Баггер

Владимир Плотников, 2015

В книге есть приключения, красавицы, и даже священник. Но не торопитесь звать его для бракосочетания. Обаяние зла хуже страшной гримасы. В этом городе у всех свои секреты, а привычные улицы таят множество сюрпризов. На что готовы Вы ради исполнения заветной мечты? Всегда есть те, кто пойдет на большее. Но история не только про это. Наш герой обладает способностью находить баги реальности. Ошибки, воспользовавшись которыми, можно получить преимущество. Поможет ли редкое качество не потерять себя?

Часть первая. Прогулки в сумерках.

Глава 0

Драконы вились над огромной кучей навоза. Извергая огонь, они пытались зажечь огромную кучу коровьего дерьма. Дерьмо не поддавалось, сохнуть не сохло, но едко дымилось. Вонь стояла такая, что драконы оглушительно чихали и глухо рычали. Наконец, когда вонючий дым поднялся метров на десять над кучей, драконы, надсадно рыча, стремительно ринулись к озеру на севере… спустя полчаса после неравной битвы дерьма с драконами дым развеялся. Куча зашевелилась, корка лопнула и показались сначала две на удивление чистые руки, а потом и голова…

— Ну, раз руки есть, и голова на месте, значит…

Тонкий, весьма противный звук разбудил меня. Китайский будильник подрыгивался и кукарекал.

— Так, китайские петухи прогонят русские сны. Привычка разговаривать с собой развилась у меня давно. Лет пять, с момента единоличного проживания в двухкомнатной хрущевке. Итак, пока не забылся сон, прикинем, что он значит. К соннику обращаться не будем, сие и так ясно. Драконы — старые козни недругов. Огонь — агрессия. Гавно к деньгам… так, значит я в гавне, но с чистыми руками и с головой на плечах. Угу… зажигалка барахлила. Китайский кремень не хотел воспламенять русский газ. Спички куда-то подевались.

— Странно, ведь дерьмо-то коровье. Значит, деньги не деревянные и не зеленые. Юани, что ли… зажигалка полыхнула и обожгла челку. Сигарета задымилась и потухла.

— Да… а что, собственно мешает сну предсказать вот эту вот ситуацию с зажигалкой и челкой? Хочется, конечно, чтоб к деньгам, а хрен с ним, может и так. Чайник уже нагрелся и призывно сопел. Кофе осталось на чашку, сахару было значительно больше… — вот в чем справедливость? Кофе без сахара пить можно, а наоборот нет. Покурил еще. Теперь с кофе. Окончательно проснулся. Решительно подошел к зеркалу. В зеркале отразился человек, судя по виду — точно из навоза вылез. Вдруг со всей ясностью понял — пора… спокойно докурил, собрался, хмыкнул в пустоту квартиры и подчеркнуто аккуратно повернул ключ в замке. Щелкнуло, дверь в квартиру закрылась…

Глава 1

В детстве он учился держать меч и охотиться, потом набирал дружины и брал приступом крепость за крепостью, он учился всему, что звалось силой и доблестью. Встретив ее, он понял, что весь блеск его мощи меркнет перед ее хрупкой фигуркой и большими, блестящими от слез глазами. И вся его дружина, и все его придворные колдуны оказались бессильны перед ее кошмарами, никто не мог понять их, не мог разгадать и победить. И тогда он пошел один, без верной дружины и не менее верного меча, прямой дорогой в очередной ее сон.

Было холодно, очень холодно, но он взял с собой тепло. Озябшие звери стекались со всего леса и шли за ним, птицы кружили над головой. Он почти отчаялся, казалось, этому лесу нет конца, но вот впереди показался силуэт человека. Вместо лица он носил красные лохмотья, вместо рук были мертвые цветы.

— Я страх, — представился незнакомец, — И тебе меня не одолеть. Ты почти не знаешь ее, я знаю о ней все. Ты недавно поселился в ее сердце, я же жил там всегда.

Молча, мимо. Он бежал, не помня себя, он хотел одного — успеть. Страх не спеша, шагал рядом и успевал. Звери с опаской косились на него, но все равно шли следом.

Посреди леса было черное озеро, посреди озера — ледяной остров. Он бросился вплавь, он увидел ее. Она умирала от холода, а рядом стоял страх. Сейчас, уже совсем близко, только что-то тянет вниз, это лапы воды, черные и холодные. Я доберусь, чего бы ни стоило, из последних сил но доберусь, ведь я и так всегда с тобой. Доберусь и согрею. Он видел ее расширенные от ужаса глаза, и это придавало ему сил и ярости, вот он уже на берегу, он обнимет и согреет. Ведь он принес с собой тепло. Тепло, которое растопит любой лед. Лед, из которого сделан остров, который стоит посреди озера.

Звери на берегу печально склонили головы, а страх расхохотался.

— Теперь ты понял? Она обречена на холод, потому что любовь к ней означает смерть. Но не бойся, когда ты утонешь, я вытащу ее из воды, чтоб бояться и горевать она должна жить.

Он снова рассмеялся, а со стороны берега послышался отчаянный вой — то звери увидели, как стены острова дрогнули и начали опускаться во тьму черных вод. Когда-то, когда он был маленьким, он учился держать в руках меч. Потом он набирал дружины и шел на самые неприступные крепости. Поистине, он учился всему, что звалось силой и доблестью, но этого оказалось мало. Он подошел к ней, и обнял ее, и взлетел. Никогда прежде не умел он летать, но ведь всему когда-то учатся впервые, верно?..

— Будете брать? — девушка спросила безразлично. В то же время в глазах светился бесенок.

— Надюш, ты ли это?

— Как видишь, я…

— Время — странная штука… — Олег сделал паузу. Когда встречаешь знакомых из прошлого, вначале радуешься, потом хочешь спросить «как ты?», а потом понимаешь, что ответ будет достоин вопроса. Слишком много прошло и изменилось. Мы так хотим узнать судьбу бывших одноклассников. Не потому ли, что хотим сравнить себя и их. Как в восьмом классе на первое сентября… Мы любим их как свое прошлое, а они настоящие. Наверно это плохо.

— Эй, ты че загрузился? — Надя, по-дружески потрепала его рукав. — Я вообще-то здесь работаю не из-за зарплаты, — прочитала она мысли, — здесь читать можно, ничего не покупая. Хороший бонус к зарплате восемь штук?

— Да, прикольно. Я в супермаркетах прочитал добрую половину из всего, что знаю.

— Все еще по фантазятне прешься?

— Я не исправим, Олег улыбнулся, почувствовав в собеседнице что-то родное и давно знакомое. — А у этой продолжение есть?

— Говорят, скоро будет.

Они еще каких-то пол часа болтали о всяких мелочах. Как хорошо, что не о прошлом и общих знакомых, — на какой-то миг подумал Олег. Настоящая. Просто она в настоящем.

Улица встретила своей наготой. Ветер развевал дым горящей урны, звенел трамвай, народ валил в Драму. Прикольная девочка. Они обменялись телефонами, но вряд ли собирались друг другу звонить. Еще одна условность. Интересно, будет ли продолжение?

Глава 2

Два желтых глаза смотрели в пустоту. Пустота была копченым потолком. Шипели, лопались и то и дело норовили обдать кипящим маслом. Ленка с ними умело управлялась, и, наконец, полностью подавила восстание стеклянной крышкой.

— Тебе с сахаром?

— Парочку. — Олег сделал глоток и обжегся. Организм за день бродяжничества напрочь отвык принимать что-нибудь человеческое. Яичница, приправленная укропом и майонезом, выглядела теперь сказочной.

— Так что у тебя стряслось?

— Полная опа… хотя и жалко.

К Ленке можно приехать поплакаться, но на этот раз пришлось самому играть роль жилетки. Бывшая подруга по университету, а ныне просто друг и товарищ Ленка Соколова в очередной раз поставила крест на недоразвившихся личных отношениях.

— И правильно сделала. — поставил точку Олег. В самом деле, роман с непризнанным гением затянулся. Он предстал перед ней этаким скальдом — бродячим поэтом, ищущим свою музу. В результате этот самородок из какой-то глухомани свалился на хрупкие девичьи плечи. Он больше не был возвышенным, но стал очень даже одомашненным. Требовал жрать и пьянствовал, потому что вдохновение так и не приходило.

Если быть честным, оно к нему еще никогда не приходило, но он его терпеливо ждал и алкал. На работу дарование устраиваться не собиралось. Негоже людям искусства гнуть спину. «Что-то в этом есть насчет спины, — подумал Олег, — надо запомнить и применить». Советовать он не любил и не пытался. Наилучшая форма в таких случаях — дать человеку выговориться и подвести к конечному решению.

— Я если надо, сам феминист и лесбиян.

— Это, в каком же месте?

— Ну, во-первых, мне девчонки гораздо больше нравятся, чем мальчики, а во-вторых, я за равные возможности.

— Ну, это ты хватил. Все-таки женщина должна оставаться женщиной, иначе все усреднится.

— Я ж не об этом. Просто мужчина должен быть мужчиной, а женщина женщиной не потому что таковы традиционные нормы. В этом есть внутренняя потребность. Я, если надо, за настоящесть.

— Ладно тебе философствовать, лучше рассказывай, чем сам живешь-то?

