуши озерная ведьма.

— О чем ты? — переспросила Тина, продолжала рассматривать рыночные ряды, заполненные лотками с разным товаром: начиная со свежих овощей и заканчивая домашней утварью.

— Я говорю о том, кто прикован к стене.

— Это Средневековье, моя дорогая, здесь распространены позорные столбы, к ним приковывают нарушителей закона. Скорее всего, стена, к которой его пришпилили, и есть позорный столб. Он вор или убийца, — предположила Тина. — Дикие нравы! Нет чтобы осудить человека за преступление, вынести ему наказание и свершить правосудие, они обязательно устроят шоу, выставят его на всеобщее обозрение, чтобы народ поглазел и при желании запустил в осужденного тухлым яйцом или гнилым помидором, или, того хуже, камнем. Дикость, невоспитанность, жестокость правят этим веком! Запаситесь носовыми платками: мы здесь много увидим того, что заставит нас проронить слезу. Уж я знаю, о чем говорю: одно из моих предыдущих воплощений проходило в подобной дружеской обстановке, — с сарказмом процедила болотная ведьма. — В разных городах законы немного разнились, но незначительно. Настолько незначительно, что можно сделать вывод, опираясь на народную мудрость, которая гласит: «Хрен редьки не слаще!»

— Я знаю, что такое Средневековье, — направляясь в сторону ратуши, кинула Рая. — Здесь что-то не так.

— Что не так? Классика жанра: рынок, дыба, из окон на улицу выливают помои… Что не так? Все так, до боли знакомый пейзаж! — следуя за подругой, недовольно бурчала ведьма. — Я не хочу туда идти и на это смотреть! Мне всех жалко, — пояснила свое недовольство Тина, — и жертв, и бандитов. И этого, у стены, мне тоже жалко, невзирая на то, что он натворил. Жалко, потому что он мог бы быть лучше, чем он есть на самом деле, если бы Господь щедро наделил его добродетелью. Печально на это смотреть, — продолжала рассуждать болотная ведьма. — Снаружи я произвожу впечатление холодной и непроницаемой, но внутри я мягче масла. Не надо туда идти, — следуя за подругами, простонала женщина, но ее просьба не была услышана.

Городской шум растворял в общем гуле все, что она пыталась донести до приятельниц.

Подойдя ближе к осужденному, женщины замерли от ужаса. Перед ними стояло существо высокого роста, силуэт которого издалека походил на мужчину крепкого сложения, на самом деле человеком не являлось. Короткая, конической формы морда, с ноздрями, окруженными кожаными валиками, смотрела на происходящее маленькими, слезящимися от яркого света глазами-пуговками. Тело этого существа было покрыто короткой шерстью, вместо рук — крылья с длинными пальцами и когтями.

Лицо Раисы побледнело:

— Кто это? — еле слышно прошептала она, перед глазами все поплыло, она пошатнулась.

— Уши не очень большие, заостренные, — поддерживая озерную ведьму за талию, чтобы та не упала в обморок и одновременно глядя в сторону прикованного к стене существа, начал отвечать на вопрос женщины случайно проходивший мимо молодой человек. — Рукокрылый, окраска волосяного покрова скорее буроватая, чем серая. Зубы… — протянул он, — верхние резцы очень большие, с острыми режущими краями. Такие зубы легко рассекают кожу жертвы, — он посмотрел на Раису и добавил: — Обратите внимание, его нижняя челюсть длиннее верхней. Предкоренные зубы у этих видов узкие, с острыми краями, а коренные, как правило, вовсе отсутствуют. Пищеварительная система приспособлена к гематофагии.

— Что это значит? — спросила Тина, чувствуя, что смысл незнакомого слова «гематофагия» скрывает в себе нечто весьма неприятное.

