Четвертый том дневников начинается с того, что Вирджиния Вулф заканчивает «Волны» — «первую книгу, написанную в моем собственном стиле». Несмотря на все опасения, роман приносит ей дополнительную славу. Чтобы переключиться, она берется за написание шуточной повести «Флаш», хотя в голове ее возникает и зреет идея следующей книги. «Годы» — амбициозный роман с феминистской тематикой — поначалу приводит Вирджинию в восторг, а позже истощает все силы. Подробный отчет о творческой жизни бесценен, однако домашние дела, светские события и друзья по-прежнему на первом плане, а есть еще рассказы о зарубежных путешествиях — в одном из них Вулфы не без риска едут через нацистскую Германию. Все большую роль в жизни Вирджинии начинает играть Этель Смит; она находит нового друга в лице Элизабет Боуэн и скорбит о смерти старых, Роджера Фрая и Литтона Стрэйчи. Что касается отношений с Витой, они закончились «не ссорой, не хлопаньем дверьми, а так, как падает спелый плод». Впервые на русском языке.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Дневники: 1931–1935» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
1931
Вулфы приехали в Монкс-хаус 24 декабря. Вирджиния почти сразу слегла в постель с температурой и практически не вставала до конца года. Она продолжала вести дневник в тетради, которой пользовалась с сентября (Дневник XX).
2 января, пятница.
Это переломный момент. Дни становятся длиннее. Сегодняшний день был прекрасен от начала до конца — впервые, по-моему, с тех пор, как мы приехали сюда. А еще я наконец-то прогулялась по холмам и около трех часов дня увидела в чистом голубом небе над широкими, затянутыми дымкой полями, словно ранним июньским утром, луну, бледную и полупрозрачную.
Вот мои обещания на ближайшие три месяца нового года.
Во-первых, не звать гостей. Не привязываться.
Во-вторых, быть свободной и доброй по отношению к самой себе, не таскаться по вечеринкам, а запереться в студии и спокойно читать.
Хорошо поработать над «Волнами».
Не переживать о заработке.
Прекратить раздражаться из-за Нелли и понять, что она того не стоит, а если ничего не получится, то ей придется уйти. Не дать в очередной раз слабину и не позволить Нелли остаться2.
Но самое важное обещание — не давать обещаний. Иногда читать, иногда отдыхать от чтения. Гулять — да, но не принимать никаких приглашений. Что касается одежды, я хочу покупать красивую.
Сегодня «Sandles»3 привезли «Миранду», и теперь она стоит в алькове. Вчера мы ездили в Чарльстон, и я довольно успешно боролась с обычной депрессией. Может, все дело в легкомыслии чарльстонцев? В их насмешках? Но все не так уж плохо, а как обычно. Там был Дункан4. Мы вошли, и комната, как всегда, напоминала, красную пещеру в глубокой зимней лощине.
Вулфы вернулись из Родмелла на Тависток-сквер 52 на машине после обеда в среду, 7 января.
7 января, среда.
Что ж, мы только вернулись, выпили чаю, позвонил Фрэнки Биррелл5 и сказал, что его уволили, а до ужина еще два часа. Ну и чем мне себя занять? Не хочу тратить время на размышления о вновь нанятых слугах: о Нелли на кухне и Лотти6, пытающейся спрятаться в спальне. Не могу сосредоточиться ни на «Огромной комнате»7, ни на мадам Дюдеффан8. Л. разбирается с делами мисс Белшер9 и с почтой.
Нет у меня в голове прилива весенней бодрости: за эти две недели я не видела ни волнистых холмов, ни полей, ни изгородей — одни только дома с горящими каминами, страницы, перья и чернила в свете ламп — будь проклят мой грипп. Здесь очень тихо — ни звука, кроме шипения газа. Ох, какой же холод был в Родмелле! Замерзла как собака. Зато написала несколько потрясающих предложений. Ни одна книга не занимала меня так, как «Волны». Почему даже сейчас, в конце, нет ни бойкости, ни уверенности, а одни лишь мелкие придирки; пожалуй, я бы могла написать солилоквий10 Бернарда так, чтобы разорвать повествование, копнуть глубже и добиться движения прозы — клянусь, могла бы, — причем так, как еще никто не делал, — добиться ощущения смеха, непринужденных бесед и рапсодии. Каждое утро в моем котелке появляется что-то новое, чего раньше никогда не было. Но текст не дышит, ведь я постоянно выбиваюсь из ритма и уплотняю его. У меня накопилось несколько идей для статей: одна о Госсе11, критик как собеседник; критик в кресле12; другая о письмах; третья о королевах…
Вот в чем правда: «Волны» написаны с таким напряжением, что я не могу просто взять и читать их между чаем и ужином; и писать могу не больше часа, с 10 до 11:30; а перепечатывание — едва ли не самая сложная часть работы. Случится чудо, если в будущем я смогу писать свои маленькие книжки по 80 000 слов хотя бы года за два! Но я, скорее всего, подниму паруса, накренюсь в бок и пущусь, словно парусник, в очередное авантюрное приключение — во что-то вроде «Орландо».
Раз или два я выглядывала из окна на рассвете — краснота морозного неба, будто угли от дров; густой иней на полях; горящий в некоторых коттеджах свет, — и возвращалась в постель, кутаясь в одежду. Каждое утро я брала мехи, раздувала огонь в камине и почти всегда согревалась к приходу Л13.
Как же я не люблю голоса и хихиканье слуг. Хватит, прекратите!
Вечером мы включим «Большую фугу» [Бетховена] — думаю, позвонит Этель. Сейчас пойду вниз за почтой. Письма от Тома14, Лин15 и Этель16; меня просят принять участие в симпозиуме на тему Любви — больше ничего. Но у нас уже расписаны встречи с шестью людьми вплоть до понедельника, и Джон Леманн17 самый важный из них. Надо ли мне написать Артуру Саймонсу18 о его романе? О боже! Неужели нет устройства, чтобы камин не затухал хотя бы часа полтора.
10 января, суббота.
Весьма вдохновленная прочтением собственного эссе о поэзии в художественной литературе19, я пишу здесь, вместо того чтобы корпеть над Данте20. (Правда, после часового чтения «Волн» я получаю от Данте больше удовольствия, чем почти от любого другого автора, поэтому надо найти в себе силы и взяться за него.) Клайв21 заглянул минут на пять, чтобы попрощаться.
— И посмотреть, как у вас дела, — говорит он.
— А у тебя как? — спрашиваю я.
— Почти ослеп, — отвечает он довольно тоскливо.
Такие вот у нас отношения 10 января 1931 года в 17:10. Боже мой, какая странная штука — жизнь!
Сегодня днем мы с Леонардом прогулялись по маленьким грязным улочкам Севен-Диалс22 до Чаринг-Кросс-роуд. Какое же у меня было слезливое настроение от жалости к Леонарду и себе! И я спросила: «Не хочешь купить белку за полкроны [2,5 шиллинга]?». Чувство скорби охватывает тебя мгновенно.
Ради связности текста скажу, что Леманн может нам подойти — подтянутый парень с орлиным носом, румяный, с очаровательными юношескими кудряшками; да, но он настойчивый и резкий. «Оплачивается ли период обучения? Смогу ли я брать книги издательства “Hogarth Press”?» Не слишком приятное впечатление, разве что, видит бог, глаза выдают в нем человека с богатым воображением. Мы предлагаем четыре, а то и пять тысяч фунтов [в год] в качестве его доли.
Ну вот, эти цифры прогнали прочь мое волнение и дух восторга, которым я была окрылена, даже несмотря на многочисленные хлопоты по хозяйству (опять эти слуги) и пережаренное мясо.
Думаю, немного Данте не помешает — Песня XXVI.
20 января, вторник.
В тот самый момент, когда я принимала ванну, в голову пришла задумка целой новой книги* — продолжение «Своей комнаты» — о сексуальной жизни женщин; возможно, она будет называться «Профессии для женщин» — боже, как волнительно23! Все это проистекает из моей статьи, с которой буду выступать в среду в обществе Пиппы24. Теперь надо вернуться к «Волнам». Хвала небесам, но как же я взволнована.
* Это, наверное, «Здесь и сейчас» (май, 1934).
23 января, пятница.
Увы, я слишком взволнована, чтобы продолжить работу над «Волнами». Остается придумывать «Открытую дверь» (или как это будет называться?). Нравоучительно-демонстративный стиль вступает в противоречие с драматическим — мне трудно снова вжиться в Бернарда.
Выступление состоялось; Л., как мне кажется, немного возмущен — интересное наблюдение, если я права. Двести слушателей — хорошо одетые, увлеченные и в основном красивые молодые женщины. Этель в голубом кимоно и парике. Я рядом с ней. Ее речь разухабистая и непосредственная; моя слишком сжатая и метафоричная. Неважно. Четыре человека хотят напечатать свои речи25. Конечно, я очень устала, а сегодня утром не смогла взять себя в руки и продолжить «Волны». Мне будто 99 лет, и чуть что болит голова — боже, как часто из-за этого теряют в силе последние главы моих книг! А теперь еще и «Открытая дверь» разрывает разум на части. Но тут уж ничего не поделаешь.
Вита26 вчера вечером: «Если даже я, самая удачливая из женщин, задаюсь вопросом “в чем смысл жизни?”, как остальные-то вообще живут?». Она в каком-то подавленном состоянии. Говорит, что похвала ее книг, доставляет больше боли, чем удовольствия, и я охотно верю. Писателей скромнее, наверное, никогда не было. И все же она зарабатывает £74 за одно только утро — я имею в виду присланный за рассказ чек.
26 января, понедельник.
Хвала небесам, в этот первый день моего 49-летия я могу честно сказать, что стряхнула с себя наваждение «Открытой двери» и вернулась к «Волнам»: взглянула на всю книгу целиком и придумала концовку — надеюсь управиться быстрее, чем за три недели. К тому времени уже наступит 16 февраля, и я планирую, что, закончив с Госсом или, быть может, статьей, я поработаю над черновым наброском «Открытой двери», а доделаю его к 1 апреля. (Пасха будет 3 апреля). Затем, надеюсь, мы отправимся в путешествие по Италии; вернусь 1 мая и закончу «Волны», чтобы в июне отдать книгу в печать, а в сентябре она выйдет в свет. В любом случае это лишь примерные сроки.
Вчера в Родмелле мы видели сорок и слышали первых весенних птиц, резких и эгоистичных, прямо как мужчины; палящее солнце; гуляли по склонам горы Каберн; вернулись домой через Хорли27; видели, как три человека выскочили из синего автомобиля и помчались без шляп через поле. Увидели среди деревьев и коров серебристо-голубой аэроплан, на вид не поврежденный. Сегодня утром в газете написали о смерти трех человек вследствие падения аэроплана28, а мы продолжаем жить, и это напоминает мне эпитафию из «Греческой антологии»: «Пока я тонул, другие суда плыли дальше»29.
Вот какие заголовки запомнились мне сегодня: «Ганди30 вышел на свободу»; «Павлова31 будет похоронена в Голдерс-Грин»; «Убийство потрошителя в Блэкхите32»; «Смерть леди Сент-Элье33», которая была так чертовски снисходительна ко мне 30 лет назад.
2 февраля, понедельник.
Мне кажется, что я вот-вот закончу «Волны». Думаю, в субботу.
Всего лишь заметка автора: никогда еще я так не напрягала свои мозги написанием книги. Доказательством служит то, что я почти не могу ни читать, ни писать ничего другого. Могу только развалиться на диване после утренней работы. Боже, какое меня ждет облегчение в конце недели — появится чувство, что с этой каторгой, с этой затеей покончено. Полагаю, мне удалось воплотить задумку, но есть ощущение, что я всеми правдами и неправдами вымучила из себя то, что хотела сказать. Думаю, эта вымученность бросится в глаза читателям и обернется неудачей. Ну и ладно — смелая попытка того стоила. Скоро я вновь буду радоваться свободе, наслаждаться бездельем и не обращать ни на что внимания; потом я смогу сосредоточиться на чтении, чего не было, страшно подумать, уже месяца четыре. На написание этой книги у меня ушло 18 месяцев, а в свет она выйдет только осенью.
На днях Уильям Пломер34 говорил о своем новом романе — не то автобиография, не то история эмигранта — больше, чем Л. сказал о своих книгах за всю жизнь.
4 февраля, среда.
День испорчен для нас обоих. Каждое утро в 10:15 Л. должен быть в суде, куда созывают всех присяжных, включая его, но заседание каждый раз откладывается до 10:15 следующего дня. А еще сегодня утром я собиралась нанести сокрушительный удар в «Волнах» — уже дня через два Бернард скажет «о Смерть!», — но все испортила Элли35, которую ждали ровно в 9:30, а она явилась только в 11:00. Сейчас уже 12:30; мы сидели и разговаривали о месячных и женщинах с профессией, но все это было после обычных манипуляций со стетоскопом и попыток определить причину моей повышенной температуры. Не будь нам жалко семи гиней, я бы прошла обследование, но нам жалко. Сейчас я приму «Bemax» [тонизирующее средство] и… — обычная рутина.
Как же странны и неожиданны эти последние проволочки с «Волнами»! А ведь я собиралась закончить книгу еще к Рождеству.
Сегодня приедет Этель. В понедельник я ходила послушать ее репетицию у леди Льюис36. Огромный дом на Портленд-плейс с белоснежной Адамовой37 лепниной, напоминающей крем на свадебном торте; с вытертыми красными коврами и гладкими ровными поверхностями, выкрашенными в тускло-зеленый цвет. Репетиция проходила в длинной комнате с эркерным окном, чуть ли не упирающимся в соседний дом, — металлические лестницы, дымоходы, крыши — безжизненный кирпичный пейзаж. В Адамовом камине пылал огонь. Леди Л., теперь уже напоминающая бесформенную сосиску, и миссис Хантер38, обтянутая атласом, сидели бок о бок на диване. Возле рояля у окна стояла Этель в мятой фетровой шляпе, свитере и короткой юбке, дирижируя карандашом. На кончике ее носа висела капля пота. Мисс Саддаби39 пела партию Души, и я заметила, что она одинаково играет состояния экстаза и вдохновения как в комнате, так и в концертном зале. Были двое молодых, вернее, моложавых мужчин. Пенсне Этель постепенно сползало к кончику носа. Она то и дело подпевала, а один раз, решив взять очень низкую ноту, издала кошачий вопль, но Этель все делает с такой отдачей и непосредственностью, что в этом не было ничего смешного. В такие моменты у Этель напрочь пропадает всякое стеснение. Жизнь бьет в ней ключом, струится энергия, и она так мотает головой, что шляпа вот-вот упадет. Этель ритмично вышагивает по комнате, давая понять Элизабет40, что это и есть греческая мелодия; потом идет обратно. «Мебель начинает двигаться», — говорит она, имея в виду сценические эффекты с реквизитом, символизирующие не то побег, не то неповиновение и смерть заключенного. Как по мне, эта музыка слишком литературна, слишком подчеркнуто дидактична41. Но меня всегда поражает сам факт музыки — то, как Этель извлекает из своего практичного энергичного пронзительного разума связные аккорды, гармонии, мелодии. А что если она великий композитор? Эта фантастическая способность — обыденность для нее, всего лишь основа бытия. Дирижируя, она слышит музыку как Бетховен42. Когда Этель шагает, поворачивается, крутится вокруг нас, безмолвно замерших на стульях, она думает лишь о том, что это самое важное сейчас событие во всем Лондоне. Возможно, так оно и есть. Да, а я наблюдала за удивительно чутким и проницательным еврейским лицом старой леди Л., которая трепетала, как крылья бабочки, в такт звуку. Как же чувствительны к музыке старые еврейки — до чего податливы и послушны. Миссис Хантер сидела как восковая фигура, собранная, обтянутая атласом, застывшая, вцепившаяся в сумочку на золотой цепочке.
7 февраля, суббота.
Сейчас, в оставшиеся несколько минут, я должна констатировать, хвала небесам, что «Волны» закончены. Я написала финальные слова «о Смерть!» 15 минут назад, а последние десять страниц накатала с таким рвением и опьянением, что казалось, будто я бегу и спотыкаюсь о собственный голос, и слышу только его, словно некоего оратора (как тогда в безумии). Я пришла в ужас, вспомнив голоса, которые раньше роились вокруг меня. Как бы то ни было, дело сделано, и я минут пятнадцать просидела в состоянии блаженства, покоя и даже немного всплакнула, думая о Тоби43 и о том, не написать ли мне на первой странице «Посвящается Джулиану Тоби Стивену (1881–1906)». Думаю, нет. Физические ощущения триумфа и облегчения! Хорошо это или плохо, но дело сделано и, как я почувствовала в конце, не просто сделано, а завешено, закончено, воплощено — да, пускай поспешно и очень фрагментарно, но я как будто поймала рыбу с крупным плавником, закинув сеть в волны, которые привиделись мне над пустошами Родмелла, когда я дописывала «На маяк» и поглядывала в окно44.
Что меня особенно удивило на заключительном этапе, так это свобода и смелость, с которой мое воображение подхватило, использовало и отбросило все заготовленные образы и символы. Я уверена, что их надо использовать именно так: не в качестве связующих элементов, как я пыталась сначала, а просто как образы, не функциональные, а намекающие. Таким образом, я надеюсь, что шум моря, птицы, рассвет и сад чувствуются интуитивно и подспудно выполняют свою функцию.
14 февраля, суббота.
Два дня назад я сделала завивку и, когда Несса45 высказала неодобрение, едва не впала в отчаяние. «Брошу миру вызов с кудрями», — отважно сказала я себе в шесть утра. Люблю свою тягу к экспериментам.
Вчера приходила Джанет Кейс46, сморщенная, похудевшая, потускневшая, постаревшая и явно очень бедная. Я обратила внимание на ее дешевые туфли и старую грязную бархатную шляпу. Наверное, ей уже за 70, но мне всегда кажется, что 45. Джанет цепляется за молодость. «Но мы вообще не видимся с молодежью», зато она читает Т.С. Элиота и т.д. Джанет не теряет рассудка, но боже мой — как грустно, когда наши учителя становятся нашими же учениками! Полагаю, у нее была гораздо более тяжелая жизнь, чем мне казалось: болезнь, нищета и в целом стесненность; все время наедине с Эмфи47; никакой роскоши и одна только мысль — это лишь догадка — бросить ей Эмфи или нет. Она жила у 91-летнего старика. Странное, цепкое, тревожное чувство вызывает подобная старость; лицо ее заострилось, побледнело, осунулось; глаза те же. Как я раньше ждала наших уроков, а потом еще были споры, переживания. Она сказала, что мы начали заниматься, когда мне исполнилось 17 лет. Она чувствовала себя неудачницей.
17 февраля, вторник.
Я чувствую, что мы, по сравнению с Олдосом48 и Марией49, неудачливы. Они сегодня уезжают на шахты и фабрики, в «черную страну»50; приехав сюда, они отправились в доки; хотят посмотреть Англию; собираются в Москву на Конгресс51, посвященный сексу; были в Индии; поедут в Америку; говорят по-французски; посещают знаменитостей, а я все сижу как жук в банке. Туман сгущается. У меня сломалась электрическая лампа (приходится жечь свечи). Господи, как мало я видела, делала, жила, чувствовала и думала по сравнению с Хаксли, по сравнению с кем угодно. Из года в год мы тут трудимся, читаем и пишем. Ни приключений, ни путешествий. Туман все гуще. Мы будто привязаны какой-то невидимой веревкой. Добавьте к этому мою гиперчувствительность к родственным узам. К Нессе, например. Думаю, она гордится собой; думаю, она самодостаточна; думаю, ее красоту восхваляют; думаю, что я ей не нужна; я думаю миллион вещей в минуту. Мое хвастовство мне же и вредит. Но я двигаюсь дальше — по «Волнам». Мое судно плывет вперед; качается на волнах среди пустых бутылок и клочков туалетной бумаги. Ох, а еще эти слуги: Лотти, миссис М. [поденщица]. Нелли устроилась с комфортом до конца жизни.
Мне надо написать сразу шесть статей, но о чем? И рассказ52. А он о чем? Мне нравится только моя способность чувствовать. Не будь я так несчастна, я бы и счастлива не была. Хаксли уже, наверное, подъезжают к Честерфилду [Дербишир], где возьмут интервью у менеджеров. Олдос берет жизнь в свои руки. Он «современный», невероятно спортивный и предприимчивый. Он сможет сказать, что не растратил молодость впустую. Небольшое раздражение — стимул для него. Смерть уже близко; все бессмысленно; надо хотя бы увидеть и прочесть все, что можно. Думаю, ни одна вещь не доставляет ему такого удовольствия, как мне. Лучшего утешения я найти не могу.
9 марта, понедельник.
В начале марта, уже больше недели назад, я отправилась к леди Розбери — пустой затхлый зал, буфет, пожилые дворецкие и пэры. Леди Р.53 молодая и короткостриженая. Лорд Ревелсток54 — образцовый джентльмен. Икра. Леди Оксфорд55. Любопытный свирепый взгляд, сильный и скованный. «Я знала вашего отца, вашу мать» и т.д. и т.п. Придет на чай. Хочет, чтобы я написала о ней книгу. Ощущение барабанного боя, грохота; скрежетания безжалостных клыков Этель; ее непреодолимого тщеславия и какой-то боли, будто бы детской тяги к празднику — «как безвкусно, как ничтожно» — она переживает провал «Тюрьмы»; у нее отчаянное, истерическое веселье; всего один подаренный букет; ее старая голова в потрепанном парике. Какими смешанными были мои чувства и какой измученной, замерзшей и разочарованной была я сама; в ушах звенело; ни тепла, ни уюта, ни легкости — сплошные усилия, напряжение и ощущение тщетности происходящего.
16 марта, понедельник.
Эти немногочисленные и довольно резкие записи, демонстрируют, как мне кажется, оборотную сторону «Волн», их откат. По утрам я пишу небольшие статьи, а сегодня должна была делать наброски «Великих домов»56, но у меня нет материала. Днем постараюсь взглянуть на дома Карлайла57 и Китса58. Завтра я обедаю с Джорджем59 и Маргарет, чтобы познакомиться с Ротенштейнами60. Мисс Холтби61 пишет обо мне книгу. Так и живем в ожидании, что выглянет солнце и запоют птицы, а мы, очень надеюсь, завершим этот круговорот трехнедельным отпуском. Я очень его жду. Никогда еще, кажется, я не работала так усердно, как в этом году. В эмоциональном плане я постоянно вынуждена проявлять некоторую сдержанность в отношениях с Нелли; и всего одна только яркая вспышка — вечеринка62 леди Розбери с Этель, с этой доблестной и суровой, старой как мир женщиной. С ней очень приятно иметь дело. И я уважаю ее способность игнорировать меня. Она сказала, что начала читать декана Инджа63, когда поняла по моему измученному, холодному и грубоватому тону, что «все кончено». Сила собственных чувств дарует ей власть над людьми и толкает вперед, но также на безрассудства. Пресса улюлюкает, освистывает ее. Неважно. У Этель уже новые планы. Интересно, что она сама думает о своей музыке?! Она опускается до объяснений в «Time & Tide»64, и это выглядит жалко. Нет, не могу я писать сегодня утром.