Ленка — она классная. Красивая, умная, два высших образования и коса до пояса. Сам бы с радостью на ней женился, если бы не знал ее еще от сотворения мира. Она пыталась найти счастье, настоящее и не как у всех, которое на деле — вовсе и не счастье. Ошибалась и получала опыт ошибок. С каждым разом возможность выйти замуж уходила все дальше и дальше. Не потому что время, а потому что планка с каждым разом поднималась. В то же время люди, с которыми она общалась, слишком часто подпадали под классификацию.

— Лучше одному, чем абы с кем. — не боясь одиночества, Олег шел по тому же принципу. Рассказав Ленке о своих приключениях, с чувством психологически очистившегося человека он принялся уминать плюшки. Есть все-таки преимущество в том, чтобы ходить в гости. Уходя, гость что-то забирает и продолжает свой путь.

— Слушай, Олежка, совсем забыла. Есть у меня одна знакомая по институту, короче ты можешь заработать. — уже у самой двери Ленка вспомнила о том, что мне как раз пригодится. — Пофоткаешь немного, я тебе адресок дам.

Итак, надежда появилась. Но не стоит опускать руки и жалеть коней. Нежданно-негаданно. Олег почувствовал себя драконом, улетающим на север. Пиццерия — отличное место для встречи.

— Сок апельсиновый и пепельницу.

Когда нет денег, не стоит заказывать чай или кофе. Это привычка бедняков. В таких кафе эти вещи будут стоить дороже сока, отсеивая тем самым определенный пласт клиентов. Здесь тепло, играет музыка, долго обслуживают и проявляют пониженное внимание к посетителям. Бедных девчонок-официанток на всех желающих пожрать пиццы просто не хватает. Но получается прикольно.

В общем, размышляя о современном менеджменте, а точнее, о культуре торгашества и обслуживания, приходишь к выводу о золотой середине. Ряд фирм дрессирует своих сотрудников, запрещая им сидеть в торговом зале, и обязывая приставать ко всем и каждому. Тогда как большинству клиентов это просто не нужно.

Ты пришел просто посмотреть что-нибудь, что возможно, купишь через месяц. Тебе не хочется это мерить, проверять в действии и слышать вслед что-то типа «обязательно приходите и купите». Ты как герой «Бриллиантовой руки» отмазываешься, предупреждая о том, что не будешь покупать именно сейчас и именно без крыльев. После уходишь с досадой и осознанием своего нищенства. С другой стороны, когда ты уже решаешься на какое-либо приобретение, тебя игнорируют и выражают пофигизм.

— Вас рассчитать? — мои размышления прервала миловидная девушка, меняя очередную пепельницу.

— Нет, оставьте, пожалуйста, меню. Ко мне должны присоединиться. — пришлось нагло врать, чтобы не показаться лохом в глазах этой незабудки. Глупо. Можно было подумать о том, что ей действительно пофиг, сколько у меня денег в кармане. Конечно, я и, правда, ждал человека, но не собирался устраивать банкет. Да и он угощать меня вряд ли собирался. Пора бороться с комплексами. И лучше — методом обогащения.

Есть один подлый принцип, связанный с излишней интеллигентностью. А может, просто всегда так. Плохо быть должным, но, оказывается, давать в долг тоже не сахарно. Стоит тебе занять у кого-нибудь, как этот факт тут же начинает тяготить тебя. Деньги пропадают неизвестно куда, а брать их нужно неизвестно откуда.

В свою очередь те, кто тебе должны, как правило, отдают с «поразительной пунктуальностью». Вот и выходит так, что в математической сумме ты по нулям, возможно, даже в плюс, но почему-то везде обязан и чувствуешь себя вымогателем. Чем меньше в жизни этих финансовых отношений, тем лучше.

Глава 2/1

Надо же, не пришел. Ожидаемо, хотя получается невольный каламбур. Ждешь того, кто придет, но ожидаешь, что не придет. Тогда остается последнее — дуракам везет. Добро пожаловать в империю разврата и азартных игр. Название — что-то типа бахчевой культуры, мерцало рядом с грудой золотых монет и обезумевших от счастья физиономий удачливых игроков. По их лицам сразу видно — играть надо. Иначе будешь тем, кто ты есть.

В кармане стольник. Он живет там под подкладкой на случай ПКХ (ПКХ — очень как плохо. Термин, появившийся в узком кругу общения, но со временем ставший классикой). Сейчас как раз такой случай. Мятежный дух чего-то ждет. К делу.

Игровая индустрия строится на том, что ты, фактически, выигрываешь у людей, а не у казино. Автомат берет определенную комиссию, ту, на которую настроен, и рендомом выдает вишенки, обезьяны и клубнички. Тебе показывают мультик, за который приходится дорого платить. А на табло бегают циферки — твои деньги, кстати.

Для того, чтобы ты выиграл, нужно, чтобы, по крайней мере, кто-то проиграл. Посему самый лучший случай — когда перед тобой машина, только что подтолкнувшая степенного семьянина к банкротству и будущему самоубийству. Человек, дрожа и срываясь на плач, идет вешаться. А ты, не будь дураком, отыгрываешь сотню-другую из денег, которые проиграл простофиля.

На сто рублей можно играть по-разному. Первый — безумный. Большая ставка. Пару оборотов. Если ты не богатеешь на глазах, то тебе пишут, что ты лузер, и отправляют восвояси. Второй долгий. Ты ставишь по одному кредиту, и не рискуешь. Так можно просидеть целую ночь, проигрывая полтинник. Ты ждешь особую бонусную комбинацию, которая зависит от теории вероятности, числа оборотов системы и какого-то дьявола матери.

Итак, первый или второй путь? Всегда найдется третье решение. Первое нажатие кнопки лишило двадцати пяти рублей. Но принесло четыре. Удвоилось. Второе сожрало так, что от игрового фонда осталось чуть больше половины. Все, хватит безумств. Остальное возьму измором.

Но автомат жрал быстро и неблагодарно. Чисто теоретически, это удовольствие может затянуться надолго. Но на этот раз практика победила теорию. Полчаса, не больше. Поздравляю, Шарик, ты банкрот. Или балбес. Не в деньгах счастье. Деньги — зло. Эх, зла не хватает…

Одна очень классная девчонка говорила, почему никогда не играет на автоматах. Боится, что удача, если она есть, растратится по пустякам. Почти как в библии, не искушай Господа. Она умничка и правильно делает, но я считаю, что везение похоже на какую-то способность, а значит, его можно развивать. Сегодняшняя тренировка окончена.

Улица встретила моросящим мелким, и не думала угощать пивом. Зато Славик уж точно угостит. Он шел с перебинтованной башкой навстречу и мечтал чем-то поделиться.

— Представляешь, мне гадалка сказала, чтоб на работу не ходил. Я пошел, и мне чердак снесло.

— И вправду, снесло. — похоже, он обиделся.

— Да я серьезно. Меня Аленка попросила проводить. А я сдуру пошел к этой тете Зине. На каргу эту посмотреть захотелось. А она давай какую-то херню нести, про Рената, который помог бы, что судьба у меня бедовая, а потом давай про кирпич. Я не поверил, а оп — во! — Славик показал ссадину и кровоподтек. — Не знаю я никакого Рената, хотел найти каргу эту, а дом снесли уже. Давно, представляешь?

— И ты теперь лечишься? — Олег кивнул в сторону пленительной бутылки.

— Ты че, правда, не веришь?

— Да верю, только пива дай. — приятно, с удовольствием. — И тебя вылечат, и меня.

— Не, я серьезно. Как мы пришли туда, в душе не помню. Хотя адрес знаю. Записан где-то. Аленка говорит — мне мозг отшибло, и смеется. Нет, чтобы помочь.

Славика было приятно увидеть, тем более с пивом. Мозги — их же не пропьешь, и даже кирпичом не вышибешь.

— Я те, кстати, диск записал. — Олег протянул болванку с изображением китайского дракона. Вот дракон, а вот Славик. Сегодня он напьется очень сильно. Так сон подсказал.

— Удачи.

А теперь вечерняя порция телебреда и спать. Очень чувствуется, что завтра будет лучше, чем сегодня.

Глава 3

Чистая, тонкая, нежная. Небрежный поцелуй, и в ее сердце загорается огонь. Она твоя. Она сгорит для тебя дотла, отдавая всю себя. Она отравит тебя и умрет, скрасив собой твое одиночество. А ты — что ты? И не заметишь, как ее не стало. Достанешь другую и затянешься покрепче. Зачем люди курят?

Олег вдохнул едкий синеватый и невольно поежился. Думать, что ты зависишь от Милли-миллиграмма какого-то вещества просто не хочется. Человек сам по себе ходячий химзавод. Простая психология. Тактильное ощущение. Эстетика огня. Дым таинственности. Действие. Вот это уже интереснее. Общее дело. Пойдем, покурим? Вместе отравим легкие, хотя у каждого они свои… да заодно обсудим пару важных. Или так… ты мне вопрос, да такой, что отвечать тошно, а я затяжку, да дым выпущу. Вот и ответ весь. А потом сам спрошу че-нибудь. Пауза заполнена.

Подъезд был обычный. Темный, с запахом аммиака и кошачьей территории. Переступив лужицу, Олег отыскал заветную дверь, и едкое «дзинь» где-то ударило по нервам. Мерзкий звонок. Невольно вспоминается утренний будильник. Девица в банном халате распахнула дверь, освещая обшарпанные стены. «Цой жив», «БГ» и «Леська — Сука».

— Здравствуйте, я фотограф.

— Маша, это тебя. — девица оценивающе окинула меня взглядом, и решив про себя что-то типа «неинтересно», позвала подругу.

