Вспоминания

Виктор Викторович Овчаренко, 2021

Рассказ о Скоромошьей сказке – тому сказочному и тайному, свидетелем чего мне довелось побывать. Воспоминания о тех, чья жизнь которых была связана с одной из народных традиций, именовавшей себя Мазыками или потомками Скоромохов.

Домовёнок

На второй или третий вечер в доме бабы Насти, перед тем как идти спать, я краем глаза заметил, что за мной что-то бегает по пятам: какое-то пятно из света и тени, а может пушистый комок света и тени, чем-то напоминающий своей волосатостью те, летающие летом, пушистые семена растений, которые принято ловить в кулак, загадывать желание и дуть на них, отпуская в полёт дальше. Волосатое — не волосатое, в общем, что-то или кто-то не понятное и замечаемое на самой границе восприятия, краем взгляда, но с глазами — бусинками. Так что можно и за мышь принять. При этом, двигался этот сгусток света и тени как разумный и явно желающий взаимодействовать со мной. Как ребёнок, который «преследует» взрослого по пятам и со смехом и визгом убегает наутёк прятаться когда взрослый его замечает и в шутку поворачивается, чтобы его поймать.

Я, озадаченный и заинтригованный, пошёл узнать у бабы Насти, чего это такое у ней в доме за мной бегает.

Баба Настя о чём-то беседовала с мамой, когда я зашёл к ним в комнату, отметив, что странное нечто следуя за мной по пятам тут же шмыгнуло под буфет, стоявший в углу.

Перехватив мой озадаченный взгляд, баба Настя, улыбнувшись сказала:

— А, заметил уже. Это за тобой домовёнок бегает. Понравился ты ему чем-то. Этот молодой ищё. Второй-то, там, под буфетом сидит, нас слушает, но не выходит. Не хочет, или стесняется. Вечерами он часто, на этом стуле сидит. Я ему стул напротив специально ставлю. Он умостится, на стул-то, затихнет — смотрит как я кружева вяжу. Проявляется весь. Мохнатый, носик остренький, глазки угольные блестят. Люди-то, заняты собой, так, что не видят и не замечают вокруг себя никого. Часто он учит меня разному или я чего рассказываю, что в городе было, если куда ходила днём, или какие другие новости, когда даже газету в слух читаю.

Я по какой-то причине сильно не удивился и воспринял факт, того, что у неё дома Домовой сидит на этом стуле как само собой разумеющееся. Только почувствовал себя не удобно, что занял его место и отметил про себя, что стул-то, и не особо комфортный, с жёсткой тёмной кожаной подушкой по центру деревянного сиденья и рядом гвоздиков с крупными ребристыми латунными шляпками по периметру подушки. Стул, словно услышав моё состояние не комфорта на нём, начал давить мне на тыльную сторону коленей деревянной частью сиденья, а ребристые шляпки гвоздей начали цепляться за трико. Кожаная подушка стала казаться вообще сделанной из камня — настолько она не прогибалась под моим весом или пальцами, когда я с удивлением от накативших на меня ощущений начал ощупывать её. На этом чудеса не закончились. Я неожиданно увидел, нет не увидел, а понял, что знаю об этом стуле гораздо больше чем можно было вообразить. Знаю, кто и когда сделал его деревянные части, знаю, из каких досок они были выструганы, знаю в какую жестяную банку из под говяжьей тушёнки был наструган столярный клей и как она нагревалась на примусе — кирогазе. Знаю, как забивались гвозди и почему у них такие шляпки, просто не было других подходящих. Знаю, что под толстой кожей находится плотно уложенная пакля и укладка действительно оказалась жестковатой даже на взгляд мастера делавшего этот стул. Я сосредоточил своё внимание на пакле и с захватывающим удивлением понял, что вижу не только мешок, из которого эта пакля бралась для набивки подушки стула, но и в какую погоду жали конопляные хлысты на поле и вижу как они всходят над землёй маленькими ростками. И услышал голос бабы Насти: — Да, так и учит, как ты со стулом увидел, да и по хозяйству подсказывает чего и как.

Увидел я во всех красках, словно наяву, с запахами, телесными и физическими ощущениями, зная, что если остановлюсь и начну всматриваться во что-то подробнее, то увижу суть ещё глубже. В тот момент моему детскому восприятию, способности держать внимание не хватило, объём информации хлынувшей на меня потоком выбил из кино — картинок — образов. А возможно, мне просто показали, как оно может быть и, что такое суть вещей.

Я вывалился из состояния «знания» и удивлённо посмотрел на бабу Настю. Стул больше не причинял мне неудобства. Всё будто отключили и он стал обыкновенным, никаким.

— Это, что же, они могут так прятаться, что каждый будет видеть их по своему? Кто как игру света и тени, кто как сгусток волос. Какие же они на самом деле?

— Ну чего же не посмотрел, пока стул разглядывал? Он тебе подсобил маненько, показал как, — спросила баба Настя, — Ладно, глядишь и увидишь ещё.

Довелось его немного разглядеть чуть позже: мохнатый кто-то похожий на детскую игрушку, покрытый прямыми волосами с ладонь длинной, с малюсенькими хитрыми глазами — лучиками, острой мордашкой с довольной улыбкой на всю её ширину.