Как-то вечером встретились с Барбарой65, Джулианом66 и Бетти Дженкинс67; Джулиан волнуется по поводу своих стихов. В общем, мои тихие выходные в Родмелле на следующей неделе будут посвящены обсуждению Поупа68 и т.д. Ужасно не хочу этого, но и отказать молодежи не могу. Энн69, Тоби Хендерсон70 и я идем на «Башни Тантиви»71. Но хватит хандры и ерунды.
Несомненно, подавленное настроение, предвещающее глубокое уныние, радует друзей больше, чем наше торжество и успех72.
19 марта, четверг.
Этель вчера очень переживала по поводу своего характера и производимого на других людей впечатления. Думаю, она заблуждается относительно собственных мотивов в борьбе с рецензентами: «исключительно ради других музыкантов, особенно женщин»; «мне нечего терять, ведь я всю жизнь терпела пренебрежение» и т.д. Думаю, она обеспокоена собственным величием, нуждается в заверениях и хватается даже за самые абстрактные замечания вроде моего, говоря «это как раз то, что я хотела от тебя услышать», то есть с честью доводит проигранную партию до конца. «Но я терпеть не могу богему. Прежде всего мне нужен свежий воздух. Поэтому я всегда заявляла о себе. Я была подругой императрицы73 и посла. Я не могу позволить себе быть déclassée74. Я этого просто не вынесу» (по поводу ее гипотетического положения в римском обществе).
Есть ощущение, что природа наградила ее всем, кроме способности к самовыражению в музыке — отсюда соревновательность, агрессивность и тревожность натуры — единственный выход для эмоций перекрыт. Она вечно колотит в дверь, но та не поддается; бросается на меня, на леди Кунард75, на всех подряд с неистовством измученного, загнанного зверя. Но она скорее умрет, чем допустит это [déclassée]. Отсюда непомерный эгоизм и неутолимая жажда похвалы, ведь ей отказано в единственном истинном удовольствии. Короче говоря, утомительная собеседница.
Разговор с Кристабель76 вчера вечером:
— Я ставлю Л. выше всех присутствующих — даже выше вас, хотя ценю вас больше остальных.
— Мой четвертый ребенок77 не от мужа.
Вчера вечером78 я ей не понравилась, и она мне не доверяла.
Дезмонд79, Велинда Бенита80?, Ванесса, Рэймонд81, Вита, лорд Дэвид82, Дункан, Джулиан.
25 марта, среда.
И вот я сижу и жду, когда поеду к Ричмондам83; обедала с Клайвом; собираюсь поужинать с Волками84. Вино за обедом освежает меня и поднимает настроение. Равно как и Тома. Плохо дело. Моя завивка распустилась. Была вчера в доках с Гарольдом85. Завтра вечеринка Этель у Нессы. В пятницу «Башни Тантиви» — сразу вспомнила, что надо написать несколько писем, перед тем как переодеться. Боже, боже.
28 марта, суббота.
Вчера вечером умер Арнольд Беннетт86, и это огорчило меня сильнее, чем я могла предположить. Милый искренний человек, непростой и немного неловкий в жизни; благонамеренный; неуклюжий; добродушный; грубый и знающий об этом; пытающийся чего-то достичь, но в итоге понимающий, что нуждается в другом; уязвленный в своих чувствах; алчный; толстогубый; прозаичный до невыносимости; довольно горделивый; увлеченный писательством, но вечно халтуривший; разочарованный в великолепии и успехе, но все равно наивный; старый зануда и эгоист, обласканный жизнью за свой талант; торгаш в литературе, но с зачатками чувствительности, скрытой жиром, достатком и страстью к отвратительной мебели в стиле ампир. У него была настоящая способность к пониманию сути и схватывании ее на лету — вот о чем я думаю урывками этим утром, пока пишу дневник. Я вспоминаю его решимость писать по тысяче слов каждый день и то, как он ради этого убежал в тот вечер, и немного печалюсь, что теперь он никогда не сядет заполнять положенное количество страниц своим красивым искусным почерком, но скучным текстом. Забавно сожалеть о расставании с человеком, который, повторюсь, казался искренним, а еще имевшим непосредственный контакт с жизнью, но ведь он поносил меня, и все же я бы предпочла терпеть его издевательства дальше и самой над ним подшучивать. Да, это был незначительный элемент моей жизни, но теперь его нет. И я сожалею87.
В субботу 28 марта Вулфы отправились в Лифук88, где переночевали в гостях у Сидни и Беатрисы Вебб89. 30 марта они посетили Палату общин, что послужило материалом для статьи “Это Палата общин”. 31 марта Вулфы присутствовали на панихиде по Арнольду Беннетту в церкви Сент-Клемент-Дэйнс на Стрэнде. В четверг 2 апреля они поехали в Монкс-хаус на Пасху и вернулись в Лондон 9 апреля.
11 апреля, суббота.
Ох, как же я устала от правок собственной писанины — целых восемь статей90, — но я, похоже, научилась нестись вперед и не зацикливаться на мелочах. Я имею в виду, что пишу достаточно свободно, а к необходимости исправлений отношусь с отвращением. Вечно приходится что-то впихивать или, наоборот, вырезать. А заказы на статьи так и сыплются. Писать статьи я могла бы вечно.
У меня нет стиля — я просто пишу заметки. Да и сказать особо нечего, вернее, слишком много всего, но нет настроения.
Мы вернулись в четверг. Сразу взошло солнце, все листья распустились, трава на площади превратилась в изумрудное озеро. И так далее. Представьте, как я хочу в Монкс-хаус и как злюсь по ночам — пик гнева приходится на раннее утро — «борись, борись» — позже я забываю, за что хотела бороться, ругаюсь «вот черт!» или «о боже!», вспоминая тот отвратительный новым дом91 на вершине холма — моего бастиона, которым я так часто любовалась во время вечерней прогулки. Сейчас там строят гараж, так что мы окапываемся.
Еще я виделась с Пернель92 и вдобавок к ней с Питером93; она была сердита, а он настойчив, и мне пришлось развлечь их обоих разговором о миссис Хант94 и ее биографии Э. Сиддал95 — явно не то, о чем я хотела говорить. Но эти влюбленные безудержны, как летящие на свет мошки, — им лишь бы чесать языком, пускай и не о Шейле96.
В четверг мы на две недели уедем во Францию. Я намерена вести путевой дневник, чтобы растянуть и запомнить каждый день. Думаю, больше всего мне понравится в Ла-Рошель и я захочу там жить. Сниму дом, буду мечтать о прогулках там на старости лет и высплюсь.
Вулфы уехали из Родмелла во Францию 16 апреля, переправившись ночью из Ньюхейвена в Дьепп, а обратно вернулись 30 апреля. Леонард также вел дневник, подробно описывая их маршрут.
Вставлю сюда, хотя это вряд ли стоит того, свои обрывочные путевые заметки, которые я в основном писала в холоде, сырости, с пледом на коленях. Говорят, это худший с точки зрения погоды апрель за последние 50 лет.
Тот факт, что мы извлекли из этого путешествия столько всего прекрасного, восхитительного и забавного, хотя много часов провели в машине под дождем и сплошными серыми тучами, говорит о состоянии наших душ. После девятнадцати лет брака с августа 1912 года так приятно ощущать эту теплоту, интерес, привязанность наедине с Л. Хотела бы я поисследовать собственные чувства к нему, но из-за лени, скромности, гордости и, быть может, сдержанности я воздерживаюсь от этого — я, которая так несдержанна.
Путевой дневник
в Ла-Рошель,
Брантом и т.д.
16 апреля, четверг.
Ньюхейвен: ужин, отель, недавно отремонтированный в современном стиле. Гости удивляют. Два молодых человека в брюках оказались женщинами. Одна из них — миссис Пилкингтон [неизвестная]. Разговор по телефону: «О дорогая Джуди… я так хочу увидеться с тобой… Этель просто чудесна. Я сегодня легла в 2:30 ночи. Сейчас я в Ньюхейвене». И все же ее походка и жесты мужские; клетчатая рубашка. Никто не пялился. Заказали коктейли. Еще один гость — мужчина, похожий, на Тартарена97: кустистая черная борода, растущая от подбородка; голые лодыжки; морская фуражка, — но англичанин. Другие — молодожены; невеста в объемном вечернем платье. Позвали к телефону. Вероятно, родственники; предположительно, ее. Пожилые супружеские пары вроде нашей расхаживали по залу, общались, выглядели слишком респектабельно в этой атмосфере комедийных кинозвезд — ну надо же, именно в Ньюхейвене. Довольно хороший ужин98.
17 апреля, пятница.
Очень сыро и холодно; ужасная атмосфера на побережье; все промокло насквозь, а кусты, как обычно в Дьеппе, поникли. Завтрак в отеле. В путь. Ветер и дождь; небо почти черное. Дождь. На пароме в Кийбёф Л. увидел голубое небо. Великая радость. Обед на пароме дешевый и невкусный — подгоревшая рыба. Обедали старик и старуха, деревенские жители. Старик плеснул себе в кофе немного бренди. Снова в путь. Холодно, но время от времени хорошо. По проселочным дорогам. Никаких домов. Приехали в Алансон. Белый элегантный старый город с огромной магнолией, густо усыпанной цветами. Из старого дома, у которого девушка сидела в окружении кувшинов и писала, доносился звук громкоговорителя. Странная сцена. Обширный плацдарм для солдат. Ужин плохой, за исключением вина — мы взяли целую бутылку. Гости: четыре француза-бизнесмена и один китаец; девушка, похожая на Фредегонду99, и еще глубокий старик. Разговор о поездах в Париж. Холодная вода в ванной, а ведь мы дорого заплатили за номер. Сильный холод, но рано утром мы чуть не умерли от духоты. Отправились в Сомюр. Ехали медленно. Апрельская погода, лютый холод. Одежды маловато. Обед в Сабле-Сюр-Сарт; еда пока так себе. Маленький старинный городок на реке. Видели старый замок в Дюртале, переделанный в богадельню или гостиницу; пыльный, с водонепроницаемыми остроконечными башнями100.
18 апреля, суббота.
Сомюр, холодный и мокрый, но с проблесками солнца. Луара [река] широкая, без единого судна. Франция какая-то пустая. Гостиницы стали лучше, а вода горячее. Женщины сказали, что они уже надевали хлопчатобумажные платья — погода непредсказуема. Видели большую круглую церковь у реки. Рынок. Выехали с опозданием, так как забыли перевести часы. Плохое утро. Побывали в Фонтевро. Видели красивый пустой старинный монастырь. «Не снимайте шляпу, — сказал мужчина. — Он не священен». Гробницы Плантагенетов прямо как Эдит Ситуэлл101 — прямые и узкие; они перекрашены в синий и красный цвета. Теперь этот огромный женский монастырь превращен в тюрьму. Тюремные колокола возвещают об ужине. Есть фонтан, в котором девушки умывались перед едой. В их времена там, наверное, было еще холоднее. Аббатисы нарисовали себя на фресках — толстые, чувственные лица с вздернутыми носами102.
Ехали под дождем; узкие желтые дороги; старушки, сидящие в полях под зонтиками возле овец. Что-то библейское. Допотопное. Обед в Туаре — еда, по словам Л., все еще не лучше, чем в наших гостиницах.
20 апреля, понедельник.
Постепенное ощущение юга — мужчины играют в буль103. Старики выходят из машин, чтобы нарвать лесных цветов. Дороги прямые, как рельсы; некоторые сплошь обсажены деревьями — будто частокол. Погода пока просто ужасна. Весь день ехали с закрытым верхом. Добрались до Ньора к шести вечера; решили проехать еще 40 миль [≈ 64 км] до Ла-Рошеля. Добрались в 19:30 — очень быстро; я даже забыла о том, что мы дважды прокололи шины. Один раз в Туаре — сильно задержались, поскольку работник не залатал их, пока мы обедали. Читала «Сыновей и любовников»104: каждое слово — вихрь эмоций. Мечтала о шубе. Через 10 миль опять прокололи шину. Пришлось менять колесо под дождем. Проехали по выбоине. Опять что-то повредили. Зашли в ближайший отель. Там были танцы; решили остаться здесь («Hôtel de France et d’Angleterre») и правильно сделали; натертые до блеска полы; тишина; сад; руины; сирень; крыши в цветочных горшках; но утром все еще пасмурно. Окна открыты, так как нет дождя.
21 апреля, вторник.
В Марен. Сначала холодно и пасмурно, потом прояснилось. Лучшая погода за все время. Люди тут же выходят на улицы; распахивают ставни. Ехали в Марен через изумрудно-зеленую пустошь; никого, только пара коров; высокая худощавая женщина в черном, будто священник. В Бруаж — город, старые стены которого поросли травой. Прекрасная страна, паром, аэропланы, выделывающие петли. Устричный промысел неподалеку. Сидели за зеленым столиком на солнце и пили кофе; Л. съел дюжину устриц, живых; шевелящихся, по его словам, во рту; в зеленых деформированных раковинах. Сосновый лес; кругом тишина; ни одного бунгало; мелкое море; лодки устричного промысла. Очень приятная поездка обратно через пустошь. Высокая болотная трава, редкая и желтая, как волосы младенца; широкая грязная река. Приветливые люди на пароме. В отель. Холодает. Машина застряла. Первый по-настоящему погожий день. Обед из паштета и круассанов посреди поля. Гостиничная еда быстро надоедает.
25 апреля, суббота.
Ангулем. Ярмарка, сельскохозяйственная выставка; громкоговоритель под огромной сине-желтой картонной башней (с надписью «Huiles et Tourbeaux»), которая выше отеля; в небольшом окошке продают мороженое. Мы побывали на выставках собак, бельгийских зайцев, механических пил, пчел в ульях. Потом прогулялись — шквалистый ветер и черные тучи — по крепостным стенам. Немного напомнило мне Клифтон; высокие террасы, с которых открывается вид на широкие просторы под небом, затянутым облаками. Девушки пьют портвейн и едят пирожные в салонах.
До этого мы ездили в Кастийон: приключение, езда по проселочным дорогам, дальше к югу от Брантома. Прибыли поздно. Попросили ужин в «Boule d’Or» [отель?]. Прогулялись вдоль Дордони — величественной реки, безлюдной, как и вся Франция; один гоночный катер. Мы прекрасно выспались в мягких и теплых постелях, хотя горячей воды не было, а холод такой, что пришлось сразу лечь спать. Следующий день был прекрасным и теплым. Я зашла в церковь, после того как школьники ушли. Всегда удивляюсь огромным запасам древнего благочестия, превратившим эти глыбы в настоящие здания. Прекрасный весенний день. Проехали 7–8 миль до Монтеня. Позвонили в дверь замка. Никто не открыл. Женщины ухаживают за коровами в старинных стойлах. Башня на одном конце. Сад с цветущими деревьями. Обычный отреставрированный замок со шпилями и черной черепицей; над дверью надпись «Que S’cais-je»105… Пришла женщина. Провела нас наверх по узким каменным истертым ступенькам; открыла толстую, обитую гвоздями дверь. «Это его106 спальня, а вот гардеробная. Здесь он умер. Тут спускался вниз — он был очень низеньким — в часовню. Наверху его библиотека. Книги и мебель находятся в Бордо. Вот его кресло и стол. Он сделал эти надписи на балках». Конечно, это его комната, и даже обломок старого деревянного стула, вероятно, принадлежал ему. Круглая башня, очень широкая; три маленьких окошка с видом на соседнюю башню. Это все, что осталось после пожара в 1880 году или около того. Мы побродили по террасе. Видели виноградники внизу; очертания красноватых холмов и террас; одну или две случайные коричневые фермы — вот что он видел, этот интересный задумчивый человек, который, должно быть, тоже любовался видом, таким же прекрасным сейчас, как и тогда. Американцы и др. «Туристы каждый день», — сказала женщина. За нами увязалась собака, которая подобрала плод каштана и положила его на парапет, чтобы мы с ней поиграли. Поехали дальше, через чудесные поля, такие же как на юге, но более изысканные, в Бержерак, где у нас был лучший — единственный хороший, по словам Л., — обед. И правда, когда эффект новизны проходит, еда кажется обычной и менее интересной, чем мне запомнилось, за исключением этого обеда с [белым] вином «Monbazillac», паштетом, яйцами и т.д.
Перигё. Старые мебельные магазины; дорогие стулья; церковь с зелеными куполами, выскобленная, обновленная. Все прихожане — старухи, все в черном; все в шерсти; дряхлые. Религия Тома. (Сегодня вечером буду читать его «Ламбет»107, так как у меня почти не осталось книг.) Под вечерним солнцем — в Брантом. Мужчина валит тополь на ровном лугу; мальчик ловит рыбу; водовороты под старыми мостами; закоптелые пещеры, в которых жили со времен Карла Великого108. Дешевая чистая простенькая гостиница — нет. Письма. Кауффер109. Этель. Вита — о моей библиографии110; статьи; Несса в Оукхэмптоне111 во время наводнения; считает Англию невыносимой — дети так взволнованы, что она не может отменить путешествие.
Вчерашняя прогулка. Забыли учесть масштаб карт. Обнаружили, что Шампаньяк гораздо дальше. По ошибке — в Ле Рош. Подъехали к старому дому на зеленой лужайке с деревьями и обнесенным стеной садом. «Вот бы жить здесь!» — воскликнули мы. Намного изысканнее, нежнее и красивее, чем в Кассисе. Земля ровная и зеленая, будто лужайка, с вытянутыми трепетными тополями, только что покрывшимися свежей листвой; любимые мной остроконечные холмы; река, вдоль которой мы шли, такая глубокая и романтичная, отражающая ивы, синие грозовые тучи, обволакивающая их и текущая дальше. Заросли фиолетовой горечавки в камышах. Елизаветинский луг — первоцвет, колокольчики. Но тут грянул гром. Мы побежали. Укрылись в какой-то полуразрушенной пещере. Затем мы помчались домой, преодолев пару миль пути или даже больше; бедра болели; гром и молния на кладбище. Все жестяные навесы и металлические венки сверкали. Плакальщицы взялись за руки и побежали. Мы успели вернуться в номер до сильнейшего ливня.
Ярмарка. Все женщины в черном, с детьми и овцами. Загоны со свиньями. Мужчина сказал, что, по словам невестки, рыба в Париже дешевле. Клерки из «Société Générale»112 за обедом. Один чернокожий литератор. Другой, путешествующий южанин, говорил о машинах.
26 апреля, воскресенье.
Пуатье. Вчера вечером пошли в кино после хорошего ужина в отеле, в котором остановились. Хохотали над животными в гостинице. Легкий и рискованный способ французов рассказывать историю велосипедной гонки посредством скетчей на бумаге113. Вышли в холодный город — все раскинулось в ожидании солнца, которое не показывается. Холодная ветреная поездка сегодня утром. Страна похожа на Хэмпшир, за исключением опустения. Ни одной машины. Обед в Пуатье. Ресторан. Обедают офицеры и их молодые дамы — провинциалы. Один толстяк заказал огромное блюдо — страшно смотреть, как исчезает суфле. Были в церквях и слышали, как женщины блеют словно овцы. Дождь и порывы ветра; после ужина вернулись в номер, чтобы читать и писать. Тихая уютная гостиница; окна выходят во двор, но все равно холодно. [Приписано 27 апреля] Вечером не было отопления; пришлось, как и прежде, лечь в постель, чтобы согреться.
27 апреля, понедельник.
Воскресные тучи рассеялись, но небо все равно серое, давящее. Проехали по возвышенности в Шинон; дождь; неброский очаровательный серо-белый городок. Получила почту. Приятно, когда просят выступить с речью, а ты телеграфируешь отказ и знаешь, что тебе не ответят. Первоклассный обед, один из лучших за все время, не идет ни в какое сравнение с едой в «White Hart»114 в Льюисе. Поднялись по крутой тропинке к замку. Постучали в дверь. Ушли с облегчением. Ни одна работница не стала нас догонять. Осмотрели замок сами, как обычно. Ни одного туриста — за всю поездку встретили только трех англичан. Видели высокую комнату без потолка — ту самую, в которой Жанна115 предстала перед королем. Возможно, дымоход все тот же. Стены прорезаны тонкими окнами. Вдруг смотришь вниз, на крыши. Как в средние века проводили вечера? В каменном склепе, в котором жила Ж., люди повсюду высекли свои имена. Внизу шелковистый серпантин реки. Понравились каменные комнаты без крыш и угловатые окна. Сидели на ступеньках и слушали, как бьют часы XIII века, — их слышала и Ж. Ржавые от времени. О чем она думала? Была сумасшедшей или провидицей, появившейся в нужный момент? Поехали дальше; ливень, холод, плохие дороги — неважно, было достаточно весело, пока не добрались в Шато-дю-Луар с надеждой найти маленькую сельскую гостиницу. Женщины развешивают простыни прямо в холле. Вечная стирка и глажка в отелях. Маленький ребенок играет с бумагой у стойки. По-своему хороший ужин. Потом во дворе начался кинопоказ — разговоры и смех до 0:30 или около того. В этом сыром местечке нас, к сожалению, пытались всячески развлечь — слишком настойчиво. Плохой завтрак в общем зале, пропахшим вином. Выехали; день холодный, но довольно светлый. Они называют это La lune Rousse116. Говорят, такое бывает раз в год. Красная или русская — я так и не поняла.
Ле-Ман. Еще один серо-белый и кривой, величественный древний город с плоскими окнами. Письма. Кафедральный собор. Купили зонтики, футляры для ручек; пообедали. Говяжья вырезка была недожаренной и дорогой. В городских ресторанах, надо признать, мало хорошего мяса, хотя в Шиноне оно — вроде бы утка — превосходно. Здесь почти ничто не сравнится с едой в «White Hart» в Льюисе — наш эталон. В этом великом споре я всегда за Францию, а Л. за Англию. Цены, кажется, выше, чем три года назад117. Я проголосовала за Дрё, и мы поехали туда, в отель «Paradis», а войдя, услышали скрипки и увидели плохо одетых девушек в дешевых платьях из местного магазина. Свадьба. Танцы уже в 17:30. В отеле есть старинные шкафы. Из-за танцев в столовой пришлось ужинать во дворе. Клубника. Вода со льдом, от которой я, вспомнив Беннетта, отказалась. Все очень медленно и к тому же холодно. Постоянно подъезжают машины с людьми. Маленькие мальчики в черном бархате. Прекрасно одетая и очень чопорная девочка. Приглашены целые кланы — мелкие бизнесмены, я полагаю. Танцы продолжались до одиннадцати. Потом мы увидели несчастных официантов, таскавших столы через весь зал, — как циничны, должно быть, все официанты и горничные; как ужасно осознавать скоротечность жизни, — и музыка смолкла. Они сели есть. Около полуночи или чуть позже меня разбудили машины; люди кричали, смеялись, прощались. Я видела танцующую невесту, бледную девушку в очках, и думала о том, что ее увозят исполнять свои обязанности в какой-нибудь маленький пригородный домик недалеко от Дрё, так как она, по-видимому, вышла замуж за клерка, и теперь они начнут плодиться.
