По далеким и близким дорогам

Владимир Васильевич Киреев

– Не расстраивайся Леха. Хоть раз в жизни каждый мужчина должен сказать себе: «Среди нехоженых дорог, одна – моя. Сказать и сесть на снегоход».

По пути паломника

В воскресный день мы с женой Лилией стояли на службе в Покровском храме. К нам подошла Надежда, постоянная прихожанка храма, и предложила съездить в Енисейск, к старцу Севастьяну. Этот город находится на севере Красноярского края, на расстоянии более тысячи километров от нашего города. Она рассказала о том, что они с мужем Александром не раз уже ездили в Енисейск к отцу Севастьяну. На что я ей ответил, что я тоже два раза бывал в Енисейске и один раз был на службе в монастыре, и там встречался со старцем. Правда, было это давно, лет восемь тому назад.

— Вот и хорошо, — обрадовалась она, — еще раз встретитесь с ним, правда, теперь он не в монастыре живет, а уехал в поселок, туда только по зимнику можно добраться или летом на вертолете. Я звонила знакомым, по зимнику уже лесовозы ходят.

Мы с женой посоветовались. Стоит ехать, не стоит?

— Ведь к старцу едут люди за помощью, со своими просьбами и проблемами, — сказал я, — а у нас вроде бы все хорошо. О чем мы с ним разговаривать будем?

— Он сам с вами заговорит, вы об этом даже не думайте, — ответила Надежда, — он все видит и знает.

Тут в разговор вмешался Александр:

— Не обязательно о чем-то просить, съездите просто, как паломники.

Жена, немного подумав, взяла меня за руку и сказала:

— Ведь потом жалеть будем. Ведь всего три дня дороги. Я хочу туда съездить, посмотреть на этого человека.

Все и решилось здесь же, в храме. Мы обсудили с Надеждой и Александром, что нам нужно взять в далекий путь и поехали собираться.

Будильник зазвонил в четыре часа. Декабрьская ночь длинна, а день короток. Вещи собрали с вечера, поэтому, наспех попив чаю, стали грузиться в машину. Вскоре нас осветили фары подъезжающего автомобиля. Это приехали наши попутчики, Надежда и Александр. Оставив машину наших друзей в ограде, мы сели в нашу машину и тронулись в путь. Термометр показывал минус четыре градуса, небо затянуло тучами, шел мелкий снег. Для путешествия это очень плохо. Потому что на дороге сплошной гололед, дует ветер, метет поземка, дорожники не успевают чистить падающий снег, и при свете фар встречной машины ничего впереди не видно, кроме белой мглы. Я сидел за рулем и понимал, что двигаться нужно медленно, соблюдая безопасную скорость. Навстречу нам шли в основном большегрузные машины. За три часа мы доехали до Алзамая, передохнули; раннее утро дышало холодным зимним ветром. Женщины попили чаю в кафе, мы в это время с Александром заправили машину, поменялись местами. Он сел за руль, а я рядом, на пассажирское сидение, и тронулись дальше.

Александр высокий, крепкого телосложения мужчина пятидесяти лет. Человек он скромный, добрый, любит рыбалку и пиво. Большую часть своей трудовой жизни отработал на предприятиях с вредным производством. Сначала — на Красноярском алюминиевом заводе, затем работал в Тулуне, на гидролизном заводе, пока тот не закрылся. У него — небольшая рыжая бородка, поэтому он из всех нас больше всех походил на русского паломника.

Темнота и гололед шли с нами до границы с Красноярским краем, потом темнота отступила, и наступил долгожданный рассвет, а гололед и снег так и остались на дороге. Объехав Красноярск по объездной дороге, мы повернули на север.

Долго мы ехали. Я успел заснуть, проснуться, а мы все едем и едем. Я начинаю приходить в беспокойство и задавать себе вопрос: когда же будет конец этому пути? В моей затуманенной от долгого пути голове крутятся рассказы о священной истории. Я чувствую себя странствующим паломником, а хлопья снега, что летят навстречу машине, принимаю за манну небесную. Вспомнились слова Святого Тихона Задонского: «Всяк живущий на земле есть путник».

Александр, сидя за рулем, как бы между прочим, сказал:

— Скоро Казачинское.

— А давайте в храм заедем, — неожиданно предложила Надежда, — там находится чудотворная и очень почитаемая местными жителями и паломниками плачущая икона Казанской Божьей Матери. Мы в прошлом году с Сашей были, а вы ведь не видели ее?

— Я вообще впервые здесь, — ответила Лилия, — хотелось бы увидеть.

— Давайте заедем, — согласился я.