— Давайте сразу к делу. — красивая, немного грустная, хотя нет, холодная. Она говорила о своей будущей женитьбе как о случае из жизни посторонних людей. Смысл моей работы заключался в том, чтобы она не получилась на фотографиях. Очень странно, тем более для женщины.

Заплатила она сразу, при этом предупредила, что за будущую работу, скорее всего премии не будет. Еще и предъявят, по крайней мере, будут скандалить. При этом она рассмеялась, и про себя добавила: «В конце концов, не мне все это нужно». Уходил Олег со странным чувством. Как будто события последних времен были музыкой или мозаикой чего-то очень знакомого. Чего-то, что он уже видел или слышал. В конце концов, нужны же бедному гасконцу деньги. А снять беспонтово — этим искусством он обладал еще до того, как взять в руки фотоаппарат.

Девушка собралась отравить гостей и уничтожить улики своего присутствия. Бред какой-то. Тем более, она красивая. Логики нет никакой. Просто бывают девушки, о которых ясно — красивая, значит, стерва. А бывает, красивая — значит, хорошая. Этакий греческий идеал. Бывает, конечно, и так, что хорошая — значит, уже красивая. Но что ж, все бывает…

Вот дилемма — заработал деньги, можешь приехать домой на такси. Но ты-то еще не заработал, так что топай пешком. Олег пробирался дворами и знал, что так быстрее. Прямой путь всегда тернист и опасен, только психология ночного города любит чутье. По светлой стороне улицы, или по темной? Идешь ли ты, как на ладони, или среди тех, кто высматривает тех, что как на ладони.

— Слышь, пацан, одолжи полтинник…

— Я тебе не пацан и сам нуждаюсь. — Не замедляя шаг, он продолжил путь. Бомжара уставился вслед, наверняка что-то подумав. Олег уже давно приобрел иммунитет против гопников и попрошаек. Как-то перерос, и это чувство выработалось само.

Еще одно качество было приобретено им с незапамятных времен. Получать подарки. Не то чтобы их дарили люди, и это не сто долларов на дороге. Просто сама жизнь открывала возможность сделать что-то меньшими усилиями или получить за меньшую цену. Это слово вертелось в голове и наверняка было другим, более точным, но упорно не позволяло себя найти. Баг. Ошибка системы.

Олег не был замороченным придурком, замотанным на отыскании этих лазеек с целью мелкого обогащения. Просто он видел бреши и ничего не мог с этим поделать. Оставался выбор, брать или не брать. А почему бы и нет. В супермаркете ошиблись с ценником, или одна упаковка по цене одной штуки. Билет в кино, покупаешь на последний сеанс самый дешевый, а дальше весь зал к твоим услугам. В театре еще прикольнее — всегда пустуют самые дорогие места. Опаздываешь на 5 минут, и тебя просят пройти на свободные.

Если бы Олег осознавал то, что делает, или хотел этих маленьких выигрышей, он бы стал мелким пакостником общества. Но он это делал инстинктивно. Чувствовал и брал, если было нужно. Вдобавок с живым интеллектом получалась гремучая смесь. Вот только толку от того, что она гремела…

Однажды он устроился корреспондентом одной сельскохозяйственной газеты. Маленькая редакция, мизерные гонорары, совдеповское начальство. Что может быть лучше, чем простое соответствие стилю. Издание звучало громко и оригинально — что-то типа «Сельские зори» или «Будни колхозника». По крайней мере, писали там о передовиках, механизаторах и доярках.

Кто когда-нибудь имел дело с подобным чтивом, поймет, о чем идет речь. Штампованные фразы из номера в номер повторяли друг друга. Менялись названия колхозов, совхозов, фермерских хозяйств. А Иван Петрович Зинченка заменялся на Кривошейко. Болото и тоска. Если только писать это и хвалить удои.

— Я человек скромный и к славе не стремлюсь, — начинал свою речь будущий журналист. Предпочитаю публикации исключительно под псевдонимом. Их у меня несколько, так лучше образ чувствуется. Редактор старой советской закалки, разместивший на стене рядом с Лениным портреты нынешних президентов, был вполне нормальным дядькой.

— Молодежь должна писать. Жаль только платить за это все будут мало. Но все с чего-то начинают.

Так началась карьера журналиста. Интернет плюс читальный зал библиотеки имени известного литератора, а дальше последний штрих — плагиат? Никогда. Работы авторов шестидесятых годов под их именами красовались на страницах новых изданий. Своеобразный журналистский римейк.

Идеи приходили сами собой, но почему-то не давали разбогатеть. Олег понимал, что, наверно существует какой-то баланс. Хотя может быть, дело было в природной лени, в склонности больше рассуждать, чем делать, и отсутствии природной алчности. Он наверно, как и все, в мечтах прокручивал кадры «если бы у него был миллион», или что бы он сделал с богатством. Но только, чтобы появился миллион, нужно чтобы у кого-то его не стало. Нужно быть хищником или паразитом. Нужно охотиться, а не фантазировать. Вот и был он обыкновенным неудачником. Так охарактеризовала его в свое время одна из неудавшихся пассий.

— Лошара, — похвалил себя Олег, но от этого грязи на штанине не убавилось. — Чтоб тебя так менты радовали, — пожелал он счастливого пути шестерке, и рванул к ларьку. Родной район посыпал улицы битым стеклом, но он был родной. Здесь свои. Эта местническая привязанность одновременно грела и отталкивала. Свой двор, пиво на лавочке. Рогатки и прящи, если заглядывать дальше. Детство и друзья детства. Их подрастающие братья и сестры уже курят, уже в мини и кто-то женился. Маленький островок мира, живущий своей жизнью, хотя каждый живет своей.

— Живое, холодное, и сигареты.

— Шестьдесят четыре. — тетя Галя помнила, что я курю, и работала тут уже шесть лет. Люди росли и пили на ее глазах.

— Спасибо.

А может, все это ненастоящее, — подумалось вдруг. Друзья, жизнь, проблемы и радости, актуальные тебе и тем, кого ты знаешь. Если бы я родился в другом месте, или здесь жили другие люди. Что-то в этом есть, но что-то не так. Наверное, друзья детства остаются в детстве, а есть просто друзья и знакомые. Олег глотнул холодного живительного и пересек аллейку. На лавочке сидели знакомые физиономии и сорили семечками.

— Дарова. — и ритуал рукопожатия закончился традиционным «как оно». На душе потеплело. Еще глоток. Ненапряжно. Чес ни о чем. Санек нажрался, а Вадик тупит с телефоном. Оставался вопрос, тратить деньги или нет. До двадцать шестого еще вечность. Лучше придержать, нет ничего хуже, чем быть должным. Отсыпав немного семечек, Олег покинул веселых «алкоголиков» и побрел к себе. Надо выспаться. Завтра собеседование.

Глава 4

Плеер в уши и прочь. Хочется плевать и материться. Лучше сбежать. Закрыть себя в коробочку внутреннего мира и считать живых и убитых. Хотя к чему этот фарс? Ничего же еще не произошло, ведь, правда? После странствий по лабиринтам улиц и путаных мыслей — домой. Горячий душ и чашка дешевого черного. Обжигающе дружелюбно, а потом не думать. Выкинуть из головы всю лишнюю фигню и найти смысл.

Олег шел, ёжась и не глядя по сторонам. «Да, хреновенько. Любитель вляпаться. Прошлый вечер укладывался по полочкам. Славик притащил в кафе познакомить с девчонками. Одна — его, Алена, кажется. Страшненькая Олеся… и еще такая, с выразительными глазами, Оленька. Наверное, самая умная. Что-то в ней было. Особенное… «Дурак ты, Олежек, надо чтоб красивые нравились, а ты любишь умных… хотя фигурка у нее была ничего».

Воспоминания лились в мозаику. Разговор не клеился, да и говорить особо… Алена грузилась из-за сестрички. Немудрено, рисунки у девочки. Издали смотришь — мило и по-доброму, а приглядишься — цветочки из покойников заплетаются, и не груши с яблоками, а смерть какая-то. У девочки талант, но крышка едет. Ольга почему-то упомянула о маме и как-то ушла в себя…

— Расслабься, какой-то ты сегодня скучный и вялый, — пытался глумиться Славик. Ему тоже было как-то не так. Еще одна важная деталь — проблема с деньгами. Покушаться на наличность дам, не хотелось, а в кармане была мелочь. На пиво, или на проезд. Ольге позвонила мама, и она упорхнула. Два мальчика, две девочки. Память подходила к чему-то важному. К чему-то, что было вытравлено напрочь.

Оранжевое! Олег никак иначе не характеризовал это чувство. Только цвет и какое-то предчувствие. Как будто определенные части мира окрасились в оранжевый сепий. Потом подсели Санек с Клювом, но причина не в них. Олег множество раз ощущал это чувство и ждал от жизни сюрпризов. Они как море после бури, думал он как-то, не всегда похожи на сокровища.

Подарочек подсел беззастенчиво. Лет сорок, стриженый, прилично одетый. На вид успешный человек, возможно, в прошлом военный.

— Не возражаете? — Он присоединился, и от его лопатника пошел сепий. Снова терпкий привкус и предчувствие. Пиджак оказался милым дядькой, был студентом. Потом в армию загребли. Бухал много. Увидел нас и вспомнил своих друзей и студенчество забило в памяти фонтаном. Вот только глазки у него были недобрые. Буравчики этакие. А потом покатилось.

