Топонимия правобережной части Нижегородского Поочья от устья Большой Кутры до устья Тарки

Виктор Евгеньевич Ершов

Автор, опираясь на работы известных историков, лингвистов, впервые составил словарь топонимов правобережной части Нижегородского Поочья от устья реки Большая Кутра до устья реки Тарка. Результаты этой работы – не бесспорное определение происхождения географических названий, а призыв к научному подходу в их исследовании. Важной особенностью работы является анализ всей топонимии выбранного региона.

© Виктор Евгеньевич Ершов, 2021

ISBN 978-5-0053-1412-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ершов Виктор

Топонимия

правобережной части

Нижегородского Поочья

от устья Большой

Кутры до устья Тарки

Рецензенты:

Л. А. Климкова — преподаватель кафедры русского языка и литературы Арзамасского филиала Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского, доктор филологических наук, профессор.

А. К. Тихонов — заведующий кафедрой истории, археологии и краеведения Гуманитарного института Владимирского государственного университета, председатель Союза краеведов Владимирской области, член правления Союза краеведов России, доктор исторических наук, профессор.

Н. В. Казаева — доцент кафедры финно-угорской филологии филологического факультета ФГБОУ ВО «Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева», кандидат филологических наук.

Автор выражает благодарность директору ООО «Рамень» Есину Михаилу Борисовичу, Медведеву Евгению Анатольевичу за помощь, оказанную в издании книги

Предисловие

Способность и потребность к самостоятельному мышлению, анализу окружающего бытия невольно подводят человека разумного к проблемам самоидентификации. «Кто мы, и почему именно такие?» — испокон веков спрашивают себя люди. Но вряд ли на всей земле найдется мудрец, который хотя бы для себя максимально точно сумеет ответить на эти вопросы, потому что это — вопросы крови, а они, как уверял нас М. А. Булгаков устами своего героя — «самые сложные вопросы в мире»!

Человеческое поведение, в том числе и коллективное, определяется культурой — питательной кровью социального организма, формирующейся на протяжении всей истории этноса. В ней — естественный ответ на действия сил, влияющих на становление народа. Именно здесь лежит разгадка того, почему одни культуры сохраняют и обогащают свою аутентичность, а другие существуют в тени или вовсе исчезают без рода и племени, растворяясь в необъятных просторах вечности. Все это архиважно и архисложно, ибо только четкое систематизированное познание исторических процессов позволит избежать будущих катастроф не то что национального, но мирового масштаба.

Неужели, может спросить уважаемый читатель, подобные издания, касающиеся небольшого отрезка пути маленького локуса, могут способствовать решению таких грандиозных задач? Несомненно, могут и должны. Ведь каждый опыт — «…сын ошибок трудных» — бесценен на этом пути. Минуют годы и столетья, появятся новые научные гипотезы, теории и взгляды, вытесняющие на пыльные страницы учебников истории науки часть привычных нам мифологем, но все они как «карлик, стоящий на плечах великана» в своем основании будут иметь мощный живой фундамент, сформированный в том числе, а может, и в первую очередь, из познания, накопленного именно в таких, на первый взгляд, скромных, но жизненно необходимых изданиях.

С. В. Петряев — историк, заместитель директора по научной работе научно-исследовательского предприятия «ЭТНОС», руководитель издательского проекта «Провинциальная Россия».

Введение

Поочье — это часть исконно русской земли, которая своим определением обязана Оке, протекающей по Среднерусской возвышенности. Эта река с древних времен являлась торговым путем и важнейшим элементом в общении представителей разных языковых групп. Берега Оки и ее притоков (а их более 150) являлись благоприятной территорией для обитания многих народов. Сегодня ученые условно поделили бассейн реки Оки на три территории: Верхнее, Среднее и Нижнее Поочья. Нам, жителям Нижегородской области, более интересна история той части Нижнего Поочья, которая находится в пределах территории нашей области.

Для своих исследований из этой обширной территории мы выделяем часть, названную в XIV веке как Стародуб Вотцкий (Вочский). К сожалению, определить территорию этого княжества пока не представляется возможным, но есть все основания считать, что именно она стала в последующем основой для образования в XV—XVI веках Стародубского стана Муромского уезда. Сегодня это территория Нижегородской области.

Впервые подробно земли этого стана были описаны в «Подлинной писцовой книге поместных и вотчинных земель в станах Муромского уезда 1628—30 годов» [97]. Из нее мы узнали, что земли Стародубского стана располагались в основном на правом берегу Оки между ее притоками: Большой Кутрой и Таркой. До настоящего времени историческая география выбранной нами территории, то есть происхождение названий гор, рек, озер, поселков, сел, деревень, малоизучена. Сейчас мы говорим не о том большом количестве всевозможных преданий, сказов, толков, которые можно услышать от местных жителей, а о научно обоснованном разборе и анализе этих названий, выявлении их судьбы на протяжении веков. Это очень важно не только в познании истории конкретного географического пункта, но и всего края.

Восполнить пробел в постижении истории этой части Нижнего Поочья можно лишь решив следующие задачи:

— показать читателям полноту, богатство и разнообразие названий положительных форм рельефа, водных ресурсов и населенных пунктов;

— продемонстрировать, как многочисленные и разнообразные названия согласуются с языковой картиной мира жителей региона;

— показать, по каким моделям и при помощи каких словообразовательных средств они образуются;

— на конкретном материале попытаться установить связь названий населенных пунктов с историей региона в лицах, фамилиях;

— подтвердить тесную взаимообразную связь исторической географии с другими науками, в том числе историй.

Для достижения этих целей, кроме уже упомянутой «Подлинной писцовой книги поместных и вотчинных земель в станах Муромского уезда 1628—30 годов», нами были использованы:

— Мокшанско — русский словарь;

— Словарь славянских слов [134];

— Словарь русского языка, под редакцией А. П. Евгеньевой [106];

— Словарь русских фамилий [132];

— Словарь народных географических терминов, составленный Э. М. Мурзаевым [51];

— Словарь булгарских географических названий и терминов [128];

— Толковый словарь живого великорусского языка, составленный В. И. Далем [43, 44, 45, 46];

— Толковый словарь русского языка, составленный Ожеговым С. И. [52];

— Толковый словарь Ушакова [145];

— Топонимический словарь Центральной России [140];

— Этимологический словарь яого языка М. Фасмера [60, 61, 62, 63];

— Этимологический словарь русского языка, составленный Г. А. Крыловым [49];

— Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона [39];

— Этимологический словарь русского языка А. В. Семенова [54];

— Эрзянско-русский новый словарь [151], и т. д.

Бесспорно, существенную помощь оказали труды в области истории и топонимии С.Б Веселовского, О. П. Воронцовой, М. В. Горбаневского, Е. И. Горюновой, Н. М. Карамзина, Л. А. Климковой, В. О. Ключевского, В. Б. Кобрина, А. А. Кузнецова, Г. А. Леонтьевой, Н. В. Морохина, В. А. Никонова, Н. А. Петровского, М. С. Полубоярова, М. Д. Приселкова, Н. Д. Русинова, Ф. А. Селезневева, А. Г. Ситдикова, А. В. Суперанской, П. Н. Третьякова, Л. Л. Трубе, Т. В. Офрим, Р. Я. Халитова, О. Р. Хисамова, Ф. Г. Хисамитдиновой, Ю. И. Чайкиной; А. С. Щербак, П. А. Шорина и других авторов.

