Вернись и покайся

Владимир Анатольевич Малёванный, 2019

Взявшись за написание повести «Вернись и покайся», я хотел показать весь негатив коммунистического строя, начиная с октябрьского переворота вплоть до периода застоя. Показать самоотверженный подвиг священнослужителей, которые ценой нечеловеческих страданий, ценой собственной жизни пронесли через весь этот земной ад свет Веры Православной, не дав ему угаснуть.

II

Наталья проснулась рано, за окнами ещё не развиднелось, на душе было как-то неспокойно. Она зашла в детскую половину дома, малыши сладко спали, но тревога от этого не уменьшилась. Наталья прошла в «красный угол», взяла с полки Псалтирь и, затеплив лампадку перед образами, стала на молитву. Её материнское сердце чуяло опасность, но откуда и когда её ждать — не знала. Будучи глубоко верующей женщиной, она полностью отдала себя в руки Божие, но, как тяжело представить, что твоих кровиночек, чистеньких и невинных могут постигнуть несчастья. Слёзы капали у неё из глаз, падая на страницы книги царя Давида. На улице рассвело, за ширмой послышалась возня и детский смех. «Малыши проснулись, пора кормить», — подумала Наталья, вставая с колен. Помолившись, она почувствовала в себе уверенность и силу, влекущую следовать за Творцом. И тут ей вспомнилось Святое Евангелие: Господь сказал ученикам своим: «Если кто хочет идти за Мной, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за мной» (Мф. 16,24)

Она скорее догадалась, нежели почувствовала — их ждут испытания. Дети как никогда были ласковые и послушные. Какое-то неведомое доселе чувство наполнило её, она ощутила в себе силу и спокойствие. Покормив малышей и взяв вещмешок, с которым Андрей и Гриша ходили за ягодами на болото, наполнила его продуктами и положила в него фляжку с водой. Поблагодарив Господа за посланную Им трапезу, Наталья снова взяла Псалтирь и прочла 67 и 90 псалмы. Не успела она положить на место книгу, как в дверь громко постучали.

— Всё, детки, одевайтесь, — направляясь к двери, сказала она. На пороге стояли незнакомые вооруженные люди в шинелях и будёновках.

— Ну-ка, быстро выходите из дома, на площади сбор жителей села, — грубо сказал им тот, у которого на поясе висел «Маузер». Молча пропустив деток вперед и придерживая их за плечи, Наталья направилась к выходу.

— Иван, ну-ка проверь! Никого там в избе не осталось? — распоряжался обладатель немецкого оружия. Один из красноармейцев, сняв с плеча винтовку с пристёгнутым к стволу штыком, прошмыгнул в комнату. Через минуту он вернулся и отрицательно покачал головой. Старшой прикрыл сапогом дверь, махнул солдатам рукой и пошел к воротам.

Базарная площадь была заполнена народом. В основном это были женщины, дети и старики. Всадники держали в кольце ничего не понимающих людей. А тем временем со всех уголков села продолжали сгонять жителей. Наталья увидела на краю площади пенёчек, присев на него, посадила на коленки себе Васютку и Машу. Гриша пристроился рядом на небольшой кочке, опершись на поставленный рядом вещмешок. Чтобы как-то скоротать время мать читала детям Святое Евангелие. Гриша часто изучал с отцом в храме послания святых Апостолов и ему были знакомы эти тексты, а малышам мало, что было понятного из читаемого мамой, но воспитанные в благочестивой семье, они смиренно слушали её. Время двигалось к полудню, солнышко начинало припекать. К площади подкатила тачанка, на которой стоял пулемёт «Максим». В нее взошел человек в кожаной куртке, перетянутый портупеей. Вынув из кобуры наган, он сделал два выстрела в воздух, чтобы привлечь к себе внимание, затем обратился к народу: — Граждане, я представляю законную советскую власть в селе Нечаево. Мои предшественники и их семьи были зверски убиты бандитами, которые к сожаленью еще ходят по этой земле, но это пока… Я здесь для того, чтобы покончить с этой контрой, которая всячески препятствует строительству светлого будущего. По нашим данным бандиты окопались на болотах и ждут от нас атаки. Но мы не будем бросать под пули своих людей, мы заставим партизан сложить оружие без боя, и вы нам в этом поможете. Большая часть разбойников, скрывающихся в непролазных топях — жители Нечаево. Нас интересуют их родственники, которых мы возьмем в заложники и заставим членов банды сдаться. Я не хочу крови и предлагаю родственникам бандитов пройти к этому зданию. Повисла пауза, время шло, но никто из находящихся на площади граждан не вышел.

