Любовница Леонарда. Роман ужасов

Виктор Песиголовец

Мистический триллер. Юная девушка, дочка успешного полтавского фермера, по воле судьбы становится посвященной ведьмой. Но это явно не ее предназначение. Череда ошибочных решений, принятых девушкой, ее действия, противоречащие установкам темных сил, в конечном итоге приводят к трагедии… Далеко не все в этой истории выдумка. Кроме того, все заговоры, заклятья и ритуалы, упоминаемые в романе, – тоже не плод фантазии автора, они взяты из колдовской практики ныне здравствующей потомственной ведьмы…

Глава седьмая. Надругательство

Часов в девять утра, когда девушка готовила себе нехитрый завтрак, кто-то окликнул ее с улицы. Выглянула в окно — возле калитки, глубоко засунув руки в карманы потертой кожаной курточки, переминался с ноги на ногу Бондарь.

— Чего ты хочешь, Серега? — удивленно спросила Архелия, выйдя на крыльцо.

— Разговор есть! — он улыбался и находился в явно приподнятом настроении. — У меня к тебе серьезное предложение.

Она подошла ближе, скептически посмотрела на парня и пошутила:

— Какое предложение? Надеюсь, ты не собираешься предлагать мне руку и сердце?

Тот окинул липким взглядом ее хрупкую фигурку с головы до ног и, скаля зубы, сообщил:

— Вчера Борька забрал свои права.

— Я рада за него, — хмыкнула Архелия. — Но мне какое до этого дело?

— Сейчас поймешь! — Бондарь достал из кармана скомканную пачку сигарет и зажигалку. — У тебя ведь в гараже стоит тачка. А мы с Сысоевым как раз хотим приобрести себе иномарку. Поняла?

— И вы решили купить у меня? — догадалась девушка. И, на мгновение задумавшись, поинтересовалась: — А денег у вас хватит? Моя машина не из дешевых, к тому же она совсем новенькая.

— Слушай сюда! — возбужденно воскликнул Серега, выпуская струйки дыма одновременно изо рта и носа. — Тачка твоя и вправду новая и довольно дорогая. Но попробуй еще продай ее с такой репутацией! Ведь каждый знает, что в ней умер твой батя. Если и купит кто, то по дешевке. А мы предлагаем тебе неплохие бабки!

— Я подумаю! — пообещала девушка. — Может, машину мне вообще не стоит продавать, а оставить как память о батьке…

— Ладно, думай! — пожал плечами Серега. — Но советую принять наше предложение. Какой прок от тачки, ржавеющей в гараже? Через год-полтора она превратится в груду металлолома, и тебе еще придется приплачивать, чтобы кто-то отволок ее на свалку… Сейчас Борька занят. К нему один кореш из Мазаевки приехал, о чем-то базарят они… Когда освободится, мы подойдем, посмотрим, какие навороты есть на машине, ну, там кондиционер, электростеклоподъемники, омыватель фар…

— Хорошо, приходите, смотрите! — согласилась Архелия и вернулась в дом.

Перед обедом на подворье Гурских появились Серега и высокий плечистый мужчина в щегольской кожаной курточке с прибамбасами — Сысоев. Оба с сигаретами в зубах, оба не совсем трезвые, какие-то взбудораженные. Не понравилось это девушке, но что делать, коль пришли, не выставлять же их за ворота?

— Ну, давай, красотуля, показывай свою машинерию! — ухмыляясь, попросил Борька.

Архелия указала рукой вглубь двора:

— Идите, смотрите! Машина совершенно новая…

Серега услужливо приоткрыл ворота гаража, пропустил вперед Сысоева и следом за ним вошел сам. Девушка осталась стоять возле веранды.

Они долго осматривали иномарку, галдели, то и дело пересыпая свою речь отборной бранью, и, наконец, вышли во двор.

— Думаю, сладим, красотуля! — блеснул золотым зубом Сысоев. — Нормальная у тебя машина. Есть все, что нужно.

— А сколько даете денег? — осведомилась Архелия. И когда Борис назвал сумму, вынула из кармана мобильный телефон и стала звонить Кужману. Коротко переговорив с ним, отрицательно покачала головой. — Того, что вы предлагаете, совсем мало!

— Да ты че! — возмущенно вскричал Бондарь. — Кто тебе больше даст?

