«Я родился в России». Юрий Бернадский

Владимир Леонов

Размышления и впечатления о новосибирском поэте Ю. Бернадском: И мудрость вечную, как ночью синь морозную,Прольет вселенная на землю в два ковша…

Глава «Прогнозам вопреки»

Магистральный сюжет своей поэзии Бернадский выразил понятием «Прогнозам вопреки», даря нам — вновь, как в Эдеме, — тайну чуда, которого заслуживает лишь вера — та вера которую мы по своему желанию и по своему разуму лишились на перегоне веков. Веру, создавшую невообразимую землю — Россию и невероятный «сосново — березовый род» (определение Бернадского):

Здесь дышалось легко мне и пелось,

Здесь я духом окреп и возрос,

Маршируя из юности в зрелость

По аллеям из лип и берез.

Здесь меня в колыбели качала

Мать моя. И меж сосен берет

В стороне этой где — то начало

Мой сосново — березовый род. — Ю. Бернадский.

Мы, знающие Платона и Эмпедокла что же, благодаря этому знанию, лучше понимаем Мировую судьбу, ее истинный смысл? Ее бессмысленные жертвы, глупости, черствования! Или будущее человека пусто, темно, и человек старится под бременем познания и сомнения, что они иссушили его ум?:

А голос совести затих.

И мыслям о душе нет места.

Все планы — о деньгах одних… — Ю. Бернадский.

Мы вроде понимаем, что на долю человеческого разума выпала необычная судьба: он словно в крепости, его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой — вопросы нашего бытия, телесного и духовного:

В божественность всего, что есть вокруг,

Сомнения мешают нам поверить.

Реален мир, что видим и упруг,

Который можно как — нибудь измерить. — Ю. Бернадский

И в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят все его возможности. В такой разлад разум попадает не по своей вине, ибо — и это весьма древняя, извечная истина практической мудрости — «всякое деле о двух концах» — признания дисгармоничности бытия и духа? А может — «Всё будет, как угодно Богу»?, ибо… Он приходит и уходит, когда хочет…

Возможно, пыталась ответить на эти вопросы поэтесса Т. Снежина, жизнь которой трагический оборвалась такой молодой:

Нам в жизни так бывает больно,

Израненной душой стремимся к небесам,

Ища спасенья там.

И можно быть судьбой довольным,

Но так и не понять, что есть ты на земле,

Отдавшись в небеса.

Наш взгляд на мир остановился. Застыл. Мы достигли (согласились) считать, что сначала появилась Вселенная, потом Жизнь на одной из ее мельчайших частиц, а потом — разумные существа, сиречь мы с вами. Такое состояние природы мы полагаем вечным, а себя венцом творения или завершением (плодом) этого процесса. Нам кажется, так случилось и так завершилось создание материи, биосферы, нашего физического мира…:

Кто мы? Где мы сейчас? Что пытаемся делать?

Как мы тут оказались? Что будет потом?

И насколько нуждается бренное тело

В архаичном прообразе — Духе святом? — Ю. Бернадский

Но… задаемся вопросом: почему Христос выбрал себе в ученики простых людей — рыбаков, мытарей, дервишей — «Немудрое мира», (апостол Павел), а не взял богачей, философов, не взял фарисеев?…Повисает вопрос в воздухе, равно как и молчание Иисуса на вопрос Пилата о том, что такое истина?:

Небо с каждым из нас говорит… но услышать

Нам, увы, недосуг… до поры… до звонка…

Большей части из нас — не до этих вопросов,

Даже пусть гарантирован «точный» ответ. — Ю. Бернадский.

Зачем вслед за «проводником» Вергилием, предсказавшим появление загадочного младенца, предвестника нового «золотого века», следуем кругами познаний, идем «сквозь чащу исканий, сомнений» (из Данте), несем баснословно тяжелую (а кажется нам — нежную!) ношу иллюзий? Отчаянье, блаж, откровенье? В «тенях платоновских», задыхаясь, как в пустыне или тумане, ищем свой единственный образ, свой чистый идеал: «Сбросить разом бы все наносное // В суматохе бессмысленных дней…» — Ю. Бернадский.

Фактически не верим в Мечту, поскольку не верим Мечте! Без которой и вне которой наша жизнь превращается в пустое существование, лишенное смысла и цели, опустошенной… и хочется жить, но страшно — утраты, потери оплакиваем кровью… — и так одиноко…:

«И как скупец, копивший клад за кладом,

Когда приблизится пора утрат,

Скорбит и плачет по былым отрадам» — Данте.

