История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции

Виктор Петелин, 2012

Русская литература XX века с её выдающимися художественными достижениями рассматривается автором как часть великой русской культуры, запечатлевшей неповторимый природный язык и многогранный русский национальный характер. XX век – продолжатель тысячелетних исторических и литературных традиций XIX столетия (в книге помещены литературные портреты Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, В. Г. Короленко), он же – свидетель глубоких перемен в обществе и литературе, о чём одним из первых заявил яркий публицист А. С. Суворин в своей газете «Новое время», а следом за ним – Д. Мережковский. На рубеже веков всё большую роль в России начинает играть финансовый капитал банкиров (Рафалович, Гинцбург, Поляков и др.), возникают издательства и газеты («Речь», «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «День», «Россия»), хозяевами которых были банки и крупные предприятия. Во множестве появляются авторы, «чуждые коренной русской жизни, её духа, её формы, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца» (А. П. Чехов), выпускающие чаще всего работы «штемпелёванной культуры», а также «только то, что угодно королям литературной биржи…» (А. Белый). В литературных кругах завязывается обоюдоострая полемика, нашедшая отражение на страницах настоящего издания, свою позицию чётко обозначают А. М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн и др. XX век открыл много новых имён. В книге представлены литературные портреты М. Меньшикова, В. Розанова, Н. Гумилёва, В. Брюсова, В. Хлебникова, С. Есенина, А. Блока, А. Белого, В. Маяковского, М. Горького, А. Куприна, Н. Островского, О. Мандельштама, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Васильева, И. Бабеля, М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Толстого, И. Шмелёва, И. Бунина, А. Ремизова, других выдающихся писателей, а также обзоры литературы 10, 20, 30, 40-х годов.

Галине Ивановне — за любовь и верность, и нашим детям Ивану, Алексею и Ольге Петелиным с глубокой благодарностью за участие в моей творческой судьбе

Пролог

В беспощадном ХХ веке шла ожесточённая борьба между различными группами в литературе, искусстве, в политике, в школе, в высшем образовании, науке, во всех сферах общественной жизни, борьба бескомпромиссная, когда для победы все средства хороши. Борьба эта началась давно, ещё до Февральской и Октябрьской революций, до Гражданской войны. Не обо всех этапах её пойдет здесь речь, а лишь о самых ярких и очевидных. Не прекращалась она в русской литературе ХХ века, острой и напряжённой стала в наше время, в конце ХХ и начале ХХI века, особенно при создании учебников, учебных пособий по истории русской литературы ХХ века, определяющих её суть и направление. Есть в этой борьбе удачи, есть и поражения; есть подвижники, есть и дешёвые дельцы, послушные указаниям Дж. Сороса, нанёсшего своими грантами тяжелейший вред литературной и исторической науке. Достаточно прочитать или хотя бы перелистать такие книги…

Особенно много схваток происходило и происходит вокруг ключевой, основополагающей фигуры в литературе ХХ века — Михаила Александровича Шолохова и его гениальной книги «Тихий Дон». А всё произошло потому, что М.А. Шолохов в письме Л.И. Брежневу открыл то, что от того давно скрывали или вуалировали под благовидными предлогами. «Особенно яростно, активно ведёт атаку на русскую культуру мировой сионизм, как зарубежный, так и внутренний, — писал Шолохов 14 марта 1978 года. — Широко практикуется протаскивание через кино, телевидение и печать антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру… В свете всего сказанного становится очевидной необходимость ещё раз поставить вопрос о более активной защите русской национальной культуры от антипатриотических, антисоциалистических сил, правильном освещении её истории в печати, кино и телевидении, раскрытии её прогрессивного характера…» (Шолохов М.А. Письма 1924–1984. М., 2003. С. 524). Это продолжается и до сих пор. Как воздаяние за пророчество и предвидение в либеральных кругах широко распространялась ненависть к Михаилу Шолохову.

Достаточно прочитать книги А.И. Солженицына «Двести лет вместе» в двух томах (М., 2001–2002) и И.Р. Шафаревича «Трёхтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России» (СПб., 2002), чтобы понять остроту идеологии вопроса о роли евреев и других народов в русском обществе. И в истории русской литературы ХХ века порой шла бурная полемика между различными литературными группами, происходили сложные взаимообогащающие и взаимоотталкивающие процессы между русскими писателями и евреями, в том числе и сионистами, и другими народами, пишущими на русском языке. Недопустима торопливость в решении столь сложных и противоречивых вопросов. И не нужны искривления, как это случалось в спорах, нужна объективность и совесть.

Как только вышла книга «Двести лет вместе», Марк Дейч тут же дал рецензию в одной из популярных газет под громким названием «Бесстыжий классик. Александр Солженицын как зеркало русской ксенофобии», а газета напечатала статью с продолжением в рубрике «Бочка дёгтя». В статьях М. Дейча подробно говорится о лживости А. Солженицына в трактовке известных событий: «Во втором томе «исследования», начинающемся февралём 17-го, автор уже не претендует на научность своего опуса. Понятно почему: события не столь уж давние, документов и свидетельств — множество, а кое-кто даже ещё что-то помнит. Поэтому во втором томе Солженицын — публицист. Причём публицист не только скучный (по выражению Татьяны Толстой), но и лживый.

Доказать это не слишком сложно… противно». Преодолеем брезгливость, полистаем второй том солженицынской публицистики… «Население России — в целом — сочло новый террор — «еврейским террором», — пишет Солженицын. И ещё об одном. М. Дейч цитирует А. Солженицына:

«В книге «Двести лет вместе» бесстыжий классик пишет: «Участниками войны считались и 2-й, и 3-й эшелон фронта: глубокие штабы, интендантства, вся медицина, многие технические части, и во всех них, конечно, обслуживающий персонал, и писари, и ещё вся машина армейской пропаганды, включая и переездные эстрадные ансамбли, фронтовые артистические бригады, — и всякому было наглядно: да, там евреев значительно гуще, чем на передовой».

Не только бесстыжие — ещё и подлые строчки» (Московский комсомолец. 2003. 25–26 сентября).

Л. Малиновский, прочитав работы А. Солженицына и И. Шафаревича, написал статью «Русские и евреи: 200 лет врозь» об особенностях иудейского и православного нравственного миропорядка, ссылаясь на исторические и библейские документы. И разница оказалась существенная («Экономическая газета»).

Об этой существенной разнице в устройстве нравственного мирового порядка обстоятельно рассказано в книге Игоря Шафаревича «Трёхтысячелетняя загадка», в которой прежде всего говорится, что «сейчас очевидна необходимость выработки осознанного, национального отношения к феномену «еврейства». В ХХ веке Россия пережила две катастрофы революционного характера: 1917 г. и переворот конца 1980—1990-х годов, которые вместе настолько её потрясли, что сейчас под вопросом находится её дальнейшее существование. В обеих этих катастрофах громадную роль играла еврейская часть населения России. В обоих случаях народ оказался расколот — в 1917 г. на «белых» и «красных», в 1990-е годы — на «патриотов» и «демократов». И в обоих случаях еврейство как целое определённо связало себя с одной стороной: с совершившимся переворотом. Это — фундаментальный исторический факт, касающийся и русского, и еврейского народа. Он должен быть как-то осознан обоими народами — и еврейским, и русским, на этом примере видно будет, насколько способен каждый из этих народов осознать свою историю…» (Шафаревич И. Трёхтысячелетняя загадка. С. 351). Некоторые еврейские публицисты, В. Топоров, С. Марголина, пишут о каком-то разрешении этого вопроса, но И. Шафаревич, приводя исторические факты, считает — невозможно решить этот вопрос: «Такая странная, казалось бы, ситуация: «вопрос» есть, а «решения» — нет» (Там же. С. 354).

Подводя итоги своего исследования, И. Шафаревич приходит к выводу, с которым трудно не согласиться: не надо претендовать на окончательный ответ в решении длительных отношений между русскими и евреями, это «загадка», а разгадки тоже нет. Надо собрать факты, документы, сформулировать выводы. «А на этой почве попытаться нащупать некоторую линию поведения, хотя и сознавая, что она основывается на «неполной информации». Ведь в жизни мы никогда «полной информацией» не обладаем…» Это основной принцип и предложенной работы: «Он следует мысли Гёте: «понять постижимое и спокойно принять непостижимое» (Там же. С. 364).

