Охота на ангела

Виолетта Версадисс (2024)

Татьяна Колесникова — умница, красавица, выпускница одиннадцатого класса. Попадает в чудовищную ситуацию на проводах в армию своих односельчан. Новобранцы — друзья, и каждый из них в тайне друг от друга вздыхает по ней вожделенно. Девушка не разделяет их симпатии и покидает застолье с бывшим одноклассником. Новобранцы в гневе, алкоголь делает своё дело, объединяя их одной целью. Иван Багрянцев — вдовец, человек с довольно сложной судьбой — однажды ранним утром спасает несчастную. Несмотря на разницу в возрасте, мужчина теряет голову, влюбляясь в незнакомку с первого взгляда. Жизнь этого отчаявшегося человека приобретает смысл и новые очертания. Татьяна выживает благодаря его врачебной практике в прошлом. Однако отношения складываются непросто, ведь она не помнит, кто она и что с ней произошло…

Глава 5

— Иван?! — выкрикнула женщина достаточно преклонного возраста, поманив мужчину в дом. — Она очнулась, иди к ней!

Открыв глаза, девушка не понимала, кто она и где находится. Тело не слушалось. Левая нога забинтована до щиколотки, голова перевязана, шея не двигается. Корсет фиксировал её так, что она могла только двигать глазами.

Мужчина закончил ковыряться в стареньком мотоцикле с люлькой, помыл руки и направился в дом.

Он подошёл к кровати, где лежала незнакомка. Та, в свою очередь, водила глазами, рассматривая небольшую комнату, обставленную довольно скромно. Кроме кровати, где она лежала, стоял круглый стол, два громоздких стула, маленькая этажерка с десятком книг. В углу напротив — небольшой цветной телевизор. Скромненько, но достаточно чисто. На стенах однотонные бежевые обои. Пара репродукций картин на стене, придавали комнате уюта. На стене напротив висел портрет девушки с грустными и безумно красивыми глазами цвета ненастного неба. Её каштановые волосы тяжёлым каскадом раскинулись по плечам. Что-то было в этом портрете чарующее — завораживающее.

— Ну что, как ты себя чувствуешь? — спросил незнакомец, отсоединяя капельницу.

— Вы кто? — еле слышно спросила девушка, облизав пересохшие губы.

— Я Иван, — тихо ответил тот и, улыбнувшись, поднёс к её губам пиалу с водой. — Пей, милая. Только понемногу, — ласково добавил он.

— А кто я? — вдруг неожиданно спросила незнакомка.

— М-м-м… — на миг опешил мужчина. — Ну… что ты очень красивая и молодая девушка — это точно. А вот кто именно? Будем вспоминать потихоньку. У тебя серьёзная травма головы, неудивительно, что ты не помнишь ничего. Ты только не расстраивайся. Здесь тебя никто не обидит, поверь.

— А что со мной произошло? Почему я вся в бинтах?

— А давай я тебе позже отвечу на этот вопрос, когда ты немного освоишься. А пока тебе надо немного поесть. Сейчас придёт Валентина Петровна и покормит тебя куриным бульоном. Так что не напрягайся, а набирайся сил. — Мужчина располагающе улыбнулся и вышел из комнаты.

Минут через пять, пришла женщина преклонного возраста, на вид ей было лет семьдесят. Старушка довольно шустро передвигалась по комнате, внушая определённое спокойствие и доверие. Женщина мило улыбнулась, поставив миску с бульоном на стол.

Почувствовав запах еды, девушка шумно сглотнула.

— Ну вот, моя хорошая, — проговорила участливо старушка, — так-то лучше, а то негоже голодной лежать. А я тебе вечером кашки сварю. Ты овсянку-то любишь?

— Да я и не знаю, может и люблю.

— Так ты чё, вообще ничего не помнишь?!

— Выходит, вообще, — вздохнула незнакомка, пытаясь не расплакаться.

— Ну-ну, ты так не расстраивайся, я тебе телевизор включу, может чего и напомнит тебе. Говорят, в Москве такое творится, может по новостям покажут.

— А что именно творится в Москве?

— Да не знаю я, какой-то переворот, — пожала женщина плечами. — Танки по Москве разъезжают, а дом правительства вообще сожгли, столько народа погибло, говорят. — Старушка тяжело вздохнула и добавила: — Хорошо, что мы далече от Москвы.

— А насколько далече? — переспросила незнакомка, чтобы хотя бы определить местность, где она находится.

— Так это под Владимиром, Дубровский район, деревня Большие Осинки.

