Дикая Роза

Владимир Иванович Коробов (Хуан Вальехо Кордес)

Оригинальное продолжение популярного в 90-е годы мексиканского сериала «Дикая Роза». Детективный роман о бурной страсти и насыщенной жизни. Роза Линарес уже давно богатая сеньора, которая мечтает о карьере эстрадной певицы. Но при этом все та же дикарка. Роза засунула в рот два пальца и оглушительно свистнула. У редактора Похидеса от удивления вытянулась физиономия и сам собою открылся рот. Открылся, но не закрылся: перестав свистеть, Роза стала бросать в журналиста всё, что было на столе…

Глава третья

Донья Мария Елена Торрес де Роблес, вдова лиценциата Федирико Роблеса и его законная наследница, сидела в гостиной собственого дома в Мериде и ожидала возвращения своего сожителя Браулио. Мысли ее были грустны. Да, конечно, муж ее, Федерико, был изрядный подлец, обманывал ее часто, но, по крайней мере, подумал о ней в своем завещании. А что ожидать от Браулио? Ему нужны только ее деньги. Он думает, что она не знает об его связях и интрижках с Эстелой, Карминой и толстухой Лолитой. Все она знает, только вида не показывает. Просто-напросто она уже не молода, а Браулио очень хорош в постели. В этом-то и есть все дело, потому-то она и терпит его, снисходительна к его проказам, поощряет его жадность к деньгам. Можно сказать, что она кормит его, одевает и развлекает, как дорогого любовника. Наверное, если бы он стал ее мужем, ей легче было бы потребовать от него верности. Но Браулио не выносит разговоров о браке, признает его лишь как сделку и ставит единственное условие — такой брачный контракт, по которому все деньги и имущество незамедлительно переходят в распоряжение мужа. На это Мария Елена Торрес согласиться не может. Ах, наверное, она совершила ошибку, продав дом Линаресов этой выскочке Розе Гарсиа Монтеро. Надо было стать хозяйкой этого чудесного дома, войти постепенно в избранный круг столичного общества и подыскать там жениха себе по душе, а с Браулио тогда же расстаться. Впрочем, все это можно сделать и сейчас. Конечно, ее средства за эти годы поубавились, но на приличный частный дом в Мехико вполне хватит. Сегодня же надо объявить Браулио: либо мы заключаем брак на моих условиях, либо немедленно расстаемся.

Богатая вдова взглянула на часы: полночь! Так поздно Браулио еще не возвращался. Что ж, теперь-то она уж точно поставит ему жесткие условия: или-или. Решив больше не ждать, Мария Елена Торрес де Роблес медленно поднялась по лестнице на второй этаж и прошла в спальню — большую, но очень уютную, всевозможно украшенную, хорошо обставленную и самую любимую ее комнату. Включила свет и обомлела: в кресле у туалетного столика сидел незнакомый молодой мужчина и улыбался ей.

— Кто вы? — вскричала вдова. — Как вы сюда попали? Что вам здесь нужно? Уходите немедленно или я вызову полицию.

— Не советую вам кричать, сеньора. Впрочем, это уже все равно. Подойдите ко мне и прочитайте предсмертную записку вашего любовника Браулио.

— Что за чушь вы говорите! Он что, умер?

— Увы, сеньора, это так. Скоро вы сами в этом убедитесь. Но лучше, пожалуй, я прочту вам записку сам: «Прошу простить меня, я не знал, что делаю. Сеньора Мария Елена Торрес де Роблес много лет не соглашалась выйти за меня замуж и мы постоянно ссорились с ней на этой почве. В эту последнюю нашу встречу я пригрозил ей пистолетом, нечаянно выстрелил из него и убил Марию Елену. Так как жизнь без нее не имеет для меня смысла, ухожу вслед за ней. Браулио Лопес».

— Какая глупость! Ничего подобного никогда не было и не могло быть. Это я хотела выйти за него замуж, а не наоборот. Я не знаю, кто вы такой и чего вы хотите, но полиция несомненно выяснит…

Вдова нажала кнопку звонка. Сигнал отчетливо прозвучал по всему дому. Молодой человек улыбнулся.

— Не трудитесь зря, сеньора. Прислуги в доме нет. Наш разговор уже развлек меня, вполне достаточно. Будем заканчивать. Подойдите к постели и взгляните.

Молодой человек раздвинул занавеси и Мария Елена Торрес де Роблес увидела на белоснежных простынях Браулио. Из большой рваной дыра в области сердца ее любовника еще продолжала тоненькой струйкой сочиться кровь. Она хотела закричать, но тут ей сделалось дурно и силы покинули ее. Потерявшая сознание женщина уже не видела, как молодой человек поправил на руках перчатки, достал из ящика туалетного столика пистолет, подтащил ее тело на середину ковра и выстрелил ей в висок. Затем он вложил оружие в руки остывающего Браулио, все тщательно осмотрел и ушел, оставив свет в спальне.