Многие публицисты, критики, философы в эти годы стремятся «понять постижимое и спокойно принять непостижимое», как завещал великий немец Иоганн Вольфганг Гёте. Развивая традиционное представление о взаимодействии и противостоянии русских и еврейских писателей в русском обществе, Александр Байгушев, многолетний советник при Политбюро ЦК КПСС, автор книг об идеологической борьбе в сферах высшей партийной власти, писал: «Уже тогда, при крушении СССР, вопли о «демократии» прикрывали элементарное желание нарушить послебрежневский баланс сил. Брежнев выстроил внутриполитическую доктрину на равном полезном использовании динамики двух крыльев державного «Двуглавого орла» (так он сам называл свою доктрину) — на соревновательном балансе между либеральной, ориентированной на «общечеловеческие ценности» «Иудейской партией внутри КПСС» (левое крыло брежневской КПСС) и почвенной, охранительной, державной «Русской партией внутри КПСС» (правое крыло брежневской КПСС). На этом обоюдно полезном балансе сам Брежнев продержался восемнадцать лет, добившись наибольшего мирного расцвета советской власти за всю её историю. Никаких репрессий, никаких поисков оппортунистов и разгромов оппозиции. Процветание общества прежде всего за счёт реального демократического баланса сил! Об этом секрете брежневского процветания либералам прекрасно известно: всё брежневское время были они не последними фигурами в партийном аппарате. Но полезный, динамичный баланс сил их не устраивал — либералы решили захватить всё — и подавились. Теперь они оправдываются…» (Байгушев А. Масон во стане русских воинов // Завтра. 2007. Июнь. № 25). В этой честной статье А. Байгушев, много повидавший действия партийных «вождей», разоблачает А. Ципко и Г. Явлинского как публицистов, яростно выступавших против «третьего срока» президентства В.В. Путина, который за свои два срока президентства разгромил горбачёвско-ельцинскую «перманентную сдачу территории русской державы под западную колонию»: «После Мюнхенской речи Путина мы уже не колонизируемые «туземцы»… Мы опомнились, пошел обратный процесс восстановления гордой великой Империи» (Там же).

В последние двадцать лет на Россию обрушились коренные перемены во всех областях человеческой жизни. Пришёл к власти Б. Ельцин, назначивший министрами и помощниками чаще всего людей неславянского происхождения, которые, чуть-чуть поучившись в американских и европейских университетах, в своих решениях и постановлениях задумали повернуть путь православной России на американский и европейский лад. И многое успели сделать: создали олигархов-миллиардеров и хорошо оплачиваемую прослойку телевизионных работников, оставив основную часть населения, рабочих, учителей, врачей, инженеров, учёных, писателей в стороне, разорив заводы и фабрики, колхозы и совхозы и таким образом устранив рабочий люд от производства, ввергнув в тяжелейшее положение, когда приходилось искать другую работу, чтобы прокормить семью. Сотни и тысячи статей и очерков написаны с разоблачением либеральной политики ельцинских реформаторов. Но самое удивительное в том, что все телеканалы показали фильмы о Б. Ельцине и В. Черномырдине как о великих людях, внёсших вклад в развитие нашего современного общества, — а они разрушили страну и обрекли на обнищание миллионы людей, вымарали из паспортов принадлежность к национальности. У чеченцев осталась, у татар осталась, а у русских нет национальности, нет тысячелетнего прошлого, нет истории, которую режиссёры кино и театра переделывают на свой, отрицательный лад… Нет основ для патриотизма, а патриотизм — это высшее выражение духовности человека, готовность к борьбе за своё Отечество. Это двадцатилетие разорило наше общество, отбросив его на последние строчки в рейтинге существующих государств.

В последнее время всё чаще вспоминают объективную и многогранную книгу «Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993–2003 годов» (М., 2004), подготовленную сотрудниками Счётной палаты, которую иные публицисты называют подвигом, настолько ясно и глубоко представлены там процессы прямого грабительства народного имущества. Но дело ведь не только в грабительстве имущества, которое сопоставимо с потерями страны от гитлеровской оккупации, грабительство было связано и с глубокими процессами духовного опустошения русского народа, духовной деградации, духовного обнищания, аморальности и культурного падения.

Причём духовная деградация идет сверху, когда в систему обучения вводятся такие реформы, что ведут молодого человека к роли послушного раба. «Сначала новый революционный демократ Фурсенко, — писала «Литературная газета» в редакционной статье «Плачь, русская земля», — попытался поверить гармонию алгеброй, втиснув литературу в тесты, затем отменил обязательный экзамен по этому предмету, а теперь под угрозой отмены и сам предмет.

«Плачь, русская земля!» Мы стремительно возвращаемся в мир «тёмного царства», где здоровые и обученные технике безопасности покорные исполнители хорошо знают своё дело. «И неоткуда им ждать отрады, негде искать облегчения: над ними бурно и безотчетно владычествует бессмысленное самодурство» (Литературная газета. 2011. 2–8 февраля). Эти строки, опубликованные много лет тому назад, проецируются и на современное русское общество, словно бы отброшенное на сто пятьдесят лет в прошлое, когда существовало «бессмысленное самодурство». Столь же «бессмысленное самодурство» прозвучало и в решениях кремлёвских «либералов», выдвинувших «Предложения об учреждении общенациональной государственно-общественной программы «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении», в основе которых — отрицание основ советской цивилизации и «десталинизация». Многие газеты и журналы отвергли это мракобесие.

В статье «Капитал справедливости» академик О. Богомолов, известный экономист и писатель, прямо говорит о больших недостатках в современном управлении страной, что два десятилетия реформируется «по западным неолиберальным лекалам, которые, как показал опыт, не подошли к условиям России. Да и сами эти лекала оказались вчерашним днём идеологической моды». Ссылаясь на ряд выступлений известных учёных мира, О. Богомолов приходит к выводу, что для разработки стратегии нашего развития необходимо ставить вопрос о роли государства и отказе от господствовавших ультралиберальных рецептов: «Проводники рыночных реформ призывали к уходу государства из экономики и не терпели никаких контраргументов. Самый действенный рычаг преобразований — государственный механизм управления и соблюдения порядка — оказался у нас разлаженным, недостаточно компетентным. Он разъеден коррупцией, лишён иммунной системы, очищающей от пороков и страхующей от грубых ошибок в политике. Необходимость его оздоровления и укрепления очевидна. Тем более что частный бизнес в своём большинстве скомпрометировал себя ненасытной жаждой наживы, социальной безответственностью, аморальностью, пренебрежением национальными интересами и законопорядком» (Литературная газета. 2011. 13–19 апреля. — Курсив мой. — В. П.).

Выделенные слова о многом говорят, прежде всего о расколе в обществе. «В стране — масштабная бедность и скудость миллионов граждан, — продолжал О. Богомолов. — Казалось бы, бережливость и скромность должны поощряться. Однако наши СМИ, особенно ТВ, всячески рекламируют и оправдывают бездумную роскошь и расточительство российских «нуворишей». Жизнь простых людей для них не существует… Социальная справедливость — извечная нравственная норма, неотъемлемая часть жизни людей. Без её соблюдения не может быть здоровым нравственный климат в обществе, как и невозможна здоровая экономика. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл пишет: «Экономическая система, построенная только на стремлении к наживе, на равнодушии к судьбе человека, на пренебрежении к нравственным нормам, лишена устойчивости и может рухнуть в любой момент, погребая под своими обломками судьбы людей. Безнравственная экономика неэффективна, более того — нежизнеспособна и опасна». Академик О. Богомолов говорит и о подборе кадров: нужны неподкупные, добросовестные и компетентные люди, протестует против выбора лояльных и близких, но не прошедших «иерархическую лестницу», утверждает — нужна «селекция лучших кадров государственных деятелей всех рангов». И главная беда — коррупция: «Так, по критерию сдерживания коррупции в государственном аппарате, она (страна. — В. П.) оказывается в конце списка, на 180-м месте…» — таковы выводы О. Богомолова.