Мы свернули с объездной дороги и поехали по широкой асфальтированной улице. В центре села, в узком переулке, стоял небольшой деревянный храм, крыша которого венчалась куполом и колоколенкой. От храма веяло чистотой и спокойствием. Переулочек, на котором приютился Свято-Троицкий храм, казался тихой пристанью приезжих путников. Нас ласково встретила женщина в передней, а в храме шла вечерняя служба в честь Николая-угодника. Ведь завтра, 22 декабря, праздник этого святого. Мы, честно говоря, об этом не подумали раньше и обрадовались тому, что на такой праздник будем у старца.

Надо сказать, нам повезло, потому что через несколько минут началось елеепомазание, и мы по очереди подошли к батюшке. Елейное масло благоухало розами, и этот аромат расходился по всему храму. После окончания службы каждый из нас подошел к чудотворной иконе, приложился к ней, помолился о своем.

Эта икона стала первой во вновь возрожденном Свято-Троицком храме, который до основания был разрушен перед войной. Среди прихожан эта икона стала самой любимой и почитаемой. Перед этим образом читаются каноны и акафисты, поются духовные песни, произносятся горячие молитвы. И едут со всех сторон люди за милостью Заступницы со своими просьбами, мольбами и благодарностями.

Женщину, которую мы встретили при входе в храм, звали Анна Семеновна. Она рассказала нам, что 18 марта 2001 г. в середине Великого Поста, на Крестопоклонной неделе, одна из прихожанок читала акафист об исцелении отца перед образом Казанской Божьей Матери. И вдруг она увидела слезы на глазах Богородицы — она плакала. Позже заметили слезы и на глазах младенца Христа.

Через некоторое время слезы подсохли, но 9 октября 2003года, в день празднования Успения апостола Иоанна Богослова, глаза Богородицы и Божественного младенца вновь наполнились слезами. С этого времени слезы продолжают течь постоянно.

— А отчего замироточила икона? — полюбопытствовал я.

— Весной 2002 года в селе произошел пожар, который уничтожил около 70 домов. Прихожане считают, что поэтому и стала плакать Богородица. Но настоятель Свято-Троицкого храма считает, что вовсе не в пожаре дело. Почему же? Ответ прост: для утверждения веры. Ведь Новый и Ветхий Заветы были полны чудес, люди через них уверовали в Бога, согласились пойти за Ним, принять Его учение.

Никто из погорельцев не верил, что государство возместит потери: сгоревшие дома и имущество и поможет жильцам. Но вышестоящие власти чутко откликнулись на горе людей, и деньги на строительство новых домов были выделены в срок. И спустя какое-то время в храм зашла женщина и опустилась на колени перед чудотворной иконой, она пришла благодарить Богородицу за новый дом. Потом стали приходить другие жители села с благодарностью. Теперь жители Казачинского живут в новых домах, гораздо лучше старых. К батюшке часто подходят люди и рассказывают, что просимое ими выполняется, проблемы отступают, приходят нужные ответы, невидимая помощь не оставляет просящих.

Чудо, свершившееся в селе, помогло и помогает людям, влияет на их жизнь, делая их лучше, чище, хотя они сами порой этого не осознают.

Мы поблагодарили Анну Семеновну за содержательную беседу и тронулись в путь. Долгие северные сумерки уже затемнили окрестные поля и лес. Машина также ехала по скользкой извилистой дороге. Создавалось такое впечатление, что современную трассу проложили по пути первопроходцев, которые продвигались из Енисейска в сторону Красноярска. Как шли лошади зигзагами, обходя препятствия, так и прошли за ними потомки, нисколько не спрямив пути.

После Каргино, перед Лесосибирском, стоит небольшой поселок Усть-Тунгуска. В этом месте наша Ангара широко и мощно вливается в Енисей. Этот поселок назван так не случайно. Верхняя Тунгуска — старое название Ангары. В нижнем течении Ангара — самый крупный правый приток Енисея, единственная река, вытекающая из озера Байкал. Длина ее около 1800 километров. Протекает по территории Иркутской области и Красноярского края. Участок от истока до города Иркутска представляет собой Иркутское водохранилище. На северо-западе Иркутской области, на Ангаре, находится Братское водохранилище, на котором стоит Братская ГЭС. После излучины на Ангаре, ниже Братского водохранилища, расположено Усть-Илимское. Затем река поворачивает на запад — в Красноярский край, на Богучанское водохранилище, и возле Усть-Тунгуски впадает в Енисей.

Каскад из четырех гидроэлектростанций полностью и безвозвратно похоронил под водой поселки, пашни, изменил климат, уничтожил ценные породы рыб, изменил флору и фауну двух регионов.

При въезде в город Лесосибирск перед нами выросла стела, состоящая из трех частей: герба и названия города, а также диска циркулярной пилы, символизирующего основное производство в городе — переработку древесины.