Давняя подруга Ирмы Дельгадо Ольга звонила ей весь вечер, но так и не смогла застать. «Где же Ирма может быть? Ведь после того, как несколько лет назад случилось покушение на ее жизнь, в организации которого она подозревала своего жениха лиценциата Федерико Роблеса, Ирма живет очень замкнуто, нигде почти не бывает. Может быть, снова заболела и не встает с постели? Надо будет утром навестить ее…»

Но утром дверь ей не открыли. Еще больше встревоженная Ольга обратилась в полицию. Дверь была закрыта изнутри, никаких следов пребывания посторонних людей в доме, все на своих местах, ничего не пропало. Ирму Дельгадо обнаружили в ванной. Судебный эксперт определив что, уже погрузившись в воду, женщина испытала сердечный приступ, потеряла сознание, а затем захлебнулась в воде.

Сильвия, бывшая секретарша лиценциата Роблеса, поехала на выходной отдохнуть в Пуэблу. Ей всегда нравился этот городок старинных церквей и веселеньких пестрых домов. До вечера она бродила по городу, заходя во все местные музеи, пообедала в уютном ресторанчике, посмотрела новую американскую мелодраму. Весьма довольная проведенным днем, к вечеру она пришла на стоянку автомобилей, чтобы сесть в свой красный «тандерберд» и отправиться в Мехико. Но машина никак не заводилась.

Растерявшаяся Сильвия хотела было пойти на поиски механика, но он, на удачу, объявился рядом сам — в рабочем синем комбинезоне и фирменной кепке. Очень приятный и улыбчивый молодой человек. Довольно быстро он устранил неисправность, но решил, во избежание случайностей, сам повести машину. Сильвия поначалу запротестовала, ей жаль было выкладывать деньги еще и за эту услугу. Но молодой человек ее успокоил, сказал, что ему самому нужно в Мехико и что за то, что он поедет на ее машине, он вообще не попросит денег, даже за ремонт. Сильвия согласилась, тем более, что он ей все больше и больше нравился как мужчина, да и веселее было ехать вдвоем.

Она весело болтала, шутила, рассказывая о себе, мило краснела от комплиментов своего шофера, а когда, наконец, взглянула на дорогу, то не узнала местности.

— Разве мы едем не в Мехико? — обеспокоено спросила Сильвия.

— В Мехико, куда же еще, — ответил молодой человек. — Просто эта дорога, ее мало кто знает, гораздо короче.

Он широко улыбнулся Сильвии, показывая крепкие белые зубы, и коротким тычком ткнул ее в висок незаметно надетым на пальцы правой руки кастетом. Сильвия немного сползла по сидению, молодой человек отцепил ее ремень безопасности, перетащил девушку к себе на колени, посмотрел вперед, увидел нужную развилку, повернул, поехал на самой малой скорости, затем переключил на среднюю, выпрыгнул из «тандерберда» и захлопнул дверцу.

Ровно через две минуты машина упала в глубокий овраг и загорелась.

Мириам Асеведо, давняя и самая верная любовница Федерико Роблеса, выйдя из большого универмага в центре, обнаружила, что ее, давно не новый «шевроле», угнали. Не слишком огорчившись (давно пора покупать новый автомобиль), Мириам все же оставила заявление в ближайшем отделении полиции и решила вернуться домой на метро — тем более, что ей было недалеко, а станция «Инсурхентес» находилась в двух шагах. Правда, в этот час в метро было слишком много народу, но один раз, хотя бы ради разнообразия, можно было и потерпеть.

Уже при входе в метро Мириам Асеведо начал оказывать, незаметные для окружавших, но явные для нее, знаки внимания приятный молодой человек. «Надо же, — подумала тридцатилетняя женщина, — я еще в хорошей форме, раз на меня обращают внимание такие юнцы». Ничем не отталкивая, но и не поощряя новоявленного ухажера, Мириам направилась к платформе. Молодой человек шел следом, выдерживая небольшую дистанцию.

Народу в ожидании электропоезда скопилось много, Мириам суеверно отошла от края на два шага. Показались огни головного вагона. «Пожар!» — крикнула какая-то женщина. Все головы повернулись на крик и в этот момент Асеведо почувствовала, как ее стянули, словно железными обручами, и тащат к крал платформы. Она ничего еще не успела понять, только увидела прямо перед собой смеющееся лицо молодого человека, потом ощутила себя в воздухе, а рядом, совсем рядом оказались огромные фары электропоезда. Удар, скрежет, крики: «Женщина попала под поезд!..»

