Глава 2
Подъем в шесть ноль-ноль, сорок минут зарядка, затем водные процедуры, завтрак.
Вадим плотно размял мышцы тела, прокачал дыхалку. По самой сути своей службы он — боевой офицер, его место на передовой борьбы с преступностью, ему нельзя запускать себя. Сегодня у него занятия по стрельбе, завтра — по рукопашному бою, а это все отличная возможность держать себя в форме.
К завтраку Вадим вышел в пятнадцать минут восьмого. За столом собралась вся семья. Отец и Лариса собирались в Москву. Ему на работу ехать, ей — в универ. Вадиму до управления рукой подать, но у него рабочий день начинался раньше, чем у отца.
Лариса практически не завтракала. Йогурт, чай — вот и все удовольствие. Отец по утрам ел овсянку, сваренную на молоке, выпивал чашку кофе с маленьким хрустящим тостом, и этого ему хватало.
А вот Вадим не мог обходиться без чего-то посытнее. Мама специально для него отваривала куриную грудку. Он и рад бы съесть что-нибудь пожирней или хотя бы сдобрить эту штуку щедрой порцией майонеза, но мама отговаривала. Здоровое питание — не просто образ жизни. Для кого-то это целая религия.
Отец усмехнулся, глядя, как Вадим расправляется со своим блюдом.
— Волка ноги кормят?
— А ноги мяса требуют, — с улыбкой проговорил Вадим.
— Не надоело бегать с высунутым языком?
— Ну, не всю же жизнь бегать. Стану генералом, буду в теплом кабинете заседать.
— До генерала тебе еще дожить надо!
— Денис! — Мама всплеснула руками.
— Мне дожить надо! — поправился отец. — Дотянуть до этого прекрасного момента, когда ты станешь генералом полиции!
— Дотянешь.
— Может, и удастся, но буду ли я руководить своей компанией? Здоровье имеет свойство заканчиваться.
— Тебе здоровья до ста лет хватит. — Тут Вадим невольно глянул в сторону матери.
Она не ловила отца за руку, но догадывалась, что у него есть любовница. У Вадима имелись весьма серьезные подозрения на сей счет. То ночные заседания, то командировки. Пятьдесят шесть лет ему, а он здоров как племенной бык. И бес в ребре, похоже, крепко сидит. Он-то получает удовольствие от жизни, а вот мама страдает.
— Может, и хватит, — не унимался отец. — Но только лишь потому, что я слежу за собой. А ты горишь на службе. Ладно бы в прокуратуре работал или следователем, а то опер!
Вадим допил чай, вытер губы, поднялся из-за стола.
— Все, мне пора!
— Может, и правда, в прокуратуру тебя устроить?
— Мне и опером хорошо. Лишь бы квартиру дали.
Это был камень в огород отца. Он запросто мог бы купить Вадиму неплохое жилье в Белоковске, где-нибудь неподалеку от управления, но нет, воз и ныне там. Приходится оставаться с родителями в этом вот поселке. Дом у них отличный, грех жаловаться, но Вадиму хотелось жить самому по себе.
В принципе квартиру можно снять. Видимо, придется это сделать, а то отец уже всю плешь проел своими разговорами.
Майор Архаров смотрел хмуро, исподлобья. Мужчина внушительной внешности, мощный, с жесткими чертами лица и тяжелым взглядом. Он мог и не показывать удостоверение, чтобы заявить о себе. Ему достаточно было просто посмотреть на гражданина, и тот понимал, что перед ним — матерый полицейский, с которым лучше не шутить.
Архаров сидел за столом и мял пальцами лист бумаги. Да так, как будто собирался его порвать.
— Поздравляю, Клюев, ты делаешь успехи. Заявление на тебя от гражданина Перегудова.
— Интересно.
Этот Перегудов ограбил свою соседку. Вадим вычислил его, оформил постановление на обыск, нашел в квартире подозреваемого краденые вещи, произвел арест. Он нигде не нарушил закон и не понимал, в чем его можно упрекнуть. Разве что Перегудов просто брехню какую написал.
— Обыск у Перегудова проводил?
— Проводил.
— Часы брал?
— Какие часы?
— Наручные. Золотые. Марки «Слава». Часы из квартиры пропали, Перегудов обвиняет тебя. Заявление вот написал. — Архаров щелкнул пальцами по листу бумаги так, что порвал его.