Сегодня самое прекрасное утро. Я надела свою шляпу от солнца и сняла кофту. Л. тоже. Меня заставили всерьез задуматься о покупке письменного стола (£10); потом мы заехали в Нонанкур; нашли огромный магазин старой мебели — культурный продавец в хорошо скроенных бриджах до колен, спортивный, компетентный, слишком настойчивый; возможно, куплю кровать. Потом по совету нашей Клары118 мы пообедали в «Bois Joli»119 — боже мой! Каждая комната в замке обставлена в уникальном стиле; цыпленок на вертеле над огнем; старинный обычай; хорошенькие служанки в красивых платьях; обычные подделки; американка, которая сказала о первоцветах: «Вы только гляньте на эти маленькие примулы — ну не прелесть ли?». Как же я ненавижу плохой французский у иностранцев. Обед был просто восхитителен, но обошелся нам в £1/10ш120. Для Клары это воплощение рая. Но не для меня. Хваленый чайный магазин «Drusilla’s»121. Меня тошнит от старой французской мебели. Какими бы прекрасными они ни были, вещи теряют всякую ценность от того, что их хранят, а не используют. Притворство, попытки сыграть на моем тщеславии и развести нас на деньги неприятны. Много старинных летних домиков и кегельбанов. Древняя повозка XVIII века (самая интересная вещь), нагруженная каким-то хламом, заехала в ворота. Вот и все; Кодбек; погода сейчас (в наш последний день) просто прекрасна. Да будет так.
[Конец путевого дневника]
3 мая, воскресенье.
Тависток-сквер 52.
Да, все хорошо, но как и с чего начать? Что представляют собой эти дневники? Думаю, это просто материал для книги и неплохое чтиво, когда у меня болит голова. В конце концов, Перси122 мог бы сжечь их все за раз — сжечь на краю поля, где нас, наверное, похоронят. К такому выводу мы пришли после похорон Арнольда Беннетта.
Сейчас у меня впереди три летних месяца. Чем мне заниматься? Мы собираемся избирательно встречаться с людьми. Раз в неделю будет «черная дыра» — бурлящая масса людей, которые все вместе пьют чай. Таким образом, остальные вечера станут свободнее, и я намерена гулять, читать елизаветинцев, быть хозяйкой своей души. Именно. Еще я хочу изучить Эдинбург и Стратфорд-апон-Эйвон123, а также лихо и виртуозно закончить «Волны». Д.Г. Лоуренс124 дал мне много пищи для размышлений, особенно о писательстве ради писательства. Два дня в неделю будут посвящены чтению рукописей, и это не должно пересекаться с другими делами. Два наших решения: «черная дыра» и чтение рукописей для «Hogarth Press» — думаю, обеспечат дисциплину и удовольствие этим летом. Поскольку у меня теперь все есть, включая два холодильника и прочие удобства, я не собираюсь тратиться на одежду и, почти избавившись от чувства долга перед обществом, буду надеяться на то, что смогу беспрепятственно и неутомимо идти своим путем. Хочу увидеть поля и цветы, парочку новых мест; написать несколько хороших статей. Сейчас мне кажется, что я готова писать критику и не испытывать страха. Вчера вечером я неожиданно для самой себя сказала: «Это все из-за “Своей комнаты”».
13 мая, среда.
Если я время от времени не буду писать здесь хотя бы несколько предложений, то, как говорится, вообще разучусь писать. Сейчас я занимаюсь тем, что перепечатываю от начала до конца 332 страницы этой очень сжатой книги «Волны». Делаю по семь-восемь страниц в день и, таким образом, надеюсь закончить примерно к 16 июня. Это требует определенной решимости, но я не вижу другого способа вносить правки и придерживаться графика, что-то сокращать, что-то дописывать и вообще закончить работу. Это все равно как проходиться мокрой кистью по готовой картине.
15 мая, пятница.
Но у меня счастливая жизнь. Установленные правила до сих поддерживали распорядок недели. Вчера я поехала на распродажу к миссис Хантер125 и, не прошло пяти минут, купила у мистера Марчмента [?] из Шепердс-Буш126 большой старинный секретер из розового и атласного дерева за £6/16ш. Боже! Одна только древесина стоит дороже. Это было гнусное, соревновательное, волнительное, удручающее мероприятие. Самый что ни на есть дележ. Евреи курили трубки. Многие подмигивали и кивали друг другу. Все рассматривали и расхватывали вещи бедняжки миссис Хантер; выискивали недостатки, пытаясь максимально сбить цену. Марчмент все время твердил мне: «Купите то, купите это — оно ведь вырастет в цене». В итоге я купила шаль за 35 шиллингов и маленький шкафчик за £3/15ш. Тут же пожалела, но решила не думать об этом. К этим сделкам и промахам нужно относиться философски, чтобы достичь абсолютно бодрой и энергичной жизни, которая теперь является моей целью. О да, я больше не теряю ни минуты; всегда в ударе и с большей свободой позволяю себя немного легкомыслия. Жизненные планы зачастую слишком сковывают. Я допускаю некоторую свободу действий для получения удовольствия.
Лица богатых подруг миссис Х. вызвали у меня отвращение. Нет ничего более грубого, жестокого, бессмысленного и выразительного, чем лицо модницы лет пятидесяти; она только и делает, что разъезжает по Лондону на машинах, ест и пьет, выходит замуж, удовлетворяет свои желания, болтает без умолку. Круг Смитов-Хантеров сосредоточен, как мне кажется, в графствах, на полях для гольфа и в загородных резиденциях «Bath Club»127 и «White’s»128. Они — нарядные любители верховой езды, но не аристократы, не знать. Они очень обеспечены, но часто теряют деньги — так мне кажется. Однако их философия требует мужественно принимать поражения. Когда мы пришли в пятницу посмотреть вещи, миссис Х. сидела за столом, который я хочу купить, такая спокойная и хладнокровная, будто она устраивает новоселье, а не наблюдает за тем, как все ее имущество, включая кровати и одеяла, ножи для бумаги и подставки для ручек, распродаются за несколько шиллингов. «Я так редко вас вижу. Присядьте на минутку, поговорим». Но что я могла сказать женщине, которая годится мне в матери, да еще оказалась в таком затруднительном положении?
19 мая, вторник.
Четверть часа — ну и что мне написать за четверть часа? Книга Литтона129 очень хороша. Это его тема. Сжатый, но яркий рассказ, требующий логики, рассудительности, ума, вкуса, остроумия и бесконечного мастерства, — думаю, это подходит ему гораздо больше, чем масштабная, требующая смелости, оригинальности и размаха история. Я очень рада иметь собственные аргументы в пользу того, что писать, а что не писать. Сравните с Лоуренсом. Эти тексты не потускнеют, не увянут и не растеряют своих лепестков. В них чувствуется сила, сдержанность, некоторая недосказанность, способность к повествованию — не проповедь и не импровизация. У Макса130, например, талант невелик, но скомпенсирован трудолюбием. И я это уважаю. Но не уважаю Логана131. Ненавижу вульгарность, фривольность и легкомысленность Логана («Послесловие»).
Литтон и Рэймонд придут сегодня на ужин. Дезмонд был вчера. Ему нужно £300. Не справляется со своей книгой и придумывает отговорки, что забыл ее у нас132. Многое пожертвовано в борьбе за жизнь.
Миссис Хюффер133: «После болезни я забываю имена. Но, поднимаясь наверх, я слышала, как моя мать разговаривала со старым мистером Блэком. В то время я не знала, что они состояли в интимных отношениях, а потом поняла…». По словам Хью134, у нее [миссис Х.] были такие отношения с разными людьми, включая, возможно, самого Хью, который вздрогнул при упоминании ее имени. Уильям [Пломер] (наша первая «черная дыра») тоже говорил о своей книге [«Садо»] — разочарование.
28 мая, четверг.
Вскоре после этого у меня началась мигрень — вспышки света перед глазами и резкая боль от голоса Этель, когда она сидела и рассказывала мне — «нет, ты только послушай» — об Адриане Боулте135 и о том, как он приказал ей выйти из комнаты136. Потом мы поехали в Родмелл, где вспышки света повторились, но, поскольку я могла спокойно лежать в постели в своей большой просторной комнате, боль была гораздо слабее. Если бы не божественная доброта Л., я бы только и думала о смерти; такие приступы укладывают меня на лопатки по счету раз, но выздоровление сейчас дарует бесконечное облегчение. Кроме того, в Духов день137 [25 мая] солнце светило так, что трава стала полупрозрачной, а свобода и досуг казались доступными как никогда, и я не только с упоением, но вполне трезво повторяла: «Это счастье!». Почему я сейчас чувствую себя более спокойной и умиротворенной, чем когда-либо? Отчасти из-за моего отношения к жизни; отчасти из-за того, что Несса, Роджер138 и Клайв уехали, поэтому никто меня не дергает и не нервирует; отчасти потому, что я заканчиваю «Волны», а отчасти — не знаю139.
Вчера вечером мы ездили в Фирл140 и, гуляя по парку, стряхивали прилипающие к обуви лютики. Прекрасное место, даже несмотря на виллы. В Монкс-хаусе дали электричество, так что холодильник сегодня работает. Когда отключился свет, мы едва вытерпели лампы «Аладдин»141. Как же быстро люди привыкают к комфорту. Вчера мужчины весь день работали в доме, сверля отверстия для электрических каминов. Какие еще удобства мы можем себе позволить? И хотя моралисты говорят, что человек быстро теряет интерес к вещам, которыми обладает, я не согласна. Я постоянно наслаждаюсь имеющейся роскошью и считаю, что она идет на пользу моей, приятно сказать, душе.
В субботу четверо молодых людей врезались в шлагбаум на переезде в Беддингеме142 и были разорваны на части поездом в 21:40. Одного человека нашли полностью голым, за исключением ошметок брюк. Разочарована последней книгой Д.Г.Л. «Человек, который умер»143, хотя читается она легко. Прочитав сначала «Сыновей и любовников», а затем последний роман, я как бы оценила размах его способностей и проследила упадок. Похоже, несмотря на прекрасные сверкающе-яркие строки, в нем появилось что-то от Гая Фокса144 — притворство. Думаю, он возомнил себя Богом.
Меня опять сильно отвлекает желание писать «Стук в дверь» [«Три гинеи»]. Я не вспоминала об этом вот уже несколько недель. И вдруг оно нахлынуло на меня так, что я постоянно придумываю предложения, аргументы, шутки и т.д., а тут еще несколько человек написали мне о «Своей комнате».
30 мая, суббота.
Сейчас 12:45 и я только что сказала: «Нет, не могу больше писать», — и действительно не могу. Перепечатываю главу о смерти, которую уже дважды пришлось переделывать. Возьмусь за нее чуть позже, днем, и, думаю, закончу. Но как же она сковала мой разум, как напрягла! Так сосредоточенно я еще никогда не работала — вот будет облегчение, когда я закончу. И все же ничего интереснее у меня прежде не было.
Сегодня утром пришло письмо от Дезмонда, который говорит, что отправит свою книгу в «Putnam»145, ибо это, увы, труд всей его жизни. И хотя раньше Дезмонд думал, что способен на большее, теперь он смирился и поэтому должен найти более надежного издателя, нежели «Hogarth Press».
К моей досаде, звонит Мэри Х.146 и говорит, что они подумывают снять на лето дом в Саутхизе. Окруженная модниками и бунгало, я чувствую себя как уж на сковородке. Несомненно, буду их избегать. Мне не нравится идея встретить во время прогулки по холмам разодетых Мэри и Барбару. К счастью, кто-то из работников Притчарда147 начал стучать молотком, и теперь у меня есть повод сходить на обед.
2 июня, вторник.
Да, очень важно написать хотя бы несколько предложений, иначе я забуду, как это делается. Вся эта правка [«Волн»] — словно удары молотком по голове.
Опять Этель: «Все мои болезни, так или иначе, связаны с печенью. Я очень сильная женщина, которой нужна каломель148». Проглотив этот ужасный выпад в сторону всем известной чувствительности моей нервной системы, я пытаюсь выяснить, какие мотивы у Этель с ее каломелью. Я, конечно, не психолог, но она, полагаю, хочет, чтобы я все терпела; чтобы меня не задевали ее бесконечные разговоры о «Тюрьме»; чтобы все было так, как ей хочется. Думаю, Этель не нравятся болезни других людей, нарушающие привычную ей жизнь; она любит все рационализировать и в принципе подозревает всех в зажатости, изнеженности и чувствительности. Еще Этель раскаивается в том, что послала мне фотографию больной обезьяны, но считает, будто если она сможет доказать, что обезьяна не больна, а просто притворяется, то это послужит оправданием. Ну не знаю. Это очень характерно и сродни методам, которые она применяет в своей музыке. Так, чтобы объяснить недостаточный успех, Этель выдумывает теории (например, о своей близости к простому народу и, как следствие, неспособности привлечь искушенных слушателей, контролирующих отрасль, поэтому Бакса149, Воганов-Уильямсов150 и других слушают, а ее нет).
8 июня, понедельник.
Сны. За последнее время у меня их было целых три. Один о Кэтрин Мэнсфилд151: мы встретились на том свете и пожали друг другу руки, сделав какие-то признания, в том числе о дружбе, но я понимала, что она мертва. Любопытное, казалось, подведение итогов того, что произошло после ее смерти.
Второй — о Дафне Сэнгер152 и о том, что она оказалась наследницей английского престола. Был там и Чарли153. Третий сон я забыла после того, как Л. зашел и сказал, что Джин Стюарт154 хочет прийти на чай. Никаких писем с прошлого вторника, кроме одной довольно формальной открытки. Залягу на дно и ничего не буду делать.
О боже — только бы никаких ссор.
Две заметки: женщина в белом, топчущая хлеб в Кенсингтонских садах; женщина индийской внешности, роющаяся в мусорном баке, — обе дикие, необычные, в поношенной одежде, на расстоянии вытянутой руки. Это было на прошлой неделе.
17 июня, среда.
В воскресенье Л. закончил первый том своей книги, начатой 10 лет назад. Осенью мы выпустим переиздание «Деревни». Его попросили выступить осенью на радио с шестью лекциями о политике155.
23 июня, вторник.
И вот вчера, 22 июня, когда, насколько я понимаю, дни начинают укорачиваться, я закончила печатать «Волны». Не то чтобы книга готова — о боже, совсем нет. Ведь потом мне придется вносить правки в печатный вариант. Эту работу я начала 5 мая, и на сей раз никто не сможет сказать, что я была поспешна или небрежна, хотя не сомневаюсь, что опечаток и ошибок там тьма.
Какое-то мрачное лето. Тучи, нависавшие над Ла-Рошелем в апреле, до сих пор висят над Лондоном. Несмотря на это, благодаря правильным решениям, мой маленький мирок был полон приключений и более стабилен, чем обычно. На Фицрой-стрит156 открылась выставка Дункана, очень содержательная и встреченная бурным восторгом. Надо спросить у Нессы, почему мы так счастливы. Клайв в Кассисе. Джулиан отрастил щетинистую бородку, как у шимпанзе, и уезжает с собранием сочинений Поупа во Францию. Сегодня вечером мы с Кристабель идем в гала-оперу. Билеты стоят по 25 шиллингов.
На днях я собираюсь дословно записать несколько бесед. Голди157 прислал Л. письмо с авторитетной похвалой его книги: новые и важные идеи, но узнаваемый и утомительный стиль. Лично я не согласна, ибо механистический стиль самого Голди, выработанный им в Греции и с тех пор существенно сглаженный, никогда мне не нравился — честнее будет сказать, что он «ненавистен» мне, равно как и его актуальность, правдоподобность и претензию на первоклассность.
Ох, уже завтра, в среду, приедет Этель, а потом мы устроим вечеринку. Такова жизнь — приходится скользить по ней. Сейчас 12:30.
24 июня, среда.
Вчера вечером мы ходили в гала-оперу158; сидели в партере, в двух рядах от сцены, с Кристабель и женщиной по имени леди Абингдон159, которая опоздала. Она вложила в свой образ целое состояние. Очень шустрая, прямая, стройная. У нее довольно ограниченный жесткий ум: ни легкомыслия, ни диапазона, ни глубины, — сплошная поверхностность. Однако она полна энергии и прекрасно знает, чего хочет. Чтобы развлечь этих несовместимых людей (Леонарда и других), Кристабель рассказывала истории о принцессе Марии160 на вечеринке у миссис Маршалл [?]: как она запиналась и нервничала; была неуклюжей в своем платье переливчатого синего цвета, напоминающем наряд старшей горничной. В антракте пришел старый выпивоха Морис Бэринг161, красный как индюк и будто бы переживший эпоху Регентства162 только для того, чтобы прояснить характер Госса, что он и сделал, вот только Эван Чартерис163 его опередил, проявив при этом большую учтивость. У него красные глаза и вытянутые лошадиные зубы. Еще была миссис Гренфелл164, чей подбородок, как сказала К. (она по-своему остроумна, особенно в таких ситуациях), не мешало бы укоротить на пару дюймов. Туда-сюда ходили люди: старухи, пышные и туго подпоясанные, словно римские матроны; девушки, напоминающие жезлы, — все в длинных платьях и крупных ожерельях с прозрачными камнями. У меня возникло ощущение традиционной английской жизни, похожей на сад с ровными рядами цветов, и церемонии, существующей уже очень много лет. Между актами мы все выходили на улицу; стояла сухая сверкающая ночь; женщины в расстегнутых накидках; затем сквозь нас протиснулась неуклюжая процессия бедных женщин с колясками и маленькими светловолосыми глазастыми детьми — они шли к мосту Ватерлоо. Я наблюдала за выражением лица леди А., пытаясь понять, есть ли у нее дети, но смогла уловить лишь мимолетное детское сожаление. Женщины, составлявшие эту аляповатую пеструю толпу, невозмутимо шли вперед. Был Том Бриджес165, галантный неотразимый одноногий генерал, склонивший голову набок; казалось, он сошел со сцены, что так характерно для выдающегося престарелого красавчика. «Он разбил немало сердец, — сказала К., — но мне он нравится». К. добавила, что ей, возможно, придется уйти до окончания «Князя Игоря», и ушла довольная своими тайными амурными делами. Леди А. удалилась, не пожелав нам спокойной ночи и даже не посмотрев в нашу сторону. Ее ногти были красными и напоминали маленькие лепестки роз. Л., читавший «Леди» [?], сказал, что это дурной вкус и что мужчинам, согласно «Леди», такое не нравится. Домой вернулись на такси. Ох, а моя прическа, кстати, с блеском продержалась весь вечер. Думаю, отныне я буду бережнее обращаться со своими волосами.
Женщина, которая ежедневно простаивает на площади около шести часов, пришла вчера с мечом, на который опиралась, и делала вид, будто читает газету. Это стало последней каплей для жителей, и мисс Талбот166 вызвала ее к себе. Она очень мило разговаривала (по словам Нелли), сожалея, что кому-то помешала, и сказала, что ждет доктора Роу из клиники, из чего мы сделали вывод, что это бывшая пациентка, у которой остались претензии167.
Кроме того, мистер Лоу [сосед?] заставил меня полчаса рассматривать какие-то шелковые чулки, и я вышла из себя, когда он предложил их за 3 шиллинга, — очень рада, что не промолчала, ибо это придало мне сил. Теперь вернусь к речи Роды. Ох уж эта книга [«Волны»]!
29 июня, понедельник.
Вчера вечером у меня родилась идея книги: воображаемое кругосветное путешествие, охота, скалолазание, авантюристы, охота на тигров, подводные лодки, полеты и т.д. Фантастика. Может, один персонаж. Отчасти это влияние слов Л., что если мы поедем в Америку, то должны не довольствоваться малым, а объехать весь мир. Арнольд-Форстер168 даже сказал: «И напиши “Орландо”, только о своем путешествии».
30 июня, вторник.
Вчера Несса передала мне портрет Анжелики169.
Вчера унижение со стороны Этель достигло своего гнусного и нелепого апогея170.
1 июля, среда.
Сегодня с нами ужинали Мэри [Хатчинсон] и Томми171, после чего пришла Оттолин172.
Мы идем на концерт Исдейлов173 в три и т.д.
В качестве свадебного подарка мисс Мэри Эштон174 Джек175 перестал платить пособие не только мне, но также Нессе и Адриану176.
Наша прибыль с учетом издательства и моей работы обеспечила мне премию в размере £860.
А теперь мне нужно подняться наверх и отыскать сентиментальное и истеричное письмо Этель, чтобы для нее же подчеркнуть самые сентиментальные и истеричные места. Тьфу — как говорят герои Шекспира177. Джон Бейли178 умер в 67 лет (что заставляет меня хотеть — нет, это скорее из-за Джека, — прочесть «О любви» Стендаля179).
7 июля, вторник.
Как же хочется отдохнуть от этих бесконечных правок (работаю над интерлюдиями) и небрежно написать несколько предложений! А еще лучше ничего не писать; гулять по холмам и беззаботно отдаться во власть ветра, как чертополох. И хорошо бы развязать тугой узел, в который завязаны мои мозги, — это все из-за «Волн».
Такое вот у меня настроение в 12:30, во вторник 7 июля, прекрасный день, и я лишь напеваю в своей голове о том, как у нас все хорошо. Л. сейчас плывет на волне славы; странно, сколько сразу к нему внимания: приглашают выступить на радио, посетить Америку, вести еженедельную колонку в «New Statesman»180. И я не завидую.
Однако я опасаюсь того, что зовется Жизнью (хотя это сильно озадачивает фройляйн Г181. Она изучает мои работы в Британском музее и не может понять, что такое жизнь, поэтому пишет мне.) Клайв вернулся и, как я сразу отметила, открыв дверь, настроен ко мне благосклонно. Например, он говорит: «Какие прелестные цветы!». Этель в свойственной ей манере раскаялась за свое письмо. То есть она пришла вчера, после почти двухнедельного перерыва, и объяснялась в течение минут двадцати, пытаясь оправдать себя. Она шесть раз подносила чашку к губам, но все время придумывала очередную фразу или отговорку и ставила чай обратно на стол. Ее рвение, искренность и жизненная сила, конечно, убедительны, хотя я рада, что твердо стояла на своем и не поддавалась. Я выкрикиваю в ее адрес ругательства, будто стреляю из пистолета. Пули отскакивают от ее крепкого старого тела с глухим звуком, как от плотной шкуры слона. Она пошатывается, приходит в себя, встает на дыбы и давит на меня своим брюшком. Я доминирую молчанием, которого она побаивается. В 18:45 Этель, наконец, уходит подавленная, как Пинки [кокер-спаниель Вулфов], по выражению Л., порывшаяся в мусорном ведре. Мы целуемся на прощание — вернее, она страстно целует меня в холле, а мисс Притчард прикрывает дверь, по-видимому, от легкого смущения. Но кому какое дело, пропела бы Этель, и за это она мне нравится.
Я читаю «Дон Жуана» [поэма Байрона] и каждые два дня проглатываю чью-нибудь биографию.
Больше мне ничего не нужно.
