Фатальное колесо. Пятое колесо в телеге

Виктор Сиголаев, 2019

Ничего себе сходил в комиссионку за курткой! Сам не понял, как оказался в центре малообъяснимых событий, несвойственных для развитого социализма начала восьмидесятых. Дьявольщина какая-то. Мистика это или злой умысел? Глупость или злонамеренный расчет, направленный на неокрепшие мозги наивной советской молодежи? В этом и нужно разобраться внезапно повзрослевшему герою (только что был ребенком, а через минуту… подросток!). А тот факт, что в юной головушке верховодит взрослое сознание из две тысячи пятнадцатого года, жизни не облегчает. Оно как пятое колесо в телеге, это сознание, то не туда свернет, то превысит скорость. Зато так легче видеть зло. Хотя бороться с ним приходится в одиночку, ошибаясь и получая чувствительные удары, теряя друзей и разочаровываясь в людях, падая и снова вставая раз за разом. И положиться не на кого, разве что… на свою первую любовь. Которая тоже очень уязвима.

Посвящается моей любимой сестренке Ольге, которая моложе меня на пятнадцать лет и на такой же срок мудрее…Почти все персонажи романа являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.

Пролог

— Уже уходите?

— С радостью. Надоело мне здесь прохлаждаться. А вы, пока это ваше «скоро» не наступило, катитесь-ка… на все четыре стороны!

От души получилось.

Грубо, конечно, зато честно. По-нашему!

Диана задумчиво покачала в руке бокал с вином так, что темно-бордовая жидкость крутанулась по стеклянным стенкам, потом подняла глаза на меня и… замерла.

Гляделки-перегляделки? Поиграть захотелось?

Некоторые женщины любят позлоупотреблять этим делом, когда словесной аргументации не хватает. О! Я действительно сказал «некоторые»?

Странное дело — на краю ощущений показалось, будто ледяная сыпь колючей волной прокатилась по спине, а тело снизу-вверх начало наливаться свинцовой тяжестью, не позволяя двинуть ни рукой, ни ногой. И стало это недоразумение происходить после того, как взгляд случайно зацепился за бокал, который Диана мгновение назад крутила в руке.

Именно что крути-ЛА — в прошедшем времени.

Потому что в настоящее мгновение бокал уже даже и не шевелился. Застыл, как и его хозяйка. Как и… вино в нем! Благородный напиток необъяснимым образом прилип к одной из стенок сосуда и совершенно не собирался выполнять требования закона всемирного тяготения в рамках классической механики. Будто бы центр притяжения нашей планеты скачкообразно оказался где-то в окрестностях административного корпуса местного пионерлагеря и тянул к себе эту странную хмельную жидкость так, как обычно Луна притягивает приливы в океанах.

И таким же необъяснимым образом замерло вокруг все остальное! И тучи над головой, и голые заиндевевшие ветки кустарника на газонах, и даже замеченный краем глаза сухой лист на пешеходной дорожке, взметнувшийся было вверх и неожиданно повисший в воздухе пугающе мертвым куском органики.

Тут что, отморозились все, что ли? Всем миром!

А как же я? Ведь я же не превратился вместе с окружающей реальностью в застывшую муху в янтарном камне! Могу пока еще двигаться. К примеру, переводить взгляд с бокала со взбесившимся вином на лицо сидящей передо мной женщины! И обратно.

Могу, но… как будто во сне. Словно в вязкой и тягучей патоке, с неимоверным усилием преодолевая остановившийся бег времени.

Ничего себе сыграл в «гляделки»!

Чего-то не знаю? Какие-то новые правила появились у этого веселенького конкурса?

Диана продолжала внимательно меня разглядывать, и… вот она уж точно не казалась замороженной принцессой, несмотря на то что в руке у нее оказался центр застывшей вселенной в виде вмурованного в реальность бокала. Ее губы самым естественным образом мелко подрагивали, выдавая плохо скрываемую досаду. Не желающий рядом с ней замерзать ветерок шевелил прядь волос над изящно выгнутой бровью. А на шее трогательно пульсировала тонкая жилка, будто упрекая весь этот безжалостный мир в избыточной жестокости по отношению к слабой женщине, к этому хрупкому небесному созданию…

Сон.

Так это все, наверное, мне просто снится!