— Ну, что же, вы сами этого захотели. Он махнул рукой красноармейцам, и те силой стали вытаскивать из толпы кого попало. Минут через пять к складу «Мануфактурных товаров» согнали кучку людей. Комиссар вновь обратился к народу: — Здесь двадцать человек, я даю вам два часа времени — либо родственники партизан сами выйдут, либо вы их выдадите. В противном случае мы расстреляем этих, — он указал стволом револьвера на заложников, — время пошло! Командир вынул из кармана часы на цепочке и повесил их на ствол пулемета. Время действительно шло, но все оставались на своих местах.

— Гриша, — обратилась Наталья к сыну, — ты уже большой мальчик, слушай меня внимательно. Мне сейчас нужно будет уйти, малыши останутся с тобой. Домой не ходите, пойдёте к бабушке Глаше, что пела в церковном хоре. Если к ней не получится, иди к кому-нибудь из бывших прихожан, которые знали отца. Я сейчас отойду от вас, за мной не ходите.

Наталья сквозь толпу продвинулась поближе к тачанке. В этот самый момент комиссар снял часы со ствола «Максима». — Ну всё, время вышло! — он махнул рукой красноармейцу, и тот, поправив ленту в пулемете, нажал на гашетку…

Когда пороховой дым рассеялся, на земле остались лежать окровавленные тела заложников.

— Ну что, есть желающие сотрудничать? Снова молчание. — Теперь мы возьмем в заложники сто человек. Из толпы выдернули старика, за ним выбежала женщина: — Постойте, оставьте моего отца, я вам покажу всех у кого мужики на болоте! И тут началось… Брали очередного заложника, и тот выдавал родственников партизан, коих знал. Многие члены семей повстанцев стали выходить сами, чтобы не искушать знающих их людей. Вышла и Наталья, не дожидаясь, когда её выдадут. Численность заложников увеличивалась, и тут солдаты взяли под руки молодую девушку лет шестнадцати. — Не троньте мою доченьку, у нас нет никого у партизан! — кричала полная, рыжеволосая, небольшого роста женщина, хватая за локоть солдата. И тут ей на глаза попались дети Андрея Афанасьевича: — Вот! Это дети церковного старосты, он с партизанами. Красноармейцы отпустили девушку и переключились на Гришу и малышей. У Натальи потемнело в глазах, когда из толпы вышел солдат, неся под мышками Машу и Васю, второй красноармеец тащил за руку Гришу с вещмешком. Женщина едва не потеряла сознание, взяв себя в руки, она кинулась к детям. Солдаты поняли, что к чему и бросили к ногам женщины детей. Она встала на колени и обняла малышей, Гриша подошел к матери и прижался. Примерно через час закончился отбор заложников и всех арестованных колонной погнали по дороге.

В тот год последние дни лета в Тамбовской губернии выдались особенно засушливыми. Грунтовая дорога, разбитая колесами бричек, превратилась в пыльное месиво. Заложники — женщины, старики и дети — медленно брели в пыльном облаке. Наталья по очереди брала на руки малышей, выбившихся из сил. Благо, что женщина догадалась взять с собой еды и воды. Справа от них едва успевал передвигаться на костылях старичок лет семидесяти. Когда мать дала пить детям, он жадно взглянул на фляжку, женщина перехватила взгляд затуманенных от усталости глаз на бледном, болезненном лице и протянула ему воду. Мужчина, сделав один единственный глоток, вернул фляжку назад. Он погладил Машу по головке, молча кивнул Наталье и продолжил свой путь. Люди изо всех сил старались оставаться в строю, они не знали, что их ждет впереди, но жить хотели все… Людей гнали, словно скот, будто каторжан по тракту, подгоняя матерными словечками и винтовочными прикладами. Многие не понимали в чём их вина, какой такой закон они нарушили? За что им наказание? Словно гром среди ясного неба ворвалась революция в размеренный крестьянский быт. Люди, из поколения в поколение трудившиеся на земле, учившие своих детей и внуков чтить Бога и любить ближнего своего, вдруг стали преступниками закона. Священников, которые кохали своих духовных чад в колыбели отеческой опеки, «окрестили» врагами нового общества, достойных уничтожения. Никому не хотелось воспринимать эту реальность, многие на подсознании считали всё происходящее кошмарным сном, желая поскорее проснуться и опять зажить спокойно и счастливо. Но, увы…