— Гематофаги — это животные, — охотно пояснил отзывчивый молодой человек, — питающиеся кровью других животных или человека. Гематофагия — она из самых распространенных форм паразитов, — он снова посмотрел на даму и, доброжелательно улыбнувшись, поинтересовался: — Вам уже лучше? Всему виной жара, — предположил он. — Эти вампиры могут быть переносчиками всякой заразы, не подходите к ним слишком близко, — посоветовал мужчина. — Кто знает, что у него на уме.

— Вы, я вижу, специалист по рукокрылым, — потрясенная увиденным, Элеонора решила продолжить разговор с незнакомцем.

— Отчасти. Рукокрылые — редкий, малоизученный вид вампиров.

— Не могли бы вы помочь нашей спутнице дойти до вон той таверны? — указала рукой направление Кошкина. — Она нуждается в поддержке.

— Конечно! — с радостью согласился отзывчивый. — Душно, а на вас теплые плащи, — заметил он, направляясь в таверну «Зеленый дракон».

— Утром было прохладно, — объяснила Тина.

— Понятно, — кивнул разговорчивый мужчина. — «Зеленый дракон» — самая приличная таверна в городе, там хорошо кормят и к тому же в жару там всегда прохладно, — он вошел в таверну и усадил Раису на крепкую деревянную скамью у стола.

— Составьте нам компанию, — обратилась Тина к мужчине, уловив намерения Элеоноры продолжить общение с горожанином.

— Вы такой добрый и внимательный человек: пришли нам на помощь, — пела в унисон с Тиной Элеонора. — Пообедайте с нами, — предложила она.

— Мы хотим отблагодарить вас за помощь скромной трапезой. Пожалуйста, не отказывайте нам в такой малости, — уговаривала болотная ведьма.

— Что может быть лучше вкусной еды и интересной беседы, — приходя в себя, поддержала подруг Рая.

— Если вы настаиваете, — засмущался мужчина.

— Мы просим, — ласково протянула Рая.

— Я согласен, — компания трех симпатичных, хорошо воспитанных дам мужчине явно была по душе. — Меня зовут Том, — представился он, — Том Терас. К вашим услугам, — он улыбнулся и отвесил легкий поклон.

— Вы посланы нам провидением, Том Терас, — флиртуя, начала болотная ведьма. — Меня зовут Тина, мои подруги: Раиса и Элеонора.

— Рад нашему знакомству, — ответил Том. — Вы, наверно, нездешние? Путешествуете или по делам в наши края прибыли? Была бы возможность, я бы объехал весь свет!

— Что же вас удерживает? — с лица Тины не сходила улыбка, открытая, доброжелательная натуры Тома ей импонировала.

— Работа. У меня хорошая должность, я работаю писарем в библиотеке. Переписываю книги.

— Что будете заказывать? — протягивая посетителям меню, написанное от руки, чернилами на плотном картоне, поинтересовалась зрелых лет полная официантка.

В меню витиеватой прописью перечислялись блюда простого приготовления, такие как: жареная свинина, баранина, колбаса, вареные яйца, вареный картофель, щи, свежие овощи, соленые овощи, ржаной хлеб, пирог с капустой и пирог с яблоками.

— Том, что вы нам посоветуете? — прочитав меню, спросила Элеонора. — Мы целиком и полностью доверяем вашему вкусу.

— У нас все вкусное и всегда все свежее, — похвалилась официантка.

— Это правда, — согласился Том Терас. — Но всего за один раз не попробовать. Я, пожалуй, закажу колбасу, свежие овощи, ржаной хлеб и красное вино.

— Принесите, пожалуйста, на всех колбасы, овощей, хлеба, — заказала Элеонора, заручившись согласием подруг.

— А напитки? — поинтересовалась официантка.

— Вино и морс, пожалуйста, — вежливо ответила Элеонора.

— Может, дамы на десерт желают кофе с марципанами? — продолжала работница общепита. — Я прикажу служке, он сбегает в аптеку. Аптекарь сказал, что у него есть отличные марципаны.

— Как вы относитесь к марципанам? — Элеонора посмотрела на Тома.