— Действительно, кто? С учетом того, что от твоей тачки трупом смердит! — прибавил Сысоев, выплюнув бычок под ноги девушке.

Ее глаза вмиг наполнились слезами.

— Зачем вы так?

— А что, неправда? — Борис смотрел на нее с гаденькой слащавой ухмылкой. — Продавай, красотуля, пока берем!

— А то ведь и передумать можем! — Серега достал из кармана бутылку водки. — Соглашайся, и сядем да обмоем сделку!

Архелия посмотрела на них с отвращением и твердо произнесла:

— Нет! За такие деньги я не продам машину. И уберите свою водку!

— Зачем кочевряжиться, красотуля? — скривился Сысоев. — К тебе люди по делу пришли, нормальные бабки предлагают, а ты хамишь!

— Пусть машина пока постоит! — отрубила Архелия и, развернувшись, направилась в дом. На ходу прибавила: — Думаю, найдутся покупатели и пощедрее вас. Я дам объявление в районной газете.

Борька и Серега, матерясь, потопали к калитке.

Но буквально через полчаса появились опять. И, как показалось девушке, были гораздо пьянее, чем в прошлый раз.

— Мы тут прикинули и решили, что можем на четверть увеличить сумму! — заявил ей Сысоев, когда она возникла на пороге. — Согласна?

— Ну, не знаю, — засомневалась Архелия. — Автомобиль, конечно, стоит намного больше, чем вы предлагаете, но, с другой стороны, ведь и правда продать его не так просто…

— Вот! Это уже деловой разговор! — обрадовался Борис, откровенно поглядывая на ее голые колени, выглядывающие из-под короткого домашнего халата.

— Так значит, вы заплатите мне на четверть больше, чем предлагали? — стала уточнять девушка, прикидывая, какая выйдет сумма, если гривны перевести в доллары.

— Заплатим, заплатим! — Сысоев обнажил свой золотой зуб в кривой ухмылке. — Веди в дом да стаканы давай!

Она не успела ничего сказать, как он плечом отстранил ее и танцующей походкой вошел в веранду. За ним, радостно потирая руки, поплелся Серега. Архелии ничего не оставалось, как зайти следом за ними.

Они и не подумали снять обувь, так, в заляпанных грязью башмаках, и прошествовали в гостиную по светлому паласу, благоухающему свежестью и чистотой.

По-барски рассевшись на диване, Борис скомандовал:

— Организуй, красотуля, какую-нибудь закусь и тащи сюда!

Девушка отправилась на кухню. Наскоро нарезала сала, домашней буженины и аккуратно разложила на тарелке. В эмалированную мисочку насыпала квашеной капусты, мелко накрошила лука и сверху полила подсолнечным маслом. Прихватив два граненных стакана и несколько кусочков хлеба, принесла закуску в гостиную.

— О, да тут жратвы на целую роту! — Сысоев вытащил из-за пояса бутылку водки и стал отвинчивать крышечку. — Только почему я не вижу третьего стакана?

— А я пить не буду, — пояснила Архелия, опускаясь в любимое отцово кресло, стоящее перед телевизором.

— Это как понимать, красотуля? — Борис взглянул на нее исподлобья. — Ты че, обидеть нас хочешь? Я в непонятках!

— Да никого я не хочу обидеть! — отмахнулась хозяйка. — Просто я водку не пью! Так что лакайте ее без меня.

— Что значит, не пью водку? — не унимался Сысоев. — К тебе люди пришли в гости, а ты выкобениваешься, строишь из себе какую-то цацу! И потом, что это за тон: «лакайте»? Мы че, культурного обхождения не заслуживаем? С нами можно, как с бичами, так, что ли?

— Не придирайся к словам! — сдерживая раздражение, проговорила девушка. — Вы, кажется, хотели выпить, ну, так пейте себе! А я не хочу!

Обиженно сопя, Борис налил себе и Бондарю. Не говоря ни слова и не чокаясь, выпил. Рукой полез в миску за капустой, захватил щепоть и отправил в золотозубый рот. Затем поискал глазами, чем можно вытереть жирные пальцы, и, не найдя ничего подходящего, потянулся к толстой книге, лежащей на краю журнального столика и вырвал страницу. Отерев пальцы, скомкал ее и небрежно бросил себе под ноги. Архелия промолчала, хотя ее так и подмывало указать нахалу на дверь.

— Так че, может, все-таки уважишь гостей? — опять начал он. — Пять капель тебе не повредит, а нам будет приятно!

