Совещание в редакции:
— Текст готов?
— Готов!
— Завтра — мне на стол.
— Там еще подтекст есть.
— Подтекст — тоже мне на стол!
© Виолетта Лосева, 2017
ISBN 978-5-4490-1253-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог. Наши дни
Жена режиссера нашумевшего веб-сериала, устав от его творческих выходок и тотального безразличия ко всему, что не касалось следующей серии его очередного шедевра, решила пожить у подруги, предварительно записавшись на тренинг личностного роста, курс по похудению и два онлайн мастер-класса на тему «как найти свою настоящую любовь».
Одним словом, — ушла от мужа.
Ушла в новую жизнь, к новым свершениям, впечатлениям, приключениям, предварительно подкрепив начало этой самой новой жизни возможностью потренировать навыки личностной трансформации и женского магнетизма 24-го уровня.
Он не заметил.
Не заметил, что она решила уйти, и не заметил, что ушла.
Накануне вечером Алла прорабатывала тему «25 признаков того, что вас используют» и уже на 14-м признаке обнаружила, что он ее даже не использует, хотя, казалось бы, все предпосылки были налицо.
Увы, предпосылки — это не факты.
«Не позволяйте никому вас использовать, если вы сами этого не хотите, — писал автор статьи, — а если хотите, то делайте это осознанно. Согласитесь, «сотрудничать» и «дать попользоваться собой» — это разные вещи. Брак — это сотрудничество, основанное на любви, а каждая женщина должна себя уважать. Даже если вы любите его до безумия, это не повод для того, чтобы ваш партнер использовал вас в своих интересах.
Он не проявляет своих чувств? И вы тут же решаете, что он просто скуп на эмоции или занят более важным делом? Опомнитесь! Если у него все дела более важные, чем вы, то… стоит ли тратить свою единственную жизнь на такого партнера?
Он не обращает внимание на ваши чувства? И вы тут же решаете, что он суров и строг, то есть прекрасен, и именно о таком вы мечтали всю жизнь? Опомнитесь! Ваши чувства также важны, как и его дела.
Он — эгоист в постели? И вы тут же решили, что в мужчине должно быть животное начало, иначе это — не мужчина? Опомнитесь! Времена одностороннего удовольствия давно прошли! Вам приятно смотреть, как ему приятно? Ну-ну…
Он предпочитает проводить время без вас? И вы оправдываете это тем, что у настоящего мужчины могут быть свои интересы? Это значит, всего-навсего, что вы — вне его интересов. Не повод ли задуматься?
Он обращает на вас внимание только, когда ему что-то нужно? Ну что ж… Долго вы еще собираетесь «стоять на полочке»?
В этом месте Алла поняла, что терпеть больше нельзя. «Стоять на полочке» и ждать, пока на тебя обратят внимание, — это и было ее перманентным состоянием в браке с Полонским
Гений?
По правде сказать, Алле больше казалось, что муж просто «попал в нужную волну» или, как говорят, «в струю», с первым сериалом, и именно этим она объясняла его успех. И сериала, и лично Полонского. Всемирной славы, разумеется, не было, но шумихи хватало. Алле, безусловно, хотелось занять место «музы» рядом с ним и блистать на веб-тусовках и в лучах его призрачной известности.
Просто хотелось блистать. И там, и там.
Но Полонский, казалось, не понимал, что создать гениальный сериал — это только полдела. Для того, чтобы быть на волне, нужно поддерживать свой имидж, ходить на гламурные вечеринки без носков, устраивать встречи со зрителями, желательно со скандалом, быть человеком-сенсацией, поддерживать связи и быть на виду.
Алла знала, что это — тоже работа, которую нужно выполнять, и была готова взять на себя все самое трудное, дополняя образ гениального режиссера образом шикарной жены и гламурного единомышленника.
Увы, Полонский этого не оценил.
Уходя «жить» к подруге, Алла тщательно поработала над тем, чтобы муж, придя домой со съемок, в первую минуту понял бы, что потерял ее безвозвратно.
И — принял соответствующие меры.
Стратегия ее ухода была в полной мере согласована с пошаговым алгоритмом манипуляций мужем или партнером, который давали в рамках курса «Как стать настоящей стервой», но…
Полонский так ничего и не заметил.
