Рядом с ней, красивой! Строго для взрослых

Владимир Козлов

Книга «Рядом с ней, красивой!» включает в себя две сексуальные повести «Ищу жену» и «Копчёные крылышки». Книга повествует о любовных приключениях бывшего строителя Сергея Лебедева и бывшего футболиста Михаила Кострова. Знакомясь с этой книгой, читатель познает не только жизненно важные моменты в отношениях между мужчиной и женщиной, но и сам мысленно окунётся в бурю страстей. Книга рассчитана на массового взрослого читателя. Книга содержит нецензурную брань.

© Владимир Козлов, 2023

ISBN 978-5-4485-0131-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ИЩУ ЖЕНУ

От автора: в пятьдесят лет многие люди ошибочно считают, что мужская активность прошла и остаётся только одно, — покупать тонометр для измерения кровяного давления, отращивать седую бороду и готовить себя к старости. Герой повести Сергей Лебедев доказывает обратное: — в пятьдесят лет жизнь только начинается и, в этом возрасте вполне можно чувствовать себя тридцатилетним мужчиной, никогда не заглядывая в свой паспорт, чтобы не вспоминать истинного возраста. Для этого достаточно одного, — любить страстно женщин и не ходить под ручку с печалью!

глава 1

В молодости Сергея Лебедева постоянно огорчал его низкий рост. Он печалился, когда мальчишки младше его дружили с девчонками. Водили их в парк и кино. Он же не мог ни одну ему понравившуюся девчонку пригласить ввиду того, что они поголовно были выше его. И для них он был обыкновенным малявкой с приятным лицом и взбалмошным характером. И самое обидное, что мать, отец и старшая сестра были чуть выше среднего роста.

«Его бог обидел ростом за неуспеваемость и хулиганство, но наделил симпатичной мордашкой», — так говорила всегда и везде Ольга Ульянова, — воображавшаяся из себя всезнающую девчонку, жившую с Серёжкой на одной площадке.

Сейчас ему пятьдесят лет, и он давно уже не заводит будильник, а просыпается вовремя по своим биологическим часам, которые его никогда не подводят. Он не имеет ни первого, ни второго списка в своём трудовом стаже и, невзирая на это, находясь не на пенсии, хоть официально нигде не работая, — деньги на коммунальные оплаты и себе на хлеб находил. Но наступили времена, когда жизнь зашла в тупик. Опустел холодильник, как и опустел стол, где хранились сухие продукты. А живности давно уже никакой не бегало во дворе, так как ухаживать за ней некому. Валяясь на диване, он размышлял о своей жизни и вспоминал счастливые года юности. Он никогда не говорит, что его жизнь молодая закончилась. Нет, она только у него начинается. Только эта жизнь больше отдана содержательной рассудительности и непременно новым встречам, и знакомствам. Он не бьёт тревоги, что в жизни много упустил. Нет, он по мере сложившейся ситуации старается иногда возвратиться в ту жизнь, и восполнить, то, что не мог взять в молодые годы, не забывая насладиться и настоящим. А сейчас у него наступила жизненная пауза, которая как он считает непозволительно, затянулась. Он твёрдо уверен, что упущенное поднимать намного приятней, наслаждаясь одной только мыслью, что в жизни ничего не терял. А получать когда-то невостребованное, ему будет отрадней, чем свежее и новое. Вспоминать с теплом о своих друзьях детства для него, намного приятнее, чем о товарище, которого он приобрёл в зрелом возрасте. Он давно понял, что друг детства это на всю жизнь, всё остальное, относительно. У него такой друг имеется хоть и живёт далеко от него. Но он относился к таким друзьям, когда даже большие расстояния никогда не влияют на искренние дружеские отношения.

Колька Голубев заядлый птицелов, с которым он ходил вместе не только в школу, но и посещал в раннем детстве дошкольное учреждение, — частенько напоминает ему о себе междугородными звонками. Он несколько раз навещал его со своей семьёй. Их встречи всегда приносили обоим, много радости и водки:

«Да, определённо самая лучшая жизненная пора — это детство! — думал он, — и всё, что связано с ним напоминает, только о хорошем и люди тогда были добрые. Наверное, сейчас время наступило такое, что на качество людей нужно составлять возрастной график?»

Своё умозаключение он относил и к женщинам. Любить он их начал рано, когда учился в школе, правда любовь у него всегда была безответной и причиной этому был его низкий рост. Безумно ему нравилась Луиза Торопова, которая на год его была старше. Он ходил за ней по пятам, выслеживал её везде, но она на него не обращала внимания. Её привлекали парни, которые были значительно взрослее её. Жила она в большом красивом резном доме, который относился к памятнику исторической культуры и был похож на боярский терем. В этом доме век назад жил её пращур полицмейстер Кондратий Торопов. В саду у них стояла русская баня, куда они пытались с другом пробраться и посмотреть, как Луиза опрокидывает на себя тазик с тёплой водой, омывая своё тело, но злая собака и близко их не подпускала к забору. А однажды их при попытке применить морской бинокль в банный день застукала Луиза и стала стыдить, обзывать их извращенцами и обещала пожаловаться классному руководителю. Они тогда с другом Колькой Голубевым полностью переключились наблюдать за соседним крестьянской постройки домом, где не было собаки. Но там мылась в русской бане Нина Ягодина из параллельного класса и её старшая сестра Алевтина Никитична. Она училась заочно в институте и являлась классным руководителем в классе, где учились два друга. Это была интересная молодая женщина, которая имела греческий профиль и носила толстую косу до пояса. Она своей красотой создавала свою недосягаемую высоту облаков, от которой, у большинства старшеклассников, естественный нерв не спал, а страдальчески ныл и мучительно стонал. Это была самая настоящая русская красавица. С её неподражаемой красотой не могли сравниться ни учителя школы, ни старшеклассницы.

— Алевтина обязана носить другое имя, — сказал он своему другу Кольке. — Её изумительное лицо с большими глазами и длинными ресницами — это чудо природы и имя ей должно быть Купава — она этого заслуживает! И если бы Василий Тропинин жил в наше время, он бы обязательно написал с неё картину.

…Все учителя тогда делали в парикмахерских химию, либо носили копну на голове, у Алевтины была толстая коса, опускающая ниже поясницы. Ни у одной учительницы не было на голове кос, и он с мальчишками относил её, как к редкому экземпляру родственницы русалки. Для них тогда косы считались знаком непорочности, не смотря, что в них были вплетены чёрные банты. Одновременно она работу педагога совмещала с работой пионервожатой и поэтому, у неё на груди ежедневно алел пионерский галстук. Мальчишки такой контрастный наряд называли похоронами по девственности.

Сергей вспомнил, когда он самый низкорослый из всех парней, после окончания учебного года, ехал в поход на уникальное озеро Светлояр и лежал на её груди, незаметно от всех прикасаясь к её толстой косе. С другой стороны, Алевтина обнимала рукой маленькую белобрысую девочку, подстриженную под мальчика. Это была её пятилетняя двоюродная сестра, приехавшая на лето в гости из Сибири. Звала её Алевтина Занозой и больше никак. Эта девчонка была действительно, как заноза. Она всем докучала в машине и у каждого выпрашивала ириски, которых ни у кого не было. Особенно доставалось от неё Лебедеву. Она щипала его и кусала, требуя у него ириски. Успокоилась она тогда, когда Алевтина привязала её верёвкой за руку к своей руке, что ограничивало ей передвигаться свободно по кузову. Их везла обыкновенная бортовая машина, без всяких скамеек с устланным сеном на борту. Следом за ними ехали ещё две машины из других классов. В одной из машин находилась её младшая сестра, скромница Нина, нравившаяся так же Сергею, но на сближение она никогда с ним не шла, кроме единственного раза, когда он её пригласил в день Победы на крышу высотного дома, посмотреть на салют.

Этот поход был для всех ребят непростым. Он должен был выявить победителей игры «Зарница». В каждой машине ехал свой командир отряда и комиссар. Обычно, а командирский состав назначались активные классные руководители, физруки, или старшеклассники. На этот раз решили немного изменить руководящую структуру отрядов, командиры были школьники, а комиссары учителя. Лебедев в своём школьном отряде был избран полководцем, а его классный руководитель комиссар

…Алевтина Никитична, по дороге к святому озеру, обняв Серёжку в машине, словно маленького ребёнка, кормила его из своих рук крупноволокнистым варёным мясом. Что это было, — он не знал? Но предполагал, что это был лось, которого она купила у староверов по пути к загадочному озеру.

Об этом таинственном острове ходило много разных легенд. Самая лучшая из легенд ему понравилась, когда грешные девушки проползают вокруг озера три раза на коленях, а это девять километров, — только после этого они искупают свои грехи. Во время этого обряда они не должны ни разговаривать, ни оборачиваться в разные стороны. Разрешалось, только мычать и то только при острой необходимости. Для него такая новость была интересней военной игры «Зарница». И он как командир дал команду своим «бойцам» к бою, рассредоточив всех «солдат» по позициям, а сам с Колькой Голубевым пошёл к берегу святого озера, искать диверсантов. Противников из другого лагеря они не обнаружили, а вот на молодую женщину, ползущую на корячках примерно двадцати пяти лет, нарвались. У неё было измученное лицо и сбитые колени, по которым можно было определить продолжительность пути ухода от греха. Он тогда закоренелый атеист, для которого были чужды все религиозные ритуалы, сел верхом на женщину. Подол у неё был задран и завязан на талии в виде сумки кенгуру. Для Сергея с Колькой Голубевым, было не до диверсантов в это время. Реально увидеть в упор женский пушок, им было важнее диверсантов. Сергей, как командир отряда, тогда не проявил бдительности, и увязался за ползущей женщиной, оседлав её спину, — предложив лучшему другу потрогать эту женскую драгоценность, но женщина, услышав, что мальчишки хотят дотронуться до её священного органа, в ответ, молча, вынула ему пряник и ландрин из подола. Он тогда не знал, что обрядчики специально запасались таким провиантом, чтобы отгонять назойливых мальчишек, — любителей покататься на приезжих грешницах. Засунув ландрин себе в рот, он начал кормить её пряником, который взял у неё, но она стала брыкаться и как строптивая лошадка начала скидывать его с себя. В её седле он удержался, пригрозил грешнице, что сейчас обменяет её врагу на своих пленных. А враги терпеть не могут баптистов, и поэтому будут истязать её, а возможно и насиловать. При этом он веткой ольхи дотронулся до её пушка. После этого она укротила свой пыл.

Тогда он не догадывался, что совершает большую ошибку. Она стала лягаться и издавать дикие звуки, призывая, к себе на помощь, в надежде, что рядом находятся взрослые люди, так как досрочно закончить свой кросс на коленях она не могла, по той причине, что на неё накладывался двойной грех.

Он не заметил, как из-за кустов на него смотрели не только диверсанты, но и его любимая Алевтина. Мало того Вадим Хлудов, — старшеклассник сфотографировал его.

— Хорошо хоть снимок будет не во время прикосновения ветки к её нежному органу, — пронеслось в голове Сергея, — а на горбу у этой молодой женщины.

Их тут же окружили вражеские лазутчики, где командиром была Луиза Торопова. Попасть к ней в плен вместе с комиссаром Алевтиной Никитичной, — это был позор! Луиза злорадствовала, что ей попался в сети первый хулиган школы и нерадивый к школьным занятиям ученик. Она словно ружьём толкала его в спину палкой и приговаривала:

— Попался пленник, все теоремы у меня вспомнишь сейчас, иначе привяжу тебя рядом с муравейником. (Луиза в третьей четверти учебного года была у Сергея репетитором, помогала ему с математикой, чтобы у него не вышло двойки в табеле).

Пленников вместе с Алевтиной, привязали к дереву и, она беспрестанно стыдила Лебедева: «говорила, что он морально — разложившийся мальчик и из-за этого их отряд обязательно потерпит поражение».

Игру они проиграли с позором, но поздно вечером в этот день он с другом вылез из палатки и пошёл к озеру, в надежде встретить ещё одну грешницу. Грешниц не было в этот вечер. Только на другом берегу пылал большой костёр, около которого старообрядцы пели свои песни, и рядом слышался плеск воды. Подойдя, ближе они увидали голую Алевтину. Это был для них предел мечтаний. Они тогда по наивности думали, что если Алевтина их увидит в этот миг, то никогда не будет ставить двойки по своему предмету. И они смело нырнули из-за кустов в тёплую воду ей навстречу. Они обманулись. Она спокойно восприняла их появление в воде, нисколько не стесняясь. Повелительным голосом велела им немедленно идти им в палатку.

Обратно домой Лебедев ехал уже не на её груди. И мясом его никто не кормил. Она держала около себя вертлявую двоюродную сестру и занималась только ей.

…После летних каникул, ожидаемых пятёрок они от неё не получали, но и регулярными двойками она их не осаждала. Были двойки иногда, но они попадали в журнал не за знания, а за ничегонеделание. Злости у друзей на неё, никакой не было, они понимали, что выполнять домашнее задание нужно обязательно по её предмету, а не лазить около её бани с биноклем. Их пределом мечтаний было хоть одним глазком взглянуть, на её голое тело из близи, а не пятёрку получить по её предмету. Зная, что каждую субботу её отец носил воду в баню, стоявшую у них в огороде и если змейкой вьётся дымок из трубы, то значит, быть чистой субботе.

Вместе с Колькой, через дырку в заборе они незаметно пролазили в огород и с черемухи наблюдали, как моются сёстры. Алевтина распускала волосы и заднюю часть тела из-за длинных волос они не видали, но, когда она поворачивалась к ним передом, они с восторгом начинали тыкать друг друга кулаками. На Нинку смотреть им было любопытно, но не так приятно, как на свою учительницу и пионервожатую. У неё не было такого яркого товара, как у старшей сестры. Аля, как её звали все, продолжала безжалостно ставить двойки дружкам и всегда говорила им:

— Я могу простить ошибки, тому, когда школьник упорно трудится, но у него не получается, но не могу простить ошибок способным ребятам, которые вместо того, чтобы в свободное время изучать грамматику, сидят на черемухе и заглядывают в окна моей бани.

Они краснели от её слов и старались исправить свои двойки. И это им стало удаваться. Делали они это не из-за того, что любили её предмет. Нет, они его ненавидели. Просто они благодарны были Алевтине Никитичне, что о нездоровых увлечениях своих подопечных она никогда не рассказывала их родителям и директору школы. Но на черёмуху после этого разговора они всё равно не прекратили лазить.

…Перед восьмым марта везде по городу были развешены афиши о единственных гастролях в городе популярной тогда певицы Майи Кристалинской с оркестром Бабаджаняна. Билеты естественно все разошлись по горкому и исполкому. Алевтина, как не пыталась достать себе билетик, но всё было безрезультатно. Она боготворила эту певицу и очень горевала, что не может попасть к ней на концерт. Но на выручку пришли её ученики:

— Алевтина Никитична, — обратился к ней Лебедев, — если у вас есть спортивная форма, то мы можем вам показать выступления вашего кумира из нашего личного концертного зала. Пойдём тропой юннатов, где мы вам попутно покажем птичий мир.

— Я на любую тропу ступлю, лишь бы мне увидать Майю живьём, — сказала она.

Восьмого марта — в то время был рабочим днём. Они утром подарили ей мимозы, назначив на шесть вечера встречу в сквере дворца культуры, где народ отдыхал обычно там только в тёплые дни. Она пришла в спортивном костюме, драповой куртке спортивного покроя и кедах. По пожарной лестнице они забрались на чердак дворца культуры, где кругом летали голуби и вороны.

— Вы куда мальчики меня привели? — спросила она.

— Не бойтесь Алевтина Никитична, — успокаивал её Лебедев, — сейчас вы увидите свою Майю не только на сцене, но и за кулисами. Мы с Колькой всех знаменитостей давно смотрим бесплатно, и вы сейчас в этом не только убедитесь, но и полтора рубля сэкономите.

— Ребята мне это не нравится, — забеспокоилась она, — выводите меня назад отсюда?

— Мы уже пришли, — сказал Голубев и открыл перед ней большую железную дверь, откуда раздавалась песня «Мы с тобой два берега».

Тут уже ничего учительницу не могло остановить. Она быстро вошла в проём двери и оказалась в большом помещении, где под ногами были толстые древесные брусья, которые служили подвесной опорой для установки декораций. Через большие зазоры брусьев, сцена просматривалась хорошо, но, чтобы увидать лица артистов, нужно перемещаться было по брусьям, выбрав удобное положение. Алевтина, как завороженная смотрела в полумраке на свою любимую певицу, но кроме её причёски и повязанного шарфика на шее она ничего не видела.

— Я лица её не вижу, — с сожалением прошептала она. — А вы глубже на конец сцены перейдите там лицо хорошо видно, — посоветовал ей Колька.

Она, осторожно ступая по брусьям, стала подбираться к видимому обзору, но подняла многослойную лежавшую пыль и неожиданно чихнула, напугав ребят. Они хотели её предупредить, что делать этого нельзя, но не успели, Алевтина устроила канонаду своим аллергическим носом, зажимая рукой лицо. Ребята забыв про меры предосторожности, взбудоражились, шумно забегали по решётчатому настилу, скидывая на певицу и оркестр кучу пыли вместе с засохшим голубиным помётом.

— Тикаем? — крикнул Лебедев. Он схватил за руку своего преподавателя и потащил её к двери, но нога её провалилась и застряла между двумя брусьями. Голубев убежал первым, а Серёжка с трудом освободил её ногу, потащил учительницу в валявшийся на шлаке воздуховод большого диаметра. Он лежал на ней, уткнувшись в шею, и вдыхал запах её тела, от которого исходил вкусный аромат халвы. Она держала его на себе, не шелохнувшись, ощущая, как трясётся на ней мальчик, но успокоить его не могла, так, как труба для двоих была тесновата. Она понимала, что такое состояние у него не от страха, а от тесного контакта с ней. Они так лежали до тех пор, пока не угомонился шум и беготня по чердаку работников дворца культуры. Они, думая, что Колька был один, устроили за ним погоню. Он отвлёк на себя внимание и побежал не к пожарной лестнице, а к выходу.

Его поймали в тот день и отвезли в милицию. Потом сообщили в школу, но Алевтина замяла это дело, убедив директора школы, которым в то время являлся её отец, что Коля Голубев, помешанный на орнитологии мальчик. И чердак дворца культуры посещает регулярно с благими намерениями, чтобы кормить птиц.

После восьмого класса двум друзьям пришлось с ней расстаться. Она выйдет замуж за капитана рыболовецкого судна и уедет с мужем в прибалтийский Калининград.

Они увидят её, только через двадцать с лишним лет.

глава 2

Колька Голубев поступит в судостроительный техникум, а Сергей Лебедев в строительный техникум, которые оба успешно окончат. После окончания техникума у Сергея будет служба в армии, где он заметно подрастёт и рост для него не станет камнем преткновения для свободного знакомства с женским полом. Демобилизации ждёт каждый солдат с нетерпением, чтобы обнять своих родственников и друзей. Он тоже ждал демобилизацию, но только не для того, чтобы уехать домой, а чтобы построить себе базис будущей жизни. Сергей домой не вернулся, по причине того, что ему предложили остаться жить и работать в городе, где проходила его служба. Ему дали должность мастера в управлении промышленного строительства и комнату в семейном общежитии. Потом была свадьба, появились дети, сын с дочкой, затем четыре года тюрьмы за несчастный случай на стройке, повлекший за собой смерть. И самая большая утрата, — это кончина жены. Он долго не воспринимал её как реальность. Так как они прожили с ней двадцать семь лет и смириться с тем, что он остался в пятьдесят лет один, как перст не мог.

Год назад он сидел и дежурил около жены в палате, где панели стен были выкрашены в коричневый цвет, и если ему удавалось поспать, то делал он это на диване с коричневой дерматиновой перетяжкой. Он тогда засыпал и думал, что такие мрачные тона, наводящие грусть на больных, положили маляра, по команде руководителей медицинских учреждений. Эти люди в белых халатах похоже страдали безвкусицей или у них было чисто садистское направление, чтобы этот декор умирающим людям и их родственникам причинял больше боли. С тех пор он не любит коричневый цвет, считая его цветом смерти. Дочке — врачу он тогда сказал, когда она приехала из Иркутска дежурить около матери:

— Если в твоей больнице, тоже такие же отвратительные тона на стенах, и древний медицинский персонал, от которого, за версту могилой тащит, — то знай, они не только ускорят кончину больного, но и здорового человека калекой сделают.

…Дочка тогда, всего полгода работала врачом. Сразу после окончания медицинского института она вышла замуж и уехала с мужем жить и работать в Иркутск на родину к мужу, а сын уехал на ПМЖ в Венгрию двумя годами раньше. Были у него ещё две внебрачные дочки дошкольного возраста у себя на малой родине, где он родился, получил образование и специальность строителя. Но он до сей поры, так и не был уверен, что эти дочки, плоды его необузданной страсти к прекрасному полу. Остаться одному в таком возрасте было тяжело, к тому же он остался без средств сосуществования. Их строительное управление было упразднено три месяца назад. Он долго лежал на диване и смотрел в потолок, планируя, что можно продать в доме ненужные вещи и аппаратуру, чтобы временно, как-то прожить. Самым дорогим из недвижимого имущества, это была трехкомнатная квартира. В ней жила с тремя детьми и мужем его маляр Фаина. За проживание он деньги с неё не брал, она только производила все платежи по квартире. Эта семья строителей приехала из Казахстана, и они своим профессиональным мастерством внесли большой трудовой вклад в строительство его коттеджа. Сам он жил в четырёхкомнатном недостроенном коттедже, в котором не убирался уже больше месяца. Этот коттедж, стоял за убогим домом, и новое строение с улицы было не видно. Дом дореволюционной постройки он купил с покойной женой. Чтобы возвести новое жильё, они его не сносили, а использовали временно, как летнюю кухню. Помимо этого, они хранили там различные строительные материалы, а некоторые строители жили в этом доме. Но как бы то, ни было участь этого ветхого строения, была предрешена. Ему в любом случае грозил снос после того, как строительство нового дома завершиться. Но средств, для окончания строительства катастрофически не хватало. Автомобиль стоял без движения, так как денег на его заправку тоже не было.

