Дед. Заслужить чудо

Владимир Александрович Сединкин (2024)

Апрель 1942 года, выживший боец красной армии уничтоживший кучу немцев на передовой, особист требующий принятия решения, главврач перед сложным выбором и дед… что ещё за дед?

Владимир Сединкин

ДЕД: ЗАСЛУЖИТЬ ЧУДО

Дверь открылась и в кабинет, не утруждая себя даже формальным «можно войти» или «вы не заняты Викентий Павлович», вошёл начальник особого отдела дивизии Щукин. Отодвинув ногой в сторону табурет напротив рабочего стола начальника госпиталя, он замер, над доктором буравя его взглядом. Всё-таки фамилия Николаю Николаевичу очень подходила, было в ней что-то такое… хищное.

— Чем обязан?

Скривив недовольную гримасу, особист произнёс:

— Что вы намерены делать с Воропаевым?

— Ну, ранение не тяжёлое. Кость не задета, думаю денька через три…

— Перестаньте нести чушь! — стукнул кулаком по столешнице, Щукин.

Взглянув на удивленно раскрытые глаза хозяина кабинета, и поняв, что переборщил, Николай Николаевич плюхнулся на стоящий позади него табурет, выдохнул воздух сквозь сжатые зубы и продолжил:

— Вы же прекрасно понимаете, о чём я. Меня беспокоит его душевное здоровье… или как там у вас врачей это называется?

Кашлянув, Забелин налил себе из графина в стакан воды и продолжил:

— И психиатр и психолог не нашли у него никаких отклонений.

Щукин подпрыгнул со своего места и, спрятав руки в карманы галифе буквально прокричал:

— То есть вы считаете, что у него все дома?

Сделав несколько глотков воды из стакана, начальник госпиталя, вытер губы тыльной стороной ладони и пояснил:

— Вы сами потребовали вызвать других специалистов, так как медицинское заключение наших вас не устроило. Столичные врачи всего лишь подтвердили наш диагноз.

— Какой диагноз?! — снова подпрыгнул на месте особист.

— Психическое здоровье Воропаева в норме. Никаких отклонений нет.

Вытянув из кармана брюк огромный платок, Щукин долго высмаркивался в него, а затем абсолютно успокоившись, снова сел на своё место.

— И вас не настораживает тот факт, что он видел того чего не было и быть не могло?

Этот разговор нервировал Забелина, но как человек ответственный и здравомыслящий, он понимал, что избежать его не удастся.

— Парень герой. Сколько там он немцев убил? Пятьдесят восемь, шестьдесят?

— Шестьдесят четыре, официально подтверждённых.

— Ну, вот видите. Целые сутки он в одиночку сражался с противником среди мёртвых тел своих товарищей. Возможно, у него был стресс, который и вызвал временные галлюцинации.

Пододвинув табурет к рабочему столу собеседника, особист почти шёпотом спросил:

— А признаки стрессового состояния у него обнаружены?

— Нет. Не обнаружены, — развёл руками в стороны Забелин. — Но это же психиатрия, с полной уверенностью сказать что-либо трудно. Вы же не сомневаетесь в его подвиге?

— Конечно, нет. Есть куча фактов подтверждающих его отважное поведение. К тому же у нас имеются показания красноармейца Каримова, который почти сутки находился на позиции корректировщика и всё видел собственными глазами в бинокль.

— Ну, вот видите. Что же вам ещё нужно?

Снова стукнув кулаком по столу, от чего стакан с остатками воды подпрыгнул и перевернулся, Николай Николаевич проорал:

— Вы что не понимаете? Возможно, даже, скорее всего, Воропаева представят к званию Героя Советского Союза. Его будут фотографировать, брать у него интервью, повезут в Москву для встречи с нашим руководством. Не исключаю такой возможности, что товарищ Ворошилов или даже сам товарищ Сталин попросят его рассказать о подвиге. А вдруг он ляпнет им про этого старика, который будто бы сидел с ним целые сутки в окопе?

Смахнув с зелёного сукна капли воды, начальник госпиталя посмотрел на Щукина.

— Ну, он же не идиот. Поговорите с ним.

— В этом всё и дело. Если он адекватный человек и ваши врачи правы, то проблем нет. Воропаев забудет про своего старика, и будет наслаждаться заслуженной славой. А если доктора ошиблись,… тогда место ему не в рядах Красной армии, а в психиатрической лечебнице.

Вынув из нагрудного кармана мундира портсигар, Щукин достал папиросу и постучал ей по металлической крышке коробочки.

— Николай Николаевич вы, что предлагаете отправить парня в дурдом? — не веря своим ушам, спросил Забелин.

Прикурив от зажигалки и выпустив из ноздрей струйки дыма, особист, пристально взглянул на начальника госпиталя.

— А вы предлагаете отправить в Москву сумасшедшего? Понимаете, чем это грозит?

— Вы сгущаете краски.

— Возможно, но проверить так это или нет, не собираюсь.

Вытерев рукавом пот, выступивший на лбу, Забелин молча уставился в окно, за которым вовсю хозяйничал последний весенний месяц.

Потушив папиросу в бронзовой пепельнице стоящей на столе, Щукин медленно, с какой-то садистской тщательностью, положил перед хозяином кабинета два листка бумаги.

— Не позднее, чем завтра, вы как начальник госпиталя должны принять решение насчёт Воропаева. Верхний бланк — принудительная госпитализация, нижний — выписка по выздоровлению.

Конец ознакомительного фрагмента.