Девушка наморщила лоб, но название Большие Осинки ей ни о чём не говорило. Разочарование отразилось на лице и, зажмурившись, она тихо простонала в себя.

* * *

В этот день мужчина больше не заходил в комнату, и девушка не на шутку перепугалась. И когда вечером женщина принесла ужин, она несмело спросила:

— А где ваш, этот… ну кто он вам?..

— Ваня, что ли? Ты про него спрашиваешь, да?

Девушка кивнула, и поняла, насколько ей мешает корсет.

— Послушайте, у меня что, перелом шеи? Почему она у меня не двигается?

— Да нет, что ты! Иван Захарович тебе швы наложил на шее и корсетом зафиксировал, — пояснила женщина. — Да ты не переживай, через недельку снимет швы, и всё будет хорошо. Тебе повезло, что артерию не задело, видать в рубашке родилась.

— Так вы не ответили, где Ваня?

— Ну, тебе он, скорее всего, дядя Ваня, а лучше Иван Захарович, — подметила она, посмотрев на девушку исподлобья.

— Ну… дядя Ваня, — повторила незнакомка, пытаясь немного ослабить корсет.

— Так он обход делает на вверенной ему территории.

— Понятно, — вздохнула та, нахмурив брови.

Женщина как будто поняла, что ей ничего непонятно, и решила пояснить:

— Он егерем служит, так что скоро вернётся. Уж давно как ушёл. А ты вот кашки поешь, — сказала она ласково, поставив тарелку на прикроватный столик. — Это Иван Захарович для тебя соорудил. Смотри, как удобно.

«Ну да, удобно», — подумала она, пытаясь пристроиться к столику. Понимая умом, что это всё трогательно. И если честно, забота этих людей ей была непонятна, да и женщина была немногословна, и — это напрягало. Кто она? И что с ней? Вот что её волновало больше всего.

Поужинав, девушку тут же стошнило, и вся каша оказалась в тазике, который успела подставить Валентина Петровна. Вымученная тошнотой, девушка всё же уснула, а когда проснулась, то на улице уже было достаточно темно. До неё долетели голоса, один из которых принадлежал хозяину дома.

— Ну как она? — интересовался Иван, пытаясь говорить тихо, дабы не разбудить незнакомку. — Чего-нибудь спрашивала? Интересовалась?

— Да так, помаленьку всего, — отвечала Петровна так же тихо. — Так она ж вообще не помнит ничего. Спрашивала, чё за местность, далеко ли от Москвы.

— Я так и понял, что она москвичка. Здесь таких красавиц не сыскать, хоть на ней и живого места нет, но всё равно видно, что городская. Ухоженная, шкурка холёная. Точно — городская.

— Да ты неправ, это ж… От женщины зависит, я вот всю жизнь в деревне прожила, а за собой всегда ухаживала. А потом, она молоденькая совсем, отчего ей загрубеть-то?

— Ты?! — удивился мужчина и усмехнулся. — Так ты ж всю жизнь на Коровиных батрачила.

— Не батрачила, а служила, — чуть обиженно парировала женщина. — И не шкурка, Иван Захарович, а кожа. Она, чай, человек, а не зверёк какой…

— Ну извини, Петровна, — пробасил мужчина, усаживаясь за стол, который был заранее накрыт, для позднего ужина.

— Ты бы зашёл, что ли, к ней. Она весь день за тебя спрашивала.

— Пусть спит, ни к чему эти нежности.

— Бука ты, Иван Захарович! Так и будешь бобылём всю жизнь оставшуюся.

— Ты чё мелешь, Валентина?! Она же ребёнок совсем, ей от силы лет семнадцать.

— Так и что, что семнадцать! Чего же тогда её у себя оставил? Ведь не сообщил властям о ней, — в её голосе слышался подозрительный сарказм.

— Тише, тише, — шикнул Иван. — Ты вот свои подозрения оставь при себе. Её убить хотели, сама ведь видела, какая она была. Эту девушку зверски убивали, голова вона как пробита, я уже не говорю про шею. А ты не подумала, какие сейчас времена? Может, эта власть и сотворила с ней такое. Я ж её почти из воды вытащил. Лодка-то худая была, да сразу на дно и пошла. Так я чё подумал. Если узнают, что она жива, то постараются добить её в той самой больнице, куда я её и определил бы. Поняла, женщина? Да мы ведь вместе это решение приняли.

— Да поняла я, поняла! — чуть сбавила обороты Петровна. — Ты, Иван Захарович, не кипятись! И если бы я не знала, о твоей врачебной практике, я бы тебе запретила это сделать. Только вот в женских делах ты совсем не разбираешься, а я тебе скажу. — Старушка чуть замялась и тихо добавила: — Девушка изнасилована была — это я сразу смекнула.

