Жизнь, отданная борьбе

Владимир Карлович Осипов, 2023

Двадцатые-тридцатые годы прошлого столетия стали временем суровых испытаний для Армении. По образному выражению писателя страна оказалась «между молотом и наковальней», подвергаясь необоснованным притязаниям Турции, с одной стороны, и Азербайджана – с другой. Армянский народ сполна испытал притеснения тогдашних азербайджанских правителей. Людей изгоняли из родных селений, грабили и унижали физически. На фоне этих грозных исторических событий авторы книги рисуют судьбу верного сына Армении Мадата Осипова. Мальчик, посещающий школу в селении Карачинар, юноша, ставший студентом московского института, стойкий и верящий в светлое будущее своей Родины партиец – все эти грани судьбы одного человека высвечиваются перед глазами читателя. Свои силы, ум и преданность он отдал борьбе за независимость Армении. И пал, сраженный рукой врагов своего народа. Потомки славной армянской династии бережно хранят память о своих героических предках, в том числе и о Мадате Осипове.

Глава 1

Цепь трагических событий, последовавших после Октябрьского переворота, — развал русско-турецкого фронта, «похабный» Брестский мир, наконец, русско-турецкое сближение — лишили армянский народ не только Западной, но и замечательных областей Восточной (Русской) Армении: Нахиджевана, Сурмалинского уезда, Нагорного Карабаха. И учинению этой вопиющей несправедливости не воспротивилось армянское большевистское руководство.

Обратимся к обсуждению карабахского вопроса в Кавбюро. Повторим общеизвестные факты. 4 июля 1921 года этот региональный орган РКП(б) большинством голосов постановил включить Нагорный Карабах в состав Советской Армении. Но по настоянию Нариманова, выступившего против данного постановления, окончательное решение вопроса о принадлежности Нагорного Карабаха выносится на обсуждение ЦК РКП(б). На следующий день, однако, происходит нечто неожиданное: отдыхающий в Нальчике Сталин оказывается в Тифлисе, созывается новое заседание Кавбюро с его участием и выносится (без голосования!) диаметрально противоположное предыдущему решение — Нагорный Карабах передать Азербайджану с правом широкой автономии.

Один из виднейших армянских большевиков, член Кавбюро, председатель правительства Армянской ССР Александр Мясников (Мясникян), в отличие от Нариманова, не счел необходимым или не дерзнул выразить свой протест против этого неправомерного и несправедливого во всех отношениях решения. А протестовать мог бы и обязан был, даже будучи уверенным в бесперспективности своего выступления. Этого требовал долг перед родным народом, перед потомками, перед историей. Но Мясникян промолчал. В чем же была причина молчания его и большевистского руководства Армении вообще, так спокойно (по крайней мере — внешне) воспринявшего злополучное решение Кавбюро? Сам Мясникян в январе 1922 года на I съезде коммунистов Армении отмечал: «<…> Азербайджан говорил, что если Армения потребует Карабах, то не отпустит керосину» [14, 660]. Простодушие, которым веет от этого объяснения, невольно выдает в нем попытку самооправдания в глазах обывателей. Нефтяной шантаж, несомненно, мог иметь место, но поведение Мясникяна и других высокопоставленных большевиков в вопросе Карабаха определил не он, а, на наш взгляд, брошенная Лениным и соратниками в массы идея всемирной революции и — как составная часть ее — идея разжигания огня революции на мусульманском Востоке. Армянские большевики, одержимые этой идеей, готовы были принести ей в жертву и свою страну, и собственный народ. Казалось, еще немного и начнется колоссальное всемирное предприятие, грандиозная кампания, от успеха которой зависит счастье всего человечества. И потерять в ходе этой кампании маленький Нахиджеван или Карабах — не велика беда. Не лишать же, в конце концов, счастья народы мира из-за своего национального «эгоизма».