— Не откажете в услуге?

— Какой?

— Любой каприз за ваши деньги, — произнес свою коронную Славик.

— Есть у меня прихоть одна, — он процедил мягко и слегка натянуто, — Хочу вам проставиться.

— В смысле? — девчонки хихикнули, а у Славика зажегся огонек алчности.

— Нормальное бухло и не только бухло. Проставляюсь по полной.

Дальше объяснение. Богатый человек, некуда деньги деть, скука по молодости. Что-то не то…

— Я хочу купить у вас вечер среди вас.

— Мы что, клоуны?

— Нет, аниматоры.

Потом какой-то чес про лучшие намерения, про исполнение желаний, оранжевый лопатник на столе. И деньги. Потом мартини. Еда. Еще пойло. Олег почти не пил, как-то не по себе. Халява халявой, но мышеловка очевидна. Не быть должным. Почему-то не захотелось заказывать и повторять. Вот она, двойственность ситуации. Повезло. Или еще лучше — Кенты нашли богатого лоха и крутят его на полный банкет. Да только погано, когда твоих друзей покупают за похлебку. Кто ужинает, тот ее и танцует… так Славик вытянул свою счастливую монету.

Этот упырь купил себе вечер и расклеился после третьей, а после разговоры о бизнесе. Славик хвалился и заливал. Пиджак кивал и верил, и вот они партнеры. Бред какой-то. Подстава. Ощущая чуждость себя здесь, Олег задался вопросом, что он здесь забыл? Просто интересно.

Он не считал себя декорацией и был немного в себе. Получается правда, что другие немного не в себе. Реальность снова поплыла сепием, и выделилась дверь. Пора. Улица встретила дождем и вечерними сумерками. На душе было как-то пусто и противно. Вспоминая детали, Олег рисовал в голове картину впечатлений. Этот козел притворялся и подавлял. Сколько он оставил? Штук шесть? Двести баксов, а сколько удовольствия. Его изначально никто не спроваживал. Всем было скучно. Но ему нужно было купить. Паршивенько как-то.

А потом напился. Алене штуку на такси. Девочка отказалась а потом взяла. Славик был рад избавиться на вечер от подруги и устроил свой будущий бизнес. Уходя в сортир, он самодовольно произнес: «Чудак он какой-то, но мне нравится». Похоже, Славочке опять везет. Дурак.

Городской электро распахнул свои двери и через город домой. Странно все это. А дождь по стеклам, по синим сумеркам. Снова вспомнилась Оля и на душе потеплело. Он не успел познакомиться, но думал, что есть на свете люди, которые хорошо, что есть.

Глава 5

Алиса была девочка-праздник. Только куда же тебе идти, девочка, когда праздник закончится? Так спрашивала ее старшая сестра-подруга, жившая где-то в глубине ее беспечной души. «А, всему свое время», — отвечала она, надевая дерзкие каблучки и поправляя прическу. Эти балбесы вот уже, который час сидят в кафе и пропивают чьи-то бабки. Интересно. Не особо, конечно. Кто не видел пьянок и чужих денег. Интересно, кто станет поить этих неудачников.

Когда-то ей сказали, что жизнь рисует какой-то псих. Чокнутый художник, которому ничего не нужно. Алиса любила думать, что если бы ее рисовали, то рисовали бы красивой. Именно красивой. Успешные девочки не вселяли в нее никакой зависти. Чтобы тебе завидовали, а ты улыбалась и делала вид, что все хорошо? Потом, достигать чего-то, ставить новые цели, улыбаться и реветь белугой увлажняя подушку. Быть состоявшимся человеком в свои двадцать пять? Нет! Лучше ребенком, в свои девятнадцать.

Она вошла в кафешку, когда праздник был в самом разгаре. Олега уже не было, ну да ладно. Два пьяных тела, Олеська с джунглями на голове, пытающаяся разобраться с джунглями в своей тарелке. Славик и мужик из тех, что ходят на ретро вечеринки.

— Станислав Филиппович, но я молод душой, моя радость! Называйте меня просто Стас.

— Алиса.

–Какие люди! — Славик наконец-то увидел свою давнюю мечту, — А целоваться что, опять не будем? Его лицо стало туповато-обиженным, но на локоть легла тяжелая цепкая рука.

— Чтобы с тобой целоваться? Ты человеком вначале стань.

— А что я?..

— Ты бизнес со мной делать будешь, вот сиди, и думай о деле. Таких красивых девушек не должны целовать пьяные рожи, не так ли, моя радость?

Алиса хмыкнула и подумала, что этот тип может быть ничего так тип. Движения мягкие, немного кошачьи, слегка грудной баритон, властный взгляд и четкость, или какая-то очерченность. От него веяло силой и холодком. Но что-то завораживало. По сравнению с ним Славик казался слизняком.

— Таким девушкам нужно ручки целовать да брильянтами потчевать. Покажи-ка мне свои пальчики… шестнадцать с половиной. Да, мой прадед был знаток по части сокровищ. Лучше любого ювелира красоту видел. Был у него ювелир, значит… Славик, ты разливай, разливай, а то я рассказываю, а тост пропадает… любил прадед мой крестьянских девок в шелка барские одевать и серебром осыпать чеканным. Распутный был, скотина, еще и кровопийцей его считали. Врали, конечно, завистники. Ты, моя сладкая, не смотри на меня так испуганно глазами большими и красивыми, а то ведь утонуть в них недолго.

— А как мне смотреть? — Алиса спросила просто и без кокетства. — Так че там с дедом вашим?

— Когда он на свете жил, никто его дедом не называл. Хороший человек был, а такого ценителя музыки поискать надо. Но не может кто-то быть одаренным в одном, и бездарью в другом. Видел он красоту, да так видел, что становилось ее больше, чем было. А вот выразить не мог… чет ты заскучала. — Алиса ощутила тепло сильной мужской руки и какую-то бережность. Сила всегда должна быть немного скрытой. А для того, чтобы быть добрым и заботливым, нужно быть сильным. Она знала эти две истины, и по спине почему-то побежали мурашки.

— Так вот у меня тост. За красоту, которую все-таки можно выразить, а также увидеть, услышать, и извиняюсь, пощупать, — горячий напиток опустился туда, где ему и место, а между тем рюмка Славика оказалась полной до краев. Убийственно. Алиса увидела, что ее в прошлом воздыхателя сейчас прикончат.

— Я вам скажу, Слава — классный парень. Умный, целеустремленный, хитрый, засранец, но мне такие нравятся. Он знает, что я не хер собачий, и завтра сделаю его руководителем своей новой фирмы. Доход нереальный, а, главное, ни один человек такого еще не делал. Скоро он будет такой крутой, что нам и не снилось. Ну, за тебя, дорогой ты мой, генеральный ты мой директор! До дна.

Последняя фраза прозвучала властно и четко. Алиса вспомнила дрессировщиков в цирке и непроизвольно улыбнулась. Ей стало смешно, когда она подумала, с каким животным можно сравнить Славика. Пока она улыбалась, жертва стоически приняла яд, конвульсивно дернулась и затихла. Три живых трупа, дурнушка и Стас. Расклад становится интересным.

— Я тут сегодня дарю людям подарки. Просто так, хочешь подарок? Признавайся.

— Я сама, как подарок. Только мне меня мама подарила, а я подарки не передариваю.

— Ну, так я же не настаиваю. Просто кольцо с брильянтом охеренное, старое и дорогое, в кармане валяется. Мне-то оно зачем, а тебе к лицу будет.

— Не знаю, насколько к лицу, если я его не мерила.

— Я тоже хочу померить. — Олеся протянула свою грабельку. «Пусть меряет, дура. Старое, значит — чужое. А примерять чужое кольцо все равно, что судьбу мерить. Тетя Зина так говорила. А Алиса верила гороскопам, гадалкам и приметам. Вообще эта тетя Зина странная какая-то». Еще в детстве Алису к ней водили, вроде и близко где-то живет, а где — неизвестно. Колечко сверкнуло на пухленьком мизинчике, и Алиса снова хмыкнула.

— Кольцо мне досталось от прадеда. С историей оно. Жена была у него первая, красивая — глаз не оторвешь. А мой прадед красоту видеть мог так, что нам и не снилось. Обручился он с ней, и думал, вдруг че случится, а красота ее в памяти поблекнет. Привел художника молодого. Француза или итальянца, неважно. Звали его Александром. Красивый парень, говорили про него, и еще талантливый. Не будь дураком, великим бы человеком стал.

Но только пока рисовал он Марфу, влюбился со страшной силой. И она устоять не смогла. Мой прадед умен был, и прощать никогда не умел. И что бы вы думали, он придумал? Построили на озере близ лесов его терем высокий из смоленых корабельных сосен. Одел он Марфу как царицу, и кольцо это на палец обручальный. И велел из окна широкого вниз смотреть, пока любовник рисовать ее будет. Затворили терем, а красный петух все равно летит, куда хочет. Увидел художник, как пропадает любимая, и бросился спасать ее, себя не жалея.

— И что дальше было?

— Что что — сгорела девица, одно колечко осталось. Художник тот руки себе сжег и бродил потом по свету калекой. Мой прадед смотрел на это все, но не простил измену. Марфа-то из крестьян была, напрасно родня ее радовалась удачному замужеству. Сгубил он всю ее деревню на следующий год.