— Не брал я ничего!
Вадим насупленно посмотрел на своего начальника. Неужели Архаров мог поверить в такую чушь?
— А заявление?
— Бумага все стерпит.
— Доказательств у Перегудова нет, но крови он тебе попортит. Если не уймется.
— Я с ним поговорю.
— Как?
Архаров разорвал заявление, сложил половинки, и снова послышался хруст бумаги.
— Поговорю.
Вадим не считал себя злым и кровожадным, но кулаки у него сейчас чесались. Закрыться бы с гражданином Перегудовым в темной комнате и довести до него правила поведения.
— Поговори. Но только без рук. И желательно без мата. Мы работаем с отбросами общества, но нам нельзя опускаться до их уровня. Ты меня понимаешь, Вадим?
— Я вас очень хорошо понимаю.
— Свободен.
У Архарова на столе зазвонил телефон. Одной рукой он взял трубку, а другой показал на дверь. Но стоило Вадиму подняться, как начальник снова приманил его к себе.
При этом он продолжал разговор:
— Да, съездим, посмотрим. Сам отправлюсь, раз такое дело. — Архаров положил трубку, посмотрел на своего подчиненного и пояснил: — Девушку кислотой облили, она в больнице. Следователь уже там, а мы с тобой следуем на место преступления. — Архаров поднялся, поправил кобуру, потянулся за курткой.
Вадим угрюмо глянул на него. Ему не хотелось откладывать разговор с гражданином Перегудовым, но, увы, обстоятельства требовали того.
Жилой комплекс «Хрустальные ключи» находился на улице Южной, на краю города, ближе к Москве. С одной стороны сосновый бор с озером, с другой — шоссе. До столицы всего три километра. Отличное место, и дома красивые как на подбор. Хотел бы Вадим, чтобы отец купил ему здесь квартиру.
Ольга Платонова жила на самом верхнем, шестнадцатом этаже монолитно-кирпичного дома. Дверь в квартиру была закрыта, на звонок никто не отвечал.
Эксперт Брагин, узколицый мосластый мужчина в годах, осмотрел лестничную клетку, не заметил ничего подозрительного, пожал плечами и сказал:
— Видно, в квартире все произошло.
— А она закрыта, и никого в ней нет. — Архаров покачал головой. — В больницу надо ехать. — Он задумался, не зная, кого туда отправить, себя самого или подчиненного.
Ему-то зачем это нужно? Есть следователь, оперуполномоченный, эксперт…
Пока Егор Васильевич думал, в просторный межквартирный холл вошел следователь Варков, сухопарый мужчина среднего роста и весьма ухоженной внешности. Он не запыхался, но чувствовалось, что сюда шел быстро, в спешке.
— Вы уже здесь? — Варков пожал руку Архарову, поздоровался с Брагиным и Клюевым.
— Да, вот стоим у закрытых дверей. — Егор Васильевич с укором глянул на него.
— Сейчас откроем. — Варков достал из кармана связку ключей.
— У потерпевшей взял?.. Как там она?
— Да ничего хорошего. И в глаз попало, и щеку сильно обожгло.
— Что говорит?
— Зашла в квартиру, открыла дверь в ванную, а оттуда как плеснет!.. Кто, спрашиваю. Не знает. Не видела она. Вроде как мужчина. Он толкнул ее сильно, она упала. Пока поднималась, преступник ушел.
— Когда это было?
— В районе шестнадцати часов.
— Я понимаю, ноябрь месяц, темнеет рано, — в раздумье проговорил Архаров. — Но в шестнадцать часов еще светло. Если кто хочет зайти в ванную, то сначала включает там свет.
— Сказала, что свет не включился.
— А вот это уже интересно.
— Преступник выключатель сломал или лампочку подкрутил, — сказал Брагин.
— Надо бы глянуть. Клюев, давай по соседям. Насчет времени ты слышал.
Вадим кивнул. Ему и хотелось бы побывать в квартире, осмотреть место происшествия, но там и без него было кому работать.
Архаров, Варков и Брагин зашли в квартиру потерпевшей, а Вадим нажал на клавишу звонка рядом с соседской дверью.
Брагин не ошибся — преступник действительно подкрутил лампочку в ванной и при этом умудрился не наследить. На пластиковом потолке отпечатков не обнаружилось.