В какое-то время Наталья увидела, как шедший неподалеку от них старик на костылях вдруг остановился и стал открывать рот, жадно хватая воздух. Она хотела было подойти к нему и помочь, но тут же получила толчок прикладом в спину и матерный выкрик в свой адрес. Она поняла — надо продолжать движение, хотя бы ради детишек. Когда получилось оглянуться назад, она увидела, что старик лежит на обочине, и в этот самый момент красноармеец выдергивает у него из груди штык. Женщина, собравшись с силами и взяв Васятку на руки, стала читать 90 псалом. Бывают такие моменты в жизни человека, когда Сам Бог посылает страдальцам силы несоразмерные с возможностями их организма. Так и мать Гриши, Маши и Васи сама не понимала, откуда у неё взялась сила перенести весь этот кошмар. Уже темнело, когда они вошли в Тамбов. Пройдя ещё какое-то время по улочкам губернского города, их загнали на территорию женского монастыря, в то время уже не действующего. Заложникам разрешили обосноваться во дворе обители, на дверях храма висел увесистый амбарный замок. В остальных зданиях, находящихся на территории монастыря, двери были наглухо заколочены досками крест-накрест. Выбившиеся из сил арестованные буквально попадали на землю. Наталья присела на булыжники, прогретые за день на солнце, спиной оперлась о стену храма, дети прижались к ней, и тут же все уснули…

Андрей Афанасьевич последнее время не находил себе места, непрестанная молитва уже не могла его успокоить. Уснуть тоже не получалось, он вышел из шалаша, уселся на ближайшую кочку и устремил свой взор на звездное небо. Мысленно он казнил себя за то, что оставил семью: «От кого он сейчас защищает их здесь, спрятавшись на болоте, как заяц? Обратно ему дороги нет. Кто может теперь действительно защитить их? Как они там? — сердце еще сильнее защемило. — А его четвертый ребенок, который находится в материнской утробе… Кто он — мальчик или девочка? Наверняка ему уже никогда этого не узнать, — слезы накатили на глаза, сердце застучало в груди, ком подступил к горлу, ему захотелось выть, как шакалу».

«На болоте из срубленных берез мы устроили оборону от красных, но они вряд ли сюда придут. Нам и самим здесь долго не протянуть, — размышлял староста, — многие это понимают и поэтому бегут из отряда, бегут в другую губернию, где их не знают, желая спастись — возможно, у них это и получиться. Но как быть ему? Бросить тех, с кем под пулями шел защищать матушку Русь, уйти и всю жизнь скрываться под чужим именем? Нет, это не для него! Уж лучше принять последний бой…»

Утренние лучи солнца скользнули по монастырским стенам, Наталья приоткрыла глаза, в памяти медленно всплыло всё произошедшее с ними вчера. Здравый смысл противился воспринимать реальность и, тем не менее, она оставалась таковой. Сняв с себя кофту, женщина свернула её и аккуратно положила под головки малышам. Встав на ноги, она увидела, как Гриша открыл глаза, поднеся указательный палец к губам, мать пригрозила: «Тсс, спи, а я нужник найду и вернусь». Она медленно побрела вглубь двора, ноги были словно ватные, тело ныло после вчерашних нагрузок. Вдоль кованой монастырской ограды прохаживались красноармейцы с винтовками. «Явно часовые, — подумала Наталья. — Это они нас охраняют, как преступников — меня, Васю, Машу, Гришу. Чем же мы так опасны для общества, коль нас изолировали от него? Чем же всё это закончится?» «Помилуй мя, Боже, по Велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое», — перекрестившись, она начала шепотом читать 50 псалом. На всей территории святой обители находились люди: одни спали, другие, проснувшись, приводили себя в порядок, к нужнику образовалась длинная очередь. Немного оправившись от психологического и физического стресса, арестованные начали интересоваться, что с ними будет дальше. Солдаты не общались с ними (очевидно, у них был такой приказ), и люди пребывали в неведении. Благо, большинство заложников успели прихватить с собой пропитание и воду, но это на первое время. А что будет потом?

Солнце клонилось к закату — день прошел, никакой информации так и не поступило. Люди спрашивали друг у друга: «А вы не знаете, как долго мы пробудем здесь?» Но ответить на этот вопрос никто не мог.

