Бюг-Жаргаль

Виктор Мари Гюго (1826)

Первый роман Виктора Гюго описывает события, связанные с восстанием рабов на Гаити в 1791 году. Капитан Леопольд д'Овернэ и темнокожий вождь Бюг-Жаргаль без ума влюблены в прекрасную и кроткую Марию. Оба оказывают ей знаки внимания, оба одинаково отважны и бесстрашны, но все же удача улыбается капитану д'Овернэ и именно ему отдает Мария свою руку и сердце. К сожалению счастье молодоженов длится не долго. В день свадьбы происходит восстание рабов и Мария, а позже и ее молодой супруг попадают в плен к повстанцам. Возлюбленным грозит неминуемая гибель, но к ним на помощь приходит благородный Бюг-Жаргаль, и теперь у этой трагической истории есть шанс на счастливый финал. Издается с сокращениями

II

Эпизод этот возбудил живейшее любопытство веселых собеседников.

Лишь только капитан д’Овернэ вышел из палатки, завязался следующий разговор.

— Я готов держать пари, — вскричал поручик Анри, вытирая свой красный сапог, на котором виднелось большое грязное пятно, оставленное собакой, — я готов держать пари, что капитан не отдал бы сломанной лапы своей собаки за те десять корзин мадеры, что мы видели на днях в большой генеральской фуре.

— Тише! Тише! — сказал весело адъютант Паскаль. Это было бы невыгодно. Корзины уже пусты — это мне доподлинно известно; и, — добавил он серьезно, — согласитесь, поручик, тридцать пустых бутылок, разумеется, не стоят лапы этого пса, тем более, что, в сущности, из этой лапы можно сделать ручку для дверного звонка.

Серьезный тон последних слов адъютанта рассмешил всех. Только Альфред, молодой офицер баскских гусар, не засмеялся; у него был недовольный вид.

— Не вижу, господа, что вы находите смешного в том, что только-что произошло. По-моему, и собака и сержант, которых я всегда видел подле д’Овернэ, должны скорее возбуждать к себе участие. Наконец эта сцена…

Паскаль, задетый за живое недовольством Альфреда и веселостью остальных, перебил его:

— Очень сентиментальная сцена. Скажите пожалуйста! Найденная собака и сломанная рука.

— Капитан Паскаль, вы не правы, — сказал Анри, выбрасывая из палатки только-что опорожненную им бутылку, — этот Бюг, по прозвищу Пьерро, возбуждает во мне огромное любопытство.

Готовый уже рассердиться, Паскаль утих, заметив, что его стакан еще полон. Д’Овернэ вернулся и сел на прежнее место, не говоря ни слова. Он был еще задумчив, но лицо стало уже спокойнее. Озабоченный чем-то, он не слушал, о чем говорили вокруг него. Раск улегся у его ног, следя за ним тревожным взором.

— Ваш стакан, капитан д’Овернэ. Попробуйте, хорошее винцо.

— Слава богу! — сказал капитан, воображая, что отвечает на вопрос Паскаля. — Рана оказалась не опасною, рука не сломана.

Только невольное уважение, которое внушал капитан своим соратникам, сдержало взрыв смеха, уже готовый сорваться с губ Анри.

— Раз вы перестали тревожиться о Тадэ, — сказал он, — и раз мы условились рассказать по очереди какое-нибудь из своих приключений с целью скоротать ночь, я надеюсь, дорогой друг, что вы сдержите свое слово и расскажете нам историю о вашей хромой собаке и Бюге… не знаю дальше имени этого Пьерро, как называл его ваш Тад.

Д’Овернэ не ответил бы ничего на этот полушутливый, полусерьезный вопрос, если бы все остальные не присоединили к нему свои настояния. В конце концов он уступил их просьбам.

— Так и быть, господа; но не ждите ничего, кроме рассказа об очень простом происшествии, в котором лично я играю совершенно второстепенную роль. Если вы ожидаете чего-нибудь необычайного, то вы ошибаетесь, предупреждаю вас. Я начинаю.

Наступило глубокое молчание. Паскаль выпил залпом свою флягу водки, Анри завернулся от ночного холода в изодранную медвежью шкуру.

Д’Овернэ задумался, припоминая события, давно уже вытесненные из его памяти. Наконец он заговорил медленно, тихим голосом, деля частые паузы.