— Как к деликатесу.

— Да, мы, пожалуй, будем марципаны и кофе, — вступила в диалог болотная ведьма.

— Сейчас принесу ваш заказ, — пообещала толстушка, лицо которой выражало усталость.

Казалось, что женщине совершенно безразлично, где будут обедать эти люди: в ее таверне или в таверне под названием «Охотник» которая располагалась напротив.

— Только деньги вперед, — безэмоционально добавила она. — Не подумайте, что я вам не доверяю, просто на прошлой неделе посетитель поел и убежал, не заплатив. Мы с мужем решили взять за правило брать деньги вперед.

— Конечно, — согласилась Элеонора. — Сколько мы вам должны?

— Двенадцать монет.

Элеонора сняла с пояса мешочек с деньгами и, отсчитав ровно двенадцать монет, протянула их женщине. Официантка взяла деньги, спрятала их в кожаный, изрядно потертый кошелек, висевший у нее на поясном ремне, и тяжелой походкой направилась в сторону кухни, из которой доносились ароматы, вызывающие зверский аппетит.

— Это мадам Аннет. Она и ее муж хозяева этого заведения. Она хороший человек, хозяйственная женщина, но не очень веселая, — дал краткую характеристику официантке Том. — Наверное, потому что много работает и сильно устает.

— А почему она берет марципаны в аптеке? — поинтересовалась Элеонора. Впервые, когда она их попробовала, они продавались в кондитерском магазине.

— Марципаны — лучшее лекарство от душевных мук, которые приключаются вследствие неразделенной любви. Ими залечивают душевные раны, — объяснил молодой человек и добавил: — В первую очередь это лекарство, а во вторую — лакомство. А у вас на родине разве не так?

— У нас на родине марципаны — это только лакомство, и никак иначе, — поспешила ответить Тина. — У нас при переживаниях принято употреблять капли валерианы и боярышника.

— И как, помогает?

— Некоторым помогает.

— А вы?…

Том хотел было спросить, из каких мест прибыли его новые знакомые, но Элеонора его опередила:

— Том, — обратилась она к нему, — вы, как специалист по вампирам…

— Что вы, специалистом меня вряд ли можно назвать, — поспешил поправить Элеонору новый знакомый, — я много о них знаю в силу своей профессии. Я работаю писарем в местной библиотеке, много читаю, когда переписываю книги.

— Зачем вы их переписываете? — не подумав о том, что в веке, в котором они находятся, может не быть печатных станков, спросила Кошкина.

— На продажу. Моя работа хорошо оплачивается.

— И много у вас в штате писарей?

— Десять человек, — с гордостью заявил Том. — Если Господь одарил тебя хорошим почерком, это значит, что на кусок хлеба с колбасой ты всегда сможешь заработать. Книги — вещь дорогая.

— Сколько же у вас стоит книга?

— Зависит от количества страниц, наличия иллюстраций, переплета. У каждой книги своя цена.

— Меня интересуют книги по истории, — уточнила Элеонора.

— Из тех, что переписывают в нашей библиотеке… — задумался Терас. — Если взять самую толстую, то тысячу монет, не меньше. Но ее не стоит покупать.

— Почему? — отойдя от обморочного состояния, Раиса мало-помалу начала втягиваться в беседу.

— Ее написал Торкель. Мне не нравится, как он пишет, сложно для понимания, запутанно. Он говорит обо всем и ни о чем конкретно, много эмоций и мало фактов.

— А какую книгу вы посоветуете купить в подарок для моего дядюшки? — спросила Элеонора и, поймав на себе удивленный взгляд Тины, пояснила: — Он очень любит историю.

— Лучше взять Льюиса, у него все по делу, воду в ступе не толчет.

— Книги Льюиса толстые? — спросила Тина, прикидывая в уме, во сколько обойдется им Льюис.

— Средние. У Клода куда толще! — улыбнулся Том, он любил говорить о работе, высказывать свое мнение об авторах и их талантах.