«Машину продать значит лишить себя оперативности», — рассуждал он.

Как-то после длительной лёжки на диване он встал утром, сходил, умылся холодной водой и, смотрясь в зеркало, себе сказал:

«Продавать ничего не буду. Сам себя назначу челноком и хозяином торговой точки. Начну самостоятельно зарабатывать деньги. Только они не дадут мне зачахнуть, и не позволят спуститься по наклонной до деградации, как это случилось со многими моими знакомыми. На следующий день он взял в долг немалую сумму у своего бывшего начальника управления, где он последние пять лет трудился главным инженером, пока их не разогнали.

Сергей поехал в Москву на оптовый вещевой рынок, где накупил партию женских кофточек, которые с помощью Фаины реализовал на предприятиях города в течение двух дней. Навар оказался неплохим, он рассчитался с долгом и вновь ринулся в столицу.

Вскоре он уже имел свою торговую точку, где у него стоял продавец, всё та же маляр Фаина. Жизнь потихонечку налаживалась и входила в колею, отчего на лице появилась счастливая улыбка. Он уже не думал, чем ему оплачивать коммунальные услуги за свой коттедж и на что заправить автомобиль. Его одолевала одна дума; как бы найти хорошую хозяйку в дом, и не ошибиться? Он понимал, что впопыхах наткнуться на стерву или грымзу с вставными челюстями — риск был. Особенно он остерегался молодух лёгкого поведения. Но зов природы и биологические процессы толкали его почти каждый день на ускорение поисков жены. Около него уже хороводились разносортные дамы и красивые, и молодые и барышни бальзаковского возраста. Он всех их мысленно как бы закладывал в лотерейный барабан и перекручивал. На самом деле он крутил свои мозги, он проверял себя в удачном выборе, придирчиво анализируя каждую особу. Кандидатуры находились для него подходящие и много, но всё это были торгаши, которым он не совсем доверял.

С ними он отдыхал день другой у себя дома, а потом с большим трудом и разочарованием провожал их к себе домой. Не мог он терпеть, когда женщина злоупотребляет вином и дымит как паровоз. Но больше всего он не любил жадных торгашей, которых рынок испортил до безобразия, и он периодически следил за собой, чтобы, не превратиться в них. Их скупость проявлялась не в автобусах, — там они были добры и денег своих ни на что не жалели. Но, как только вставали за прилавок, их доброта моментально пропадала. Они стойко стояли на своих первоначальных ценах, всучивая покупателю китайский ширпотреб, доказывая, что это фирменный товар, закупленный у производителя. Они ни рубля не уступали во время торга, так как им необходимо было иметь двойной навар за проданную вещь. Он смотрел на них и поражался их неприличной стойкости. Он не понимал подобных бизнесменов, которые лучше целый день простоят на двадцатиградусном морозе, но ценники на свои тряпки не изменят. Сергей Фаине привозил для реализации юбки и кофты и всегда ей наказывал, чтобы она шла на уступки людям, поэтому у него ассортимент всегда обновлялся. Помимо женской одежды, он стал возить ещё наручные часы, которые тоже распродавались неплохо. «Главное не перебирать с водкой, — наставляла его Фаина, — тогда дело на лад пойдёт». Он презирал разгульную жизнь, но спиртного при хорошей закуске не отвергал. Выпивал грамотно и мозги не пропивал. Курил он с юношеских лет, но жадность, — этот тот людской порок, который он ненавидел с детства.

глава 3

…Почему этот автобус звали легендарным? — Потому что он был единственный в городе Икарус, который возил народ до Москвы. Большая часть пассажирского автотранспорта была из разряда люкс, — это Мерседесы, Манны и им подобные.

Над Святым другие владельцы иномарок смеялись, и рекомендовали ему свой допотопный «луноход No118», сдать в металлолом. Но Святой только иронически улыбался в ответ, и не злорадствовал, когда на трассе натыкался на стоявших у обочины с задранными капотами типа «Люкс». Он выходил и помогал им исправить неполадку или давал им ценный совет. После чего колкости и шутки в адрес его прекратились.

Иномарка «Нео план», который Сергея привёз в Москву, уехал домой без него, оставив его на Черкизовском рынке наедине с багажом. Он думал уже отправляться на железнодорожный вокзал, чтобы домой добираться поездом, как увидел знакомую морду Икаруса. Этот автобус он часто видел около рынка у себя в городе. Святой здоровый мужчина с блестящей лысиной на голове и небольшой бородой был похож на чеченского боевика. Но в противовес своей внешности обладал добрым, справедливым и весёлым характером. Он сразу посадил Сергея на единственное двухместное сидячее кресло, около входа. Все остальные места были лежаки, где на каждом располагались по одному, да по два человека. После чего сказал:

— Если будешь постоянно ездить со мной, то это место будет твоё. Я тебе приспособлю здесь столик, и будешь ехать, как барин баб щупать. Они сюда курить ходят парами. Ты по одной будешь к себе на время перекура подсаживать. Если они драться из-за тебя будут, то составим расписание для них. Сергей понял, что хозяин оказался не только гостеприимным, но ещё владел богатым народным юмором. Поэтому он без раздумий согласился прописаться на долгое время в компании Святого:

— Это занятие мне по вкусу, — улыбнулся новый пассажир. — Будем считать, что ты меня уговорил, тем более, выручил сегодня. «Кстати сколько я тебе должен за проезд?» — спросил Сергей у Святого.

— Это тебя не должно волновать? — ответил Святой, — я сам разберусь с хозяином автобуса, который оставил тебя в Москве. По нашим понятиям это вопиющий случай уехать без пассажира из Москвы. Он тебя привёз, он тебя и до дома доставить должен. А если у тебя денег нет, что два дня куковать будешь в Москве? Вот — так! — поднял он указательный палец вверх.

Сергей понял, как был прав Святой. На этот раз он все деньги потратил на ручные часы и на поезд у него денег совсем не осталось. Слоняться бы ему до следующего приезда автобуса, а это верных, два дня в Москве. Хорошо Святой на счастье подвернулся. Удача ему в этот день улыбалась. Потом его пригласили к столу, где женщины соорудили стол на лежаках со спиртным и разными деликатесами, но он вежливо отказался от застолья. Сергей сразу понял, что в этом доме на колёсах коллектив сбитый и доброжелателен друг к другу. Женщины, набегавшись по рынку со своими чувалами изрядно устали, это было видно по их внешнему виду. От приобретения нового товара, который в ближайшие дни принесёт им прибыль, на их лицах было отпечатано тяжёлое умиротворение. Поэтому они посидели скромно, поговорили и легли спать. На протяжении всего рейса некоторые дамы просыпались и подсаживались рядом с ним, чтобы выкурить сигарету или испить чашку кофе. Он старался ни с кем из них разговоров не заводить. Одна только Мама Наталья, — молодая женщина около тридцати пяти лет, не давала ему скучать, потчуя его конфетами и фруктами, не забывая подкидывать между десертом свои вопросы, на которые он сдержанно отвечал. Потом он уснул и проснулся ночью, когда автобус был уже в городе и развозил всех по домам. Такой сервис ему по нраву пришёлся, другие автобусы, на которых он ездил раньше, этого не делали. После такого удобства он твёрдо решил, что будет ездить со Святым на легендарном Икарусе No 118.

…Чтобы ему не скучно было, он уговорил с собой ехать хорошего знакомого Мишу Хохлова, который тоже торговал наручными часами. Сам он был из Ачинска, но год назад жена сорвала его с насиженного места и привезла к своей родне. На работу он устроиться не мог и занялся торговлей часами. В следующий рейс Сергея встретили, как своего. Святой показал ему столик, где лежал сахар, кофе с чаем и пепельница:

— Видишь, что я обещал, сделал. А ты в этой поездке должен трахнуть Марго, а то она, что-то пищит сегодня громко. Не успели отъехать, а уже пьяная.

— Это, та, которая балаболит всех больше? — спросил Сергей.

Он обернулся и посмотрел на молодуху, доказывающая упорно всему женскому коллективу, что её помада лучшая в рынке.

— Она самая, — подтвердил Святой, — не бойся она чистая. У меня все пассажиры с санитарными книжками ездят.

— Дело не в чистоте, просто я пьяных баб не люблю, — заключил Сергей.

— А ты сделай ей сексуальный замес, чтобы она протрезвела и онемела, — шутил Святой, — не то она голову забьёт всем. Сейчас тронемся, до самой Москвы весь автобус будет пить, и ты к ним присоединяйся. Дорога веселей покажется. У нас коллектив неплохой, сам поймёшь.

— Я понял это в первую поездку, — отметил он, — но сегодня смотрю много незнакомых пассажиров, и мужчины едут.

— Другая группа едет, — объяснил он. — Одна по средам, другая по воскресениям ездит.

Наталья в это время ходила по автобусу и брала со всех деньги за проезд. Когда нужная сумма была собрана, передала их Святому. Потом в общий котёл полетели деньги на продукты и спиртные напитки. Святой пересчитал деньги, пожелал всем счастливого пути, удачно закупить товар и вернуться счастливыми и без головной боли.

В эту поездку вместо него ехал тоже лысый водитель со смешным сельским говором, которого звали Саша, но все называли его Гегель. Кроме блестящей лысины он имел ещё острый нос и маленькие глаза — буравчики. Типаж Лысого можно было с первого взгляда отнести к сотруднику из царской охранки. Именно таких шпиков показывали в старых фильмах. Но его чудной разговор рушил первоначальный стереотип шпика. У него был неповторимый уникальный диалект. Стоило ему сказать, к примеру:

«Птушки вся лобастое стякло извозякали гявном» — весь автобус дрожал от смеха. Хотя все пассажиры понимали его слова хорошо, и переводилась его фраза на русский язык очень просто; «птички нагадили на лобовое стекло». Коробку передач он называл — скринька перепиунцiв, а зажигалку — спалахуйка. Естественно, уникальность его филологических оборотов, переплетённых с наречием украинского языка и его деревни, где он прожил долгое время, вызывало у всех не только улыбку, но и оглушительный смех. Второй водитель был Юра Исаков, — мужчина лет тридцати, знакомый Сергею по первой поездке. По всем манерам он был старшим водителем, и его Гегель слушал во всём.

…Когда автобус тронулся, женщины стали собирать стол. Все уселись в хвосте автобуса. Кроме женщин за столом сидели ещё три человека мужчин.

Евгений, — атлетически сложенный мужчина с волосами цвета соломы и низкого роста Алик, выглядевший лет под сорок одетый на голое тело в кожаную безрукавку. Алик был азербайджанцем и по-русски разговаривал как папуас. Ещё ехал Рустам, — парень из Узбекистана, не имеющий никаких надлежащих документов для проживания в России. Он сидел за общим столом, но спиртного не употреблял. При подъезде к посту ГАИ он постоянно прятался под сиденье.

Сергей оценивающе осмотрел всех женщин. По рынку он их в упор никого не знал. Только после по разговору понял, что все они почти с других рынков города. Некоторые из них выглядели мило, некоторые вульгарно, а были и вовсе не привлекательные редкие экземпляры, — настоящие лягушки, с облепленным ртом шелухой и пьющими, словно портовые грузчики, литрами пиво. Но их всех объединяла одна деталь: судя по фразам вылетавших из их уст, — они поголовно были дельные. Каждая хвалилась, как она удачно распродала свой товар и сколько имела в наваре. Одна только женщина с галактическим и романтическим именем Вега, молчала. Это была миловидная женщина лет сорока с длинными волосами и взглядом сексуальной неудовлетворённости. Она была одета в лёгкую трикотажную кофточку, из которой, дразня мужской коллектив, наполовину выглядывали груди наивысшего достоинства. В салоне между торгашами шёл натуральный хмельной трёп. Говорили все, кто на что способен. Начинали с восхваления своих личностей, затем незаметно разговор перешёл в разряд товарооборота. Перещеголять по словоохотливости Марго в этот день никто не смог. Она, по её словам, была акула рынка. Интерес Сергея пропал к этой группе быстро. Он посидел с ними, до тех пор, пока к нему, в собеседники не навязался Алик, который, после выпитой водки выражался совсем невнятно. Сергей, не понимая, что он говорит, только утвердительно мотал головой. Когда азербайджанец ему изрядно надоел, он пошёл на своё место, оставив Мишу Хохлова в компании торгашей.

— Что голову забили? — спросил водитель Юра.

— Есть немного.

— Эта группа весёлая, погоди, позже Алик с Марго ещё драться будут. «Это у них регламентировано каждую поездку», — сообщил Юра.

— И танцы и пляски будют, а стямнеет, разврат начнётся, — дополнил Гегель, озираясь назад, чтобы никто не услышал. — Пока не поздно выбярай себе кого-нябудь. Баб много, а мужиков мало, али они тебя выбярут. В Ельце ещё к нам хорошие залупiвки подсядут.

Сергей не понял его последнего слова, хотел переспросить Гегеля, но Юра засмеялся и пояснил:

— Залупiвки это бабочки на украинском языке. Саня так всех женщин называет.

— Женщины от меня никуда не убегут, — сказал Сергей, — а сейчас я лучше спокойно понаблюдаю за дорогой и послушаю музыку. Он вольготно расположился в кресле, приклонив голову к стеклу. Но спокойно посидеть ему не дал тот же Алик.

Он подошёл к нему и, закурив начал рассказывать, как он понял по интонации жалостливую историю на своём языке. Услышав неожиданно в его словах название города Ачинск. Сергей спросил азербайджанца:

— Так ты из Ачинска?

Алик утвердительно мотнул головой. Сергей понял, что нашёл спасение от назойливого «иностранца». Он встал с места и, глядя на Хохлова, крикнул:

— Миша поговори со своим земляком? — положив свою руку на плечо Алику.

Тот, услышав, что Хохлов из Ачинска, сам бросился к нему с объятиями.

Через час Миша возвратился к Сергею и недовольно сказал:

— Ну и земляка ты мне подогнал, — целый час с ним разговаривал и понял только всего три слова Ачинск, Чулым и глинозём. Хоть из автобуса ломись или уши затыкай.

— Я и того меньше разобрал, — всего одно слово, — засмеялся Сергей.

— Что-то они сягодня с Марго запаздывают? — подал голос Гегель, — их состояние подкралось к тому, что им пора маховку начанать. И дождь харош иде. Они посля бойни просят остановить автобус для свежака. Вот бы им пробяжать по этому ливню.

— Повода пока не нашли, — весело заявил Юра, — а дерутся они интеллигентно, в лицо не бьют друг друга. Вначале с борьбы начинают, потом, кто внизу оказывается, того верхний начинает по бокам мутузить, до тех пор, пока их другие бабы не раздерут. Алик мужик неплохой, только языка нашего почти не знает. Скажет, что-нибудь, а Марго кажется, что он обидное сказал. После драки они в обнимку сидят и вместе пьют.

В это время сзади раздались глухие звуки и кряхтение. — Наконец то начали, — крикнул Гегель, наблюдая в зеркало, откуда ему обозревался весь вид салона.

— Ах ты, сюка, — орал Алик, — по яйцам бить. Я тоби сейчас показу чурбан обёдрянный. Весь памидор дывану из кишани. Они боролись на заднем лежаке, но кулаки вход не пускали.

— Что чурка грёбаный, как получил по яйцам так, сразу русский язык вспомнил, — пыхтела на Алике Марго, — я тебя сейчас кастрирую, за суку, и шарахну вдогонку по губам шлёпанцем. Будешь знать у меня, как на чужой территории оскорблять честных женщин. Я тебя без акцента заставлю выучить гимн России и Колю Некрасова. И не только поэму о Русских женщинах, а и Кому на Руси жить хорошо вызубришь у меня до завтра. Будешь знать, мерзость такая!

Никто на них внимания особого не обращал, но когда Марго начала обсыпать Алика своими кулаками, её оттащили и она, взяв бутылку водки, пришла к Сергею и села рядом:

— Давайте с вами выпьем? — предложила она, — я видела, что вы почти не пили.

Она, не дожидаясь согласия, разлила водку в одноразовые стаканчики и протянула их Сергею с Мишей.

— Что ты Марго с ним не поладила сегодня? — спросил Гегель.

— Сказал сволочь на меня, что я бутылку украла у него, — крикнула она на весь автобус. — Я купила лично четыре бутылки, а он меня обвиняет.

— Марго прекрати ты ради бога? — сказала ей Люба, женщина с пышными формами тела. — Ты его неправильно поняла. Он тебе объяснял на своём языке, что хватит пить и одну бутылку надо оставить на утро.

— Ты, что понимаешь его азербайджанский? — удивлённо спросила Марго.

— Когда человек объясняет про хорошие намерения тут не обязательно полиглотом быть, — ответила Люба.

— Ну, вот и глотай с ним политику, а я с новыми мальчиками буду пить, — сказала она и отвернулась от всех. Она полностью оккупировала свежих мужчин и стала их обучать своим торговым премудростям.

Сергей её совсем не слушал и старался её неинтересный разговор не поддерживать. Она быстро поняла, что он не тот собеседник и перекинулась к неразговорчивому Хохлову, который в благодарность за водку лишь немного поддерживал скучную для него тему. У Сергея от трескотни Марго уже голова заболела и он, не вытерпев, сказал:

— Миш вы идите с ней назад почирикайте? А то вы музыку не даёте послушать.

— Я мешаю? — спросила Марго.

— Если будешь молча сидеть, то нормально, — ответил ей Сергей.

— Вообще то я женщина молчаливая, — сказала она, — сама люблю молчать. Сейчас Саня Гегель мне туалет остановит, и я спать пойду. Танцевать сегодня не с кем.

Она повернула голову к водителю:

— Санька остановит мне около туалета? — попросила она.

— Сичас за поворотом пост ГАИ проедям, и тормозну, — пообещал ей Гегель. Она встала и подошла к дверям, облокотившись одной рукой на панель, а второй на дверку автобуса.

— Саша ты мне, где-нибудь под крышей, рядом с остановкой тормозни? — предупредила она, — а то дождь идёт.

— Ладно, — отмахнулся он от неё.

Но до туалета автобус остановил сотрудник ГАИ, одетый в дождевик. Он показал жезлом, чтобы водитель прижался к бровке и притормозил. Гегель, как и многие водители, недолюбливал эту службу и специально остановился, там, где стояли большие лужи, чтобы гаишник даже помышлять не мог, чтобы зайти в автобус. Но тот оказался ушлым и эти шоферские фокусы хорошо знал. Если водитель остановился не там, где положено, значит, везёт запрещённый груз или торговцев из ближнего зарубежья не имеющих документов, на которых он может запросто срубить неплохие деньги.

Он зашёл в лужу и сам открыл дверь, но тут же отпрянул. На него летела притулившаяся к двери Марго. Она приземлилась прямо на задницу, и завалилась в лужу в своих белых брюках и топике. Автобус содрогнулся от хохота, но на помощь Марго никто не пришёл, кроме Алика. Он вначале показал свой паспорт милиционеру с российским гражданством и, взяв Марго под мышки, втащил в автобус. Милиционер рассмеялся, увидав, что женщина залегла в лужу, как на зелёную травку не думая вставать. Не проверяя путёвки у водителей, он отпустил автобус восвояси.

— Мне нужно переодеться, — дрожала Марго, — а то я в Москву больной приеду.

— Ня надо Маргуш, — сказал Гегель, впяриди ещё постов восемь. Будяшь на каждом вываляваться так, быстрее доедям, — шутил он, — только шкарпетки сними посушить, — показал он ей на носки, — а то чих замучает ночью.

— Я согласна, так ехать, если ты меня в экипаж свой возьмёшь и вернёшь мне деньги за проезд? — дрожала она после грязевой ванны.

— Как же я возьму, если у тябя категории нет. А насчёт денег иди к Наталье, она сягодня за начальника едет. У неё списки и деньги резервные есть, а я не главнокомандующий водила, а вице шохёр.

— Тогда пошёл на хрен и нечего мне глазки строить? — закричала на него Марго, — и вообще все вы пошли туда, а я пойду с Аликом. Он единственный мужчина, кто мне на помощь пришёл и не дал захлебнуться в грязном потоке луж. Медаль ему буду вручать за спасение на водах! Она обвела пьяным взглядом сидящих на первом сидении Хохлова с Сергеем и, постучав пальцем по пепельнице, сказала:

— А с вами я не нашла точек соприкосновения в беседе. Наверное, вы мадьяры или шляхи?

Она обняла азербайджанца, и они устроились на том месте, где только что дрались.

— Её у нас называют ещё птицей — говорун, — объяснил Юра Сергею, — у неё рот никогда не закрывается. Она даже во сне разговаривает. Я как услышал, как она вам втирала, что она молчунья, чуть чаем, горячим не обжёгся.

— Ничего страшного, она вроде баба не вредная, — сказал Сергей.