— Пейте сами! — с досадой бросила девушка. — И побыстрее, пожалуйста! У меня полно дел.

— Оба-на! — с нарочитым изумлением развел руками Сысоев. — Она уже выгоняет нас! Слышь, Серый, нас, кажется, хотят выставить вон!

Бондарь, не обращая внимания на слова приятеля, самозабвенно уплетал буженину.

— Я не прогоняю! — вздохнула Архелия. — Я всего лишь сказала, что мне некогда засиживаться. Корову доить нужно…

— Так, выходит, скотина для тебя значит больше, чем два живых человека? — Борис разлил остатки водки по стаканам и с презрительной ухмылкой прибавил: — Плохо же тебя папаня воспитал! За то, видать, Бог его и наказал!

— Не трогай батьку! — крикнула девушка, не совладав с эмоциями. — Не трогай! Ты что, специально ищешь повод придраться? Пришел в чужой дом, так веди себе, как подобает! Тем более что тебя никто сюда не звал…

Сысоев демонстративно сплюнул на пол и со смешком выдавил:

— Какие мы нервные! — Затем, толкнув приятеля плечом, обратился уже к нему: — На нас кричат, как на сопливых пацанов, ты понял? Че молчишь?

— Лия — девка горячая, ей в рот палец не клади! — промямлил Сергей, не вникая в смысл слов, произнесенных Борисом.

— А кто ей собирается в рот палец класть? — заржал тот. — Для это есть кое-что другое! Верно, красотуля?

Лицо Архелии вмиг залил румянец стыда и гнева. Она вскочила, как ужаленная, и, резко указав рукой на дверь, заверещала:

— Ах ты, козел паршивый! Вон отсюда!

Сысоев рывком опрокинул журнальный столик — стаканы и закуска разлетелись по всей комнате — и взревел:

— Ты назвала меня козлом?! Ах ты, ковырялка вшивая!

Девушка не успела сделать и шагу, как он подлетел к ней и наотмашь ударил ладонью по лицу. Она не устояла на ногах, упала и растянулась на полу.

— Я тебя за козла на куски разорву! — Борис не дал Архелии подняться. Сгреб ее за грудки, оторвал от пола и тут же нанес новый удар.

— Отпусти ее! Отпусти, братан! — Сергей попытался поймать разбушевавшегося приятеля за руку, но получил тычок в солнечное сплетение и, охнув, переломился пополам.

— Знаешь, что с тобой сделали бы на «зоне» за такие слова? — вопил Сысоев, брызгая слюной и дико тараща зенки. — Знаешь?! Сейчас увидишь! Я тебе покажу!

Он бросил девушку поперек дивана, развернул к себе спиной, ударил кулаком между лопаток и рывком сдернул с нее халат, разорвав на два куска.

— Братан! — закричал Бондарь, все еще держась за живот. — Не трогай ее! Она мне нравится! Я жениться на ней хочу!

— Не бойся, никто на нее не посягает! — прохрипел Борис, падая на колени и стягивая свои узкие штаны. — Я всего лишь собираюсь опустить эту сучку! А куда опускают, ты прекрасно знаешь!

Он обхватил ослабевшее тело руками за талию, прильнул к нему чреслами и резко подался вперед. Архелия громко вскрикнула, дернулась и сразу обмякла, потеряв сознание от ужаса.

Когда она пришла в себя, то ни Сысоева, ни Сереги рядом уже не увидела.

В гостиной жутко воняло водкой, коромыслом стоял сигаретный дым, весь палас был усеян жирными ленточками квашеной капусты и осколками битой посуды.

— Господи! Господи! — пересохшие губы девушки исказила гримаса отвращения.

Она забралась с ногами на диван, схватила со спинки разорванный халат, прикрыла им свое нагое тело и, забившись в угол, зарыдала от стыда, унижения, боли и бессильной ярости…

Немного успокоившись, Архелия поплелась в ванную, приняла душ и отправилась к себе в спальню. Там, на маленьком трюмо, хранилась вся ее косметика и парфюмерия. Обильно оросила свои плечи и шею туалетной водой, подаренной отцом на Восьмое марта. И только теперь, наконец, избавилась от не дававшего дышать на полную грудь тошнотворного запаха прокуренных Борисовых рук, испоганивших ее тело, и почти полностью пришла в себя.