Ведь все признаки налицо — воздух пластилином, железобетон в мышцах и… ангел во плоти прямо перед носом. Нимба разве что этому «боевому ангелу» не хватает — головного убора ангельского общевойскового артикула, мерцающего где-то в районе затылка…

Я на удивление легко прикрыл веки, дабы не видеть всей этой несуразицы, и вселенная послушно лишилась своего естественного освещения. Пришла тьма в обнимку с тишиной и покоем. На миг. Потому что в следующее мгновение отчего-то начала кружиться голова. Сначала легонько, ласково так, а потом качнуло так качнуло! До тошноты. Если бы не всемирный паралич окружающей действительности, я, наверное, грохнулся бы оземь аки селезень Кощеев.

«Вертолет», — так в юности мы называли подобные ощущения.

«Прилетит участковый в голубом вертолете и бесплатно… отсыплет люлей».

Странные ассоциативные образы у восьмилетнего карапуза, коим я в настоящий момент являюсь. Точнее, были бы странными, если бы в голове школьника-второклассника не находились мозги пятидесятилетнего мужика!

Да-да, вы не ослышались — снаружи дите, внутри взрослый дядька.

И… можно подумать, будто с этаким объяснением все странности в мгновение ока сошли на нет. Ага, обычное же дело! Старый да малый в одной черепной коробке. Есть даже целая группа ценителей, которым подобная аномалия может показаться нормой. Или же скучной повседневной рутиной. Подумаешь!..

Это был сарказм, кто не понял. Не очень, правда, далекий от реальности, потому что пусть не группу, но парочку таких вот личностей, считающих меня естественным природным явлением, я точно знаю.

Вот одна, к примеру, передо мной…

А почему это, интересно, пьет вино Диана, а «вертолет» своими коварными лопастями качает пространство именно в моей детской голове? Несправедливо это!

Я вдруг почувствовал, как меня вновь нехило так повело в сторону, несмотря на якобы застывшую вокруг атмосферу. Довольно резво потащило. Потом дернуло в другом направлении. Странно как-то шатнуло, по дуге. По замысловатой спирали. А потом пришло ощущение, что меня, а со мной и весь этот странный застывший мир стало закручивать в круговороте с жутким неумолимым ускорением — от комфорта детской карусели до ощущений пенопластовой крошки в центре торнадо!

Все съеденные за прошедшее утро пирожные вдруг ожили и, дружно гомоня начинкой, подскочили к выходу из организма. Я почувствовал их все поименно. И покалорийно. На какой-то миг перед глазами даже представилась этакая беспокойная очередь хлебобулочных изделий, настойчиво рвущихся на свободу в стесненных условиях моего персонального пищевода. До скандала: «Вы тут занимали? Нет? А я — да! А вас тут, между прочим, и вовсе… не стояло!»

Сюр-р…

Судорожно сглотнув через силу, я попытался тряхнуть головой и открыть глаза. А вот эта, казалось бы, простейшая операция на сей раз почему-то не получилась. То есть абсолютно. В сумасшедшем безмолвном вихре, бесчинствующем во тьме, странным образом перестало слушаться все тело. Теперь не только руки и ноги стали гранитообразными, как у памятника, — оказывается, веки с ресницами тоже предательски примкнули к всеобщей забастовке. Против хозяина, на секундочку. Меня стал игнорировать мой собственный организм!

Обидно, слушай…

Ах так?

Я собрал волю в кулак и… дернулся что было сил к вожделенной свободе. Как осоловевшая рыба в рыболовном садке. Как муха, спеленатая в паучьем коконе. И… с соответствующим результатом. В ответ меня вдруг с ног до головы окатило соленой водой. Настоящей. Морской! Потому что во рту и носоглотке моментально появилась с детства знакомая жгучая горечь. Как будто вновь на пляже хлебнул водицы в разгулявшемся море. Да что же это такое? Волна схлынула и тут же вернулась. На этот раз… в обессоленном виде. Как из деревенского пруда — с привкусом болота, тины и рыбьей чешуи.

Ненавижу запах пресноводной рыбы! Не говоря уже о просто грязной воде. Как из лужи! Что любопытно, кружить не прекращало. И светлее в этом чокнутом мире тоже не становилось. Видимо, потому что я до сих пор не мог открыть глаза, как ни старался.