Но даже не будь этой одержимости, поведение Мясникяна вряд ли было бы иным. V марионеточного руководства Советской Армении, пришедшего к власти на штыках Красной Армии, откомандированного править Арменией из Москвы и Баку, практически не было поля для маневра. Верность, приверженность (хотя бы внешняя, показная) идеологическим установкам РКП(б) была определяющим условием продолжения их власти. Поэтому приходилось безропотно следовать этим установкам, «по любви» ли, по принуждению ли — не важно.

Верил ли сам Ленин в мировую революцию? Трудно сказать. Но то, что он использовал эту утопическую идею для достижения вполне конкретных целей, — вне всякого сомнения.

Поверженная, разгромленная в мировой войне Турция становилась плацдармом для Антанты, антибольшевистским плацдармом, таящим в себе смертельную угрозу для Советской России. Для отведения этой угрозы Ленину необходима была организованная сила в Передней Азии. Такой силой могла стать реанимированная в скором будущем с помощью и на средства России Турция. По приглашению большевистского руководства из Берлина в Москву перебрались палачи армянского народа — Энвер и Джемаль, заочно приговоренные в 1919 году к смерти стамбульским военным трибуналом. В каждом из них Ленин видел вождя возрождаемой Турции. Однако вскоре исторические события выдвинули более удобную и приемлемую кандидатуру на эту роль — Мустафу Кемаля. Именно на Кемаля и кемалистов сделал свою ставку Ленин. Именно для них не жалела голодная, разоренная Россия золота, оружия, боеприпасов. Для идеологического обоснования советско-турецкого сближения большевистская пропаганда рядила Кемаля в тогу социалиста. Его движение было названо социалистическим, а сам он — защитником угнетенных и обездоленных. Помощь кемалистам оказывалась, «естественно», ради победы социалистической революции в Турции, а затем и на всем Востоке. А такую мелочь, как преследование кемалистами турецких коммунистов и казнь их лидера М. Субхи, большевики постарались не заметить.

Политика угождения кемалистам самым позорным образом проявилась в армянском вопросе. Общеизвестно о советско-турецком сговоре по расчленению «империалистической» Армении. Но вывеска Армении не играла особой роли для большевиков: если требовалось пожертвовать ее интересами в угоду Турции, то не важно, империалистическая она или советская. На Московскую конференцию, где решался вопрос армяно-турецкой границы, по требованию кемалистов и с согласия российской стороны не была допущена делегация Советской Армении. В период проведения этой конференции, 5 марта 1921 года, был ликвидирован комиссариат по армянским делам при Совнаркоме, существовавший с 1917 года. Случайное совпадение? Вряд ли. За день до этого в журнале «Жизнь национальностей» была опубликована статья А. Е. Скачко, предвосхитившая итоги русско-турецкой конференции. В этой статье автор без зазрения совести писал: «Главным вопросом конференции является вопрос армянский <…> Армении, безусловно, придется руководствоваться ленинским принципом о величайших национальных пожертвованиях. Ей придется отказаться не только от империалистических дашнакских замыслов и Великой Армении, но, возможно, и от более скромного желания объединения тех земель, которые всегда назывались армянскими. Так, ей придется отказаться от претензий на Ванский и Битлисский вилайеты <…>.

И если бы даже скучившиеся в современной Армении беженцы из Битлиса и Вана терпели неимоверные лишения, если бы оставшиеся в Турции армяне сейчас продолжали преследоваться, угнетаться правительством, все равно до поры до времени ничего не остается, как примириться с этим и принести в жертву интересам мировой революции и бывшие территории, и оставшиеся там группы своего народа.

Армении придется отказаться не только от территорий, на которые она претендовала, но даже и от тех, которые уже входили в состав независимой Армении. Карская и Ардаганская области отнюдь не должны являться яблоком раздора, между Арменией и Турцией» [23].