Оделась. Немного посидела на диване, затем, превозмогая слабость во всем теле, вышла во двор. Нужно было покормить и подоить Березку, а еще закрыть сарай с уже усевшейся на насест птицей.

— Лия!

Архелия резко повернулась на негромкий оклик, прозвучавший где-то за забором, и в мутном свете уличного фонаря увидела Бондаря. Он стоял у калитки, ссутулившись под холодным ветром, и нервно сосал сигарету.

— Лия, ты в порядке?

Она поставила пустое ведро на бетонную дорожку и подошла к забору.

— Как ты посмел сюда явиться?

— Я же не виноват! — начал оправдываться парень, чуть не плача. — Это Борис, он беспредельщик, конченый садюга! Тюрьма его таким сделала…

Девушка приблизилась к самой калитке, с ненавистью взглянула на Бондаря и презрительно выплюнула ему в лицо:

— Убирайся, мерзавец!

— Лия, послушай! — его колотил озноб. — Я же ничего не сделал!

— Да, не сделал! Ты, ничтожество, просто стоял в сторонке и спокойно наблюдал, как твой дружок… эта грязная скотина… — она не удержалась и заплакала.

— Ну, что я мог сделать, скажи, что? — заскулил Серега. — Я пытался, но, ты же видела, он ударил меня…

— Иди отсюда! — зло выкрикнула Архелия. — Я сейчас же позвоню участковому, пусть вас посадят! Удивляюсь, почему я еще этого не сделала!

Парень швырнул окурок на землю и, низко опустив голову, тихо проговорил:

— Сысоеву к нарам не привыкать, ты же знаешь… А о тебе в Талашковке начнут судачить. Оно тебе надо?

— Так что, оставлять этого гада без наказания? — слезы застилали девушке глаза. — Пусть продолжает насиловать и унижать?!

— Не знаю! — тяжело вздохнул Бондарь. — Поступай, как хочешь…

Он бросил виноватый взгляд на девушку и, развернувшись, пошел прочь.

А она застыла в раздумье: как же поступить? Ведь действительно, стоит случившееся предать огласке, и все село только тем и будет заниматься, что перемывать ей косточки. Можно ли после этого надеяться на уважение людей, иметь какой-то вес в Талашковке, пользоваться авторитетом у работников фермерского хозяйства?

Подоив корову, Архелия отправилась к Евдошке за советом.

Рассказала ей все, как было, не упустила ни одной детали.

Слушая, старушка все время скорбно качала головой и охала.

— Ни в коем случае, внученька, нельзя такое прощать! — категорически заявила она, когда та умолкла. — Это страшное унижение. И они оба должны за него заплатить! Тот, другой, Бондарь, тоже виноват, он мог бы найти способ, как помешать Борису.

— Так ты считаешь, что нужно обращаться в милицию? — девушка чувствовала себя все еще неважно, ее клонило в сон.

— Ну, нет! — скривила рот в недоброй ухмылке Евдошка. — Накажем этих сволочей по своему, без помощи милиции.

— Это как? — не поняла Архелия. — Найдем людей, которые крепко отдубасят Сысоева? Я бы очень хотела посмотреть, как ему будут выбивать зубы и ломать ребра!

— Глупенькая ты! — погладила ее по голове старушка. — Кого ты тут найдешь? Кругом одни алкаши, проклятые! Разве они смогут причинить вред таким отморозкам, как Борис?

— Но что тогда делать? — развела руками девушка.

— Я знаю, что делать! — лицо Евдошки вдруг сделалось непроницаемым, будто каменным, по нему никак нельзя было определить, о чем она думает, что замыслила. — Есть у меня в сарае тряпица с могильной землицей. Держала ее так, на всякий случай… Ты ложись да поспи, а я пойду в сарай и там займусь кое-каким делом… Потом я тебе разбужу и провожу домой. А хочешь — до утра у меня оставайся!

Архелия лишь слабо кивнула и стала укладываться на топчан.

— Да, мне нужно немного вздремнуть! — промямлила она. — Совсем немного… Глаза слипаются…

Бабка подложила ей под голову большую подушку и пошлепала в угол светелки — там, на крючке, висело ее старое пальто.

Так и проспала девушка до самого утра…

На рассвете, она выпила мятного чая, съела парочку сладких кнышей, потом наспех привела себя в порядок и побежала домой.

— Я наведаюсь к тебе часика через два, — пообещала Евдошка, загадочно улыбаясь.