В добротной статье Юрия Полякова «Лезгинка на Лобном месте» даётся исторический анализ того, как входили малые «этносы» в большую «метрополию», было в этом и плохое, и хорошее, но «метрополия» сохранила своё единодержавие: «И на крутых поворотах истории коллективный разум народа подсказывал: а с русским-то получше будет! От добра добра не ищут!» (Литературная газета. 2011. 2–8 февраля).

В интересном материале писателя Сергея Шаргунова «282. Интернет «посягнул на власть как основу государства» есть фразы, осуждающие упомянутую статью из государственных кодексов, карающую за «возбуждение ненависти или вражды». И попадают под эту статью многие нетрадиционно мыслящие, и привлекаются к судебной ответственности: «Мы живём в чудовищно фрагментарном обществе, где у всех свои мученики и герои, но чувство справедливости растёт везде. Стремительно. И не нужно быть пророком, чтобы предугадать: навстречу этому чувству будут расширяться толкования пресловутой статьи…» (Московский комсомолец. 2011. 16 июня).

В статье «Гонители и гонимые, или Кто ответит за разрушение российского образования?» профессор МГУ Валентин Недзвецкий, объективно проанализировав сложившуюся ситуацию, открывает имена тех, кто является «лишь ретивыми исполнителями предначертаний господ из иной сферы»: Герман Греф, Эльвира Набиуллина, «её трогательно единодушный супруг» Ярослав Кузьминов, Александр Адамский, Анатолий Пинский, академики РАО Александр Кондаков и Александр Асмолов (к этим фамилиям добавим ещё и имя главы Департамента образования города Москвы Исаака Калины), а эта сфера — «государственная финансовая политика», чётко и прямо написал: «Далёкие от национально-ментальных основ и подлинных задач образования, эти люди заботились не о повышении его качества, конкурентоспособности и гарантированной Конституцией РФ доступности, а только о неуклонном сокращении выделяемых на образование бюджетных средств, и без того сравнительно с европейскими странами и США позорно скудных…» (Литературная газета. 2011. 31 августа — 6 сентября). В итоге Валентин Недзвецкий восклицает: «Да, потребителям многомиллионных зарубежных дворцов и вилл, яхт, машин и самолётов русская литература, как, впрочем, и шедевры мировой, действительно ни к чему, потому что у них и их наследников совсем иные представления о важнейших человеческих ценностях. Но неужели в нашей огромной стране начисто исчезли люди творческие, жаждущие и умеющие прежде всего созидать и отдавать, а не только присваивать да потреблять? Или страна вдруг перестала в них нуждаться?..» (Там же).

Авторитетный оппозиционер депутат Государственной думы Г. Гудков на вопрос, какие же причины могут привести к катастрофе в России, ответил: «Инфраструктурный кризис, рост цен, дикая коррупция, грабёж в сфере ЖКХ, война на Кавказе и т. д. — все это следствие одной причины: монополизации власти людьми, чья цель — незаконное обогащение. Всем рулит бюрократическая номенклатура, которая срослась с некоторой частью крупного капитала. Групповые интересы для неё важнее национальных. Единственная цель — чтобы им не мешали хапать» (Московский комсомолец. 2011. 17 июня).

Дикая коррупция, грабёж ЖКХ, Абрамович, Березовский, Гусинский, Чубайс и их деяния имеют национальную почву. Обычно вспоминают царских воевод, Сквозник-Дмухановского, дескать, в России всегда воровали, но то, что происходит сейчас, — ни с чем не сравнимо. В Японии когда-то финансами занимался абрамович, потери были почти невосполнимы, но, как только от него освободились, кража финансов прекратилась. А у нас же абрамовичи повсюду, а толк от них один — на Западе возникнет ещё один дворец, будет построена ещё одна яхта и пр. и пр. Так что то, что сейчас происходит в России в сфере управления и бизнеса, — это национальная черта главных банкиров и бизнесменов.

Приведённые высказывания и материалы ученых, политиков, писателей лишь подтверждают, что трагедия, отметившая ХХ век, когда страну в 1917–1922 годах покинули лучшие, талантливейшие люди, продолжается и в наши дни.

А это даёт нам право посмотреть на ХХ век чуть-чуть по-иному.

1

В конце февраля 1909 года на квартире известного актёра и режиссёра Николая Николаевича Ходотова (литературоведы уже упоминали об этом) устраивались, как обычно, литературные посиделки, на которых кто-либо из присутствовавших писателей или журналистов читал своё сочинение, а потом шло его обсуждение. В этот день читал свою новую пьесу «Белая кость» еврейский писатель Шолом Аш, автор недавней пьесы «Саббатай-Цеви» о еврейском лжепророке ХVII века. Начал он писать на иврите, но один мудрый человек посоветовал ему перейти на современный язык, и он стал писать на идиш. Тогда-то и пришла к нему известность. Недавно он побывал у Горького на Капри, прескверно говорил по-русски, но с увлечением и страстью вспоминал о Библии, Махабхарате, задумал написать трилогию о Давиде, Христе, Саббатай-Цеви; Горький обратил на Аша внимание потому, что у него евреи изображены как активные люди, они дерутся, живут общими человеческими радостями и страданиями, он увлекался религиозными сюжетами, тут уж ничего не поделаешь, отец был раввином и привил ему глубокую любовь к религии, её именам и памятникам.

На посиделки пришли писатели, художники, артисты, журналисты, переводчики, критики… «Белая кость» вызвала разноречивые суждения, одни хвалили, другие поругивали. В заключение обсуждения Шолом Аш заявил, что русские читатели не могут понять еврейскую душу, вот и здесь были сказаны слова о главной героине Розе как о хищнице, автор же превозносит её как положительную героиню, сохранившую верность заветам предков. Русские читатели не могут оценить замысла автора; чтобы уяснить замысел автора и понять его героиню, нужно самому быть евреем либо прожить с евреями пять тысяч лет, чтобы понять их устремления, их внутреннюю жизнь, законы их жизни.

Воцарилось загадочное молчание. Лишь Евгений Иванович Чириков, прозаик и драматург, в издательстве «Знание» у него только что вышло собрание сочинений в девяти томах (типичный бытовик, один из критиков сказал о его произведениях, что они «оставляют тяжелое впечатление, потому что являются точным снимком действительности», он изображал помещиков, студентов, купцов, мещан, гимназистов, офицеров, учителей, чиновников, слыл «знатоком нашей провинции», показал уездного обывателя и узость его обывательских интересов), — высказал своё мнение, возражая Шолому Ашу:

— Если только евреи могут понять ваши произведения, то и вам не понять русских книг, не понять душу русских и их устремления. Если вы говорите: «Мы — евреи», то и я могу сказать: «Мы — русские».

Но, услышав ропот собравшихся, бессильно махнул рукой. Среди гостей были Аким Львович Волынский (Хаим Лейбович Флексер) и переводчик пьесы на русский язык Шайкевич, сын богатого банкира, которые и возроптали против слов Евгения Чирикова, не только возроптали, но и тут же написали заметку об этом событии в еврейскую газету «Фрайнд» (выходила в Варшаве на идиш), а другие газетчики мгновенно подхватили пафос этой клеветнической заметки об антисемитизме и прочих «грехах» русской интеллигенции. Чирикова и других объявили антисемитами, а это было уже серьёзное обвинение.

В газетах появились опровержения Евгения Чирикова, Константина Арабажина, коллективное письмо артистов и писателей, в частности, и хозяина квартиры Н.Н. Ходотова, в котором обвиняли Акима Волынского, Шолома Аша и Шайкевича, написавших в газету «Фрайнд», в бестактности, «в безграничной некультурности»: нельзя выносить в печать то, что происходило в частной беседе и в частном кружке, это глубоко оскорбительно для хозяина дома и для всех, кто присутствовал на этих литературных посиделках. А сейчас эта клеветническая заметка с оскорбительными оценками «треплется на все лады» во многих столичных и провинциальных газетах.