— И че, получается, это то самое кольцо? — Олеся, побледнев, немножко протрезвела и попыталась снять.

— Ты носи его, раз пригляделось. История историей, а деньги не пахнут. Дорогущее оно. Официант! — он позвал негромко, но так, чтобы его услышали. — Двадцать одна? Многовато я на это все трачу, ну да ладно. Я уезжаю немедленно, здесь двадцать пять. Я очень хочу, чтобы всех моих друзей бережно отвезли домой, а милые дамы, возможно, захотят продолжить вечер и что-то еще закажут. Остальное будет вашим гонораром.

Он выпрямился, и, поцеловав руку Алисе, откланялся. Последний штрих. Визитка легла в карман Славика.

— Пусть мальчик позвонит мне завтра. После того, как оживет. — он улыбнулся и покинул заведение. — Еще увидимся.

Глава 6

Фотографировать свадьбы — тоска ужасная, все похожи одна на другую. Невесты в белом, платья, гости, родители. Невеста самая красивая, хотя в постели окажется без нарядов, с пьяным усталым женихом, ставшим еще одним мужем в стране. Как встретишь замужество, так его и проведешь. Обыденно, традиционно, как у всех. Еще можно круче всех — чтоб родня знала, а также родня родни. И куча чужих людей, пришедших поесть на халяву.

Звучит цинично, но это грустная правда. Олег в прошлом был тамадой, но со временем веселость стала профессиональной, а потом вмиг улетучилась. За спиной институт культуры, а близость к искусству не позволяет зарабатывать на хлеб тяжелым физическим трудом. Так он и стал фотографом.

Ему нравилось видеть, выхватывать, а порою удивляться тому, что выхватывается цепким объективом. Вот только найти работу фотографу нелегко. Остаются шабашки. «По крайней мере здесь кормят неплохо», — подумал Олег, наворачивая очередной салатик. Бытность тамадой приучила почти не пить, но зато есть.

— А вот еще нас с Леночкой, Сашей… теть Нина, идите сюда! — и пара кадров ляжет в семейный альбом. Когда праздник становится профессией, он перестает быть праздником. Остается техника и опыт. «Интересно, как бы я женился, если бы женился?» Олег подумал, что если это случится, то произойдет по другому. И как можно меньше людей.

Когда его родители развелись, он с отцом покинул побережье, которое навсегда осталось в детстве, и переехал в типичный микрорайон обычного города, в квартиру хрущевских построек. Здесь прошло дворовое хулиганское. Пиво, музыка, драки. Девочки и пацаны. И весна, и охапки сирени, и тетя Люда из третьего подъезда с ее любимым палисадником. Здесь у него появились друзья, первая любовь и первая боль, хотя нет, пожалуй, вторая. Развод родителей был тяжелым для всех, а с ним никто не посоветовался.

— Теперь мы будем жить без мамы. — Отец сказал это так, что запомнилось.

— А Лиза?

— С ней все будет хорошо…

Так и жили, только у Лизы все тоже пошло наперекосяк. Выросла и влюбилась в курсанта мореходного училища. Молодой, красивый, вот только кто ж знал, что у него порок сердца. Лиза не знала и очень плакала, когда с подругой его увидела. А он пьяный был и кричал, что не любит ее больше. Потом она вышла замуж за какого-то богатого хмыря, и больше Олег с сестрой не виделся.

Он устраивал чужое веселье и кричал «горько», еще бывал на поминках и на торжественных банкетах. Жил чужой жизнью, вернее, ее кадрами. Так порой ему казалось. Немного читал, слушал музыку, пил с друзьями. Его район был обычным, но по-своему замечательным. Здесь все всех знали, хотя город далеко не был похож на деревню.

Прослеживались судьбы. Свои негодяи и герои. Нормальные пацаны и эта шалава из девятиэтажки. Если вы знаете, что такое район, вы понимаете, о чем я. Славик был его соседом по подъезду. Нормальный пацан, только хотел денег, думая, что только их ему не хватает для счастья. И пытался со всеми в чем-то соревноваться и сравниваться. А у меня лучше, а я умнее чем… потому и дружил с придурками. Тогда как прикольнее, когда ты просто в чем-то разбираешься, или когда просто все клево. Из-за поворота показалась его довольная рожа.

— Опять чужие свадьбы празднуешь? Когда уже сам женишься?

— Отпраздновал, дай освежиться, — и рука приятеля подарила холодное светлое.

— Пошли до ларька прогуляемся, я тебе прикол расскажу, — Славик был доволен, а значит, хотел похвастаться.

— Пошли.

— Ты че вчера свалил, кстати?

— Да беспонтово как-то было. — Олег вспомнил свое ощущение и мысленно подтвердил. Беспонтово.

— Да ладно, брось ты, классный мужик. Я как-то быстро с ним скентовался. Тип по ходу крутой очень и ему скучно. Он фирму решил открыть и предложил мне ее возглавить.

— С чего это? Потому что он побухал с тобой за свое бабло? Повод очень весомый. Или ты, Славик, очаровал его величиной ума?

— Да пошел ты! Ему все равно, кто будет руководить его фирмой. Говорю же, деньги для него не главное, хотя когда все получится, их будет немеренно. Ты кстати тоже можешь со мной работать.

— А че за фирма-то?

— Я еще толком не знаю. Тип какая-то шишка в институте научного атеизма. Еще с советских времен сохранилась эта штука. Там психологические опыты всякие, академик Павлов, рефлексы и так далее. Все очень серьезно. А фирма — это чтобы продвинуть один проект. На первый взгляд мысль бредовая, но если подумать — мозги плывут.

— Ладно, у тебя плывут, а в чем суть-то?

— Все сказать не могу, рано еще. В общем, планируется социальный эксперимент, на который выделяются бешеные деньги. Грант какой-то, что ли. А наше дело развивать проект и подписывать договора. Самый главный бонус — это зарплата.

— Сколько?

Олег знал, что Славику сказали держать язык за зубами, но он также знал, что ему очень не терпится все растрепать.

— Моя зарплата — сорок. Плюс проценты от каждой сделки. Некисло, да? И мне нужен помощник с окладом двадцать пять. Ничего особенного делать не надо, и ты справишься. Хотя голова на плечах не помешает.

«Ого, да мы теперь крутые начальники…»

— А что за эксперимент-то?

— Не могу сказать. Но если ты захочешь быть моим заместителем и помощником, тебе понравится.

— Лохотрон какой-то у тебя, а не фирма. А если ты ген директор, то тебя еще и подставят.

— Дурак ты, завидуешь просто. — Славик выдавил это с досадой.

— Удачи, директор.

Олег понимал, что это его случай. Предчувствие никогда не обманывало. Тот тип, оранжевое ощущение ошибки. Много раз он пользовался этим ощущением и выигрывал. Но всему может быть предел. Определенно, это какая-то система. И может быть даже умная и продуманная. Возможно, Славик разбогатеет и приедет к родным скамейкам в белом «Феррари» пиво пить. А может и не приедет. Предчувствие не было хорошим, и Олег подумал о том, что не всегда мы выбираем ситуации. Славик сделал свой выбор. Пусть разбирается. Институт научного атеизма. Работа с грантами. Где-то он это слышал. Вопрос — где?

Глава 7

— Зачем я выхожу замуж? Мне все задают этот вопрос. А не скажу. Если выхожу — значит, нужно.

— Ладно, дело твое. Просто, знаешь, когда люди разные и женятся — это прикольно, но когда очень разные и не любят друг друга… просто не мое это.

— Не грузи да не грузим, будешь, — Маша рассмеялась. Если на то пошло, я вообще жалею, что не могу проживать несколько жизней одновременно. Ходить по подиуму, рекламируя нижнее белье и бухать огненный вискарь с ковбоями. Или ты говоришь — любовь. А если я сегодня люблю, а завтра другой нравится? Что тогда? Я, может быть, люблю мальчишек разных. — она сделала паузу, — ты тоже думаешь, что если мужчина — то красавец и дон Жуан, а если девочка — то распутная девка?

— Нет, я просто думаю, что многие совершают ошибки.

— Ты считаешь ошибкой узнавать новое?

— Нет, разменивать себя.

— Я ошибаюсь, или ты какой-то слишком правильный, — она вопросительно улыбнулась.

— Нет, — подумав, ответил Олег. — Просто мы говорим о разном. Допустим, такая штука, как первый поцелуй. Если он у тебя уже был, больше его не будет.

— Во-первых, первый поцелуй — не «штука», — обиделась девушка, — мне, кстати, он не понравился. А во-вторых… — она остановилась, — говоришь, первый? — она поцеловала с наслаждением и упоением, — Хочешь второй? Или предпочитаешь этот помнить всю жизнь?

Она поцеловала еще раз. Олег обнял ее за талию, не понимая, что с ним происходит. И ведь, правда, похоже на безумие. Девушка три часа назад одела на палец обручальное и сбежала с фотографом гулять по парку. Свадьба? Обычная, с тетушками, лимузином и загсом. Еще муж, женоподобный и неприятный тип.

Одна фотка, конечно, получилась классной, — подумал Олег. — Но мы ее просто оставим. В остальном же задание можно считать выполненным. Эта свадьба не войдет в семейный альбом.

— Хватит-хватит, а то еще понравится, — Маша игриво оттолкнула его в сторону, — дурачок ты, нужно жить настоящим, тогда каждый раз будет, как первый.

— Ты почти убедила, — произнес Олег, не успевая за ее динамикой.