Как-то вечером мы долго обсуждали с Оттолин, Томми и Мэри ощущение заточения в клетке; Мэри разбушевалась как лошадь, испуганная проезжающим поездом. Хочет сбежать. Хочет найти наглеца и укатить с ним в Испанию. Почему мы ничего не делаем? Почему не меняем свою жизнь? Может, ей пожить с Л., а мне с Джеком? К чему весь этот ежедневный поток телефонных звонков? Почему бы не показать себя с другой стороны?
14 июля, вторник.
Сейчас полдень… (Приходил Боб182, чтобы попросить меня подписать бумагу о назначении Палмеру183 пенсии. Боб говорит… в основном о своем новом доме, об умывальниках, о том, что до сих пользуется свечами, когда ложится спать… Бесси184 переезжает; он собирается на месяц в Италию. Спрашивает, смогу ли я отправить экземпляр своей новой книги графу Морра185; все итальянцы — графы; однажды он проводил экскурсию по Кембриджу четырем графам… Палмер и т.д. Он переминается с ноги на ногу, снимает и снова надевает шляпу, идет к двери, возвращается, чтобы обсудить книгу Дезмонда, который украл несколько статей — ему пришло очень суровое письмо из «Putnam»…).
Еще я хотела сказать, что сейчас (тут вошла Нелли со счетом на 4ш/6п за мои туфли)…
Хотела сказать, что я закончила сцену в Хэмптон-корте186 (боже, хоть бы это была последнее правка).
Вот примерный график моей работы над «Волнами»:
С 10 сентября
по
апрель
ИТОГО
19 месяцев
Всерьез начала работу 10 сентября
1929
Закончила первую версию 10 апреля
1930
Начала вторую версию 1 мая
1930
Закончила вторую версию 7 февраля
1931
Начала исправлять вторую версию 1 мая
1931
Закончила править 22 июня
1931
Правлю печатную версию с 25 июня
1931
Закончу (надеюсь) к 28 июня 18 июля
–
Вулфы поехали на машине в Монкс-хаус после обеда в пятницу, 17 июля, а вернулись на Тависток-сквер в воскресенье.
17 июля, пятница.
Да, сегодня утром я, кажется, могу сказать, что закончила книгу. Беспокойная и вечно все теряющая, я в 18-й раз переписала вступление и пропустила несколько предложений. Л. прочтет завтра, а я открою дневник, чтобы записать его вердикт. Мое личное мнение — о боже! — трудная книга. Не помню, испытывала ли я когда-нибудь такое напряжение. Признаюсь, я нервничаю из-за Л. Начнем с того, что он будет честным, даже честнее обычного. Возможно, меня ждет провал, а я больше ничего не могу поделать. Я склонна думать, что у меня получилась хорошая, но бессвязная и нудная книга, сплошные судороги. В любом случае она трудная и сжатая, но я, по крайней мере, попробовала воплотить свою задумку, и если не смогла, то хотя бы попыталась, причем шла в правильном направлении. Я нервничаю. Может, она слишком коротка и претенциозна? Бог его знает. Я все время повторяю это, чтобы хоть немного снять груз с души, но все равно буду нервничать, когда Л. войдет, скажем, завтра вечером или в воскресенье утром в мой кабинет в саду, усядется с рукописью в руках и начнет: «Так!».
19 июля, воскресенье.
«Это шедевр, — сказал Л., зайдя сегодня утром в мою пристройку, — и лучшая из твоих книг». Он также считает первые сто страниц чрезвычайно трудными и сомневается, сможет ли их осилить любой обыкновенный читатель. Но боже мой! Какое облегчение! И я пошла гулять под дождем к Крысиной ферме187, ликуя и почти смирившись с тем, что на холме возле Нортхиза сейчас строят Козью ферму.
Вулфы поехали в Родмелл на летний отдых в четверг, 30 июля.
7 августа, пятница.
Монкс-хаус, Родмелл.
Я только что написала эти благородные слова: «Родмелл, август 1931 года». Родмелл прекрасен, но не лучше моих ожиданий. Кто еще во всем Сассексе может сказать такое? Погода самая разная; река разливается; лодка плывет; громкоговоритель, фотоаппарат, электрическое освещение, холодильник — вот так я перечисляю материальные блага, которые, стоит подчеркнуть, не имеют, в сущности, никакого значения188. И все же они есть, например моя просторная комната, в которой я просыпаюсь и ложусь спать, после того как пересеку сад с бледными в свете наших ярких фонарей цветами. Мы были в Оаре, но если сравнивать, то наши края мне нравятся больше. И я не обращала особого внимания на Сидни189, за исключением того, что он у Христа за пазухой, — странное чувство, будто его окружает маслянистая атмосфера спокойствия. Потом я подсела к Томми. Боже, какие прочные у меня корни, какой сильный фонтан неистовой индивидуальности — они полощут в нем ноги, Несса и Томми; заставили меня позировать с двух до четырех целых шесть раз, и я чувствовала себя согнутым куском китового уса. Это было забавно и даже интересно, но в то же время я кипела от ярости. Т. опаздывал. Не мог поменять свои планы и т.д. А мне приходилось тащиться по пыльным улицам.
Ужинали с Розамундой Леманн190 и лордом Дэвидом; она мне понравилась, и, наконец, наконец, наконец-то, в четверг 3-го мы сели в машину, захлопнули дверцы и уехали. До сих пор приятно вспоминать. Утром я в шутку начала писать «Флаша», чтобы разгрузить мозги, закрученные «Волнами» в тугой узел; Л. готовится к выступлению на радио и исправляет гранки; никаких гостей, кроме Беллов; никто не звонит, не приходит сообщить, что ужин готов, и не суетится на кухне. Энни191, собранная, аккуратная, проворная, управляется со всем к трем часам; вспомнила, что мне надо пойти и поставить пирог в духовку. И свет, и тени, и прогулки — сегодня до Нортхиза и обратно через пустошь; я почти смирилась с розовато-серым уродством на фоне Телскомба. Козья ферма не так уж и бросается в глаза, как могло бы быть. Правда, однажды я пришла в ярость от Уэртинга192 и миссис Вулф193 с ее внезапной игривостью, очаровывавшей торговцев бриллиантами в 1870-х. Как странен этот внезапный всплеск сексуальности у восьмидесятилетней женщины! Как отвратительно ее дешевое заигрывание с мистером Леггом [неизвестный], который арендовал специальный автомобиль и возил ее в Павильон194. «Мило, а?» — рассмеялась она, как будто вернулась на полвека назад и побывала на пляже с другими еврейками. Такое вот ощущение. А потом видишь ее старой, румяной, разодетой и расфуфыренной, требующей развлечений, удовольствий, пирожных, поездок — но довольно! Я написала эти слова прошлым летом, а нынешним все закончится одним огромным семейным чаепитием числу к 25-му.
Прекрасные изгибы ползущих серых облаков195 и длинные сараи; Вита пишет сегодня утром о письмах КМ196 и говорит, как она тоскует в своем саду по всем поэтам, но это уже прошлое; тем временем Гарольд ушел из «Standard»197 и, говорят, собирается устроиться редактором новой утренней газеты. «А ты меня любишь?» — спрашивает она.
10 августа, понедельник.
Нет, не позволю я этому дню быть плохим, хотя по всем признакам он именно такой. Сначала спор с Л. за завтраком по поводу встречи с его семьей — обычная ожесточенная перепалка, из-за которой я лишилась своей коробки [?]; затем началась головная боль, отчасти вызванная Чарльстоном198, где нам было очень весело, я раздавала подарки, а потом ввязалась в очередной жалкий и мрачный, изысканно неловкий диалог с Рэймондом; должна ли я пригласить его в гости или не должна? Несса пригласила, хотя у нее есть Роджер, а будет еще и Джин199. Теперь и мы пригласили Роджера, а я сижу в своей пристройке этим бледным пасмурным утром и не могу продолжить писать «Флаша» из-за головной боли; завтра мы поедем в Лондон, и мне надо начать исправлять первые гранки200 «Волн», чем, возможно, и займусь после дневника. Нет, говорю я, не позволю этому дню быть плохим. Но каким образом? Спокойствие и контроль. Поем яблок, посплю после обеда. Вот и все. А теперь — «Волны».
Сейчас 10:45, я прочла первую главу «Волн» и не внесла никаких правок, кроме двух слов и трех запятых. Да, по крайней мере написано точно и по существу. Мне нравится. В кои-то веки мои гранки не будут исчерканы вдоль и поперек. Мое детище растет, и я думаю: «Преодолеваю одну преграду за другой… Мы пригласили Рэймонда. Я преодолеваю море, несмотря на головную боль, несмотря на горечь… А еще, возможно, я получу коробку [?]». Теперь немного попишу «Флаша».
15 августа, суббота.
Меня уже трясет — занимаюсь гранками. Могу читать лишь несколько страниц за раз. Так было и в процессе написания — бог ее знает, есть ли у этой отпечатанной экстатичной книги хоть какие-то достоинства. Отмечу здесь лишь то, что я чувствую вибрации; получаю бурные впечатления от Роджера, Рэймонда, Сивиллы201, Виты. Вчера Сивилла напросилась в гости, а я только и гадала, какое удовольствие она получила от двухчасового пересказывания собственных бесплодных сплетен?! Она и на холмы-то взглянула лишь раз. Самое худшее в Сивилле то, что в ее поступках все время ищешь какой-то мотив. «Я пытаюсь доказать, что я женщина, которая любит свою страну». Нет ощущения, что Сивилле по-настоящему что-то нравится, как, например, Вите, когда она любуется видом и не может вымолвить ни слова. Сивилла окидывает взглядом столы и стулья, как сорока в поиске блестящих вещей — фактов, которыми она поделится с кем-то еще. Никогда почти не позволяет себе быть самой собой, а я иногда грешу этим. Затем, уже стоя в дверях, она попыталась заставить нас пригласить ее остаться. Я сопротивлялась. «Зачем ей это?» — спрашивала я себя. У Гейджей202 она уже была и тоже, полагаю, напрашивалась остаться. Как видите, общество Сивиллы не наводит на возвышенные мысли, не вызывает ярких чувств, а лишь заставляет красоваться. Старушка Вита, лохматая и упрямая, пишет очередной роман, но относится к нему так же беспечно, как и всегда. Эдди203 в письме поносил книгу «Вся страсть ушла». Она была раздосадована; затем порвала его письмо. 1 октября Гарольд запускает новый журнал «Action»; два пенса за номер. Холодно и сыро; включаем свет за обедом; кошка окотилась в угольной яме; соседская породистая сука спаниеля умерла при родах. Влажный ветреный август, самый холодный за последние 14 лет; фермеры жгут сухую траву. Тем временем страна переживает кризис. Назревают великие события. Мейнард204 посещает Даунинг-стрит и распускает сенсационные слухи. Значит ли это, что мы живем в кризисе? Не суечусь ли я понапрасну? Не будут ли следующие поколения с ужасом обсуждать наше затруднительное (финансовое) положение?205 Порой мне кажется, что мир в отчаянии, и я тогда иду прогуляться по холмам. Вчера вечером, после ухода Сивиллы, после грома и дождя, особенно странных, нежных и мимолетных, я стояла у ворот и смотрела, как туча над холмом Эшема вспыхивает словно изумруд, коим она и является. А остальные холмы вокруг скрылись в тумане.
16 августа, воскресенье.
Я действительно должна извиниться перед дневником за то, что использую его в качестве оправдания своего безделья; сегодня утром я вычитывала гранки, последнюю главу, но полчаса спустя поняла, что должна остановиться и дать своему разуму отдохнуть от напряжения. Я не могу писать «Флаша», потому что выбрала неправильный ритм. В «Волнах», как ни крути, есть напряжение и плотность, раз уж книга так напрягает мои мозги. А что скажут рецензенты? А мои друзья? Наверняка ничего нового.
Л. занимается алфавитным указателем имен и печатает в доме фотографии, которые мы проявили вчера вечером.
Причина, по которой Коулфакс ужасно скучна, заключается в том, что она никогда не чувствует и не думает самостоятельно. Вот почему я умру от скуки, если она проведет здесь хотя бы одну ночь. Кроме того, она вечно собирает факты о людях, причем не из интереса, а из любопытства. И поэтому не стоит больше посещать такие места, как Аргайл-хаус, ведь вас будут звать снова и снова*.
Думаю, это хорошая идея — писать биографии; оттачивать способность точно передавать реальность; и использовать свои романы просто для поэтичного самовыражения. «Флаш» вполне служит этой цели.
Вчера у нас был абсолютно счастливый день. Я набрала [шрифтом] несколько стихотворений Дэди206 в своей новой комнате; гуляла по пустоши. Л. обрезал яблони; день был чудесный — эта переменчивая погода необычайно капризна, но красива. Более прекрасной погоды мне и не вспомнить. Я в затруднительном положении из-за Этель, которая со всей настойчивостью напрашивается к нам в гости. Когда люди вроде Г.Л. Дикинсона, отталкивают нас, мы испытываем сначала шок, а потом поразительное облегчение. Есть ли хоть кто-то, кто не хочет нас видеть? По словам Этель, наша популярность как у королевской семьи. Она разозлила меня тем, что сказала леди Крейк207, будто я живу в декорациях и являюсь затворницей. А теперь, увы, мне надо вернуться к Бернарду (и его реакции на смерть Персиваля208).
Одно из высказываний или упреков Сивиллы: «Ах, если бы только мы с Артуром209 могли позволить себе загородный коттедж», — при этом за дверью ее ждал «Rolls-Royce»210 с шофером.
* Сегодня, в среду [19 августа?], эта бедняжка прислала жалостливое письмо о том, какое раньше было лето, о своих сожалениях и о том, как, несмотря ни на что, они с Артуром сполна получили удовольствие, а встреча с нами, пускай и вызвала ностальгию, все же утешила ее.
17 августа, понедельник.
Ну а сейчас, на часах примерно 12:30, я внесла последние правки в гранки «Волн»; завтра они отправятся в печать и никогда, никогда больше, надеюсь, не вернутся ко мне на прочтение.
19 августа, среда.
Гранки в типографии со вчерашнего дня, и больше я их не увижу.
1 сентября, вторник.
Несколько дней постельного режима, головной боли и неодолимой сонливости, которая накатывала на меня, пока я пыталась читать «Джудит Пэрис», а затем «Айвенго». Заметка о «Джудит Пэрис»211: этой книге место в лондонском музее. Хью выпрыгивает из штанов от напускного энтузиазма — коллекция ярких бусинок на память, разрозненных. Почему? Нет никакого связующего чувства — лишь «я такой энергичный, такой выдающийся, такой творческий». Написано, конечно, довольно грамотно и сдержанно, но у слов нет опоры. Банальная мешанина из ярких образов — пыль, которую хочется смахнуть.
Заметка о Скотте212. Пустой блеск. И я уже знаю, что этот персонаж (забыла его имя) попадет в цель. В общем, я не в восторге. Удивительно, что мой отец серьезно относился к этой сцене213. И все же что-то в книге есть. Искреннее желание развлечь читателя, время от времени разбавляемое (как же редко!) ощущением глубины — да и то в юморе. Ровена, Ревекка [персонажи «Айвенго»], искусственная красота — бутафорские драгоценности мадам Тюссо214. Интересен сам дизайн — все плоское, размалеванное. Но у меня как будто бы больше доверия и симпатии к Скотту, чем к Хью. Поднимается вопрос морали: что все мы моралисты, но принципы наши переменчивы. Мой гнев из-за того, что Скотт не такой уж сильный, отчасти связан с кризисом в Англии этим летом (если его вообще назвать летом).
Сегодня утром — я еще была в ночной рубашке — мужчина пришел класть плитку Нессы в верхней комнате. Л. в Лондоне. День рождения Джойс215. Жаркое сентябрьское утро. Слетаются грачи, воркуют.
3 сентября, четверг.
Я встречаю этот день — последний день отпуска — с очень хорошими результатами. Мой разум снова спокоен и плодотворен, а я чувствую себя посвежевшей и свободной, появились силы общаться. И я уже не содрогаюсь при мысли о какой-нибудь встрече. Странно, как я упиваюсь отдыхом; как становлюсь сухой и безжизненной, а потом напитанной и энергичной. Кстати, елизаветинская проза великолепна, и это все, что мне сейчас любо и дорого. Вчера вечером я «купалась» в Деккере216 как в родной стихии. Конечно, он намного благороднее Скотта и писателей XVIII века. Мы слушали концерт Баха217, когда над горой Каберн сгущались пурпурные тучи и сверкали молнии, озаряя меловой карьер бледным сиянием. В какой-то момент гнедые лошади бросились врассыпную, дико брыкаясь своими длинными ногами. Хуже всего то, что мои мозги напитываются слишком быстро — переполняются. В ожидании завтрака я сегодня утром читала Монтеня218 и нашла пассаж о страстях женщин, их ненасытности, и тут же противопоставила его замечаниям Сквайра219, придумав на ходу целую главу «Стука в дверь» [«Три гинеи»] — или как это назвать? — как раз в тот момент, когда я собиралась отвлечься и предаться размышлениям о втором томе «Обыкновенного читателя» и елизаветинцах. Нет писем ни от Виты, которой я писала, лежа в постели, ни от Нессы, которой я отправила £50. Несколько писем от американских безумцев, которым я должна ответить. Должна ли? Вряд ли. Написать ли мне «Во что я верю» для американского журнала «Nation»220? Нет. Но во что же я верю? Другие люди думают об этом. А я почему нет?
Так о чем я говорила? Как же меня разозлила насмешка Дезмонда над миссис Дэллоуэй и ее витанием в облаках221. Вдохновилась написать несколько слов о творческом процессе самого Дезмонда, но это, я полагаю, никогда не появится в прессе. О его светскости, учтивости и благопристойности как писателя; о мягкости и податливости. Его аудитория — дамы и джентльмены на чаепитии. О его робости. Как он все укутывает во фланель (Браунинг222 сказал это о холодном парижском утре). В моих словах о Дезмонде есть правда, а не одна только злоба. Есть еще его нелепые колебания и нервозность как автора по поводу публикации. Вечная снисходительность. Его теперь уже постоянная сутулость. Его в плохом смысле слова отстраненность. Я имею в виду, что он никогда не трогает крапиву голыми руками — всегда в перчатках. Его болтливость. Ну, буду надеяться, что все его восемь томов провалятся и он не сможет заплатить налоги, а Майкла223 съедят леопарды. Тогда я встречусь с ним, и на глазах у меня будут слезы. Однако порицание и даже похвала Дезмонда угнетают сильнее, чем откровенный гнев Арнольда Беннетта, лишающий меня жизненных сил.
Открыла дневник еще раз, дабы зафиксировать, что сегодня 3 сентября. Битва при Данбаре224, битва при Вустере225 и смерть Кромвеля226. Тяжелый ветреный пасмурный день с редкими проблесками солнца, но дождя нет. Странно, что я до сих пор помню слова отца, сказанные в Сент-Айвсе в этот самый день, и всегда вспоминаю их, когда пишу в дневнике 3 сентября, обычно что-то простое и понятное227.
15 сентября, вторник.
Я пришла сюда, дрожа от ощущения полного провала. Я имею в виду «Волны»; Хью Уолпола, которому книга не нравится*; Джона Л., который собирается написать о том, насколько она плоха; и Л., который обвиняет меня в чувствительности, граничащей с безумием. Я имею в виду, что у меня острая депрессия, и я уже чувствую на языке до боли знакомый привкус слов «борись, борись!»228. Неважно. Здесь мне не нужно скрывать буйство своих чувств. Господи, как не хочется, чтобы Хью носился по Лондону и говорил всем, что новый роман ВВ — это разочарование; книга ни о чем, хотя и прекрасно написанная. Не добавить ли мне тогда, что думает Брейс229… Ладно, лучше постараюсь отказаться от взвешивания противоположных мнений. Как бы то ни было, в моей голове сплошные книги, а я, видит бог, старалась говорить правду и, как бы напыщенно это ни звучало, выжимала ее капля за каплей из своего разума. Так что я, по сути, не в ужасе, но чувствую, что «Волны» ознаменуют крах моей репутации.
* Все так: Хью написал, что считает роман «нереальным», но он его взволновал230.
16 сентября, среда.
Ох, а сегодня утром я «как пчела в цветах плюща»231 — не могу писать в свое удовольствие. Джон [Леманн] говорит: «Но мне роман понравился, действительно понравился; я был глубоко впечатлен и поражен тем, как в нем раскрыт совершенно новый метод… Мне кажется, что разница между этим романом и поэзией невероятно тонка и условна. Вы каким-то образом сочетаете скорость прозы и насыщенность поэзии…». Еще он сказал, что роман очень трудный и т.д. Но вот мой разум разгорячен и затоплен, и я тут же вдохновляюсь на написание «Письма к молодому поэту»232.
Боже, что за непостоянство — нет, волна эмоций во мне.
19 сентября, суббота.
Последние несколько дней были просто райскими — наконец-то немного тепла; и теперь, закончив книгу, не испытывая особого беспокойства и выслушав изысканное мнение Джона, я спокойна; о, а еще я гуляю и хочу пожаловаться на два уродливых бунгало на вершине холма. Именно. Причем навечно изуродовал эти холмы наш «потенциальный кандидат от лейбористов» [Ф.Р. Хэнкок]. Моего голоса он не получит. Я погрузилась в мечты о доме далеко отсюда, где-нибудь в Дорсете. Но как же я счастлива! Как спокойна и сладка жизнь с Л. здесь, в ее размеренности и порядке, и сад, и комната по вечерам, и музыка, и мои прогулки, и то, как я легко и здорово пишу о Донне233 по утрам, и будто бы все стихи обо мне. Я начала запоем читать поэзию — купила Скелтона234 в Танбридж-Уэллсе235. А в один прекрасный жаркий день мы ездили к Исдейлам и видели чучело волка; сейчас мне надо переодеться для вечеринки по случаю дня рождения Анжелики236. Вчера на чай приезжали Джордж и Маргарет [Дакворт].
21 сентября, понедельник.
Я пишу о Донне, а сегодня утром мы «отказались от золотого стандарта237». Мейнард и Кан238 будто вступили на тропу войны. Мы сидели и обсуждали экономику с политикой. Охрана на посту: Тауэр в безопасности (это шутка М.). Телефон все время звонит; газеты вышли с опозданием. Мы разошлись, и вот я пишу о Донне. А что еще, спрашивается мне делать, когда мы можем разориться; лучше бы все писали о Донне, тогда, быть может, мы бы не отказались от золотого стандарта, — такова моя версия величайшего кризиса и т.д. и т.п. — болтовня, кудахтанье кур, которые золотых яиц не несут.
22 сентября, вторник.
Мисс Холтби говорит: «Это поэма, причем более цельная, чем любая другая ваша книга. На редкость утонченная. Она трогает душу, пожалуй, даже сильнее, чем “На маяк”». И хотя я записываю эту фразу, потому что она отображает кривую моих эмоций — боже, как все плохо было на прошлой неделе, а потом случился накал чувств, — сейчас все стабильно. Полагаю, мне больше нечего бояться, ведь люди только и делают, что повторяют одно и то же. А я быстро забываю сказанное. Чего я действительно хочу, так это услышать, что книга солидная и что-то значит. Что именно она значит — я не пойму, пока не напишу следующую. Я будто кролик, который далеко впереди гончих — своих критиков.