Молодому человеку казалось, что когда он говорит о книгах, он выглядит умным, серьезным, интересным, а это именно то, чего ему сейчас больше всего хотелось. В окружении хорошо одетых, воспитанных дам, явно из высшего света, любой мужчина захочет выглядеть на голову выше, чем он есть на самом деле. Том Терас не был исключением.

— Книги Льюиса лучше писанины Клода, и иллюстрации качественней. Но у книг Клода переплет дорогой, обложка кожаная, высшего класса, а у Льюиса — нет. Я предлагал для книг Льюиса начать использовать крокодиловую кожу. Но разве меня услышат?! Конечно, Клод — племянник нашего управляющего, для книг родственника все самое лучшее, — недовольно махнул рукой Том.

— А вот и ваш заказ, — выставляла еду на стол раскрасневшаяся Аннета. — После, как поедите, позовите меня. Я принесу вам кофе и марципаны. Аптекарь не обманул: марципаны свежайшие! — слово «свежайшие» женщина произнесла с улыбкой, как человек, который ценит хорошую еду и не страдает отсутствием аппетита. — Я вижу, вы нездешние, если желаете, у нас сегодня освободилась комната для гостей, на втором этаже. Могу вам ее сдать, три монеты за сутки. Комната просторная, чистая, дешевле не найдете. В городе на комнаты примерно одна цена, но у меня самая хорошая постель. Вы подумайте, пока будете кушать.

— Спасибо за предложение, — пододвигая к себе тарелку с колбасой, улыбнулась Рая.

— Мы подумаем, — не стала торопиться с ответом болотная ведьма. — Нас трое, в комнате для всех хватит места?

— Для всех хватит, я чего вам и предложила: комната как раз рассчитана на троих, там три кровати.

— Хорошо, мы подумаем, — приступила к трапезе Элеонора.

— Приятного аппетита, зовите, если что, — вытирая руки о передник, Аннет ненадолго вышла на улицу и через пять минут вернулась обратно с корзиной, полной фруктов.

— Фрукты для пирогов понесла, — заметил Том. — Утром на завтрак у них всегда пироги с яблоками. — Про цены за комнату она сказала правду. Цены в городе почти одинаковые, не считая окраин — там дешевле, потому что с клопами.

— Не хотелось бы с клопами, да? — Тина обвела приятельниц взглядом.

— Тогда советую снять комнату в «Зеленом драконе», пока ее никто не занял. Бывает, купцы понаедут, займут все комнаты, хоть на улице ночуй. С моим приятелем так было. Конечно, я его приютил на пару дней. Комендантский час, после восьми вечера на улицу выходить опасно, время от времени и к нам залетают вампиры. Это очень редко случается, но осторожность все равно не помешает.

— Аннета, — позвала хозяйку заведения Тина. — Можно вас на минуточку?

— Иду, — отозвалась из кухни Аннета. — Иду, — повторила она, раскачиваясь с ноги на ногу, подходя к столу.

— Мы подумали и решили снять у вас комнату. Кстати, колбаса, овощи у вас высший класс, — похвалила Тина.

— Вот вам девять монет, за три дня вперед, — протянула хозяйке таверны деньги Элеонора.

— Комната номер три к вашим услугам. Постели заправлены, полотенца я меняю один раз в неделю, сейчас служка принесет вам три ключа от номера. По всем вопросам обращайтесь ко мне или к моему мужу, его зовут Артуро, он обычно работает на конюшне, а я на кухне или в зале обслуживаю гостей.

— Аннета, — послышался голос посетителя, сидевшего за соседним столом. — Пива мне и жареной говядины.

— Иду, — хозяйка таверны не спеша направилась к соседнему столу. — Иду-у-у, — продудела она, сложив губы трубочкой. — Иду-у.

— Так вы советуете нам обратить внимание на Льюиса? — вернулась к разговору о книгах Элеонора.