— Говорят, бог Шива одновременно был с сотней тысяч своих жен. Как думаешь, ему понравилось?

— Не знаю, наверно. Хотя то о чем ты говоришь — это все равно, что жить вечно. Если ты любишь одного человека, ты его выбираешь из миллиардов, и для тебя он больше, чем эти миллиарды, и ближе.

— В том-то и дело, что не из миллиардов, и даже не сотен тысяч, — не сдавалась девушка. — Как правило, у каждого есть круг знакомых, друзей и приятелей. Кто-то за одной партой сидит в школе десять классов, привыкает, а потом замуж выходит. Кто-то живет по соседству, а кто наугад. Выходит, что жила бы она в другом месте, и училась бы в другой школе, что, другого бы суженного из миллиардов выбирала? Я говорю о том, что для того, чтобы выбирать, нужно узнавать людей, а на это не пять минут надо. Вот и получается несчастная судьба дона Гуана.

— В чем-то ты права, но я почему-то тебе не верю. Не совсем верю, — поправил себя Олег.

— А вообще, хватит. Верь в свою чистую любовь, не буду рушить мечту. Только я вот тоже верила, и ничего хорошего из этого не вышло.

Олег проболтал с Машей до самого вечера. Она была простая и сложная. Красивая, доступная и далекая. В конечном итоге он подумал, что хотел бы быть ее другом, но вряд ли смог бы быть ее парнем.

— А знаешь что, любитель в первый раз? — спросила она, озаренная какой-то новой идеей, — Мне тут конверт новые родственнички подарили, — она пересчитала, — две тонны зеленых. Послезавтра мы пойдем играть. Надеюсь удвоить сумму. Новичкам везет, потому играть будешь ты.

— А лучше, утроим, — съязвил Олег, — Во что играть?

— Тебе все равно название ни о чем не скажет. Есть клуб у нас в городе, второй в стране кстати. Две тысячи — это то, что надо. Считается, что две тысячи очков — средний максимум. В общем, у меня где-то правила валяются. Вот, кстати. Не все, правда, но ты пока это читай и осваивай.

— Зачем, я все равно проиграю. Я, когда хочу выиграть, всегда проигрываю.

— А ты для меня играть будешь. Твой бонус — впечатления, и ты их получишь независимо от выигрыша.

— А если я все-таки проиграю?

— В любом случае, деньги не мои. Да и, в конце концов, разве ты не хочешь избавить меня от мук совести, если вдруг это сделаю я? Так хоть винить будет кого, — она лукаво улыбнулась.

— Договорились.

— Чтоб все выучил, — прокричала Маша, поцеловав на прощание.

Глава 8

Люблю старый город. Все города, имеющие хоть какую историю, бывают старые и новые. А бывают когда-то новые, но по существу — старые. Улица петляла и извивалась. Частный сектор, кем-то в шутку названный Шанхаем соседствовал с вычурным лоском центральных улиц. Блеск и нищета. Дикий виноград овивал дома, располагаясь на крышах. Кое где современная кровля впадала в черепицу прошлого века. Снова за угол.

— Нам сюда, — Маша показала в сторону очередных развалин.

— Это и есть тот клуб? Говоришь, здесь разбоем промышляют?

— Брось. Внешность обманчива. — девичья ручка нашла увесистое медное кольцо. Дерни за веревочку — дверь откроется. Маленькая девочка лет десяти в простом платьице зашмыгала чумазым носом.

— Вам чего? — она спросила по-детски искренне, и в голове поселилось недоверие. Ошибка? Или сама по себе идея — бред?

— Мы в гости, — Маша улыбнулась, — У тебя есть шанс это запомнить. Может, когда-нибудь книгу напишешь. Вещь уникальная, какой, по крайней мере, в нашей стране больше нет.

— А почему нет?

— Культура. На сегодня ее хранят люди и архитектура. Здесь ты увидишь и то и другое. А, кстати, если ты сюда приходишь, то ты уже должен.

— В смысле, кому должен?

— Месту. Если хочешь, самому себе. Ты уже пришел, — сказала она на секунду остановившемуся Олегу.

— Веди нас, куда надо, милая, — Маша протянула девочке половинку монетки.

— Я Анечка. А он твой друг?

— Друг.

— А я слышала, что не только сказочные злодеи обижают своих друзей.

— Мы не злодеи, — улыбнулся Олег.

— Нет, вы не сказочные.

Тенистый дворик показался немного затхлым, но, скорее просто темным. Кошки, пеленки, керогаз, который время от времени используют… добро пожаловать в дорогое казино! Ниша. Побеленные кирпичи и вниз по лестнице. Дверь отворилась, осыпая светом.

— Здравствуйте.

— Проходите, — женщина средних лет провела нас через зал к дальнему столу. В подвале было, как минимум пять комнат. Большая, в которой располагалось три стола, и четыре маленьких. Математически, цифра четыре значила здесь очень много. Стороны света, стихии… в общем — полный фэн шуй.

— В комнатах поменьше частные игры. Три из них рассчитаны на удвоенные, учетверенные и увосьмеренные ставки. В последней ставят, что хотят. Заведение этим не интересуется. Иногда люди играют на что хотят, а иногда… — Маша остановилась, — Как тебе, местечко?

— Забавно, тем более, что я буду проигрывать твои деньги в игру, которую я не знаю.

— Это ты думаешь, что проигрывать. Новичкам везет.

Несмотря на то, что зал был общим, ощущение интимности соблюдалось. Смысл был в освещении и расположении столов. Над каждым по конусной лампе, свисающей из-под свода потолка. Сбоку что-то вроде сцены. Рояль. Длинноволосый юноша, играющий что-то из классики. Кухня предполагалась для посетителей камерных залов. Здесь можно было только пить. Своды потолка не давили, просто сам потолок не был виден. Вообще, ощущение времени улетало куда-то далеко. За столиком было пусто. Черный бархат, белые кости. Тяжелые, гладкие. Тактильное ощущение.

— Мы просто рано, — Маша усадила за стол и присела рядом. Только теперь Олег заметил, что у каждого стола располагались четыре полукресла и четыре маленьких стульчика. Что-то из этого предполагалось для возможных спутников.

— Сегодня день зеленой валюты. Обычно желающих больше, чем возможностей.

— В это играет много народу?

— На самом деле да. Тем более, что это игра на деньги. Здесь каждый день играют на разные. Деньги определенной страны и определенного времени. Бывают и простые туры на отечественный деревянный.

— И что, люди собирают тугрики, — Олег прикольнулся, но его спутница смеяться не стала.

— Есть возможность, что по желанию посетителя, его выигрыш отдадут тем, что он выиграл, но вообще все эквивалентно.

— Ладно, ты сама напросилась. Проиграюсь я в пух и прах.

— Считай, что это драконий покер.

— Что?

— Да так, забудь. Вот и наши противники.

Мужчина лет тридцати пяти, девушка и юноша. Молодой человек был начинающим тележурналистом, и слегка напоминал гимназиста прошлого века. Девушка на нас не обратила почти никакого внимания. И только вежливо поздоровалась, при этом не нас приветствуя, а делая это скорее для себя, чтоб быть воспитанным человеком. Больше всех разговорчив был мужчина.

— Привет, радость моя, — он поцеловал Машу в щечку, — ты не одна сегодня? Бой-френд?

— Помилуйте, какой бой-френд, — она показала кольцо на пальце, — Это мой друг, который тоже хочет научиться играть.

— Виктор.

— Очень приятно.

Итак, игра началась. Нам нужны были ветры и драконы, а доставались почему-то какие-то загогулины и цветочки, которые на выигрыш почти никак не влияли. Расклад простой — собрать фулхаус комбинаций и выиграть. Сложнее всего были расчеты — кто кому сколько должен после каждого круга. Платили все всем, кроме выигравшего. При этом каждый еще и отклюживал в счет клуба за каждый клуб.

— Это древняя игра, история которой свыше трех тысяч лет. Вот что немного задевает, это что в России в маджонг играют только в Питере, так что концентрация умеющих и играющих здесь, пожалуй, критическая. В то же время, на западе в маджонг играют давно. По сути, это комбинация между покером, домино и шахматами.

Кирпичная стена разбиралась и подходила к концу. Для победы по-прежнему нужно было много, в то же время драконы теперь водились. Драконы — это хорошо, — напутствовала Маша. Что ж, у меня их целый зверинец.

Виктор ораторствовал в свое удовольствие. Ему нравилось рассказывать о маджонге. Скорее нет. Сложно было сказать и то, что ему нравилось говорить. Его просто перло и было что-то еще. Рита слушала, и по ее лицу можно было понять, что некоторые вещи она слушала впервые, и это ее прикалывало. Андрей — так звали юношу — скорее сетовал на будущий проигрыш и горел азартом.

— Маджонг, — подытожил Виктор, поднимая очередную кость.

В этом круге, как ни странно, мы выиграли. Чуть-чуть, но приятно. Тем более, что не в минус. Оказывается, ненужные цветы и загогулины — очень даже хорошая штука, в то время как комбинация драконов также обеспечивает умножение.

— Дохлый такой маджонг, — раскритиковал себя Виктор, в то же время, став богаче на сто девяносто долларов. Журналист проигрался больше всех, и теперь ждал случая отыграться.