На другой день ближе к полудню в монастырские ворота въехал автомобиль с открытым верхом. Машина остановилась, с заднего сиденья встал офицер и поднял руку, люди стали подтягиваться, образуя круг. Поправив фуражку, военный заговорил: — Вчера наш парламентер доставил на болото бандитам ультиматум. Мы дали им срок три дня для того, чтобы они сдали оружие. Кто-то из заложников выкрикнул: — Еду не даете, дайте хоть воды! — Пока ваши родственники не сдадутся, не будет вам ни воды, ни еды. Толпа загудела: — Детей пожалейте! Офицер сел на сиденье, и водитель тронул авто…

Наталья старалась экономить продукты и воду, хотя прекрасно понимала — если не придет помощь, то дни их сочтены. Люди старались меньше двигаться — берегли силы, днём укрывались от солнечных лучей с северной стороны церкви…

Командир отряда, в котором был Андрей Афанасьевич, был потомственным военным, его сына и невестку убили красные. Предвидя действия большевиков, он увез жену и внуков в соседнюю губернию к своей сестре. Он искренне переживал за своих бойцов, у которых большевики взяли семьи в заложники. Построив отряд, военачальник обратился к солдатам: «Братья, красные нам предъявили ультиматум: по истечении трёх дней мы должны сдаться, иначе наши семьи умрут медленной смертью от жажды и голода. Но поверить безбожникам не позволяет мой разум. Посоветовавшись, мы решили — нужно срочно напасть на охрану монастыря и освободить женщин, детей и стариков из рук извергов. Лучше погибнуть в бою, нежели знать, что из-за нас умирают от голода и жажды люди. Выступаем завтра ночью в 3 часа…»

С утра на территории монастыря начались активные движения красных: подъезжали грузовики, в них загружали ящики со снарядами, хранившиеся в церкви. Красноармейцы выглядели слегка возбуждёнными, даже радостными, словно в преддверии важных событий. Заложники же понимали, что готовится военная операция и, очевидно, против близких им людей, находящихся на болотах. Погода с утра ухудшилась, небо затянуло тучами, которые постепенно сгущались. К Наталье подошел худощавый сгорбленный старичок, сильно прихрамывающий на правую ногу:

— Доченька, плохие новости — я был за углом храма и случайно услышал разговор солдат, загружающих снаряды. Нашелся Иуда среди повстанцев, ночью он пришел к красным и в обмен на свою жизнь и жизнь своей семьи открыл военную тайну. Партизаны запланировали освободить нас под утро, большевики хотят предпринять контратаку с вечера. Я слышал их шутки: «потравим партизан, как крыс». На снарядах маркировка — белая звёздочка — это химоружие, я сталкивался на войне с такими экземплярами. Красные хотят обстрелять повстанцев снарядами с хлорпикрином с подветренной стороны, газ заполнит всё пространство на болте, и погибнет всё живое, в первую очередь наши защитники.

Дед замолчал и посмотрел вглубь монастырского двора. Наталья обняла и прижала деток к себе, с трудом сдерживая слёзы.

— Что же делать?

— Я не случайно к тебе подошел, нужно предупредить партизан, время не терпит. Это сможет сделать только один человек — твой Гришка по двум причинам: в лаз, который я приглядел, сможет пролезть только он, и на болоте никто, кроме него тропы не найдёт. Я часто встречал Андрея Афанасьевича с мальчиком на заготовке клюквы среди топей — Гриша знает болота.

Женщина посмотрела на сына и поняла, что он всё слышал. — Мама, я пойду к папке, ему срочно нужно всё рассказать.

— Да, пожалуй… А то кто, кроме тебя? Мать погладила Гришу по голове, глядя куда-то в пространство.

— Вот и хорошо. Старик, оживившись, стал излагать свой план…

— Ну как? Вас устраивает?

— У нас нет выбора, слишком много людей может погибнуть.

— Тогда я пошел ещё раз всё внимательно осмотрю, а ты накорми парня, ему предстоит длинная дорога.

Наталья покормила сына, прочла вместе с ним молитву «Царю Небесный» и, благословив, отпустила его. Дед пошел вдоль забора в глубь двора, не доходя пару сажень до угла, он остановился, немного постоял, как бы обозначив парню место, повернулся и направился назад. Подойдя к красноармейцу, охранявшему нужный для побега участок, дед позвал его: — Сынок, сынок.

— Не положено разговаривать, — огрызнулся круглолицый, с веснушчатым лицом паренек, по всему было видно, что он из глубинки, другими словами простак.