История заселения правобережной части Нижегородского Поочья

К сожалению, до настоящего времени у ученных нет единой картины далекого прошлого нижегородской земли. Поэтому мы не будем ее «выдумавать», а лишь познакомим читателя с мнениями и утверждениями различных ученых, касающихся истории заселения нижегородского Поочья.

В конце III — начале II тыс. до н. э., по утверждению В. М. Поспелова, на территории современных центральных районов европейской части России расселяются племена шнуровой керамики. В частности, Волго-Окское междуречье оказалось в зоне распространения фатьяновской культуры. По взглядам некоторых современных исследователей, именно фатьяновцы являются предками балтийских племен. Известно, что в течение II тыс. до н. э. фатьяновцы были подвергнуты с востока давлению племен волосовской культуры, соответствующей древней финно-угорской языковой общности и получившей свое название по селу Волосово Навашинского района.

К фатьяновской близка еще одна культура бронзового века, чьи следы имеются в Нижегородской области. Это балановская, названная по деревне Баланово в Чувашии. Некоторые ученые считают ее частью фатьяновской культуры. Другие же отстаивают мнение о существовании особой «балановской культуры», носители которой по своему внешнему облику отличались от «фатьяновцев».

К древнейшим культурам железного века, I тыс. до н. э. — первая пол. I тыс. н. э. Ф.А. Селезнев относит дьяковскую и городецкую культуры, следы которой также обнаружены на территории современной Нижегородской области [23, с.19].

Обитание носителей этих древних северо-европейских культур на территории правобережной части Нижегородского Поочья в пределах «стародубских земель» подтверждается следующими памятниками археологии: городище-селище Вача (конец II — начало I тыс. до н.э., 2-ая половина I тыс. н.э.), стоянка Зименки 1 (IV — первая четверть I тыс. до н.э.), стоянка Зименки 2 (IV—III тыс. до н.э.), стоянка Зименки 3 (IV—III тыс. до н.э.), стоянка Зименки 4 (VI—V тыс. до н.э.), стоянка Зименки 5 (IV—III тыс. до н.э.), стоянка Зименки 6 (II тыс. до н.э.), стоянка Зименки 7 (IV—III тыс. до н.э.), стоянка Зименки 8 (IV—III тыс. до н.э.) [91]; стоянка Вареж-3 (II тыс. до н.э., конец I — начало II тыс. н.э.), стоянка Кишма-4 (II тыс. до н.э.), стоянка Лохани (II тыс. до н.э.), стоянка-селище Меленки-1 (II тыс. до н.э.), стоянка Пурка-1 (II тыс. до н.э.) [92].

А. А. Кузнецов пишет, что «Нижегородская область, как и любой крупный регион России, с древних времён являет собой „площадку“, где сошлись разные этносы, культуры и веры» [76, с.1]

Уместно вспомнить, что в древнейшем летописном источнике «Повести временных лет» (начало XII века) говорится: «…по Оце реце, где потече в Волгу, мурома язык свой и черемиса язык свой, мордва свой язык…». Все эти племена, включая мещеру, можно считать родственными [96, с.7]. По мнению Н. Д. Русинова финно-угорские племена. обитали в Нижнем Поочье еще до нашей эры. В результате в первом тысячелетии уже нашей эры здесь, по свидетельствам археологов, историков, лингвистов, проживали сложившиеся финно-угорские этносы: мордва, мещера, мурома, предположительно, меря [22, с.4].

Другой исследоватеть П. Рахконен определяет территорией расселения народа мурома — окрестности Мурома и низовья рек Оки и Клязьмы [78, с.6].

Некоторые историки полагают, что летописная мурома была не особой финно-угорской группой, подобной мордве или мере, а одним из мордовских племен [82, с.4]. Но существует и другое мнение. По соседству с мурома, в бассейне Неро и Плещеево, а также в среднем и верхнем течении Клязьмы проживали меряне. П. Рахконен считает, что «проведение четкой границы между мерей и муромой затруднено» тем самым он говорит о сходстве языков именно этих народов [78, с.6].

В своих исследованях, посвященных неславянскому населению Поочья и Верхнего и Среднего Поволжья, горьковский историк И. А. Кирьянов, свидетельствует в пользу вывода о том, что территория, охватываемая мещерой, находилась где-то по Оке между Муромом и Нижним Новгородом» [76, с.7]. «Справедливости ради надо отметить, что для И. А. Кирьянова основным локусом проживания черемиси-мещеры являлось правобережье Оки, маркером чего стал Мещерск (Горбатов), возникший в XVI в. почти напротив устья Клязьмы» [76, с.8].

Отчасти выводу И. А. Кирьянова свидетельствуют мнения части ученых, которые относят мещеру к племенам мордовской группы. Они же утверждают, что мещера жила в глухих лесах еще долгое время после исчезновения муромы. По словам М. К. Любавского, «преобладающая масса мещерского племени в XIV—XV вв. была вне сферы славянской колонизации, находилась под властью собственных князей, хотя политически и подчинена была Москве» [94, с.39].

О. Р. Хисамова утверждает, что первые тюрки — гунны, хунны появились в Поволжье в IV веке н. э. Именно они привели с собой булгар. Во второй половине VII века булгары, обосновавшиеся в районе Средней Волги, постепенно вытеснили или завоевали балто-славянские племена (население «именьковской культуры») и подчинили себе финно-угроязычные племена. В результате в Среднем Поволжье в VIII веке возникает булгарский союз племён, впоследствии преобразовавшийся в государство Волжская Булгария. Позднее в состав населения Волжской Булгарии вошли отдельные группы огузо-печенежских и кипчакских племен, а также соседних народов (буртасы, маджары, мурома и др.) [83, с.70]. Существует мнение, что первый тюркский слой географических названий возник в первую очередь после проникновения на территорию края в VIII—ХII вв. предков современных чувашей — волжских булгар [115]. Затем, в начале ХIII века, сюда пришли татаро-монголы.

По мнению многих ученных, в том числе Л. А. Климковой, в последней четверти I тысячелетия н. э. началось проникновение в край тюркских племен, волжско-камских булгар, волжских татар; а к VIII—Х вв. относится начало освоения края, восточнее среднего и нижнего течения Оки, славянами. Славянизация Окско-Волжско междуречья продолжилась и в последующие периоды. Выделяются два канала, этапа колонизации края: стихийный, народный (VIII—X вв.), позднее — княжеско-феодальный, военный, монастырский, старообрядческий и др. В конечном счете они создали в крае довольно пеструю этническую картину при преобладании славянского населения [74, с.90]. В. А. Булкин заявляет о том, что начиная с VIII вв. происходило заселение территорий Владимирского ополья, Муромы,… славянами южного Приильменья [2, с.101]. Сществует и другое мнение — П. Н. Третьяков считает, что «еще ранее в VI веке здесь уже могли оказаться представители славян — вятичи» [29, с.121].

При этом, как утверждает Б. М. Поспелов, «несмотря на появления в Волго-Окском междуречье в VIII — IX вв. первых славянских колонистов, балтийское население не отступило… и осталось на своих местах» [124].