— Продолжаем. Вы знаете, что такое Гарфилд? Вообще — Гарфилд, это один из моих любимых мультиков. Не полнометражный, а сериал. И вот там они спрашивают — во что мы будем играть? В маджонг, шашки, карты… иными словами, не играть в маджонг нельзя, тем более не знать. Это как в дурака… китайская игра, классическая. В Панде отец панды выигрывает лапшичную в маджонг. Через один фильм с Джеки Чаном. Они сидят и играют в Маджонг. Я снова просящая рука.

Это означало, что каждый ход мог стать последним. Шансы выиграть минимальны.

— Маджонг, — Рита одну за другой опустила кости.

— Моя радость, — Виктор посмотрел с восхищением, — да мы теперь тебе все должны… я вообще ниже плинтуса. Вот Андрюша тоже собирал что-то.

И мы действительно встряли. Минус сто шестьдесят заменило прежнее плюс тридцать два. По ходу игры Олег разобрался в правилах. Уже третий круг он знал, что делает. Выигрыши сменялись проигрышами, и наоборот. Виктор рассказывал и время от времени пил. Рита общалась исключительно с Виктором. Маша скорее со мной, а молодой журналист проигрывал.

— Выходной блин, а пить нельзя — подстава, — посетовал Андрей.

— Ну так пей, — посоветовала доброжелательная Маша.

— А вот и буду, я по чуть-чуть, — Виктор налил ему золотистой жидкости.

— Ну, понеслась.

Атмосфера за столом была почти дружеская. Почти светская. Каждый занимался своим делом. При этом, проводя время и что-то приобретая или проигрывая. Оглядевшись по сторонам, Олег заметил, что соседние столы также живут своей жизнью. Интересно, кто здесь контролирует безопасность? Все-таки деньги немаленькие. В то же время округлые темные своды давали понять, что клуб не такой простой и беззащитный. Это здание, будучи само по себе загадкой, таило массу сюрпризов. Так хотелось думать. А почему бы и нет? Где еще в жизни есть место романтике?

Размышляя и рассматривая стены, Олег вдруг почувствовал — началось. Виски стало сдавливать и к лицу подкатил жар. Мир вокруг стал черно-белым, как на старой фотографии. Коричневые, рыжие и оранжевые цвета. Оранжевые. Кости на столе стали приобретать очертания и какую-то иную форму. Несколько ходов наугад. Просто потому что.

— Запомни, моя радость, теория вероятности работает тогда, когда количество вероятностей близко к бесконечности, или конечному числу. Что, по-твоему, означает вероятность в тридцать процентов? Причем есть комбинации с повторением и без, — Виктор говорил о чем-то, но его слова слышались как-то издалека, — Ты стреляешь с шансом тридцать из ста. Мажешь. Это значит, что следующий раз начнется все с начала. Жизнь живет настоящим. Вот если мы здесь играем, и кто-то выигрывает — это не значит, что он должен проиграть в следующий раз. Теория простая и правильная, другое дело — как мы ее воспринимаем.

Виктор положил кость с изображением птички «бамбуковка», как ее окрестила Маша. Стол. Кость заиграла отчаянно оранжево-золотым.

— Маджонг. Лимитированная комбинация, — произнес Олег, не слыша себя. Он даже не понял, как это сказал. Тем более, ничего не собирал. Просто так сложилось. Какой-то виноград, с какими-то драконами… что-то делали на крыше, или наоборот. В общем, это значило мгновенный выигрыш двух тысяч с каждого, что автоматически прекращало игру. Провал в памяти.

Улица охладила лицо и привела в чувство.

— Ну, ты даешь, ты знаешь, что эту последовательность в этом клубе никто еще не собирал. Завтра игра на гинеи, придешь? — Маша говорила возбужденно и радостно. Шесть тысяч за один вечер. Прикольно. Играл бы для себя — не получилось бы. Многовато для себя, Олег это понимал.

— Нет, не приду, проиграю.

— Да ладно, брось.

— Новичкам везет, а я уже не новичок.

— Ладно, тогда я тебе денег дам.

— Не стоит, мы же договаривались.

— Две тысячи. Столько готова была проиграть. В то же время у меня удвоенная сумма. Если мне не изменяет память, утроить предложил ты, значит — все правильно.

— Уговорила.

Теперь у Олега получился мешочек с двумя тысячами долларов монетами восьмидесятого года. Их так просто не поменяешь, но две штуки баксов — это и в Африке две штуки баксов.

— Кстати, хочешь в газете работать? — Олег вспомнил свой опыт с сельским хозяйством и прикольнулся.

— А что за газета?

— Одна из нормальных в городе. Жду завтра в центре.

— Где и когда?

— У филармонии. Можешь меня не провожать. — у обочины остановилась приземистая белая кобра. За тонировкой играла музыка.

— До завтра, везунчик, — Маша запрыгнула на заднее сиденье, махнув рукой на прощанье.

— Пока-пока.

Глава 9

Бармалей был не просто кот. Это — Бармалей с историей. Когда Олег еще учился в универе, на пятом, он был вылетающей птицей. Не то чтобы на него возлагали надежды, просто знали, что пятый он закончит. Дембелям больше позволено, и Олежка вскоре понял, что воздавать Дионису с преподавателями прикольно. По пьянке он и дал зарок после диплома обзавестись зверем. Хозяин кошачьей праматери взял с него слово, и слово повисло.

Вообще в этом городе люди, связанные друг с другом по разным основаниям, растили у себя одно и то же кошачье племя. А если так легче, то род. Бармалей был маленьким, пушистым и колючим. Он боялся всего и крепко впивался в теплую грудь, то и дело, проползая в коридоры и лабиринты кожаной куртки. Красный фанерный трамвай, конечная. Бледное освещение и холод. Только Олег этого не чувствовал, градусы, принятые за нового члена семьи давали знать. Согревали. Итак, от конечной до конечной. Вот она, долгая дорога домой.

Олег жил один, в обычной квартире. Узкий балкон, санузел и кухня. Да, кухня, одна из главных частей квартиры. Жилище было скромным, но по-своему замечательным. Газовая плита взращивала синие цветы, балкон выходил в тенистый двор. Простая мебель, магнитофон и старый проигрыватель грампластинок задержался здесь из прошлой эпохи. На стенах плакаты шестидесятых тире восьмидесятых. Все купить иголку надо, — думал Олег, глядя на склад рок-музыки. Жилище одинокого холостяка. Друзья ему по этому поводу завидовали.

— Такой траходром пропадает, — сетовал Славик. — Эх, одним дается, а они не ценят…

Вот только делать маленький бордель или комнату для тусовок из своего жилища Олег не хотел. Личное пространство должно быть. Место, где ты простой, такой какой есть. Можешь ковыряться в носу или ничего не делать. Отец Олега в свое время решил посвятить себя науке, и давным-давно отправился с исследовательской группой на север. Чем они занимались, никто толком и не знал. Раз в полгода приходили открытки и еще реже — деньги. Олег вырос, и теперь жил самостоятельно.

Бармалею тоже было можно все. Как хозяин, он спал где угодно. Огромный, темно-серо-полосатый, похожий на все свое родовитое племя, он напоминал человека, причем воспитанного и даже благородного. В то же время с примесью какой-то залихватской удали. Его хотели назвать Муром, но к чему повторять чью-то судьбу? Бармалеем его назвала Алиса. Просто так. По-нашински, по-бармалейски, — любила говорить она.

Конечно, к Олегу заходили в гости. Заваливались друзья и приятели. Просто есть момент осквернения жилища, который нельзя переступать. Вещи, которые ты можешь позволить в кабаке, но не у друзей. Бармалей тоже понимал это, и не водил в квартиру дворовых котов.

— Пошли жрать, господин барон, — Олег открыл банку кильки и облизнулся, — поделишься со старым другом? — сказал он, и обмакнул куском хлеба томатный соус. Кушать подано. Кот лениво потянулся, подошел, понюхал, обмакнул лапу.

— Ладно, давай, аристократ, — сказал Олег и затворил за собой дверь. Лестница, по привычке темный подъезд, на стенах стихи детским почерком. Когда-то он тоже писал. И свои и чужие. И было больно и тоскливо, и хотелось, чтоб поняли. Огромный мир, которому нужен ли пятнадцатилетний пацан, слушающий музыку и о чем-то мечтающий. На, читай. Он писал, а потом бывал в других местах, и видел, что там тоже писали. Не только «Сашка — козел» или «Вова плюс Таня». А чьи-то души тоже рвались. Рвало крышу, сносило с петель и накрывало. А потом и это прошло. Не смахнулось, а стало прошлым, частью себя.

Вот в этом дворе клип снимали, — почему-то вспомнил Олег. Его приятель самозабвенно занимался искусством, и вписывал эти стены в историю. А может, не только стены, и не только эти. А дворы никогда не взрослеют, просто меняются люди, играющие роли.

В своей задумчивости Олег брел по району, из проезжей машины рычали басы RnB. Он пел о том, что рэп — для черных, и в этом бедном квартале белому засранцу не место. Нет, здесь не Нью-Йорк, — подумал Олег, сворачивая к аллее. Алиса плакала, закрывая лицо руками. Искренне, навзрыд.

— Что случилось?

— Я не хотела, это все он.

— Кто он?

Девушка продолжала всхлипывать, но как только почувствовала, что рядом тот, кто может ее пожалеть, разревелась белугой.

— Славик, — сквозь слезы проговорила она. Он так злился, что я с тем мужиком познакомилась.

— С каким?

— Ну, с тем, богатым мэном, который всех еще угощал.

— Так ты тоже с ним тусуешься?

