Покорность не для меня

Виктория Свободина, 2017

Там, где я теперь вынужденно живу, ужасно плохо обстоят дела с правами женщин. Жен себе здесь покупают на специальных торгах и за людей думающих и самостоятельных не считают. Но меня воспитали иначе, и я не покорюсь этой системе и тому властному, самоуверенному и напыщенному мерзавцу, что решил мне показать место женщины в своем мире.

Глава 1

На улице стоит удушающая жара. Середина лета. В глазах все плывет, но я держусь, не желая показаться слабой. Вздохнула поглубже горячий воздух и продолжила работать. На стоянке возле банка отмываю от пыли очередное стекло суперкрутого флая.

— Айра, ты все? — пробегая мимо, весело интересуется мой друг Лойки — светловолосый курносый мальчишка с зелеными глазами и озорной улыбкой.

— Да.

— Еще пара флаев и уходим. Так Гебл сказал. Скоро патруль по этой улице может пройти.

— Хорошо, я поняла.

Быстро домываю машину и стираю пот со лба. Несколько монеток приятно тяжелят карман. Зорко осматриваю улицу в поисках новых клиентов. Ни души. Наступило время обеда — самая жара и все попрятались в зданиях. О, повезло! Из-за поворота плавно вылетел хищного вида нереально дорогой красный флай. Богатый клиент — это всегда прекрасно. В предвкушении потираю руки.

Флай остановился прямо у входа в банк. Вообще, машина чистая, только лобовое стекло слегка запылено. Подбегаю к своей будущей добыче. Двери флая с тихим пшиком поднимаются вверх, и сначала оттуда выбирается высокий темноволосый и весьма симпатичный мужчина в дорогом костюме. Владелец машины обходит ее, открывается дверь пассажирского сиденья, и этот наверняка высокопоставленный господин помогает выйти из салона своей даме — девушке в легком белом платье в пол и в шляпе с нереально широкими полями — такая изящная статуэтка, а не девушка.

Поправила кепку так, что теперь козырек смотрит не назад, а вперед. Тыльной стороной ладони протерла лицо и посмотрела на руки — черные от грязи. Представляю, что сейчас на лице за красота. Обтерла руки о широкие зеленые штанины с множеством карманов. До изящества мне сейчас очень далеко. Может, не стоит подходить к этой парочке? Но деньги сейчас очень нужны, поэтому придется рисковать.

— Господин, — пискнула я. — Давайте помою машину.

Мой клиент обернулся. Ожидала, что мне кинут, как обычно, монетку, но… Мужчина внимательно с ног до головы меня осмотрел. Причем не брезгливо, а именно внимательно, и произнес:

— Девушка, я не представляю, как твой опекун или муж позволил тебе работать, да еще таким способом, но предупреждаю: еще раз тебя здесь увижу, и твоему господину придется туго.

В первый момент я жутко испугалась. Я же одета как пацан. Никто раньше не признавал во мне девушку.

— Вы что-то путаете, господин.

— Не надо думать, что я слепой или глупец. Ты — девушка, причем… возможно, красивая. Невероятно, что тебя заставляют работать, еще и на улице, а не холят и лелеят, как нежный цветок.

— Может, это я не хочу, чтобы меня холили и лелеяли, — вдруг дерзко произнесла я. За два года, что я живу в этом городе, мне так надоели самоуверенные самцы, полагающие, что у женщин нет мозга. А данный экземпляр рода человеческого смотрит на меня так снисходительно.

— Глупости. Ты — слабое, не слишком сообразительное существо, созданное для постельных утех и рождения детей. Вот тебе деньги, — в мою сторону с тихим звоном полетела крупная монета, которую я ловко поймала. — Если так хочется, помой флай и подожди меня здесь, я скоро выйду. Пристрою тебя в хорошие руки.

Мой клиент со своей молчаливой спутницей — хотя все время разговора она с явным любопытством прислушивалась к словам господина — поднялся по ступеням и скрылся за массивными дверями банка.

Слабое, не слишком сообразительное существо, созданное для постельных утех и рождения детей. Злорадно хмыкнула. Пусть и не слишком сообразительное. Но разве слабое? Подошла к беззащитному флаю и со всей силы ударила ногой по дверце машины, затем в стекло, разбив его вдребезги. То же самое сотворила и со всеми остальными стеклами, до которых смогла дотянуться моя нога.