По мнению Е. И. Горюновой, «в XI—XII вв., судя по материалам из курганов, в восточную часть Волго-Окского междуречья хлынули особенно мощные потоки славяно-русских переселенцев. Преимущественно это были люди из Поднепровья, как верхнего, так и среднего, а также из Новгородской земли. Е. И. Горюнова также считает, что на Нижнюю Оку, в районе Мурома, славяно-русское население проникло не с запада, по Оке, а с севера, через Переяславль и Ростов, по Нерли и Клязьме» [84, с.5].

В XIV и последующие века население значительной части территории на правом берегу реки Оки имело экономическое и податное отношение с Муромом. Недаром в духовных грамотах великих князей указывался «Муром с черемисами и мордвой, что к нему потягло» [93, с.580].

По мнению Л. М. Каптерева, Муром как на начальном этапе освоения Нижегородского Поволжья, так и позднее являлся «плацдармом» колонизационного движения. Сделанные выводы не противоречат и данным исторической лингвистики. С рассматриваемой заселенной областью географически связана приокская группа диалектов, выделяющая ее среди других заселенных районов Нижегородского Поволжья. Особенности местных диалектов объясняются Н. Д. Русиновым участием в заселении этой области выходцами из староосвоенных территорий средней и верхней Оки, ближайшей из которых к нижегородским пределам была Муромская земля [22, с.123].

Кстати, существеную роль в славянской колонизации правобережья реки Оки так же оказал торговый путь, соединяющий Муром и Нижний Новгород, который в свою очередь являлся честью международного торгового пути, соединяющим Балтийское море с Ближним Востоком и Средней Азией.

Говоря об истории правобережной части Нижегородского Поочья не стоит забывать о Стародубе Вотцком (Вочском) — княжестве, располагавшемся на правом берегу реки Оки от устья реки Большой Кутры до устья речки Тарки.

В Троицкой летописи сказано о том, что в 1355 году «представился князь Дмитрий Федорович Стародубский (брат Ивана Федоровича Стародубского) и положен быть в своей вотчине в Стародубе [98, с.374]. Возникает вопрос: о каком Стародубе идет речь? Стародубе на Клязьме или Стародубе Вочском?

И. М. Ландышев провел целое исследование «о городе Стародубе Воцком, основание которого он приписывает князю Юрию Долгорукому». Е. Добрынкина, ссылаясь на местные предания, также, как и И. М. Ландышев, видит в «стародубах» пришлых людей, «пришедших из далека не то со своим вождем, не то князем» [130].

Но все это домыслы, и пока, к сожалению, время появления Стародуба Вотцкого (Вочского) неизвестно. Зато установлено, что в 1363г. великий князь Дмитрий Иванович согнал с княжения князя Ивана Федоровича Стародубского [73, с.237]. После этого земли Стародуба Вотцкого (Вочского) вошли в состав вотчины великого князя.

Сегодня мы не можем однозначно ответить на вопрос: почему это княжество именутся — Вочское? Существует мнение, что своим незнанием оно было обязано поселению Вача или речке Вачка. Это косвенно подтверждается Новгородской летописью, в которой среди залесских городов упоминаются «…Муром на Оце, Стародуб Вочский, другой Стародуб на Клязьме, Ярополчь, Гороховец, Новгород Нижний…» [94, с.477]. Налицо связь названия княжеств с конкретными географическими объектами — реками и поселениями.

Не исключен и другой вариант происхождения названия. М. И. Давыдов пишет о существовании княжества Стародуба Волоцкого [85, с.11]. В «Словаре русского языка XI — XVII веков» слово «волок» определяется как «пространство земли, водораздел между двумя судоходными реками и путь, по которому перетаскивают суда, грузы» [134]. В Большой Российской энциклопедии сказано, что княжество Стародуб Волоцкий занимает территорию, ограниченную руслами притоков реки Клязьма в её нижнем течении: от среднего течения реки Теза и нижнего течения её притока реки Люлех на севере до реки Тара на юге и юго-востоке; от реки Нерехта и нижнего течения реки Уводь на юго-западе и западе до среднего течения реки Лух на востоке [101]. То есть оно находилось в «волоке».

Следовательно, в названии Стародуб Вочский могло изначально отразиться близость его к Оке. Р. Я. Халитов предлагает вспомнить общеславянское слово «ото» которое применялось в значении — тут, рядом. Со временем в начале слова «ото» перед гласной развивается звук «в», а безударное «о» в конце отпадает и получается русское образование — «вот» [89, с.21]. Данное местоимение указывает на происходящее или находящееся в непосредственной близости, как бы перед глазами [52, с.32]. Надеемся, что в недалеком будущем мы всеже узнаем историю образования названия этого княжества.

Говоря о динамики освоения Стародубского Поочья Н. Н. Грибов заключает следующее: «в XII — первой половине XIII вв. русское население осваивает правый берег р. Оки до устья р. Кишмы. В позднейший хронологический период (вторая половина XIII—XIV вв.) началось заселение внутренних территорий междуречья рек Оки, Большой Кутры и Кишмы. В результате этого процесса на правобережье Оки складывается большой заселенный район» [70, с. 42—43].

Во многом притоком новых населенцев Поочье обязано тому, что в XIII веке интересы Новгорода на ладожской земле, столкнулись с интересами, наращивавших своё влияние, шведов. Путь на север стал опасным. Тогда согласно концепции С. М. Соловьёва «борьбы леса со степью», путь славянской колонизации пошёл по линии наименьшего сопротивления. По мнению В. О. Ключевского, П. Н. Милюкова, А. Е. Преснякова, Г. В. Вернадского, Б. А. Рыбакова, Н. И. Костомарова, новгородцам ничего не оставалось, как идти на север и восток [75, с.26].

Следующий этап уже управляемой колонизации Нижегородского Поочья произошел в конце XV века. Тогда после ликвидации мятежа в 1478 году Иваном III, в Новгороде «были произведены многочисленные аресты бояр. Схваченных бояр подвергли пыткам, и домучили до того, что они «наклепали» друг на друга. Тогда последовали новые конфискации и «вывод». Он коснулся большого числа бояр, а не только тех, кто был обвинен в преступлениях против великого князя. «Тоя же зимы поймал князь великий больших бояр новгородских и боярынь, а казны их и села все велел отписати на себя, а им подавал поместья на Москве по городом» [4, с.32]. Тогда более тысячи семей купеческих и детей боярских, были высланы из Новгорода и распылены по городам Московии [23, с. 144]. Некоторые из них получили землевладения в Муромском уезде, часть которого располагалась на правом берегу Оки.

Этот процесс прослеживается появлением актового материала заселения этой части Поочья именно в XV веке. Корпус письменных источников, затрагивающих историю средневекового славяно-русского освоения правобережья реки Оки вблизи Мурома раньше XV века более, чем скуден [108].

Сигналом к более обширному освоению правобережной части реки Оки становится покорение московским государем Казани. В 1552 году, как сообщает летописец, нижегородцы и житель других городов «государя многими благодарениями хвалили и избавителем его называли». Ведь теперь они могли чувствовать себя в безопасности. Значительная их часть вновь обрела родных и близких: наконец-то возвратились домой полонянине, долгие года, томившиеся на чужбине [23, с.175].