После Великой Отечественной войны здесь было построено несколько крупных деревообрабатывающих предприятий, на которых занимались переработкой ангарской сосны. Среди этих предприятий: Новомаклаковский и Новоенисейский лесопильно-деревообрабатывающие комбинаты, лесоперевалочный комбинат и лесоперевалочная база. Также в послевоенные годы была построена железнодорожная ветка, соединившая Ачинск и Лесосибирск. После чего построили речной порт для сообщения с Норильском. Современная промышленность города представлена большим числом предприятий. Главными промышленными отраслями Лесосибирска являются деревообрабатывающая, пищевая и лесохимическая. Продукция лесосибирских предприятий по-прежнему экспортируется во многие европейские страны.

В Лесосибирске традиционно мирно уживаются представители разных религиозных конфессий: мусульмане и христиане. Православная община города была основана в 90-х годах XX века. В Лесосибирске был построен самый большой православный собор Сибири — Крестовоздвиженский. В 1997 году мусульманская община построила мечеть. Мечеть стала не только местом проведения служб и мусульманских обрядов. Здесь также преподают арабский язык.

Впечатление от города осталось хорошее. Широкие чистые улицы, обустроенные дворы, свет рекламных щитов. Кафе, гостиницы. Жизнь в городе бьет, что называется, ключом.

И вот мы подъезжаем к Енисейску, позади почти тысяча километров дороги. Енисейск был основан как острог в 1619 году и благодаря своему выгодному географическому положению быстро стал административным и экономическим центром Восточной Сибири, отсюда происходило движение русских землепроходцев на юг и восток. Вначале Енисейский острог был подчинён Тобольску, потом приписан к Томской области. Где Тобольск, и где Томск? Более тысяч километров водного пути между ними. И на таких огромных расстояниях управление территориями осуществлялось письменными распоряжениями различных уровней власти, которые доставлялись нарочными или посыльными. О значимости Енисейска говорит тот факт, что в 1856 году в Енисейске насчитывалось 10 церквей, 989 домов, 164 лавки.

После открытия месторождения золота Енисейск превратился в центр снабжения старателей техникой и продовольствием. Наибольшее оживление началось с 1842 года.

В связи с прокладкой Московского почтового тракта, а затем Транссибирской магистрали город утратил своё административно-экономическое значение, и дальнейшего развития он не получил.

Гостиницу найти оказалось непросто. Городская гостиница, что стояла на берегу, разорилась. В частной, — в центре города, не было мест. После недолгих поисков мы поселились в двухэтажной гостинице возле речного порта.

В Енисейске в настоящее время насчитывается более ста памятников истории и культуры, архитектуры. Многочисленные архитектурные памятники: Спасо-Преображенский монастырь, основанный в 1642году, Богоявленский собор, Воскресенская церковь, Троицкая церковь, Успенская церковь, здание Енисейского краеведческого музея. Все эти сооружения были построены в XVIII веке. Своеобразный облик Енисейску придают каменные здания конца XIX — начала XX вв. в стилях эклектики и модерн.

Енисейск замечателен не столько отдельными зданиями, сколько всей сохранившейся застройкой, которая дает возможность представить, как город выглядел сто и двести лет назад. Уникальны деревянные купеческие особняки в стиле модерн. Замечательная резьба на деревянных зданиях. На окраинах старого города — бывшие деревянные дома-усадьбы конца XIX века с типичными балконами-галереями, украшениями, резьбой, подражающей орнаментам каменного сибирского барокко, или близкой деревянной резьбе в Тобольске и Поволжье.

Это город — музей. На центральной улице стоят несколько домов постройки конца прошлого века. Они походят на стариков — аристократов, впавших в нужду: пусть одежда в заплатах, но все равно — порода видна. Фасад этих домов ужасен, но, возвышаясь над одноэтажными домиками городка, они еще хранят следы прошлой красоты.

Глядя на город, даже не вникая в подробности, понимаешь, что на протяжении многих лет архитектуру не сохраняли должным образом. На каменных фасадах в некоторых местах отвалилась штукатурка. Время и равнодушное отношение к памятникам культуры, особенно к жилым домам, привело к их запустению. Разве тяжело подправить штукатурку и побелить. Видно, что в последние годы власти пытаются сохранить архитектуру города, например, повесили вывески на купеческие дома с именами хозяев, коим эти дома принадлежали.

Удивительно. Поднявшись рано утром со своей кровати, я почувствовал, что отдохнул прекрасно. Все наши мысли просились в дорогу. Мы были в ожидании чего-то нового, неизвестного. Собрались, и в половине шестого тронулись в путь. Раннее, раннее утро. Енисейск. Городок еще спал, только где-то слева, там, где маленькие домики скрылись в снегу, громко лаяли собаки. Ночная пурга слегка замела дороги и крыши домов.