«Наша газета» дала небольшую информацию «Почему мы молчим?» (8 марта 1909 года), в которой объяснила свою позицию, но, когда всплеск этой «истории» превысил нормальные границы, было напечатано «Письмо в редакцию» Константина Ивановича Арабажина под названием «Возмутительная история». Арабажин — критик, историк литературы, из дворян, двоюродный брат Андрея Белого, автор книг «Публичные лекции о русских писателях» и «Л. Андреев. Итоги творчества», читал лекции о Гоголе, Горьком, Толстом, Чехове, — подробно рассказал все как было, указав, что в заметке во «Фрайнде» ситуация была «чудовищно извращена», о чём писали большинство присутствовавших.

Актёр и режиссёр Санин сказал, что пьеса слабая, Арабажин присоединился к этому мнению. «Г. Шолом Аш и его друзья, — писал Арабажин, — недовольные критикой пьесы, заявили, что русские критики не могут понимать еврейской бытовой пьесы потому, что не знают и не понимают еврейского быта. При этом Аш объяснил идею пьесы: его задачей было показать, какое значение имеет «ихес» (чистая аристократическая кровь) для многострадального еврейского народа. Ради нее Роза вышла замуж за Леона. Н.Н. Ходотов очень удачно выяснил, что автору не удалось провести свою идею. Роза не ценит традиций: выбрасывает портреты пророков, оскорбляет память чтимой семьёю матери, очищает её комнату от венков и устраивает в ней контору. Разговор шёл скачками, принимал временами характер личных пререканий между Е.И. Чириковым, с одной, и г. Волынским и г. Шайкевичем, с другой стороны.

Е.И. Чирикова волновали непоследовательность и кружковое пристрастие дружеского кружка Аша — Волынского — Шайкевича. Он это и выяснил в своей речи, ныне им опубликованной».

Далее Арабажин заявил, что он полностью согласен с некоторыми положениями ответного письма Чирикова:

1. Еврейские критики непоследовательны и пристрастны. Они, как, например, Дымов, отрицают быт, кричат «Долой быт!», когда речь идет о русской школе, а между тем тот же Дымов переводит еврейскую бытовую пьесу и тогда все хором выхваливают её. Этим метким замечанием Чириков бросил оппонентам упрек в эстетической неискренности. Попутно г. Чириков укорил Шайкевича в том, что он даже не слушал пьесу, а Волынского в том, что он пришёл только к ужину, что он также не знает пьесы.

2. Арабажин полностью поддерживает Чирикова и в том, что он сказал: «Если мы, русские, не понимаем еврейского быта, то и, наоборот, евреи не понимают русского быта».

3. Арабажин полностью поддержал Чирикова и в том, что он резко сказал об узком национализме некоторой части евреев, вроде Шайкевича и других его приятелей.

4. Он сожалеет, что евреи-критики в Петербурге отрицают быт, а русские его защищают. Арабажин напомнил, что Пушкин «проникался психологией англичан, испанцев, черкес, цыган». Хорошо, сказал Арабажин, что гонимый народ хочет ухватиться за чистую кровь «ихес», но Ходотов сказал, что Ашу это не удалось.

Завершая свою статью, Арабажин написал: «Мне понятна национальная односторонность в представителях гонимой нации, — она продукт травли, преследований и обид. Нужно, однако, подумать, как бы эта односторонность, проявляясь в интеллигентских сферах, не вызвала нежелательной реакции. Я действительно думаю, — прибавлю теперь к сказанному на ужине, — что за среднего обывателя нельзя ручаться, особенно на почве конкуренции: здесь с обеих сторон может возникнуть сплоченность на националистической основе. Возможно, что с одной стороны часть евреев, хотя бы и незначительная, станет под знамя кликушествующей группы сионизма, а с другой стороны и в русских кругах либеральных профессий может явиться националистическое настроение, поскольку русские люди сумеют отделить «истинно еврейских людей» от просто евреев, а эти последние не отгородятся от «истинно еврейских» людей, как не отгородились мы от «истинно русских», «истинно польских», «истинно украинских» и т. п. людей: спасение от них только в демократических слоях населения. Но если бы националистическая ненависть победила, — то чего доброго ждать от возбуждения в такой новой обстановке стихийных страстей во многомиллионных массах? Против этого нужно сообща бороться, устраняя недобросовестные приемы и националистические пристрастия. И беседа у Ходотова, — сказал я, — является известным предостережением для всех нас… Демократический антисемитизм — этот социализм для дураков — давно и всюду отжил свои красные дни».

После того как схлынула клеветническая кампания, в полемику ввязались крупные политические силы, такие как Пётр Струве, Николай Милюков, Владимир Жаботинский, Михаил Винавер и др. И спор шёл, конечно, не вокруг того, положительная ли героиня пьесы, как утверждал автор (именно в ней воплотились самые прекрасные человеческие качества, она, дескать, выражает духовную суть еврейского общества, его идеалы, его устремления, а вы, русские, не понимаете суть еврейского национального характера), или отрицательная, как утверждал Чириков (она производит отвратительное, отталкивающее впечатление, злая, эгоистичная, это ошибка автора, она не может быть положительной, она безнравственна, аморальна), спор шёл по глобальным проблемам.

Пётр Струве, прочитав информацию из газет, в том числе и «Нашу газету» от 8 марта за 1909 год, написал, что «инцидент» с г. Чириковым признан «исчерпанным» «и будет, вероятно, скоро забыт», но обострилось и поднялось в умах НЕЧТО и «это нечто есть национальное лицо». Как государственник, как автор статьи «В чем же истинный национализм?», вызвавшей острую полемику, Пётр Струве стал упрекать русскую интеллигенцию в том, что она решительно потеряла национальное лицо. Вот Российская социал-демократическая рабочая партия почему-то назвала себя «российской», а не русской. «Ни один русский иначе, — писал Пётр Струве в статье «Интеллигенция и национальное лицо» (Слово. 1909. 10 марта), — как слегка иронически, не скажет про себя, что он «российский» человек, а целая и притом наирадикальнейшая партия применила к себе это официальное, ультра-«государственное», ультра-«имперское» обозначение. Это что-нибудь да значит. Это значит: она хочет быть безразлична, бесцветна, бескровна в национальном отношении… Для меня важно сейчас подчеркнуть, что — ради идеала человечной, справедливой и разумной государственности — русская интеллигенция обесцвечивает себя в «российскую». Этот космополитизм очень «государственен», ибо «инородцев» нельзя ни физически истребить, ни упразднить, как таковых, т. е. сделать «русскими», а можно лишь восприять в единое «российское» лоно и в нём успокоить. Но позвольте мне, убеждённому стороннику «государственности», восстать против обнаруживающейся в этом случае чрезмерности культа государственного начала. Позвольте мне сказать, что так же, как не следует заниматься «обрусением» тех, кто не желает «русеть», так же точно нам самим не следует себя «обрусевать». Прошу прощения за это варварское слово, но его нужно было выдумать, ибо на самом деле интеллигенция давно «обрусивает» себя, т. е. занимается тем, что — во имя своего государственного идеала — безнужно и бесплодно прикрывает свое национальное лицо. Безнужно и бесплодно, ибо его нельзя прикрыть».

В качестве примера Пётр Струве говорит о художнике Левитане: «Если бы я даже был «антисемитом» и если бы конгресс сионистов соборно и официально провозгласил его еврейским художником, я бы продолжал твердить: а всё-таки Левитан был русский (а не «российский»!) художник. И хотя я вовсе не антисемит, а скажу: Левитана я люблю именно за то, что он русский художник…»

Против статьи Петра Струве выступил в своей газете «Речь» Николай Милюков, который ничего путного в рассуждениях учёного не нашёл, а счёл их абсурдными, якобы учёный ищет «экзотические формулы и гоняется за экзотическими чувствами»: «Аполитизм такого интеллигента последней формации непосредственно ведёт его по наклонной плоскости эстетического национализма, быстро вырождающегося в племенной шовинизм». «Я тоже думаю, что старой русской интеллигенции, святой и чистой в своем блаженном неведении, наступил конец в России с началом новой политической жизни, — писал Николай Милюков в статье «Национализм против национализма!» — Я тоже уверен, что многие и многие жизненные утопии, созданные этой интеллигенцией на почве той самой старой святости, скоро отомрут, чтобы уже не возрождаться больше» (Речь. 1909. 11 марта).