На сегодняшний день на территории, исследуемого нами края выявлены следующие средневековые памятники археологии: селище Горы (XV—XVI вв.), селище Мордовик (XIII—XIV вв.) [91]; селище Вареж-2 (ХII-ХIV вв., XVII—XIX вв.), стоянка-селище Меленки-1 (XIII—XVI вв.), селище Пурка-2 (XVI—XVIII вв.) [92]; селище Вишенки (XI — XIII вв.), селище Высоково (XI — XIII вв.), городище Голянищевское (XIII — XV вв.), селище Короваево (XII — XIV вв.), селище Сапун (XI — XIII вв.) [103], селище Большая Тарка (XIII — XVI вв.), селище Кишма-6 (XV — XVIII вв.), селище Вареж (XVI — XVII вв.); селище Костино-1 (XV — XVIII вв.); стоянка Липовицы-2 (XI — XIII век), Липовицы-3 (XI — XVII вв.) [122]. Они доказывают утверждения, ученных о активном заселении во втором тысячелетии низовий правобережья реки Оки, финно-угроязычные племенами (особенно муромой, мордвой), и славянами.

Е. Добрынкина отмечает, что жители Стародубья «экономически очень развиты, способны к ремесленным и промышленным предприятиям; красивы, ловки, сметливы; одним словом, «чистый народ», по тамошнему выражению [71]. Похожее описание приводит И. М. Ландышев: «Народ живет без нужды, по миру не ходит, чисто одевается». По его мнению, отличительной особенностью стародубского населения является «говор или речь… чистая, без прицикивания. Нет в песнях у народа стародубского какой-то заунывности. Женщины поют тонкими голосами, а в Стародубье напротив» [109].

Напомню читателю что в начале главы мы говорили о том, что познакомим его с трактовкой истории края разными исследователем. При этом мы не беремся оспаривать или наоборот соглашаться с ними. Наша цель — сделать вывод о возможном присутствии в составе географических названий правобережной части Нижнего Поочья языковых пластов:

— балтийского, североевропейского, самого древнего и самого малочисленного;

— финно-угорского, входящего в уральскую семью, и представленного в основном мордовским, а также меряно — муромским и мещерским языками;

— тюркского пласта, составляющего алтайскую семью; малочисленного, представленного в основном, татарским наречием;

— русского, славянского пласта индоевропейской семьи; самого позднего, но самого многочисленного.

Прежде чем перейти к исследованию исторических названий выбранного нами края предлагаем вспомнить основы топонимики как науки.

Топонимика — как наука. Классификация топонимов

Ученые различают два термина: топонимия и топонимика. Если топонимия — это совокупность географических названий (топонимов) определенной территории [32, с. 19], то топонимику лингвисты (В. Ташицкий, С. Роспонд, В. А. Никонов, А. К. Матвеев и др.) определяют, как науку о происхождении и исторических изменениях географических имен (топонимов). В. Б. Кобрин ставит топонимику в один ряд с этнонимикой (названия народов), антропонимикой (личные имена), тонимикой (имена божеств), космонимикой (названия небесных тел) и т.д [14, с.160].

Некоторые ученые в том числе М. В. Горбаневский предлагает следующую классификацию топонимов:

— по виду географического объекта,

— по степени известности названия.

Сразу оговорим, что в качестве примером в данной и следующей главах, будут приводится местные топонимы, то есть те, которые можно встретить с словаре топонимов, расположенных на правом берегу Оки от устья Большой Кутры по устье Тарки.

Рассмотрим первую классификацию. Различие в типах географических объектов обусловило разнообразие видов топонимов. Выделяют следующие основные вида топонимов:

А) Ойконимы, т.е. названия населенных пунктов городского и сельского типа, которые включают:

а) полисонимы и астионимы, другими словами, названия городов;

б) комонимы, в смысле названия сельских поселений; (пгт. Вача, с. Арефино, д. Базарово и т. д). В названия объектов, созданных человеком, включают так же хоронимы, то бишь названия больших географических областей, административно — территориальных единиц, которые имеют границы, принятые в официальных документах (Нижегородская область; Вачский, Павловский и Сосновские районы).

Б) Гидронимы, т.е. названия водоемов, водных источников. В свою очередь гидронимы подразделяются на:

а) лимнонимы, иными словами названия озер (оз. Краули, оз. Шарьма и тд.);

б) потамонимы, в смысле названия рек (р. Большая Кутра, р. Тужа, р. Ружа и т.д.).

В) Оронимы, т.е. названия гор, холмов, оврагов. (Перемиловские горы, Горадина).

М. В. Горбаневский выражает общее мнение, что одними из самых древних топонимов являются названия рек. При этом «чем слово древнее, тем оно непонятнее, тем больше вокруг него разного рода легенд» [8, с.17]. По признанию профессора Д. В. Цыганкина, «в гидронимии много спорного. Особенно это касается более или менее значимых рек. Поэтому некоторые положения,… следует рассматривать как гипотезы, одни — более аргументированные, другие — менее убедительные» [64. с.7].

Согласно другой классификации, по степени известности, географические названия (топонимы) делятся на две группы:

— макротопонимы.

— собственно топонимы.

— микротопонимы, т.е. географические названия, известные узкому кругу людей той или иной местности (названия участков луга, леса, болота, речных перекатов, порогов, мелей и т. д.).

В дальнейшем мы будем знакомится только с собственно топонимами. В пределах выбранного нами «края» насчитывается более 250 разнообразных топонимов, различающихся:

— по древности. Одни топонимы, очень древнего происхождения, возникли более тысячелетия тому назад. Например, названия водных источников нашего края (р. Ока). Другие сформировались в первой половине второго тысячелетия (д. Боловино, д. Евсеево и т.д.). Третьи — сравнительно недавно, в XIX—XX вв. (о. Внутреннее, р. Барановская и тд.).

— по происхождению. Среди топонимов выделяют славянские (собственно русские) топонимы, до славянские иноязычные (субстратные), и совмещенные (смешанные). К славянским относятся такие, как с. Александрово; к субстратным — р. Ока, к совмещенным — р. Ундюгерь.

Как русские, так и нерусские географические названия в зависимости от того, что они отражают, можно разбить на несколько основных групп:

— названия, указывающие на местоположение определенного объекта и природные условия местности (д. Березовка, д. Дубровка, с. Клин, и т.д.).

— названия, связанные с историей заселения и хозяйственной деятельностью жителей (д. Мещера, р. Мордовка).

— названия, связанные с именами и фамилиями отдельных людей, иногда их прозвищами. (с. Александрово, д. Епифаново).

— названия, связанные с религией (с. Дьяково, с. Спасское).

— названия, связанные с преданиями и легендами (Городина).

Шведский лингвист Э. Эквола в своем труде «Concise Oxford Dictionary of English Place-Names» говорит о том, что топонимы так же могут образованы от названий животных [17, с.241]. Например, р. Барановская.