Водные процедуры вдруг закончились разом, и неожиданно шарахнуло нестерпимым сухим жаром. Так, что брови затрещали — как перед неожиданно полыхнувшим костром в туристическом походе! Режим сушки, однако. Но не успел я додумать ассоциацию со стиральной машиной, как тут же сразу без перерыва накатил леденящий холод. Арктический. До одури. Не бывает в машинке таких режимов!

Даже не понял, что обожгло больше — пекло или мороз.

Говорят, контрастный душ — жутко полезная штука. Для сосудов. Полагаю только, не в моем конкретном случае. Потому что следующий поток воздуха, ударивший в лицо, по температурным характеристикам уже просто не идентифицировался. Рецепторы отказали. К тому же «все смешалось в доме Облонских» — и внешние природные факторы, и внутренние самоличные эмоции. Что следовало, за чем и откуда вообще появлялось — все это казалось непостижимой загадкой для ошарашенного сознания. Вертолетчик, видимо, попался хреновый.

За одно лишь смог я уцепиться, как утопающий цепляется за соломинку, — воздух, рвущий сейчас ноздри, резко пах… полынью и шалфеем. А еще — горячей землей, пылью и перегретыми на солнце скалами.

Показалось? Ничего себе глюк!

Я вдруг легко открыл глаза. Непроизвольно тряхнул головой, восстанавливая равновесие. А ведь карусель с «вертолетом» закончилась! Так же резко, как и началась. Нет больше никакого торнадо. И сопутствующих аномалий, кстати, тоже — ни воды, ни жара, ни холода. Прощай, взбесившаяся «стиралка»! И, кстати, мокрым я себя тоже что-то не ощущаю. И сосулек под носом нет. Тело только ломит слегка, как во время начинающейся простуды.

А главное… сижу там же, где и сидел раньше. Как ни в чем не бывало!

И продолжаю держать в руке… надкушенное пирожное.

Э-э… что это? «Картошка»? Что-то уже не хочется…

Я осторожно отложил продукт на журнальный столик и медленно поднял глаза. А почему это все вокруг… такое зеленое? Январь же на дворе!

Захотелось зажмуриться. До звезд под веками.

Медленно, как на разминке, сделал круговое движение головой, хрустнув шеей, а потом опасливо открыл глаз. Пока один. Через пару секунд второй. Сфокусировал зрение прямо перед собой — Диана! Как и прежде, сидит в шезлонге на крыльце гостевого коттеджа и держит в руках бокал с вином, слегка покачивая его круговыми движениями. И жидкость по-прежнему послушно бегает по стеклу.

Бегает же! Может, когда захочет…

Только за спиной Дианы январский лес почему-то жизнерадостно шумит летней листвой! И в воздухе действительно пахнет травами и южными цветами. И… не холодно вовсе! Кругом скорее полуденный зной, характерный для конца лета. Ни тучки на небе, ни облачка, а ветерок, скользящий из ущелья, не оставляет даже надежды на какую-нибудь прохладу.

Я в замешательстве схватился за подбородок и… а это что такое?

Осторожно, как сапер, провел пальцами по скуле. Что за новые ощущения?

Это что… волосы на щеке?!

— Всего лишь юношеский пушок. Не пугайся. И не надо делать такое лицо.

Я вытаращился на Диану, не в силах сформулировать рвущийся из воспаленного мозга вопрос. Точнее — пару десятков вопросов на тему, что, в конце концов, здесь происходит.

— Я… это. Что… Чего это тут… вообще.

А с голосом что?

Женщина вздохнула, перестала шаманить со своим бокалом и отхлебнула вина.

— Да-да, — согласилась она. — Понимаю тебя. В первый раз всегда трудно сообразить, куда попал.

— К-куда?

— Точнее — «когда»! Место с точки зрения пространства, как ты видишь, не поменялось совершенно. Это по-прежнему спортивный детский лагерь. Называется «Горный». Здесь твой брат-акробат сегодня заканчивает программу сборов. И твоя семья прибыла в эти живописные места в полном составе, чтобы забрать его домой.

— М-моему брату пять лет… всего! Какие сборы?

Диана мило улыбнулась. Заметно было, что ситуация ей чертовски нравится.