— Что ты вытворяешь, Айра?! — ко мне, схватившись за волосы, мчится Лойки, его нагоняет Гебл, подтягиваются и остальные ребята.

Ответить не успеваю. В начале улицы раздаются звуки сирены полицейских флаев. Я и девять парней мигом срываемся с места. В моей душе поселилось мрачное удовлетворение, что я хоть как-то проучила этого лощеного самца. Город огромен, пути богатых и бедных в нем редко сходятся, так что вряд ли мы еще встретимся. Звуки сирен настигают. Я уже задыхаюсь от быстрого бега, жары и пыли. Впереди бежит Гебл, я тащу за руку уставшего и запыхавшегося мелкого Лойки.

Наконец, парень впереди меня резко останавливается, опускается на асфальт и быстро поднимает тяжелую крышку канализационного люка. Гебл так же быстро запрыгивает в канализацию, я, не тратя ни секунды ценного времени, ныряю за ним, утаскивая вслед своего дорогого Лойки. За нами спускаются остальные ребята. Надеюсь, полиция не успела заметить, где мы скрылись. Хотя даже если и заметили, все равно не полезут — подземный город не их территория, тут у них мало власти.

— Фух, успели — радостно произнес Карс — наш карманник. — Ну что, домой?

Бредем по сырым вонючим коридорам. До сих пор с трудом сдерживаю рвотный рефлекс от запаха канализации. Ребята шумно обсуждают мою выходку. Причем большинство одобряет. На ходу подсчитываем выручку. Сегодня я заработала больше всех — благодаря незнакомцу, которому разбила машину — он кинул мне настоящую золотую монету.

— Видать, понравилась ты ему, — сделал вывод Гебл, когда я пересказала всем свой разговор с несостоявшимся клиентом.

— Странные тут все же представления о том, как надо говорить с девушкой, которая понравилась. Да и не понравилась я. Этому аристократу денег девать, видимо, некуда. То, что он мне говорил — пренебрежение и желание показать, насколько он крут, а я глупа и ничтожна.

— Ты не глупая и не ничтожная, — со знанием дела произнес Лойки, взял меня за руку и крепко сжал мою ладонь.

На душе потеплело. Если бы не этот мальчишка, я бы умерла. Именно Лойки первым нашел меня в том месте, что стало кладбищем моему народу, а после помогал остальным меня выхаживать, сидел постоянно рядом с моей койкой, рассказывал сказки, про себя много говорил, про то, как потерял родителей… а еще постоянно просил. Просил не умирать. И я не ушла, хотя живого на тот момент во мне оставалось мало — умер мой народ, умер мой дракон, с которым я была связана гораздо сильнее, чем с матерью, умерла часть моей души, что была магически связана с драконом. И вот, я все-таки жива. Тело выздоровело, хотя условия, в которых меня лечили, этому нисколько не способствовали, а вот душа уже никогда, мне кажется, до конца не восстановится, но она все же жива и горит теплым маленьким огоньком ради одного маленького храброго человечка — Лойки, ставшего якорем для меня, что помог удержаться в новом не слишком приятном мире. Теперь этот мальчишка для меня как брат, и я сделаю все для его благополучия, дав столько заботы и любви, сколько смогу.

Наконец-то дома! Подземная дорога привела нас в детские трущобы. Нижний город давно поделен, у канализации свои хозяева. Бомжи, мутанты, брошенные или сбежавшие дети, прочая шушера, которой не нашлось места наверху. Но что самое интересное, из представительниц слабого пола тут только… я, и то об этом известно только моим спасителям. Женщин в этом мире гораздо меньше, чем мужчин, и за всеми хорошо присматривают, ведь девушка тут по сути вещь, но при этом очень дорогая и ценная вещь, какой бы внешностью и характером она ни обладала. Вещь можно продать, вещь можно выгодно вложить, и дорогими вещами не расбрасываются. Я могла бы быть уже вполне так хорошо пристроена, как и сказал тот хлыщ возле банка, быть чьей-то очередной женой в богатом доме. Меня бы холилили, лелеяли, и проблем бы я не знала до тех пор, пока не надоела бы мужу и тот не перепродал бы меня еще кому-нибудь.

Нет уж, я так не хочу. Воспитана иначе. Мне моя нынешняя грязная полуголодная жизнь милее.