Позвонил только на третий день.
Спросил лениво:
— Ты у мамы?
— Нет, — ответила Алла с отработанной грустинкой в голосе, создавая интригу и настроение, и, готовя почву для его следующего вопроса, в котором он должен был уточнить: если не у мамы, то — где?
— А, ну ладно, — сказал Полонский без уточняющих вопросов и положил трубку.
Алла поняла, что стратегия в чем-то дала сбой.
— Ну что, друг мой Веня Поливанов, — сказал Полонский, закидывая ноги на стол, — Сумасшествие продолжается? Трансформационный коучинг рулит? Ты прочитал вторую часть сценария?
«На какой вопрос я должен отвечать?» — подумал Веня, отодвигая бумаги на край стола — подальше от ботинок Полонского, и одновременно признаваясь себе, что пора бы уже привыкнуть к его манерам. В том числе, и к манере задавать вопросы.
— О каком сумасшествии идет речь? — уточнил Веня, приняв категорическое решение начать с первого вопроса.
— Никогда не трать время и силы, Веня, на тех, кому ты безразличен, — провозгласил Полонский, — Не гонись за успехом, Веня. Делай то, что считаешь важным и нужным. Успех сам тебя найдет. И помни, Веня, что любое твое действие будет иметь последствия. Избавься от иллюзии, что ты можешь кого-то изменить. Меняй себя, Веня, и будет тебе счастье…
«Ну понеслось, — подумал Веня, — уселся на любимого конька»
— А что ты имеешь против трансформационного коучинга? — Веня решил вернуться ко второму вопросу, понимая, что Полонский начал издеваться над его, Вениной приверженностью к тренингам и курсам личностного роста, и теперь не скоро закончит. Нужно было заметить, что на этот раз, в издевательствах Полонского звучали какие-то личные нотки.
— Я? Против? Веня, ты меня удивляешь! Я — только за! Еще никогда мы не были так близко к полному счастью, как сейчас. Не перекладывай, Веня, ответственность на чужие плечи. Только когда ты сможешь сказать себе: «Я — создатель и автор всех своих неприятностей», ты увидишь свет в конце тоннеля.
— Ты утрируешь, — вздохнул Веня, — я не считаю, что это панацея от всех бед, но… что-то в этом есть.
— В чем, Веня?
— В тренингах и курсах по саморазвитию.
— А разве я говорю, что в этом ничего нет? Разве я против?
— Понимаешь, Полонский, любой человек…
— Вот, Веня! Вот ты и попал в самую суть! Я не знаю, что такое ЛЮБОЙ человек. Где он, этот любой человек, ау? Нет любого человека, понял, Веня? Есть один, отдельный, конкретный человек. Уникальный! Двух одинаковых не найдешь, даже если брать в расчет сиамских близнецов. Знаешь, почему я предпочитаю снимать сериалы, а не заниматься инфобизнесом? Потому что я не считаю, что кто-то вправе обобщать, Веня. Даже я! А ты знаешь, что я к себе отношусь с большим уважением. Не хочу я, Веня никого учить.
— Да кто тебя заставляет-то?
— Я просто беру одного конкретного человека в одной конкретной жизни и показываю. Вот, что я хочу, Веня. Даже, если это не нужно толпе. Ты можешь спросить, что я тебе сейчас доказываю, Поливанов? Я, который никому ничего не доказываю по определению! Не считаю нужным! Ты хочешь спросить, что я тебе доказываю? Хочешь?
— Ладно, будем считать, что хочу…
— Так вот… Я не Бог, чтобы кого-то чему-то учить! Я, конечно, бог для себя. Возможно, для тебя и еще для пары калек из нашей съемочной группы, но… Я поражаюсь тому, что сейчас все подряд начали нас учить! И даже такие умные парни, как ты, Веня, на это ведутся. Думают, что можно отбросить свою истинную суть и найти счастье за сто пятьдесят долларов на тренинге по саморазвитию. Да, Веня, я считаю тебя умным парнем, хоть не всегда тебе это показываю! А я говорю своим зрителям: родился веселым — веселись, родился счастливым — пользуйся, родился страдальцем — страдай на всю катушку, не ищи счастья, которое предназначено не для тебя. Деньги потратишь, а счастья так ведь и не найдешь, Веня! А умники, которые раздают универсальные советы, — это мошенники, Веня! Они занимаются бизнесом, а взывают к твоей душе, Поливанов. И как вы этого не можете понять?