— Ты не должна была проводить операции в такой последовательности! Как ни глупа наша полиция, нельзя исключить, что кто-то догадается связать все эти четыре случая воедино, найти в них общее звено и тогда…

— Что тогда? Допустим, найдется умный следователь, который раскопает это старье: все покойницы были тесно связаны с лиценциатом Федерико Роблесом. Ну и что? Бывают же роковые совпадения.

— Но не до такой степени и не за такое короткое время.

— Допустим, что так. Дальше что? Покопали-раскопали-выяснили, что все эти бабы — явные и тайные жены-любовницы Роблеса. Но самого-то его подстрелили лет пять назад. Чтобы они ни предположили, эти предположения никуда не приведут. Да и предположить-то нельзя: кому и зачем понадобились эти убийства? Тем более, что все шито-крыто, сплошные несчастные случаи…

— Да, уж это ты сделала правильный выбор: Хуан Весельчак работает всегда чисто.

— Ну вот, мой милый Армандо, я рада, что хоть что-нибудь ты в моих действиях вполне одобряешь.

— И все же я прошу тебя, Джулия, быть похитрее и поосторожнее. Достаточно того, первого раза.

— Неужели ты думаешь, что я позабыла этот мрачный Черный дворец Лекумберри — главную тюрьму Мехико?! Да я объезжаю ее за три квартала!

— Ну, там ты пробыла не так уж долго.

— Достаточно, чтобы запомнить на всю жизнь — шесть месяцев!

— Неужели год в колонии произвел на тебя меньшее впечатление?

— К тому времени я уже пришла в себя, хотя и в колонии, уверяю тебя, совсем несладко. Тем более, что ты не торопился вытащить меня.

— Джулия, ты меня обижаешь. С первого дня я бился за твое освобождение, кучу денег истратил, пока нейтрализовал свидетелей и, главное, нашел лазейки к заместителю Генерального прокурора. Ты же знаешь, по делам, связанным с убийством, на свободу досрочно не выходят, а дела пересматривают крайне редко. Кстати, зачем тебе вообще это было надо — участвовать в ограблении ювелирного магазина, у тебя камушков и тогда было больше, чем в трех таких лавках?

— Извини, Армандо, но мне иногда кажется, что ты не гангстер, а бухгалтер! Что в тебе течет кровь не сицилийских наших предков, а светловолосых гринго из Манхэттена!

— Не заводись, Джулия! Ты забыла, что мне уже сорок лет, я вышел из романтического возраста, когда увлекают разные там «пиф-паф» и разбойные ограбления. Вообще, если хочешь знать, кончились давным давно времена не только Аль Капоне, но и его внуков. Ты думаешь, что оскорбляешь меня, называя бухгалтером и благополучным гринго? Отчасти я и то, и другое. Бухгалтер — потому, что все время считаю миллионы долларов и миллиарды песо; гринго-предприниматель — потому что учусь у этих акул бизнеса из Нью-Йорка делать деньги почти из воздуха. Между прочим, сестренка, именно на эти «бухгалтерские» деньги я вытащил тебя из тюрьмы, содержу тебя и твой дом с твоими подругами, на эти деньги осуществляется и твоя очередная забава, неокончательный результат которой на сегодняшний день — уже пять трупов!

— Сеньор Армандо Мартинес Франческотти! Я отказываюсь с вами разговаривать в таком тоне. Ты оскорбляешь меня, говоря так…

Поток гневной речи Джулии продолжался, грозя залить вокруг все и вся. Но Армандо уже не вслушивался в ее слова, ибо заранее знал и чувствовал, о чем она говорит сейчас и будет говорить потом. Он просто смотрел во все глаза на сестру и с удовольствием отмечал про себя, как она удивительно похожа и на отца и мать одновременно. Джулия их почти не помнила, что не удивительно: ей было только пять лет, когда они погибли от рук наемников клана Бургези. А ему-то было тогда целых двадцать, он уже входил в дело и во многие тайны был посвящен. Ах, если бы она знала, что ему пришлось тогда пережить! Джулию спрятали на горном ранчо подальше от Мехико, а он, мальчишка по сути, возглавил войну Франческотти против Бургези. Вот уж когда пришлось пострелять, только вот никакой романтики в этом и в помине не было, а только кровь и грязь!