Кроме истории, фундаментом топонимики являются: география, географические признаки объекта; и лингвистика [19]. Говоря о связи топонимики с географией, ученные выделяют три, свойственных ей географических аспектов:

Первый аспект — территориальный. (название региона, района). География оперирует квалифицированными видами территорий. Провобережье Нижегородского Поочья топонимию которого мы изучаем находится в географическом районе — Центральная Россия, который в свою очередь находится в Европейской части территории России, на одной из крупнейших равнин мира — Восточно-Европейской (Русской); в природной зоне смешанных и широколиственных лесов. На современной административной карте России эта территория Нижегородской области, а конкретно Вачского и частей Павловского и Сосновского районов.

Второй аспект — географический, который предусматривает деление названий по классу: (город, село, деревня, озеро, река) с определением их географических признаков. Например, географические признаки пгт. Вача:

а) тип населенного пункта — поселок городского типа,

б) площадь — более 700 гектар,

в) средняя плотность населения — около 18 чел./кв. км;

г) численность населения — более 5000 человек;

д) климат — умеренно континентальный,

В таком же порядке можно определить географические признаки каждого топонима.

Территория края находится на возвышенном, холмистом правом берегу Оки. Приволжская возвышенность представляет собой равнину с глубокими эрозионными врезами — оврагами, балками, речными долинами с перепадами высот в пределах одного водораздела до 100 и более метров. Приволжская возвышенность в пределах Нижегородской области называется Мордовским плато, которое в геоморфологическом отношении целесообразно подразделять на районы, одним из которых является возвышенность Стародубье. Возвышенность Стародубье простирается от Оки, низовья Теши, Сережи и до верхнего течения Кудьмы на востоке. Приокская часть Стародубья носит название Перемиловские горы, абсолютные высоты достигают здесь 200 м.

Третий аспект — семантический (смысловой). В. А. Жучкевич утверждает, что «при классификации по семантики названия разделяются по значению образовавших их слов, по особенностям из которых в дальнейшем образовались топонимы» [11, с.89]. Семантически связанные названия, как правило, появляются в результате детализации представления об объектах: топонимическая система вначале только обрисовывает контуры местности, а затем, в ходе практического освоения — географических объектов, начинает прорисовывать детали.

Согласно энциклопедическому словарю, топонимика — это раздел ономастики, изучающий географические названия (топонимы), их происхождение, функционирование, смысловое [120]. В свою очередь в Большой советской энциклопедии ономастика определяется как искусство давать имена, раздел языкознания, изучающий собственные имена (онимы) [102]. То есть топонимика имеет дело с именами собственными (антропонимами). По словам Н. В. Подольской под собственным именем (онимом) мы подразумеваем слово или словосочетание, служащее для выделения именуемого им объекта среди других объектов: его индивидуализации и идентификации [19, с.95].

А. В. Суперанская пишет: «описание и анализ собственных имен невозможны без определенной классификации, которая либо незримо присутствует в ономастической работе как своеобразная платформа автора, либо специально им вводится для более четкого разграничения явлений» [26, с.127].

В. А. Никонов, кроме простых топонимов, описанных известным британским лингвистом А. Х. Смитом, предлагает рассматривать еще и производные наименования, среди которых находятся сложные и составные топонимы [119]. По его мнению количество простых топонимов значительно уступает количеству сложных и составных, а их этимологизация во многом невозможна, так как названия перешли из других языков и воспринимаются как чистая основа.

Простые непроизводные названия состоят только из корневого слова без каких-либо служебных формантов и подразделяются на:

— а) антронимы, основой которого является имя, прозвище, псевдоним местного жителя (возможно д. Сапун);

б) этнотопонимы (д. Мещеры),

в) топонимы, имеющие в основе географический термин (о. Затон),

г) топонимы, названые по имени нарицательному (д. Горы);

д) топонимы, образованные от имени прилагатель

ного (о. Внутреннее);

е) топонимы, производные от глагола;

ж) топонимы, имеющие в основе имя числительное [89, с.16].

Говоря о антропонимах необходимо вспомнить о следующих видах имен:

— заимствованное, то есть появившееся в данном языке в результате заимствования из другого языка;

— апотропеическое имя, то есть защитное имя, от смерти, болезни, злых духов;

— дохристианское имя;

— каноническое (христинское) имя.

Превращение христианства в официальную религию стало переломом в русской антропонимической системе. Обряд крещения включал и наречение имени из строго определенного перечня святых, помещенного в святцах — церковном календаре. Эти имена принято называть календарными [14, с.171].

Более распространены были производные топонимы. Они образуются при помощи присоединения к корню морфологического признака — аффикса:

а) тюрского происхождения, например — ли, ла, лык, лек, кан, кон;

б) славянского (русского) происхождения, например — ов, ев, ин, евк, овка, инка, ск, н (д. Глебово, д. Вырыпаево, д. Голявино);

в) множественного числа — лор, лар, тар, зар, дар [89, с.20].

К третьему типу топонимов относятся производные сложные (сложенные). Они могут состоять из двух-трех морфем (наименьших единиц языка, имеющих некоторый смысл), выступающих в качестве основы топонима. Двух формантные топонимы могут образовываться:

а) существительное + существительное

(д. Верхополье);

б) глагол + существительное (д. Терпигорево);

в) прилагательное + существительное,

г) числительное + существительное [89, с.19].

Производный составные топонимы представляют собой словосочетание, состоящее из двух и более частей речи. Например, горы Перемиловские, с. Большое Загарино, д. Третье поле. При этом числительное, использованное при именовании местности, снижает маркированность повторов. Наличие порядкового номера при топонимических дублетах указывает на последовательность появления населенных пунктов в местности, где есть Третье поле, следовательно, были Второе и Первое поле [90, с 24].

Топонимика представляет глубочайший интерес не только для языкознания, истории, географии, но и этнографии как науки, изучающей народы-этносы и другие этнические образования, их происхождение (этногенез), состав, расселение, культурно-бытовые особенности. Анализ топонимов позволяет установить особенности этногенетических процессов на территории края, в основе которых с глубокой древности лежали процессы миграции и интеграции этнических групп. Топонимы раскрывают сущность мировосприятия и жизнедеятельности народов, проживающих в низовьях реки Оки на ее правом берегу.

По мнению Н. В. Подольской «топонимист, в отличие от классического филолога, имеет дело не с подлинниками, а с суррогатами лексики, производной от неких „исходных“ основ. Он не может знать, как в реальной жизни произносились гласные (а/ъ/о/), согласные, где стояло ударение и т. д. К суррогату нельзя предъявлять тех же требований, что и к устоявшимся терминам, зафиксированным в переводных словарях» [105, с. 100]. С таким ее мнением не согласны некоторые исследователи, считающие что предметом их изучения являются как раз полинники.

