Мой контракт на необъявленные войны. Записки химика

Виктор Иванович Крашенинников, 2023

В этой книге автор, значительную часть своей жизни прослуживший в Главном специальном управлении Минхимпрома СССР, написал далеко не все, что знает. Но сказанного достаточно, чтобы читатель составил свое впечатление о работе «в оборонке». Производство компонентов современных вооружений, китайско-вьетнамская война, события в Тбилиси, заседания чрезвычайной противоэпидемической комиссии, деятельность по воплощению в жизнь программы «Группа 100» (освобождение от импорта): автор воспоминаний смотрит на события глазами участника и высказывает свое мнение, опираясь на факты и документы. В книге Виктора Крашенинникова нет изобилия технических деталей, зато есть рассказы о людях, которые проявили свои лучшие и, к сожалению, худшие качества, попав в экстремальные ситуации.

«Впереди десятки необъявленных войн, и я подписал контракт на весь срок…»

Я целенаправленно поступал на специальный факультет. Наконец на четвертом курсе начались ожидаемые специальные дисциплины. Первый семестр запомнился только холодком в груди при первом синтезе нитроглицерина. Позже стало рутиной пластифицирование нитроцеллюлозы нитроглицерином на горячих вальцах для получения баллиститных порохов.

Знаменательным стал второй семестр. Началась пятимесячная практика. Основная часть группы отправилась по заводам, а пять человек попали в закрытый НИИ, который и стал моей судьбой на ближайшие десять лет. Мы с Димой Р. попали в одну лабораторию. За работу взялись со всем юношеским пылом. Наше руководство, увидев, что мы хотим и умеем работать, дало нам ставки техников. И мы, забыв о необходимости защиты каких-то курсовых проектов в ВУЗе, просто работали «на благо отечества».

В начале работы произошел случай, запомнившийся на всю жизнь. Я оказался в роли спасителя — уверен, что спас жизнь Диме. Мы работали с органическими солями кислот. Я работал с хлорной кислотой, а Дима с азотистоводородной. Это очень коварная кислота первого класса опасности: очень летуча, без цвета и без запаха. Видимо, он плохо промыл посуду под тягой и понес на сушку. Я только услышал крик: «Витька, налей спирта!» Я обернулся — зрелище было ужасным. Всё по науке: резкое повышение температуры — на него как будто лили из ведра воду; резкий прилив крови к голове — абсолютно красные белки глаз. Дальше — должна быть остановка дыхания. Единственное противоядие — этанол, который всегда под рукой. За секунду я налил грамм 200, с большим трудом влил ему в глотку и побежал к телефону. Конечно, я раздумывал: звонить — значит, расследование, не звонить — вдруг умрет. Пока пару секунд раздумывал, слышу заикающийся голос: «Может пообедаем». Смотрю, глаза почти нормальные, а парень абсолютно пьяный. Я его отвел в помещение для особо опасных работ, уложил на бушлаты и закрыл. Так мы получили наглядный урок по соблюдению железного правила: «В химической лаборатории категорически нельзя работать в одиночестве».

Однажды нас отправили на три недели в командировку в город химиков Дзержинск. У нас появился даже некоторый снобизм и небольшое чувство превосходства по отношению к ребятам из группы: у них была ознакомительно-увеселительная прогулка по заводам, а мы три недели вкалывали в цехе в противогазах. И, главное, мы добились получения продукта с требуемыми свойствами. На этом заводе, который производил в том числе взрывчатые вещества, мы впервые увидели, что такое цех с обваловкой (опасные цеха были окружены высокими земляными валами, в которых были тоннели для прохода к цеху). Для студента, работающего в таком цеху, это было что-то новенькое и щекочущее нервы. Мы уже «понюхали пороха» и понимали, что специальные дисциплины ВУЗа мало что дают. Главное, мы имели, благодаря ВУЗу, солидную общеинженерную подготовку, платформу, вполне пригодную для дальнейшей трудовой жизни.

После пятого курса все студенты ушли на преддипломные каникулы, а я с 1 июня начал работать в НИИ старшим техником (до защиты диплома). Про диплом я благополучно забыл, работал, ездил по командировкам и вспомнил о нем, будучи в январе по работе в Питере. Вспомнил и о звонке с кафедры — они назначили защиту на 14 или 15 февраля. Поделился с шефом мнением, что хоть формально, а через три недели надо защищать что-то похожее на диплом. По приезде в Москву за неделю написал диплом, использовав в основном отчеты лаборатории. Из-за грифа «совершенно секретно» защищаться в ВУЗе запретили, что меня вполне устроило. На моей защите присутствовало трое: председатель ГЭКа, заместитель директора НИИ и мой шеф.

Я продолжал работать в НИИ, но по ряду причин начался кризис, требовавший смены рабочей обстановки. Кстати, одной из причин явилось начало лейкоцитоза. Видимо, сказалась работа с самым сильным из известных мутагенов. Тогда норма была 5–7, а у меня постоянные анализы показывали лейкоциты на уровне 15. Естественно, наша медсанчасть считала это следствием воспалительного процесса (неопределяемого?!). Если бы они признали воздействие продукта, пришлось бы оформлять профзаболевание. В этот период меня пригласили в аспирантуру МГУ, и я, скрепя сердце, дал согласие. Но, когда я пришел к заместителю директора сказать об увольнении, он сделал мне более заманчивое предложение. Он дает мне группу в лаборатории по созданию новых поколений твердых ракетных топлив. Всего через год после ВУЗа руководитель группы (!) на интересной и перспективной работе. Сыграло роль и то, что в юности я взял девизом слова Хемингуэя: «Впереди десятки лет необъявленных войн, и я подписал контракт на весь срок». Как же я мог уйти из «оборонки»?! Естественно, я согласился. Кстати, лейкоциты через месяц пришли в норму.