Ах, девочка, ну, что в этом хорошего, когда в течение целых двух лет прячешься по грязным халупам и клоповым гостиницам! Когда в любой день и час в тебя могут пустить целую дюжину пуль, когда утром не знаешь, доживешь ли до вечера. Когда круг твоих верных друзей и соратников все сужается и сужается. Одних выносят вперед ногами, другие исчезают неведомо куда, а третьи, что ужаснее всего! — предают, становятся бойцами в чужом и ненавистном стане…

Ax, Джулия, дай-то тебе Бог никогда не узнать того, что узнал он за два года войны с Бургези. И мы победили, черт побери, победили самого Бургези, пятидесятилетнего, хитрого, жестокого. Армандо лично всадил в него целую обойму, его мозги разлетелись во все стороны! Жалкие остатки гвардии Бургези ползали перед молодым Франческотти на коленях и целовали его палец в знак вечной верности и преданности. И в награду он получил весь этот чудесный город — Мехико и треть гангстерских доходов со всей остальной Мексики. Тогда-то он, совсем еще, кажется, зеленый и понял: нельзя уже жить в этом мире нравами Аль Капоне, криминальные структуры должны прочно врасти в государство, во все его поры и ответвления: в политику, экономику, культуру… И всю свою молодую энергию он бросил на организацию этой, совершенно новой империи Франческотти, жестко пресекая любые попытки возрождения старых гангстерских методов, напоминающих Чикаго тридцатых годов.

И вот его любимая сестрица, насмотревшись старых романтических фильмов, пригрезила себе романтику и приключения там, где их и в помине нет. Взяла себе на подмогу трех его «шестерок» и штурмовала среди бела дня ювелирный магазин в центре Мехико. Слава Богу, что был обеденный перерыв и обошлось только двумя трупами! Слава Богу, что удалось пересмотреть дело и «доказать», что девочка не стреляла, что ее насильно втянули в это дело (хотя все было как раз наоборот: Джулия была душой всего, она одна и стреляла)… И вот теперь у нее новая блажь, новая игра — таинственная и благородная месть!

Любого и каждого мог поставить на место некоронованный король Мехико Армандо Мартинес Франческотти, но только не родную сестру Джулию. И дело было не только в родной крови. Никто об этом не знал и не мог знать, кроме него самого, но именно Армандо был виноват в том, что красавица лицом Джулия безнадежно уродлива: за спиной у нее горб с волейбольный мяч.

Пятнадцатилетний Армандо, только что поучаствовавший в серьезном мужском деле, тайком от отца выпил в одиночку целую бутылку виски. Его мутило, шатало, но не тошнило. Он шлялся по дому на половине слуг, лапал за груди и ягодицы прислугу, сквернословя и напевая: «Мясо служанок дешевле баранок». Случайно он попал в детскую, напугал служанку Джулии и та убежала. Армандо остался над колыбелькой совершенно один. Достал зачем-то оттуда спящую Джулию, взял на руки и стал ходить-баюкать. И, конечно же, споткнулся обо что-то и, падая, выронил младенца. Сам он отделался носовым кровотечением, а Джулия получила горб, ибо упала спиной на угол перевернутого от ноги Армандо табурета.

С той самой поры Армандо в рот не брал спиртного и относился к сестре с трогательной заботой, потакая любым ее капризам, выполняя любые ее желания. Сейчас у нее был свой отдельный дом в колонии Рома — немногим уступающий его собственному, множество слуг, круглый счет в банке, пять автомобилей, яхта в Акапулько… разве что, птичьего молока у нее не было. И вот их традиционная встреча раз в месяц у Армандо дома, встреча брата и сестры наедине, для которой он выкраивал время и ради которой терял деньги, эта встреча грозит обернуться ссорой. Эх, не хотелось бы, но видно придется согласиться поиграть в эту ее новую игру. Да похоже и нет другого выхода: отступить Джулия уже не сможет, во всяком случае сейчас, а без его головы и внимания дров наломает наверняка…

— Джулия, дорогая, прекрати меня уничтожать! Может быть, я не такой уж плохой, как тебе кажется. Может быть, в глубине души мне тоже иногда хочется чего-то такого героическо-романтического. Да и пистолет я держать не разучился. У меня тут в подвале приличный тир. Хочешь — до обеда еще полчаса — немного постреляем: кто кого метче. Кто проигрывает, тот съедает за обедом лишнюю порцию рыбной закуски и потом ему придется много пить воды и бегать писать. Согласна? И за обедом же я готов обсудить детали этой твоей романтической мести. Как знать, возможно, я тоже заинтересуюсь и приму участие в вашей охоте…

Джулия смахнула с глаз крупные слезы, широко улыбнулась брату и распахнула ему объятия. Так, обнявшись, они и подошли к лифту, который должен был их спустить в подвал, в тир — «немного пострелять».