Провода. Любовь. Мате

Владимир Еремейчук, 2020

«Провода. Любовь. Мате» – это история о расследовании череды самоубийств, захлестнувшей весь мир. Эта история о борьбе реальности за выживание. Это зеленый киберпанк: есть, чем дышать, но не хочется наполнять легкие таким воздухом, ведь эстетика вседозволенности так и манит к себе. А что есть вседозволенность, что есть свобода? Отказ от тела или власть наяву? Кто станет первым: ловцы грез, частные сыщики, существа из открытого космоса, гангстеры или полицейские? Кто остановит новый тренд, и вообще нужно ли его останавливать? Содержит нецензурную брань.

9

Ядовитая Змея сидела за самым дальним столиком в кафе, которое так хотело походить на традиционную французскую забегаловку, что даже радийная волна несла французскую речь, и везде эти багеты и круассаны со всевозможными начинками. Вот только, увы, все это мало походило на маленькие тесные кафе во Франции.

После вчерашней вечеринки ее слегка потрясывало. Отзывы об устаревшем видеоряде и утренний дайкири по традиционному рецепту, привели ее к двум выводам: первый — все идиоты, второй — старое видео — в топку, к выступлению в столице надо подготовиться на все сто процентов.

Взглянув на часы, с тоской вздохнула, режиссер уже опаздывала на семь минут. Мелочь, но сейчас даже эта мелочь жутко ее раздражала. Магическим образом возникла официантка и поставила перед носом апельсиновый сок. Как же ей хотелось заказать себе пиво, но в одиночестве пристойной девушке посреди белого дня хлестать пиво не выпадало.

Апельсиновый свежевыжатый — тоже прекрасный способ вернуться к ясности, но, как известно, временами яд лучше всего лечить ядом.

Дверь распахнулась. В кафе вошла среднего роста пухленькая девушка, замотанная в огромный шарф из-под которого можно было разглядеть только большие линзы очков для зрения. Змея сразу же поняла, это Виктория, ведь она говорила про большой шарф. Змею накрыла волна разочарования: у будущего режиссера не было шикарной задницы, которую обещала Катя.

— Привет, — улыбнулась Змея и протянула руку.

— Ух, вчера как следует, погуляли?! — ничуть не стесняясь, вставила Виктория, как бы намекая, что от Змеи исходит неприятный запах алкоголя. — Значит, и я себе смогу заказать бокальчик красного, а то вчера столько работы было, что вечером мечта о вине так и осталось мечтой.

Змее сразу же захотелось встать и выйти. «Как эта толстуха вообще осмелилась намекать на мое состояние?!… эй стоп, может у меня паранойя», — мысли терялись, и после неловкой паузы наконец-таки прозвучал вопрос: — Над чем сейчас работаешь?

— Ничего специального, — вздохнула собеседница, — монтаж дело нудное и кропотливое. Хорошо, сейчас с этими технологиями все в разы проще, а раньше, ух, — Виктория улыбнулась, а затем добавила: — Но мне это жутко нравится, хоть я и новичок.

— Насколько? — скучающе спросила Змея, подумывая, не заказать ли ей пива.

— Два года. Уже что-то могу.

Змея кивнула в качестве одобрения и вернулась к размышлениям, ожидая пока Виктория сделает заказ. Она думала, к кому еще можно обратиться насчет видеоряда. Достала телефон и пролистнула список знакомых, рулетка остановилась на Саше, как бы намекая, что можно попробовать ему написать. Змея ухмыльнулась сама себе, девушка еще ничего не предложила, а она уже начала её списывать со счетов, и когда внешность стала для нее играть такую роль? Но все же она была уверена, красивые вещи создают красивые люди. Змея попытался отойти от своих стереотипов и спросила:

— Удалось ли послушать мой сет?

— Я прослушала, врать не буду, не целиком, кое-что перематывала, не моя музыка, — Виктория сделала, как показалось Змее, театральную паузу, — но африканские мотивы меня натолкнули на мысль — нам нужна пустыня, какой-нибудь африканский народ.

— Пустыня, бедуины, как стереотипно, — недовольно вздохнула Змея, размышляя, что толстуха слушает убогую музыку. Африка же совсем другая.

— Ты была в Африке?