— Льюис дешевле и содержательней всех остальных.

— И сколько стоит его книга по истории?

— Пятьсот монет.

— Это в два раза дешевле, чем книга Торкеля?

— Да, но я вас уверяю, дешевле — не значит хуже, просто она тоньше книги Торкеля, и все! Ну и переплет у нее не из кожи крокодила. Но это, может, и к лучшему. Будь она из крокодиловой кожи, она стоила бы дороже. Книга у Льюиса очень содержательная, он охватывает период истории с девятнадцатого века до наших дней. На обложке так и написано «История с XIX по XXIII век».

Услышав фразу «двадцать третий век», дамы в недоумении переглянулись.

— Как вы интересно рассказываете, — сделала комплимент писарю Раиса. — С XIX по XXIII век это довольно большой временной отрезок. А он затрагивает вопросы современных традиций народа? Я очень люблю читать о традициях.

— Конечно, он описывает традиции не только наши, но и наших предков, затрагивает вопросы религии и, конечно же, отдельная глава посвящена вампирам.

— Конечно, как же без них? Вампиры это не шутки, — согласилась Тина.

— Мы хотим купить книгу сегодня. Это возможно? — Элеоноре не терпелось приступить к изучению истории XXIII века.

— Конечно, возможно, надо только поторопиться: в шесть вечера библиотека закрывается.

— Сейчас который час? — осведомилась озерная ведьма.

— Два часа дня. Колокол на церкви пробил дважды. У нас еще есть время. После обеда я провожу вас в библиотечную лавку.

— А в вашей библиотеке дают книги для чтения на дом? — продолжала расспросы Рая.

— Нет, что вы! Книги слишком дороги, если каждый начнет их листать, они быстро истреплются и придут в негодность. Если человек не может или не хочет покупать книги, он может купить абонемент на прослушивание издания, которое его интересует. У нас хорошие чтецы. Они читают вслух два раза в неделю, по субботам и воскресеньям, с десяти утра до шести вечера. Сейчас, к примеру, проходит чтение поэмы «Умри, но не сдавайся!» Желаете послушать?

— Пожалуй, как-нибудь в другой раз. Вообще, это я так спросила, от любопытства, — нашлась Раиса. — Нам книга нужна в подарок для дядюшки Элеоноры, он их коллекционирует.

— Сколько же книг насчитывает коллекция вашего дядюшки? — глаза Тераса загорелись от зависти, в первый раз в своей жизни он слышал о коллекционере книг.

— Не знаю, — растерялась Кошкина. — Может быть, тысяча, а может, пять тысяч или десять. Точно не скажу.

— Ого, это же целая библиотека! — он, наверное, очень умный и богатый человек, раз может позволить себе целую библиотеку?!

— Да, он торговец, у него свои магазины, дела идут прекрасно, — объяснила высокие доходы вымышленного дядюшки Элеонора.

— У нас торговые лавки называют магазинами, — пояснила Тина.

— У нас в городе тоже взяли моду переименовывать лавки в магазины, а парикмахерские — в цирюльни. Забавное название для парикмахерской — цирюльня. Вам так не кажется? — поддержал тему разговора Терас.

— Мы привыкли к этим названиям, у нас некоторые цирюльни называют салонами красоты. Кофе и марципаны, пожалуйста, — последовала примеру посетителя за соседним столом Тина и громко позвала официантку.

— Иду, иду, — послышался голос Аннеты, — иду-у-у, — протянула она, медленно выплывая из кухни с подносом в руках, и направилась к зовущему. — Николя, маленький бездельник, ты принес барышням ключи от комнаты или нет? — она задала вопрос пробегающему мимо нее рыжему мальчугану. — Тебе все надо повторять трижды. По лицу вижу, что не принес. Быстро неси ключи, барышни ждут. Шалопай! — женщина укоризненно покачала головой.

Мальчуган пулей залетел на кухню, выбежал из нее, обогнав хозяйку таверны, подскочил к столу и, положив на него, возле Тины, три ключа и не произнеся ни слова, выбежал на улицу.