План у нас был такой. Александр сказал, что до села Маковское, он, наконец, вспомнил его название, по зимнику ехать три часа. Поэтому в половине девятого мы должны быть на месте. Служба начинается в девять, поэтому у нас будет возможность пообщаться с отцом Севастьяном полчаса до службы.

Дорога широкая, укатанная лесовозами. У нас их скромно называют «дорогами районного значения». Машина едет по ней, как катер по морским волнам.

Я спросил у Александра:

— Маковское на каком притоке Енисея стоит?

— На Кети. Это приток Оби.

— Как Оби? — встрепенулся я.

У меня что-то екнуло внутри, и только потом я сообразил: Обь и Енисей — это же транспортная магистраль. Некогда здесь проходил знаменитый Маковский волок, по которому шли русские покорители Восточной Сибири. В дальнейшем существовал развитой торговый путь, описанный во многих источниках. По нему первопроходцы тащили волоком суда от притока Оби — реки Кеть — до Енисея.

Через Маковскую пристань в период освоения Сибири шел основной грузопоток Ангаро-Кетского пути. В течение 120 лет волок был единственной транспортной"артерией", связывавшей Восточную Сибирь, Забайкалье и Дальний Восток с Россией. Именно в этот период всего за восемьдесят лет и была присоединена к России восьмая часть планеты. А потому значение волока среди всех других дорог, по которым осваивалась Сибирь, самое важное.

Вот по этому пути зимой и летом беспрерывно двигался конный транспорт: зимой на санях, летом на волокушах. Отсюда и название дорог — волоки. Размер перевозок был огромен, волок полностью обеспечивал сибирские города хлебом, солью, деньгами, одеждой, оружием и инструментами. И люди, и лошади, и даже собаки пришли в Сибирь этим путем.

Проезжая по этой старинной дороге, я представлял себе русского человека, идущего за лучшей жизнью, а кто-то шел за смертью; шли кто босиком, кто на коне, осваивая, заселяя новые территории. Этот путь по Оби, Енисею, Ангаре, Лене и другим сибирским рекам, на мой взгляд, является неотъемлемой частью истории России и русского народа.

По этому пути купцы ездили на Ирбитскую ярмарку. В Ирбите с XVII века (открыта в 1649 г.) существовала знаменитая Ирбитская ярмарка, где встречались и обменивались западные купцы с восточными.

Функционирование Сибирского речного пути способствовало интенсивному хозяйственному и культурному развитию Сибири. По всему маршруту возникали поселения, население которых наряду с хлебопашеством и скотоводством занималось извозом. Вдоль тракта располагались сотни постоялых дворов, фуражных складов, тележных, санных и сбруйных мастерских, занятых обслуживанием нужд тракта.

История государства Российского неотделима от истории ее главной дороги, идущей по сибирским рекам. На протяжении нескольких веков по ним расширялось пространство Российской империи, включая в себя все новые земли и народы.

Построенные города и населенные пункты с храмами, с ментальной составляющей, связанной с именами известнейших исторических лиц — уникальный культурный ландшафт России.

Примечательно, что в 1637 году в Енисейск по этому волоку пришли будущие знаменитости: Ерофей Хабаров, Максим Перфильев, Петр Бекетов и Семен Дежнев. А весной 1638 года они все вместе ушли из Енисейска в большой сибирский поход на Лену «для проведывания новых землиц».

Путь каравана занял не один месяц, так что у этих людей было время близко познакомиться и рассказать о своем прошлом и своих планах на будущее, поделиться суждениями об успехах и неудачах колонизации этого края.

Вернувшись в 1640 году из витимского похода в Енисейск, Перфильев писал государю, что на Шилке, возле устья реки Урки, в горе, добывают серебряную руду, из которой местные князьки плавят серебро. Затем его продают за соболей и торгуют с китайцами. Этим самым Перфильев на три столетия определил будущую каторгу на рудниках в Шилке и Нерчинске. Впоследствии там нашли еще и золото.

По Маковскому волоку зимой 1662 года везли в ссылку неистового протопопа Аввакума Петрова. В 1675 году с посольством в Китай здесь ехал ученый Николай Спафарий Милеску. В 1734 году волоком проезжал Герард Фридерик Миллер, первый исследователь Сибири.

В годы советской власти село служило местом ссылки. В 1923 г. через Маковский волок на Кеть ехал отбывавший енисейскую ссылку удивительный человек ХХ века, епископ Лука Ташкентский (в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий), профессор медицины и хирург с мировым именем.

Маковский волок активно функционировал еще в начале Х1Х века. Но реально свое значение волок стал терять с появлением в 1740-х годах Московско-Сибирского почтового тракта и, позднее, со строительством железной дороги. Именно по ним и пошло основное освоение Сибири.