— А с нами вредные и сплетники не ездят, их быстро выживают на другой автобус.

— Гегель дай музыку на весь салон, — крикнула Марго, — я переоделась, сейчас танцевать будем.

Заиграла музыка, начались танцы, куда утащили и Хохлова. Сергей наотрез отказался от плясок.

Миша выплясывал с толстушкой, Любой. Автобус ходил ходуном. Когда в Ельце догружали автобус местными торгашами, они затыкали уши от искусного пересвиста. Под украинский гопак, который исполнял азербайджанец, свистели и женщины. Они, неумело засунув сальные пальцы в рот дули сквозь них что было мочи.

— Залупiвки, дуры что-ля? — закричал Гегель, — гроши все просвищате.

Елецкие пассажирки вначале зашли в автобус с хмурыми лицами, но, когда увидали, что обстановка доброжелательная, начали хлопать и просить повторить тот или иной танец. Танцы шли, пока не стемнело. По пути автобус ещё несколько раз останавливался около торговых точек, чтобы докупить пива и водки. Успокоились только тогда, когда въехали в Тульскую область. Все улеглись на свои места.

Сергей, к счастью, потерял своего попутчика и сидел, молча один. Он смотрел в лобовое стекло автобуса и слушал приятный тембр Михаила Круга.

— Чаво сядишь, скучаешь? — спросил у него Гегель, — притулился бы к какой, нябудь жопастянькой. Твой друг я смотрю, уже свадьбу справляет.

— Не с Марго случайно? — спросил Сергей.

— Не, Марго одна ночуя. Он кажется с Вегой Великанской, обнимаяться. Ядрёна залупiвка, и нянасытная до мужиков, — заметил он. — Рякомендую!

— Хватит городить чепуху? — осадил Гегеля Юра, — нормальная она женщина. Я бы сказал одна из лучших в автобусе! У неё полёт совсем не вороний, она райская птичка. Бывшая журналистка. А тебя Лысый послушать, можно подумать, что ты всех здесь перепробовал?

— А я своих прихожан, в автобусе, никого ня тавокаю, — ответил Гегель, — у мини принцип.

— Тебе никто не даёт, вот поэтому ты принцип себе и придумал, — сказал Юра. — А сейчас та же Вега, если пустит к себе на лежак, так и про принцип сразу забудешь. Только скачущая лысина будет блестеть в темноте, и твой срандель будет подниматься до крыши салона.

— Если сами предложат я, конечно, брыкаться ня буду, — довольно заявил Саня.

— Тогда заткнись и нечего про принцип свой болтать, — бросил ему Юра, — а я пошёл спать.

Перед рынком меня разбудишь.

— Молодой, слова не скажи, — пробурчал Гегель, когда ушёл его напарник. — Жизни не видал, а вот если понюхал, того чаго мне пришлось в Ртищево под землёй испытать, так бы не балакал.

Он убавил громкость в магнитоле, и весь свой взор устремил на мокрую дорогу. Сергей

глава 4

Сидя ночью, он слышал, как водителя останавливали гаишники. Потом он почувствовал, что с ним, кто-то сел рядом и привалился на его плечо. То, что это была женщина, не было никакого сомнения, так как от неё пахло дорогими духами, и её длинные волосы свисали ему на руку. Глаза он не стал открывать, боялся перебить и так не крепкий сон. Он не стал её отталкивать от себя. Ощутив, что от этого прикосновения ему стало немыслимо приятно, и он стал перебирать во сне, кому из пассажиров могут принадлежать эти шелковистые пряди волос с утончённым, заманивающим запахом. «Кто она?» — думал он. Всё сходилось на Веге, только у неё одной были длинные волосы. Это была смуглолицая женщина с большими красивыми глазами и тонкой шеей. Она мало пила и почти ни с кем не разговаривала, но часто бросала искромётные взгляды на Сергея.

Он осторожно вытащил левую руку из-под неё и нежно обнял женщину, после чего она прижалась к нему ещё сильнее. Ему сразу вспомнилась Алевтина Никитична, когда они оба скованные стенками трубы лежали, прижавшись, друг к другу почти двадцать минут и эти двадцать минут для него были самым первым контактным знакомством с женским телом. Только от Алевтины пахло тогда халвой, а от этой дорогими духами. Последний раз он видал Алевтину вместе с Колькой Голубевым восемь лет назад. Колька к этому времени работал в КБ авиационного завода и жил в трёхкомнатной квартире вместе со своей женой и сыном Русланом. Так же Колька с Русланом разводил канареек. Их он продавал на птичьем рынке или сдавал в магазин.

У Сергея тогда был отпуск, и он приехал на родину домой, где большую часть времени проводил с другом. Сергею ужасно хотелось встретиться с Алевтиной, но он знал, что она живёт в Калининграде. Надежд на встречу, с ней он никаких не питал, тем более Колька Голубев сказал, что дом их давно снесли и где в настоящее время живут Ягодины, он не знает.

Сестру Алевтины не видел с тех пор, как он ушёл из школы. Только она могла дать информацию об Алевтине. Но его величество случай услышал его призыв и свёл с ней. Раньше он всегда думал, что случайные встречи — это выдумка сценаристов и писателей, но когда увидал её, то сразу вспомнил про бога.

…Колька подвёз его на своей машине к железнодорожному вокзалу на ночной экспресс до Москвы. Они оживленно беседовали, идя по перрону. Состав уже подали, но посадки не было. Встав около вагона, друзья закурили и, посмотрев на длинную скамейку, они обратили внимание, на шикарную женщину, склонившую свою голову в бетонную платформу. Рядом с ней на скамье стояла небольшая дорожная сумка, на коленях лежала кофта и журнал. Это была она, без всякого сомнения. Всё тот же чёрный бант, заплетённый в толстую косу и её неповторимое очаровательное лицо, которое ни с каким другим перепутать нельзя.

— Колька, не пойму это, что мистика меня навестила или Алевтина Никитична рядом с нами сидит? — воскликнул радостно Сергей.

Женщина, услышав своё имя, резко подняла голову и посмотрела на друзей. Улыбнувшись, она не спеша, подошла к ним и, всмотревшись внимательно в их лица, произнесла:

— Вы товарищи тоже на семинар приезжали сюда? — спросила она, — я вас, что-то не видела рядом с собой, а вы и имя моё знаете.

— Мы с вами на семинаре были в долгом детстве, — сказал Сергей, — помните чердак дворца культуры и Майю Кристалинскую?

— Мать моя женщина, — воскликнула она, — неужели это вы птицеловы и любители искусства? Какие вы большие и взрослые стали, — и у неё моментально увлажнились глаза: — Теперь я вас узнаю, — вытирая влажные глаза, сказала она. — А так встреть вас на улице, ни за что — бы не подумала, что вы мои бывшие ученики.

— А вас Алевтина Никитична года не взяли, ни на каплю не изменились, — сказал ей Сергей, — знать жизнь удалась?

— Жизнь Серёжа понятие относительное, — сказала она грустно. — Сегодня она разбивается на осколки, а завтра ты эти осколки начинаешь собирать, так, чтобы не обрезаться. Но стекло есть стекло всё равно, как бы ты не оберегался обязательно, поранишь нежную кожу.

— Что так мрачно Алевтина Никитична? — спросил у неё Колька. — Не надо обо мне, вы лучше о себе расскажите, где вы сейчас и чем занимаетесь? — мило улыбалась она.

— Колька вам пускай исповедуется, — сказал Сергей, — а у нас с вами время будет поговорить, если вы во втором вагоне едете.

— Да у меня билет именно в этот вагон, а вы, что не вместе едете? — спросила она.

— Нет, он меня провожает, — сказал Сергей и посмотрев на Голубева произнёс, — вы тут пообщайтесь, а я на вокзал схожу, — и направился к подземной тоннели.

…Сергей, через полутёмный тоннель прошёл в вокзал купил, в ресторане бутылку коньяка, лимон и несколько холодных бифштексов, а в буфете взял халвы. Когда пришёл к перрону, то застал Кольку с Алевтиной в весёлом настроении.

— Мы уже вещи положили в вагон, — доложил Колька, — поедете в спокойном вагоне. Проводница говорит, всего двадцать билетов продано в нашем городе.

— Не забывай, что впереди Дзержинск, Ковров и Владимир, — сказала Алевтина Никитична, — там народу много всегда садится.

— Сегодня понедельник, а по понедельникам я знаю по себе, что народу в столицу мало едет, — уверенно сказал Колька.

Когда объявили посадку, Алевтина прижалась щекой к Кольке и пошла в вагон, оставив друзей наедине:

— Вот тебе несравненная и желанная попутчица? — сказал Колька на прощание, — будет вам с ней, что вспомнить. О себе мне она так ничего и не сказала, а ты обрати на неё внимание? Мне кажется, она удручена неудавшейся жизнью, а такие женщины, которые постоянно склеивают свои жизненные осколки очень доступные для мужчин. А ты у нас мужчина видный и харизмы у тебя выше Эйфелевой башни, на которую любая женщина клюнет! Тебе предоставляется шанс исполнить свою школьную мечту? Она тебе сейчас под силу. Не воспользоваться таким случаем глупо!

Они обнялись, и Сергей заскочил с лёгкостью спортсмена в вагон. В вагоне места были сидячие, как в комфортабельных автобусах. Можно было сиденье откинуть и спать в удобной позе. Алевтина устроилась возле прохода, пропустив Сергея к окну.

— Может вам Алевтина Никитична лучше около окошка присесть? — предложил он ей, — а то ночь у меня бессонная намечается. Курить, когда захочется, то буду причинять вам беспокойство, своими частыми вылазками.

— Это почему ты спать не будешь? — спросила она.

— Вы понимаете, я свой организм хорошо знаю, и когда у меня случается вечером даже незначительная нервная встряска, я легко возбуждаюсь и не сплю.

— Что тебя так возбудило? — внимательно посмотрела она на него.

— Вы, — не отводя своего взгляда от неё, сказал он.

— Это ты во мне нашёл источник возбуждения к беспокойной ночи?

Он достал из пакета коробку с халвой и положил её перед ней на маленький столик.

— Вот видите это халва, — сказал он ей. — Я, когда её вижу в магазинах, всегда стараюсь купить, и знаете почему?

— Наверное, ты любишь сладкое? — предположила она. — Возможно и это, но в первую очередь халва у меня всегда вызывает ассоциации с вами. Я никогда не забуду, как мы с вами восьмого марта лежали в трубе на чердаке, и от вас пахло халвой. У меня тогда бешено билось сердце, стук которого доходил, наверное, и до вас. И билось оно от страха не за себя, а за вас.

Она рассмеялась до слёз, потом достала из сумки платок и, вытерла глаза. Затем, глядясь в зеркало — пудреницу, начала заново их подводить.

— У меня тогда ума было, чуть больше, чем у вас, — сказала она. — Я старше вас была на пять лет, хотелось окунуться с вами в детство. Не устояла и полезла на крышу. Сейчас я хорошо понимаю, что профессия преподавателя обязывает быть важнейшим источником социализации ученика. Я должна была быть для вас примером Человека. Как пионервожатой для меня много всяких доступностей было, а вот как учителю нет. Вот и приходилось мне обкрадывать свои желания. Мне ужасно тогда хотелось с вами на велосипедах съездить в лес за ландышами. И с Волжского откоса на санках прокатиться. Я, так же, как и вы до умопомраченья увлекалась Битлами. А от Кристалинской умираю по сей день, хоть её уже нет давно в живых. Но увидать мне её пришлось дважды на концертах в Москве и Севастополе. Я тоже вспоминала часто, как ты маленький и юркий мальчишка лежал на мне, когда вы пригласили меня в свой «творческий бункер». Я тогда домой пришла вся в голубином помёте. Ужас, какой был. Хорошо, что на улице темно было, и никто меня не видел в таком виде. А сейчас смотрю на тебя и глазам своим не верю, что время делает с людьми.

Она положила косметичку в сумку, и игриво взглянув на Сергея, спросила:

— А я что действительно нисколько не изменилась? — спросила она.

— Всё такая же красивая и желанная? — неожиданно вырвалось у него нежелательная фраза. Но сразу осёкся и, прокашлявшись, поправился:

— Я хотел сказать красивая и молодая!

— Не надо смущаться Сергей? — первое слово дороже второго, я ведь помню, как ты подсматривал за мной в бане, как незаметно от всех трепал мою косу, когда мы ехали в поход. И лежа в трубе, я не только ощущала запах табака и биение сердца, но и ещё кое-что существенное.

— Я давно уже не смущаюсь, Алевтина Никитична, — разучился, — сказал он. — Я же прорабом работаю. Глотку иногда приходится рвать прилично, а ещё я в тюрьме успел отсидеть четыре года. Поэтому я предлагаю, отметить нашу встречу, и чтобы в будущем, если нам придётся ещё, когда свидеться вы не маскировали свои печальные и красивые глаза косметикой. Ни одна краска не замажет горечь в душе. Пускай последующие дни у вас всегда радостные и весёлые будут!

С этими словами он выложил всё содержимое на столик, а она положила ему руку и голову на плечо сказала:

— Как ты правильно сказал, хоть и больно. Надо же мои ученики стали мудрее меня! Когда-то я вас грамоте обучала, а ты меня сейчас жизни учишь. «А за что ты сидел? — спросила она, — но, если тебе неприятен мой вопрос, можешь на него не отвечать».

— Наряд допуск не выписал на работе, а значит, проявил халатность, что привело к несчастному случаю, — объяснил он ей. — Чистого криминала не было, так, что я пассажир там случайный был.

— А что раньше не вышел? — пытливо взглянула она ему в глаза, — я слышала, досрочно многие оттуда выходят.

— Выходят, но не такие сидельцы, как я. Вы же помните, каким баламутом я был. Так мне и там приходилось свою болтушку мутить.

Около них прошёл немой, торговавший сувенирами и маленькими пластмассовыми иконками. Алевтина, купила у него иконку и поставила её на стол. После того, как немой обошёл всех пассажиров, в вагоне погас свет.

— Вы, что веровать стали? — спросил он.

— Сама не знаю, но, когда неудача за неудачей набрасывается на тебя, приходится иногда верить. Давай Серёжа мы с тобой, и выпьем за веру, за неё родимую?! — предложила она.

За коньяком она стала более откровенной и немного рассказала о своей жизни. От неё он узнал, что в Калининграде она не проживает больше семи лет. Вышла второй раз замуж за дальнобойщика из подмосковной Черноголовки, который оказался отъявленным негодяем. С ним она намерена развестись в ближайшее время и уехать работать в Кольчугино завучем школы, куда её приглашают к новому учебному году. И главное успешно решают вопрос по жилью.

— Алевтина Никитична, я сколько раз приезжал на родину ни разу не видал вашу сестру Нину. Она, что в другом городе живёт? — спросил он.

— Тебе не надоело ещё выкать? — спросила она, — мы же с тобой коньяк пьём, а не напиток вежливости.

— Я не возражаю против поцелуя, пока все спят, — заявил смело ей Сергей, но она опередила его желание. Обвив его шею, Алевтина притянула его к себе и чмокнула в губы.

— Долгожданный поцелуй самый сладкий, если даже он дружеский, — сказал Сергей дрожащим голосом. — Сейчас мы с тобой ещё выпьем, и я пойду в тамбур, покурю.

— Ты меня спрашивал про Нину? — спросила она. — Нина живёт в нашем родном городе, но в другом микрорайоне. Работает преподавателем иностранного языка, семейная жизнь у неё тоже не сложилась, но ей больше повезло, чем мне. У неё две дочки двойняшки, а у меня никого нет, поэтому и выгляжу так молодо. В данный момент она вместе с дочками находится на юге у своей подруги.

Она положила свою руку на поручень, где лежала рука Сергея и начала её нежно мять. Этот жест смутил его больше, чем её поцелуй и он вышел в пустой тамбур покурить.

Не успел он сделать и две затяжки, как в тамбуре появилась Алевтина:

— Тебе плохо стало? — спросила она, — подойдя к нему вплотную.

— Нет, мне наоборот лучше стало, я стал смелым, и пришла моя очередь тебя поцеловать, — и он впился в её губы.

Она обняла его за спину и сильно прижалась к нему. И они бы так долго простояли, но молодая парочка, пришедшая тоже покурить, прервала им затяжной поцелуй. Они вернулись на свои места, где продолжили свои ласки. Железная колыхающая дорога, стук колёс и Алевтина его сильно возбудили, и он откинулся на кресло, чтобы как-то остудить свою неудержимую страсть. Он пожалел в это время, что едут они не в СВ вагоне, а в общем вагоне.

Она, понимая состояние Сергея, протянула ему коньяк:

— Выпей он тебя успокоит? — сказала она, — и я, пожалуй, выпью вместе с тобой. Я тоже на пределе.

Сергей выпил, не подымаясь с кресла, и приложив ладонь Алевтины к своему лицу, незаметно уснул. Проснулся он уже в Москве, когда поезд подходил к Курскому вокзалу. Алевтины рядом не было, на столе было всё чисто, — недопитый коньяк и не съеденные бифштексы были уложены в пакет. Он взял свою сумку с пакетом и пошёл к выходу. У проводницы с заспанным лицом спросил:

— Куда подевалась та женщина, которая сидела вместе со мной?

— Во Владимире сошла ваша соседка, — сказала она, — а вы мужчина сотрите губную помаду со щеки?

Он тогда не знал, что Кольчугино находится во Владимирской области. И у неё не спросил, где эта местность располагается.

И, приехав, домой, в сумке обнаружил ту иконку, которую Алевтина купила у немых. Эту иконку он с тех пор хранит и когда куда едет всегда её берёт с собой.

И вот сейчас очнувшись от воспоминаний, он похлопал себя по нагрудному карману тенниски. Иконка была на месте, а Вега, изогнувшись в неудобной позе, и уткнувшись лицом ему в колени, мирно посапывала. Он накинул на неё свой джемпер и вновь задремал.

глава 5

Сквозь сон он слышал, как на кольцевой дороге Москвы, гаишники остановили автобус. Сергей посмотрел на часы, время было три часа ночи. Гегель вышел к ним и долго не возвращался. Потом он вбежал и начал очень шумно искать по местам Наталью. Найдя, где она спит, он растормошил её:

— Последний пост Натаха. Вставай, иди с паспортами и списком пассажиров на пост?

— А, что остановили? — спросонья спросила она, никак не поняв, что от неё хочет Саня.

— Какое остановили? ЯбуТь уже во все дыры. Они меня спросили, нярусские есть? Я им ответял, есть, — лихорадочно объяснял он.

— Ну и пень, — зачем говорил, что есть? — возмущалась Наталья.

— А если бы они с фонарём зашли к нам в гости? Посвятили бы и увядали, что считай на каждой подушке голова басурманина ляжит, — оправдывался Лысый. — Выдрали бы меня, как сидорову козу.

— Успокойся у нас один Рустам контрабандой едет, и то он, наверное, под сиденьем спрятался. У всех остальных пассажиров правильные паспорта, — недовольно пробурчала Наталья и пошла за ним на пост.

На посту их продержали до тех пор, пока непокорный Рустам с грехом пополам согласился отдать полторы тысячи рублей гаишникам.

Они въехали на Черкизовский рынок, когда на улице уже рассвело, и некоторые челноки в автобусе начали просыпаться.

Марго открыла глаза и, увидев около себя помятое с перепоя лицо Алика — азербайджанца, изобразила страшную гримасу и первой подала голос:

— Ты что сука усатая делаешь около меня? — орала она на Алика, — ещё руку на меня положил.

— Какой я сук, сам к мине пришёль ночь и я же сук. Сама блядка сипать мине не давал, храпел, пирьдель всю ночь, гявно дыхал на мине и трусился, как заяц. Я думаль ты мёрз немного, обнял тибе.

Их диалог позабавил всю торговую публику, и уже никому было не до сна.

— Мёрзнет говно, — поправила Марго азербайджанца, — а человек зябнет. Я действительно Алик ночью, когда в туалет выходила, перепутала лежанку. Прошу прощения?

Она, не вступая на пол, перелезла на своё место и достала из-под подушки бутылку водки и потрясла бутылкой перед Аликом:

— Иди ко мне в гости? — позвала она его, — выпьем чуточку и пойдём за товаром.

— No, — перешёл Алик на английский язык. — Early, у меня есть свой правило, пока товар не куплю, ни капли в рот. Я его неукоснительно соблюдаю, — на чисто русском закончил он фразу.

— Я смотрю, вроде сегодня ты сносно заговорил, — хмыкнула она и игриво передёрнула плечами. — Видимо мои вчерашние уроки русского языка повлияли положительно на тебя.

Она потрясла ещё раз бутылкой перед лицом Алика и сказала, — как хочешь, а я выпью, — и она, сорвала пробку.

От их диалога проснулась и Вега. Она приняла вертикальное положение тела и двумя руками поправила волосы:

— Простите, я вас, наверное, стеснила? — проговорила она, — но виновата не я, а ваш друг Миша. Он меня перепутал, видимо с кем-то? Вы ему скажите, чтобы он объективней оценивал изголодавших кошечек, а если не может этого делать, то пускай не пристаёт к первой попавшей женщине. И к тому же он не в моём вкусе.

Сергей, чтобы не видеть её помятого лица после сна, несмотря на неё, только угрюмо отозвался:

— Я, обязательно ему сегодня прочитаю технику безопасности на транспорте, — улыбнулся он. — Но он мне не друг, а недавний знакомый. А ощущать вашу милую головку на своём плече мне было приятно, и никаких стеснений я не испытывал.