— Шустренький! — залюбовалась мальчуганом Тина.

— Да, шустренький! Только этого шустренького не дозваться, когда надо, — ворчала Аннета, выставляя перед гостями кофе и марципаны. — Энергии в нем много, а толку мало. Хотя чего я от него хочу, он еще маленький, — рассуждала женщина. — Маленькие дети должны без толку бегать взад и вперед, у них природа такая, — официантка собрала со стола ненужную посуду и, тихо напевая, отправилась обратно в кухню.

Сытный обед дал о себе знать. Тине захотелось прилечь где-нибудь в тихом, уютном местечке и немного вздремнуть, тем более что она не спала всю ночь, мучаясь морской болезнью. Но, понимая, что сон придется отложить до вечера, собралась с силами и со всеми вместе направилась в городскую библиотеку. Проходя мимо позорного столба, где недавно мучился от яркого солнца плененный вампир, она заметила, что осужденного на этом месте уже нет:

— А где вампир? — поинтересовалась ведьма.

— Казнили, — без тяжести в сердце ответил Терас.

— Уже? Так скоро? — пытаясь скрывать жалость к существу, расставшемуся с жизнью, Тина изобразила легкое удивление.

— Дожидаться вечера опасно, — объяснил мужчина. — Его могли отбить свои, у них после захода солнца наступает пик активности. Поэтому казнь всегда проводят засветло.

— Как его казнили? — поинтересовалась Элеонора.

— Как и всю нечисть, сожгли.

— А кого вы считаете нечистью? — напряглась болотная ведьма.

Слова молодого мужчины ей явно не пришлись по вкусу.

— Ведьм, колдунов всяких, — Том посмотрел на Раису и заметил на ее лице изумление. — Вы удивлены? Разве у вас не сжигают ведьм?

— У нас их нет, — не найдя, что ответить, сказала озерная ведьма.

— Вы их уничтожили?

— Да-а-а, — кивнула Раиса. — Я думала, и вы их уничтожили, поэтому удивилась.

— Мы стараемся по мере своих сил, делаем все возможное. Но зло не дремлет. В прошлом году целое поселение крестьян, живущих у границы карантина, присягнули дьяволу, заключив мир с вампирами, отказались платить налоги нашему правительству. Их предали праведному суду. «Со злом надо бороться жестко и беспощадно», — так учат нас святые отцы, так учит нас городской суд.

— А как вы узнали, что они присягнули на верность дьяволу и заключили мир с вампирами?

— Очень просто. Все, кто отказывается платить налоги, заключает мир с дьяволом. «Кто не с нами, тот против нас», — так постановил совет города, в который входят самые уважаемые люди — гильдия предпринимателей.

— И как наказали поселение отступников? Назначили им штраф, исправительные работы? Сожгли?

В сознании Тины начали оживать воспоминания прошлой жизни в Средневековье, которые действовали на женщину хуже, чем корабельная качка.

— Их отправили в каменоломни исправлять тяжкий грех непосильным трудом. У нас сжигают только нечисть, а они заблудшие овцы. Труд лечит и облагораживает человека.

— Это кто так говорит? — не унималась Тина, чувствуя жгучее желание вернуться в родной лес, заступить на должность ведьмы болотных угодий и никогда не вспоминать об этом путешествии.

— Так говорит великий лекарь, куратор городских богаделен, чей долг заключается в облегчении страданий людей от физических и психических недугов. Я год назад переписывал его трактат о методах поддержания здоровья. Он считает, что разные органы человека выделяют три основные жидкости: желтую — урину, белую — слизь и красную — кровь. Дисбаланс этих жидкостей сулит болезнь. Он очень умный человек! Он входит в состав городского управления.

— Не удивлена, — закашлялась Раиса.