Иными словами, «Армянский народ, жертвуй себя и свою родину, жертвуй не задумываясь, ради торжества мировой революции». Очевидно, и это показали последующие события, автор в данной статье выражал не столько свое частное мнение, сколько мнение высшего руководства Советской России.

Характерно, что именно такой жесткой позиции в армянском вопросе на переговорах с кемалистами требовал от Ленина Нариманов в своем февральском 1921 года письме большевистскому вождю, походящем, скорее, на шантаж.

«Дорогой Владимир Ильич. Едет в Москву турецкая делегация с нашим представителем Бейбутом Шахтахтинским. Я довольно подробно говорил здесь с Турецкой делегацией. Для меня нет никакого сомнения в том, что искренне ангорцы хотят связать свою судьбу с нами против Англии. Самый щепетильный для них вопрос — это армянский; в этом вопросе они проявили максимум энергии, чтобы его решить в свою пользу. Я заговорил, было, о Батуме и Ахалцихе, но они сказали: “Армянский вопрос есть вопрос о жизни и смерти. Если в этом вопросе мы уступим, масса не пойдет за нами. Между тем, решение этого вопроса в нашу пользу делает нас сильными».

Безусловно, они против Антанты; они готовы с нами драться против Англии до последнего человека, но, если Москва из-за Армянского вопроса оттолкнет ангорцев от себя, они, отчаявшись, могут броситься в объятия Англии».

«Я, — продолжал Нариманов, — должен предупредить Вас: тов. Чичерин путает Восточный вопрос, он слишком увлекается Армянским вопросом и не учитывает всего, что может (видимо, пропущен глагол «быть». — авт.), если разрыв с ангорцами будет именно из-за Армянского вопроса» Я категорически заявляю — при создавшемся положении на Кавказе<…>, если хотим Азербайджан удержать за собой, мы должны с ангорцами заключить крепкий союз во что бы то ни стало» [14, 614–616].

Хороши революционеры, готовые кинуться в объятия Антанты. В письме Нариманова, предназначенном не для широкого пользования и посему лишенном пропагандистской шелухи, нет и вскользь упоминания о мировой революции. Вместо революционной псевдоромантики, в нем содержится жесткий, циничный прагматизм: расчленяйте Армению, если хотите сохранить за собой Азербайджан, расчленяйте ее во имя союза с Турцией, расчленяйте ради усиления борьбы с Антантой.

И расчленили. С молчаливого согласия армянского большевистского руководства к Турции отошли Карс, Ардаган и Сурмаллу, к Азербайджану — Нахиджеван. Чуть позже при таком же безмолвии Азербайджану передали и Карабах.

Из отошедших областей первые три находились под оккупацией кемалистских войск, четвертая (Нахиджеван) ими же в союзе с Красной Армией была советизирована. Поэтому армянский вопрос на этих землях был уже практически решен. Решен по-турецки, резней и изгнанием армян. В Карабахе же ситуация была совершенно иной. Армяне продолжали составлять здесь подавляющее большинство населения. Подавляющим было и представительство армян в становящихся органах новой власти. Члены местных партийных ячеек и ревкомов — большевики среднего звена, люди в массе своей не потерявшие связь с родной средой, в отличие от армянской большевистской элиты приняли в штыки решение Кавбюро от 5 июля 1921 года, осуждали его публично, прилюдно, требовали отмены. Этим и обрекли себя на смерть или, в лучшем случае, изгнание с родины. Руководство Азербайджана быстро сообразило, что для установления контроля над полученным в дар Карабахом в первую очередь следует избавиться от этих «смутьянов». Началось повальное преследование армян, их увольнение из рядов партии, ссылки и убийства. Жертвами этой кампании стали сотни армянских большевиков. Одним из них был Мадат Бахшиевич Осипов (Мелик-Осипов).