Пётр Струве ответил Н. Милюкову: в его статье «нет ни малейшего обсуждения по существу, есть лишь туманные психологические сближения и догадки, которые я должен отклонить, и столь же туманные социологические пророчества…».

В заключение полемики на страницах газет Пётр Струве написал: «И далее: я полагаю, евреям полезно увидеть открытое «национальное лицо» той части русского, конституционно и демократически настроенного общества, которая этим лицом обладает и им дорожит. И наоборот, для них совсем не полезно предаваться иллюзии, что такое лицо есть только у антисемитического изуверства. Вот почему, возвращаясь к вопросу, поставленному «Нашей газетой», я скажу и этим закончу: правда в «национальном вопросе» своевременна, и «национальное лицо», о котором я заговорил, есть не Медузова голова, а честное и доброе лицо русской национальности, без которой не простоит и «российское государство» (Слово. 1909. 29 марта).

Аким Волынский начал свою литературную деятельность в 80-х годах, он был хорошо образован, окончил юридический факультет Петербургского университета, знал иностранные языки, увлекался философией, в 1889 году начал печатать свои статьи на различные темы в журнале «Северный вестник», возникший благодаря инициативе и средствам Л.Я. Гуревич. Постепенно мелкие и разнообразные статьи и заметки ушли как бы в прошлое, и Аким Волынский сосредоточил своё литературное внимание на выдающихся русских критиках, предшествовавших ему. И всех он обвинил в том, что при всей их яркости и талантливости они явно упустили возможность быть точными и объективными. «Критика художественных произведений должна быть не публицистическою, а философскою, — должна опираться на твердую систему понятий известного идеалистического типа. Она должна следить за тем, как поэтическая идея, возникнув в глубине человеческого духа, пробивается сквозь пестрый материал жизненных представлений и взглядов автора», — писал А. Волынский в сборнике статей «Русские критики» (СПб., 1896). Затем он написал книги о Достоевском, Лескове, о Леонардо да Винчи, «Царство Карамазовых», «Книгу ликований» и множество других, потом он увлёкся балетом, но профессионалы холодно отнеслись к его работам: о «Русских критиках» Плеханов написал, что в них «суд и расправа над своими предшественниками (Новое слово. 1897. Кн. 7. Апрель), а много лет спустя Б. Эйхенбаум сказал, что от сочинений А. Волынского «веяло сухим жаром пустыни» (В сб.: Памяти А.Л. Волынского. Л., 1928. С. 44).

В своих поисках А.Л. Волынский стремился сочетать иудаизм с христианством, он хотел уйти «в простую еврейскую среду проповедовать Христа». Вот почему так остро он отреагировал на выступление Чирикова.

На эту же тему писал и известный сионист Владимир Жаботинский, назвавший Шолома Аша дезертиром за то, что тот пошёл искать известности в квартире русского артиста и режиссёра. «Вообще нахожу, что евреи пока ничего не дали русской литературе, а дадут ли много впредь — не ведаю», — писал он в одной из четырёх статей, посвящённых этому инциденту в русском литературном движении. А о Шоломе Аше он написал скорбно.

«И по человечеству и по кровному братству больно нам за него», — итожил Владимир Жаботинский судьбу еврейского писателя (Избранное. Иерусалим, 1940).

Коренной вопрос, вокруг которого разгорелись страсти, заключался в том, что писатели разных национальностей, русские и евреи, по-разному трактуют суть национального характера. Шолом Аш показывает в пьесе «Бог мести» моральный облик главной героини Сары: «Теперь на белом свете так: имеешь деньги, к тебе придет почтенное лицо, как Сейфер, переписчик Торы, например, Реб-Элла, возьмет у тебя хорошую милостыню… Тебя не спросят, откуда у тебя взялось. Укради, убей, — лишь бы было, вот что». Приходят Шлейма и Гендль, Сара упрекает своего суженого: «С кем ты разговариваешь?.. С отбросами». Случается несчастье, дочь, которую они берегли, соблазнилась и пошла с девками из публичного дома «гулять». Узнав об этом, родители сходят с ума от неожиданности, но Сара тут же одумалась, она отдаёт Шлейме бриллиантовые серёжки, даёт ему денег, Ривкеле вернулась в родной дом, и Сара собирается выдать дочь Ривкеле как «чистую еврейскую девушку».

Естественно, никто не собирался этим инцидентом как-то принизить творчество Шолома Аша (вскоре он уехал в США, умер в 1957 году автором десятков романов, повестей), но сам эпизод весьма интересен: Шолом Аш не мог понять, почему главная героиня пьесы, прекрасная, замечательная женщина, выражающая суть еврейского национального характера, вызывает отвращение у русских, ведь она проповедует эгоизм, ловкачество, чистый обман и очковтирательство, то есть всё то, что православная этика отрицает как «греховную этику».

В «Хронике еврейской жизни» (1906) Владимир Жаботинский писал:

«Мы, сионисты, всегда издевались над попытками апологии и были правы, ибо апология как цель унизительна, смешна и бесполезна. Личность и народ должны действовать ради своих интересов, а не ради доброго мнения соседей… Потомки благословят нас за наши суровые призывы к эгоизму, за наше открытое и явное недоверие к чужакам…» А через сто лет профессор Михаэль Лайтман, руководитель Академии каббалы в Тель-Авиве, выражая сложнейшие мысли о мироустройстве, подтвердил то, что сказал Владимир Жаботинский: «Действительно, общий закон природы — это закон абсолютного альтруизма. Если правильно видеть и читать природу, то легко убедиться, что именно таким образом в ней все и устроено. Все, кроме мира человека. Там мы видим обратное: человек — абсолютный эгоист. В его природе — использовать все для собственной пользы. А все, что он дает ближнему, — дает не иначе как вынужденно. Такова наша форма. Наше главное свойство…» (Что правит миром? // Литературная газета. 2005. 21 декабря).

Каббала как тайное общество существует более 4000 лет, и только сейчас она раскрывает свои тайны: переделка мира, уничтожение христианства, мусульманского мира, и всё это возможно, нужно только человеку изменить себя. И больше 800 000 каббалистов принялись за дело, они-то «понимают, что каббала в принципе — наука о достижении мира, счастья, гармонии с природой».

«Что же касается России, то она благодатная для каббалы страна», — уверяет профессор Михаэль Лайтман.

2

Сложные и противоречивые отношения, питаемые русским правительством к евреям на протяжении первой половины ХIХ века, закончились тем, что 24 мая 1862 года Александр II издал указ, по которому евреи получили возможность пользоваться, как и коренные подданные, всеми юридическими правами. Стоит посмотреть автобиографии многих революционных деятелей, написанные в 20-х годах ХХ века, чтобы убедиться в этом, все они чаще всего родились в патриархальных еврейских семьях, обучались не только в еврейских школах, но, протестуя против запретов родителей, ходили и в русские, организованные правительством (См.: Деятели СССР и революционного движения России. М.: Сов. энциклопедия, 1989. С. 15 — 658). Но права правами, к тому же они копили золото, золотом подчиняли всех окружающих, но возникла идея бороться за власть в стране, русские, дескать, плохие властители. И в этом была главная цель всех революционеров, разных кружков и обществ.

Любопытна публикация в газете «Знамя» (общественная, политическая, литературная и экономическая) за 22 января 1904 года под названием «К еврейскому вопросу. Воззвание равина (так в газете! — В. П.) к своим единоверцам». Там написано: в Лондоне появилась недавно книга сэра Джона Рэдклифа под заглавием «Обзор политико-исторических событий за последнее десятилетие», её тут же перевели на французский язык, а затем — на русский. Публикуется полный перевод выступления раввина, которое почти полностью здесь приведем: «Наши отцы завещали избранным в Израиле обязательно собираться один раз каждое столетие вокруг гробницы великого господина нашего Калеба», который когда-то напророчил, что еврейский народ будет господствовать в мире. Эта сила обещана Аврааму, но «похищена Крестом». «Золото — это величайшая сила на земле, это могущество, награда, орудие всякой власти, это — всё, чего человек боится и желает — вот единственная тайна, глубочайшая наука о том духе, которым управляется этот мир.

Восемнадцать веков принадлежали нашим врагам; век настоящий и последующий должны принадлежать нам, народу израильскому, и непременно будет нашим.