Мы планировали добраться быстрее, но Александр оказался прав, только через три часа утомительного зимника мы, наконец-то, приехали к занесенному снегом селу. В начале 21 века, проехав по волоку на японском автомобиле «Тойота Прадо», мы устали. А 400 лет назад пешком или на коне с поклажей! Зимой — мороз за сорок, летом — полчища таежного гнуса. Невольно начинаешь задумываться, какие сильные люди были наши предки.

Перед селом, на укатанной машинами площадке, стояли груженые лесом машины. За ними была дорога на центральную улицу.

— Сейчас главное, чтобы дорога к храму не была занесена снегом, — проговорил Александр. — А то в прошлую зиму оставляли машину на центральной улице и шли пешком через сугробы.

Но снегу в этом году выпало мало, и дорога к храму была укатана машинами паломников.

Свернули вправо и увидели в стороне старинную деревянную церковь. Наши предки умели находить самые красивые места для храмов, старались, чтобы церковь была видна из самой дальней дали. Церковь в Маковском — не исключение. Типична и ее судьба. Она была закрыта в тридцатых годах. Вначале что-то в ней хранили, затем забросили совсем. Но строили раньше добротно, и она сохранилась. Несколько лет назад игумен Севастьян организовал прихожан, и отремонтировали с Божьей помощью храм. Поменяли сгнившие бревна, построили колокольню, провели косметический ремонт. Вот и возвышается она, сверкая куполом и крестом, стремящимся в небо.

Мы остановились у небольшого дома, как раз напротив церкви. Было еще темно, часы показывали половина девятого. Перекрестившись, мы зашли в храм.

Войдя, мы с удивлением обнаружили, что идет служба. Шла праздничная литургия в честь Николая Чудотворца. Ведь сегодня было 19 декабря.

Немного погодя я спросил у рядом стоящей женщины:

— Когда началась служба?

— В половине восьмого.

— А почему так рано?

— После праздничной литургии соборование будет.

С благородной проседью в бороде статный священник читал молитвы.

Запела женщина на клиросе. Голос высокий, дребезжащий, слова было разобрать трудно. Священник стал кадить. Вначале он кадил у алтаря, передвигаясь от одной иконы к другой. Затем батюшка спустился к прихожанам. Священник был пожилой. Быстрый, внимательный взгляд; одет в праздничную рясу, на ногах валенки. Тем временем он подошел к аналою, пару раз взмахнул кадилом, и я почувствовал запах ладана.

Чтица, мгновением ранее произнесшая: «Слава Тебе, Боже наш, Слава Тебе», перекрестилась, и все тоже перекрестились.

Словно какая-то большая, теплая волна, подхватив, захлестнула меня. Раздражавшее своей фальшивостью пение чтицы неожиданно стало умилительно-нежным, ласкающим душу. Но самое главное было не в этом. Вся моя жизнь в мгновение ока пролетела передо мной. Жизнь непутевая, бестолковая, грешная. Непутевая — по своей бесцельности, бестолковая — по той суетности, что делала мое существование одним сплошным мельтешением, и грешная — ибо любил я в жизни только самого себя. Даже те поступки, в которых можно было бы найти доброту и бескорыстие, по сути дела только ласкали мое тщеславие и самолюбие. Вспомнились слова Базарова: «Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения».

Обо всем этом я мог бы рассуждать долго, а иной раз, раньше, я не без удовольствия поругивал себя, — но здесь, в церкви, здесь… было иначе. Мне стало жаль себя, жаль моих друзей, живущих так же бестолково. Вдруг представился день моего ухода из жизни, равнодушное сочувствие окружающих. А вероятнее всего, никто и не заметит моего ухода. Я взглянул на иконостас. Христос глядел мне прямо в глаза. Нет, не так — в душу мою Он глядел, но не было суровости в этом взгляде. Была любовь, которая доселе мне неведома, которая испепеляла меня. Я отвел глаза. Но и с других икон на меня смотрели… смотрели живые люди. Николай-угодник, Сергий Радонежский, наконец, сама Божья Матерь, распростершая в своих руках святое покрывало.

Раньше в школе, в институте я читал о них в атеистических брошюрах, рассуждал о суевериях нашего народа, а сегодня, сейчас я ощущал реальное присутствие этих святых и смой Божьей Матери, их настоящее участие в моей судьбе. Они одновременно судили меня и как бы говорили: еще не поздно.

— Здесь благодать Божия, — прозвучал тихий голос за спиной.

Я вначале кивнул, соглашаясь, и лишь после этого обернулся. Голос принадлежал невысокому, плотно сбитому мужчине с курносым и веснушчатым лицом, с внимательными и серьезными глазами. Словно лучше давая мне почувствовать всю благодать данного места, он вдохнул в себя с шумом воздух и также шумно, закрыв глаза, выдохнул.