27 сентября, воскресенье.
Лин [Ньюмен] и Кингсли Мартины239 в доме, а я прокралась сюда, чтобы, как я говорю, писать письма. Разговоры действуют мне на нервы, и затылок начинает болеть. Еще к нам приезжали Исдейлы240. «Мистер И. был одним из тех ревнивых джентльменов, и поэтому он бросил меня». Молчание с моей стороны. «Я была очень молода и должна была занять более жесткую позицию». «Как ужасно, что такая дружба оборвалась!» — сказала Джоан. И мы прогулялись по саду.
Этель, должно быть, в прекрасном настроении. В целом «Губителей» хвалят, причем искренне241. Я отравила телеграмму, так как не хочу писать. Мать Дотти242 умерла. Вита уезжает с ней за границу. Мы выпустим книгу 8-го, несмотря на всеобщие выборы, ведь я все равно не жду, что она будет продаваться243.
30 сентября, среда.
В этот последний вечер [в Родмелле] я пришла в кабинет, чтобы навести порядок в бумагах. Все в нежных сумерках; на краю сада горят желтые георгины Л. Ясным осенним днем я побывала в Эшеме, на нашей дорожке, по которой мы гуляли в ночь нашей свадьбы. Помню, как гордилась своим новым почтовым ящиком! Но все кончено, я имею в виду лето, и я сожалею об этом, хочу остаться и успокаивать свой разум (тут пришло маленькое жалкое письмецо) елизаветинскими поэтами. Вместо этого мы завтра уезжаем, и разве ускоренное сердцебиение не свидетельствует о том, что напряжение, связанное с «Волнами», друзьями, рецензентами, продажами и т.д., натягивает во мне струну, на которой многие люди будут легкомысленно бренчать этой зимой. Ничего не поделаешь: так всегда бывает после выхода книги.
Она выйдет уже через неделю. Но я не чувствую себя такой беззащитной, как обычно, ведь я уже получила три отзыва и едва ли меня удивят разнообразием похвал и порицаний. Я должна определиться с планами на осень и линией поведения; заняться спокойной работой и не переутомлять себя встречами с людьми.
Но сейчас я твержу, что лето закончилось — мокрое, изнурительное, часто испорченное головной болью, — таким был август. Сентябрь лучше. Как же я была счастлива, когда писала о Донне здесь, наверху; когда десятки раз гуляла в одиночестве; и в какую ярость пришла в тот день, когда обнаружила на холме это уродливое строение, которое назвала «ужасом Хэнкока», а потом мы много-много раз играли в буль, и случился великий финансовый кризис, а потом поездка к Дотти и Исдейлам, да еще грандиозный калейдоскоп разговоров, который я пережила молча, то есть не присоединяясь и не ища удовольствия от бесед, в конце прошлой недели. В гостиной стоят корзины, полные яблок, и их все больше, а я должна всерьез заняться уничтожением и приведением в порядок своих бумаг за два месяца.
5 октября, понедельник.
Тависток-сквер 52.
Заметка: я вся трепещу от удовольствия и никак не могу продолжить «Письмо к молодому поэту», ведь только что позвонил Гарольд Николсон и назвал «Волны» шедевром. Ох! Значит, все было не зря. Я имею в виду, что эта идея, которая пришла ко мне здесь, оказывает влияние и на других людей. Сейчас выкурю сигарету и успокоюсь.
8 октября, четверг.
Что ж, продолжу свой эгоистический дневник: я не очень-то волнуюсь, нет. И хотя я держусь подальше от всех этих разговоров, ведь «Волны» — это, как ни крути, мое приключение, путешествие в одиночку, все же старое доброе ЛПТ, которое подмигивает, улыбается и покровительствует мне, — длинная, особенно для ЛПТ, добрая и откровенная рецензия, — не очень-то меня волнует. Как, впрочем, и рецензия Гарольда в «Action»244. Да, в какой-то степени; конечно, я была бы несчастна, если бы меня раскритиковали, но мне, слава богу, это, похоже, не грозит; к тому же мы ужасно устали от людей и посылок.
Не знаю, хорошо это или плохо, но я чувствую отстраненность — в том смысле, что «Волны» совсем не такие, как о них говорят. Странно видеть (в «Times») похвалу в адрес моих персонажей, которых по моей первоначальной задумке вообще не должно было быть. Но я вымотана; хочу пустошей, холмов и спокойного пробуждения в своей просторной спальне. Сегодня вечером выступление [ЛВ] на радио; завтра — Родмелл. На следующей неделе мне придется терпеть шум.
9 октября, пятница.
В самом деле, эту непонятную книгу принимают лучше, чем любую другую. Приличная заметка в самой «Times»245 — впервые меня отметили. И книга продается — вот уж неожиданность, и как странно, что люди читают такую сложную вещь.
14 октября, среда.
Заметка. Со времен «Волн» мой разум не выносит напряжения при писательстве, которое требует ограничений. У меня даже мышцы напряжены. Вот почему я отложила Донна и решила отметить, что по продажам «Волны» обошли все мои книги: продано почти 5000 экземпляров, и мы печатаем еще246; письма пока только от Хейворда247 и Этель. Никто из тех, кому я отправила книгу в подарок, не ответил. Это молчание всегда длится неделю-другую. Рецензии, похоже, самые благоприятные. Как-то так. Вите роман показался ужасно скучным, по крайней мере первые 100 страниц. «Что мне сказать Вирджинии? Нет сил читать до конца». Звонит Дотти. «Никак не могу дочитать». Два часа спустя: «Уже лучше». И все же Вита считает роман невероятно интеллектуальным: «Все как будто сказано одним человеком; глубокое одиночество души; никогда не полюблю так, как другие…». Боже мой, я потратила целых двадцать минут на то, чтобы набросать текст о кухарках248 — настолько мне нужны рассредоточенность и веселье. Ох, какая это была пытка! Теперь же все навалилось разом. У меня буквально болит голова, а причин тому слишком много: например, я постоянно представляю себе «Дерево» [?]. «Помогите, помогите, остановись, хватит! — взываю я к своему разуму. — Не мучай меня больше». Сегодня вечером «Губители» и ужин с Витой, Л. и Этель в «Эйфелевой башне»249.
15 октября, четверг.
Разговор вчера вечером. Штулик в «Эйфелевой башне». Разговор о Шницлере250: «Говорю вам, он принес сюда шесть картофелин и мешок муки». Он сказал: «Отдайте их моим людям. Мне они не нужны». Подумать только, шесть картофелин и мешок муки. Он сказал: «Мой народ голодает. Мне не нужны ваши подачки…».
Этель Смит: Но они и слышать не слышали о Шницлере. Мы не музыкальны… Англичане не творцы. Вы принадлежите к той единственной расе, где каждый встречный на улице — музыкант.
— Конечно, они слышали о Шницлере… И он сказал: “Возьмите — мне они не нужны. Отдайте их голодающим.” Шесть картофелин и мешок муки.
У Штулика была чуть ли не истерика и к тому же легкое опьянение:
— Мое сердце заколотилось, когда я увидел, как вы вошли (он кланяется мне, приложив руку к сердцу)… Прошло много лет с тех пор, как вы приходили сюда — вы жили на Бедфорд-сквер, в студии, еще там была леди Отто [Оттолин Моррелл], она тоже приходила… Но у меня чуть сердце не выпрыгнуло, сэр, когда я увидел вас после стольких лет. Вы вошли в зал, и я почувствовал…
При этом он так корчился, будто плыл со скрещенными на груди руками. В углу сидели Рекс Уистлер251 и Малкольм Баллок252. Этель, одетая в бледно-голубое платье и белые туфли с пряжками, рассказывала о «Парсифале»253 и нашей ссоре. Местами «Губители» энергичны и даже красивы; активны, абсурдны, экстремальны; чувствуется молодость, словно какая-то песня Этель рвалась наружу, но была задушена.
17 октября, суббота.
Еще заметки о «Волнах». Продажи за последние три дня упали до примерно пятидесяти книг в день — после того грандиозного скачка, когда мы продали сразу 500 штук, но шумиха, как я и предсказывала, быстро утихла. (Но я вообще не думала, будто мы сможем продать больше трех тысяч штук.) Происходит следующее: читатели библиотек не могут дочитать до конца и отсылают свои экземпляры обратно. Итак, я предсказываю, что продажи теперь будут идти ни шатко ни валко, пока не достигнут цифры в 6000 экземпляров, а затем почти остановятся, но не полностью, ибо книга была встречена, цитирую стандартные фразы без всякого тщеславия, аплодисментами. В провинции ее читают с восторгом. В общем-то я, как сказал бы Л., тронута. Неизвестные провинциальные рецензенты почти единодушно говорят: «Вот миссис Вулф выпускает свою лучшую работу, которая не может быть популярной, но мы ее все равно уважаем и находим “Волны” захватывающей книгой». Я действительно рискую стать ведущей романисткой, причем не только среди интеллектуалов. Книга действительно читается очень медленно — не только Вита и Дотти находят первые 100 страниц невероятно скучными, — ведь я пока (спустя 10 дней после публикации) получила лишь три письма о ней. Восторг Нессы — самое яркое пятно254. Если честно, низкие продажи оказали благоприятное воздействие, укрепив и успокоив меня, так что я могу вернуться к работе и уже не испытываю трепет, хотя и ожидала абсолютного успеха. Над чем же мне поработать? Вокруг витает множество идей.
20 октября, вторник.
Вчера я неслась на всех парах и проработала елизаветинцев. Хочу написать главу под названием «Некоторые елизаветинцы»255 в качестве вступления ко второй части «Обыкновенного читателя».
Вчера вечером меня навестил Питер Лукас. Нет, он не прочел «Волны», зато написал эпос. Он вечно трудится в поте лица, будто шахтер, покрасневший; эгоистичный; милый, обаятельный, бойкий, жесткий, ненаблюдательный; не писатель, имею в виду я, хотя настроенный писать и даже ставящий в театре пьесу256. Обе наши книги идут с трудом, но у Л., как мне кажется, семимильными шагами, будто слон сквозь подлесок. Ласки257 говорит, вторя другим рецензентам, что это шедевр. Мы же, авторы шедевров, сохраняем спокойствие и просто получаем удовольствие. Например, в прошлую субботу (осень все глубже) мы ездили на автомобильную выставку и по достоинству оценили машину «Star»258, которую могли бы и купить, если бы захотели. Неожиданная смена темы. Лотти осталась без работы, а у миссис Хант259 нет никаких вакансий. Как же все изменилось за последние два-три года!
О, эта небесная синева в световом люке — дай бог, чтобы она продержалась до выходных, когда мы поедем в благословенный Родмелл. Понемногу присматриваюсь к домам и подумываю о переезде. Все дома меркнут в сравнении с нашим. Меня попросили стать крестной матерью дочери Ноэль Ричардс260, которая, однако, отказывается от приглашения на ужин. Выборы идут полным ходом. На днях у нас ужинали Пломер и Добри261. Он посредственный проныра; его дед — ростовщик из «Ярмарки тщеславия»262.
23 октября, пятница.
Ох, как же я бы несчастна, подавлена и разочарована — это не преувеличение — из-за того, что ЛПТ уделили книге «После потопа» всего полколонки, причем в ней сплошное принижение263. Но не то чтобы я переживала дольше секунды по поводу вымещения их политической злобы на книгах, с которыми они не согласны. Однако Л. говорит и искренне верит, что это ставит крест на книге — да, именно так он и считает. Говорит, его десятилетний труд псу под хвост и продолжать нет смысла. Аргумент Л. заключается в том, что он написал книгу для широкой публики, которая, увы, находится во власти библиотекарей, а те в свою очередь ориентируются на ЛПТ, и ни один библиотекарь не посоветует читателям тратить 15 шиллингов после такой рецензии, поэтому, сколько бы Ласки и другие эксперты ни рукоплескали, что они и делают в серьезных еженедельниках, его книга мертва, а время потрачено зря. Остается только аудитория экспертов, а их не так много, поэтому продажи не достигнут и пятисот экземпляров за 6 месяцев и т.д. Я, со своей стороны, считаю, что это очень любопытный и наглядный пример психологии Л. В воскресенье он сказал мне, что этому суждено было случиться, — и все же мы редко бывали счастливее, чем сейчас, — правда, он ожидал целую колонку оскорблений или даже полторы, но никак не половину. Но эти аргументы, которые мы обсуждали и разбирали, осмелюсь сказать, часов шесть, гуляя по площади и сидя у камина, совершенно выветрились у меня из головы. Все дело в его странном пессимистическом нраве — это что-то более глубинное, чем разум, удушающее и запутанное, с чем невозможно справиться. Грипп оказывает точно такой же эффект, то есть высвобождает иррациональное уныние, которое я замечаю у всех Вулфов и связываю с многовековым угнетением. Мир против нас и т.д. Ну и как им смеяться над половиной колонки? И когда я сегодня утром неосторожно сказала: «На меня написали рецензию в “Manchester Guardian”264», — Л. ответил: «Длинную?». И я, чувствуя себя матерью несчастного, обиженного маленького мальчика, ответила: «Да». Боже, что за люди!
За окном льет как из ведра; поедем ли мы в Родмелл?
30 октября, пятница.
К счастью, этот «недуг» Л. прошел. Вмешались другие события, и похвалы, и продажи, и всеобщие выборы, в результате которых в парламент прошли, кажется, 26 лейбористов265. Я пошла к Джеймсу266 узнать результаты и оказалась в разгоряченной толпе гостей (Нина Хэмнетт267 была пьяна); у меня разболелась голова. Вчерашний семейный ужин Вулфов268 только усугубил эту боль. Не могу ни читать, ни писать. Вчера мы сделали предложение о покупке Гордон-сквер 47 — дома, в котором можем встретить старость и смерть, ибо это аренда на 24 года. Странно снова бросать якорь. Я пишу заметки, чтобы поддерживать целостность дневника, но комментировать их нет сил.
16 ноября, понедельник.
Нет, мы не будем жить и не умрем в доме 47 [по Гордон-сквер]. Арендодатели «Bedford Estate» против размещения там издательства; это создаст прецендент; машины вечно будут перегораживать парадный вход. Неожиданно любезный мистер Аптон269 сказал нам, что мы можем остаться здесь и после истечения срока договора; часть площади планировали снести под застройку, но с экономикой сейчас все плохо, а к нам они относятся с уважением. Так что мы остаемся как минимум на год. Сомневаюсь (шепчу украдкой), что с Джоном будет лучше, но боже мой — я ведь хватаюсь за любую возможность сбежать. От чего? Куда?
Я обескуражена; была в Сити и видела церковь Святого Варфоломея. Вернулась и ждала Виту. Ей пришлось везти Дотти в дом престарелых, поэтому она не приедет; вечер испорчен, и я никак не могу успокоиться. Что будет с Лотти, которая никак не найдет работу? Звонит Несса. Возьмет ли Клайв ее [Лотти] к себе? Читаю книгу Клайва270.
Сейчас я доставлю себе удовольствие — доставлю ли? — и процитирую пару строк из написанного по собственной инициативе письма Моргана271, посвященного «Волнам»:
«Думаю, я напишу другое письмо, когда перечитаю “Волны”. Я отнесся к книге с вниманием и говорил о ней в Кембридже. Трудно выразить свое отношение к произведению, которое кажется важным, но я испытал такое же волнение, какое испытываешь при встрече с классикой»272.
Рискну сказать, что его письмо доставило мне куда больше удовольствия, чем все остальные о любой моей книге. Да, так оно и есть, ведь это от Моргана. По крайней мере у меня есть повод думать, что я права и могу продолжить свой очень одинокий путь. Сегодня в городе я думала о другой книге — о лавочниках и трактирщиках, со сценами из их обыденной жизни, — и мнение Моргана только способствовало моим размышлениям. Дэди тоже согласен273. О да, думаю, между пятьюдесятью и шестьюдесятью я напишу еще несколько очень необычных книг, если доживу. Я имею в виду, что воплощу наконец-то в жизнь именно те формы, о которых постоянно думаю. Долгий же путь пришлось преодолеть, чтобы достичь этого момента, если считать, что «Волны» — первая книга, написанная моим собственным стилем!
Отмечу курьез моей литературной биографии: я старательно избегаю встреч с Роджером и Литтоном, которым, полагаю, «Волны» не понравились. Подозреваю, что неудачной мою книгу называют также Оттолин, Коулфакс, Мэри и Кристабель. Лорду Дэвиду она не нравится, как и Хью Уолполу. Я сижу здесь, в своей крепости, и старательно избегаю встреч с Роджером и Литтоном. Почему мне кажется, будто они враждебно настроены по отношению ко мне из-за «Волн»? Маловероятно, невозможно; я невзлюбила Литтона за то, что он написал о королеве Елизавете274. Помню-помню275.
Но какое же счастье…
Сегодня я подумала, что мало кто на Чипсайде276 может сказать: «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сегодня мы с Л. будем ужинать одни». Но потом без всякой, разумеется, причины Л. молчит и грустит за чаем; Вита не приезжает; я не могу найти общий язык с Филипом Сидни277; и вот на мою идеальную жизнь падает тень. Сейчас Л. печатает, и ужин, возможно, будет именно таким, как мне хочется. А если нет, то мое счастье слишком велико, чтобы его омрачать. [Добавлено позже] Но ужин был очень хорош.
Я очень усердно (по-своему) работаю над тем, чтобы привести в порядок две длинные статьи о елизаветинцах для нового «Обыкновенного читателя»278; затем пройдусь по всему списку имеющихся статей. В глубине души я чувствую, что могу изобрести новый подход к критике, гораздо менее строгий и формальный, чем в этих статьях из «Times». Однако в данном томе я должна придерживаться старого стиля. И как, интересно, это сделать? Должен же быть какой-то более простой, утонченный и точный способ писать о книгах, как о людях, — вот бы найти его.
[Добавлено позже] (Продано более семи тысяч экземпляров «Волн». «После потопа» хорошо продается.)
Если открыть заднее окно, там всегда кто-нибудь играет на концертине279 — что-то вроде волынки с гармошкой. Это напомнило мне, что каждое утро, перед тем как заняться Харви280, я пишу страницу того, что сейчас называется не то «Дневник», не то «Календарь», и подробно фиксирую размышления, и когда-нибудь опубликую их в квадратном тоненьком томике с серой бумажной обложкой — что-то вроде календаря с мыслями на каждый день.
17 ноября, вторник.
Да, я открыла дневник и забыла, что хотела записать. Что же? До обеда еще полчаса. Туманное утро; звонит Вита, и я рассказываю главным образом свой сон, в котором она демонстративно покинула с кем-то вечеринку в маленьком доме, в котором я собиралась переделать комнату в кабинет, снеся стену. Сон до сих пор стоит у меня перед глазами; в нем Несса говорит, что я наскучила Вите; потом у меня выпали зубы; потом, повторюсь, Вита демонстративно с кем-то ушла, ибо я ей надоела. Потом я проснулась около 4:30 и решила, что буду непреклонна, если она позвонит и пригласит меня на обед с ней и Джеральдом Хердом281. Так оно и вышло; я была тверда, а она очаровательна, мила, верна и дружелюбна; сказала, что заедет ко мне сегодня вечером, так как очень хочет увидеться. На самом деле непреклонность мне только снится.
Разве не странно, что одни друзья, похоже, подвергают меня остракизму, а другие, наоборот, возносят на вершину славы из-за «Волн»? Например, Дэди и Голди, но Морган — единственный, чье мнение имеет для меня значение, к какому бы лагерю он ни принадлежал282.
Вечером 17 ноября Вулфы ходили на концерт, а через два дня — в кино; выходные они провели в Родмелле. В понедельник 23 ноября Вулфы устроили званый ужин, а во вторник поужинали в компании и пошли на постановку “Строителя Сольнеса283” в театр “Duchess”. В этот день Леонард отметил, что у Вирджинии разболелась голова, и в течение следующего месяца она соблюдала строгий постельный режим — “жизнь отшельницы без удовольствий и волнений” (см. ВВ-П-IV, № 2478). В середине декабря Вулфы узнали, что Литтон Стрэйчи серьезно болен, и каждый день звонили из Родмелла, куда уехали 22 декабря, чтобы справиться о его здоровье. Они оставались в Монкс-хаусе до 10 января 1932 года.
25 декабря, пятница (утро Рождества).
Сегодня утром Литтон еще жив. Мы думали, что он не переживет эту ночь. Была лунная ночь. Несса позвонила в десять и сказала, что он выпил чай с молоком после инъекции. Когда Несса вчера приехала к ним в Хангефорд284, они все были в отчаянии. Литтон ничего не принимал в течение суток и пребывал в полубессознательном состоянии. Это может быть поворотным моментом, а может и ничего не значить. Мы обедаем у Кейнсов. И вот опять все мои мысли о нем улетучиваются, а чувства крепнут, и я начинаю представлять, что скажу ему при встрече — настолько сильна жажда жизни, триумфа жизни.
Спокойное туманное утро.
После написания последней страницы дневника я не могла продолжать работать без постоянной головной боли и поэтому месяц провалялась в постели; не написала ни строчки; читала «Фауста»285, «Конингсби»286 и т.д.; видела Клайва, Кристабель, Нессу, миссис Боуэн287, Элис Ричи288; а две недели назад узнала о Литтоне. Он болеет уже месяц. Снова пережила всю гамму чувств; телефонные звонки, визит Анжелики, поездка к Джеймсу [Стрэйчи]; приезд сюда в прошлый вторник; темная аллея и дерево, напомнившее мне Литтона. Вчера были в Брайтоне289. Ветра нет, дымка; голубое небо и белые облака вчера вечером. Перед сном обсуждала с Л. смерть, ее глупость, его чувства, если бы я умерла. Он смог бы отказаться от издательства, но как-то же надо смотреть жизни в лицо. Говорили о старости и ее приближении, о том, как тяжело терять друзей, и о моей неприязни к молодому поколению — я разъяснила свою позицию. И мы стали счастливее.
27 декабря, воскресенье.
Вчера вечером я пошла к мисс Дикси290, чтобы позвонить, — «улучшение продолжается». Я ответила, что крепкая стрэйчевская конституция, похоже, все-таки победила. В течение двух дней Литтону становилось лучше, и теперь, по словам Нессы, он в сознании и ест все, что ему позволено. Вот почему я позволила себе свободно представлять будущее с этим старым змием, с которым можно поболтать, посмеяться, поругаться; я прочту его книгу о Шекспире; съезжу погостить в Хэм-Спрей-хаус; расскажу ему, как мы с Л. рыдали в канун Рождества.