Она ничего не ответила ему, а встала и налила две чашки горячего кофе, одну из которых поставила перед Сергеем:

— Пейте, а то кипятку может не хватить, — предупредила она. — Сейчас все окончательно оживут, и устроят водопой.

— Спасибо за заботу, я только подумал про кофе, а вы словно волшебное бюро исполнили моё желание, — поблагодарил он её.

Она посмотрела ему на плечо и двумя пальчиками сняла с тенниски волос, оставленный ей же самой:

— А вы интеллигентны, не воспользовались ситуацией этой ночью. Не протягивали свои ручонки к моему телу и это говорит о вашей добропорядочности. К тому же вы обходительный, — ласково прозвучал её голос. — Догадались меня окутать своей кофтой, от которой исходил непонятный вперемежку с табаком, приятный запах.

— Я не только кофтой вас согревал, но и своими объятиями. «Я таким образом тоже в какой-то мере питался вашим теплом», — сказал он, отпивая маленькими глотками горячий кофе.

— Я это помню. Вашу руку мне сладко было ощущать на своих плечах. Могли бы так же обнять меня на лежаке, а не отсылать своего друга, который моет голову только по чистым понедельникам.

— Я уверяю вас, — с ноткой обиды произнёс он, — я даже не знал, где он спит. Но с вами, я бы с великой радостью не только полежал.

— Хотели сказать, переспал бы? — неожиданно ввернула она недосказанное им словечко, — тогда исправляйтесь на обратном пути, — добавила она, и пошла к своему месту, наводить макияж на лице, оставив Сергея в размышлении.

— Иди немедленно на своё место? — начала прогонять она Мишу, развалившего на её лежаке, — и больше мне не создавай неудобств. С кем пил вчера на брудершафт с тем и ложись, а то подлез ко мне с пьяным рылом и спать совсем не дал. А мне сейчас разбитой по рынку лазить.

Миша с потрепанным лицом смотрел на неё виновато, понимая, что создал ей этой ночью не только неудобства, а ещё вдобавок оскорбил её как женщину.

— Прошу прощения хозяйка? Сил и ориентации не было дойти до своего места, — оправдывался он, пряча глаза от её строгого вида.

— Блудливо шарить по чужому телу своими ручками, ориентация была, — отчитала она его.

Миша, бурча себе под нос, встал с лежака и, вогнав голову в плечи, словно побитый пошёл к своему месту, но по пути его остановила Марго:

— Не горюй Миша, — протянула она ему в чашке водку. — На лучше выпей, и пойдём с тобой за товаром. А Вега у нас баба с выкрутасами, будешь ездить с нами, поймёшь её потом? Она у нас самая непредсказуемая женщина, мужики, подобные тебе, для неё сравни коврику для ног. Ты прилёг с ней, не вовремя. Надо было дождаться, когда дождь опять начнётся и день умрёт, тогда может она тебе и разрешила бы подержаться за свою сисю.

Вега посмотрела на Марго взглядом убойщика крупного рогатого скота, но в ответ не промолвила, ни слова.

Миша залпом выпил водку и пошёл умываться, не обращая на укоризненные взгляды Елецких женщин.

Сергей в это время вышел на улицу и увидел, что рядом около их стоит автобус «Вольво» с трафаретом на лобовом стекле «Моховые горы». Это была его изначальная Родина. И ему ужасно захотелось в этот миг оказаться там, где он родился и вырос. И у него был интерес к Луизе Тороповой, с которой у него случилось сближение, после двадцатилетней его отлучки родных мест. Он приедет, но при первой встрече она его не признает. И только на второй день он ей признается кто перед ней стоит. Это было восемь лет назад, когда, будучи в длительном отпуске у себя на малой родине, они с Колькой остановятся у заведения с необычной вывеской «Гостеприимная Луиза».

Сейчас ему хотелось встретиться с ней, искупаться в Волге, пройтись по Набережной. Обнять друзей и родственников. Этот автобус — земляк, мог его доставить к женщине, с которой у него были отношения при жизни жены.

Он подошёл к окну водителя. Тот, оперев голову на руль, поглядывал в открытое окно своей дверки:

— Уважаемый, — обратился он к водителю, — вы всегда встаёте в этом ряду?

— Если рано приезжаем, — ответил тот, — а когда запаздываем, то у выездных ворот стоим. — А вы, что ехать с нами думаете? — спросил водитель.

— Не сегодня, а в следующий раз обязательно поеду, — ответил Сергей. — А Луиза Васильева ездит с вами? — спросил Сергей, назвав фамилию последнего мужа Тороповой.

— Бывает, но она чаще в Турцию, да в Грецию мотается, а вы откуда знаете её? Наверное, здесь на рынке познакомились или в Турции?

— Нет, я с ней знаком со школьной скамьи. Просто давно её не видел, но знаю, что она сюда частенько приезжает. Думаю, дай спрошу, вдруг нарвусь на нужный транспорт?

— А у нас в городе только этот один автобус на Москву гоняет, других нет. Остальные все с Нижнего Новгорода отправляются. Сергей поблагодарил водителя за информацию, угостил его хорошей сигаретой и закурил сам:

«Надо будет смотать на родину», — подумал он, — «Луизу страстно поцелую и может справки, наведу об Алевтине. И если она не испортилась, можно союз с ней заключить и пригласить её хозяйкой в свой коттедж. Место в своём сердце для такого цветка я всегда найду. Ничего страшного, что она немного старше меня. С Луизой видимо у меня ничего не срастётся, она хоть и хорошая женщина, но едва — ли будет уделять мне внимания больше, чем своим детям. Для неё они всё, и выехать на постоянное место жительство ко мне она не согласится. К тому же у неё мать преклонного возраста, за которой уход нужен. А так, конечно, с ней воссоединиться можно было. Это был бы идеальный вариант! Она и сексуальная и хозяйка хорошая!».

Он обошёл вокруг весь ряд автобусов в надежде встретить знакомые лица, но никого не увидав, пошёл на рынок. Закупив товар, вернулся под крышу своего автобуса, где увидал Марго с Мишей, распивавших водку:

— Вы, что уже освободились? — спросил он, — сейчас накушаетесь раньше времени, дорога неинтересная будет.

— Мы освободились, как проснулись, — выпалила Марго. — Я такой дури с пьяных глаз накупила, теперь не знаю, как буду расторговываться. Хлопот лишних себе придала только.

— Не надо было пить с утра, — дал ей запоздалый совет Миша, — вначале бы товар закупила, а потом выпила. Мне — то легче, я приехал, закупил у одного хозяина коробку часов да зажигалок, и никаких рыночных мытарств нет. А у тебя товару мешками.

— Пошёл на хрен, — истерично закричала на него Марго, — где ты раньше был, со своими нравоучениями? Я сейчас ничего не хочу слышать просто хочу выпить с вами и выйти под тёплый дождь, потом обтереться и снова выпить, а после крепко уснуть и проснуться на нашем посту ГАИ. А завтра я своему Гере скажу, чтобы он поменьше кур кушал, и рубашки мои не перебирал, как яблоки на прилавке. Пускай едет по предприятиям и предлагал их там. Он мне обещал каждый зуб оснастить бриллиантом, а на деле сука, даже концентрат из лапши пекинский не может приготовить по уму, когда я приезжаю из Москвы. А вы ребята померьте эти рубашки? Если вам подойдут они, то я буду рада, — радушно предложила она и бросила несколько упаковок сорочек мужчинам.

— Зачем это? — спросил Сергей, — я могу купить себе такую же рубашку через десять метров от нас.

— Ты мне так не говори никогда? — разволновалась она, — я делаю подарки не каждому пассажиру, а только тому, кто мне нравится и ещё водителям. Я ночью, когда выходила в туалет видела, как твоя рука лежала на Веге. Мне так завидно стало, что перепутала с пьяни места и легла к мусульманину Алику.

— Меньше надо спиртным увлекаться Марго, иначе, как женщина погибнешь, — нравоучительно сказал ей Сергей.

— Ты думаешь, я пью? — скривила она лицо. — Для меня, как и для многих девчонок, поездка в Москву отдых. За неделю этот рынок, так надоедает, что выть хочется, а здесь мы до отказа оттягиваемся. С Москвы приезжаем, начинаем вновь гореть на рынке.

— Вот так и жизнь у тебя скоротечно пройдёт, — назидательно сказал Сергей. — На рынке будешь гореть от неразумных цен, а здесь от вина. А на личную жизнь наплевать.

…Марго вульгарно рассмеялась на весь автобус и надела на глаза солнцезащитные очки:

«Я сейчас заплачу от истины твоих слов», — сказала она иронически. — Ты, что думаешь, я не понимаю ничего? — Всё я осознаю. — А куда деваться? Жить то надо как-то. Я ведь по профессии воспитатель детского сада. Если бы у нас в городе не закрыли половину детских садов, думаешь, пошла бы на этот — проклятый рынок? Чёрта с два. А во всём виноватые два типа, рыжий да лысый.

— А Гегель тут причём? — спросил непонимающе Миша. — Я про потомственного тимуровца говорю, а не про нашего Лысого, — укоризненно ответила она Мише.

Сергей, чтобы не обижать Марго выбрал себе сорочку и, поблагодарив её, засунул в свою сумку.

— Ладно, вы отдыхайте, а я в продовольственный супермаркет схожу, — сказал Сергей и вышел из автобуса. На улице он увидел двух водителей, складирующих товар, купленный челноками в грузовой прицеп:

— В какое время отъезжаем? — спросил он у них, — думаю ещё кой какие места навестить.

Лысый вытер пот со лба и показал ему один палец, что означало один час дня. Время было не только в супермаркет сходить, но и съездить в центр Москвы, и он решил, на этот раз ограничится походом только в супермаркет, где взял бутылку хорошего вина, изысканных продуктов и свежих газет, не забыв в ассортименте набрать для Марго конфет. Когда он вернулся в автобус, время до отправления оставалось ещё много. Марго с Мишей и присоединившимся к ним Аликом были уже пьяные. Он положил перед Марго пакет с конфетами и сел на своё место. Раскрыв газету, он ощутил, что глаза его не видят букв. Веки стали тяжёлые и начали медленно слипаться.

— Чего ты мучаешься? — спросил его водитель Юра, — ночь почти не спал. Иди на любое место, пока не отъехали. Поспи немного. Ложись лучше на место Веги, — она весь лежак закупила, может, не выгонит?

Сергей повернулся назад и посмотрел на её лежак, где кроме пластикового пакета ничего не было. Забрав газеты, он сквозь наставленные сумки пробрался к её лежаку и, сняв обувь, лёг на него. В нос сразу ударил знакомый запах её духов, который он вдыхал всю ночь. Он уснул быстро, прикрыв лицо газетой, и не услышал, как все пассажиры собрались, и как автобус тронулся от рынка.

Открыл он глаза, когда время было уже семнадцать часов. В автобусе была тишина. Рынок всех вымотал до изнеможения, и после принятия успокоительной дозы спиртного все спали, и только у Юры из магнитолы тихо лилась спокойная инструментальная музыка. Сергей посмотрел по сторонам. Он был отгорожен громадными чувалами от внешнего мира. По всему проходу в три ряда, стояли сумки, и кто — где находится на других лежаках, видно не было. Он был окутан тёмно-зелёной тонкой простынёй, под которой лежала рядом Вега. Её рука находилась у него на пояснице, а сама она мирно посапывала. Он правой рукой немного отдёрнул простыню со своих плеч, и посмотрел вниз под неё. Перед его взором предстали вывалившие из-под кофточки груди Веги. И маленькие белоснежные прозрачные трусики едва прикрывали её пушок. В голове от такого эротического натюрморта у него помутилось, и чей-то голос изнутри подсказывал ему:

«Если ты прозрел, не думай, а вначале нежно погладь их. А затем прикоснись к соскам губами, она ждёт от тебя этого шага. Подари ей тепло и ласку. Вперёд дружок!»

Он накрылся с головой простыней, образовав зелёную завесу, под которой поднимающие от дыхания груди Веги были похожи на два больших округлых изумруда, и колдовской запах, исходивший от неё, манил его к активным действиям. Сергей осторожно прошёлся по её грудям. Реакции никакой не последовало, тогда он смело положил ладонь на одну из её грудей, после чего, нащупав сосок, начал нежно теребить его. Он услышал, как Вега зашевелила губами, а потом сильно обхватила его за поясницу, плотно прижалась к нему. Затем её рука проскочила к нему под тенниску и начала гладить его тело. Повернувшись к нему вполоборота, она стала целовать ему грудь, отчего у него моментально произошла эрекция. Он незаметно свободной рукой расстегнул гульфик и вытащил своего дружка наружу. Потом он взял её ладонь и поцеловал несколько раз своими горячими губами. Затем эту руку переместил к своему дружку, который она сильно сжала, после чего её безмолвию пришёл конец. Её лицо горело как огонь, а она стала издавать постанывающие звуки. Он взял её за голову и начал целовать в пылающие губы, чтобы приглушить её сексуальные стоны. Он вошёл в неё бурно. Не осознавая, что за интересным занятием их могут обозревать другие пассажиры. Обоюдные порывы страстей, ещё больше придавали им внутренних сил, и им в эти минуты было всё равно, подглядывает за ними кто из-за нагромождённых сумок или нет. Звериный инстинкт был сильнее их разума. Несмотря, что на улице было светло, они отмели весь стыд, предаваясь любовным утехам, но Сергей не забывал при этом иногда посматривать по сторонам. Но он просмотрел её острые зубы, которые через тенниску впились в его плечо, когда-то пострадавшее от такой же темпераментной и горячей женщины, как Вега.

— Быстрее бы стемнело, — шептала она, — мне так хорошо с тобой Серёжа!

— Мне тоже с тобой очень хорошо, — вторил он ей. — Но темноты мы с тобой не дождёмся, так как приедем домой засветло, но, если ты хочешь темноты, поехали ко мне домой? — предложил Сергей, — там нам мешать никто не будет. Я живу один.

Она, не задумываясь, приняла его предложение:

— Я согласна, с тобой ехать, хоть куда, но только, чтобы никто из наших баб не знал. Если они узнают, что я с тобой закрутилась, то дальнейшие наши отношения с тобой превратятся в проблему.

— Какие могут проблемы, — ты хочешь меня, я хочу тебя! Это не проблема, а желание к сближению двух одиноких сердец, — шептал он ей на ухо.

— Ты ничего не понимаешь. Наши бабы до ужаса любопытны и обязательно проявят интерес к тому, кто мне мог понравиться. У меня были мужчины слабые в половом отношении, которые после пошли по женским рукам всего автобуса. Они возомнили себя Адонисами и Нарциссами. А на самом деле, они и на мужиков не похожи. Апломбу выше Альп, а сил то плотских нет. И всё делается нашими бабами в пику мне, чтобы, как-то досадить из-за зависти. А перейди эти мужики в другой автобус, на них никто и не посмотрит. Пивом тянет, как из бочки, я не говорю уже о запахе их носков. Тут из-за таких мужиков зачастую между бабами драки устраиваются по пьяной лавочке. А мне они стали противные, — автобусные клопы, — хуже баб ещё. Я их теперь близко к себе не подпускаю. Это товар низкого качества, который только и годится для серости.

— А зачем тогда ты ездишь на этом автобусе, что других мало? — спросил Сергей.

— Мне этот автобус удобен. Я вожу объёмный товар, закупаю по шесть восемь мест в автобусе, не претендуя на прицеп. Не каждый хозяин согласиться возить меня на таких условиях за довольно умеренную плату, которую от меня получает Святой.

— Хорошо, — сказал Сергей, — если ты боишься бабскую бригаду, давай я скажу водителю, чтобы нас последних высадил около моего дома.

— Ехать ещё часа четыре, — посмотрела на часы Вега, — можно до дома выспаться не раз, но я не смогу себя успокоить. Я тебя ещё хочу!

Автобус вдруг резко затормозил, и объявили всем туалет. Это был Елец, и половина пассажиров начали выгружаться из автобуса.

— Больше не поеду в вашем автобусе, — ворчала пожилая женщина с кривыми ногами из Ельца.

— Чем тебе бабуля наш автобус не понравился? — спросил у неё Юра.

— Автобус хороший и ты тоже, — а остальной люд распутный свистят, пляшут и блядячат без зазрения совести. Срамота! — плюнула она на подножку автобуса. — Ни за что больше не поеду, — повторила она, чем развеселила постоянных пассажиров автобуса.

— Не слушайте вы её? — вступилась в разговор молодая женщина с каштановыми волосами по имени Галя. — Вы найдите ей старичка, который любит палки в колёса бросать, и она вперёд нас будет в ваш автобус запрыгивать. Я-то её знаю как облупленную.

— Сама ты Галька кривоногая и мало того кривосыкая, — зло ответила своей землячке бабка и плюнула ещё раз, но уже в лужу.

…Сергей в туалет выходить не стал, он закрыл глаза и, потирая укушенное плечо, вспомнил Луизу, которая к этому времени достигла больших достижений в коммерции. Она имела домовую кухню и сеть магазинов.

глава 6

Бывало, он к ней приезжал тайно на короткое время. Иногда она по телефону давала ему о себе знать. После того, как у него умерла жена, он отключил домашний телефон и пользовался только мобильной связью.

О Луизе он многого не знал. Но то, что она свободная уже много лет, он в этом не сомневался. Она проводила своего второго мужа, прожив с ним десять лет, ещё до их первой интересной встречи. От Васильева, она имела сына, который в данное время служит в армии. С первым мужем Бородиным она продержалась ещё меньше, и от него у неё тоже был взрослый сын, работавший на совместном с итальянцами предприятии по выпуску автомобильного стекла.

«Если бы были какие-то изменения в её личной жизни, Колька Голубев давно бы уже сообщил, — мысленно рассуждал он сам с собой. — Он знает о моих с ней взаимоотношениях, и молчать бы не стал. После сокращения штатов, друг остался без работы и торгует не только птичками, но и аквариумными рыбками, только не на рынке, а в её помещении. С некоторых пор он арендует у неё помещение для своего торгового отдела».

Он вспомнил, как они шесть лет назад с Колькой Голубевым в праздник торговли остановились около входа с вывеской «Гостеприимная Луиза»:

— Зайдём, Колька посмотрим, что там подают? — предложил Сергей другу.

— Не люблю я эти бары, там один криминал круглосуточно отдыхает, — запротестовал Колька, — я предпочитаю летом больше уличные кафе.

— Здесь не только бар, но и магазин, — затащил Сергей в помещение друга.

Когда они переступили порог помещения, сразу оказались в магазине, где в одном отделе торговали шерстяными и трикотажными вещами для мужчин и женщин. Во втором отделе были кондитерские изделия, а третьим отделом был кафетерий с барной стойкой и вращающимися креслами. Не смотря, что большой промежуток времени отделял Сергея от Луизы, её он узнал сразу. Она была также красива, как и в школьные годы. Время не тронуло её безупречно милого личика, только комплекция тела у неё была уже не как у школьницы, а как у взрослой зрелой женщины, которая должна иметь была детей и возможно не одного. То, что она была хозяйкой заведения, — это заметно ощущалось по её поведению. Она давала ценные указания продавцам, где лучше, какой товар разместить на витрине. Увидав двух посетителей, подошедших к бару, и не узнав бывших учеников её родной школы, она задержала свой взгляд на Сергее и бойко спросила:

— Мужчины что-то желают? — Нам водочки два по сто пятьдесят и пару бутербродов с рыбой, — ответил Сергей, показав на Столичную водку.

Она подала им сама заказ и сказала:

— Не стойте спиной к отделу напротив? Туда сегодня хорошие и модные мужские сорочки завезли, — они вам понравятся!

— А размеры все есть? — спросил Сергей.

— Не все, но на ваш рост обязательно найдём, — захлопотала она вокруг Сергея.

Пока они расправлялись с водкой, она поднесла им две английские рубашки бардового цвета. И приложив одну из них к груди Сергея, сказала:

— Это ваш размер и цвет, покупайте, не пожалеете? К вашим карим глазам это лучший выбор. Двадцать лет будете носить и меня вспоминать.

— Ну, допустим двадцать лет, носить, я её не буду, а вас вспоминать я буду долго. Она заулыбалась и, всучив ему в руку сорочку, забежала за стойку бара, что-то ища внизу. Затем вернулась к друзьям и перешла в атаку к Кольке:

— А вы, почему уходите от меня без покупки?

— Я не ношу рубашек с короткими рукавами, — быстро он отмежевался он настойчивой Луизы.

— Ну и напрасно в жару в футляре ходить, себя только морить, — сказала она Кольке. — Берите пример с вашего респектабельного друга?

Сергей, рассчитавшись с ней за водку и рубашку, попросил у неё с витрины большую шоколадку. Она протянула ему плитку, но он перехватил второй рукой её руку с шоколадкой, поцеловал её, и быстро вышел из магазина, оставив Луизу стоять в недоумении за стойкой с плиткой шоколада в руке.

— Ты узнал её? — спросил он у друга, когда оказались на улице.

— Конечно, узнал, она почти не изменилась, только животик небольшой у неё выделяется. После родов, наверное, остался, — сделал заключение Колька. — А ты, чего перед ней вышаркивался, или хотел показать ей, какой ты шикарный мужчина стал? — спросил Колька.

— Я сомневаюсь, что она меня узнала, — сказал Сергей. — Столько лет прошло, меня даже одноклассники и родственники некоторые не узнают, а она тем более. Это ты меня часто видишь и разительной перемены в моей внешности не находишь.

