Громкое дело. Роман

Виталий Новиков

Начало нулевых. Василий Болотников расследует дело муровцев-оборотней. Правоохранители, ставшие на преступный путь, становятся богатыми, преуспевающими людьми.

Глава 7

К Юрию Юсупову в колонию приехала жена Марина. Марине было двадцать шесть лет. Она была худой с длинными вьющимися русыми волосами. На лице её и плечах были конопушки.

Юсуповы расположились в комнате специально предназначенной для таких свиданий. Марина могла здесь провести ночь с мужем.

Юрий, задумавшись, сидел на скрипучей железной кровати. Марина выкладывала еду на стол: фрукты, консервы, сок, колбасу.

— Всё не выкладывай, — сказал Юрий. — Нужно будет что-то отнести в барак.

Он сел на табурет к столу, взял нож и разрезал банан на несколько частей и так стал есть фрукт небольшими кусками.

— Ты говорила с Гошей? — спросил Юрий.

Гоша — двоюродный брат Марины, служил в ФСБ.

— Говорила. Он опять говорит одно и то же; то, что служит в управлении, которое не занимается такими делами; то, что у него должность маленькая…

— Тоже мне, родственничек. — Юрий состроил злую гримасу.

— Кстати Гоша сказал, что твоим делом занимаются в ФСБ, но об этом никому не надо говорить.

— Долго они что-то занимаются.

— Он сказал, что это точно.

— Эх, Юрка, надо было нам взять тогда денег в долг и дать выкуп этим бандитам.

— Хрен они чего от меня получат, эти шакалы. Пусть меня здесь хоть по кругу пустят — ничего им не дам.

— А этот Пастухов что-нибудь говорит про твоё дело?

— Нет. Мне кажется, он как-то пессимистично настроен по отношению к моему делу.

— Может быть и в самом деле нельзя никакую управу найти на этих сволочей?

— Всё-таки хочется верить, что остались нормальные люди и в милиции и в ФСБ и вообще…

— Да, я тоже очень на это надеюсь. Может быть ещё куда-нибудь написать?

— Куда писать-то в администрацию президента писали, куда только не писали…

— Ещё три года… — Марина тяжело вздохнула.

— Ты что думаешь, мне придётся до конца мотать срок здесь?!

— Нет. Не знаю, почему-то само соскочило с языка.

— Вот увидишь, меня обязательно вытащат отсюда. До конца срока.