Эта страница дневника — один из способов протестировать работу моих мозгов. В случае успеха я завтра пойду в пристройку, включу свой электрический камин и начну потихоньку работать. Сержусь на Дезмонда за то, он говорит о субъективности сновидений и о «Волнах»291; я отпускала фразочки в адрес его проклятой стабильности — ни любви, ни ненависти, — словом, я в здоровом состоянии. Шучу, конечно. Л. чем-то занят и не заходит. Я брожу по саду. Солнце заливает холмы. Листья растений за окном прозрачны на свету. Голова наполняется идеями. Завтра поедем в Льюис. Свобода вернулась, хотя я все равно продолжу вздрагивать от звонков телефона. Обедали с Кейнсами; они философски относятся к ситуации Литтона. «Он жив?» — спросила Лидия292. Она съела три порции индейки. Мейнард сказал, что последние отношения Литтона были очень натянутыми. Он не был уверен, когда виделся с ним в последний раз. На самом деле он мало изменился; ничего особенно важного. Кейнсы не ездили в Хэм-Спрей-хаус, потому что Лидия не одобряет безнравственность Кэррингтон293. Называет ее собакой на сене, а их отношения — лицемерными.
— Мейнард, а что ты думаешь о бессмертии? — спросила я.
— Я идеалист, — ответил Мейнард, — и считаю, что в принципе это возможно. Очевидно, что по-настоящему интересен лишь мозг, а вся остальная материя не имеет значения. Отсюда следует… Нет, ничего толком не ясно.
Примерно так он ответил, а Л. сказал, что смерть столь же глупа, как и автомобильная авария. М. ответил, что миссис Курто294 умирает и может умереть в любую минуту, а ему бы хотелось не мучиться и чтобы в таких парах, как он и Лидия, я и Леонард, умирали сразу оба. Но Мейнард всегда думал, что умрет раньше Лидии, а я, по-моему мнению, раньше Леонарда. В таком случае Лидия и Леонард могут пожениться и объединить своих собак (у Кейнсов их много, и все они путаются под ногами). Потом мы начали собираться. Я поцеловала Мейнарда на прощание. Они придут на чай.
Похоже, я все-таки могу писать спокойно и без головной боли, если это, конечно, можно назвать письмом, а не росчерком старого пера. Но когда дело доходит до глубины, куда я ныряю, а Дезмонд нет…
29 декабря, вторник.
Похоже, Литтону и правда лучше. Сегодня мне не нужно звонить Нессе, и это огромное облегчение. Видимо, он будет долго идти на поправку с переменным успехом. Говорят, это точно не брюшной тиф, а, скорее, язвенный колит. Мы пережили всю гамму чувств, настолько сильных и глубоких, что я и представить их себе не могла, а уж мне эта пещера ужасов хорошо знакома. «Я не могу долго страдать и очень быстро перестаю что-либо чувствовать», — сказала я, снимая трубку, сидя на кровати мисс Дикси и внимательно разглядывая ее блестящий столик, два бледно-голубых винных бокала, чайный сервиз и фотографию викторианской леди в позолоченной рамке. Там же лежала небольшая стопка книг, несколько писем и «Dog World»295. В кризисных ситуациях эмоции выхолащиваются — нет той сложной гаммы, которую я испытываю сегодня утром по поводу Литтона и ожидания его выздоровления. Я чувствую раздражение, юмор, желание посмеяться вместе с ним.
Утро выдалось ветреное, и гора Каберн, когда я только пришла, была белой от снега. Сейчас она черная. Вернусь ли я вообще к писательству? И что значит «писать»? Извечное мое размышление. Последние 5–6 недель я не пишу. То волнение, которое входит в привычку, исчезло. Зачем возвращаться к этому? Я безэмоциональна. Книги дрейфуют вокруг меня словно айсберги. Я бы могла написать книгу карикатур. История Кристабель о Холл-Кейнах296 навевает идею карикатуры на жизнь в загородном доме с красно-коричневыми фазанами… Есть еще «Флаш»; «Стук в дверь»; задумка грандиозного романа; «Обыкновенный читатель»… Есть небольшое «Письмо к молодому поэту». Но мне не хватает вдохновения; я не чувствую, как это бывало не раз после схожих приступов болезни, что если не буду писать, то угасну как электрический шар.
Это наводит меня на мысль, что вчера вечером прилетели три наших черных лебедя [?]. Я закончу эту тетрадь, а в 1932 году начну новую. У меня сейчас огромный выбор книг для чтения, и я не чувствую никакого желания отвечать на лестное предложение «Chatto»297 переиздать мои работы. «Faber»298 тоже хочет. Л. продал 450 экземпляров [«После потопа»], а я 9400 штук [«Волны»] — вот это цифры!
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Дневники: 1931–1935» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
2
В мае 1930 года Нелли Боксолл, работавшая у Вулфов кухаркой с 1916 года, перенесла серьезную операцию. Вирджиния (здесь и далее В. или ВВ) воспользовалась длительной реабилитацией Нелли, чтобы нанять приходящих слуг, поскольку ей это казалось удобнее. ВВ не хотела возвращения Нелли, но после долгого разговора (см. ВВ-Д-III, 12 ноября 1930 г.) согласилась дать ей три месяца испытательного срока с 1 января 1931 года.
3
Курьерская компания в Льюисе, осуществлявшая доставку в Родмелл по вторникам и четвергам. «Миранда» — статуя полуобнаженной женщины в натуральную величину, приобретенная (как и большинство других садовых скульптур) Леонардом (здесь и далее Л. или ЛВ) в магазине «Ballard» в деревне Баркомб недалеко от Льюиса.
4
Дункан Грант (1885–1978) — шотландский художник, член группы «Блумсбери». Будучи единственным ребенком майора Бартла Гранта, сестрой которого была леди Стрэйчи, большую часть детства и юности Дункан провел в семье Стрэйчи. ВВ, вероятно, познакомилась с ним в Париже в 1907 году. Когда Вирджиния и ее брат Адриан жили на Фицрой-сквер, Дункан стал их соседом, а в 1911 году — жильцом их дома на Брунсвик-сквер. Несмотря на свою гомосексуальность, перед Первой мировой войной Дункан сошелся с сестрой Вирджинии, Ванессой Белл, которая родила от него дочь Анжелику. Дункан с Ванессой оставались компаньонами вплоть до ее смерти в 1961 году.
5
Фрэнсис Фредерик Локер Биррелл (1889–1935) — старший сын Августина Биррелла, выпускник Итона и Тринити-колледжа Кембриджа, писатель и книготорговец, открывший после войны книжный магазин «Birrell & Garnett» вместе с Дэвидом (Банни) Гарнеттом.
6
Когда в 1924 году Вулфы переехали из Ричмонда в Лондон, подруга и сослуживица Нелли, Лотти Хоуп, перешла работать к Адриану Стивену, но в 1930 году была уволена и переживала трудный период, пока не устроилась кухаркой к Клайву Беллу в 1932 году.
8
Мари де Виши-Шамрон, маркиза Дюдеффан (1697–1780) — французская корреспондентка Вольтера и других писателей XVIII века, хозяйка блестящего парижского салона философов. Вероятно, ВВ читала ее опубликованную переписку с Горацием Уолполом.
11
Сэр Эдмунд Уильям Госс (1849–1928) — английский писатель, поэт и критик. Рецензия ВВ (под названием «Эдмунд Госс») на книгу «Жизнь и письма сэра Эдмунда Госса» вышла в журнале «Fortnightly Review» от 1 июня 1931 года.
12
Вероятно, речь идет о статье ВВ «Все о книгах», опубликованной в NSN от 28 февраля 1931 года. По-видимому, остальные идеи не были реализованы.
14
Томас Стернз Элиот (1888–1965) — американо-британский поэт, драматург и литературный критик, представитель модернизма в поэзии, лауреат Нобелевской премии по литературе (1948). ВВ познакомилась с Элиотом в ноябре 1918 года.
15
Лин Ллойд Ньюмен, урожденная Ирвин (1901–1973), — британская писательница и журналистка. Она познакомилась с Вулфами, прислав стихи в N&A и роман в «Hogarth Press». Хотя ЛВ не опубликовал их, он лестно отзывался о ее творчестве и предложил писать рецензии для N&A. В декабре 1934 года она вышла замуж за Максвелла Ньюмена, преподавателя математики в Кембридже. В 1930 году был основан американский интеллектуальный ежеквартальный журнал «Symposium» (в котором два года спустя ВВ опубликовала две крупные статьи) — возможно, именно это предложение имеет в виду ВВ, которая, однако, пишет слово «симпозиум» с маленькой буквы.
16
Этель Мэри Смит (1858–1944) — писательница, композитор, суфражистка. Она училась музыке в Лейпциге; написала много опер (ВВ ходила на первую постановку ее «Губителей» в 1909 году) и опубликовала ряд мемуаров.
17
Рудольф Джон Фредерик Леманн (1907–1987) — английский поэт, писатель, критик и редактор, выпускник Итона и Тринити-колледжа Кембриджа; близкий друг Джулиана Белла. В январе 1931 года Леманн стал стажером-менеджером издательства «Hogarth Press», однако напряженная работа с ЛВ, а также соблазн свободы и жизни в Вене заставили его уйти через 18 месяцев. В 1938 году Леманн вернулся на условиях партнерства.
18
Артур Уильям Саймонс (1865–1945) — поэт, издатель, драматург, переводчик и критик. Маловероятно, что он написал какой-либо роман после тяжелого нервного срыва в 1909 году, но, возможно, присылал в «Hogarth Press» свой перевод французского романа.
19
Эссе ВВ «Искусство вымысла» было опубликовано (под названием «Поэзия, художественная литература и будущее») в «New York Herald Tribune» от 14 августа 1927 года, а позже в N&A. Некоторые идеи были расширены в книге о художественной литературе, которую ВВ начала писать в 1925 году для «Hogarth Press», но так и не закончила, хотя некоторые главы, в том числе одна из них, посвященная «Поэтам», вошли в эссе «Фазы художественной литературы», опубликованном в нью-йоркском журнале «Bookman» в 1929 году.
20
Данте Алигьери (1265–1321) — итальянский поэт, мыслитель, богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, автор «Божественной комедии».
21
Артур Клайв Хьюард Белл (1881–1964) — писатель, философ искусства, арт-критик, связанный с формализмом и группой «Блумсбери». В 1907 году он женился на Ванессе Стивен и, как зять, играл заметную роль в жизни ВВ, будучи в разное время то ухажером, то ее литературным доверенным лицом.
23
Можно сказать, что в этот момент у ВВ зародилась идея книги, которая после всех трудностей написания была опубликована в виде двух отдельных произведений: «Годы» и «Три гинеи». ВВ рассматривала десять названий для романа «Годы»: «Парджитеры», «Здесь и сейчас», «Музыка», «Рассвет», «Сыновья и дочери», «Дочери и сыновья», «Обычные люди», «Караван», «Дома других людей». Прежде чем окончательно (в ноябре 1936 года) выбрать «Три гинеи» в качестве названия для «продолжения “Своей комнаты”», ВВ рассматривала следующие варианты: «Профессии для женщин», «Открытая дверь», «Открывая дверь», «Стук в дверь», «Такие вот мужчины», «О презрении», «Следующая война», «Что нам делать?», «Ответы корреспондентам», «Письмо англичанину», «Две гинеи».
24
Филиппа (Пиппа) Стрэйчи (1872–1968) — суфражистка, третья из пяти сестер Литтона. В 1907 году она организовала первое большое шествие женщин по Лондону за избирательные права для Лондонского общества суфражизма, которое после войны превратилось в Национальное общество по делам женщин, секретарем которого она оставалась до 1951 года. Пиппа пригласила ВВ выступить перед этим обществом 21 января 1931 года. О речи ВВ, последующей дискуссии и эволюции романа «Годы» можно прочесть в книге «Парджитеры» под редакцией Митчелла Александра Леаски.
25
Отчет об этом «уморительно серьезном событии» появился в колонке Веры Бриттен (см. 2 сентября 1933 г.) «Записная книжка женщины» в NSN от 31 января 1931 года.
26
Виктория (Вита) Мэри Сэквилл-Уэст (1892–1962) — писательница и поэтесса, дочь 3-го барона Сэквилла. В 1913 году она вышла замуж за Гарольда Николсона. ВВ познакомилась с Витой на ужине у Клайва Белла в декабре 1922 года. С 1924 года издательство «Hogarth Press» публиковало ее книги.
29
Имеется в виду эпитафия авторства Феодорида из 7-го тома «Греческой антологии»: «Я — мореходца могила, но дальше плыви, чужеземец, ибо, пока мы тонули, другие суда плыли дальше».
30
Мохандас Карамчанд (Махатма) Ганди (1869–1948) — индийский политический и общественный деятель, один из руководителей и идеологов движения за независимость Индии. Содержавшийся в индийской тюрьме за гражданское неповиновение с мая 1930 года, Ганди был освобожден 25 января.
31
Анна Павловна Павлова (1881–1931) — великая русская балерина. 22 января она скончалась в Гааге и 29 января, согласно ее последней воле, была кремирована в крематории Голдерс-Грин в Лондоне; там же, в закрытом колумбарии, и хранится урна с прахом.
32
Район на юго-востоке Лондона. Необычное убийство 18-летней Луизы Мод Стил, найденной 23 января, породило целый ряд сенсационных слухов о пропаже девушек в этом округе. Преступление так и не было раскрыто.
33
Сьюзен Элизабет Мэри Джун, баронесса Сент-Элье (1845–1931) — старейшина Совета Лондонского графства (главный орган местного самоуправления с 1889 по 1965 г.), «неутомимо служившая бедным, а в обществе славившаяся блестящим талантом развлекать» (согласно справочнику «Кто есть кто»). ВВ упоминает леди Элье в «Трех гинеях» и ссылается на ее мемуары «Воспоминания за пятьдесят лет», опубликованные в 1909 году. Леди Джун снисходительно отнеслась к молодой дебютантке ВВ еще до того, как ее муж был возведен в пэры незадолго до своей смерти в 1905 году.
34
Уильям Чарльз Франклин Пломер (1903–1973) — британский писатель, поэт и литературный редактор. Он родился в Южной Африке и вернулся туда в возрасте пятнадцати лет после учебы в Англии. Последние два года до возвращения в Лондон и встречи с Вулфами он жил и преподавал в Японии, где познакомился с Эдмундом Чарльзом Бланденом. В 1925 году Пломер прислал им свой роман «Турботт Вулф», который, как и несколько других его работ, был выпущен издательством «Hogarth Press». Действие его «нового романа» «Садо», опубликованного Вулфами в сентябре 1931 года, происходит в Японии.
35
Фрэнсис Элинор Рендел (1885–1942) — дочь старшей сестры Литтона, Элинор. Она изучала историю и экономику в Ньюнем-колледже Кембриджа и до 1912 года работала в Национальном союзе женских суфражистских обществ; затем она выучилась на врача и после военной службы в Румынии и на Балканах стала врачом общей практики в Лондоне. Доктор Рендел начала лечить ВВ, когда Вулфы переехали на Тависток-сквер в 1924 году.
36
Леди Элизабет Льюис (1845–1931) — урожденная немка, вдова выдающегося викторианского солиситора сэра Джорджа Льюиса (1833–1911). Их дом по адресу Портленд-плейс 88 был местом светских встреч ведущих художников, писателей и музыкантов своего времени.
37
Неоклассический стиль проектирования и оформления интерьера, сложившийся в XVIII веке под влиянием творчества трех шотландских архитекторов по фамилии Адам.
38
Мэри Хантер (1857–1933) — вторая (Этель была третьей) из шести дочерей генерал-майора Д.Х. Смита и его жены Нины, урожденной Струт. Мэри вышла замуж за некого Чарльза Хантера (богатого угольщика), а после его смерти в 1916 году растратила огромное наследство на роскошные развлечения, на писателей, музыкантов и художников, особенно на Джона Сарджента. В конце концов расточительство и погубило ее (см. 13 мая 1931 г.).
39
Элси Саддаби (1893–1980) — английская певица (сопрано). Она и бас-баритон Стюарт Робертсон исполнили две сольные партии в «Тюрьме».
40
Элизабет Уильямсон (1901–1980) — внучка миссис Хантер, любимая внучатая племянница и частая спутница Этель Смит, преподававшая математику и астрономию в Университетском колледже Лондона.
41
Этель Смит репетировала постановку своего последнего крупного произведения — симфонии «Тюрьма», написанной под вдохновением от философской (метафизической) работы Генри Брюстера «Тюрьма: диалог» (1891), переизданной с мемуарами Этель в 1930 году. Вскоре после этого симфония была впервые исполнена в Эдинбурге, где дирижировала сама Этель, а затем (24 февраля) в Лондоне в Квинс-холле, где дирижировал Адриан Боулт (см. 28 мая 1931 г.).
43
Джулиан Тоби Стивен (1880–1906) — брат Ванессы Белл и Вирджинии Вулф, умерший от брюшного тифа, которым он заразился в Греции. Удивительно, что ВВ ошибается с годом рождения родного брата, который появился на свет 9 сентября 1880 года.
44
См. ВВ-Д-III, 30 сентября 1926 г.: «Вижу проплывающий вдалеке плавник. Какой образ поможет мне передать то, что я имею в виду?.. Все, чего мне хочется, — передать свое странное состояние ума. Рискну предположить, что это может послужить толчком к написанию еще одной книги».
45
Ванесса Белл (1879–1961) — художница и дизайнер, старшая сестра ВВ и наиболее важный (после ЛВ) человек в ее жизни. В 1907 году она вышла замуж за Клайва Белла и родила ему двоих детей. Еще до начала Первой мировой войны Ванесса ушла от мужа и жила с Дунканом Грантом и его любовником Дэвидом Гарнеттом, поддерживая дружеские отношения с Клайвом. В 1918 году Ванесса родила от Дункана дочь Анжелику, ставшую впоследствии женой Дэвида.
46
Джанет Элизабет Кейс (1863–1937) — историк античности, преподавательница греческого языка и защитница прав женщин, пацифистка. С 1902 года Джанет в течение нескольких лет преподавала греческий язык ВВ и стала ее близкой подругой. Джанет жила со своей сестрой Эмфи в Хампстеде, но из-за слабого здоровья ей пришлось переехать в деревню.
48
Олдос Леонард Хаксли (1894–1963) — английский писатель, новеллист и философ, автор известного романа-антиутопии «О дивный новый мир».
49
Мария Хаксли (1899–1955) — жена Олдоса Хаксли. Они жили во Франции, но были заядлыми путешественниками и в 1931 году провели несколько недель в Англии, в том числе чтобы собрать материал для статей о промышленности. Весной они планировали отправиться вместе с Джулианом Хаксли, братом Олдоса, и другими учеными в СССР в рамках поездки, организованной компанией «Интурист» с целью налаживания связей между британскими и русскими учеными, но так и не поехали. Хаксли ужинали с Вулфами 16 февраля.
51
Имеется в виду конгресс Всемирной лиги сексуальных реформ — международной организации, существовавшей с 1921 по 1935 год и ставившей перед собой целью «проведение реформ в вопросах секса». Пятый конгресс планировалось провести в Москве в 1932 году, но он был отменен из-за политических напряжений, вызванных растущей властью Сталина и Гитлера.
52
ВВ согласилась написать шесть статей для ежемесячного журнала «Good Housekeeping» («Лондонские доки», «Поток на Оксфорд-стрит», «Дома великих людей», «Аббатства и соборы», «Это Палата общин», «Портрет лондонца»). Первая была опубликована в декабре 1931 года, а последняя — в декабре 1932 года. Рассказ не идентифицирован.
53
Ева Изабель Марион Примроуз, графиня Розбери (1892–1987) — дочь Генри Брюса, 2-го барона Абердера; вторая жена 6-графа Розбери. 24 февраля Вулфы побывали на лондонской премьере симфонии Этель Смит «Тюрьма» в Квинс-холле, после чего отправились на вечеринку, устроенную для Этель на Беркли-сквер 38 графиней Розбери.
54
Сесил Бэринг, 3-й барон Ревелсток (1864–1934) — английский банкир и аристократ, старший брат Мориса Бэринга, друга Этель.
55
Эмма Маргарет (Марго) Асквит (1864–1945) — светская львица, писательница, вторая жена Герберта Генри Асквита. Как женщина недисциплинированного ума, необузданной откровенности, большой жизненной силы и ярких эмоций, она была обузой для политики, но оказывала стимулирующее влияние на общество. ВВ уже выпускала две рецензии («Цыганка или гувернантка?» и «Светские проповеди») на книги Марго Асквит, а ее следующее произведение («Больше воспоминаний») вышло только в 1933 году.
56
Статья ВВ «Дома великих людей» вышла в мартовском номере «Good Housekeeping» 1932 года. В статье ВВ описывает свои впечатления от домов Томаса и Джейн Карлайл (Чейн-роу 24, Челси) и Китса (Хампстед), в которые ее возил ЛВ.
59
Сэр Джордж Герберт Дакворт (1868–1934) — госслужащий, выпускник Итона и Тринити-колледжа Кембриджа, старший сводный брат ВВ. В 1904 году он женился на леди Маргарет Герберт (1870–1958), затем стал секретарем Королевской комиссии по историческим монументам, а во время Первой мировой войны был переведен в Министерство боеприпасов. Позже обе сестры, Ванесса Белл и Вирджиния Вулф, обвинили двух своих сводных братьев Даквортов (Джорджа и Джеральда) в сексуальном насилии над ними в течение многих лет в детстве и юности.
60
Сэр Уильям Ротенштейн (1872–1945) — британский художник, гравер и искусствовед. Он познакомился с Джорджем Даквортом еще в 1890-х, а 1931 году как раз опубликовал первый том своих мемуаров, в котором описывает посещение дома на Гайд-Парк-Гейт и встречу со «сводными сестрами Джорджа, Ванессой и Вирджинией, одетыми во все черное». Ротенштейн был женат на малоизвестной актрисе Элис Мэри Ньюстуб (1867–1957).
61
Уинифред Холтби (1898–1935) — английская писательница и журналистка. Ее книга «Вирджиния Вулф: критические мемуары» вышла в октябре 1932 года.
63
Уильям Ральф Индж (1860–1954) — англиканский священник, профессор богословия в Кембридже и декан собора Святого Павла; автор богословских, философских и политических работ, а в 1921–1946 гг. постоянный колумнист газеты «Evening Standard».
64
Британский еженедельный (а затем ежемесячный) политический и литературный журнал, основанный леди Ронддой и выходивший с 1920 по 1986 г. Ответ Этель Смит на неблагоприятную критику «Тюрьмы» в прессе был представлен в виде статей, опубликованных в «Time & Tide» от 21 марта и 4 апреля, а также в NSN от 9 мая 1931 года.
66
Джулиан Хьюард Белл (1908–1937) — английский поэт, сын Клайва и Ванессы Белл, погибший во время гражданской войны в Испании. В 1930 году Кингс-колледж Кембриджа выделил ему стипендию для написания диссертации о Поупе, в том же году Джулиан выпустил свой первый сборник стихов «Движение зимы».
67
Маргарет Элизабет Хилд Дженкинс (1905–2010) — известная британская писательница; выпускница Ньюнем-колледжа Кембриджа. Барбара и Джулиан ужинали с Вулфами в ресторане «Ivy» 13 марта, а Элизабет Дженкинс присоединилась к ним позже.