Коммерция и спекуляция — эти две изобильнейшие плодами отрасли не должны никогда выскользнуть из рук израильтян, для этого надо прежде всего добиваться полного сосредоточения в наших руках торговли спиртными напитками и вином, затем маслом и хлебом, так как этим путём мы явимся абсолютными хозяевами главных отраслей земледелия и вообще всей сельской экономии… Мы не должны оставаться пассивными ни к чему, что может способствовать к завоеванию почетного места в обществе: философия, медицина, право, политическая экономия — все, одним словом, отрасли знания, искусство, литература представляют собою широкое поле, малейшие успехи на котором, развивая наши способности, принесут огромные выгоды нашему делу…

Если золото есть первая сила на этой земле, то второю за нею следует бесспорно признать прессу. Но что значит вторая без первой? Так как мы не можем осуществить вышеуказанное без помощи печати, необходимо, чтобы управление всеми газетами и журналами всех стран находилось в руках наших. Обладание золотом, печатью и достаточными средствами для удовлетворения известных свойств души сделают нас хозяевами общественного мнения и подчинят нам народные массы… Раз сделавшись абсолютными хозяевами прессы, мы легко уже сумеем переделать понятия о чести, о добродетели, прямодушии и нанести первый удар тому, до сего дня ещё священному учреждению — семейному началу, которое необходимо довести до разложения.

Весьма важно для нас притвориться сторонниками и ревнителями вопросов социальных, стоящих на очереди в стране, особенно тех, которые имеют задачею улучшение участи рабочих; но в действительности наши усилия должны тяготеть к владению и управлению движением общественного мнения…

Необходимо по мере возможности поддерживать пролетариат и подчинить его заведующим денежною частью. Действуя таким образом, от нас будет зависеть, когда нам это понадобится, возбудить массы. Мы употребим их орудиями к ниспровержению и революциям, и каждая из этих катастроф гигантским шагом будет подвигать наше дело и быстро приближать к цели — царствовать на всей земле, как это обещано нам отцом нашим Авраамом. Аминь».

Такие призывы к еврейскому народу, жившему чуть ли не во всех странах мира, существенно подействовали на перемены в тактике захвата политической власти в стране, возникли российские партии, большевики, меньшевики, эсеры, кадеты…

Публикатор статьи сослался на «Новороссийский телеграф», в котором впервые напечатано это выступление и можно сверить точность его перевода с тем, что впервые появился в русской прессе от парижского корреспондента: «Новороссийский телеграф». 1891. 15 января.

В середине XIX века возникли многочисленные революционные общества, излучавшие ледяной поток ненависти к царю и царскому правительству, ко всему русскому, к русскому человеку, к просторам России и могуществу, к её обычаям и взглядам. И почему-то эта ненависть так страстно входила в разные западные кружки, комитеты, организации. Ну ладно, Маркс, Энгельс, другие социалисты помельче провозглашали свою ненависть к царю и царскому самодержавию, выступали против деспотизма и личного диктаторства. Допустим, Герцен и Огарёв, Бакунин и Кропоткин, Лавров и Лопатин, выходцы из помещичьих семей пошли вслед за декабристами и подхватили социалистические идеи Запада. Но почему Аптекман и Натансон, Бах и Морейнис-Муратова, Морозов и Дейч, Добрускина и Дрей, могу назвать ещё десятки имён революционных деятелей в России, которые почти все учились в гимназиях, изучали языки, читали русскую и западную литературу, — ходили в «народ», входили в революционные организации «Земля и Воля», «Чёрный передел», уезжали на Запад, вновь объединялись в демократические и социалистические организации и партии, — почему они все люто ненавидели Россию и всё русское, якобы прогнившее и отсталое? Чаще всего они появлялись на свет в патриархальных еврейских семьях с достатком, кто-то из них, как Осип Васильевич Аптекман, в 26 лет принял православие: «Я иду в народ, — думал я, — не евреем уж, а христианином, я приобщился к народу».

Но ни у Аптекмана, ни у Добрускиной, ни у Дейча приобщения к народу так и не получилось, народ остался глух к их призывам к свободе, народу тоже хотелось свободы, но пахать и сеять на своей собственной земле, не кланяться богатеям, как в прежние, крепостнические времена, а быть самостоятельными хозяевами, как помещики, купцы, чиновники…

Вместе с русскими в этих кружках и партиях очень много было евреев, поляков, грузин, латышей, мечтавших о национальной свободе, причём евреи говорили о полном равноправии со всеми коренными народами России. И конечно, мало кто сомневался в справедливости этих целей и желаний в борьбе против власти и «черты осёдлости».

Но не только революционеры боролись против царя и царского правительства. Буквально чуть ли не все слои населения резко осуждали деспотизм и, главное, мечтали о захвате власти в богатейшей России. И прежде всего революционеры-евреи, как бы они ни назывались — большевиками, меньшевиками, эсерами, кадетами…

По свидетельству историков, в государстве Российском упало чувство патриотизма, увеличился паразитизм русской аристократии, больше всего думающей о собственной выгоде, а не о величии государства, которому служит. И неудивительно: за последние двести лет русские князья и графы столько раз женились на иностранках, а их дети — тоже женились на иностранках, часто проводили время в Париже, в Лондоне, в Риме, так что в итоге только фамилии оставались русские, а суть была чисто космополитическая… Так что коренное русское дворянское сословие теряло своё господствующее положение, утрачивало русский патриотизм и чаще всего служило чуждым интересам…

К. Маркс и Ф. Энгельс тщательно изучали положение России в современном мире, изучали историю, экономику, национальный характер. Маркс изучал русский язык, встречался с русскими революционерами, вступал в противоборство с Бакуниным. Известны слова Ф. Энгельса о том, что он не знает никого, кто бы так хорошо, как Маркс, знал Россию, её внутреннее и внешнее положение. К сожалению, мы слишком привыкли к столь одностороннему взгляду на марксизм.

Не буду приводить высказывания основоположников марксизма о ненависти к России и к русским, ко всему славянскому миру, относивших всех славян, кроме поляков, к реакционным нациям, подлежащим уничтожению, процитирую лишь известного писателя и учёного Н. Ульянова:

«Приведенный букет высказываний интересен как психологический документ, — писал он в статье «Замолчанный Маркс». — Россия должна провалиться в Тартар либо быть раздробленной на множество осколков путем самоопределения её национальностей. Против неё надо поднять европейскую войну либо, если это не выйдет, отгородить её от Европы независимым польским государством. Эта политграмота стала важнейшим пунктом марксистского катехизиса, аттестатом на зрелость. Когда в 80—90-х годах начали возникать в различных странах марксистские партии по образцу германской социал-демократической партии, они получали помазание в Берлине не раньше, чем давали доказательства своей русофобии. Прошли через это и русские марксисты. Уже народовольцы считали нужным в целях снискания популярности и симпатии на Западе «знакомить Европу со всем пагубным значением русского абсолютизма для самой европейской цивилизации». Лицам, проживающим за границей, предписывалось выступать в этом духе на митингах, общественных собраниях, читать лекции о России и т. п. А потом в программах наших крупнейших партий, эсдеков и эсеров, появился пункт о необходимости свержения самодержавия в интересах международной революции… За несколько последних десятилетий корабль марксизма подвергся жестокому обстрелу и зияет пробоинами; самые заветные его скрижали ставятся одна за другой на полку с сочинениями утопистов. Позорная же шовинистическая страница, о которой идёт речь в этой статье, все ещё остается неведомой подавляющему числу последователей и противников Маркса…» (Москва. 1996. № 10).