— Что это тебя так задело? Хочешь снимать сериалы, снимай. Кто не дает-то?
— Кто не дает? А все дают! И даже предлагают! Вот, например, моя благоверная, Веня, мой нежный цветочек, моя очаровательная обольстительница, как она считает и как ее научили, буквально пару дней назад пришла с идеей. Давай, дескать, любимый, я расскажу миру о том, как выйти замуж за миллионера или о том, как приручить гения. Ей эти темы кажутся близкими. Она считает себя в них экспертом. Давай, муж-Полонский, я воспользуюсь твоим именем, состряпаем онлайн-курс (ты поможешь со съемками) и заработаю я денежек на том, о чем не имею ни малейшего представления.
— Ну почему же? — попытался возразить Веня, — насчет миллионера, не знаю, но по поводу «жить с гением» — это, как раз, про вас…
— Не иронизируй, Поливанов.
— Я и не думал…
— Думал-думал, я знаю. А почему ей такая идея в голову пришла? Потому что наслушалась тренингов ваших. Ты задумывался, Веня, вообще, что происходит? Тебе говорят: а ты, что, хуже? И ты отвечаешь себе — нет, нифига, я не хуже, а лучше! И лезешь на публику со своими умозаключениями. Делаешь бизнес, Веня!
— Ну и что в этом плохого?
— Что плохого? А вот что плохое, Веня: я же не против обучения, например, английскому, или как повысить трафик, или как писать технический сценарий, или как научиться делать греческий салат… Все это — прекрасно! Учите! Но! Как можно учить стать счастливым? Как можно учить трансформировать себя? Как можно учить работать с подсознанием, если ты и слово-то это только позавчера впервые услышал? Я не говорю, Веня, что не нужно учить вообще. Нужно, конечно. Но, прежде чем лезть грязными лапами в мое подсознание и в мои заблуждения, ты бы хоть как зовут меня узнал, не говоря уже о чем-то еще! Да и кто ты такой, чтобы учить? Преподаватель? Педагог? Методист? Ты знаешь, как вообще учат?
— Ну находятся же те, кто черпает что-то и на таких курсах?
— А тебе не кажется, Веня, что это — люди с поломанной психикой? Сварщик, хороший рабочий, который вламывает с утра до вечера, чтобы была возможность детей прокормить и пивка дернуть в воскресенье, он пойдет, Веня на тренинг личностного роста? Доярка пойдет? Боевой офицер пойдет? Не-е-т, Веня, им не до этого… У них есть уже та пресловутая целостность, о которой тебе лапшу вешают на тренингах. Они уже достигли своего дзена. А кто пойдет? Пойдет учительница музыки, дама тонкая в некоторых отношениях, которая знает не только чем диссонанс отличается от контрабаса, но и чем диез отличается от бемоля… Она УЖЕ тонко чувствует, понимаешь Веня? А зарплата — три копейки, а ученики — тупицы, а сольфеджио ее — никому не нужно… Что ж ей делать? И тут появляется нечто с гламурной улыбкой и корыстным блеском в глазах. И говорит: «Как? Ты до сих пор не нашла своего миллионера? Пойдем со мной, я знаю, какие центры нужно включить и какие кнопки нажать…» Вот что страшно, Веня… Кто мы такие, чтобы нажимать кнопки в таких материях? И кто будет отвечать за то, что какой-то коновал нажал кнопку в чьей-то неокрепшей психике?
— Но есть же настоящие курсы и тренинги по таким делам?
— Конечно есть, малыш. Только их ничтожно малое количество. Их не проводит милая Аллочка, которая хочет, чтобы я был миллионером.
— Так за что ты ратуешь, я не пойму?
— Все ты понимаешь, Веня, все ты понимаешь… А ратую я за то, чтобы люди честно признавались в своих действиях. Заколчиваешь бабло? Скажи честно: заколачиваю бабло так, как умею. Интересно посмотреть? Приходите. Не интересно? Идите мимо. А происходит как, Веня? Происходит все печально… Тебя, Веня, елейным голоском спрашивают с гуманитарным надрывом «неужели ты не хочешь быть счастливым?», и ты, дорогой, несмотря на два высших образования, платишь деньги… Потому что каждый хочет быть счастливым, и почти каждый готов за это платить.