— Избыток флегмы, то есть слизи, вызывает проблемы с легкими. Вы кашлем пытаетесь избавиться от слизи. Вам надо чаще отхаркиваться, — посоветовал Том.

— Это мошка попала мне в горло, когда я говорила.

— Поперхнулись, значит?

— Да.

— Тогда это меняет дело. Панацея от всех болезней — кровопускание и молитва, в помощь им ртуть, если болезнь носит дурной характер, — искрил знаниями Терас.

— А травы? — не унималась озерная ведьма.

— Это не современные методы лечения. Ну если говорить о научном подходе в лечении человеческих хворей, то не лишним будет упоминание о экзорцизме — изгнании бесов.

— Как это делают? — поддержала беседу Тина.

— Принуждают больного регулярно читать молитвы, поститься, вести праведный образ жизни. Праведный образ жизни — помощник в борьбе с недугом. Но если вы отравились, перво-наперво следует принять слабительное и рвотное. Это тоже восстанавливает баланс жидкостей в организме, удаляет плохую, отравленную жидкость из тела. После всего сделанного надо помолиться о благополучном завершении дела.

— У нас все почти как у вас, — слушая Тераса, кивала головой Кошкина, — те же методы лечения.

— Наука не стоит на месте, развивается, и это радует! Еще каких-то сто лет назад человечество понятия не имело о балансе жидкостей и пользе кровопускания! — закончил Том, открывая входную дверь библиотеки перед женщинами. — Вот мы и пришли. Проходите, пожалуйста, — пропустив дам вперед, молодой человек продолжил: — На первом этаже у нас располагается книжная лавка, здесь продают книги, а на втором — рабочие и административные помещения.

Том подошел к сгорбленному старичку, который дремал, сидя за прилавком, и громко поздоровался:

— Добрый день, месье Григорий.

— Добрый, — шамкая беззубым ртом, промямлил сонный старик.

— Я привел к вам покупательниц.

— Рад, очень рад всякому, кто стремится к знаниям, — приветствовал дам месье Григорий. — Какого рода литература вас интересует? — начал продавец и, не дождавшись ответа, предложил барышням толстый молитвослов в кожаном переплете. — Отличный экземпляр, — нахваливал он, ласково гладя книгу трясущейся рукой. — Единственный! Или вот, — старик потянулся к верхней полке книжного шкафа и достал оттуда книгу потоньше. — Поэма, — восторженно пропел он и добавил: — В стихах.

— Дам интересуют книги по истории, — уточнил Том.

— Неужели? Я продаю абонементы на прослушивание книг. Обычно женщин интересуют романы, поэзия! — Григорий убрал молитвослов на полку.

— Я хочу купить книгу в подарок для дяди, — объяснила свой интерес к истории Элеонора. — Он коллекционирует книги.

— Коллекционер?! — переспросил старик. — Как это замечательно! Будь я вашим дядей, я бы пришел в полный восторг от этого экземпляра, — месье продавец представил взору женщин увесистую рукопись Торкеля. — Вот, объемнее повествования не бывает. Экземпляр как раз подарочный, посмотрите, какое оформление, какой почерк! А какие иллюстрации, залюбуешься! Всего тысяча монет. Уверяю вас, за такой объемный труд тысяча монет — это недорого!

— Я уверена, книга стоит этих денег, но мы ограничены в средствах. Может быть, вы посоветуете нам труд менее объемный по страницам, но такой же содержательный и захватывающий, как этот? — Элеонора с надеждой посмотрела на старика. — Мы всецело доверяемся вашему вкусу.

— Что ж, тогда могу посоветовать Льюиса или Клода. Они мастера краткого изложения, особенно Льюис.

— А что по цене?

— Льюис обойдется в пятьсот монет, а Клод немного дороже, — озвучил расценки старик, выкладывая на обозрение посетительниц две книги. — Пожалуйста, выбирайте. Какую бы книгу вы ни выбрали, ваш дядюшка останется доволен. В нашей лавке все книги содержательные и поучительные, у нас работают лучшие каллиграфы и иллюстраторы во всем округе! — с гордостью произнес месье Григорий.