Так написал русский эмигрант о Марксе и марксистах, хлынувших в Россию в конце XIX и в первые десятилетия ХХ веков переделывать Россию и русских в революционном духе. От пропаганды к террору, от бунтарства к терроризму, от пропаганды к насилию — вот идеи марксизма, по-своему воплощённые в жизнь эсерами и большевиками, имевшие страшные последствия. Вместо исконных нравственных устоев русскому народу, как и другим народам, навязывалась марксистская революционная мораль, которая лишь способствовала разрушению человеческого в человеке, утверждая, что для победы пролетарской революции все средства хороши. Почти полвека кряду бросали в русскую почву марксистские семена, и наконец они дали ядовитые всходы — в 1905, 1917 годах: это и полыхнувшая красным и белым террором Гражданская война, это и коллективизация, и новая война, и послевоенная разруха, каким-то чудом восстановленная, и идеологический деспотизм кремлёвских старцев…

3

Эти проблемы актуальны и сейчас, когда огромную страну, Россию, захватили явные потомки и продолжатели тех, кто, вкусив марксистские семена, готов всеми способами уничтожить Россию как национальное государство, отвергнув русских, русский национальный менталитет, с его откровенным и простодушным характером, добросердечием и отзывчивостью на чужую беду.

Горбачёв и Ельцин возглавили эту вековую борьбу за разрушение России, за использование громадных территорий с полезными ископаемыми под диктовку западных «демократов», получили у западных лидеров благословение на чудовищные реформы, унижающие нашу страну, ведь западные страны много веков сражаются за наши богатства, за то, чтобы изменить характер русских людей, сделать их похожими на себя, когда вся жизнь посвящается приобретению имущества, материальных благ, в сущности золота, денежных средств для того, чтобы поработить ближнего своего, сделать его рабом, зависимым человеком. И ведь законы новой России как раз и свидетельствуют о полной зависимости девяти десятых трудящихся от созданной бюрократии, от олигархов, от Кремля.

Сто с лишним лет тому назад об этой страшной опасности задумывались Ф.М. Достоевский, Ф.И. Тютчев, Н.С. Лесков, А.С. Суворин и др.

Достоевский не раз писал в своих сочинениях о том, что чаще всего русские аристократы, стоящие у власти в России, слишком зависят от Запада, принимают решения в пользу развития западных государств. Упоминал не раз и еврейскую тему как одну из актуальнейших в России и во всем мире. Наконец в марте в дневнике за 1877 год Достоевский решил объясниться со своими читателями по еврейскому вопросу: «Поднять такой величины вопрос, как положение еврея и о положении России, имеющей в числе сынов своих три миллиона евреев, — я не в силах… Но некоторое суждение моё я всё же могу иметь…» Достоевский пишет эти страницы как ответ на письма к нему «образованных» евреев, упрекавших его за то, что он на них «нападал», ненавидит их «не за пороки», «а именно как племя». Эти «образованные» евреи сообщают Достоевскому, «что они, при своём образовании, давно уже не разделяют «предрассудков» своей нации, своих религиозных обрядов не исполняют», «да и в Бога, дескать, не веруем». Достоевский на это ответил «высшим евреям»: «Слишком даже грешно забывать своего, сорокавекового Иегову и отступаться от него», «еврея без Бога и представить нельзя».

Достоевский недоумевает, почему его обвиняют в «ненависти к еврею как народу». И тут же отвечает: «Так как в сердце моём этой ненависти не было никогда, и те из евреев, которые знакомы со мной и были в сношениях со мной, это знают, то я, с самого начала и прежде всякого слова, с себя это обвинение снимаю, раз навсегда…»

В письме одного «образованного еврея», «длинном и прекрасном во многих отношениях», на которое Достоевский отвечает, поставлено несколько злободневных вопросов: «Неужели вы не можете подняться до основного закона всякой социальной жизни, что все без исключения граждане одного государства, если они только несут на себе все повинности, необходимые для существования государства, должны пользоваться всеми правами и выгодами его существования и что для отступников от закона, для вредных членов общества должна существовать одна и та же мера взыскания, общая для всех?.. Почему же все евреи должны быть ограничены в правах и почему для них должны существовать специальные карательные законы? Чем эксплуатация чужестранцев (евреи ведь всё-таки русские подданные): немцев, англичан, греков, которых в России такая пропасть, лучше жидовской эксплуатации? Чем русский православный кулак, мироед, целовальник, кровопийца, которых так много расплодилось во всей России, лучше таковых из жидов, которые всё-таки действуют в ограниченном кругу? Чем такой-то лучше такого-то…»

В письме говорится также о «страшно нищей массе» евреев, которые ведут «отчаянную борьбу за жалкое существование», и они «нравственно чище не только других народностей, но и обоготворяемого вами русского народа». Достоевский не вспоминает замечательного Гольдштейна, геройски погибшего в Сербии за славянскую идею, и ненависть к евреям простирается даже на премьер-министра Великобритании Дизраэли… И автор письма видит причины этой ненависти: «К сожалению, вы не знаете ни еврейского народа, ни его жизни, ни его духа, ни его сорокавековой истории, наконец» (в сущности, Шолом Аш в своём споре с Чириковым повторяет то же самое). Достоевский, щедро цитируя это письмо, заметил, что «почтенный корреспондент» «не утерпел и не выдержал и отнесся к бедному русскому народу несколько слишком уж свысока». И не в этом ли основная причина «разъединения» русского народа с евреями? Весь последующий ход рассуждений Достоевского лишь подтверждает этот вывод на письмо образованного интеллигента.

Достоевский, вспоминая сорокавековую историю еврейского народа, прежде всего обращает внимание на то, «что наверно нет в целом мире другого народа, который бы столько жаловался на судьбу свою, поминутно, за каждым шагом своим или словом своим, на своё принижение, на своё страдание, на своё мученичество». Достоевский согласен, что благородный Гольдштейн умирает за славянскую идею, но одновременно Дизраэли, лорд Биконсфильд, помог решить славянский вопрос в пользу турок, а не славян. Евреи жалуются, что не они «царят в Европе», не они свободно передвигаются в России, но передвигаются и получают рабочую силу и земли и доводят до истощения эти земли и рабочую силу. А в Южные Штаты Америки, как только освободили негров от рабовладения, мгновенно хлынули массы евреев и прибрали к рукам все нужные им государственные должности. А совсем недавно в газете «Новое время» было сообщение, что евреи набросились на местное литовское население и споили всех водкой, «и только ксендзы спасли бедных опившихся, угрожая им муками ада и устраивая между ними общества трезвости». В русском народе нет предвзятой ненависти к евреям, а сколько ненависти к русскому народу в письмах образованных евреев к Достоевскому! С этим тоже нужно было разбираться.

Далее Достоевский, принимая во внимание историю еврейского народа, который терял свою территорию, свою политическую независимость, законы и снова возрождался «в прежней идее», замечает: «Нет, такой живучий народ, такой необыкновенно сильный и энергический народ, такой беспримерный в мире народ не мог существовать без status in statu, который он сохранял всегда и везде, во время самых страшных, тысячелетних рассеяний и гонений своих». И Достоевский опять же чётко излагает суть этих законов: «Признаки эти: отчуждённость и отчудимость на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что существует в мире одна народная личность — еврей, а другие хоть есть, но все равно надо считать, что как бы их и не существовало. «Выйди из народов и составь свою особь и знай, что сих пор ты един у Бога, остальных ты истреби, или в рабов преврати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что все покорится тебе. Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своём не сообщайся. И даже когда лишишься земли своей, политической личности своей, даже когда рассеян будешь по лицу всей земли, между всеми народами — все равно, — верь всему тому, что тебе обещано, раз навсегда верь тому, что все сбудется, а пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй и — ожидай, ожидай…»

И возникает ещё один важный вопрос — о правах евреев и о правах инородцев вообще в сравнении с коренным, русским населением, которое не может якобы обходиться без посредника. А где возникал посредник, там начинались унижение и развращение коренного народа, распространялась безвыходная, бесчеловечная бедность, а с нею и отчаяние. «В окраинах наших спросите коренное население: что двигает евреем и что двигало им столько веков? Получите единогласный ответ: безжалостность; «двигали им столько веков одна лишь к нам безжалостность и одна только жажда напиться нашим потом и кровью».