Я тихо спросил у него:

— Как зовут священника?

— Отец Амвросий, — так же тихо ответил он.

Затем наступил момент исповеди. Все присутствующие в храме прихожане стали подходить и исповедоваться у отца Амвросия. Вначале мужчины,

потом женщины. Я не готовился к исповеди и даже не думал об этом. Но увидев, как исповедаются прихожане, мое сердце вдруг стало биться, как барабан. Мне было непонятно это волнение. Руки вдруг стали потными. Окружающие меня лица были, как в тумане. Нет человека, который бы не имел за собой каких-нибудь грехов. И когда крайняя женщина отошла от батюшки, я шагнул вперед, поклонился прихожанам и пошел на исповедь. Батюшка спросил меня, откуда я приехал, давно ли крестился? Потом была исповедь. Следом за мной пошли жена и Надежда. После того, когда все желающие исповедовались, отец Амвросий вынес из алтаря чашу и причастил нас. После окончания службы отец Амвросий поздравил нас с исповедью и причастием, а также с праздником Николая Чудотворца.

В эту церковь постоянно приезжают паломники. Вот и сегодня, уже часов в десять утра, прибыл микроавтобус, полный прихожан из Лесосибирска.

Божьи люди, они были так разочарованы, что служба началась раньше обычного и к их приезду уже закончилась. Но батюшка их успокоил, сказав, что сейчас начнется соборование.

Много туристов приезжает на своих машинах посмотреть на церковь, на иконы и пообщаться со старцем. Тяга к святыням неистребима, а духовная жажда — такое же внутреннее состояние человека, как и жажда физическая. Ни водка, ни пиво, ни"Давай поженимся", ни"Поле чудес"эту жажду утолить не смогут — к счастью для страны.

В алтаре мелькнула маленькая, сутуловатая фигурка. Двери алтаря открылись, и я увидел медленно идущего старца. Вид у него был самый обыкновенный: седая борода, покрытое густой сетью морщин лицо. Одет он был в рясу, поверх которой была застегнутая на все пуговицы безрукавка, в руках — черная парусиновая сумка.

Голос у него высокий, хриплый, будто он не откашлялся или долго молчал.

Помолившись о близких своих и о здравии своем, мы покинули храм.

Только когда вышел на улицу, понял, что не напрасно я приехал на

исповедь в самую древнюю церковь Восточной Сибири в день Николая Чудотворца. Совсем не случайность, что ради этого события нам пришлось преодолеть более тысячи километров.

Я подошел к крутому берегу реки. Кеть была покрыта льдом, заметена снегом, и от нее веяло каким-то уныньем. Такой она, наверное, была и 400 лет назад, когда в 1618 году сюда пришел отряд Тобольских казаков во главе с боярским сыном Петром Албычевым и стрелецким сотником, боярским сыном Черкасом Рукиным, возглавлявшими экспедицию с целью проведения дорог к Енисею и Тунгуске и объясачивания енисейских тунгусов, живших на восточном берегу Енисея. В этом же отряде служил подьячим Максим Перфильев, который много лет спустя основал Брацкий острог и первым по Лене и Витиму пришел в Забайкалье.

Казаки из Тобольска по Иртышу спускались до устья, а затем шли вверх по течению Оби мимо современных городов Сургут и Нижневартовск до Нарыма, который стоит в устье реки Кеть. От Нарыма по Кети до Маковского. Сколько километров составлял этот путь, я даже затрудняюсь сказать, но думаю, что не менее тысячи километров.

Из-за недостатка продуктов отряд был вынужден зазимовать на Кети. Они построили небольшой острожек, в котором им пришлось выдержать осаду кетского князя Намака, который был очень зол на непрошеных гостей, вторгшихся в его владения. Но вскоре был вынужден уйти на юг. Острог долго служил укреплением и был экономическим центром на пути к Енисею. Когда-то здесь была судоверфь, жили торговые люди, плотники, кузнецы, ямщики.

Через год этот же отряд основал Тунгусский острог (Енисейск).

В первой половине 17 века в селе была построена церковь Покрова Пресвятой Богородицы, из которой мы только что вышли.

Достав из кармана куртки сотовый телефон, я старался снять храм, но снимок всей церкви не получался, для этого нужно было отойти на приличное расстояние, а там уже были сугробы снега. Вариантов не было: в ботинках я зашел в глубокий снег и сделал несколько снимков.

Историческое значение Маковского острога велико, ведь он явился своеобразным «трамплином» к созданию более мощного и долговременного острога на Енисее, а затем и города Енисейска, который стал служить восточными воротами для освоения среднего и верхнего течения реки Енисей, а также дальнейших просторов Восточной Сибири, вплоть до берегов Тихого океана. Отсюда пошли первые пути в Китай и Монголию.