— Может быть, — сказал Колька, — но шоколад я бы хрен ей стал дарить и рубашку у неё бы не купил после того, как она тебя унижала в школе. А подзатыльники на её территории забыл, как от неё получал за нерадивое отношение к математике. Или ты память потерял, как она тебя гномом называла? Неужели не помнишь, как она назло тебе под твоим окнами гуляла с Гариком Герасимовым? Она тогда намеренно травила твоё влюблённое сердце. Я тебе тогда предлагал скинуть на них гондон с водой с четвёртого этажа. Мы бы в то время быстро отвадили, их от дразнящих прогулок. А ты не надо, не надо.

— Это всё в детстве было, а сейчас она стала вежливой и предупредительной женщиной. Надо прозондировать её семейное положение, да подвязаться к её подолу. Я заметил, что она не окольцованная сегодня, а значит свободная птица. Отпуск у меня большой, как-то надо скрасить его. Мне будет приятно, свою юношескую не осуществившую мечту, обуздать сейчас.

— Хочешь самоутвердиться? — спросил Колька.

— Не знаю, чего я хочу, но Луизу, я уже захотел. И завтра я надену новую рубашку, навещу, её в сельмаге, в котором мы с тобой сейчас были.

— Сам ты сельмаг, чего ты наш город позоришь? Нормальный у неё магазин, ситец баранки и керосин, и прочую дребедень она не продаёт.

— А чего это ты вдруг за неё заступаться стал или сам глаз на неё положил? — спросил Сергей.

— Нужна она мне, — презрительно бросил он, — такие цыпки в мою сторону не смотрят. Им новых русских подавай с толстым кошельком. А вступился я не за неё, а за наш город. Ты отвык от него, а я вот никуда бы не согласился из него выезжать. Здесь всё родное, а развлечься на всю катушку можно и в областном центре. Благо до него рукой подать, — Колька вдруг неожиданно закашлялся в кулак, затем закурил свою неизменную Яву.

глава 7

На следующий день в новой рубашке Сергей появился в баре у Луизы. Узнав в нём вчерашнего покупателя, она быстро подошла к бару, опередив неповоротливую барменшу и с очаровательной улыбкой, спросила:

— Что желаете?

— Чашку кофе чёрного, без сахара, пожалуйста? — и посмотрев на разнообразный ассортимент сигарет, ткнул пальцем в пачку ЛМ. Она быстро обслужила его, а он протянул ей купюру за кофе и сигареты. Но она не взяла с него плату, обиженно сказав:

— Вы, что думаете, я не могу угостить предусмотрительного человека с широкой душой. К тому же вы вчера забыли взять сдачу.

— Откуда вам известна сущность моей души? — поинтересовался он. — Мне кажется я сам её до конца не знаю.

— Вы вчера единственный из посетителей поздравили меня с днём торговли, — улыбалась она, — остальные завсегдатаи не удосужились это сделать.

— Ошибаетесь милейшая, — возможно душа у меня и широкая, но никакой я не предусмотрительный, скорее злопамятный двоечник. Если бы я таковым был, то, наверное, много лет назад всё бы сделал для того, чтобы сводить вас в соседний парадный вход, где раньше находился загс.

Луиза удивлённо захлопала глазами и, переведя дыхание, спросила:

— По разговору видно, что вы гость нашего города, не местный житель, — определила она. — Но со мной, вероятно, приходилось раньше встречаться. Не исключено, что мы с вами в институте учились?

— Нет, в институте с вами я не обучался, это точно, а вот в одной школе, мы с вами учились. Только вы на класс старше были и всячески унижали Серёжу Лебедева из-за маленького роста и плохие оценки по математике.

— Ба, неужели это ты Лебедёнок, птицелов с Октябрьской улицы, и главный смотрящий по чужим баням, — сложила она на груди руки крест, накрест. — Каков ты стал! Сейчас ты выше меня на полголовы. Не признался бы ты, я бы тебя никогда не узнала. Вот теперь я уже нахожу знакомые черты лица. Расскажи, где ты сейчас? Чем занимаешься?

Он не отводил от неё своего пожирающего взгляда. Её глаза всколыхнули его память, когда он в юношеские годы засыпал с мыслями о ней. Тогда ему казалось, что к нему пришла настоящая любовь. И он слепо верил в неё и больше ему никого не надо было. Сейчас он в душе улыбнулся своей мальчишеской наивности и, не желая её упустить в данный момент, предложил:

— Мы можем, с тобой в другом месте пообщаться? — спросил он, — а то здесь, как-то не совсем удобно душу свою изливать. Мне, кажется, нас здесь все подслушивают?

— Пойдём ко мне в кабинет? — пригласила она его, — у меня там хоть и тесно, но зато уютно.

— Нет, лучше давай в кафе или ресторан сходим? — эти заведения больше располагают к разговорам.

— У меня за стенкой посидим, — сказала она, — лучше, чем в ресторане отдохнём. Днём в общепите тебе, предложат к водке те же сосиски и холодные салаты, чего и у нас вдоволь бывает. Проходи? — Курить я тебе как дорогому гостю разрешу в кабинете!

Она намеренно говорила громко, желая, чтобы их разговор услышали другие продавцы. Но они, как назло, занимались своими делами и делали вид, что не обращают на неё никакого внимания. Тогда Луиза не выдержала и сообщила им:

— Девчонки, а ведь это мой друг детства, а он вчера был и постеснялся признаться. А я его не узнала.

— Надо же, какая долгожданная и приятная встреча у вас произошла, — сказала продавец из кондитерского отдела, и протянула ей на тарелке два пирожных.

— А второй мужчина, кто с тобой вчера был? — спросила она у Сергея, не отрывая своих глаз от него.

— Тот, кто со мной и раньше всегда был вместе, — Колька Голубев.

— Его я тоже начинаю вспоминать, — сказала Луиза, — он, что тоже живёт не в нашем городе?

— Работает он в Нижнем Новгороде, а живёт здесь, но подобные заведения он не любит навещать. Он больше к лесу привязан и птичьему рынку. Поэтому вы с ним и не встречались раньше.

Луиза взяла его за руку и почти силком затащила к себе в тесный кабинет с одним небольшим окном, скованным арматурной решёткой. В кабинете кроме письменного стола с телефоном в стиле ретро, двух стульев, вентилятора и сейфа, — ничего больше не было. Зато на стене висела красивая репродукция с райскими кущами. Она включила стоящий на полу вентилятор и усадила Сергея на стул. Убрав ненужные бумаги со стола, Луиза влажной губкой вытерла его и крикнула барменше, чтобы та принесла поднос.

Тут же на столе оказались горячие сосиски с зеленью и горчицей. Раскупоренная бутылка водки, дополняла нежданный для Сергея обед.

— Жарко сейчас водку пить, — сказал он, — может пива лучше? — А пирожные совсем не к чему дала нам сладкая женщина.

— Сейчас и пива свежего подвезут, — поставила она тарелку с пирожными на сейф. — Я на сегодня десять ящиков заказала, а пока выпьем водки.

Под водочку за разговором они съели все сосиски, затем принесли пива. От Луизы он узнал, о её не сложившимися двумя бракосочетаниями, но она не унывала об этом, мечтая, что судьбу свою в жизни ещё найдёт.

— Конечно, найдёшь Луиза, ты ведь имеешь красивые глаза и обворожительную улыбку, — сказал без лести Сергей. — Ты почти не изменилась, такая же привлекательная, как и прежде была, только женственней и ухоженней стала! — немного подумав, добавил, — и видимо богаче!

— Ты находишь? — спросила она, смутившись от его слов. — Находят копейки на улице, а я вижу. Могу даже больше сказать, ты очень сексапильная и твой вид меня приводит в трепетное состояние. Боюсь, что от искушения я не удержусь.

— Серёжа, а не водочка тебя случайно в трепет привела? — засмеялась она. — Ты мне вчера показался, таким степенным и солидным мужчиной, а сегодня ты уже мне комплименты откровенные сыпешь.

— Луиза я выпил всего две рюмки и бутылку пива. Для меня это не норма. А тебе я не комплименты сыплю, это душа моя кричит от досады. Сожалею, что в молодые годы не смог тебя влюбить в себя. Но ты имей в виду, моя оценка в отношении тебя переполнена искренностью и избытком прекрасных чувств, к тебе. Я когда вчера увидал тебя, сразу вспомнил несколько эпизодов нашего детства. Вспомнились моменты, когда ты, зная, что я бегаю за тобой, намеренно дразнила меня с Гариком Герасимовым, фланируя мимо моих окон. Ты не знаешь, как я каждое утро висел у себя во дворе на турнике, чтобы вытянуться в росте. Для меня это была идея — фикс. Я каждый день подходил к метке около дверного косяка, так и не сделав новых нарезок ножом. Пока умный дворник мне не сказал:

«Мальчик от этого упражнения, только руки растут, а ноги теряют опору к земле, что может привести к травме. И только земля питает человека и даёт ему всё необходимое!»

После этого он мне посоветовал пить шиповник играть в баскетбол и больше плавать. Я подтянулся хорошо в армии. Жалею, что после службы мы с тобой не встретились. Я тогда уже знал, что ты замуж вышла, за аспиранта из института.

— Не аспирант он был, — поправила его Луиза, — а профессор с болезненной тягой к спиртным напиткам и молоденьким студенткам, — что его и погубило. Сейчас он носильщиком говорят, работает на железнодорожном вокзале в Питере. А тебя я Серёжа не дразнила под окнами. Это Гарик меня просил с ним там гулять, чтобы нас вместе видела твоя соседка Ольга Ульянова, в которую он был влюблён по уши, но взаимности от неё не получал. А сейчас у них и взаимность есть и сплошная гармония, — но только не в постели. «Ателье по пошиву верхней одежды держат на улице Завалихина», — сообщила она. — Я раньше шила у них себе наряды. Ольга давно является моей лучшей подругой. А теперь смысла нет одеваться у неё, — дорого и долго. Сама импорт вожу с Москвы и Турции. «Кстати ты Ольгу, когда видел в последний раз?» — спросила она.

Сергей задумался и почесал пальцем голову:

— Не могу точно сказать, наверное, так же, как и тебя. В их квартире другие жильцы давно живут. У Ульяновых дача находится в нашем садовом обществе, но я свою дачу давно не посещал, наверное, с тех времён, как покинул город. Раньше я проведывал изредка родителей и в основном зимой, а в это время года на даче нет ни работы, ни отдыха. Поэтому с ней и не встречался. И она меня, как ты никогда не интересовала. У неё всегда находились взрослые женихи, в основном из компании стиляг.

В глазах Луизы сверкнули смешные искорки:

— Она хоть и замужем, но вольна поступать, как ей разум подсказывает, — заговорщицки произнесла Луиза, — у неё смелости на всё хватит. И я, её не осуждаю, — даже немного завидую. Она молодец без комплексов женщина. А я не могу распахнуть кулису безнравственности, поэтому и кукую одна.

— Почти понятно, — сказал Сергей.

Луиза склонила голову к низу и, сжав рукой губку, которой вытирала стол, спросила:

— Сергей я знаю, что юношеская любовь самая крепкая и незабываемая, неужели в твоих словах правда есть? Или ты всё-таки пускаешь мне пыль в глаза, чтобы лишний раз самоутвердится в своей неотразимости и мужской силе? Знаешь наверняка себе цену!

— Откровенно тебе скажу, и эти мысли у меня в голове имеются. Но старые чувства над ними имеют ощутимый перевес, и ты я думаю, в этом скоро убедишься? Если я тебя встретил, да к тому же одинокую, то считаю это надолго! Думаю, что по этой причине мне придётся делать наезды на твой универсальный магазин.

Она звонко рассмеялась. — Не смеши меня Серёжа? Здесь без тебя желающих поживиться с моего магазина было предостаточно. Ты знаешь, почему я считаюсь успешной коммерсанткой?

— Откуда мне знать, — пожал он плечами.

— Потому что я никому ничего не плачу, кроме законных налогов, конечно. Витя Карапузов мой двоюродный брат, которого ты должен помнить — работает начальником уголовного розыска, а второй брат Вячеслав Андреевич, — начальник налоговой полиции. Я понимаю, что ты выразился не так как хотел сказать, но откуда у тебя столько самоуверенности? Ты думаешь, что именно ты тот идеальный человек моего личного счастья?! Ты не переоцениваешь себя случайно? Я к тебе вчера подошла с сорочкой не из-за того, что ты мне приглянулся. Просто этим я живу и продавцов своих учу, как надо правильно работать, чтобы хорошие деньги получать.

Он улыбнулся ей и замотал головой:

— Я жизнь знаю, и людей хорошо изучил, видел вчера твои глаза. Это были глаза не торгаша, а женщины, истосковавшейся по мужской ласке.

— Ты по глазам можешь читать?

— Могу и неплохо, как на магнитном томографе.

— Тогда прочитай, что сейчас мои глаза говорят? — игриво смотрела она на него.

— Они умоляют, чтобы я тебя сейчас увёл отсюда в здание, где висит вывеска ресторан, и заказал Шампанское с клубникой.

Она жеманно повела плечами и словно лебедь проплыла по своему небольшому кабинету, подойдя к окну. Открыв настежь окно, не поворачиваясь к Сергею, чётко произнесла:

— Знаешь Сергей, хочу тебя огорчить и обрадовать. Твой магнитный томограф дал сбой, — об этом я не думала. — Мои мысли были в моей бане. Сегодня воскресение у нас в честь дня торговли банный день. У тебя есть возможность вечером попасть туда, куда ты в детстве пытался со своим другом устремить свои любопытные мордочки через маленькое оконце.

— Как я понял, ты меня в свою баню мыться приглашаешь? — обрадовано спросил он.

— Ну, естественно не подсматривать за мной в окно, — улыбнулась она. — У меня сегодня будут две подруги Ольга Ульянова — Герасимова и Нона Соболева, которую ты наверняка не знаешь. Она из Томской области приехала три года назад. Преподавателем в школе работает. Для нас воскресение не только баня, а и своеобразный девичник. Но сегодня я нарушу наши устои. Ты приходи в шесть вечера, без опозданий. С собой ничего не приноси, у меня всё есть, и больше сегодня не выпивай, а то сваришься в моей бане? Не забыл, где я живу? — спросил она.

— Как можно забыть, этот красивый резной дом, в котором я не один день познавал вместе с тобой курсы математики, получая иногда от тебя ласковые подзатыльники. Правда учиться я всё же лучше не стал.

— Ты тогда не бегал за мной, а начал преследовать в восьмом или девятом классе, — напомнила она ему.

— Нет, в девятый класс я не пошёл, а поступил в техникум. Это было в восьмом классе после того, как ты меня накормила подзатыльниками всласть, — уточнил он.

— Прости? — Я тогда не знала, что мои подзатыльники обладают магической силой, — смеялась она.

— Хорошо, Луиза, — встал он со стула, — не буду тебя больше отвлекать от работы. В шесть вечера я обязательно буду в твоём тереме.

— Я бы уточнила, что это не терем, а памятник архитектуры русского зодчества, который раньше принадлежал княжескому мужу полицмейстеру Кондратию Торопову, — моему родственнику в пятом колене, — напомнила она ему.

Вскоре Сергей вышел от Луизы удовлетворённый удачным сближением с ней.

«Первый шаг к моей давней мечте сделан, — подумал он, — всё остальное мне под силу будет раскрутить до приятного конца. Она, похоже, меня не отвергает, тем более пригласила в баню. Думаю, она меня, пустит к себе безоговорочно в постель, и возможно сегодня? — эта женщина хочет ласки!»

До шести вечера ещё много было свободного времени, и как скоротать его, у него вопросов не возникало. Он направился к своему другу Николаю. Ему не терпелось поделиться с ним неожиданно свалившейся на него удачей. Друг был дома и ходил по квартире в плавках.

— Ты, что ещё спишь? — укоризненно спросил он друга, бросив при этом взгляд на его полуобнажённый вид.

— Я уже на рынок съездил, — ответил Николай, — удачно продал своих птичек. Сижу в лоджии пиво потягиваю.

— Дома один? — полушёпотом спросил Сергей.

— Один. — Все, кто — где, — ответил Николай.

— Я вошёл в контакт с Луизой и получил приглашение сегодня в резной терем, — радостно выпалил Сергей.

— Опять математику с подзатыльниками проходить, — съязвил Колька.

— Не угадал ты Колька, я в бане с ней буду мыться, и не только с ней, а ещё с двумя женщинами. Одна из них Ольга Ульянова, — моя бывшая соседка.

— Смотри, чтобы они тебя втроём не отпороли за милую душу. Я слышал про Ольгу, что она беспардонной тварью стала и Гарику своему постоянно рисует панты.

— Тебя это не должно тревожить, — бросил Сергей, — матушка природа пока правит нами, а не мы ей. Нет на небе звёзд одинаковых, так же, как и людей. Один сало любит с чесноком, другой мороженое.

— Понял я твой контекст Серёга, но в семье моральные устои должны существовать. А тебя если послушать, то ты каждой семье готов выдать карт-бланш на распутную жизнь. Истории уже известно о Содоме и Гоморра, которые были погребены под пеплом за свои грехи. Если мы с тобой родились любознательными до любовных утех, то это не говорит о том, что каждый должен этим заниматься. Жить будет не интересно.

— Ну, ты Колька и развёз метаморфозу. Правильным, что ли стал, как господь бог?

— Не в этом дело, — просто нельзя боль причинять близкому человеку открыто! Гарика жалко, он ведь мужик неплохой, выручал меня не раз деньгами и машину мне бесплатно ремонтирует, даже магарыч не берёт.

Они прошли в лоджию, где на пластмассовом круглом столике стояло несколько банок импортного пива. Николай подсунул Сергею шезлонг, а сам присел на пустой корпус от старого телевизора:

— Пей пиво, — прокатил Колька по столу банку в сторону Сергея, — оно холодное и ядрёное! Только им и спасаюсь в такую погоду! Наше бутылочное пиво никогда не беру, там один дурман.

Сергей открыл банку, но к пиву не притронулся, а достал сигарету:

— Что совсем плохи у них семейные дела? — закурил он.

— Как тебе сказать? — задумался Николай. — Хоть и видимость благополучия создают для окружающих, но на самом деле у них не всё так замечательно, как кажется. Гарик, будучи уже женатым на Ольге после института был направлен работать в Арзамас — 16, на секретный объект. Там вроде подсветился нежелательными лучами и ему вольную дали. После он устроился в нашем городе инженером в завод торгового оборудования. А когда пошло кооперативное движение, Гарик организовал ателье для Ольги. Сам он является сейчас его директором, а Ольга у него и портной, и закройщик в одном лице. Лично она шьёт знатным людям города, а другие её портные простолюдинок обшивают.

— Меня Ольга не интересует и её жизнь мне безразлична, — сказал Сергей.

— Не скажи друг! Ты её ещё не видал, она очень экстравагантна и очень даже привлекательно выглядит, — предостерёг его от скороспешных выводов друг, — Ольга сегодня смотрится, как мне показалось вчера намного зажигательней, чем Луи. Я ведь с Ольгой, часто встречаюсь. Моя жена прибегает к её услугам в отношении пошива платьев. Там такая фифа ходит по ателье с тряпочным метром на шее. К ней и мужики ходят, только из-за того, что им в кайф, как она с них мерку снимает. Хочешь убедиться? — можем прогуляться до их ателье. Мне всё равно делать нечего.

Сергей невозмутимо спросил:

— А зачем?

— Любопытно будет убедиться, узнает она тебя или нет? Да и с Гариком заодно пообщаемся.

— Не хочу я никуда идти, лучше вечером я взрыхлю её память, — отвергнул предложения Николая Сергей.

— Тогда пей пиво?

— И пить я не хочу. Я сегодня у Луизы в кабинете и пива, и водки испробовал. Надо поберечь печень до вечера.

— Хозяин барин, а я волью в себя ещё литра два. Мне печень свою беречь сегодня не обязательно, главное жару преодолеть, — заключил Колька.

глава 8

В этот день Сергей себе места не находил. Дожидаясь назначенного времени, которое шло медленно, он успел не только с Николаем посидеть в лоджии, а и сходить на Волгу, где искупался и посетил в другом конце города кладбище, расширившееся за последние годы до неимоверных размеров. Ровно в шесть часов Сергей, подошёл к дому Луизы. Он осмотрелся по сторонам и увидел на месте дома Ягодиных стоит пятиэтажный дом с парикмахерской на первом этаже. Он нажал на кнопку звонка резного терема с мемориальной доской, висевшей над входом.

Дверь открыл худощавый молодой человек с полотенцем на шее, лет двадцати. По его виду можно было определить, что в бане он уже отметился и неплохо. Сергей понял, что это сын Луизы.

— Здравствуйте? — приветливо произнёс сын с порога и пропустил Сергея вперёд. — Проходите через гараж в баню, — подсказал он Сергею.

— Я знаю, куда идти, — сказал Сергей, — в юности мне приходилось бывать в этом доме и неоднократно.

— Тогда сами ориентируйтесь, а я пошёл по своим делам, — с безразличием произнёс он. — Мама уже в бане, скатерть — самобранку расстилает.

Сергей отворил дверь в просторный предбанник. Луиза была уже в купальнике и резала лук в салат. Вместо фартука у неё на талии было повязано льняное полотенце.

— Раздевайся? — сказала она, — иначе сейчас упаришься. Сыновья так растопили баню, что даже здесь невозможно находиться. И дверь я думаю на улицу надо оставить открытой. Пускай немного остынет внутри.