Упала на узкую жёсткую койку и устало подняла глаза к потолку. Там, на поверхности, засушливая жара, а тут холод и сырость. Мои ребята постоянно болеют. У меня сейчас есть мечта — достать где-то много денег, купить большой хороший дом на поверхности для всех своих мальчишек. Вот только денег нет, и еще одна проблема — самому старшему из парней до совершеннолетия еще расти и расти, а собственность можно оформить только на взрослого мужчину.

Раздается стук в железную дверь, которая тут же открывается, и в щель просовывается вихрастая голова Лойки.

— Айра, заниматься будем? — мальчишка более чем смышленый и талантливый техномаг. Учу сейчас Лойки всему, что когда-то сама узнала в школе и на первых курсах академии.

— Конечно. Только, может, на речку сначала сходим? А то чувствую себя грязевым монстром с нижних уровней, — шутливо произнесла я, с трудом отлепляя себя от постели. — Надо бы и белье с собой взять постирать, а то канализационная вода еще более вонючая, чем речная.

— Я тоже свое возьму, — произнес Лойки и шустро взобрался на верхний ярус нашей железной кровати. В каморке мы ютимся вдвоем, и нас все вполне устраивает.

Неспешно бредем с мальчишкой по подземным коридорам и болтаем. Я на память рассказываю своему мелкому другу высшую механомагиматику. То и дело останавливаемся, и я черчу мелком формулы там, где стены достаточно сухие, Лойки активно задает уточняющие вопросы… надолго зависаем над формулами. Мальчик задает иногда такие вопросы, что ставят меня в тупик, ведь помню я уже не все, а у Лойки живой нестандартный ум.

Затемно выходим к речке из широкой горизонтальной трубы, в которой давным-давно сорвана запирающая решетка. Мы за городом. Хорошо. Уже не такая жара. Поднялись вверх по течению, туда, где вода почище, искупались и помылись в мелкой речушке прямо в одежде. Сделав все дела, легли на берегу обсыхать. Наши с мальчиком головы соприкасаются, мы любуемся темнеющим небом и мечтаем.

— А дом большой будет?

— Очень. Этажей пять, не меньше. Со своей территорией, садом и огородом.

— И животных заведем? Чтобы свое мясо и молоко, — Лойки не по годам практичен, даже когда мы мечтаем.

— Обязательно. И еще я найду и оплачу тебе лучших учителей.

— Здорово!

— Только деньги достать осталось.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? Если нас поймают, никому мало не покажется.

— Я должна забрать свое. Вслух объявить, что я наследница всех банковских филиалов Донгер нельзя — на них наложила руку это семейка предателей Леманов. Даже если и узнают, что я тоже выжила, в лучшем случае дадут опекуна — Дойлера Лемана, и наследства я точно уже никогда не увижу, еще и попаду в полную зависимость от этого подлого тухлого яйца кабукра.

— Не ругайся, — поморщился Лойки. — Нахваталась ты у Гебла этих фразочек.

— В кого ты такой хороший и правильный, а?

— Сам не знаю.

— Ладно, отвлеклись. Универсальные ключи и коды от банковских систем хранения теперь знаю только я. Дойлеры вряд ли поменяли коды, поскольку не имеют представления об этом семейном секрете. Главная трудность — это живая охрана банка. Могут и не испугаться подростков в масках и с оружием, полезут на рожон, а крови не хочется ни с чьей стороны. Поэтому все нужно продумать до малейшей детали.

— Надо больше техники, — со знанием дела произнес Лойки. — Только на нее денег нет. Того, что мы с тобой собрали из найденного на свалке мусора, недостаточно.

— Знаю. Надеюсь, завтра удастся подзаработать на танцах.

— Это тоже очень рискованно. Поймать тебя могут. Представляешь, что будет, когда все увидят девушку, танцующую прямо на улице.

— Рисковать надо, сам знаешь. Жить в канализации нельзя. Будут деньги, и на них купим все — дом, свободу, независимость.

Лойки печально вздохнул, нашел мою руку и крепко сжал.

— Кушать хочу. У меня живот к спине прилип.

— Я тоже. Пойдем. Мы уже достаточно обсохли. Может, наши товарищи оставили нам что-нибудь перекусить, иначе придется ловить и жарить крыс.

— Фу-у-у.