— А образование тут при чем?
— Да, я неправильно выразился. Это происходит не «несмотря на» образование, а «благодаря» ему. Чем больше знаешь, Веня, тем больше вопросов у тебя возникает. И ты ищешь ответы. И тебе их предлагают на каждом шагу…
— Как-то грустно у тебя все получается, Полонский.
— А жизнь — невеселая штука, Веня, несмотря на весь позитив, который булькает вокруг тебя, и который ты должен научиться замечать после тренинга. Увы…
— Так что ты Аллочке своей сказал в ответ на ее предложение?
— Тебе повторить?
— Не надо, я понял.
— Понятливый, да? А она не поняла. Воспользуемся правилом номер 24?
— Что?
— Ладно, это я так… На самом деле, Веня, учат нас такие же люди, как мы. И дерьма у них в жизни — столько же. Поэтому… Просто это нужно понимать…
— Так что Алла-то?
— Пошла еще на какие-то курсы. Дальше учиться… Видно теперь, после «гениев» нужно подковать себя по теме «как жить с козлом».
— Ну тогда ей нужно посоветовать именно тут воспользоваться твоим громким именем.
— Все шутишь?
— Ага.
— Ты вторую часть сценария прочитал?
— Разумеется.
— Ну что?
— Мне — интересно. Другим — не факт. Все-таки 96-й год… Понимаешь, Полонский, если бы это было чуть раньше — так, чтобы совсем оторвано от нас, год эдак 60-й, или, практически, наши дни. А так — ни то, ни се.
— А то, что это, Веня, наша с тобой молодость, наши, извините, чуЙства, наши самостоятельные поиски счастья — без всяких тренингов, это что? Ерунда на постном масле?
— Кто-то должен думать и о «кассовом результате».
— Вот этот кто-то пусть и думает. А я не хочу, Веня, ничего продавать. Не хочу спрашивать толпу «чего изволите?». Хочу творить и самовыражаться. Ты — со мной?
— С тобой, Полонский… Куда я от тебя денусь? Кто-то же должен на тебя смирительную рубашку надевать, когда ты будешь самовыражаться, и думать о том, как тебе стать миллионером.
Веня подмигнул Полонскому.
— Может, я и сам когда-нибудь объявлю набор на платный курс «Как снимать сериалы под руководством козлов и гениев, которые самовыражаются».
— Правильно мыслишь, Веня. Говорю же — понятливый! Давай сюда текст. Тот, который из глубины, то есть, из середины 90-х к нам прибился.
— Держи.
— Откуда читать?
— Вот: «…Солнечным октябрьским утром у Марины начались схватки…»
— Хорошее начало, правда, Веня?
— Отличное!
— Вот если бы все бабы — и те, что учат, и те, что учатся — воспринимали слово «схватка» как положено, то есть то, с чего начинаются роды, а не в значении «драка», «битва», «сражение», то мир был бы намного лучше. Правда, Веня?
Эпизод 1. Середина 90-х. Кто вместо мужа?
Солнечным октябрьским утром у Марины начались схватки. Пока ждали скорую помощь, Ира позвонила Лене и Виктору, чтобы они забрали к себе шестилетнего Никиту, потому что все они — мать, отец и сама Ира — собирались быть с Мариной до конца.
Лена приехала, когда врач и медсестра уже топтались в квартире, равнодушно заполняя какие-то бланки и, как казалось Ире, не слушая слов и стонов Марины.
— За нас не волнуйтесь, — говорила Лена, забирая Никиту, — мы будем у нас играть с девочками сколько нужно. Да, Никита?
— Хорошо, спасибо, — рассеянно повторяла Ира, не зная, что делать и как поторопить врача.
Они вышли на крыльцо все вместе, и Лена увлекла Никиту к автобусной остановке, махнув всем на прощанье, мол, все будет хорошо.
— Ой, я умру сейчас, — простонала Марина, резко наклоняясь вперед.
— Никто еще от этого не умирал, — сказала пожилая медсестра, открывая дверь «скорой».