— Я понял, что это твой старший сын меня встретил на входе? — поинтересовался Сергей.

— Конечно старший сын! — что думаешь, я такая старая уже? Младшему Серёжке у меня только четырнадцать лет. Он помылся и на рыбалку с друзьями уехал.

Сергей легонько толкнул входную дверь и снял с себя рубашку, показав исписанный тушью на зоне свою грудь и спину.

— Это, где ты кожу превратил в художественный холст, неужели в заключении был? — провела она ладонью его по спине, где были наколоты, «Три Богатыря» с картины Васнецова.

— Пришлось и там отметится, — ответил он нехотя.

— И за что тебя туда упекли интересно? — спросила она.

— Луиза мне не хочется об этом вспоминать, но чтобы ты знала, судимость моя связана не с банальным уголовным прошлым, а с производственной деятельностью. Поэтому прошу тебя, не думай обо мне плохого? Я примерный отец, супруг и главный инженер солидного строительного управления. А также я в перспективе могу быть заслуженным строителем страны, так как звание почётного строителя получил ещё в советские времена. — И он вынул удостоверение из барсетки, показал, что действительно является почётным строителем.

Она впилась глазами в его корочку и сказала:

— Я ничего плохого про тебя Серёжа и думать не хочу, но удостоверение твое недействительно, так, как СССР на новых географических картах уже не существует. И ты кривишь душой, что носишь редкое звание примерного супруга. Мы взрослые с тобой люди и оба понимаем, что приглашение в баню, носит условный характер, сам знаешь почему? И ты мне про своё семейство так и не рассказал ничего. По твоему респектабельному виду можно сразу сказать, что ты счастливый и обеспеченный человек!

— В общем, ты в чём-то права, — по этому удостоверению я до сих пор бесплатно езжу в общественном транспорте. — снимая с себя джинсы, сказал он. — Острой нужды я в финансах не испытываю. Жена у меня серьёзная женщина, работает финансистом, дочка студентка медицинского института, а сын учится на программиста. Будет работать на преуспевающем заводе, они его послали учиться в этот институт.

— Выходит, ты предпочтение только финансисткам отдаёшь? — спросила, удивлённо, Луиза.

— Почему ты так решила?

— Я ведь по специальности тоже финансист, работала на трубопрокатном заводе начальником финотдела. После того, как завод продали, и переоборудовали, влившись в какой-то концерн, я открыла свой бизнес.

— Это дело не меняет, даже если бы ты дояркой или телятницей работала. Мой всевышний и самый древний родственник свёл меня с тобой, — кивнул он головой в небо, — значит, так тому и быть!

— Серый, — назвала она его, как в детстве, — как я помню, ты лютым безбожником был. Что с тобой случилось? Ты что, неужели с всевышним сблизился?

— Каким я был, таким я и остался, а молочу несуразицу, чтобы ты от лука невзначай не заплакала.

Он прикурил сигарету, от коробка спичек, лежавших на столе.

— А ты интересный человек, мне приятно с тобой общаться Серёжа, — вытирая влажные глаза от лука, сказала она, — надо же, как года меняют людей?

— Я думаю, более приятно тебе будет, когда мы с тобой попадём в турбулентную зону, — не задумываясь, ответил он.

Она недоумённо захлопала веками глаз и тихо прошептала, как будто в помещении кроме них двоих ещё, кто-то находился:

— Расшифруй, пожалуйста? Второе слово мне знакомо, а вот первое отдаёт туберкулёзом.

— Ты, что Луиза, — это по звучанию и смыслу два разных слова. Турбулентная зона, это флуктуация с перемешиванием теплообмена и большим коэффициента трения.

— Всё равно для меня эти слова ясности не вносят, но главное, я уловила, что ты непревзойдённый бабник и намекаешь на явную близость со мной.

— Видишь, ты какая понятливая, а поэтому я тебе подзатыльников отвешивать не собираюсь, как ты мне раньше. А просто сейчас стисну тебя в своих объятиях и крепко поцелую, чтобы ты краешком своих нервных корешков ощутила, что такое турбулентность.

— Попробуй, — положила она ножик на стол и вытерла руки о льняное полотенце перевязанным на её талии.

Сергей без излишних церемоний подошёл к Луизе и, взяв её за плечи, подтянул к своей груди. Она без сопротивления поддалась и подставила губы к его лицу. Он, не раздумывая, втянул в себя, её губы, а свободной рукой, сорвал с неё верхнею часть купальника, и бросил лифчик, не целясь в ведро с картошкой.

— Ты такой быстрый Серёжа. — слегка оттолкнула она его от себя. — Не надо меня заводить перед приходом девчонок? — вытерла она лоб содравшим полотенцем с талии. — У нас сегодня будет с тобой время воплотить совместные замыслы ночью и наедине. А сейчас ты должен спрятаться в парной, девчонки должны с минуты на минуту появиться. Звонить они не будут, так как у Ольги есть ключ от входных дверей. Я хочу её удивить твоим присутствием в своём доме.

— Неужели ты с ней сегодня не созванивалась и не рассказала про нашу встречу, — спросил он.

— Мы о тебе никогда не вспоминали с тех пор, как ты выпал из поля нашего зрения. И мне будет любопытно узнать, как она воспримет встречу с тобой?

Сергей стоял перед Луизой возбуждённый, и в парную ему уже не хотелось заходить:

— Ты, что Луи не видишь, я уже упрел от тебя. Одно твоё прикосновение к моему телу выгнали из меня все шлаки. Я в парной умру, и туда пока не пойду.

— Тогда иди в сад за баню и садись в большую дубовую бочку с настоем чистотела, отмыкай там, — сказала она.

Сергей забежал за баню и увидал две вкопанные в землю бочки. Одна была очень большая бочка, похожа на цистерну, в которую могли убраться сразу, несколько человек. Вторая была на половину меньше и предназначалась для одного — двух человек. Он по уступу сбитого из досок и похожего на почётный пьедестал, забрался к доступу воды. После чего погрузил своё тело в бочку с настоем чистотела, и сразу почувствовал приятное расслабление во всём теле. Вода была забористая, словно в неё добавили кислоты, от которой через пять минут у него стало сводить ноги, и щипать тело. Сергей быстро вылез оттуда и побежал в баню, где увидал двух интересных женщин.

Не обращая на них внимания, он обратился к Луизе:

— Эта бочка у тебя не со щёлочью случайно? — спросил он, — что-то тело щиплет?

— Теперь можешь смело идти париться, — сказала она, — веники там, в тазике увидишь.

Он пулей забежал в парную и стал неумело стегать себя веником, но удовольствия от этого не получал.

В парную вошла Луиза и, увидав, что он совсем не может управляться с веником, предложила:

— Давай я тебе помогу? Ты видимо ни разу не мылся в таких банях, и не знаешь многих её богатых и целебных секретов. Я хорошо тебя понимаю. В окошко же невозможно всего увидеть, — подколола она его.

— Ты думаешь, я садомазохизмом буду заниматься, чтобы пороть сам себя розгами? — сказал он, истекая потом от большого и горячего пара.

— Глупый ты Серёжка, — это огромное здоровье, — усмехнулась она, — а в бочке не простая вода, а со святого источника с примесью настоя чистотела.

Она положила его на верхний полок и, спустив с него плавки чуть ниже бёдер, стала обмоченным в холодной воде веником несильно хлестать по телу. Эту процедуру он нашёл вполне приятной и закрыл от удовольствия глаза, не забывая при этом поворачивать регулярно своё тело опытной банщице:

— А задница у него вполне аппетитная, — услышал он голос Ольги.

— Не завидуй чужой попке, а начинай откармливать свою попку, — дешевле обойдётся, — нечаянно вылетела тюремная пошлость из уст Сергея.

— Луиза ну и гость у тебя блатной, — раздался тот же голос, — а говорила заезжий аристократ, интеллигентен и обходителен! Приложись Луиза к его калориферу покрепче, чтобы знал, как грубить незнакомым дамам.

Сравнение калорифера с пятой точкой его позабавило. И он, не сдержавшись, улыбаясь, сказал:

— С тобой мадам Ольга я знаком с пяти лет, когда ты по двору катала разноцветных фанерных бабочек на колёсах. И звуки хлопающих крыльев твоих бабочек мне сейчас напоминают удары этого веника.

Ольга подошла к Сергею, и развернула его передом, обратив внимание вначале на его лицо, затем взгляд перевела туда, где несколько минут находились плавки.

Вторая подруга Нона была значительно моложе Ольги и Луизы, и как показалось Сергею, что она выглядит не хуже хозяйки дома и Ольги. Она осуждающе посмотрела на Ольгу и укоризненно сказала:

— Оля тебе не стыдно к незнакомому мужчине лезть при хозяйке дома в штаны? Он её гость, а не твой.

Но оголённым перед ними Сергей находился мгновение. Луиза быстро натянула ему плавки на старое место.

— Это Вы кто будете? — спросила Ольга, присев на полок у его изголовья.

— Ни за что не узнаешь? — загадочно улыбалась Луиза.

— Нет, подруга, похоже, я узнала уже его. Неужели это Серый Лебедев — заморыш с нашего подъезда?

— Он самый Ольга? — рассмеялся Сергей.

— Тогда пошли на белый свет, я тебя, как следует, рассмотрю, а то ты, как приведение показался в предбаннике и в паре растворился, — поражённая встречей со своим бывшим соседом, звонко произнесла Ольга.

Они все вышли из парной. Ольга оценивающе осмотрела его и сказала:

— Не знаю, как тебя называть сейчас, для Серого несерьёзно, а для Сергея Сергеевича молод ещё.

— Зови меня тогда «Заморыш», как ты раньше не редко меня называла, — посоветовал Сергей, не вкладывая ни грана серьёзности в свои слова.

— Ты, что Серёжа такое говоришь. Ты уже не похож на заморыша. Тем более такую могучую картину на спине носишь, — отвергла его предложение Ольга.

— Оля, что ты голову себе забиваешь, у него есть красивое имя Сергей, — невозмутимо сказала Нона, — к тому же ты это имя уже произнесла.

— Оля было бы тебе известно, что у Сергея сын уже окончил институт, — вступила в обсуждение этикета Луиза. — А дочь у него скоро врачом будет. И сам он почётный строитель, так что ты по праву должна к нему уважительно относиться, называя по имени отчеству и только на «ВЫ!».

— Совсем не обязательно, а вот после такого густого пара пива холодного или квасу обязательно нужно выпить, — заявил Сергей.

Луиза достала из-под стола несколько бутылок пива, и вручила Сергею открывалку, чтобы он откупорил их.

Сорвав с четырёх бутылок пробки, он каждой женщине персонально вручил по бутылке пива. Сделав несколько глотков из бутылки, он последовал вновь к бочке, но спокойно ему не дала там пребывать дотошная Ольга. Она при подругах спустилась вслед за Сергеем в жгучую воду и без всяких объяснений запустила свою руку ему в плавки, после чего закатила к верху свои бесстыжие глаза.

Сергей и виду не подал при женщинах, что его детородный орган оказался в небольшом кулачке своей бывшей соседки. Ольга была эффектной женщиной, но так страстно, как Луиза его не возбуждала:

— Было мне бы сейчас скучно, я бы уделил тебе внимание Ольга!», — про себя сказал он в этот миг.

— Отчего бы тебе не обнять меня? — словно прочитав его мысли смеясь, заявила Ольга. — Ты ведь, как я помню, проходу не давал и мне, и подруге моей. Особенно после того, как я у тебя трусики у маленького на речке отняла.

Её глаза обворожительно гуляли по телу и лицу Сергея. Она готова была прильнуть при всех к нему, но раздражительный голос Луизы заставил её вылезти из бочки, куда следом залезла хозяйка дома.

Нона и Ольга ушли в парную, а Сергей, с Луизой поливая друг друга из пригоршни, начали переходить к обоюдным ласкам.

. — А почему он у тебя такой большой и толстый? — повторила она Ольгин путь.

— Наследие голодного детства, — ответил Сергей. — Плохое дерево всегда в корень растёт, а я был неказистым до армии, — шутил он, протиснув свои руки к её промежности.

Он раскрутил её, словно поплавок на сто восемьдесят градусов пытаясь приласкать её сзади. Ощущение было не очень приятным, но он заметил, как она вцепилась обоими, руками за верхний выступ бочки и жалобно произнесла:

— Серёжа не надо, нас могут увидать соседи и младший сын, который возможно уже у окна сидит? У нас целая ночь будет впереди!

Её слова Сергея быстро остудили, и он вылез из воды, подав руку Луизе, чтобы облегчить ей выход из бочки.

— Странно, ещё вчера я, можно сказать, не знала о твоём существовании, а сейчас я уже тебя нестерпимо хочу, — сказала Луиза. — Я сейчас провожу девчонок домой. Они меня поймут и не обидятся.

Луизу всю трясло не от жгучей воды, а от возбуждения. — Пойдём вначале вдохнём ещё пару в бане? — предложил Сергей.

— Ты иди, а я зайду следом за тобой, — сказала ему Луиза.

…Нона и Ольга сидели в это время за столом и допивали своё пиво. Сергей, несмотря на них, нырнул в парную и развалился на самой нижней полке, где жар не так доставал непривыкшую к таким процедурам кожу. Вскоре пришла Луиза и сообщила, что девчонки уже одеваются, и они останутся одни в бане. Они покинули баню тихо, но перед уходом Ольга зашла в парную к Сергею и сказала:

— Ты человек на вид солидный, а носишь потёртые джинсы. Не по протоколу такой наряд тебе на себя одевать, — приходи ко мне завтра в ателье? Я тебе сошью отличные брюки из элитной бельгийской ткани.

— Зайду, если время будет? — пообещал Сергей.

— Никуда он не зайдёт, я ему прямо сейчас найду дюжину импортных брюк на выбор, — ревностно заявила Луиза.

— Ну, тогда приятного вам вечера и блаженной ночи, — ответила Ольга, и закрыла дверь парной.

Луиза накинула на себя халат и пошла, проводить подруг. Сергей вышел вслед за ними из парилки. Отпив пива, он закурил сигарету, он подумал:

«Все складывается удачно! Видимо Луиза изголодалась по мужской ласке? Сегодня он сможет отплатить ей за своё юношеское унижение по полной программе. Она поймет, кого жестоко отталкивала от себя. Пускай волна досады захлестнёт её, и я не стану злорадствовать по этому поводу, а буду наслаждаться её телом и радоваться новой и лёгкой победе. Важно только не влюбиться в неё вторично, — поймал он себя на мысли, — ведь она всё-таки мила и красива».

Она на долго не задержалась с подругами, пощебетав с ними на выходе и поцеловав их в щёчку устремилась к гостю. Зайдя в предбанник, Луиза закрыла плотно дверь и накинула жиденький крючок, согнутый из проволоки на петлю.

— Ты рад, что мы одни остались? — спросила она, скидывая с себя халат.

— Ужасно рад, — даже очень! — встал он перед ней и скинул с себя плавки.

Она мило улыбнулась и проделала тоже, со своим купальником. Они легли на сырой пол под окном, и он яростно овладел ей.

— Сережа, я сейчас заплачу от боли и счастья, — прижалась она своей щекой к его плечу, я или соскучилась по настоящему мужчине или у меня там какая-то болезненная патология образовалась? Постарайся глубоко сразу не входить в меня?

— Хорошо я понял, — шептал он ей в ухо. — Буду осторожен в своих движениях, — но как только он почувствовал, что она стала учащённо и высоко поднимать свой зад, то сразу ускорился и утонул в ней. Когда он закончил, то ощутил на своём плече уже не щёку Луизы, а её зубы.

В пылу страсти она не контролировала свои действия и оставила ему памятный знак, который у него остался на долгие годы. Последующие годы он этот укус считал клеймом порока и старался, пока оно заживало, перед женой не оголять больное плечо.

глава 9

Вега пришла с улицы, принеся с собой частичку свежего воздуха, и сразу прервала воспоминания Сергея. Она села рядом с ним и, заглянув ему томно в глаза, сказала:

— Не ожидала, ощутить тебя полноценным и сильным мужчиной. Я думала, скромный и недоступный для других женщин дядечка. Ты же само обаяние и главное холостой и завидный жених. Прямо, счастливая находка для любой одинокой женщины! Не пойму, почему некоторые мужчины имеют отличные данные и не женаты?

— Мне тоже вначале казалось, что Вега Великанская немногословная скромница. А на самом деле эта барышня заряжена острым прикусом зубов и сексуально — взрывным темпераментом, — и он оголил ей своё плечо, показав красный укус, который находился на ранее оставленной Луизой отметке.

Она прикрыла лицо руками и задергала плечами от смеха, затем припала губами к укусу и начала ранку лизать языком:

— Прости меня дуру не воздержанную? Хотя, по правде, ты сам во всём виноват, довёл в конце до бешеного состояния, и я не понимала, что творила в те минуты. Я обязательно исправлюсь, в пути до дома буду зализывать эту ранку.

— Не надо до дома, — сказал он ей и хитро улыбнулся. — Лучше будет, если ты меня именно дома подлечишь. Сделала из меня Миледи. Правда у той лилия была на обратной стороне плеча. А холостым я стал не так давно.

— Развёлся? — спросила она.

— Нет, жену похоронил.

— Извини, я тебе кажется, ещё одну боль доставила своим любопытством? — уткнулась она пылающим лицом ему в грудь.

— Ничего страшного, я уже свыкся с этой потерей. Меня моя коммерческая деятельность втянула в работу с головой, и я как-то забылся. Сына хотел из Венгрии выдернуть себе в помощь. Но у него там солидная и высокооплачиваемая работа и похоже, возвращаться домой, он пока не думает.

— У тебя один сын?

— Нет, дочка есть, она у меня врач, живёт с мужем в Иркутске.

— Ты такой старый папочка? — воскликнула она, — а выглядишь как молодой кипарис! Посмотри на наших мужиков, они все сморщенные, как перезревшие хрены, а ведь многим ещё и сорока лет нет. Я считаю, что написано на внешности мужчины, то напрямую имеет связь с мужским достоинством и истинным возрастом. Неправильно некоторые бабы в бюро знакомств запрашивают себе жениха по возрасту. Это ошибочное мнение.

Сергей тяжело вздохнул и произнёс:

— Меня тюрьма хорошо сохранила, и некоторую часть своей жизни я был окружён прелестницами похожими на тебя, а это самый лучший эликсир молодости. Представляешь, я даже не думал, что когда-то состарюсь, и буду пыхтеть самосадом, скрученным в козью ножку, приткнувшись к завалинке.

— Серёжа ты меня не разыгрываешь? — недоверчиво смотрела она. — Что-то не смахивает твой лик на арестанта. У тебя благородное лицо с первого взгляда внушающее доверие. Я бы даже добавила, у тебя оно волевое, какие бывают у лихих командиров.

— Ты меня разрисовала, хоть на доску почёта вешай, — засмеялся он и перевернулся на живот. — Заверни рубашку, и сразу поймёшь, какой я командир? — попросил он.

Она осторожно двумя пальчиками задрала ему сорочку и увидала по всей спине экспозицию, с которой на неё смотрели Добрыня Никитич, Илья Муромец и Алёша Попович. Погладив ладонями знаменитую картину, она прикрыла татуировку рубашкой:

— Ну и что, из этого. «Некоторые бывшие заключённые смелее и отважнее военных бывают», — сказала она. — Хотя, положа руку на сердце, бывший зек, была не моя золотая мечта. А сейчас думаю, что я была не права. Мне после нашей близости хочется превратиться вместе с тобой в птицу и улететь в небо, спрятаться в каком-нибудь пушистом и дымящемся облаке, чтобы нас никто не видел.

— Вега, а как насчёт стихов у тебя, — на досуге случайно верши не сочиняешь? — поинтересовался он.

— Нет, я по профессии журналист. Работала до рынка в заводской многотиражке в городе Харькове. Закрыли завод, не стало и нашей газеты. А я не отчаиваюсь по этому поводу. Мне не в радость было писать о производственных успехах завода. Не интересно воздавать еженедельно хвалу одним и тем же передовикам и тщеславному директорату. Всё это ложь и неискренность.

— Всё с тобой ясно, — отрезал Сергей, — всё равно с поэтами из одного теста слеплена.

— А тебе, что творческие люди не по душе? — обиделась она.

— Наоборот, — успокоил он её. — С вашим братом приятно общаться. Среди авторской братии попадаются экземпляры не от мира сего. И выдают такие сногсшибательные экспромты, от которых душа начинает петь. У меня была одна любовница на курорте, она на ходу сочиняла комические верши. Талант!

ты любил меня и был предельно смел

когда свою лебёдушку во все дырки ты имел

но забыл ты быстро про меня

когда на поезд с плачем села я

Прочитал Сергей, запомнившийся ему стишок.

— Ты, конечно, удивишься, но у неё фамилия была созвучная с твоей, — Геликонская. Она уехала из санатория на два дня раньше меня. И когда, я её провожал на поезд, она мне продекламировала этот куплет.

— Непрофессионально, и я бы даже сказала очень пошло, — равнодушно произнесла она.

— Я не понимаю в этом творчестве ничего. Но то, что мне было с ней хорошо, я этого не забуду. И в последний день она мне подарила большой янтарь, который нашла на берегу Балтийского моря.

— Я смотрю, у тебя было в жизни много женщин, и на курортах маковку свою грел.