— Я возьму книгу Льюиса, — Элеонора отсчитала пятьсот монет и протянула их продавцу.

— Отличный выбор, отличный! Если нужен подарок для тетушки, могу посоветовать сборник стихов Афанасия Любитского. До чего душевный поэт! — старик сложил руки в молитвенном жесте, закатил вверх глаза и с благоговейной улыбкой покачал головой. — Тетушка будет довольна! В нашем городе вы не найдете ни одной женщины, которая не знает наизусть хотя бы одно стихотворение этого гениального поэта! В День города на ратушной площади под звуки оркестра племянник начальника почты Самсон исполнит песню на стихи Любитского. Это традиция, — пояснил старик. — Ежегодный праздник начинается с поздравительной речи главы города — это официальная часть праздника, затем песня — это переходная часть праздника, а после — неофициальная часть, которая длится три дня, — Георгий перестал качать головой и вопросительно посмотрел на молодого человека. — Том, ты готовишься к празднованию Дня города?

— Да, купил себе новую рубашку.

— Похвально, — одобрил старик поведение молодого человека и обратился к посетительницам. — Так что насчет поэзии, милые барышни?

— У меня нет тетушки, только дядюшка, — забрала с прилавка книгу Льюиса Элеонора.

— А у нас тетушки увлекаются вышиванием и вязанием, — ответила за себя и Раису Тина.

— Тогда приобретите сборник для себя, — нашелся старик. — Подумайте над моим предложением.

— Мы обязательно подумаем. Спасибо за книгу, мистер Григорий, и до свидания, — сказала Кошкина, и женщины как по команде направились к выходу.

— До свидания, милые барышни, — провожая взглядом покупательниц, старик сел в кресло и, как только за ними закрылась дверь, погрузился в дремоту.

— Я провожу вас до таверны, — предложил Том. — Через полчаса начнут закрывать ворота верхнего города, а через час — нижнего. Советую до утра на улицу не выходить. Не знаю, как у вас в города, а у нас опасно. Да, и ставни заприте изнутри на засов. Вампиры в нашем городе гости редкие, но случаи бывали. Осторожность не повредит.

— Том, а вы где живете? Далеко от таверны? — спросила Тина, беря Тома под руку.

— Я живу в доме напротив. У меня своя собственная комната на втором этаже, от тетки досталась. Я каждое утро завтракаю в «Зеленом драконе».

— Значит, мы почти соседи, — обрадовалась Тина. — Вы слышали? — она обернулась назад и обратилась к приятельницам, которые следовали за ними: — Том живет в доме напротив таверны.

— Да, если вам что-либо понадобится, обращайтесь ко мне. Я всегда рад помочь, если это в моих силах.

Тому было приятно, что женщин радует его соседство, это тешило его самолюбие. Любому мужчине приятно, когда женщинам нравится его общество, это повышает мужскую самооценку. Вот если бы дочь аптекаря радовалась его приходу так же бескорыстно, как Тина. Нет же, пока не угостишь ее кексом или пирожным, она и не посмотрит в твою сторону, вымогательница. «Каждый раз, когда заходишь в аптеку с пустыми руками, Матильда делает такое выражение лица, как будто пришел не я, а мерзкий слизняк, — рассуждал молодой человек. — Мне не трудно приносить угощение. Но ведь это не любовь! А что меня ждет, если я на ней женюсь?! Страшно подумать, сплошной шантаж: за улыбку — булочку, за поцелуй — отрез на платье, задержали зарплату — скандал, нет денег — пошел спать на улицу… Хорошо, что аптекарь меня как зятя не рассматривает, если и захочу совершить ошибку и жениться на его дочери, то у меня ничего не выйдет — папенька откажет. Ну и ладно, в конце концов, она не единственная хорошенькая женщина на свете, есть и другие».

Конец ознакомительного фрагмента.