Конечно, в Европе живут сильные народы, христианские идеи ещё сильны, но вместе с тем в Европе заметно торжество еврейства, «заменившего многие прежние идеи своими». «Всяк за себя и только за себя и всякое общение между людьми единственно для себя» — вот нравственный принцип большинства теперешних людей». Достоевский беспощаден в своих выводах: близится царство евреев, «перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажда правды, чувства христианские, национальные и даже народной гордости европейских народов. Наступает, напротив, матерьялизм, слепая, плотоядная жажда личного матерьяльного обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами — вот всё, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу, вместо христианской идеи спасения лишь посредством теснейшего и братского единения людей…»

Достоевский иронизирует над этим, дескать, «засмеются и скажут, что это там вовсе не от евреев». Но вспомним обращение раввина ко всему еврейскому народу, а эта проповедь лишь подтверждает выводы Достоевского: плотоядная жажда личного накопления денег всеми средствами одолевает христианские идеи нравственного спасения и братского единения людей. И не об отдельных хороших или плохих людях, их много и с той и с другой стороны, Достоевский говорит «о жидовстве и об идее жидовской, охватывающей весь мир, вместо «неудавшегося» христианства…». К этому как раз и призывает раввин в своём обращении к еврейскому народу.

На упреки в презрении к еврейскому народу Достоевский решительно возражает: «Всё, что требует гуманность и справедливость, всё, что требует человечность и христианский закон, — всё это должно быть сделано для евреев». И об этом Достоевский не раз говорил и писал. Он выступает «за совершенное расширение прав евреев в формальном законодательстве и, если возможно только, и за полнейшее равенство прав с коренным населением».

Но вместе с тем Достоевский на секунду представляет себе такую картину: если русский мужик, недавний крепостной, неопытный в коммерческих делах, получит независимость и от сельской общины и на её место «нахлынет всем кагалом еврей», то сразу можно будет сказать, что мужик погиб: «Всё имущество его, вся сила назавтра же перейдет во власть еврея, и наступит такая пора, с которой не только не могла бы сравняться пора крепостничества, но даже татарщина». И всё-таки Достоевский стоит «за полное и окончательное уравнение прав — потому что это Христов закон, потому что это христианский принцип». Но даже образованные евреи не понимают этот христианский принцип. «Самомнение и высокомерие» — свойства еврейского характера, которые не позволяют пойти на компромисс с народом, на земле которого он проживает: столько веков мы угнетены и гонимы, а вы никак этого не поймёте, вы не любите нас. «Если высокомерие их, если всегдашняя «скорбная брезгливость» евреев к русскому племени есть только предубеждение, «исторический нарост», а не кроется в каких-нибудь гораздо более глубоких тайниках его закона и строя, — то да рассеется все это скорее и да сойдемся мы единым духом, в полном братстве, на взаимную помощь и на великое дело служения земле нашей, государству и отечеству нашему! Да смягчатся взаимные обвинения, да исчезнет всегдашняя экзальтация этих обвинений, мешающая ясному пониманию вещей. А за русский народ поручиться можно: о, он примет еврея в самое полное братство с собою, несмотря на различие в вере, и с совершенным уважением к историческому факту этого различия, но всё-таки для братства, для полного братства нужно братство с обеих сторон… Вопрос только в том: много ли удастся сделать этим новым, хорошим людям из евреев, и насколько сами они способны к новому и прекрасному делу настоящего братского единения с чуждыми им по вере и по крови людьми?»

В истории русской литературы ХХ века этот вопрос неоднократно пробуждался, обойти его невозможно. Перед читателем пройдут острые эпизоды этой борьбы, порой будет возникать «братство с обеих сторон», «хорошие евреи» с пониманием будут относиться к русской истории и русскому языку, будут способствовать развитию русской культуры, создавая замечательные произведения, как художник Левитан, как скульптор Антокольский, как превосходные поэты Пастернак и Мандельштам. Но на сложном и противоречивом пути развития русской литературы не раз возникали мотивы иные — когда «плохие» евреи пытались растоптать, уничтожить лучшие произведения русской классики, унизить Россию и её высокие христианские идеалы. Почти все средства массовой информации, издательства, журналы, газеты, были в руках либеральных евреев, а русские писатели зависели от их нрава.

Вот почему в истории русской литературы ХХ века шли постоянные столкновения разных литературных групп с разными идеалами и литературными характерами. Одни угождали времени, которое диктовало свои требования, писали то, что требовали сиюминутные обстоятельства, а порой — политработники ЦК ВКП(б), а великие писатели прорывались сквозь эти преграды и говорили от всего сердца свою полновесную Правду, Истину.

«Прежде всего Россия — христианская держава, а русский народ является христианским не только вследствие православия своих верований, но и благодаря чему-то ещё более задушевному, — писал Ф.И. Тютчев в статье «Россия и революция». — Он является таковым благодаря той способности к самоотречению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы. Революция же прежде всего — враг христианства. Антихристианский дух есть душа Революции, её сущностное, отличительное свойство» (Собр. соч. М., 2003. Т. 3. С. 144).

В Библии, во Второзаконии, глава 28, ст. 12, прямо говорится: «И даси взаим языком многим, ты же не одолжися; и обладаеши ты многими языки, тобою же не возобладают» («И будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы, и будешь господствовать над многими народами, а они над тобою не будут господствовать». (В тексте некоторых изданий Библии нет последних двух предложений. — В. П.) Уже в Библии как бы предопределена судьба евреев — заниматься финансовыми делами и «господствовать над многими народами». А.С. Суворин, развивая это положение, писал: «Вот видите, как ясно тут предсказано господство евреев над всеми народами, благодаря тому, что они будут давать взаймы; со времен Моисея практику займов, конверсии и финансовых предприятий вообще они усовершенствовали до того, что без них ни одно денежное дело не обходится, и прямо можно сказать, что всемирный денежный рынок обретается в их руках. Они — все гг. Финансовы, умеют всюду пролезть, всюду «предложить», то «чек», то «промес», то «комиссионный процент», то «разницу». А христиане берут. Притворяясь, что это в самом деле нечто безобидное, нечто усовершенствованное, publicite, вполне культурное, вошедшее в нравы и освященное тем храмом, который называется «биржею», и теми жрецами, которые называются банкирами и биржевиками… «Посредничество» — это жизнь еврея. Без нее он пропал. А «посредничество» — это целая поэма, воспевающая разнообразнейшие подвиги служения золотому тельцу, подвиги, которые вызывают на бой самого Бога, на бой в потемках, из-за угла, на бой, полный клятвопреступлений, обманов, лжи, подкупа, красноречия самого предательского и самого грубого. Евреи выработали систему посредничества превосходно и, так сказать, для всех сфер, начиная от посреднической продажи мыла и кончая заключением займов, конверсий, основанием огромных акционерных предприятий. Они воспользовались чутьем, развитым тысячелетиями, всеми пороками человека, всеми недостатками цивилизации, всеми прорехами гражданского строя, всем формализмом и проволочками администрации. И понятно, почему ни одно денежное дело не обходится без еврея, почему они — непременные члены во всем том, что пахнет финансами, почему они друзья-приятели министров, депутатов, сенаторов, почему, наконец, они овладевают миром постепенно, но прочно… В какой мере финансовое влечение владеет евреем, доказывается тем, что как бы они ни были воспитаны, а в конце концов природное влечение берет верх над воспитанием. Г. Цион, например, был физиологом, профессором Медико-хирургической академии, а стал финансовым агентом, финансистом, устроителем займов и конверсии. А этот Корнелий Герц, игравший такую роль в панамском деле? Был химиком, хирургом — и стал оперировать финансами. Еврею надо, вероятно, обладать такими талантами, как Спиноза, Гейне, Мейербер, наш Рубинштейн, чтоб не открывать гласную или негласную кассу ссуд, не заниматься агентурой, не играть на бирже, не проводить финансовых предприятий. Только огромный талант или необычайная доброта сердца — есть и такие примеры — спасают еврея от всего того, что называется гешефтом. И христианин, волею-неволею, проходит еврейскую школу, и, надо сказать, довольно успешно, до того успешно, что начинает считать её культурною, необходимою, даже нравственною…» А.С. Суворин, вспоминая строительство Панамского канала, где евреи предавали и обманывали, писал, «что истинно-культурное христианское чувство возмущается против этой продажности и подкупа и не хочет прикрывать мнимым «величием результатов» пороки своей администрации и своих законодателей, депутатов и сенаторов…» (Новое время. 1892. 8 (20) декабря. Цит. по: Суворин А.С. В ожидании ХХ века. Маленькие письма. 1889–1903. С. 229–231).