— Да я любил отдыхать, а женщины — это постоянный мой жизненный стимул, если хочешь «Диплом обстоятельств!» Благодаря этим очаровательным созданиям, я сочным таким и остался по сей день.

Она приклонила свою голову к его плечу:

— Мне нравится, твоё отношение к женщинам. По своему опыту знаю, что у такого типа, как ты мужчин, не может быть по природе предрасположенности к подлости. Дай бог, чтобы я тоже заняла достойное место на твоём пьедестале. Вижу память у тебя не плохая, и это радует!

— У тебя появилась возможность завладеть моим пылким сердцем, — скосив глаза на свою спутницу, вполне серьёзно изрёк он.

— Полагаешь, что автобусный роман может иметь продолжение и затем вылиться в свадебный процесс? — спросила она.

— А почему бы и нет, — ответил он. — Поживёшь у меня, пока не надоест. Если притрёмся, то пойдём в загс с тобой.

Она приподняла голову обласкав его тёплым взглядом, произнесла:

— Ты обо мне ничего не знаешь. Может я отвратительная и дрянная девочка, и готовить не могу.

Он запустил в её волосы руку и притянув голову к своему лицу, тихо, чтобы никто не услышал, сказал:

— Мадам вы не современны в выборе жениха. Я поэтому и предлагаю пожить у меня, чтобы мы узнали себя близко. Для нас с тобой это будет самый верный кастинг.

— Однако ты смелый человек или опытный авантюрист? — засмеялась она на весь салон.

— Великанская вы, почему часто смеётесь? — раздался голос Марго, — расскажите нам, мы тоже повеселимся. А то мне ужасно скучно. Можно я к вам залезу?

— У тебя там есть развлекательные мальчики, а Лебедев мою лежанку оккупировал, и о чём мы с ним говорим не для твоих ушей.

— Единоличница, — послала ей в ответ Марго, — все мужчины здесь присутствующие принадлежат не только тебе одной, но и нам красивым. Мы тоже их любим и ценим. А Лебедев тем более, нам интересен, потому что не хочет с нами пить, ни разговоры умные вести.

— Не заводись с ней Вега? — на ухо прошептал ей Сергей, — ехать ещё прилично, а нам сегодня предстоит беспокойная ночь, может, давай ещё поспим? — предложил он.

— Я разве против, только обними меня незаметно сзади? — попросила она.

Он накинул на плечи простыню, и прижался к горячему телу Веги, положив свою руку ей на вздрагивающую грудь

глава 10

Сергей не знал, спит она или нет, но он уснуть не мог, автобус по скоростной трассе уносил его с мыслями к Луизе.

«Странно лежу с одной женщиной, а думаю о другой? — подумал он, — может, я тоскую по Луизе, а может, они чем-то похожи между собой? Обе удачные коммерсантки, — интеллекта выше головы, но та которую, я обнимаю сейчас намного моложе. Вопрос: — а не переоцениваю ли я свои мужские силы? Мне неизвестен её половой потенциал. Поставит передо мной завышенные задачи по выполнению супружеского долга, то считай, жди негаданно нежданно инфаркта или инсульта? А Луиза прошла испытание по всем жизненным тестам!»

…Он вновь вспомнил баню, когда после первой близости, они поднялись с сырого пола и, окативши друг друга холодной воды, прошли в парилку. Они вместе легли на самую широкую полку. Там она, так же, как и Вега зализывала ему укус, оставленный на плече: — Ты смотри, так всю кровь у меня выпьешь? — пошутил он, — превратишься тогда в вампира, а я буду ходить, как зомби.

— Не бойся милый, — сказала она, — я тебя беречь и лелеять буду. Ты как я понимаю, редкий гость у меня будешь.

— Всё будет зависеть от твоего гостеприимства. Может, ты сегодня закроешь за мной дверь, а завтра повесишь передо мной амбарный замок и забор опутаешь колючей проволокой.

— Нет, я этого делать не буду, но тебя постараюсь опутать, только не колючкой, а своей лаской, нежностью и любовью! У меня даже в подсознание после нашей близости нет, что знала тебя, как забавного и шкодливого малютку. Мне кажется, что ты всегда таким был, каким я тебя сейчас ласкаю. В данный момент у меня душа улеглась в спокойное русло, и наслаждено улыбается неожиданно привалившему счастью. По правде сказать, вчера не зная, кто ты, я сразу обратила на тебя внимание. Я была измучена в ожидании стоящего мужчины. У меня, внутри сразу, что-то надорвалось, и заманчивый голос настойчиво сказал, что это судьба моя явилась! И когда я приложила к твоей груди сорочку, я мысленно представила тебя с голым торсом. И я надеваю на тебя эту рубашку и, застёгивая пуговицы, смотрю в твои карие глаза и вдыхаю запах твоего пота, издающий у тебя возбуждающее действие, лучше любой дорогой туалетной воды. Я поплыла и поэтому забежала за стойку, чтобы как-то скрыть своё нахлынувшее чувство. А когда ты мне поцеловал руку, я вообще обомлела и поверила в свою судьбу. Я верила, что ты вернёшься, и твой приход сегодня для меня не был неожиданностью. Ольга и Нона в неописуемом восторге от тебя. Я им больше не покажу тебя, и ты не ходи к Герасимовой шить брюки. Я слышала сегодня от Ольги и Ноны, что так пахнут, как ты, только настоящие мужчины с большой внутренней силой и колдовским обаянием. А когда от мужиков пот ест глаза, то это говорят они, вонючие козлы со слабой потенцией, так как они свою энергию растрачивают за рабочими верстаками и в пивных барах.

— Они, что успели принюхаться к моему телу? — теребя ладонью, грудь Луизы, спросил он.

— Ещё как, что Ольга, что Нона, они обе просмаковали тебя всего. И я удивляюсь, почему ты не икаешь сейчас? Они, как пить дать, сейчас только и обсуждают тебя. Я их уже изучила. А мы сейчас оденемся с тобой и пойдём в дом. Там мы будем не мене свободны, чем здесь.

— Может быть, мы здесь посидим? — стол накрыт с барским размахом. И покурить здесь вволю можно.

Он оценивающе прошёлся по её обнажённому телу и, проведя пальцами по грудям, сказал:

— А дома у тебя мать и другие домочадцы?

— Мама у меня уже два с половиной года не встаёт, и ты, наверное, забыл, что у нас восемь комнат. Сыновья ко мне никогда не посмеют без стука войти, а курить я тебе позволю и в доме, откроем только окно.

Её предложение ему понравилось и он, оторвав своё тело с влажных досок, подал ей руку, и незамедлительно поднял Луизу на ноги:

— Тогда я согласен продолжить наши отношения в твоём тереме. Не зря же я отмывал душу на этом полке, — быстро согласился он.

…После они досиживали вечер в её богато обставленной спальне. Под столом дожидаясь от хозяйки кусочка мяса, у них лежала маленькая болонка Фиса. Они пили лёгкое красное вино, закусывая фруктами и жареным мясом. Луиза сидела перед ним в лёгком халатике, под которым ничего не было. В открытое окно иногда врывалось тёплое дуновение ветра и, сливаясь с дорогими духами Луизы, приятно били в нос Сергею. Ему нравился этот чудесный запах! Источая невероятный запах, она своим взглядом говорила, что дарит себя ему в этот тихий и тёплый вечер. Он тогда поднимал на неё свои утомлённые глаза от полумрака, понимая хорошо её чувства, и поэтому готов был разделить с ней ночную постель. Сергей видел, как у неё в тот вечер в глазах поселилась умиротворённость, но бешено вздымалась грудь. И, не дождавшись сумерек, он попытался сорвать с неё халат, но она его нежно отстранила и обдав таинственной улыбкой, спросила:

— Ты любишь с женщины снимать нижнее бельё?

— Да мне это приятно делать, если особенно оно имеет красный или бардовый цвет.

— Тогда я пойду, оденусь по твоей заявке, но сначала давай выпьем вино до дна, чтобы наша близость не принесла нам обеим печали и мне боли, — сказала она.

— Не надо, — остановил он её, — мне халат с тебя снять будет не менее приятно. У тебя под ним ничего нет, а выпить надо обязательно! Они выпили по бокалу вина. — Хорошо, я буду расстилать постель, — встала она из-за стола.

Они легли на мягкую кровать, облачённую в красивое импортное постельное бельё. Предела разыгравшимся чувствам в эту ночь у них не было. Луиза была великолепна в ту ночь, как и в последующие их встречи. Боли и печали не было, а была только неукротимая радость от взаимных переполненных нежными чувствами сердец.

Рано утром солнце заглянуло в окно и не дало спать Сергею. Он открыл глаза и обнаружил, что Луизы рядом нет. Рукой он пощупал под подушкой и затем просмотрел постель, — плавок нигде не было. Изогнув своё обнажённое тело, он заглянул под кровать, но их и там не было.

— Плавки ищешь? — спросила вошедшая Луиза.

Она была уже одета в красивое летнее платье и на лице была наложена косметика.

— Да куда-то запихал в горячке, найти не могу? — недоумённо бормотал он.

— Фиса нашла твои плавки и в клочки разорвала, будешь теперь у меня жить. Утопать по шею в цветах и роскоши, пока я тебе в точности такие же не куплю, — пошутила она.

— Я согласен, если ты соизволишь со мной прилечь на пяток минут? — постучал он ладонью по неостывшей ещё постели.

— Серёжа на пять минут не получится, а ключ от магазина только у меня. Кондитерский отдел у меня работает с восьми утра. Жди меня, я сейчас открою магазин, выберу тебе плавки и вернусь. А ты можешь пока примерить все брюки, которые лежат на кресле. Если подойдут все, то все и носить будешь, только к Ольге не ходи?

— Ну, что ты Луиза, какие могут Оли — Поли после тебя. Я восхищён тобой. Только родители меня, наверное, потеряли, я ведь им не сказал, что спать не приду.

— А ты позвони им, — показала Луиза на телефон, стоявший на нижней полке журнального столика.

— Тоже, верно, — попытался он встать с кровати, но, вспомнив, что он в неглиже, замялся и накрылся одеялом. Луиза, поняв его замешательство, сказала:

— Я же вчера тебе говорила, что в мою комнату никто не посмеет войти. Можешь смело ходить, в чём мать родила. А если тебе неловко быть голым, обернись банным полотенцем. Мой халат тебе будет мал. Луиза включила ему телевизор и пошла на работу. Вернулась она через час и в этот день ни на шаг не отпускала его от себя. Весь этот день у них был посвящён большой и горячей любви. Отлучалась она только на короткое время, чтобы накормить больную мать, лежавшую в соседней комнате.

глава 11

…Дома Сергей появился через день, с пакетом в руках, в котором лежало пара добротных брюк и пачка трусов. Родители сидели, на кухне, — завтракали.

— Садись за стол? — сказала мать, достав из холодильника домашней брусничной настойки.

— Сейчас, — ответил он и небрежно бросил пакет на уголок, откуда вывалилось всё его содержимое.

— Что такого добра в вашем городе не продают? — недовольно спросил отец, увидав разноцветные трусы.

— Именно таких трусов нет, и к тому же они пошиты по последней моде, — ответил Сергей.

— Вот житуха настала, уже на исподники мода пошла, — ворчал отец, — поедешь с нами на дачу после завтрака с ночевкой? — спросил отец.

— Вы же вчера там были, чего там каждый день делать, — дав понять отцу, что у него никакого желания нет ехать за двадцать километров, да ещё с ночёвкой.

— Нам дежурить сегодня ночью по саду, — сказал отец, — я пива целый баллон взял и водочки. Мать будет варенье варить, а мы с тобой обходы будем делать.

— Не могу сегодня, — отказался Сергей, — обещал я одному другу, что зайду к нему помогу советом по строительству дома. Если рано освобожусь, то обязательно подъеду, — пообещал он для виду, изначально зная, что на даче его в этот отпуск не будет.

— Ну, как знаешь, тогда я водочку, поберегу. Припрячу до твоего приезда.

— Ничего не прячь, — пей, я же не с пустыми руками приеду, если мне удастся приехать? — уклонился Сергей от определённости.

…После того, как родители уехали на дачу, Сергей понял, что его какая-то неведомая сила настырно толкает в магазин к Луизе. Он надел новые брюки, протёр туфли сухой бархоткой и собрался уходить, но в дверь кто-то настойчиво позвонил.

«Кто бы это мог быть? — подумал он, — Колька на работе, может из соседей кто?» Но открыв дверь, увидал перед собой разодетую, словно картина с соблазнительной улыбкой на губах, Ольгу.

— Действительно Ольга эффектная дама! — пробежала немая оценка незваной гостьи в голове Сергея, — прав был Колька, расхваливая её прекрасные качества.

— Не ожидал? — спросила она, смело переступив порог квартиры, которую много лет назад она посещала регулярно.

— Откровенно говоря, нет, — растерянно сказал Сергей, — я собрался уже уходить.

— Вначале ты Мадеры со мной должен выпить, потом я сниму с тебя мерку на брюки, — твёрдым голосом сказала она и, отстранив Сергея, словно хозяйка прошла в кухню.

— А ты знаешь, что за стенкой у меня родители находятся с сестрой, — намеренно обманул он её.

— Не стыдно обманывать друзей детства? — пристыдила она его, — я знаю, что Татьяна ваша живёт в Пскове, а родители твои, уехали на дежурство в сад с ночёвкой.

— Откуда такая осведомлённость о месте нахождения моих родителей?

— У нас дежурство на даче по графику должно быть сегодня, а у вас через неделю. Но у нас кончилась фурнитура в ателье, вот по моей просьбе Гарик поменялся с твоим отцом дежурством, чтобы съездить за ней в командировку. И я их с матерью полчаса назад встретила в магазине «Садовод». Они яд для жуков покупали.

— Ловка ты Ольга! — засмеялся Сергей, — но как ты, наверное, заметила я в новых брюках уже хожу. А мерку ты с меня в бочке у Луизы сняла.

— Да сняла, но не до конца, — сказала Ольга, выкладывая на стол из пакета бутылку Мадеры и коробку пастилы.

— Тогда раздевайся? — нагло смотрел на Ольгу Сергей.

— Как в бане? — округлила она и так свои большие глаза.

…Такое выражение глаз не относилось к удивлению. Это была настоящая игра, присущая артистичной Ольге, которую Сергей изучил ещё в юности.

— А, что тебе уже стыдно стало? — с поддёвкой спросил он.

— Для меня такое чувство не знакомо в отношениях с мужчинами. Я сама любого могу в краску вогнать. Помоги, пожалуйста, мне расстегнуть молнию на платье? — повернулась она к нему задом, показав задрапированную богатым материалом спину.

Сергей взялся за молнию и задумался, «не проверка ли его на вшивость со стороны Луизы?»

— Что ты забуксовал, смелее дёргай её? — подгоняла она его, — или ты думаешь, я передумаю?

— Я думаю, что ты не совсем уверена, что тебе нужно оголяться? — сказал Сергей.

— С чего ты взял? — прерывисто задышала она.

— Если бы ты этого хотела, то пришла более в смелом открытом платье. А у тебя в этом одеянии и спина и грудь забронирована, от любопытных взглядов.

Она постучала пальчиком по его лбу и кокетливо сказала:

— Ты вчера весь день провалялся в постели у Луизы, а я полусогнутом ракурсе в грядках ковырялась. И конечно сгорела вся. Поэтому и прикрыла все свои солнечные ожоги. Тяни, давай за молнию, — повторила она просьбу.

Он дёрнул замок на платье и верх его свалился на пол, низ остался сидеть на своём месте. Он понял, что это было не платье, а костюм двойка с каким-то расстегивающим секретом.

Ольга повернулась к нему передом и лукаво улыбалась. Лифчика на ней не было. Она гордо стояла перед ним, как бы хвалясь своим красивым телом.

— Ну, как ты меня находишь? — спросила она.

— Прекрасно! — без тени смущения ответил он и взял, её груди в руки. — Как два крупных яблочка, — цокнул он языком.

Она убрала его руки со своих грудей:

— Может, мы в начале Мадеры испробуем? Ты я смотрю, уже выпил сегодня, а я ни в одном глазу, а потом перейдём с тобой к следующей фазе, — сказала она.

После её слов Сергей весело рассмеялся.

— Что тебе так смешно? — спросила Ольга, — я, что-то не то, сказала или неправильно повела себя?

— Да нет Оль, ты правильную мысль подала, а смеюсь я совсем по другому поводу. Вспомнил один случай. Я был несколько лет назад в одном женском коллективе. Короче это были преподаватели детской музыкальной школы, которую строили под моим чутким руководством. И одной даме по имени Злата, я дюже приглянулся. Она танцевала со мной весь вечер, а потом дала свою визитку, пригласив к себе на следующий день в дом. Это были времена дефицита спиртных напитков. Я в тот день на работе выпил самогону, а потом зашёл к ней. Злата жила в доме напротив. Увидав меня, подшофе, она мне сказала, что я пьяненький, а у неё ни в одном глазу. И предложила мне достать вина. Я знал, что дома в холодильнике должна стоять бутылка грушевого вина, которым я поил собаку, когда она у меня болела. И пошёл за бутылкой, но, придя, домой увидал, что вина там чуть на донышке. Тогда я допил остатки и в эту бутылку налил огуречного рассола, подкрасив его немного марганцовкой. Потом поймал таракана и бросил его в бутылку, благо у нас в квартире тогда их с избытком было. Заткнув эту бутылку пробкой, я пошёл к ней. Она к этому времени уже стол собрала. Я ей первой налил своего «вина» в бокал, где поверх плавал мёртвый жирный таракан. Она от брезгливости взвизгнула, а я лицо скривил и вылил из бокалов и бутылки всё содержимое в унитаз. Конечно, пучок недовольств в адрес бутлегеров выдал для видимости. А она достала из холодильника трёх литровую банку своего смородинного вина. Вот я, почему смеялся Ольга. Сейчас ты ко мне пришла с бутылкой и с похожими словами.

— Уверяю тебя, там ни тараканов, ни мышей нет. В унитаз выливать тебе ничего не придётся, — смеялась она на всю квартиру.

— Ты самый настоящий изобретательный хулиган. Выпил у музыкального работника всё вино, а после наверняка к ней под одеяло тоже с каким-нибудь, обманом пролез.

— Нет! Там было её великое желание, от которого мне после пришлось с трудом избавляться, чтобы не разрушить семью. Дело дошло до того, что она стала мне писать любовные послания на дверях, а один раз стекло в кухне разбила.

— А как ты думал чужое вино на халяву жрать? — не переставала смеяться Ольга, — но ты Сережечка посланий от меня не жди, тем более стёкла бить — никогда. Я всегда уважала семью Лебедевых. К тому — же я знаю, что никакого продолжения нашему таинственному свиданию не последует. Я немного знаю о твоей личной жизни от супруги Голубева. Она же с Колькой гостила у тебя дома.

— Какие вы всё-таки женщины длинноносые, до всего вам дело есть, — закурил он сигарету.

— Я тебе Серёжа, вот что скажу, не кривя душой. Много мужчин встречается, которых я страстно хочу, но не с каждым можно вот так просто общаться, как с тобой. Всё-таки у нас с тобой долго были добрососедские отношения, а помнишь, как я тебя целоваться учила? Помнишь мои напутствия на твоих проводах, когда я вымаливала у бога, чтобы наделил тебя завидным ростом? Пускай я не совсем трезвая была тогда, но я одна единственная такой тост произнесла. Возможно, бог меня и услышал и вот ты сейчас стоишь передо мной чужой красавец и я по праву должна взять с тебя мзду за мои призывы к всевышнему благодетелю. Мне до дряхлости ещё далековато, и я не теряю надежд, что буду когда-то мамой. Ты и глазом не повёл, когда я залезла к тебе в плавки. И поверь, не было бы Луи, я бы тебя сама изнасиловала? У меня к тебе чисто женский интерес проявился, не больше. Я не покушаюсь на ваши отношения с женой и Луи. Луиза моя лучшая подруга и такая — же несчастная как я. Да, — мы обе состоятельные, но мужского тепла около нас нет. Я ещё, как-то могу найти его, а Луи совершенно другого покроя женщина. Она потеряла веру в порядочных мужчин а, встретив тебя и не узнав, влюбилась, наверное, с первого взгляда. После того, как ты облобызал её ручку, она сразу голову потеряла и в бане, поделилась с нами своей радостью. Я конечно и думать не могла, что она нам про тебя рассказывала. А когда ты в парной раскрылся, то у меня внутри что-то щёлкнуло. С одной стороны безумно рада была тебя видеть, а с другой стороны обидно.

— Почему? — выпустил он на неё струю дыма.

Она забрала у него сигарету и выкинула её в раковину:

— Потому что жила восемнадцать лет рядом с таким красавцем и не могла прикормить тебя.