В ванной и в квартире были пальцы Платоновой и неустановленного человека. Возможно, сожителя. Это были скорее следы жизнедеятельности, чем преступления.
Негодяй убежал, девушка поднялась, промыла лицо и глаза водой, вызвала «Скорую». Соседи видели только врача и медсестру, которые забрали ее в больницу. Преступника никто не заметил.
Консьержка тоже ничего не могла сказать. Дом большой, людей много, за всеми не уследишь. К тому же в доме имелась пожарная лестница с отдельным выходом, неподконтрольным консьержке. Там, как и в парадном, должна была бы находиться видеокамера, но дом новый, руки до нее не дошли. Вадим пообщался с консьержкой, снял запись с той камеры, которая имелась, но просматривать не стал.
— Вряд ли на ней что-то есть, — сказал он, обращаясь к Архарову.
Они вышли во двор, Егор Васильевич достал сигарету и спросил:
— Почему ты так думаешь?
— Если преступник лампочки в ванной выкрутил, значит, он все продумал. Наверняка ушел через пожарный ход.
— И с лампочками разобрался, и не наследил. Как так? Но меня больше другой вопрос интересует. Как преступник в квартиру попал? Взлома не было, значит, своим ключом дверь открыл.
— Скорее всего, кто-то из своих, — предположил Вадим.
— Думаю, Платонова знает, кто это сделал, — сказал Архаров. — Но не говорит. Может, боится, думает, что будет хуже. Съезжу-ка я в больницу, попробую разговорить девчонку. Думаю, она осознала весь ужас происходящего. С родителями Варков поговорит, а ты давай по соседям. Попробуй узнать, с кем Платонова жила. Мужа у нее нет, может, любовник?.. — Архаров докурил сигарету и бросил «бычок» в мусорку.
Тут у подъезда остановился черный «Мерседес» представительского класса. Сначала Вадим подумал, что на такой машине ездит отец, а потом увидел его самого.
Тот вышел из машины, небрежно захлопнул дверцу, направился к подъезду, увидел сына, узнал его и застыл как вкопанный. Вид у него был как у вора, застигнутого на месте преступления.
— Вадим? — Отец вымученно улыбнулся, перевел взгляд на Архарова. — Егор Васильевич?..
— Здравствуйте, Денис Викторович. — Архаров приветливо смотрел на него.
— Добрый вечер. Если он такой, конечно.
— А почему он может быть недобрым?
— Ну, во-первых, холодно, а во-вторых, вы же здесь не просто так.
— Да уж, на добрые дела нас не вызывают, — с усмешкой проговорил Егор Васильевич и поинтересовался: — А вы, Денис Викторович, какими судьбами?
— Да вот с Вадимом сегодня немного повздорил. Он, видите ли, отдельно жить хочет, а я считаю, что это неправильно. Вернее, считал. А теперь подумал, что ему своя квартира нужна. — Отец замялся.
Архаров это заметил и спросил:
— Что такое, Денис Викторович?
— Вадиму жилье полагается через десять лет службы. Это долго. Я решил, что у него будет квартира в этом доме. Здесь еще есть свободные. Я звонил, узнавал. Теперь вот приехал посмотреть.
— Желаю удачи! — Архаров подмигнул Вадиму, пожал на прощание руку его отцу и направился к машине.
— Какая квартира? — спросил Клюев, глядя, как начальник садится в автомобиль.
— Пока конкретно никакая. Так, на дом приехал глянуть.
— Глянул? — Вадим с подозрением посмотрел на отца.
Оказывается, он приехал, чтобы всего лишь посмотреть на дом. Но тогда почему шел к подъезду с видом человека, который живет здесь? Нет, если он хотел тут на что-то поглядеть, то точно не на дом. И не на что-то, а на кого-то.
— Да, хороший дом.
— Ты посмотрел, доволен? Теперь можно уезжать?
— Я, конечно, поеду. А у вас тут что случилось?
— Девушку кислотой облили.
— Девушку?
— Ольгу Платонову. Из шестьдесят четвертой квартиры.
— Ольгу?! — Отец взволнованно дернулся.
Вадима это почему-то не удивило.
— Садись в машину, — сказал он, взял отца под руку и повел к «Мерседесу».