Ключевое слово — «чертовски».

— Давно уже не пять, — сказала она. — И даже не шесть. Что ты думаешь насчет… двенадцати?

— Чего?

— Лет, разумеется. Годиков. Не помнишь? Года! Так издревле люди называют количество оборотов планеты Земля вокруг нашего желтого карлика. Потому что согреты… «лучами звезды по имени Солнце». Цой жив. И это, между прочим, буквально!

Почему-то вдруг пронзительно зачесалась кожа где-то в районе носогубной складки. Непроизвольно дернув рукой, я внезапно обнаружил у себя на лице… прыщ!

— Василию… двенадцать лет? — медленно переспросил я Диану, непроизвольно тыча себя пальцем в раздраженное место.

— Не советую хвататься за лицо грязными руками, — равнодушно произнесла женщина. — Тем более в твоем… подростковом возрасте.

Игнорируя ее благопожелания, из-за какой-то странной новоприобретенной вредности я сильнее надавил на кожу. Больно!

— Говорите… в подростковом?

— А давай посчитаем! — Она будто ожидала моего вопроса, так быстро и жизнерадостно последовал ответ. — Ты же, надеюсь, старше своего… младшего брата?

Издевается.

Тем не менее ответил. В этот раз наперекор самому себе:

— На три года.

— Ага! Уже лучше. В уравнении, выходит, осталась последняя неизвестная величина. Калькулятор нужен?

— Очень смешно, — буркнул я, непроизвольно ощупывая теперь весь свой подбородок на предмет зудящих аномалий. — Три минуты назад мне было восемь лет. Сейчас, хотите сказать, уже пятнадцать?

Диана вновь покачала бокал с вином, разглядывая, как солнечный луч играет в прозрачной темно-вишневой жидкости. Эта женщина никогда не отвечает на прямые вопросы!

— Буквально в течение часа вы вспомните все прошедшие семь лет, Виктор Анатольевич, — произнесла она серьезным тоном, не глядя в мою сторону и зачем-то переходя на «вы». — Так, будто все это вы прожили на самом деле. В нормальном, естественном порядке.

Что-то я сомневаюсь.

— Послушайте! — сказал я несколько невпопад. — Вот с головокружением мне более или менее все понятно. «Вертолет» и все такое прочее. Это бывает. Съел что-то, отравился или просто перенервничал, что совершенно неудивительно… при общении с вами. А что это за водные процедуры? Что за душ меня окатил только что? После которого вся одежда… э-э… сухая?

Диана усмехнулась:

— А вы думаете, за семь лет вы ни разу в море не искупались?

Я вытаращился на нее.

Как-то очень медленно, по крупинке стало доходить что-то до сознания. Туговато, правда. Значит, это действительно не совсем бред? Не глюки воспаленного воображения? Получается, меня опять протащило сквозь время? Как того кота по наждачной бумаге, от которого только уши на финише остались?

Чертов прыщик! Не дает сосредоточиться.

Почему-то вспомнилось, как в свое время от проблемы прыщей я легко избавился в течение каких-то трех-четырех месяцев. Не знаю, вредно это или нет, но я просто намыливал по вечерам лицо и давал корке засохнуть. Феерические, надо сказать, ощущения. Зато юношеская напасть, как бишь ее по-новомодному — акне, — как-то сама собой испарилась напрочь.

Так что, эти лихие времена вернулись вновь? Опять мне няшу намыливать?

— Пока все не вспомнил… гм… естественным путем, может, просвети́те кое в чем?

Говоря, непроизвольно прислушивался к вновь приобретенному голосу.

Ужас! Какой-то козлячий тенорок с периодическими провалами в сторону фальцета. И контролировать это оказалось не так-то просто. С непривычки. Тот еще тембр получался. Гадость какая!

Пришло новое воспоминание — с использованием этих чудесных обертонов приблизительно как раз в этом самом возрасте я и начал ублажать уши окружающих, ни в чем не повинных людей старательной перепевкой под гитару шлягеров «Машины» и «Воскресения». Да-да! Именно летом… восемьдесят первого… я впервые осмелился взять свою обклеенную немецкими красотками шестиструнку в туристический поход нашей спортивной группы и… «Вот! Новый поворот!..»