По этому пути пришли крестьяне, которые в первой половине XVIII века из Илимского воеводства расселились вверх по рекам Ока и Ия и создали земледелие в современных Тулунском и Куйтунском районах.

Интересен тот факт, что после победы русских войск над шведами под Полтавой, часть пленных шведов везли этим путем до Илимского и Усть-Кутского острогов, где они работали землепашцами более десяти лет. Также в Илиме отбывал ссылку шведский генерал Канифер.

Прошли годы, Северная война между Россией и Швецией закончилась полным поражением Швеции. В августе 1721 года был подписан Ништадтский мир, согласно которому Россия получила выход к Балтийскому морю и вернула себе исконно русские земли. Швеция потеряла свое влияние в Европе. Петр I был провозглашен императором.

Указом Петра I от 8 октября 1721 года предписывалось освободить шведских офицеров и солдат весною по воде, а генералу Каниферу выделить суда, гребцов, припасы, деньги, проводников и немедленно отправить в Тобольск

Мы приехали в село еще затемно, и в свете фар вдоль главной улицы были видны только ветхие двухквартирные дома советской постройки. Они покосились, сгнили и обветшали. В некоторых уже никто не жил, там не было окон и дверей. А сейчас я увидел, что в селе есть добротные, ухоженные дома, рубленные из лиственницы. Одним много лет, другие построены сравнительно недавно. Дома, построенные до революции, выглядели лучше и благороднее. Невольно возникает непонимание того, что делали в годы советской власти. Сломали и закрыли церкви, а вместо них построили двухквартирные дома, больше похожие на бараки. На большее ума не хватило.

Отец Севастьян жил в доме, который стоял напротив храма. К нему мы подъехали утром. Низенький, аккуратно сложенный из бревен, с уютным палисадником. Домику, наверное, было лет сто. Поскольку село за свою историю ни разу не горело, то некоторые дома сохранились еще со времени их постройки. Рядом стояли такие же небольшие, но основательные избы с маленькими оконцами и кровлями. Для отвода воды к крышам домов были прикреплены желоба, сделанные из распиленных наполовину бревен.

Старец пригласил нас к себе. Мы остановились в нерешительности.

— Если стесняетесь войти, то это напрасно. В дом ко мне все заходят, мои двери всегда открыты.

Он открыл калитку, потом тяжелые дощатые двери, и, пропуская нас во двор, спросил:

— А вы надолго сюда?

— На один день.

— Что так скоро? Поживите. Тут замечательно.

— Нам домой надо. На работу. Хотим сегодня засветло до Енисейска добраться.

— В старину люди пешком сюда ходили. А сейчас на машинах ездят, другое время, это намного легче.

Весь двор по-казачьи был обустроен под одну крышу. Баня, туалет, дровяник и кладовая. Перед входом в дом располагалось невысокое крыльцо из двух ступенек. Мы зашли в дом.

Когда вошли в дом, показалось, что я уже был здесь. В доме инокиня Сусанна, что в переводе с еврейского означает Лилия, готовила обед. Женщина лет сорока, одета в монашеское обличье, смуглое лицо, большие карие глаза. Она приехала в село из женского монастыря с благими намерениями: помогать старцу Севастьяну вести хозяйство в доме. Здесь работников из соцзащиты нет, а ведь многие знают, что в доме, который стоит в селе, работы непочатый край, особенно летом. За огородом нужно ухаживать, забор ремонтировать. Не говоря уже о таких элементарных вещах, как сготовить обед, постирать белье.

Отец Севастьян пригласил нас в свою комнату. Тихо горели лампадки. На стенах — иконы. Фотографии царской семьи. И я подумал, что же открывается его взору из этой крошечной комнатки, ставшей местом духовного притяжения многих людей.

Он стал читать церковное писание, в котором определены грехи наши.

Губы мои будто сами собой стали шептать молитву. Словно какой-то нарыв прорвало. Я не искал слова, они приходили сами. Сейчас, когда я пишу это, мне уже не удается вспомнить те слова, вернуть то состояние. Помню только, что будто увидел себя со стороны и жизнь свою увидел, грешную и бестолковую, в которой было столько показного, ненастоящего, столько суеты и пустых слов, хождения в потемках, самомнения.

Потом старец пригласил нас к столу. Мы разговорились. Оказалось, что игумен Севастьян приехал в село семь лет назад из Енисейского монастыря. Раньше он служил в Кемерово, потом в Киселевске и 16 лет в Енисейском монастыре. Повидал он на своем веку немало, много где бывал, но лучше места, чем здесь, в Маковском, еще не встречал. Как долго пробудет здесь? А Бог его знает. Может быть, останется навсегда.