— Приходи, бабушка! — обрадовалась Архелия. — Я буду тебя ждать.

Она появилась во дворе Гурских в половине девятого. Из кармана ее пальто торчал какой-то сверток, в руке болтался полупустой полотняный мешочек. Увидев гостью, девушка побежала ей навстречу:

— Идем, завтракать! Только что я специально для тебя приготовила какао и пудинг с малиновым вареньем. Я знаю, ты это очень любишь!

— Повременим с завтраком! — старушка деловито огляделась по сторонам. — А где машина?

— В гараже.

— Идем!

— Ты никак покататься решила? — пошутила Архелия.

— Не мне, а мучителям твоим предстоит на ней кататься! — ответила Евдошка, с нетерпением переминаясь с ноги на ногу.

Та распахнула ворота гаража.

— Вот!

Бабка молча зашла внутрь, несколько секунд постояла, затем неторопливо обошла автомобиль, осмотрела его со всех сторон. И приказала:

— Ну-ка, милая, прикрой ворота и включи свет!

— Что ты задумала? — Архелия смотрела на нее с недоумением.

— Потом объясню!

Когда створки ворот были заперты, а под потолком вспыхнула лампа дневного света, Евдошка достала со своего мешочка литровую пластиковую бутылку с какой-то мутной жидкостью и поставила на крышу иномарки. Затем вынула из кармана сверток, осторожно развернула, и девушка увидела кучку грязно-желтых комьев земли.

— Открой все двери в машине, — попросила бабка, — а сама иди в дом!

— А можно я здесь побуду? — спросила Архелия, выполнив просьбу.

— Можно! — буркнула старушка. — Только стой у ворот, ближе не подходи!

Она положила на бетонный пол развернутую газету с землей и, держась за поясницу, опустилась рядом на одно колено. Левой рукой, сначала медленно, потом — все быстрее, стала описывать круги над газетой, а правой — потирать свой лоб.

— Вот твоя земля, Бабал, я взяла ее, не спросясь, но верну с дарами! — вдруг заговорила Евдошка хрипловатым, как вроде мужским голосом. И, начав раскачивать свое грузноватое тело, страстно и горячо зашептала: — Взяла две горсти, верну два воза! Взяла сырую, верну кровавую! Взяла от одного, отдам от двух! Придет Касьян кривой с косою острою, один раз взмахнет — первый твой, взмахнет опять — и второй твой! Готовь к пирам, Бабал, столы свои да в книгу черную пиши-записывай два смертных имени — Борис и Сергий! Гуляй-пируй, Сабнака потчуй телами тленными да кровью мертвою! Я не от тех слуга и не оным раба, я Асмодееву печать в руке держу…

Наконец, старушка умолкла. Подобрала с пола газетку с землей, медленно поднялась, стала во весь рост и, закатив глаза, беззвучно зашевелила пересохшими губами.

Девушка, опершись спиной о стену гаража, испуганно взирала на происходящее.

— Бабушка, что это ты делаешь, колдуешь? — тихо поинтересовалась она.

— Стой себе да молчи! — прикрикнула Евдошка, с досадой махнув свободной рукой.

Затем обошла машину, бросила под каждое колесо по щепотке земли, остатки высыпала в салон.

— Одно дело сделано! — произнесла глухо и, отерев рукавом пальто вспотевший лоб, подхватила с крыши иномарки бутылку с водой. Встряхнула, подняла вверх. — Мертвая вода, неживая, теки ручьем в реку погибели, смой за собой два тела тленных — Борисово и Серьгиево!

Старушка опять встряхнула бутылку, отвинтила пробку и, обойдя автомобиль, окропила водой все четыре колеса. То, что осталось на донышке, вылила на капот. Постояла, поплевала на руки и отерла их полой пальто. Потом повернулась к Архелии:

— Смотри, внученька, никого в это красное чудище не пускай и сама не залазь! И даже близко к нему не подходи! Сегодня же, и чем быстрее, тем лучше, скажи Борису или Бондарю, что готова продать им машину. Отдавай за любые деньги, не торгуйся! Поняла меня?

— Поняла! — коротко кивнула девушка. — А что будет?

— Все хорошо будет! — вздохнула бабка. — Твои обидчики получат заслуженное воздаяние… А сейчас принеси мне спички, нужно сжечь газету, в которой я принесла землю.