Тот покорно пошел за ним, сел на пассажирское сиденье. Вадим глядел на него и уже знал ответ на главный вопрос из тех, которые завихрились в голове.
Врач, миловидная сухонькая женщина лет сорока, скорбно качала головой, слезящимися глазами смотрела на Архарова.
— Надо же, и до нас это безобразие докатилось. Какая же погань додумалась такую красоту кислотой выжигать?!
— И выжгла, — сказал Архаров.
— Да, выжгла. — Женщина вдохнула. — Всю красоту. Как она теперь на сцену выйдет?
— На сцену?
— Ольга выступала в театре бального танца. Может, завистники?.. Вон сколько случаев было, в газетах писали.
— Было, писали. Илона Евгеньевна, это вам Ольга про театр сказала?
— Да, она говорила.
— А про погань, который красоту выжиг, не говорила?
— Нет. Не хочет говорить.
— Почему?
— Может, боится?.. Она сейчас в шоке, у нее ступор.
— Мне бы побеседовать с ней.
Арахаров не был врачом, но имел неплохое представление об антишоковой терапии.
Отец был оглушен и подавлен. Он не мог вести машину, поэтому Вадим сам крутил баранку.
— Значит, Платонова была твоей любовницей?
— Я этого не говорил. — Отец поморщился.
— Я говорю! У тебя есть ключи от ее квартиры?
— Ну, в общем, да.
— В общем — это когда ты здесь, там и везде. А сейчас нужно говорить конкретно. Ольгу Платонову облили кислотой, она сейчас в больнице, в тяжелом состоянии.
— Да, статья сто одиннадцатая, тяжкое преступление.
— У тебя есть ключи от шестьдесят четвертой квартиры? — резко спросил Вадим.
— Да, есть, — достаточно четко ответил отец и потрясенно глянул на него.
— Где ты находился сегодня в районе шестнадцати часов?
— В районе шестнадцати часов? — Отец достал из кармана носовой платок, высморкался. — Поверить не могу в то, что мой сын задает мне такие вопросы.
— Я сейчас не твой сын, а лейтенант Клюев, оперуполномоченный уголовного розыска.
— Но ты же не хочешь посадить своего родного отца?
— А есть за что?
— Нет конечно. Ты напрасно думаешь, что я облил Ольгу кислотой.
— Не обливал?
— Нет конечно!
— А где ты находился в районе шестнадцати часов?
— Зачем ты спрашиваешь? Ты что, не веришь мне?
— Где ты находился сегодня в районе шестнадцати часов?
— Я тебе еще раз говорю, что ни в чем не виноват!
— Где ты находился в районе шестнадцати часов? — твердил Вадим.
— Да что ты заладил, где да где? — нервно пробормотал отец.
— Где?
— Какой ужас! Родной сын устраивает допрос отцу!
— Еще раз спросить?
— Ты ставишь меня в неловкое положение.
— Ты сам себя поставил в такое положение. Любовницу завел, квартиру ей купил.
— Поверь, я очень люблю твою маму и не собираюсь с ней разводиться. — Отец провел по лбу тем же платком, в который недавно сморкался. — Да, у меня есть любовница. Но это чистая физиология, с которой мужчина моего возраста не в состоянии совладать.
— Ты купил ей квартиру?.. — Вадим едко глянул на отца. — На это тебе средств хватило?
— Э-э… — Отец растерянно смотрел на сына.
Ситуация действительно аховая. На отдельную квартиру для сына денег у него не нашлось, а для любовницы — не вопрос.
Кислота попала в глаз, обожгла одну щеку, но повязку доктора наложили на все лицо. Ольга Платонова лежала на койке и беззвучно плакала. Она не могла видеть Архарова, но слышала его.
— Ольга, здравствуйте! Я из полиции, у меня к вам несколько вопросов.
Девушка отвернула от него голову.
— Я же сказала, у больной шок. Вы должны ее понять, — тихонько шепнула ему на ухо Илона Евгеньевна.
Архаров кивнул и угрюмо глянул на нее. Илона Евгеньевна уже рассказала ему все, что могла. Теперь он хотел остаться наедине с Платоновой, но докторша почему-то не желала его понимать. Видно, ей хотелось послушать, о чем он будет говорить с больной.
А ведь девятый час вечера. Все порядочные домохозяйки сейчас занимают свои любимые места перед экраном телевизора. Время для мелодрам и прочих слезоточивых историй.