— Да знаю я, — засмущался Иван. — Платье-то всё порванное, неужто я совсем баран, не понимаю всей трагедии?.. Надо бы гинекологу её показать, а то мало ли какие последствия.

— Ну да, не мешало бы, — вздохнула старушка и тут же, добавила: — Я вот чё подумала. Я уже старая калоша, и мне всё тяжелее и тяжелее становится ухаживать за Никой. Так вот, девочке мать нужна, понятно? Я её утром привезу.

— Понятно, понятно, — задумчиво проговорил Иван.

— Что тебе понятно?!.. Я говорю, нас выписывают утром!

— Слушай, так может, я тебя в больницу подкину? — спохватился мужчина. — Негоже её там до утра одну оставлять.

— Было бы неплохо, — согласилась Валентина Петровна. — Только вот на мотоцикле не поеду, спина и так ноет, да и люлька — страх какая неудобная.

— Так я тебя на машине подвезу. Я ж вчера забрал её из автосервиса.

— Хорошо, — обрадовалась Петровна. — А то действительно, ребёнок двенадцать часов на медперсонале, небось даёт им там жару. Сейчас только к девушке загляну, и поедем.

— Давай я тогда пойду машину выгоню, а ты недолго, времени нет.

Старушка проворно развернулась и вышла из кухни.

— Я ещё не сплю, проходите, — сказала девушка, пытаясь привстать. — Послушайте, Валентина Петровна, а можно уже убрать эту броню на шее, у меня так чешется под корсетом.

— Ты, дочка, не торопись, завтра Иван Захарович сам осмотрит и скажет, чё да как…

— Да я до утра не доживу, надо посмотреть, что там.

— Хорошо, я поняла, только ты не трогай. Пойду, позову его.

Валентина Петровна развернулась и вдруг неожиданно столкнулась с Иваном в дверях.

— Ох ты господи! — вздрогнула она. — Тьфу, напугал… оглашённый!

— Я всё слышал. Иди одевайся, а я посмотрю, что у неё там.

Он прошёл в глубь комнаты и остановился у кровати.

— Ну что, до утра не дотерпишь?

— Нет, не смогу, — ответила она жалобно, расстёгивая корсет.

— Ну-ка, привстань, — скомандовал он мягко.

Девушка привстала, пытаясь сесть, ойкнула от боли в ноге.

— Где болит? — встрепенулся Иван, тревожно заглядывая ей в глаза.

— Нога, — проскулила вновь незнакомка и вскинула на него смущённый взгляд.

— Да не смотри ты так на меня, я безобидный. — Он чуть улыбнулся и погладил её по голове. — Сейчас посмотрим, — подмигнул он ободряюще и расстегнул корсет. — Да всё у тебя здесь хорошо, рана чистая, дней через пять сниму швы. Давай я просто пластырь наложу, раз корсет тебе мешает.

— Ух, — вздохнула она с облегчением. — Так-то лучше.

— Ну вот и хорошо. — Он помог ей лечь обратно.

Поправив одеяло, Иван улыбнулся. Его обаятельная улыбка обескураживала. Что-то было в нём располагающее — чувство надёжности и безопасности он точно вселял в эту девчонку с зелёными глазами.

— Спи, красавица. Сон — это здоровье. Дай бог, скоро вспомнишь, кто ты, и поедешь домой.

— Спокойной ночи, дядя Ваня.

— Да какой я тебя дядя Ваня?! — удивился он. — Я, конечно, старше тебя, но в отцы тебе вряд ли гожусь. Я так думаю, тебе лет семнадцать-восемнадцать.

— Может быть, — чуть смутилась она, поняв, что ничего не может сказать о своём возрасте. — А вам, Иван Захарович, немного за тридцать? Да?

— Почти угадала, молодец! Совсем немного, — улыбнулся он. — А точнее, тридцать семь.

— Я бы вам не дала этих лет. Вы молодо выглядите, хорошо сохранились.

— Да ладно тебе! — как юноша зарделся Иван. Конечно же, ему было лестно слышать от неё такие слова, однако он прекрасно понимал, что девушка лукавит.

— А с чего вы взяли, что мне семнадцать? Я может, тоже хорошо сохранилась?

— Может, может, — прошептал он и выключил свет. — Спи, ни о чём не думай, твоё дело поправляться.

— Спасибо, Иван Захарович. — Девушка трогательно вздохнула и совсем тихо добавила: — Вы очень хороший и добрый.