Тем не менее Н. В. Подольская сделала следующие выводы:

— использование заведомо ложных предпосылок для получения истинного знания запрещено методологией научного познания и за конами формальной логики;

— топонимист обречен действовать в рамках вероятностной логики, между истиной и ложью. Его этимологии имеют лишь гипотетический характер; в максимальной степени они могут соотноситься с действительностью лишь благодаря использованию данных смежных научных дисциплин;

— необходимо следовать принципам историзма. «Этимология — ничто, если она игнорирует причины, породившие названия. А эти причины — всегда и только исторические»; географические и языковые факторы вторичны по отношению к историческим;

— анализируя топонимы, филолог пользуется языками народов, проживавших на данной территории. Каких именно — на это ему указывает историк. Таким образом, филолог зависим от историка;

— приоритет историзма оправдан еще потому, что исторические дисциплины имеют дело с конкретным материалом: документами, вещным инвентарем, объектами археологии и т. д. Все это осязаемо, измеряемо, а потому познаваемо. То же можно сказать о географической среде. Мы не умаляем плодотворности методов лингвистики — она научила «говорить» машины, она сделала огромный шаг вперед! Тем не менее вынуждены констатировать причинно-следственную связь, присущую топонимике: именно историческая и географическая конкретика вызывает к жизни конкретику филологическую, а не наоборот [19, с.101].

После того как вы получили представление о топонимике, как современной развивающейся науке, исходя из познания топонима, как имя собственное, служащего для выделения именуемого им объекта среди других объектов, предлагаем познакомится с происхождением и способами образования топонимов.

Происхождение и способы образования топонимов

Знакомство с историей правобережной части Нижегородского Поочья дает основание начать разговор о происхождении топонимов с выделения трех хронологических пластов:

а) исторические названия, появившиеся до XI века;

б) топонимы, возникших с XI до XVI век;

в) онимы, появившихся в XVI веке, и поздние.

По мнению А. С. Щербак, в первом хронологическом пласте основное количество топонимов имеет угро-финский субстрат, возможно присутствие балтийской основы онима. Третий хронологический период отличается наибольшей однородностью в выборе названий населённых пунктов. «Почти все они восходят к русским патронимам, т.е. к именам, фамилиям, отчествам (реже!) владельцев сел и деревень. Сложным представляется генезис топонимов, образовавшихся в период от X до XV века» [90, с. 25].

По мнению М. В. Горбаневского М.В «как и ожидалось, легенды не имеют ничего общего с действительным происхождением названия поселений. Все стихийные переосмысливания значения топонима (связь с Петром I, Екатериной II) — не более чем досужый вымысел, лишь иногда имеющий косвенную связь с настоящими событиями [8, с.16]. Такого же мнения придерживается В. Б. Кобрин, который предупреждают что «главная опасность, подстерегающая начинающего топонимиста, — излишнее доверие к легендам о происхождении тех или иных географических названий» [14, с.162].

Но существует и другая точка зрения. Так О. Е. Афанасьев, А. В. Троценко в свой работе «Категория «легенда» в региональном топонимическом пространстве» делают вывод о том, что «топонимическая легенда — это часть мифологического пространства, создаваемого народом веками в попытках объяснить особенности окружающей среды, те или иные палеотопонимы. Они являются неотъемлемой частью топонимии края, культуры народа, продуктом творчества, а поэтому должны быть исследованы методами географической культуры, топонимики и фольклористики одновременно [153]. По-моему, вряд ли «легенды» приведут к определению происхождения онима.

В предыдущей главе мы уже писали, что топонимию «края» можно разделить на славянскую (русскую), субстратную и смешанную.

Самая значительная группа славянских топонимов в нашем «крае» по происхождению восходит к антропонимам (личным именам, прозвищам, фамилиям). В подавляющем большинстве случаев уже неизвестно, имя или фамильное прозвище какого конкретного лица легло в основу формирования ойконима или гидронима. Только в редких случаях, благодаря памятникам древней письменности, можно подтвердить достоверность лиц, имена которых легли в основу именования географических объектов [32, с. 11]. Очень активно посессивные (названия по человеку (основателю или владельцу селения) топонимы возникали именно в XV — XVII веках (с. Александрово, д. Алтухово и т.д.). В это время даже наблюдалось постепенное вытеснение других групп топонимов посессивными [32 с.12]. На примере нашего края, с начала XVII века село Зевово стало называться селом Давыдово [97, л. 583], а деревню Мысково переименовали в деревню Маскакова [97, л.34].

Часть топонимов являются локативными (названия по расположенному рядом предмету), так как отражают особенности территории, на которой расположен объект. К основным признакам относятся рельеф местности и особенности растительного мира и почвы того места, где находится объект (д. Горы). Почвенно-геологическими условиями объясняются названия деревни Каменки. Особенности местной растительности отразились в названиях селений — д. Березовка, д. Липовка.

Русские топонимы так же могут быть образованы:

— от общерусских имен нарицательных: с. Берёзовка;

— от диалектных слов: с. Большое Загарино, д. Дубровка.

В основе названий некоторых географических объектов лежат различные его признаки. Это квалитативные топонимы, в которых подчеркиваются их размеры, расположение относительно какого-то другого объекта, время возникновения, социально-экономические признаки, исторические события (д. Третье Поле, д. Ново).

В некоторых случаях внутренний смысл (мотивировочный признак) топонимического наименования нельзя уловить при поверхностном рассмотрении. Например, д. Раменки, с. Большое Загарино, д. Новинки и т. д.

С распространением христианской религии в прошлом связаны такие названия селений, как с. Дьяково, д. Спасск. В течение ряда веков славянские по происхождению топонимы, как и субстратные, претерпевали различные фонетические и грамматические изменения [32, с.16]. Например, д. Спасская стала называться д. Спасск; с. Жайское — с. Жайск и т. д.

С точки зрения отношения топонима к ранее существовавшим названиям топонимические именования «края» делятся на первичные и вторичные. То есть некоторые ойконимы «края» возникли в результате переноса названий с реки на населенный пункт (р. Малая Тарка и д. Тарка). Не исключено, что в случае небольшого размера водного источника, название поселения могло стать основой для наименования источника (пгт Вача, р Вачка).

Ю. И. Чайкина утверждает, что в каждый исторический период была своя мода на называние географических объектов: в один период называли по именам людей, в другой — по особенностям самого объекта, в третий — по соседнему географическому объекту [32, с.18].

Знакомство с субстратной топонимией необходимо начать с определения субстратов как следов побежденного языка в составе языка победителя. В. Б. Кобрин трактует слово субстрат как подслой. «Субстратом принято называть пласт названий, происходящих из языка народа, раньше жившего на данной территории. В русской, украинской и белорусской топонимии можно найти иранский, балтский, угро-финский субстраты. Изучение субстрата дает возможность проследить исторические судьбы территории, процессы этногенеза». Они же считают, что «Для лесной же зоны (то есть нашего края) более характерен финно-угорский субстрат» [14, с.162].

К субстратным топонимам как правила относятся названия рек, озер, ручьев (о. Катюрево р. Марца), реже — населенных пунктов (д. Курмыш, с. Нершево). Гидронимы по мнению Г. А. Леонтьевой древнее и «наиболее стойки» [14, с.162], ойконимы теснее связаны с исторической судьбой народов. Субстратный характер носят также названия групп деревень (групповой способ расселения славяне переняли у чуди), следует заметить, что такие поселения чаще располагались по водным источникам [32, с.22].

Субстратная топонимия нашего края характеризуется рядом устойчивых элементов, повторяющихся в составе многих географических названий: это топоформанты (суффиксы) и топоосновы. Может быть так, что топоформанты и топоосновы, бытующие в одном и том же топониме, восходят по происхождению к разным языкам. Но существует закономерность: топоформанты или одного временного среза с топоосновой, или более поздние по происхождению, а не наоборот [32, с. 23]. Например, основой ойконима д. Тащлыково, стало тюркское имя Ташлык, а в качестве форманта выступил русский суффикс — ов.