— Ольга, мне нужно знать, кто изуродовал вам лицо.
Девушка дернулась, резко повернула голову к Архарову. Илона Евгеньевна больно вцепилась ему в руку.
— Да, ваше лицо изуродовано, возможно навсегда, — гнул свое Архаров.
— Нет! — выкрикнула Ольга.
— Кто это сделал?
— Я не знаю!
— Знаете. Мне совсем непонятно, почему вы покрываете преступника. Боитесь, что будет хуже?
— А что-то может быть хуже? — простонала девушка.
— Тогда почему вы молчите?
— Я не молчу!
— Кто плеснул вам в лицо кислоту?
— Я не видела его! Было темно!
— Кто толкнул вас?
— Я не видела.
— Может, вы слышали голос?
— А если я ошиблась?
— Вы слышали голос?
— Да, он назвал меня сучкой.
— Кто он?
— Денис.
— Кто такой Денис?
— Денис Викторович.
Перед мысленным взором Архарова всплыло лицо Клюева-старшего. Теперь он знал, почему Денис Викторович так растерялся, увидев его и Вадима.
Вадим остановил машину возле ворот, но во двор заезжать не стал. Он так и не узнал ответ на свой главный вопрос. Дома не удастся поговорить с отцом на животрепещущую тему. Мама будет мешать. А ей знать о приключившейся беде совсем не нужно.
— И все-таки, где ты был сегодня в районе шестнадцати часов? — спросил он.
— Тебе нужно алиби? — Отец нарочно тянул с ответом.
— Алиби нужно тебе.
— Но ты же не Павлик Морозов, не сдашь родного отца.
— Я не сдам, а Егор Васильевич обо всем догадается. Он видел тебя возле дома.
— Видел. Именно поэтому он задастся вопросом, почему я приезжал к Ольге. Ты сам подумай, если бы я облил ее кислотой, то разве сунулся бы к ней? Я ничего не знал, поэтому и появился.
— Знал — не знал. Преступникам свойственно возвращаться на место…
— Я не преступник! — перебил его отец.
— Тогда у тебя должно быть алиби.
— Отсутствие алиби не определяет степень вины.
— Значит, нет алиби. — Вадим вздохнул.
— Алиби есть. Но, видишь ли, я не могу сказать, где был в районе шестнадцати часов.
— Почему?
— Ты и так смотришь на меня косо. Из-за Ольги. Из-за любовницы. Еще и мама узнает. — Голос отца дрожал от дурного предчувствия.
— Не узнает. Во всяком случае, не от меня.
— А если у меня две любовницы?
— Две?! — Вадим оторопело глянул на отца.
Он молод, полон сил, в нем столько огня, а девушки нет. На данный момент, но тем не менее. А у отца сразу две любовницы!
— Я думал, что с одной расстался. А она позвонила, сказала, чтобы я приехал. Я так и сделал. Хотел сказать, что между нами все кончено, а она уговорила меня остаться. Сегодня она позвонила. Я не хотел ехать, но Татьяна настояла. Она умеет!..
— Значит, ты был у нее дома?
— Да, был. — Отец тяжко вздохнул. — Как раз в районе шестнадцати часов был.
— А затем, значит, поехал к Ольге. Решил зависнуть у нее на часок-другой, потом домой отправляться. Или у тебя сегодня командировка?
— Сегодня командировки нет. Давай, сынок, казни отца! Он это заслужил!
— Казнить или миловать тебя будут по решению суда.
— Какой суд! Я же русским языком сказал, что у меня есть алиби!
— Я должен в этом удостовериться.
— Зачем?
— Чтобы убедить в этом Архарова.
— Ты думаешь, он догадается?
Сначала Вадим заметил всполох фар со стороны контрольно-пропускного пункта, затем увидел подъезжающую машину.
Знакомый автомобиль остановился рядом с «Мерседесом». Из него выбрался Архаров.
— Уже догадался, — сказал Вадим и удрученно глянул на отца.
Как ни крути, а теперь он хоть в какой-то степени, но причастен к преступлению. Во всяком случае, Архаров может подумать именно так и предъявить.
Но сейчас Вадим больше размышлял об отце. Если его посадят, то это будет позором не только для семьи, но и его личным.