71
Комическая опера Томаса Фредерика Данхилла. 27 марта 1931 года Вулфы взяли с собой Энн Стивен и Тоби Хендерсон в Лирический театр (Хаммерсмит) на постановку оперы.
72
На обороте страницы ВВ скопировала отрывок из письма Китса к Бенджамину Роберту Хейдону от 22 декабря 1818 года: «Величие в тени мне по душе больше, чем выставляемое напоказ» (в пер. С.Л. Сухарева).
73
Евгения (1826–1920) — последняя императрица Франции, супруга Наполеона III. Семья Смит соседствовала с императрицей, когда та жила в Фарнборо-Хилл (сейчас в этом хэмпширском здании находится римско-католическая частная школа для девочек), и она, несомненно, оказала влияние на Этель Смит (см. ее книгу «Линии жизни»).
75
Мод (Эмеральд) Кунард, урожденная Бёрк (1872–1948), — американка, вдова богатого британского баронета Баха Кунарда и мать Нэнси Кунард. Ее приглашения подразумевали признание социального, интеллектуального и художественного успеха.
77
Энн Макларен (1927–2007) — известный британский генетик, 4-й ребенок Кристабель Макнатен и Генри Макларена. Нет никакой информации о том, что ее отец — кто-то другой.
79
Чарльз Отто Дезмонд Маккарти (1877–1952) — писатель и выдающийся литературный критик своего времени. Друзья ожидали, что он станет великим писателем, но его природным даром были разговоры. Он знал семью Стивен еще до смерти сэра Лесли, а в 1906 году Вирджиния Вулф была на его свадьбе.
80
Бенита Элеонора Армстронг, урожденная Ягер (1907–2004), — британская скульпторша, состоявшая в отношениях с Клайвом Беллом.
81
Чарльз Рэймонд Белл Мортимер (1895–1980) — писатель, литературный редактор и критик; выпускник Оксфорда. Он был другом Виты Сэквилл-Уэст и много лет состоял в отношениях с ее мужем Гарольдом Николсоном.
82
Лорд Эдвард Кристиан Дэвид Гаскойн-Сесил (1902–1986) — выпускник Оксфорда, историк и академик; младший сын 4-го маркиза Солсбери и племянник друзей ВВ, лорда Роберта и леди Нелли Сесил. ВВ познакомилась с ним в Гарсингтоне в 1923 году.
83
Сэр Брюс Литтелтон Ричмонд (1871–1964) — журналист, редактор ЛПТ с его основания в 1902 году и до выхода на пенсию 35 лет спустя, самый верный покровитель ВВ. В 1913 году Брюс женился на Елене Рэтбоун, и с тех пор они жили в Кенсингтоне. ВВ ходила к ним на чай, а потом ЛВ забрал ее и повез на семейный ужин с матерью, сестрой и братом.
84
Эта дневниковая запись не датирована, но именно 25 марта ВВ обедала с Клайвом Беллом и Т.С. Элиотом. «Волками» она называла Вулфов, семью Леонарда.
85
Гарольд Джордж Николсон (1886–1968) — английский дипломат, политик, историк; муж Виты Сэквилл-Уэст. У них был открытый брак и романы с людьми своего пола. 20 марта ВВ была в доках в компании ЛВ, Виты, Гарольда и персидского посла; свои впечатления она описала в статье «Лондонские доки» для журнала «Good Housekeeping».
86
Арнольд Беннетт (1867–1931) — писатель, журналист и драматург, литературный критик. Беннетт умер в своей квартире на Бейкер-стрит 27 марта от брюшного тифа, которым он заразился, выпив водопроводной воды в Париже на Новый год. Последний раз ВВ виделась с ним 1 декабря на званом ужине у Этель Сэндс (см. ВВ-Д-III, 2 декабря 1930 г.).
87
В своем эссе об Эдмунде Госсе, опубликованном в июньском номере «Fortnightly Review» 1931 года, ВВ отмечает неподдельную прямоту и искренность Беннетта по отношению к другим писателям и выгодно противопоставляет это самомнению Госса.
89
Беатриса (1858–1943) и ее муж Сидни Джеймс Вебб (1859–1947) — социальные реформаторы, столпы Фабианского общества, основатели Лондонской школы экономики и еженедельника «New Statesman».
90
Помимо лондонских статей для «Good Housekeeping» и эссе о Госсе для «Fortnightly Review», ВВ в это время написала еще две работы: «Критика Локхарта» (вышла в ЛПТ от 23 апреля 1931 года) и «Аврора Лей» (вышла в июньском номере «Yale Review» 1931 года).
91
Блик-хаус, или, как ВВ называет его в других местах, «ужас Хэнкока», был построен на вершине холма над Родмеллом для Ф.Р. Хэнкока, кандидата от лейбористов в избирательном округе Льюиса на всеобщих выборах в 1931 и 1935 годах.
92
Джоан Пернель Стрэйчи (1876–1951) — четвертая из пяти сестер Литтона, языковед, преподавательница французского языка, директриса Ньюнем-колледжа Кембриджа.
93
Фрэнк Лоуренс («Питер») Лукас (1894–1967) — английский ученый-классик, выпускник Тринити-колледжа Кембриджа, член общества «Апостолов», литературовед, поэт, писатель, драматург, политический полемист. Его обучение в бакалавриате было прервано четырехлетней службой в армии, но по окончании учебы в 1920 году он получил должность в Кингс-колледже. В феврале 1921 года он женился на писательнице Э.Б.К. Джонс.
94
Изабель Вайолет Хант (1862–1942) — британская писательница-феминистка. Ее сенсационная и недостоверная с точки зрения фактов книга «Жена Россетти, ее жизнь и смерть» рассматривалась для публикации в «Hogarth Press», но была отклонена и вышла в издательстве «John Lane» в 1932 году.
95
Элизабет Элеонор Сиддал (1829–1862) — британская натурщица, поэтесса и художница; жена известного поэта и художника Данте Габриэля Россетти.
96
Шейла Мэйбл Стоуни Клаттон-Брок (1903–1936) — выпускница Ньюнем-колледжа Кембриджа и жена художника Алана Клаттон-Брока. Примерно в 1929 году Питер Лукас разошелся со своей женой и в 1931 году был влюблен в Шейлу.
98
Вулфы ужинали в отеле «Bridge», где в 1848 году король Луи Филипп I провел свою первую ночь в изгнании, бежав из Франции в ходе революции 1848 года.
99
Фредегонда Сесили Шоув (1889–1949) — английская поэтесса, дочь кузины ВВ Флоренс Фишер и историка Ф.У. Мейтланда, биографа Лесли Стивена — отца ВВ.
101
Эдит Ситуэлл (1887–1964) — дочь эксцентричного сэра Джорджа Ситуэлла, писателя и консервативного политика, аристократка, поэтесса и редактор «Wheels» — ежегодной антологии анти-георгианской поэзии. Эдит гордилась своей анжуйской кровью.
102
В аббатстве Фонтевро, основанном в XI веке и превращенном Наполеоном в тюрьму в 1804 году, располагались религиозные общины (во главе с аббатисами) монахов и монахинь, в основном из аристократических семей. В романской церкви находятся восемь королевских гробниц Плантагенетов (королевская династия французского происхождения), в том числе Генриха II и Ричарда I.
106
Мишель де Монтень (1533–1592) — французский писатель и философ. В четверг 23 апреля Вулфы посетили замок Сен-Мишель-де-Монтень, место рождения писателя, к которому ЛВ питал особо почтение как к первому цивилизованному человеку. Замок был полностью уничтожен пожаром в 1885 году и заменен современным зданием, но круглая башня, которую Монтень использовал в качестве своего убежища, сохранилась.
109
Эдвард Макнайт Кауффер (1890–1954) — американский художник и графический дизайнер, проживший большую часть своей жизни в Англии.
111
Город и гражданский приход в Западном Девоне. Во время школьных каникул Ванесса повезла свою дочь Анжелику и ее подругу в Корнуолл.
113
Возможно, имеются в виду рисунки с небольшими изменениями на каждом листе, которые при быстром перелистывании создают эффект анимации.
115
Жанна д’Арк (около 1412–1431) — национальная героиня Франции, одна из командующих французскими войсками в Столетней войне. В большом зале замка Шинон 9 марта 1429 года Жанна д’Арк узнала Карла VII, скрывавшегося среди придворных.
116
В пер. с фр.: «красная луна». Имеется в виду лунный месяц, наступающий после Пасхи и часто сопровождающийся заморозками и холодными ветрами, из-за чего молодые побеги покрываются льдом. Слова «красный» и «русский» звучат на французском очень похоже.
122
Перси Бартоломью — садовник Вулфов с 1928 года. Прах Вирджинии и Леонарда захоронен в саду Монкс-хауса.
124
Дэвид Герберт Лоуренс (1885–1930) — один из ключевых английских писателей начала XX века. Его наиболее известный роман «Любовник леди Чаттерлей» вышел летом 1928 года во Флоренции и был долгое время запрещен в Англии из-за непристойности.
125
Сестра Этель Смит, миссис Чарльз Хантер (см. 4 апреля 1931 г.), разорившись из-за своего чрезмерно щедрого гостеприимства и покровительства художникам и музыкантам, была вынуждена продать свои картины и мебель. 8 мая Вулфы отправились посмотреть содержимое ее дома на Глостер-сквер 2, а 14 мая — на распродажу.
129
Джайлс Литтон Стрэйчи (1880–1932) — писатель, биограф и литературный критик. После смерти брата ВВ (Тоби) в 1906 году он стал ее близким другом, а в 1909 году недолго раздумывал над тем, чтобы жениться на ней. Сборник Литтона «Портреты в миниатюре и другие эссе» вышел в мае 1931 года.
130
Макс Бирбом (1872–1956) — английский писатель, художник-карикатурист, книжный иллюстратор. См. письмо Макса Бирбома, процитированное Дэвидом Сесилом в книге «Макс: биография»: «Мои таланты невелики. Я пользовался ими умело и сдержанно, никогда не напрягаясь, и… создал себе небольшую очаровательную репутацию».
131
Логан Пирсолл Смит (1865–1946) — британский эссеист и критик американского происхождения, выпускник Гарварда и Оксфорда, известный своими афоризмами и эпиграммами. Его книга «Послесловие» вышла в мае 1931 года.
132
Книга Дезмонда Маккарти «Портреты», первая в серии его сборников эссе и публицистики, была опубликована издательством «Putnam» в ноябре 1931 года.
133
Изабель Вайолет Хант (см. 11 апреля 1931 г.) в течение нескольких лет (с 1911 года) жила с писателем Фордом Германом Хюффером (1873–1939) в качестве жены, взяв его фамилию, что стало причиной судебных разбирательств и публичного скандала.
134
Хью Сеймур Уолпол (1884–1941) — популярный романист и литератор. Он был предан ВВ и хотел сделать ее своим доверенным лицом даже в самых интимных вопросах; она же была с ним менее откровенна (см. КБ-II).
135
Сэр Адриан Боулт (1899–1983) — английский дирижер и автобиограф; музыкальный директор Би-би-си и руководитель одноименного симфонического оркестра.
136
Развернутый рассказ о поведении Этель Смит, которая приходила к Вулфам на чай 20 мая, содержится в письме к Ванессе Белл (см. ВВ-П-IV, № 2375). Адриан Боулт дирижировал оркестром на премьере (в феврале 1931 года) симфонии Этель Смит «Тюрьма» в Лондоне. Она выбрала весьма неподходящий момент для того, чтобы потребовать от Боулта повторить исполнение для радиотрансляции, а свое возмущение его отказом вылила на ВВ. На следующее утро (24 мая) Вулфы отправились в Монкс-хаус и вернулись в Лондон 28 мая.
137
Христианский праздник в честь Святого Духа, который празднуется на 51-й день после Пасхи, то есть на следующий день после Пятидесятницы (всегда в понедельник).
138
Роджер Элиот Фрай (1866–1934) — художник и арт-критик, введший в обиход понятие постимпрессионизма. Он получил диплом с отличием по естественным наукам в Кингс-колледже Кембриджа, а потом оставил науку ради изучения искусства. В 1896 году Роджер женился, но у его жены развилось психическое расстройство, и в 1910 году ее отправили в лечебницу, где она жила до конца своих дней. В том же году произошло знакомство Роджера с Ванессой и Клайвом Беллом, переросшее в тесную дружбу. Они и их окружение стали горячими поклонниками усилий Фрая по распространению постимпрессионизма в Лондоне и открытию (1913) мастерской «Omega». Он влюбился в Ванессу, но их какое-то время взаимная любовь переросла в дружбу на всю жизнь. Книга ВВ «Роджер Фрай: биография» вышла в 1940 году.
139
Клайв Белл был во Франции; Ванесса — в Риме, где к ним с Дунканом Грантом присоединились Роджер Фрай и Хелен Анреп.
141
Лампы «Алладин» и «Веритас» работали за счет горения испаряющегося с калильной сетки (мантии) парафинового масла. В Монкс-хаусе от них постепенно отказывались.
143
Роман Д.Г. Лоуренса «Сбежавший петух», опубликованный парижским издательством «Black Sun Press» за полгода до смерти автора, вышел в Лондоне в марте 1931 года под названием «Человек, который умер». Роман «Сыновья и любовники» вышел в 1913 году.
144
Гай Фокс (1570–1606) — английский дворянин-католик, самый знаменитый участник Порохового заговора против короля Якова I в 1605 году.
146
Мэри Барнс Хатчинсон (1889–1977) — писательница, светская львица, модель и член группы «Блумсбери». Ее мать была кузиной Литтона Стрэйчи. В 1910 году Мэри вышла замуж за Сент-Джона Хатчинсона. Согласно некоторым сведениям, в течение многих лет она была самым важным человеком в жизни Клайва Белла.
147
Уильям Берчелл Притчард (?–1940) был старшим партнером фирмы солиситоров «Dollman & Pritchard», занимавшей первые два этажа дома Вулфов на Тависток-сквер 52.
150
Ральф Воган-Уильямс (1872–1958) — британский композитор, органист, дирижер; муж Аделины, кузины ВВ со стороны Фишеров.
151
Кэтрин Мэнсфилд (1888–1923) — английская писательница родом из Новой Зеландии. Вероятно, она познакомилась с Вулфами в конце 1916 года, а умерла 9 января 1923 года.
153
Чарльз Перси Сэнгер (1871–1930) — барристер, друг и современник Бертрана Рассела и Роберта Тревельяна в Тринити-колледже Кембриджа, член общества «Апостолов».
154
Джин Стюарт (1903–1997) — преподавательница Кембриджа, малоизвестная писательница, автор книги «Поэзия во Франции и Англии», выпущенной издательством «Hogarth Press» в мае 1931 года.
155
1) Первый том амбициозного исследования психологии человека как социального животного («После потопа») был опубликован в октябре 1931 года. 2) ЛВ выкупил права на свой роман «Деревня в джунглях», опубликованный Эдвардом Арнольдом в 1913 году, и первое издание «Hogarth Press» вышло в сентябре 1931 года. 3) Шесть лекций ЛВ под общим названием «Современное государство» выходили на Би-би-си каждый четверг с 1 октября по 5 ноября 1931 года (и были напечатаны в журнале «Listener»).
156
Выставка «Последние картины Дункана Гранта» в «Cooling Galleries» на Нью-Бонд-стрит 23 была открыта леди Оттолин Моррелл в июне; перед этим ВВ обедала в студии Ванессы Белл в кругу семьи.
157
Голсуорси (Голди) Лавс Дикинсон (1862–1932) — британский политолог и философ, преподаватель, писатель. Во время войны он активно работал над созданием Лиги Наций и в 1917 году вместе с другими единомышленниками опубликовал «Предложения по предотвращению будущих войн».
158
Гала-представление, состоявшееся 23 июня в рамках «Сезона русской оперы и балета» в театре «Lyceum», включало в себя исполнение арий из трех опер: «Дон Кихот», «Князь Игорь», «Царская невеста» — и балета «Петрушка».
159
Элизабет Валетта Монтегю-Стюарт-Уортли, леди Абингдон (1896–1978) — жена 8-го графа Абингдона; детей у них не было.
160
Виктория Александра Алиса Мария, принцесса, графиня Хэрвуд (1897–1965) — член британской королевской семьи, третий ребенок и единственная дочь короля Георга V и королевы Марии Текской.
161
Морис Бэринг (1874–1945) — английский литератор, драматург, поэт, переводчик, публицист, писатель-путешественник и военный корреспондент; близкий друг Этель Смит.
162
Период правления (1811–1820) принца-регента (будущего короля Георга IV) по причине недееспособности своего отца Георга III.
163
Сэр Эван Эдвард Чартерис (1864–1940) — английский биограф. ВВ, по ее собственным словам (см. ВВ-П-IV, № 2345), «откровенно и едко» отозвалась об Эдмунде Госсе в своей статье в «Fortnightly Review». Будучи биографом Госса, Чартерис написал об этом ВВ (см. ВВ-П-IV, № 2403), но его письмо не сохранилось.
164
Флоренс Эмили Гренфелл, урожденная Хендерсон (1888–1977), — жена Эдварда Чарльза Гренфелла (1870–1941), ЧП от консерваторов и банкира; подруга Лидии Кейнс.
165
Генерал-лейтенант сэр Джордж Том Молсуорт Бриджес (1871–1939) — офицер британской армии и 19-й губернатор Южной Австралии; племянник поэта Роберта Бриджеса. После выдающейся военной карьеры и потери ноги в Битве при Пашендейле (1917) Том Бриджес ушел на пенсию в 1922 году. В 1938 году он опубликовал книгу своих воспоминаний.
167
Клиника (для лечения функциональных нервных расстройств) находилась по адресу Тависток-сквер 51, по соседству с Вулфами. Констанс Роу работала ассистентом врача.
168
Уильям Эдвард Арнольд-Форстер (1886–1951) — английский писатель, художник, педагог и политик-лейборист, троюродный брат Олдоса Хаксли. По образованию и призванию художник, он, однако, много времени уделял Лиге Наций, а в 1926 году был назначен членом Консультативного комитета Лейбористской партии по международным делам, секретарем которого был ЛВ. 27 июня Уилл завтракал и обедал с Вулфами на Тависток-сквер.
169
Анжелика Ванесса Белл (1918–2012) — младший ребенок Ванессы, писательница и художница, впоследствии жена Дэвида Гарнетта — любовника Дункана Гранта. Ее портрет маслом авторства Ванессы висел в лондонском доме ЛВ, когда он умер.
170
27 июня ВВ ответила на просьбу Этель высказать мнение об ее статье «Композиторы и критики» (опубликованной в NSN от 9 мая), которую она редактировала для включения в сборник, выпущенный под названием «Музыка женщин в Эдеме» (1933), письмом, «написанным в спешке… со всеми очевидными недостатками» (см. ВВ-П-IV, № 2393). Истерический ответ Этель, который ВВ вернула ей с подчеркнутыми предложениями (см. 1 июля 1931 г.) и собственным холодным письмом (№ 2396), хранится в Коллекции Бергов в Нью-Йоркской публичной библиотеке.
171
Стивен (Томми) Томлин (1901–1937) — младший сын судьи Высокого суда Томаса Томлина; муж Джулии Стрэйчи (см. 12 марта 1932 г.). Стивен бросил изучение права в Оксфорде, чтобы стать скульптором. Человек исключительного обаяния, юмора и сочувствия, он подружился с Банни Гарнеттом и с его друзьями из Блумсбери (см. автобиографию Дэвида Гарнетта «Знакомые лица»). ВВ познакомилась с ним в 1924 году и написала: «Есть, например, маленькое существо, напоминающее дрозда, по фамилии Томлин, и он хочет вылепить меня» (см. ВВ-Д-II, 21 декабря 1924 г.). Именно Томлин вылепил знаменитый бюст ВВ. Оригинальная гипсовая модель находится в Чарльстоне, а свинцовые копии — в Монкс-хаусе и Национальной портретной галерее.
172
Леди Оттолин Виолет Анна Моррелл (1873–1938) — сводная сестра 6-го герцога Портлендского, аристократка, сыгравшая важную роль в английской литературной жизни начала XX века, одна из центральных фигур в группе «Блумсбери». Она была известной покровительницей художников и писателей, а также хозяйкой, принимавшей гостей в доме 44 по Бедфорд-сквер (Блумсбери), а с июня 1915 года — в поместье Гарсингтон, которое стало убежищем для многих отказников от военной службы по соображениям совести после вступления в силу закона о воинской повинности в начале 1916 года.
173
Джоан Адени Исдейл (1913–1998) — английская поэтесса из графства Кент. Она присылала Вулфам «кипы грязных тетрадей, исписанных каракулями с ужасной орфографией», но ВВ разглядела в ней настоящий талант. Ее первый «Сборник стихов» вышел в серии «Hogarth Living Poets» в феврале 1931 года, а через год последовал второй том — «Клеменс и Клэр». Вулфы познакомились со всей семьей Исдейл. Джоан и ее брат-музыкант исполнили композиции на стихи Джоан в книжном магазине «Bumpus» на Оксфорд-стрит.
175
Джон (Джек) Уоллер Хиллз (1867–1938) — выпускник Итона и Баллиол-колледжа Оксфорда, солиситор. В 1897 году он женился на сводной сестре ВВ Стелле Дакворт, которая скончалась три месяца спустя от перитонита. После этого Джек и Ванесса неосмотрительно влюбились друг в друга. Поскольку Стелла не оставила завещания, ее состояние по брачному контракту Хиллз передал в управление Лесли Стивену, а тот — завещал детям.
176
Адриан Лесли Стивен (1883–1948) — младший брат ВВ, с которым она жила (не очень гармонично) по адресу Фицрой-сквер 29 после замужества Ванессы. В Тринити-колледже Кембриджа (1902–1905) он получил степень в области права и истории, но оставался без профессии или призвания до тех пор, пока пять лет спустя после его женитьбы в 1914 году на Карин Костелло они вместе не стали медиками. Он был убежденным пацифистом и активно участвовал в работе организации «Братство против призыва». После введения воинской повинности в 1916 году во время Первой мировой войны Адриан, как и многие другие члены группы «Блумсбери», стал отказником по соображениям совести и вместе с женой был направлен на земельные работы. Позже Адриан и Карин заинтересовались работами Зигмунда Фрейда и стали одними из первых британских психоаналитиков.
177
Уильям Шекспир (1564–1616) — поэт и драматург, который считается величайшим поэтом Англии и одним из лучших драматургов мира.
178
Джон Канн Бейли (1864–1931) — английский литературный критик, литератор, завсегдатай клубов, постоянный автор ЛПТ с момента его основания.
179
Мари-Анри Бейль (1783–1842) — французский писатель, один из основоположников психологического романа, публиковавший свои работы под псевдонимом Стендаль. Его трактат «О любви» был впервые опубликован в 1822 году.
180
Британский политический и культурный новостной журнал, выходящий с 1913 года. В 1931 году издание «New Statesman» объединилось с «Nation & Athenaeum» (N&A) и сменило название на «New Statesman & Nation» (NSN).