Для нижегородской топонимии характерен синкретизм (сочетание разнородных философских начал в одной системе без их объединения). Синкретизм здесь представлен единицами с русскими (славянскими) формантами — ов (о), — ин (о), — к (а), их (а), — ье и др. и финно-угорскими (обобщенно или конкретизировано: мордовские, марийские) пред формантными частями основ (д. Пертово, Нершево. Шамшилово). Все эти и подобные онимы русские по образованию, хотя и от основ иноязычных, нерусских, финно-угорских, слов как свидетельство совместного проживания этносов, их взаимодействия [74, с.91].

Рассматривая способы образования топонимов, необходимо отметить то что они могут состоять из приставки, топоосновы, суффикса — аффикса, окончания.

Все эти повторяющиеся части имен собственных, по мнению Г. А. Леонтьевой, П. А. Шорина, В. Б. Кобрина, являются формантами, которые могут быть продуктивными и непродуктивными. Продуктивными являются форманты, которые и сегодня образуют новые слова. Так, например, формант — ская продуктивен для названий улиц. Непродуктивные форманты существуют в старых названиях, но не используются для образования новых. Так, сегодня невозможно возникновение названия города Ярославль от имени Ярослав. Вероятнее были бы формы: Ярославов, Ярославск, Ярославград. Формант — ль — стал непродуктивным [14, с.161].

При этом формы образования топонимов бывают разными:

— прямой переход от нарицательного или собственного слова в топоним. (о. Затон);

— переход от нарицательного слова в топонимическую категорию с добавлением приставки и суффикса (За — Гар — ино);

— образование многословных топонимов при помощи прилагательного и существительного (с. Малое Загарино, д. Большой Луг);

— образование топонимов при переходе прилагательного в существительное. Этот процесс называется субстантивацией (о. Внутреннее);

— образование топонимов при помощи словосложения (с. Новоселки);

— топонимы, в составе которых есть числительное (д. Третье Поле).

О. Р. Хисамов утверждает, что в следствии действия принципа относительной негативности названий, сформулированного еще В. А. Никоновым, за основу топонима берется признак дефицитности, а не массового распространения какого-либо признака в данном ландшафте [65, с.41].

В выбранном нами крае выявлены следующие топоосновы:

— финский тип основы (д. Вастрома, д. Пертово);

— тюрский тип основы (р. Юра);

— русский (славянский) тип основы (д. Настино, д. Бабкино).

Возможно наличие основ, исходящих к языку балтов (р. Ока).

Разговор о топоформантах, начнем с определения суффиксации В. А. Никоновым, как господствующего типа образования топонимов в славянских языках. По его данным в соседней Ивановской области суффиксальным способом образовано 94 процента всех известных названий деревень [32, с.21].

Какие же суффиксы—аффиксы задействованы в топонимии. Ю. И. Чайкина говоря о заимствовании топонимии суффиксов у имен нарицательных, отмечает то что некоторые суффиксы стали в топонимии активнее, а другие, например, — иха (д. Горбуниха, р. Свариха) стали употребляться реже. По ее мнению суффикс — иха возник в народной среде [32, с.18].

По мнению В. А. Никонова в северных и центральных областях Российской Федерации господствует суффикс — ов-/-ев — (д. д. Евсеево, Елизарово, Ефимьево, Ивашево и т.д.), в то время как в ее южные области преобладает суффикс — к-.

Среди призводных однословных ойконимов преобладают наименования в форме единственного числа, образованные морфологическим способом, суффиксацией. Наиболее продуктивными являются модели ойконимов с такими суффиксами: — овк-/-евк — (д. Березовка) [121].

А. С. Щербак утверждает, что фамильный формант — к указывает, как правило, на признак «принадлежность одному человеку». Например, д. Настино свое название получило по имени Настя. Форманты топонимов — ов/-ев, — ин/-ын отражают «принадлежность роду». Например, д. Короваево названа по роду Короваева [90, с.45].

Суффиксы — ск-, — овск-, — инск — имели значение неличной принадлежности. (д. Жайская, р. Барановская, д. Черновское). В то же время, по мнению А. С. Щербак топоформанты — ское/ский, — овка свидетельствуют о том, что первично в названиях населенных пунктов имя человека, и лишь затем фамилия. Например, д. Федоровка. Данный факт объясняется тем, что в России фамилии появились поздно. Еще в XVII—XVIII веках в русском языке активно употребляли прозвищное имя [90, с.46].

М. В. Горбаневский утверждает, что «топонимы, построенные на основе топонимических аффиксов (-ово, — ево, — ское, — ищ, — ка). представляют наибольшую сложность, так как славянский топонимический тип является суффиксальным, и большинство топонимов сформированы по этому образцу, однако проследить морфологическую этимологию не всегда удается, например, Воробьево можно проанализировать и как происходящее от наименования птицы или от варианта антропонима Воробей/Воробьев» [8, с.12].

Иногда в топонимах встречаются суффиксы: — ец, — иц, — ица, — н. Существует мнение, что суффиксы — иц, — ица, восходят к финскому — иха, означающему «веселая, хорошая, радостная» [32, с.56]. Например, д. Юрьевец, о. Круглица.

Р. Я. Халитов считает суффиксы: — ов, — ев, — ин, — овк, — евк, — овка, — евка, — инк, — инка, — ка, — ск, — ен, — н, славянского (русского) происхождения [89, с.19].

От до славянского периода на территории Нижегородской области сохранилось некоторое количество топонимов. Субстратная топонимия характеризуется рядом устойчивых элементов, повторяющихся в составе географических названий — топоформантов, которые представляют из себя повторяющуюся часть топонима — суффикс, совокупность суффикса и грамматическое окончание. Топоформанты обычно короткие, очень древнего происхождения, этимология многих из них неясна.

Познакомимся с топоформантами прибалтийско-финского происхождения. Наиболее распространенными среди них являются грамматические окончания на — га; — та; — ша; — ма [83, с.37]. Формант—га называют речным суффиксом. Пример нашего «края» — р. Пучага. А. К. Матвеев и профессор Дульзон считают га — финно-угорским элементом, восходящим к имени нарицательному, существительному joki в значении «река» [83, с.19]. Другие ученые полагают что топоформант — га является грамматическим показателем пролатива — переместительного падежа в мордовском языке, употребляемым после согласного, передающим смысл передвижения по чему-либо: по участку земли, освобожденный от леса выжиганием деревьев. Например, д. Пожога.

В. Б. Кобрин рассматривает оканчания — кша/ — кса, как древнейшие финно-угорские форманты, которое в древних языках этой группы, вероятно, означало реку или ручей. С этими же племенами они связывают форманты — ога, — ега, — уга, — юга, означающие реку [14, с.162].

В то же время Г. П. Смолицкая полагает, что формант — ша мог существовать как самостоятельный термин со смыслом — «поток», «вода».

Формант — ма большинство лингвистов связывают с финским существительным маа — «земля» [32, с.25]. В случаях с названиями рек, ученые считают, что наблюдается перенос наименования: название местности на наименование реки, протекающей по этой местности [74, с.23].