— А нам можно? — спросила Ира, помогая Марине сесть в машину.
— Ну не всем же! — проворчала медсестра, — обычно разрешается мужу.
Мать с отцом переглянулись, но Марина, казалось, не слышала этих слов.
— Я вместо мужа, — решительно сказала Ира, залезая в машину.
— А мы такси поймаем, — торопливо сказал отец.
— Да куда вы спешите всей толпой-то? — Медсестра высунула голову в окно, — Она, может, до завтра будет канителиться. Чего перепугались-то? Внук-то уже большой! Твой что ли?
— Мой, — кивнула Ира, с тоской вспоминая, как Никита шел к остановке, держа за руку Лену и оглядываясь на них.
Как назло, на каждом светофоре горел красный свет. Ира смотрела на сестру с жалостью и, как любой родной человек, просила высшие силы, чтобы часть боли и мучений, которые предстояли Марине, достались ей. Хотя и знала, знала точно, что эту боль Марине придется пережить самой, сколько бы сочувствующих людей ни было рядом.
— Сейчас отпустит, Мариночка, сейчас отпустит, — шептала Ира, целуя сестру.
— Ой, мамочка, — хныкала Марина.
— Когда с мужем спят, мамочку не зовут, — пробурчала медсестра.
«Дался ей этот муж, — подумала Ира, — лучше бы ехали быстрее. Мигалку бы включили, что ли…»
В приемном отделении дежурная сестра оказалась молодой девушкой в надвинутой на лоб белой косынке.
— Садитесь, пожалуйста, ваша фамилия? — строго спросила она, как казалось Ире, не замечая, что Марина кусает губы.
— Теперь вам — туда, — девушка махнула головой на белую дверь за своей спиной, — а вы — свободны.
Последнее относилось к Ире.
Родители вошли в приемное отделение, когда Марина уже вставала, чтобы идти за медсестрой. Мать перекрестила ее, а отец похлопал по спине, растерянно и испуганно, как большинство мужчин в подобной ситуации.
— Нам тут ждать? — спросила Ира.
— Ее сразу в родильное отвезут, но все равно, неизвестно, сколько это продлится. Ждите там пока.
Они остались в просторной стеклянной комнате, где сидели и стояли несколько человек. Белая дверь открылась, и сестра вышла к ним.
— Ну что?
Медсестра рассмеялась.
— Вы думаете, уже родила? Какие вы быстрые! Семенов? — она окликнула молодого рыжего паренька, сидящего с журналом в углу, — У вас сын, Семенов, поздравляю! Рост пятьдесят сантиметров. Вес — три пятьсот. Мать чувствует себя хорошо.
Девушка говорила стандартные для нее фразы, а парень вдруг, уронив газету, шагнул к ней и, схватив в охапку, закружил по комнате. Потом он поставил недоумевающую медсестричку на пол и подбежал к Ире.
— Вот так! — крикнул он, — Два часа назад привез — и готово. Парень есть!
Он поцеловал Иру, пожал руку отцу, и, отвечая на похлопывания, добрые улыбки и поздравления всех, кто находился в комнате, еще раз крикнул:
— Сын у меня! Где тут цветы купить? Все завалю цветами!
Все смотрели на него и улыбались. А он, сумасшедший от радости, выскочил на улицу.
«Лучше бы они этого не видели, — грустно подумала Ира, глядя на родителей, которые сидели в углу, и наблюдая за парнем тоскливо-добрым взглядом.
У Иры сердце сжалось от жалости к ним и от своего бессилия.
Вот так должно быть! Муж должен привезти беременную жену в роддом. Муж должен здесь ждать рождения своего ребенка! Муж должен целовать медсестру, которая принесла радостную новость!
Ира невольно позавидовала той неизвестной ей женщине, которая сейчас, наверное, думает о своем малыше, и точно знает, что здесь, внизу, ее ждет надежный и верный человек, к которому они, беззащитные и беспомощные, выйдут через несколько дней.