Разоблачая своеобразный интерес нашего «бескорыстия», приведем язвительное замечание Ларошфука (отчасти переиначенное по смыслу): «Мы скорее поступимся своим мнением, нежели пожертвуем своим состоянием»:

Но как не сбиться с курса, отступая,

Когда удача, бестолочь слепая,

К тем благосклонна часто, кто падлей?! — Ю. Бернадский

А может быть в нашем познании много гордыни и самомнения? И мы не чувствуем (или не хотим чувствовать!), как по венам нашим и сквозь нас равнодушное Время «водой из Лета» течет в бесконечность… и снова обратно. И нам не избежать Дороги, ведущей нас по следу: «Вселенной силы через нас транзитом // из Прошлого в грядущее прошли» — Ю. Бернадский.

Именно поэтому бунтует Бернадский, как некогда — Ницше, подхлестнувший «клячу» человеческой истории жестким бичом — «кодом Одиссея»: «Перестань беспокоиться, думай, дыши и твори» — Бернадский.

Именно поэтому Бернадский создал поэтический перл — «Прогнозам вопреки», — и пусть он не несет силу и славу римского «Rex», богов Юпитера или Минервы, но в общемировоззренческое настроение великого народа входит, — используя вымысел того же Ницше, — национальным и деятельным, сильным, слишком национальным идентификатором — «Я родился в России…».

Ясно ощущаемая патетика поэзии, выражение духовности как глубоко внутреннего состояния делают ее воплощением национального русского мирочувствования: « Святость общего дела — // Сокровенный наказ» — Ю. Бернадский.

* * *

С точки зрения человеческих знаний, тривиального, этого не должно было быть: ни России, ни русского человека. Но стало достоверным, ни с чем не сообразуясь, в разрез логики исторических процессов. Понять, объяснить данный феномен только миром знаний, притязаниями рациональной идеологии, невозможно. Реальность этих событий предсказать никто не смог, ни один мудрец не мог придумать, в них можно было только верить. И это правда. Потому что этого «не могло быть».

По все симптомам — человеческим, языческим, православным, светским — с точки зрения мирской логики — это невероятное, но обернувшееся для человечества Славой и Победой, превзошедшим человеческие мерки понимания. Как обернулся спасением человечеству Крест Иисуса — орудие самой позорной, самой стыдной казни в Римской империи. Казни на кресте, казни для рабов.

«Я не знаю, но верю» — ключ к ответу, аксиологический корень поэтического выражения «Прогнозам вопреки»:

Россию топором как только ни тесали.

Чужие и свои. Да видно — не с руки.

Нас двадцать лет назад со всех счетов списали.

Да вот жива страна, прогнозам вопреки. — Ю. Бернадский.

Выражение, далеко не локальное, не суверенное, не принадлежность только художественного вкуса или эстетического изыска, когда следует ограничиться объяснительной функцией, отказавшись от функции исследования, понимания.

Оно шире и глубже, продукт идейный, с претензией на национальное идеологическое, ибо несет в себе опасный для хулителей Отчизны взрыв, взрыв справедливости: « Россию тащим вверх, но снова почему — то // Не к звездам на крыле, а за ребро крюком» — Ю. Бернадский.

Поразительно напоминающее лучистый хвост раннехристианской кометы — К. Тертуллина, выразившего концепцию Троицы и создавшего легендарную максиму, первый мем христианства, взорвавший языческий мир немыслимыми представлениями о Творце, человеке и мире: «Это несомненно, ибо иное невозможно» (Credo quia absurdum est). Эта фраза станет понятней современному человеку, если ее перевести так: «Я верую, ибо невозможно», «Верую, ибо чудесно». И усилить чары ее воздействия на ум и чувства, если приложить второй мем К. Тертуллиана, ставший аксиомой человеческой души: человек как «золотой малек золотой рыбы» («золотая рыба» — это Иисус, авт.).

Оно не только подчеркивает выразительность образа поэта Ю. Бернадского, христианина вникающего (Christianus sapiens) но и выражает сущность его творения — отдавать, «…что хотел сберечь в себе, сделав собою…»:

Страдая от неутолимой жажды,

Отечество не можем разлюбить…

Величие не в силах позабыть. — Ю. Бернадский.