Б. А. Серебренников, анализируя работы А. К. Матвеева по топонимии, выявил возможную природу происхождения — ма:

— как составной частью географического термина в названии (р. Марца);

— как географического термина в значении место, земля (д. Вастрома);

— как составной частью основы названия вода (р. Кузома);

Становится очевидно, что когда с формантом — ма выступает название сухопутного объекта, то вывод напрашивается сам собой: — ма от праязыка финно-пермов в значении «земля» или суффикса со значением «место». Б. А. Серебренников предполагает, что авторами «названий рек на — ма были русские засельники, которые названия мест от аборигенов севера переносили на названия рек» [80, с.83].

В создании топонимики «края» участвовали субстратные топоформанты: — ша, — га, — да (д. Пожога, р. Шерша, р. Юнда). Некоторые исследователи, в том числе Г. Я. Симина, уже само конечное — а в неславянских названиях рек, на — ма, — га, — ша, — да, — та, — ла, считают результатом их адаптации на русской почве, то есть славянизации [81, с.90].

П. Рахконен пишет «В Поочье фиксируются названия рек с окончанием — ра. В одном из древних языков Центральной России существовал апеллятив — ra „река, поток“. Этот язык лежал в основе мордовского и мерянского языков» [78, с.33].

Группу формантов — жма, — зьма, — сьма, — шма (р. Кишма) Г. А. Леонтьева относит к неизвестному еще дофинноугорскому субстрату [14, с.163].

В названии рек нередко использовался финский формант — ярви, в русской переделке — ерь, — ер, — оро. Л. А. Климкова же выявила топоформант: — гер, — ерь, — нер, происходящий из значительно трансформированного марийского «энгер», означающего на русском языке слово «речка» [74, с.83].

Тот или иной формант присутствует в названии р. Ундюгерь. Предполагается, что угорский топоформанты — ер, — иг, — ик — га, — ка, можно отнести к буртасо-мадьярским [83, с.94].

С вепсским — sara-, — sora-, по-русски означающим «ветвь, ответвление, приток, небольшая речка», Ю. И. Чайкина связывает форманты: — сор, — зор, — шер (р. Шерша) [32, с.21].

По мнению Б. А. Серебренникова некоторые мордовские единицы, существующие на уровне топоформантов, выступают в качестве этнических индикаторов: — куша, — кужо (р. Плоскуша, р. Великуша) [79, с.46].

К топоформантам тюрского происхождения Р. Я. Халитов относит аффиксы (суффиксы): — ли, — ла, — ле, — ло, — лык, — лек, — кан, — кон (с. Ташлыково). Аффиксы: — лор, — лар, — тар, — зар, — дар, он определяет, как признаки множественного числа [89, с.19]. Другой исследователь — О. Р. Хисамов считает, что окончание — да, привязано к именам малых рек (р. Юнда) [83, с.37].

С течение времени многие субстратные топонимы, приспосабливаясь к законам русского языка, адаптируясь, меняют свой звуковой облик и грамматическую структуру. Часть из них «обросла» русскими суффиксами. В качестве примера приведем следующие гидронимы: р. Вачка, д. Пурка. Другая часть, приспосабливаясь к русским топонимическим моделям, видоизменялась более существенно. На базе части топоформанта — езь, — есь формируется суффикс — ец, иногда меняется фонетический облик основы (д. Мокрец, д. Юрьевец).

В ряде случаев субстратные топонимы настолько видоизменяются, что уже не воспринимаются как слова чужого языка. Так возвышенность, именуемая сегодня как гора Дина, ранее называлась Горадина [32, с.112].

Длительный период славяне мирно жили с угро-финнами. Развивалось взаимовлияние топонимических систем: словообразование одного языка влияло на топонимическую систему другого. В усваивающем языке возникали новые топонимические типы. Под воздействием финно-угорской топонимики, в которой наблюдалась модель «прилагательное + квалификатор, называющий объект», в русской топонимике появились такие названия, как с. Новосёлки.

На основании изложенного выше материала можно судить о том, как бывает порой сложно опеделить происхождение и способ образование онимов, особенно гидронимов и части ойконимов субстратного характера. «Невнимание к истории может подвести и серьезного ученого. Главная опасность, подстерегающая начинающего топонимиста, — излишнее доверие к легендам о происхождении тех или иных географических названий. Другая ошибка близко связана с предыдущей: попытка подобрать, не задумываясь о формантах, законах языка, истории народа и территории, подходящую этимологию. В этом случае этимологизатор создает новую топонимическую легенду, отличающуюся от народных в худшую сторону: в ней нет элементов фольклора [14, с.162].

Словарь топонимов, расположенных на правом берегу Оки от устья Большой Кутры до устья Тарки

В настоящее время не имеется достаточного количества информации что бы написать достоверные истории о происхождении названий того или иного географического объекта. Поэтому мы предлагаем произвести лингвистические исследования топонимов, то есть словообразовательный, морфемный и этимологический разбор их. То есть таким образом составить словарь местных топонимов. При этом будут отражены мнения других исследователей о происхождении онимов.

Перед разбором топонимов важно было установить прежние названия поселений, рек и озер «края». Это удалось сделать благодаря «подлинной писцовой книги поместных и вотчинных земель в станах Муромского уезда 1628 — 30 годов» [97]. Забегая вперед, отметим, что большая часть современных топонимов «края» соответствуют, вплоть до буквы, их историческим названиям в начале XVII века. Если при разборе онима время его образования не будет указано, это будет означать то, что в качалу XVII века он был уже сформирован в том виде, к котором мы его встречаем сегодня. Случаи, когда время образования топонима более раннее или более позднее, а также современный его вид не соответствует прежнему, будут разобраны в каждом конкретном случае. Анализ топонимов, расположенных на правом берегу Оки от устья Большой Кутры по устье Тарки, будем производить в алфавитном порядке.

д. Аксентьево, Павловский р-н, Варежский сельсовет, — ойконим, топоосновой которого стало существительное русское имя собственное (антропоним) — Аксентий [53, с.43]. Оно произошло от древнегреческого αὐξάνω, и означает «увеличиваю, усиливаю, приумножаю, расширяю». Топоформант ойконима — ев, по мнению А. С. Щербак отражает «принадлежность роду» [90, с.47].

с. Александрово, Вачский р-н, Филинский сельсовет, расположено на правом берегу реки Оки, — производный ойконим, топоосновой которого является существительное русское имя собственное — Александр. Оно произошло от греч. alexo и означает «защищать» [53, с.44]. Топоформант ойконима — ов, по мнению А. С. Щербак отражает «принадлежность роду» [90, с.47]. В качестве топоформанта выступает суффикс — ов.

д. Алтухово, Вачский р-н, Алтунинский сельсовет, — ойконим, топоосновой которого является существительное русское имя собственное — Алтух. Оно является просторечной формой греческого имени Евтихий, означающего «счастливый, меткий». С. Б. Веселовский указывает, что Алтухо́вы это известная русская фамилия [5, с.24]. Топоформант онима — ов, по мнению А. С. Щербак отражает «принадлежность роду» [90, с.47].

Конец ознакомительного фрагмента.