Бедные фанатки!

— Что именно тебя интересует, Витя?

От ее слов — ощущение профессиональной доброжелательности психиатра во время общения с душевнобольным. Где-то я уже это слышал. А и пусть!

— Ирина! Моя напарница, что с ней?

Диана вздохнула:

— Далась тебе эта Ирина. Она вышла замуж и уехала в Киев.

Странно. Отвечает почти как нормальный человек.

— За Сан-Саныча?

— За Сан-Игоревича.

— А это еще кто?

Губы у женщины скептически поджались. Еле заметно, но я обратил внимание. Она всегда так делает, когда я «морожу глупость».

— Он ветеринар. Зверюшек лечит — овечек, лошадок. Свинок. Что ты хочешь еще о нем узнать?

Я засопел раздраженно. В ее контексте «Сан-Игоревич» просто означало «НЕ Сан-Саныч». Мог бы и сам врубиться.

— А что с моим вторым инструктором? Сан-Саныч-то на месте?

Опять эта неприятная усмешка. Раздражает даже.

Или… просто это все подростки такие — легко раздражаемые? Ну да, у меня же ведь «переходный возраст».

— На месте. Продолжает работать в системе. Только… в Норильске. Как ты ему и обещал. Помнишь? «На южном берегу Баренцова моря»? Там, правда, Карское, и до него добрых полтысячи кэмэ. Но, как говорят… вдали от Англии… «хрен редьки не слаще».

— Как это? В смысле… не про редьку! За что его туда?

— Родина послала. Сказала «надо!».

— А…

— А он ответил «есть!».

— Послушайте! Знаете что?..

— Знаю. Вам кажется, Виктор Анатольевич, что я сейчас издеваюсь над вами?

— Не то слово! Вы по-человечески можете мне все рассказать?

— Вряд ли…

Вино в бокале побежало на очередной круг по стеклянному стадиону.

Тревожная какая-то пауза повисла в воздухе. Недобрая.

А не в событиях ли… мм… семилетней давности кроются причины этой ссылки Козета? А, кстати…

— А Шеф наш, Сергей Владимирович, он где? Что с ним? Только просто ответьте! Без выпендрежа.

Ну да, улыбаться мы умеем. А вот с людьми общаться с уважением…

— А он на пенсии, — вдруг просто ответила Диана. И правда без «выпендрежа». — Ушел уже… более шести лет назад. По болезни. Льготный, надо сказать, вариант пенсионного обеспечения.

Мои черные догадки начинали подтверждаться.

— «Ушел» или «ушли»?

— Вы же неглупый человек, Караваев, хоть и выглядите… кхм… волосатым подростком. Догадались ведь уже? К чему эти лишние вопросы?

— Разогнали группу? — упорствовал я, не обращая внимания на сомнительную лесть. — Получается, за то, что некстати обнаружили фашистского недобитка в горкоме партии? Ага! Терки корпоративные начались? Номенклатура развыступалась? Вы хотя бы кивните, Диана Сергеевна, если я прав. Что вы все с бокальчиком своим играете?

Диана вдруг серьезно и без смеха посмотрела мне прямо в глаза. Зацепило?

— Да, вы правы. Вашу группу расформировали. По-тихому. А что это меняет?

А нет, не зацепило. Разве прошибешь эту многовековую флегму?

А наша боевая ячейка, получается, приказала долго жить. Несмотря на былые заслуги и многообещающие перспективы работы с использованием ребенка-уникума. Ну что ж, все ближе и ближе времена, когда результат — не главное. Главное… «чтобы костюмчик сидел», да кресла не раскачивались под вельможными задницами. Тогда как мы в свое время уж больно много шороху навели нашей неугомонной четверкой. «Четыре татарина», незваные гости. Поднамозолили, выходит, мы глаз местной… благосфере. А ведь большей частью — все из-за меня!

Я задумался. Семь лет, говорите?

— Послушайте, Диана Сергеевна. А за этот срок я что, ни разу не набарагозил?

Вопрос непраздный.