Ира смотрела на родителей. Оба — невысокие, седые, взволнованные. Родные люди, на душе у которых, никогда не бывало спокойно. Что она может сделать, чтобы они прожили остаток жизни без волнений, без тревог, без неприятностей на каждом шагу? Все просто. Нужно только, чтобы ты, твоя сестра и ваши дети были счастливы. И больше им ничего не нужно. А это, как раз, и есть самое трудное — ведь сколько ни притворяйся, ни веселись, ни делай вид, что у тебя все хорошо, мать с отцом всегда поймут, что веселость-то твоя — наигранная.
— Наверное, нет смысла нам здесь всем сидеть, — сказала Ира бодрым голосом, — Давайте я останусь, а вы поезжайте домой до вечера. Я позвоню, если что.
— Нет, неуверенно сказал отец, — пусть хоть что-то скажут…
Так они и сидели в душной светлой комнате, залитой последним в этом году теплым октябрьским солнцем, бессмысленно глядя на тускло-желтые листья, срывающиеся с деревьев за окном, на белое прозрачное небо, и не было перед глазами ни одной точки, которая могла бы их отвлечь от мучительных мыслей о том, что где-то совсем рядом, за стеной, их родная плоть и кровь, мучается, чтобы дать новую жизнь крохотному комочку.
Ира вспоминала разговор с Мариной, который происходил дней десять назад. Марина, отяжелевшая, некрасивая, с бледным лицом и отекшими ногами, сидела у телевизора и смотрела в пространство.
— Скорее бы уже все это кончилось.
— Что? — переспросила Ира.
— Ну, скорее бы уже родить. Сил больше нет, — Марина отвернулась, — в зеркало на себя смотреть не могу. Противно.
— Ты кого больше хочешь — мальчика или девочку? — спросила Ира, пытаясь отвлечь Марину от мыслей о зеркале.
— Ничего я уже не хочу. Дура я была, что опять вас послушала — тебя и маму. Если бы ты не явилась тогда за мной, ничего бы сейчас уже и не было… Хоть и на пятом месяце. А так — только все начинается. Кому вы лучше сделали?
«Вы сделали? — подумала про себя Ира, — ну ничего, если ей так легче, пусть говорит. Она еще очень глупая…»
— Слышишь, Ирка, — Марина взяла ее за руку, — Если я подохну там, в этом роддоме, возьми его себе, ладно?
— Господи, что ты говоришь? — почти крикнула Ира.
— Ты мне должна пообещать! Если меня не будет, ты возьмешь малого к себе. Пусть с тобой живет, ладно?
— Не говори глупостей!
— Обещаешь?
— Да, только замолчи! Чушь какая-то.
Марина откинулась на спинку кресла.
— А если я в живых останусь, я этого подонка все равно найду. Он у меня не будет спокойно жить.
— Маринка, ты не о том сейчас должна думать! Насильно мил не будешь!
— Я и не собираюсь насильно к нему лезть. Но он не будет по заграницам со своей женой спокойно разъезжать!
«А что ты сделаешь?», — подумала тогда Ира с тоской глядя на сестру.
В приемное отделение вышла медсестра.
— Поезжайте домой, сегодня вряд ли родит, — сказала она, глядя на родителей. — Телефон оставьте. Позвоним, когда будут новости.
По дороге домой все молчали.
— Я Никиту заберу и приеду к вам, — сказала Ира, выходя из автобуса возле дома Лены.
— Хорошо, — кивнул отец.
Ира заехала к Лене, где Никита мирно играл с Женей и Леночкой. Он вообще был очень мирным человеком, этот Никита. Но уходить не хотел.
— У нас все хорошо, — сказала Лена, — мы очень подружились. Приходи к нам в гости, Никита, хорошо?
— Если будет свободное время, — ответил он.
Когда Ира с Никитой приехали к родителям, мать сказала, уводя Никиту в комнату:
— Эдик звонил.
— Ну и что? — спросила Ира.
— Спрашивал, как дела
— Ты про Марину сказала?
— да.
— А он?
— Спросил, не нужно ли чем-то помочь.
— Кому нужна его помощь?
— Нельзя так, — вздохнула мать.
«Не время сейчас что-то доказывать», — подумала Ира, — Предложить помощь — не значит помочь. Эдик — большой специалист по предложению помощи…»
Ночью зазвонил телефон. Сухой официальный голос в трубке сообщил, что «в 23:20 у Марины Андреевны Каминской родилась дочь, вес — 3200, рост — 49 см».