— Нет, в Африке не была, может это даже не она звучит в моей музыке. Понимаешь, каждый рисует свои картины под мою музыку. А я хочу, чтобы мы максимально показали этот мир через призму моего восприятия. Если мы говорим про Африку, то это должны быть её кварталы с болью, любовью, поражением, ненавистью и робошлюхами из суставов, в которых протекает масло. Не знаю, как мы снимем это?

— Хороший вопрос, — улыбнулась Виктория, — вот поэтому вы заказчик, а я исполнитель.

— У тебя есть ответ?

— Что-то можно прикупить на видеостоках, плюс, наложить фильтры, обработать до объемной голограммы, добавить своего и, вуаля, у нас будет уже полностью свое, даже не видео, а представление, которое потечет по всему танцполу, погружая людей в эту атмосферу.

— Об этом я слышала. Предлагаешь все набрать из стоков?

— Нет, свое тоже отснимем, возможно, напишем сюжет или общую концепцию, что мы хотим увидеть в видеоряде.

— Знаешь, мне представляются роботы, играющие на непонятных музыкальных инструментах, — Змея сделала два больших глотка апельсинового сока. — У каждого робота уникальная внешность, относящая его к какой-либо национальности или даже религии, например, мусульманин, рядом еврей, там католик, но это не должны быть религиозные деятели, это как бы роботы-люди, которые помирились, после того, как реальные люди все-таки перебили друг друга.

Слушая Змею, Виктория, начала делать заметки в телефоне, а Змея продолжала: — Они стали подражать людям в вере и убеждениях, словно отдавая дань уважения своим создателям, но при этом они отказались от войны, у них интеллекта больше, чем у нас. Понимаешь? А дальше камера “погружается” в голову каждому музыканту, а там искры, взрывы и люди, они обнимаются, танцуют, лежат в ваннах, занимаются сексом, пьют, принимают наркотики, — Змея улыбается.

— Не, за такое нас посадят, наркотиков не надо, надо костер из денег, накаченные мужчины, меха протезы, обязательно каких-нибудь танцующих девчонок. Какая продолжительность этого представления?

— Где-то час. Что-то можно будет взять из моего старого видео, плюс, есть несколько зарисовок, которые я никогда не использовала.

— Лучше все заново отснять, мы же идем к новому! — в голосе Виктории звучал притворный энтузиазм. Змея это чувствовала.

— Значит, для начала поступим так: каждый пишет свой сценарий, потом совмещаем их и дальше понимаем, как будем действовать.

— Сколько это будет стоить?

— Без сценария, сложно сказать, но, так как ты от Кати, сюжетную часть мы подготовим с тобой бесплатно. Если, конечно, ты захочешь снимать со мной её.

— Подожди, — вот это совсем Змее не понравилось. — Я ведь тоже пишу сценарий? Вернее, я только что почти пересказала его тебе.

— Да, но сценарий — это рабочий документ, — чувствуя напряжение, Виктория слегка улыбнулась, чтобы разрядить обстановку, — мои расценки совсем маленькие, не такие, как в больших студиях.

— Я за другое боюсь, — раздраженно ответила Змея, — вот мы с тобой напишем сценарий, я возьму оттуда свои идеи и сниму по-своему, а ты потом заявишься с иском…

— Прошу прощения, если ты думаешь, что я так себя поведу, то, наверное, нам не стоит работать.

— Ты права, — Змея задумалась. Утренний коктейльчик был лишними, конфликт возникал на ровном месте. Но с другой стороны, какого черта: — Я человек серьезный и мне нужна прозрачность в делах, да, и не зря же родилась эта ирландская пословица «Бог оберегает дураков и пьяниц».

— Думаю, что вы зря приходите пьяной на встречу, — поменялась в лице Виктория, явно задетая поведением Змеи.

После этих слов Змею перекосило от злости, она хотела что-то сказать, но совладала с собой, молча, встала и направилась к официанту, расплатился по счету. Вышла на улицу, закурила электронную сигарету и написала Саше: “Привет! Мне нужно новое сопровождение к моему сету, со всеми этими новомодными примочками, по типу полного погружения и бла бла бла, ну, в общем, ты меня понял”. Ответ пришел до второй затяжки: “ С радостью готов тебе помочь!”