Услышав про Кемерово, я обрадовался:

— Батюшка, а я из Мариинска. Там у меня мать и старшая сестра живут.

— Да! — удивился он. — Я знаю этот город. Я служил там, правда, недолго, пока священник был в отпуске. А так я служил в Кемеровской епархии.

Он замолчал, задумался, а потом, как бы спохватившись, засмеялся и громко произнес:

— А сюда только вертолетом можно долететь.

— А вертолет к вам часто летает? — спросил я.

— Два раза в месяц. Для всех жителей это праздник. Мне письма привозят от людей со всей страны. Другим пенсии, третьим водку. Ведь пенсию на что-то нужно тратить. Вот и веселится село до следующего рейса с «большой земли».

— Батюшка! — обратилась к старцу Надежда. — Если Вам плохо здесь, поедемте к нам в Тулун. Там дом купим. Жить будете хорошо и в достатке.

Отец Севастьян внимательно выслушал, по-детски улыбнулся и сказал:

— Спасибо вам за предложение. Вы знаете, что я хочу вам сказать. По всему видно, вы добрые люди, но поймите меня. Много ли человеку в жизни надо? Дом у меня есть, храм через дорогу. Хожу на службы. Встаю рано — не спится, иду в церковь, печи топлю, чтобы прихожанам тепло было на службе.

А искушения, они есть везде.

Сусанна рассказала нам, что накануне в деревню заявился медведь-шатун. Рядом заготавливают лес, вот и разбудили хозяина тайги. Зашел во двор, разорвал собаку. Глава местной администрации Александр Ефимович Земляной сообщил по рации в полицию. Приехали полицейские из Енисейска на «УАЗике». Проехали по деревне, медведя не видно. Уже собрались уезжать. Тут к ним подошел отец Амвросий.

— Я на службу боюсь ходить, он вчера рядом с храмом бродил, того и гляди, что набросится. Он же голодный.

Полицейские остались и почти сутки дежурили в поселке, разъезжая по его окрестностям. Вечером следующего дня шатун вновь появился в поселке, где и был застрелен.

Также Сусанна рассказала нам, что в настоящее время население здесь живет за счет охоты, рыболовства, сбора дикоросов, пчеловодства. В селе имеется начальная школа, в которой учится с десяток школьников. Люди живут сейчас здесь не местные, без корней. Часть из них приехала в советский период по распределению, другие — по оргнабору в химлесхоз, третьи — ссыльные. Раньше жило много староверов.

Связь села с районом — летом только вертолетом, да по рации.

— Угощайтесь, — приглашал отец Севастьян, предлагая жареную рыбу в чугунной сковороде, покрытую бронзовой корочкой, — мясо нам нельзя, а вот рыбу, пожалуйста, кушайте.

— Батюшка! — спросила Надежда. — Пост ведь идет. Нам можно рыбу есть?

На что старец улыбнулся и, подняв на нее глаза, строго сказал:

— Конечно, можно, сегодня большой праздник. А вообще, я вам так скажу, ешьте, что угодно, главное, не ешьте друг друга.

Мы сидели за столом, разговаривали. Надежда спрашивала отца Севастьяна о своем, жена моя, Лилия, интересовалась тоже житейскими делами. Я отвлекся в разговоре с Александром и уже не помню, о ком шла речь, только услышал, когда Надежда сказала:

— Ну он же хороший человек, батюшка.

На что старец ответил:

— Добрым людям в России всегда нелегко живется.

Сегодня я часто вспоминаю эти слова, сказанные тихим, но твердым голосом, и они, безусловно, отражают нашу реальную действительность.

Мы с Александром вышли во двор. К нам подошел мужчина в суконной куртке, без шапки, с бородой, в зимних сапогах. Его я видел в храме, это он говорил о благодати. Познакомились. Нашего гостя звали Валерий. Он спросил, здесь ли отец Севастьян?

Александр ответил утвердительно.

— Вы чем занимаетесь в деревне? — полюбопытствовал я.

— Я пустынножитель, — смущенно улыбаясь, сказал он. — Ну, то есть я веду…, — и он замялся.

— Аскетический образ жизни, — подсказал я.

— Да! Да! — обрадовался он, что нашелся правильный ответ.

— Я не живу здесь. Я пришел сюда помолиться и подлечиться. Простыл я. Я живу в Ворожейке. Это 50 километров вниз по реке. Деревня, брошенная людьми, а дома стоят целые, заходи и живи. Даже церковь сохранилась, хоть и заброшена. Только пока никто туда не едет. Живу один в деревне.

— А чем занимаетесь? — спросил я.

Конец ознакомительного фрагмента.