Он был потомком известного карабахского меликского рода Мелик-Бегларянов-Овсепянов. Родился в 1895 году [7, л. 1] в семье Бахши-бека Мелик-Овсепяна, в селении Манасин-шен Карабахской области Гюлистан, вотчины своих предков. Шести лет поступил и в 1907 году окончил государственную школу в соседнем селении Карачинар [8, л. 91]. Эта школа, одна из немногих сельских государственных в Карабахе, действовала с 1885 года (Значимость деятельности учебных заведений, в частности школ, для местного населения была столь велика, что об открытии карачинарской школы сообщалось в «Кавказском календаре» (Тифлис, 1885. С. 217). За период 1907–1912 годов биографические данные о М. Осипове практически не сохранились, если не считать разрозненных сведений современников, согласно которым в 1910–1911 годах он образовал боевую группу из сельских юношей, успешно противостоящую участившимся набегам соседних татар. Согласно тем же сведениям, патриотичный юноша грезил об участии в освободительной борьбе западных армян.

Складывающиеся к тому времени политические реалии делали эту грезу не такой уж несбыточной. В 1912 году в армянском обществе возрождается надежда на освобождение Западной Армении с помощью России. Поводом к этому служат очередное поднятие Россией вопроса об осуществлении султаном армянских реформ, а также вспыхнувшая Балканская война. Немаловажную роль играют и проармянские выступления российских политических деятелей, в особенности П. Н. Милюкова. В результате, по оценке современника — «Русофильская тенденция ныне является доминирующем настроением во всем армянском обществе» [24, 195].

Очевидно, под воздействием этих настроений и движимый своей сокровенной мечтой, юный Мадат в том же 1912 году в возрасте 17 лет поступает добровольцем на службу в расположенный в Елизаветополе гарнизон [7, л. 1]. (В случае возможной войны с Турцией расположенные в Закавказье части не остались бы в стороне от боевых действий.)

Но патриотическим грезам юноши не суждено было сбыться. В 1913 году он по настоянию отца оставляет службу и уезжает в Кисловодск, где вскоре поступает в гимназию [8, л. 91]. Кисловодск в качестве места учебы был выбран не случайно: здесь жила старшая сестра Мадата Ольга со своим мужем Бегларом Налбандяном. В 1916 году, блестяще окончив гимназию, Мадат получает приглашение без вступительных экзаменов продолжить учебу в Томском техническом институте. Однако скудность материальных средств вынуждает его отказаться от учебы в Томске и в начале 1917 года вернуться в Кисловодск. 29 апреля 1917 года Мадат вступает в партию большевиков, а после октябрьского переворота назначается заместителем начальника милиции Кисловодского района. В 1918 году вспыхивает и распространяется по всей России гражданская война. Особенно беспощадной эта война была на Северном Кавказе. В районе Кисловодска своей жестокостью отличается дивизия генерала Шкуро. Начинается преследование и террор против большевиков. Преследованию подвергается и М. Осипов. Возникает угроза его физического уничтожения. Для выхода из ситуации он по совету своего двоюродного брата Сергея Мелик-Осипова перебирается в Закавказье [8, л. 91]. Сергей Мелик-Осипов впоследствии станет заместителем председателя ЧК Кисловодска. На Северном Кавказе в это время действовал и родной брат Сергея — Есаи Мелик-Осипов, работавший в возглавляемом Г. Атарбековым Особом разведывательном отделе [13, 164].

Мадат Бахишевич Осипов (Мелик-Осипов)

20-ые годы

М. Б. Осипов с группой партийных работников советской России.

Москва 1921 г.

Документ № 1

Документ № 5

(Госархив Азербайджана)

Документ № 4

Критическое замечание Л. Троцкого на теоретическую работу М. Осипова"Теория Рев. Марксизма и практика Ленина"

Копия документов хранящихся в госархиве РФ (ГАРФ)

Документ № 3

Документ № 2

Копия телеграммы о трагической смерти М. Б. Осипова

Документ № 9

Документ № 7

Документ № 6

(Госархив Азербайджана)