Старик продолжил: — Я тебе богатство задарма предлагаю. Вот смотри — часы «Павел Буре» серебряные, идут.

Приманка сработала, глаза у служивого загорелись, он подошел ближе к забору и уставился на часы.

— Принеси немного хлеба и воды. Оторвав взгляд от часов, красноармеец посмотрел на деда.

— Не мне, дети там маленькие, их пожалей. Старик видел боковым зрением, как Гриша подошел к забору, с трудом протиснувшись сквозь лаз, очевидно проделанный собаками, пополз по ложбинке дальше.

— Вот послушай, ходят. Дед протянул руку с часами к забору. Парень приложил к ним ухо и замер, повернувшись при этом спиной к беглецу. В этот самый момент Гриша поднялся и побежал. И уже через минуту он скрылся в соседней улице.

— Ну, хорошо, — по-деловому заговорил охранник, — сейчас я сменюсь, а ближе к вечеру опять заступлю на пост, тогда и дам тебе знак подойти…

Мальчик бежал по улице, сердце колотилось в груди, он старался подальше убежать от монастыря, чтобы его никто не узнал. Старик ему примерно рассказал, как поскорее выбраться из города и еще сказал: «Держи путь на запад». Но как понять, где он, если небо пасмурное и солнца не видать? Гриша старался запоминать, куда он сворачивал, чтобы хоть немного ориентироваться на местности. И вдруг заметил, что кровли на старых зданиях с одной стороны зеленели ото мха. «Это же север», — обрадовался мальчик и почувствовал себя увереннее. Вот и последние городские постройки остались позади, Гриша то быстрым шагом, то бегом двигался по просёлочной дороге. Он чувствовал на себе большую ответственность за близких ему людей, от того, как он справится с заданием, зависела их жизнь. Эти мысли подстёгивали мальчика, и он опять срывался на бег. Григорий был в пути уже несколько часов и начинал ощущать усталость во всем теле, и тут впереди он увидел огромный раскидистый дуб, стоявший на развилке дорог. Мальчик припомнил рассказ отца об этом исполине, который он слышал от своего деда, а тому рассказал его дед. Так вот, когда первый дед был ещё маленький, этот гигант уже поражал своими размерами всех путников, приглашая их на отдых под раскидистую крону. Вспомнив рассказ отца, Гриша сопоставил географическое расположение допотопного дуба и сообразил, куда ему нужно двигаться. Постояв еще немного под мощной копной зеленых ветвей легендарного дерева, Гриша свернул направо и быстро зашагал, теперь он точно знал, где находится нужное ему болото. Солнце склонялось к западу, изрядно уставший отрок упорно шел вслед за ним, окружающие пейзажи до боли были ему знакомы. Он уже представлял, как бросится папе на шею и расцелует его, но вдруг почувствовал легкое волнение. Впереди было слышно урчание моторов и лязг металла, дорога вывела его из небольшого пролеска, и он увидел впереди у края болота военную технику и красноармейцев. С первого взгляда даже не сведущему в военных делах человеку было понятно — идет подготовка к артобстрелу. Паренька охватила паника, ему нужно было успеть предупредить отца. Но как это сделать, если путь ему преградили солдаты, устанавливающие пушки и миномёты? Здесь был единственный проход к месту, где, по всей вероятности, окопались партизаны.

— Что же делать? Мозг мальчика разрывало на части, его охватила паника, упав на траву, он зарыдал. В конце концов, юноша понимал, что время работает не в его пользу, чего бы это ему ни стоило, идти надо. Военные занимались своими делами, никто не обратил внимания на идущего мальчишку. Гриша, миновав артиллерийский кордон, пошёл по тропинке, протоптанной собирателями ягод, как вдруг услышал окрик: «Стой! Куда прёшь? Назад!» Мальчик, рванув, побежал вперёд, он понимал — если сейчас он не встретится с отцом, то больше никогда отца не увидит. Гриша мчал изо всех сил, с трудом успевая разглядывать дорогу. И всё же оплошность он допустил — пролетев мимо кочки, угодил в топь. Беглец попытался двигаться назад, но с каждым движением тело погружалось всё глубже и глубже. Перестав двигаться, он чувствовал, что погружение потихоньку продолжается. Ужас дрожью пробежал по всему телу, мальчик не знал, что же еще можно предпринять, и тут кто-то подал ему берёзовую ветку.

Конец ознакомительного фрагмента.