— К чему такое длинное предисловие Ольга? — сказал он. — Скажи прямо, что ты хочешь? Я не глупый, пойму тебя. И будет лучше, если ты подберёшь с пола свою накидку с секретом и прикроешь груди. Сама понимаешь, равнодушно я на них смотреть не могу. Она подняла своё одеяние, но одевать на себя не собиралась, а повесила его на спинку стула:

— Я тебя Серёжа хочу попросить, чтобы ты с ней был искренним? Признайся ей в своих намерениях? Не знаю, каковы они у тебя? Если ты не думаешь построить с ней серьёзных отношений в будущем, так и скажи. Только ничего ей не обещай? Она будет рада тебе даже приезжающему. Должно быть всё честно! То, что я делала с тобой в бочке, она знает. Это мой излюбленный приём для моего радиоактивного Гарика, только ему он не помогает. Представляешь, я, когда ухватилась за твой «аршин», вспомнила случай из детства, когда мы шли с речки с девчонками и наткнулись на тебя голого. Ты сидел в небольшой воронке и выжимал свои трусы. А я тогда у тебя вырвала их, ты стоял перед нами с маленькой пипкой и чуть не плакал. Потом вырвал клубень с картошкой, и давай меня стегать им, пока я не выбросила твои трусы. И мы с девчонками тогда заметили, когда ты меня бил пипка твоя на глазах выросла. Тогда Танька Денисенко самая старшая из нас девчонка сказала. Что когда ты будешь взрослым, то будешь дорогим человеком для женщин. Мы тогда посмеялись между собой и ей естественно не поверили.

— И что из этого следует? — спросил Сергей.

— Я к чему это говорю, как мы подвластны течению жизни. Кому-то она улыбается, а кому-то кукиш показывает. Ты маленький был забавный мальчишка, и я иногда думала, что из тебя получится второй клоун Карандаш, а из тебя смотри, какой интересный и статный мужчина получился. Когда ты меня отстегал на берегу, сколько в тебе было решительности и злости. Ты, наверное, помнишь, что я с тех пор не стала тебя доводить. Но зато ты меня стал доставать по-советски, зажимая иногда по вечерам в тёмном подъезде, а иногда и у вас дома, когда я приходила за книгами.

— Я тоже помню этот случай с трусами, — зарделся он от воспоминания, — учился я тогда в пятом или в четвёртом классе. А зажимал я тебя, когда за девчонками уже бегал, но только с одной целью, чтобы напугать, — не больше, предварительно выкрутив лампочки на этажах. Хотя я тогда уже был вполне созревший юноша и мог запросто стянуть с тебя трусики. К тому же я уже благодаря тебе умел целоваться.

— Ха, — Ха, — засмеялась она, — кто бы тебя допустил в то время до моего нижнего гардероба. А вот сегодня ты имеешь этот допуск. Наряд — допуск в устном виде ты безоговорочно от меня получил. Действуй дружок!

Он давно уже понял, что секс с Ольгой неизбежен, но заигрывать с ней пока не спешил:

— Давай мы Оля, выпьем с тобой за наше незабываемое детство? — предложил он и достал бокалы.

Разлив вино он подвинул к Ольге коробку с пастилой. Раздался звон бокалов. Вино было выпито до дна. Ольга, молча, заедала вино пастилой. Сергей же, выпив, встал со стула и открыл кран с холодной водой. Наполнив ладони водой, он ополоснул своё лицо и закрыл кран.

— Тебе жарко стало? — спросила она.

— Нет, это я охладил своё лицо, чтобы оно после вина не покраснело. Я так, часто спасаюсь. В последнее время, что-то красное вино мне не всегда катит. Поэтому не пью его большими дозами, а сегодня в честь тебя я пропустил завышенную дозу, к тому — же я утром уже брусничной настойки стакан выпил.

— Может у тебя аллергия на красное вино?

— Возможно, поэтому я им и не злоупотребляю, а сегодня особый день, — отказываться нельзя. Меня посетила шикарная барышня с невероятно красивыми сисями и опаленным солнцем прекрасным телом. Но хочу тебя предупредить, что все твои помыслы насчёт разового секса, могут оказаться пустой затеей для нас обоих. Ты понимаешь, что в моём подсознании Ольга Ульянова так и осталась соседкой, и я не смогу возбудиться, какой бы ты красивой не была. Ров глубокий, какой-то между нами стоит. Ты же для меня всегда была родным человеком. Понимаешь, теперь, почему я не бык производитель?

— Я Герасимова, а не Ульянова, — напомнила она ему. — И я тебя вчера тебя смогла возбудить как заводного игрушечного бычка. Я смотрела в твои глаза, из них летели стрелы и, попадая в моё слабое сердце, воспламеняли во мне бешеную и похотливую страсть. Не удивляйся, что я работаю по части мужской селекции, но тебя отпустить это не в моих правилах. Вдруг ты мне подаришь, то, чего я всю жизнь жду. Бывают же чудеса на свете. Пускай ты не бык производитель, а ров, между нами, я зарою прямо сейчас. Только выпьем с тобой ещё по бокалу этого отменного вина, и я всё сделаю сама. Сергей смотрел на Ольгу и думал про себя:

«Если её подослала ко мне Луиза, то можно считать, что даже после нашего разговора с Ольгой, я её потерял, так же быстро, как и нашёл. Я не скрывал от Ольги, что женщины, это важнейшая часть моей жизни. А Луизе нужен спутник, с которым она встретит старость, но это буду не я точно. Семью я не брошу на произвол судьбы. Так, что я ничего не потеряю, если эту незваную гостью (обрадую) прямо сейчас на кухне без всякой романтики».

Он налил Ольге ещё вина, дав понять, что полностью согласен с её словами. Она не стала пить вино. Отодвинув от себя бокал в сторону, Ольга улыбнулась ему, резко поднялась со стула от чего её груди, словно бубенчики запрыгали по телу. Он хотел вновь взять их в руки, но она повернулась к Сергею спиной:

— Дёрни, пожалуйста молнию на юбке? — попросила она. Не задумываясь, Сергей расстегнул молнию до разреза, и юбка так же разделилась на две половинки и упала на пол. Ольга стояла задом перед ним совершенно голая. Его возбудила больше не она, а её наряд с секретом. Он сзади взял её за груди и прижал к себе. Она начала крутить попкой по его переду. Убедившись, что он созрел, для секса Ольга развернулась к нему передом. После чего лихорадочно стала расстегивать Сергею брюки:

— А ты мне про глубокий ров, какой-то говорил глупый, — шептала она. — У страсти преград нет Сережечка. Погоди не входи в меня сразу? Дай мне тебя вначале всего погладить. Ты такой сахарный! Так бы тебя и проглотила!

Сергей откинулся к стенке кухни, держа руки на её плечах, а она в это время гладила его бедра, прижавшись своим животиком к его «воспламенителю». Для него это была нестерпимая хоть и приятная, но мука и он, не выдержав сексуального напора Ольги, грубо развернул её задом и без промедления вошёл в неё.

И Сергей заметил, как её спина изогнулась, как у пантеры. Эта изящная поза его возбудила до крайности. В пылу они не заметили, как их тела из кухни переместились в прихожую и остановились около большого зеркала, где отчётливо было видно, как он пылко «карает» пещеру своей бывшей соседки. Она, повернув голову в сторону зеркала, наблюдала за его действием. Её рот был открыт полностью, и она им глубоко втягивала в себя воздух, иногда закрывая глаза.

Она что — то кричала в пылу, но Сергей уже не слышал её. Он увеличил скоростной режим и, почувствовав, что подходит к финишу, сладострастно заорал:

— Ольга ну ты и змея, хоть и прекрасная!

Он свалился на ковровую дорожку, раскидав руки в сторону. К нему подползла Ольга и, взяв его «дружка» в руку, положила, свою голову ему на грудь.

— Тебе хорошо было со мной? — спросила она его.

— Зачем спрашиваешь? Ты же меня сразила!

— А с Луи ты так же рычишь как зверь?

— Нет, я с ней держусь скованно и целуюсь с ней как в детском саду, — съязвил он.

— Я рада за неё! — сказала она. — И благодарна тебе, что ты меня не оттолкнул! Ты хорош в сексе и грубость тебе к лицу. Мне не нравятся изнеженные мужчины — лизуны. Не понятно иногда бывает, кто кого трахает? Снисходительно отношусь только к своему Гарику, так как он ни на что больше не способен.

— Зачем жить с таким мужем? — спросил он.

— Ты меня должен понять Серёжа, если я прогоню его, то я позже возненавижу себя. Разве он виноват, что родина не уберегла его от радиации и к тому же я привыкла к нему. У нас с ним совместный бизнес, который нас только сплачивает. И существует много других жизненных факторов, не дающим нам с ним расстаться. Он очень умный и хороший человек и меня не ревнует никогда. Тоже раньше настаивал, чтобы я ребёнка ему родила. Чего мы только с ним не предпринимали для этого. Два года назад после длительного лечения я забеременела от диктора областного радио. Но понимаешь, ребёнок родился мёртвым. Врач, который пользуется услугами нашего ателье, тогда мне сказала, что лечить нужно не меня, а того, кто закачал мне некачественную сперму. После этого я немного остыла. А в субботу, когда мы шли домой от Луизы, меня Нона надоумила, попробовать сблизиться с тобой. Она в тебе нашла, что-то от самца производителя, хотя у неё такая же проблема, как у меня. Только ей легче добиться желаемого результата, она порядком моложе меня, и у неё нет мужа. Ей надо найти умного здорового и красивого мужчину, хотя бы только для зачатия. В общем, донор ей нужен.

— Высокие критерии у неё, — ухмыльнулся он, — кстати, эта Нона, что в нашей родной школе работает? — спросил Сергей.

— Нет, она в семнадцатой преподаёт биологию. Её вызвала в наш город двоюродная сестра, работающая завучем в этой школе. Может, помнишь, раньше у Луизы рядом стоял дом Ягодиных, вот она их прямая родственница.

— Их забыть невозможно, — сказал Сергей, — с этими сёстрами у меня много воспоминаний осталось о школьных годах. А с Алевтиной, я как-то ехал до Москвы на поезде, — мечтательно произнёс он. — Немного, о её судьбе знаю.

— Когда вы с ней ехали? — спросила Ольга.

— Пару лет назад, — быстро в уме подсчитал он время их встречи. — Она жила в то время в Подмосковье.

— Там её давно уже нет. Алевтина живёт где-то во Владимирской области, в районе работает директором юношеского дома техники и творчества. А муж у неё тюремщик.

— Сидел в тюрьме?

— Нет, работал там раньше, сейчас на пенсии, но не по возрасту, а по выслуге лет.

Она вдруг замолчала и сделала крест из двух рук, при этом умоляюще смотрела ему в глаза:

— Серёжа мы ушли с тобой от главной темы. Я тебя ещё хочу? — капризно заявила она и забралась на него верхом.

— Ты видишь Ольга, что я не сопротивляюсь, начинай. Всё, что тебе нужно, только что находилось в твоей руке. Дерзай дорогая соседка!

…Последующее время он часто вспоминал этот день с приятной улыбкой. Тогда Ольга истрепала его и выпила из него все соки. Проводил он её из квартиры на следующий день до приезда родителей в шесть тридцать утра. Потом у них в период отпуска Сергея, было ещё несколько приятных встреч в маленькой и тесной комнате у Ноны Соболевой и один раз в гостинице «АСТРА», где они безвылазно двое суток вливали в себя вино и предавались взаимным ласкам. Это была последняя встреча двух страстей.

Тогда Луиза не знала, что Сергей ей изменял с лучшей подругой. Ольга свято хранила молчание в банные дни, а Сергей, когда приезжал мимолётом к Луизе, то при разговоре делал вид, что подруги её для него безразличны.

глава 12

Белый Икарус под номером сто восемнадцать въехал в город, минуя без остановки последний пост ГАИ. Всех челноков, автобус начал развозить по домам.

Последних пассажиров, высадили у памятника Пушкину. Остались только Вега и Сергей, они лежали незамеченными от посторонних глаз в своём закутке загороженными большими сумками, которые торгаши называли чувалами.

— Завтра на выгрузку к девяти часам без опозданий, чтобы все были у рынка, — предупреждал Юрий.

Юра был предупреждён Сергеем, чтобы он подвёз его с Вегой на улицу Нахимова, где в основном преобладали частные строения, а не современные здания. Они взяли ручную кладь, и вышли из автобуса. На улице уже смеркалось. Было десять часов вечера.

— Ну, веди меня в свои хоромы? — сказала Вега.

— Мы уже пришли, — ответил Сергей, показывая на убогую хату, больших размеров. Иначе её назвать, было нельзя. Единственным красивым архитектурным сооружением этой хаты был большой с мансардой гараж.

— Ты в гараже живёшь или в этой мазанке? — спросила Вега.

— Я во дворце живу, — сказал он, — сейчас увидишь, только сигнализацию отключу.

— Боже мой! — в недоумении скривила Вега своё лицо. — В таком дворце и поросят опасно держать, того и гляди рухнет, а ты сигнализацию провёл. Ты Серёжа не оригинален, а расточителен.

Он ничего ей не ответил, а загадочно улыбнулся и открыл перед ней перекошенную от времени дверь.

— Проходи, прямо? — сказал он ей. — Бояться не надо, ногу не сломаешь, а свет я сейчас включу.

Она недовольно переступила порог дома. В нос ударил запах краски и шпаклёвки. Когда он включил свет, то она увидела две двери перед собой.

— Куда дальше? — спросила Вега.

— Открывай последнюю дверь, — подсказал он ей, закрывая входную дверь на засов.

Они зашли в небольшую комнату, где стояла старинная кровать с большими набалдашниками на спинках, но матраса на ней не было. Около окна были нагромождены друг на друга ящики, закрывая доступ света в комнату. На стене висела портьера, сшитая из материала похожего на брезент:

— Серёжа ты, куда меня привёл? — уже испуганно проговорила Вега.

— Ты говоришь Вега, что я не оригинален? — отдёрнул он портьеру, где показалась двойная резная филёнчатая дверь.

Он щёлкнул выключателем, прикреплённым к бревенчатой стене и распахнув двери перед ней:

— Пожалуйста мадам, милости прошу в мой дворец, — показал он ей на дубовый паркетный пол.

С Веги сразу слетела маска испуга и она, ступив на паркет начала с восхищением рассматривать дом.

— А камин у тебя есть? — затаённо спросила она.

— Нет пока. Он по плану должен быть в доме, который подлежит в скором времени к сносу, — объяснил Сергей.

Вега осмотрела дом и заглянула в каждый уголок, восторгаясь планировкой и обстановкой. Потом она налетела на одиноко стоящую боковую дверь.

— А эта дверь, куда у тебя ведёт? — поинтересовалась она.

— В гараж, баню, надворным постройкам и сад, — знакомил он её с домом, — баня пока не действует. Электрические прибамбасы подходящие не могу найти, но ванная работает, как полагается. Вода горячая подаётся без перебоя.

— Немедленно пошли в ванную? — обрадовано сказала она.

— Нет, вначале я схожу в ванную, — сказал он. — А ты приготовишь стол, — подвёл он её к кухне, — а потом ты пойдёшь в ванную, а я займусь курицей.

Он достал из холодильника замороженную тушку курицы и бросил её отогреваться в микроволновую печку:

«Может Вега та женщина, которая нужна мне? — думал он, находясь в ванной обдавая себя небольшим напором тёплой воды. — Она красивая и сексуальная, а вот какая хозяйка, — время покажет. Вега будет последней в этом регионе, благо у меня выбор большой есть на малой родине. Жалко конечно, что он не падает на Луизу. Немощную мать и сыновей она не оставит без присмотра, а сам я ни за какие калачи туда не вернусь. Город, без фонарей на улицах, который с наступлением темноты вымирает, мне не подходит. Запереть себя в культовом тереме и только по праздникам выходить в народ. Нет, это считай, я добровольно приговорю себя к духовной смерти».

Он вылез из ванной, насухо обтерев тело и причесав волосы, нагишом прошёл в спальню, надел плавки и распашную рубашку с короткими рукавами.

— Вега иди, мойся? — обвёл он взглядом хлебосольный стол и, удивившись, сказал. — Слушай Вега, тут столько всякой вкуснятины, может ну её эту курицу? Лучше завтра к обеду её я приготовлю.

— Как хочешь, но я не знаю, управлюсь, завтра к обеду или нет. Не забывай, что у меня Восточный, а не Юбилейный рынок. Вначале вас будут разгружать и только после к нам поедут. А моего товару пол автобуса. Его за полчаса вряд — ли выгрузят. Хотя я не беспокоюсь сильно, у меня реализаторами работают жена и дочь Святого.

— Управишься, — заверил он её, — я на машине завтра буду. Тебя до места и отвезу и привезу.

— Это уже радует, — воскликнула она, — дай мне тогда, что-нибудь одеть на себя из твоей одежды? Я своё простирну немного, а то вся пропахла автобусом.

— Держи, — снял он с себя рубашку. — Она немного широкая, но зато рукава, тебе как раз, а трусики тебе не обязательно здесь надевать.

— Здравствуйте, пожалуйста, — воскликнула Вега, — ты значит, в трусах будешь ходить, а я буду своими пухлыми задними фарами твой большой дом освещать.

— О чём ты Вега? — Моя рубашка будет для тебя, как халат, — сказал он ей. — А если ты хочешь уравняться со мной, я могу снять свои трусы и надеть другую рубашку без пуговиц и ворота.

— Хочу и очень, — хитро улыбнулась она, — мне никогда не приходилось сидеть с голыми мужчинами за одним столом. Обязательно переоденься?

Она ушла мыться. Сергей надел на себя ночную рубашку, сняв с себя трусы.

— Ты действительно завидный жених! — говорила ему Вега, за столом. — Тебе только свистнуть надо было, и к твоему дому потянулась бы женская очередь от самого рынка.

— Вот этого я делать совсем не собираюсь, — отрицательно покачал он головой. — Мне нужна женщина, которая обладает широким спектром жизнедеятельности, а не напудренная пробка с калькулятором в руках.

— Как тебя понимать?

— Я мечтаю о той женщине, которая и хорошей хозяйкой в доме будет, приятной собеседницей, и со мной в постели не была деревянной куклой.

— Если ты птицу и скотину не будешь разводить, то такая жена сидит перед тобой, — обнадёжила она его.

Вега обвела взглядом кухню и, увидав на мойке тряпку для стола, встала и, взяв её в руки, вытерла пролитую им водку с клеёнки, продолжила свой диалог:

— Я твои слова, сказанные в автобусе, всерьёз не воспринимаю. Думаю, ты Серёжа погорячился и произнёс их спонтанно. Мне, конечно, лестно принять твоё предложение, тем более мои жилищные условия улучшаться только в следующем году, но я не меркантильная дива, чтобы слепо претендовать на твоё богатство. Я согласна с тобой, что нам нужно присмотреться к себе. Может тебя, будет раздражать мои приготовленные блюда, а меня твоя привычка передвигаться по дому в обнажённом виде? — Это, я, к примеру, тебе говорю, — поправилась она. — Я бы прямо сейчас сказала: «ДА!», но только при одном условии; — если бы ты мне сказал, что вместе с хозяйкой приведёшь в дом служанку. Сам понимаешь, что для таких площадей нужна не только жена. Если я в раскорячку буду ползать, по этому паркету и саду, то поверь мне, проституткой искусной я уже не смогу быть с тобой в постели. Я буду только мечтать, как бы скорее своим натруженным телом прильнуть не к твоей плоти, а к мягкому матрасу. Хоть ты и мужчина девяносто шестой пробы, но покой для меня будет важней в этот миг!

— Спасибо Вега за откровенность? Наверное, ты права, а мне стоит задуматься над твоими словами, в них есть толковый смысл, несомненно! Пять баллов я тебе ставлю, как собеседнице.

— Серёжа я не хочу выглядеть перед тобой слишком умной. И голову тебе туманить я не собираюсь. Я вижу в тебе мужчину расчётливого, обладающего неплохими мозгами. Игрунью я думаю, ты сможешь распознать без труда. А тебя хочу спросить, что ты по жизни не любишь, и что любишь? Я должна это знать, чтобы не выглядеть перед тобой курицей.

Он встал со своего стула, и подошёл к ней, сверкая своим распутным «органом», который радостно гулял по его ляжкам, будь — то с него только что сняли раковину, — одну из важной детали экипировки хоккеистов.

Она взглянула вначале в открытое окно, откуда выглядывал кусок луны, а затем протянула руку к его раскрытой груди.

— О боже Серёжа, ты великолепен, у меня только от одной тайной мысли запекло внизу. Не вставай, пожалуйста, пока? Сядь на место, не то мне плохо будет. Я сейчас горю желанием обсудить с тобой общую интересующую нас тему. Она убрала руку с его груди, и Сергей в этот миг попятился назад. Сев не на стул, а на подоконник, он сбросив нечаянно с него в сад горшок с увядшей петунией:

— Ты, что сделал? — подбежала Вега к Сергею, — разве можно так поступать с живым?

Он обнял её и, прижав к себе, сказал:

— Никаких суматох не должно быть по этому поводу, я тебе частичный ответ дал на твой вопрос. Я не люблю мёртвых цветов, а также я не люблю тёплую водку и холодных женщин. Я больше уважаю горячих женщин, и холодную водку. Если у меня этого нет в меню, то я всегда довольствуюсь тем, что бог послал. И ещё я не могу слушать великого Ивана Козловского. Он мне со своим голосом навевает, очередь в общественной бане с буфетом, на потолке которого без плафона качается тусклая лампочка. Где продавали раньше ситро и мочёные яблоки. В предбаннике тогда висела тарелка, откуда, как по заявкам, всегда пел он. И все посетители в баню раньше приходили со своими тазиками и вениками. Я как помню, моя мать сидит в автобусе с оцинкованным тазиком, а пассажиры меня успокаивают, чтобы я не плакал. А потом подошёл какой-то ненормальный с седой бородой и запел мне песню, которую я недавно слушал в бане. Он просил у меня копеечку. Только взрослым я узнал, что это был фрагмент из оперы «Борис Годунов». С тех пор я оперу терпеть не могу.

Конец ознакомительного фрагмента.