181
Рут Грубер (1911–2016) — американская журналистка, фотограф, писательница, которая планировала опубликовать исследование, посвященное ВВ (см. 31 мая 1935 г.).
182
Роберт (Боб) Калверли Тревельян (1872–1951) — английский поэт и переводчик, выпускник Кембриджа и член общества «Апостолов»; старый друг Вулфов.
183
Герберт Эдвард Палмер (1880–1961) — английский поэт и литературный критик. Он бросил преподавание, чтобы сделать карьеру писателя (возможно, с этим связаны документы о назначении пенсии). Издательство «Hogarth Press» опубликовало три его сборника стихов.
184
Элизабет (Бесси) де Амори ван дер Ховен (1874–1957) — жена Роберта Тревельяна с 1900 года. Они жили в Шиффолдс-хаусе недалеко от холма Лейт-Хилл.
185
Граф Умберто Морра Лауриано (1897–1981) — итальянский писатель и журналист, антифашист. В период с 1927 по 1946 год он опубликовал ряд статей о ВВ в итальянских литературных журналах.
188
«Лодка» — надувная резиновая шлюпка, предназначенная для использования во время прилива реки Уз. ЛВ купил фотоаппарат «Zeiss Ikon» 23 июля.
189
Сидни Филипп Перигал Уотерлоу (1878–1944) — выпускник Итона и Тринити-колледжа Кембриджа, давний друг ВВ (см. ВВ-Д-I, ВВ-Д-II). В 1900 году он поступил на дипломатическую службу и работал в Вашингтоне. В 1905 году Сидни ушел в отставку, но с началом войны был принят на работу в Министерство иностранных дел. В 1929–1933 гг. Уотерлоу работал послом в Софии, а затем в Афинах. В Оаре (графство Уилтшир) находился его дом. Вулфы ездили к Уотерлоу с ночевкой в дождливую погоду 25 июля.
190
Розамунда Нина Леманн (1901–1990) — английская писательница и переводчица; вторая из трех старших сестер Джона Леманна (см. 7 января 1931 г.). Ее успешный первый роман «Пыльный ответ» был опубликован в 1927 году, а второй, «Нота в музыке» (1930), ВВ читала «с определенным интересом и восхищением» (см. ВВ-Д-III, 28 августа 1930 г.).
191
Энни Томсетт — деревенская девушка из Родмелла, помогавшая по дому Вулфам, когда те жили в Родмелле; дочь миссис Томсетт, которая иногда работала у них в прежние годы.
196
Избранные письма Кэтрин Мэнсфилд были опубликованы в двух томах под редакцией ее мужа, Джона Миддлтона Марри, в 1928 году; ВВ подробно описывает Вите свои отношения с Кэтрин в письме от 8 августа (см. ВВ-П-IV, № 2418).
197
Британская ежедневная вечерняя газета, издающаяся в Лондоне с 1827 года. Гарольд Николсон ушел с дипломатической службы и в 1930 году устроился работать в «Evening Standard»; марте 1931 года он вступил в Новую партию Освальда Мосли и уволился из газеты, чтобы стать редактором партийного журнала «Action», первый номер которого должен был выйти 8 октября 1931 года.
199
Некая Джин Кэмпбелл, жившая с полковником Тидом (арендодателем Ванессы в Кассисе), с которым она познакомилась во время войны, когда работала медсестрой. Вулфы останавливались у Тида и Кэмпбелл во время своих поездок во Францию в 1928–1929 гг.
200
Набор оттисков напечатанного материала на больших листах бумаги без разделения на отдельные страницы для проверки и правки.
201
Леди Сивилла Софи Джулия Коулфакс (1874–1950) — английская светская львица, декоратор интерьеров и «коллекционер интересных людей», которых она и ее муж сэр Артур развлекали в своем доме Аргайл-хаус в Челси.
202
Генри Рейнальд Гейдж, 6-й виконт Гейдж (1895–1982) — аристократ. В 1931 году он женился на Александре Имоджен Клэр Гренфелл (1905–1969), дочери барона Десборо.
203
Эдвард Чарльз Сэквилл-Уэст, 5-й барон Сэквилл (1901–1965) — выпускник Оксфорда, музыкальный критик и писатель; единственный сын и наследник 4-го барона Сэквилла; двоюродный брат Виты. Эдди раскритиковал в пух и прах ее роман «Вся страсть ушла», опубликованный в мае 1931 года.
204
Джон Мейнард Кейнс, 1-й барон Кейнс (1883–1946) — экономист, основатель кейнсианского направления в экономической теории. Он был членом общества «Апостолов», где завязал знакомство со многими своими будущими друзьями, ставшими впоследствии членами группы интеллектуалов «Блумсбери».
205
В Англии последствия международного финансового кризиса привели к отставке (24 августа) премьер-министра Рамси Макдональда, формированию национального правительства (коалиции некоторых или всех основных политических партий) и отказу Великобритании от золотого стандарта 21 сентября 1931 года.
206
Джордж Хамфри Вулферстан («Дэди») Райландс (1902–1999) — театральный режиссер, выпускник Итона и Кингс-колледжа Кембриджа. На первом курсе он сыграл роль Электры в постановке трилогии «Орестея» Эсхила; Райландс был энергичным и талантливым участником многих театральных постановок университета. Став членом общества «Апостолов», он привлек внимание как Мейнарда Кейнса, так и Литтона Стрэйчи. Всю вторую половину 1924 года Дэди проработал в издательстве «Hogarth Press», а затем уехал в Кембридж писать диссертацию. Сборник его стихов был выпущен Вулфами тиражом 350 экземпляров с подписью в декабре 1931 года.
207
Мэри Фрэнсис Литтелтон, леди Крейк (1895–1982) — вдова сэра Джорджа, баронета; единственная дочь Альфреда Литтелтона, члена парламента. Этель Смит описала ВВ в письме леди Крейк, но сначала отправила его почитать самой ВВ (см. ВВ-П-IV, № 2420).
209
Сэр Генри Артур Коулфакс (1866–1936) — выдающийся британский патентный юрист и политик Консервативный партии. Первоначально он изучал естественные науки в Оксфорде и Страсбурге, а затем уже стал специалистом в области патентного права.
210
«Rolls-Royce Motor Cars Ltd» — английская компания, основанная в 1904 году и специализирующаяся на выпуске автомобилей класса люкс.
212
Вальтер Скотт (1771–1832) — шотландский прозаик, поэт, историк, адвокат. Его роман «Айвенго» был опубликован в 1819 году.
213
ВВ имеет в виду Локсли — предводителя лесных стрелков, образ которого навеян балладами о Робин Гуде (см. «Айвенго», глава XIII). О «серьезности» сэра Лесли Стивена можно прочесть в его эссе «Сэр Вальтер Скотт» (см. «Часы в библиотеке», т. I).
217
Иоганн Себастьян Бах (1685–1750) — немецкий композитор, органист, педагог. По радио транслировали Променадный концерт из Квинс-холла.
219
Сэр Джон Коллингс Сквайр (1884–1958) — писатель и поэт, наиболее известный как редактор литературного журнала «London Mercury» в послевоенный период, а также редактор и рецензент издания «New Statesman». У Сквайра был псевдоним «Solomon Eagle» (Eagle в пер. с англ. значит «орел»). Любопытно, что Дезмонд Маккарти, сменивший его на посту редактора, писал под псевдонимом «Affable Hawk» (в пер. с англ.: «Приветливый Ястреб»). Под «его замечаниями» ВВ, вероятно, имеет в виду выступление Сквайра на радио 13 августа.
220
Нью-йоркский прогрессивный журнал, основанный в 1865 году и выходящий раз в две недели. В «Nation» печатали серию статей «Во что я верю», авторами которых были в том числе Роза Маколей и Беатриса Вебб.
221
«Насмешка Дезмонда» — вероятно, его статья «Раздутая репутация» в сентябрьском номере журнала «Art & Letters» 1931 года. Рассуждая о развитии романа как жанра, он написал: «В романах нового типа, как, например, у Вирджинии Вулф, события становятся лишь перерывами в долгом процессе витания в облаках — процессе, который используется в основном в качестве повода для маленьких поэтических всплесков…; например, складочки на зеленом шелке, который миссис Дэллоуэй пришивает к поясу, напоминают ей о летних волнах…, описанных нежной и ритмичной прозой».
223
Майкл Дезмонд Маккарти (1907–1973) — старший сын Молли и Дезмонда; фермер. В своем письме от 14 мая (см. ВВ-П-IV, № 2373) ВВ пересказывает Ванессе рассказ Дезмонда о фермерской деятельности Майкла сначала в Южной Африке, а затем в Южной Америке.
224
Одно из важнейших сражений периода Английской революции XVII века и ковенантского движения в Шотландии, произошедшее 3 сентября 1650 года.
225
Решающее сражение в ходе военной кампании Оливера Кромвеля по завоеванию Шотландии, произошедшее 3 сентября 1651 года. Кромвель умер 3 сентября 1658 года.
226
Оливер Кромвель (1599–1658) — английский государственный, политический и военный деятель, полководец, руководитель Английской революции.
227
См. ВВ-Д-III, 3 сентября 1928 г.: «Битва при Данбаре, Битва при Вустере и смерть Кромвеля — как часто я, по-моему, говорила о них своему отцу… в Сент-Айвсе».
229
Дональд Клиффорд Брейс (1881–1955) — американский издатель и основатель «Harcourt, Brace, & Co.». Реакция Брейса на роман «Волны» не сохранилась, но его издательство опубликовало книгу 22 октября, на две недели позже «Hogarth Press».
233
Джон Донн (1572–1631) — английский поэт и проповедник, настоятель лондонского собора Святого Павла, крупнейший представитель литературы английского барокко. Эссе ВВ «Джон Донн триста лет спустя» вошло в сборник ВВ-ОЧ-II.
235
Город на юго-востоке Англии в графстве Кент. 15 сентября Вулфы отвозили туда книги «Hogarth Press»; после обеда они заехали к Дороти Уэлсли (см. 27 сентября 1931 г.) в ее дом Пенн-ин-Рокс, а затем отправились в Кроуч на чай к Исдейлам (см. 1 июля 1931 г.). Эту поездку ВВ описала в письме Вите Сэквилл-Уэст (см. ВВ-П-IV, № 2436).
236
Анжелика Белл родилась 25 декабря, а Клайв Белл традиционно называл свой день рождения (16 сентября) праздником Анжелики; видимо, они перенесли вечеринку на выходные.
237
Денежная система, в которой основной единицей расчетов является некоторое стандартизированное количество золота. 21 сентября 1931 года Великобритания приостановила действие золотого стандарта, к которому вернулась примерно за 6 лет до этого. Мейнард Кейнс выступал против поспешного возвращения к золотому стандарту в своем памфлете «Экономические последствия мистера Черчилля» (1925).
238
Ричард Фердинанд Кан, барон Кан Хампстедский (1905–1989) — английский экономист, известный как член кембриджского кружка Кейнса, в том числе благодаря концепции «макроэкономического мультипликатора», сформулированной в 1931 году и послужившей основой для мультипликатора инвестиций Кейнса.
239
Бэзил Кингсли Мартин (1897–1969) — британский журналист, редактор «New Statesman» с 1930 по 1960 г. Его брак с Ольгой Уолтерс (1901–1964), заключенный в 1926 году, был несчастливым, и в 1934 году они разошлись. Мартины и Лин Ньюмен гостили в Монкс-хаусе с субботы по понедельник.
240
Исдейлы приезжали к Вулфам на чай в субботу — эта встреча описана в книге миссис Исдейл «Средний возраст: 1885–1932», анонимно опубликованной в 1935 году. 27 сентября к Вулфам на чай приезжали Джулиан и Квентин Беллы, а также Роджер Фрай.
241
Опера Этель Смит «Губители», впервые поставленная в Лондоне в 1909 году (ВВ посещала тогда премьеру), была «возрождена» для нынешнего «Сезона оперы на английском языке» в театре Ковент-Гарден.
242
Дороти (Дотти) Вайолет Уэлсли, герцогиня Веллингтон (1889–1956) — писательница и поэтесса, литературный редактор и светская львица. Она была близкой подругой Виты, которая посвятила ей поэму «Земля». Мать Дороти, графиня Скарборо, умерла 24 сентября.
243
Национальное правительство, сформированное в августе лейбористским премьер-министром Рамси Макдональдом в качестве временной меры по преодолению финансового кризиса, добивалось (и получило) мандат на всеобщих выборах, назначенных на 27 октября. Публикация «Волн» была запланирована на 8 октября.
244
Анонимная рецензия на «Волны» вышла в ЛПТ от 8 октября 1931 года; в этот же день вышла рецензия Гарольда Николсона в «Action».
245
Ежедневная газета в Великобритании, выходящая в печать с 1785 года. Заметка о «Волнах» появилась в номере от 9 октября 1931 года: «Подобно старинному венецианскому стекольщику-витражисту, миссис Вулф прядет цветные нити и с изысканной интуитивной чувствительностью создает неземные хрупкие конструкции высочайшего качества».
248
В университете Сассекса хранится машинописный черновик рассказа «Кухарка» — вымышленного портрета кухарки Софии Фаррелл (см. 20 июня 1933 г.).
249
Ресторан, находившийся в Лондоне на Перси-стрит, излюбленное место богемы. С 1908 по 1937 год хозяином заведения был уроженец Вены Рудольф Штулик (см. далее в тексте). ЛВ не пошел в оперу и, вероятно, присоединился к Вите, Этель и ВВ в ресторане.
250
Артур Шницлер (1862–1931) — австрийский драматург и писатель. Он умер через неделю (22 октября) после этого разговора.
254
В своем письме из Чарльстона Ванесса Белл написала: «Последние три дня я была полностью погружена в “Волны” и, как и следовало ожидать, задыхалась, захлебывалась, почти утонула. Я прочту книгу еще раз, когда, возможно, смогу плыть спокойнее, но пока я просто потрясена ее красотой».
256
Поэма Ф.Л. Лукаса «Ариадна» была опубликована издательством Кембриджского университета в 1932 года; вероятно, он сообщил ВВ о постановке своей первой пьесы «Медвежьи танцы» в театре «Garrick» в ноябре 1932 года.
257
Гарольд Джозеф Ласки (1893–1950) — британский ученый-политолог и политический теоретик, экономист, преподаватель, научный писатель. Его рецензия на книгу ЛВ «После потопа, т. I» вышла в NSN от 17 октября 1931 года.
258
«Star Motor Company» — британская автомобильная компания из Вулвергемптона, существовавшая с 1898 по 1932 г. На выставке, проходившей в павильоне «Olympia London» с по 15 по 24 октября, компания представила четыре модели; Вулфов могла привлечь новинка «Little Comet Fourteen» стоимостью £345, но они ее не купили.
260
Ноэль Ричардс, урожденная Оливье (1892–1969), — младшая из четырех сестер сэра Сидни Оливье, в которую были влюблены Руперт Брук, Адриан Стивен и Джеймс Стрэйчи. Закончив Лондонскую медицинскую школу, она стала врачом в 1917 году, а в 1920 году вышла замуж за своего коллегу-врача Уильяма Артура Ричардса. ВВ согласилась стать крестной матерью их третьего ребенка, которого назвали Вирджинией в ее честь.
261
Бонами Добри (1891–1974) — британский ученый и профессор литературы в Университете Лидса с 1936 по 1955 г. Пломер и Добри ужинали у Вулфов 15 октября.
262
Роман (1848) Уильяма Мейкписа Теккерея об эпохе Наполеоновских войн. Согласно некрологу в «Times» Добри «гордился тем, что его предки Бонами и Добри, банкиры, были упомянуты Теккереем». Ростовщик по фамилии Добри встречается только в романе «История Пенденниса» (глава 36); в «Ярмарке тщеславия» упоминается (глава 3) некий «Бонэми», но не банкир, а госслужащий Ост-Индской компании.
263
Рецензия (под названием «Социальное животное») размером в полколонки на книгу ЛВ «После потопа, т. I» вышла в ЛПТ от 22 октября 1931 года. Похвалив мастерство ЛВ в сборе и анализе данных, рецензент в то же время обвинил автора в «обесценивании» темы Всеобщей забастовки и предостерег от «слишком жесткой логики».
264
Ежедневная леволиберальная газета в Великобритании, основанная в Манчестере в 1882 году. В 1959 году она сменила название на «Guardian» и выходит по сей день. Всецело положительная рецензия (под названием «Ритм жизни», подписанная инициалами К.М.) размером в две трети колонки на роман «Волны» вышла в разделе «Книги дня» выпуска «Manchester Guardian» от 23 октября 1931 года.
265
Состав Палаты общин после всеобщих выборов 27 октября 1931 года был следующим: сторонники национального правительства — 551; лейбористы — 52; независимые либералы — 4; независимые члены — 1.
266
Джеймс Бомонт Стрэйчи (1887–1967) — младший из десяти детей сэра Ричарда и леди Стрэйчи, психоаналитик и (вместе со своей женой Аликс) переводчик Зигмунда Фрейда на английский язык. По окончании Тринити-колледжа Кембриджа в 1909 году он стал секретарем своего двоюродного брата Джона Сент-Лоу Стрэйчи (1860–1927), редактора журнала «Spectator», но был уволен в 1915 году за пацифистские взгляды. Год спустя он стал отказником по соображениям совести. ВВ ходила на его вечеринку (Гордон-сквер 41) 27 октября.
267
Нина Хэмнетт (1890–1956) — уэльская художница, писательница и скульптор. Она работала у Роджера Фрая в мастерской «Omega».
269
Солиситоры Бриттон и Ламб Аптоны выступали от имени арендодателей «Bedford Estate», которые планировали снести и перестроить дом 52 по Тависток-сквер и прилегающую территорию; в итоге планы были отложены, а Вулфы остались жить до июля 1939 года.
270
Книга Клайва Белла «Очерк о французской литературе» вышла в ноябре 1931 года. Лотти стала кухаркой-экономкой в его доме на Гордон-сквер 50.
271
Эдвард Морган Форстер (1879–1970) — английский романист и эссеист, которого занимала неспособность людей различных социальных групп понять и принять друг друга, выпускник Кингс-колледжа Кембриджа. Живя по большей части с матерью в графстве Суррей, он редко бывал в группе «Блумсбери». Форстер путешествовал по Италии и Греции и провел полгода в Индии (1912/13). С 1915 года и до конца войны он занимал должность в Красном Кресте в Александрии. Все его романы, кроме «Поездки в Индию» (1924) и «Мориса» (1971), были опубликованы к 1910 году.
272
Письмо Э.М. Форстера от 12 ноября 1931 года хранится в Коллекции Бергов в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Далее он пишет: «Мы увидим, вернее, в следующие пятьдесят лет все станет понятно, но мы этого уже не узнаем».
275
Мнение ВВ о «нарочито поверхностной книжонке» Литтона «Елизавета и Эссекс» см. ВВ-Д-III, 28 ноября 1928 г. Литтон, уже страдающий от желудочных проблем, которые приведут к летальному исходу, фактически не читал роман «Волны». «Это кошмар, — признался он Топси Лукас (4 ноября 1931 года). — Меня всего трясет, но я не могу решиться. За любую лежащую рядом книгу я хватаюсь как за предлог и тут же откладываю». Хью Уолпол написал 4 ноября, чтобы поздравить ВВ со вторым изданием «Волн», но признался, что находит роман «нереальным», о чем она говорит в своем ответе (см. ВВ-П-IV, № 2467). О реакции других людей, перечисленных ВВ, нет никаких сведений, хотя лорд Дэвид Сесил пил чай с ВВ 4 ноября.
277
Филип Сидни (1554–1586) — английский поэт и общественный деятель. ВВ читала его для первых статей сборника ВВ-ОЧ-II.
280
Габриэл Харви (около 1553–1631) — английский поэт, друг знаменитого поэта и драматурга елизаветинской эпохи Эдмунда Спенсера и литературный соперник другого знаменитого поэта того времени, Томаса Нэша.
281
Генри Фицджеральд Херд (1889–1971) — американский историк, писатель, лектор и философ британского происхождения, которого Э.М. Форстер назвал «одним из самых проницательных умов Англии». Он был другом Гарольда Николсона, мужа Виты.
282
Г.Л. Дикинсон написал ВВ хвалебное письмо о «Волнах» 23 октября и еще одно после повторного прочтения 13 ноября 1931 года.
284
Рыночный город и гражданский приход в графстве Беркшир. Клайв и Ванесса, которые вместе с детьми проводили праздники у его овдовевшей матери в Синде (Уилтшир), в канун Рождества приехали в Хэм-Спрей-хаус (Хангефорд), чтобы навестить Литтона.
287
Элизабет Боуэн (1899–1973) — англо-ирландская писательница, с которой ВВ познакомилась у Оттолин Моррелл. Миссис Боуэн пила чай с Вулфами 3 декабря.
288
Элис Макгрегор Ричи (1897–1941) — выпускница Ньюнем-колледжа Кембриджа, работавшая в секретариате Лиги Наций в Женеве. В 1928 году она была коммивояжером издательства «Hogarth Press», а также писала для него собственную книгу. Ее первый роман «Миротворцы» вышел в мае 1928 года.
290
Мисс Дикси и мисс Эмери (см. 30 декабря 1934 г.) — соседки Вулфов, жившие в коттедже Чарнс, недалеко от Монкс-хауса, и разводившие фокстерьеров.
291
Колонка Дезмонда Маккарти «Мир книг» в «Sunday Times» от 27 декабря 1931 года была посвящена обзору публикаций за минувший год. «В руках поэтов и романистов с богатым воображением, — писал Маккарти, — внутренний монолог и “фантазия” принесли свои плоды… В “Волнах” Вирджиния Вулф довела свой метод субъективных сновидений до абсолюта».
292
Лидия Васильевна Лопухова (1892–1981) — русская балерина. Она приезжала в Лондон с труппой Дягилева в 1918–1919 гг. и снова в 1921 году, когда Мейнард Кейнс влюбился в нее и уговорил жить на Гордон-сквер вместе с его друзьями. Они поженились в 1925 году.
293
Дора де Хоутон Кэррингтон (1893–1932) — английская художница и феминистка. До войны она училась в школе изящных искусств Слейд вместе с Барбарой Багеналь, Дороти Бретт и Марком Гертлером, страстно любившим Кэррингтон и впавшим в отчаяние из-за ее уклончивости и (непостижимой для него) преданности Литтону Стрэйчи. В 1917 году эта связь приняла форму сожительства в Милл-хаусе в Тидмарше, где Кэррингтон выступала в роли хозяйки и экономки дома Литтона, а он был кем-то вроде гения-наставника и отзывчивого друга. После войны эта «семья» расширилась за счет Ральфа Партриджа, любившего Кэррингтон и привлекавшего своей мужественностью Литтона. После смерти от рака желудка в 1932 году Литтон оставил Кэррингтон внушительное наследство, но через два месяца она покончила жизнь самоубийством.
294
Элизабет Тереза Фрэнсис Курто (1875–1931) — жена английского предпринимателя, промышленника, мецената и коллекционера Сэмюэла Курто (1876–1947); умерла 28 декабря.