Дело в том, что с момента переноса моего зрелого сознания в детское тело ребенок как-то сам собой плавно трансформировался в махрового неадеквата. Как ни старался я шифроваться, обычный школьник все же превратился в продуманного вундеркинда, который к тому же словно магнит притягивал разного рода неприятности. Горе от ума, надо полагать. Взрослые мозги стали шилом в мешке, которое трудно было утаить. А в симбиозе с детскими психофизиологическими процессами в организме, которые просто невозможно игнорировать, я вообще стал ходячей миной замедленного действия. Что, к слову, на лету ухватил наш Шеф, используя в практической плоскости эти мои чудесные свойства.

Так что, за семь лет — и ни одного срыва? Ни одного хоть малюсенького эксцесса?

Не поверю.

— А пассажир вышел из трамвая, — непонятно сказала Диана, явно скучая, — вышел, чтобы добраться до нужного места, скажем… на метро.

Ага. Вышел, значит.

Надо думать, как раз в тот момент, когда вино в бокале прилипло к стенке. Развели тут аллегории, понимаешь. А сейчас, получается, пассажир все-таки вернулся в свой родной допотопный транспорт? После того как его в метро искупали. И ошпарили, как куренка.

Только вот напрашивается вопрос…

–…А зачем?

Диана усмехнулась:

— Затем, что на метро быстрее.

— Вы меня поняли, не надо юлить. Я имею в виду — в чем заключается смысл этого вашего колдовства со временем? Зачем это надо именно вам?

— А нет смысла. — Диана допила вино и аккуратно поставила бокал на столик. — Есть только мои желания и смутные ощущения, что все делается правильно. Почему-то мне кажется, что отроку Караваеву снова нужен наблюдатель из двадцать первого века. Наблюдатель, советчик и куратор. Вы ведь не подведете это молодое и неразумное тело?

— Вообще-то… в свое время это тело благополучно повзрослело и без куратора. И ничего страшного не случилось, знаете ли. Я случился. Какой есть.

— Не будьте таким эгоистом, Виктор Анатольевич. А вдруг кому-то помощь ваша понадобится? Так сказать, базирующаяся на опыте прожитых вами лет. Неужели не окажете?

— Кому это моя помощь может понадобиться?

— А понятия не имею! Может, бомжу какому-нибудь. А может, и президенту…

Я только головой покачал.

— Какому президенту? Какому бомжу? Вы с какой планеты сюда прилетели? У нас в Стране Советов нет ни тех, ни других!

— Вот видите! Вы даже в этом лучше меня разбираетесь. Как же без вас?

Ничего не понял.

Что она этим хочет сказать?

— Ну-у…

— А еще вас ждет сюрприз!

— Какой? Не люблю сюрпризов.

— Увидите. Он заметный, не проморгаете.

— А…

— Все! — Диана решительно встала из шезлонга. — Достаточно. К тому же вам уже пора. Не стоит волновать маму, она у вас на девятом месяце беременности. Вы отпросились у нее к другу на десять минут, а прохлаждаетесь здесь уже добрых полчаса. Не стоит нервировать своих близких! Вон они, кстати, около рощицы, легки на помине. Сюда, между прочим, идут.

Я посмотрел в ту сторону: мама с животом, бабушка с авоськами, Василий — ладный коренастый крепыш в тенниске и спортивных штанах. Отца нет, он, кажется в командировке, в Сибири — я действительно почувствовал, как начинают выплывать из глубин памяти детали моего собственного «бесконтрольного» существования.

К примеру, вспомнил, как неделю назад успешно сдал вступительные экзамены в судостроительный техникум и завтра — первый сбор учебной группы. Как ее? А! М-111. «М» — это значит «механик судовой», первая единица — номер курса, вторая — порядковый номер группы, их всего две на потоке, а третья — последняя цифра года: 1981. Все помню как вчера.

Впрочем… уже как сегодня.

Вновь крутанулось загадочное колесо, не перестав от этого казаться фатальным.

Пятое колесо в телеге!

Я медленно повернулся к Диане, а… ее уже и след простыл! Словно растворилась в пространстве. Или во времени? Рисовщица.

Ну, что ж. Будем осваиваться в новой… старой действительности. Уже не привыкать.

Спрыгнув с высокого крыльца, я побежал было навстречу собственному семейству, потом опомнился, тормознул и зашагал солидно и степенно — чай, не маленький уже козлом скакать!

Надо не забыть Ваське дать братского подзатыльника в качестве приветствия.

Традиция, однако…