— Уже нет, Славик все испортил. Наговорил кучу гадостей про меня и еще… — она разрыдалась.

— Что еще?

— Он мою маму до инфаркта довел, сегодня в больницу отправили. — Алиса рассказала, что Слава пришел к ней домой и стал потрясать бумажкой, уверяя, что здесь жизнь и душа дочери. И что гореть ей теперь в аду. Мария Антоновна, женщина набожная и чувствительная, видать, не выдержала. Да, погано. Что же тебе, Славик, денег не хватало…

Славик как раз вышел из-за поворота и шел навстречу.

— Че ты с этой дурой трешь? Хочешь со мной бабло зарабатывать? — он был довольный и наглый. Сработало, как в детстве. Короткий по челюсти, и бывший приятель повалился в кусты. Так нельзя, без разбору, это нецивилизованно, — звучали сомнения. Но интуиция-с подчас красноречивее фактов. Бывает так, что восприятие действительности иногда заставляет нас поступать адекватно внутреннему ощущению.

— Ты еще пожалеешь, мудак, — Славик держался за разбитую губу, — Я тебе не сейчас отвечу, а потом. Тебе будет больнее. Прид-дурок, — процедил он, уходя и на прощание.

Глава 10

Маша пригласила меня на приключение, и я, не будь дураком, конечно же, согласился. Все теми же улочками мы пробирались в очередной спрятанный мирок. Я уже успел привыкнуть, что эта соблазнительно одетая девчонка с ангельской внешностью любит проводить экскурсии по задворкам нашего города, чтобы откопать очередное развлечение. Просто.

Как я понял, если знаешь, что ищешь, то обязательно найдешь. Маша знала, и уверенным шагом вела мимо канав и лачуг, утопающих в зарослях дикого винограда. Смеркалось. По моим предположениям, приключение могло стать веселым, но компания молодых людей, по-видимому, решала какую-то свою проблему, и мы, юркнув в утопленный дворик, оказались около постройки, скорее напоминавшей сарай, нежели дом.

— Они из Бурятии, так что кое-что тебе может показаться странным. Мы вошли. В комнате был разный народ, от неформалов, до явно интеллигентной публики, немного бледные и чем-то изможденные, похожие на людей эпохи декадентства.

— Очень продвинутая молодежь, — прокомментировала Маша. Она представила кое-кому из присутствующих и назвала их имена. Но как это бывает, когда тебя знакомят с многими, тебя лучше запоминают, чем ты. Поэтому, если вы путешествуете из компании в компанию, не удивляйтесь, почему вас больше помнят.

Среди собравшейся публики было несколько человек, которые явно отличались от остальных. Точно буряты, — подумал Олег. Двое молодых людей, женщина средних лет и старик, древний-древний. Его здесь очень уважали. За что — предстояло узнать. Комната была большой, посредине стояли подпорки и держали старую крышу. Две двери в другие помещения. Женщина время от времени, по обращению гостей, проводила их в левую дверь, после чего молодые люди возвращались, и были, очевидно, довольны.

— Что это такое? — спросил Олег.

— Современный шаманизм. Сейчас на всем зарабатывают, — пояснила Маша. — Курить траву и жрать колеса уже не модно. Это для лохов. Продвинутые ребята врываются с таких вещей.

Олегу не очень льстило становиться продвинутым, но интерес, или, если хотите — любопытство, взяли свое. После короткого объяснения выяснилось, что здесь собирались любители зверь-травы. Существовало три травы, причем в природе их было гораздо больше. Но толи от особой редкости, толи из-за слишком кошмарных последствий, употребляли здесь всего три. Вепрь-трава, заяц-трава, и еще трава какой-то ночной птицы, Олег так и не запомнил название.

— Главное, ментами эта тема вообще не хавается. По документам, здесь центр народной медицины, и если на то пошло, то эти чуваки днем действительно лечат. Радикулиты бабулькам снимают, там потенцию и прочую хрень, которая пользуется популярностью. Вечером же здесь другие игры, — она посмотрела загадочно.

— А к этой штуке точно не попадешь на крючок? — осведомился Олег.

— Ты знаешь, шоколад тоже наркотик. Я его люблю и ем. Если ты про ломку и привыкание, то за все надо платить, но здесь тема особенная.

— В смысле?

— Ты можешь стать собой, а можешь другим. Правда, ты не всегда поймешь, как это. Есть еще вариант. Когда все начнут раскуривать разное, комната и без собственного желания наполнится дымом. Галюны иногда ловят — мама не горюй!

Итак, что я здесь делаю? — спросил себя Олег, — По моему, жилось без этой хрени мне и так весело. Надо мне это? Вот в чем вопрос.

— Ты новенький? Попробуй. — парень с раскосыми глазами смотрел на него и доверительно улыбался. Как такому миляге отказать можно?

— Что это?

— Станешь вепрем.

— Зачем?

— Сила, ярость, — он подумал, — Мудрость. Все это дает вепрь-трава.

— А для зайца зачем?

— Заяц — это страх и хитрость.

— Тогда мне вон ту, чтоб птицей, — определился с выбором Олег.

— Ночной птицей, — улыбнулся раскосый. — Гулять ты будешь в сумерках. Смотри не останься, — по-доброму прокомментировал он.

Прикольно. Самокрутка из бумаги крафт, а в ней что-то типа пустырника. Хрень какая-то. Маша ушла в комнату вместе со странной женщиной, и не приходила уже минут двадцать. Молодые люди, пришедшие сюда, были как-то сами по себе, даже те, кто пришли компанией. Лица их в основном показывали два вида отношения — печать страданий и желание огня. Как будто в них вставили какие-то батарейки, которые если вовремя не подзаряжать — стремление жить останавливается.

— А что, прям здесь можно? — спросил Олег у деда, который раскуривал здоровенный кальян и время от времени слегонца мычал. Тот ничего не ответил, но поджег пакет. Теперь выбора курить или нет уже не оставалось. Сам напросился. В конце концов, один раз ничего не решает. Он затянулся. Потом еще. Гадость какая. Привкус действительно поганый.

Только сейчас он понял, что среди травы там еще и перья, которые давали характерный аромат. Еще вдох, и легкие попросились наружу. Желудок, пожалуй, тоже. Быстрее. На улицу. Но он не сдвинулся с места. Не получилось. Ноги и руки стали чужими и отказывались подчиняться. Горящий огарок вывалился из терпких пальцев и громко ударился о пол. Старик смотрел с какой-то злобой и терпением. Он рос. Вот уже он до потолка. Страшный и темный.

«Птица не я, а он» — подумал Олег, и увидел, как когти какой-то твари выцарапывают ему глаза. «Отдайте», — глупо пытался сказать он уже чужим языком. Глаза тоже стали чужими и вращались в разные стороны по своему желанию. «Кто я?» — подумал Олег, и посмотрел в себя. Глаза закатились, и он упал в поле красных цветов. Мягкое такое, огромное. Божья коровка размером со слона семенила к нему всеми шестнадцатью лапами. Почему так много? Жалко что ли… внезапные осенние листья упали на его одежду и оказались чьими-то руками. Руки-птицы подняли его все выше, и одна кричала громче всех — «Проснись, Олег!», но он и не думал.

Ему вдруг страшно захотелось прорасти здесь алым цветком и остаться. Он снова упал, и видел, что неба здесь нет, а солнце серое. Но усталость валила плечи, из которых росли корни. «Мы такие же, мы тоже остались, — шептали цветы, — Оставайся, нам одиноко без тебя. Нам всем одиноко…». И они жались под холодным ветром. Потому что у цветов нет одежды.

— Не хочу, — хотел произнести Олег, но ответил каким-то бульканьем. Цветы были яркими и слепили, но через какое-то время все стало серым. «Я земля», — подумал Олег, и не смог двинуться. Потрескавшаяся. Безжизненная. Как же хочется пить.

— Полейте меня, — сказал чей-то голос, и Олег рассмеялся. В самом деле, какие смешные глупые цветы. И я такой же, только новенький.

— Пить. Пожалуйста, пить, — просила земля, и ее, наконец, полили. Холодная вода обожгла лицо, и Олег очнулся. Дед окатил его из ведра, смывая с рубашки остатки вчерашнего ужина.

— Живой, — сказал он, и усмехнулся. Маша выглядела не лучше меня, и как будто немного постарела. Она в первый раз попробовала заяц-траву. Худой мальчик в очках поведал о том, что на прошлой неделе любитель быть вепрем загрыз сам себя. Мы шли молча и устало. Не хотелось говорить или делиться впечатлениями. Такое сложно рассказать и передать ощущения.

Маша все-таки решила объяснить. Оказывается, действие этих трав каждый раз имеет совсем непредсказуемый эффект. При этом, как правило, заяц-трава вводит в состояние страха и смертельного ужаса. Кто что боится, тот то и видит. Причем не всегда знаешь, что ты боишься. После, оказывается, узнаешь. Вепрь дает ощущение силы, и позволяет видеть духов леса и мертвых прадедов, а птица… про нее вообще мало что говорят. Только зовется она так, потому что те, кто ее часто жалуют, блуждают тенями, а их лопатки выпирают как у птиц. Вот-вот и крылья полезут.

— Много еще что говорят, только многого и не говорят, — подытожила Маша. — В общем, на тот свет здесь много кто уходит. Зря ты без меня попробовал.

Олег устало подумал о том, что бы она сделала. Возможно — отговорила.

— Есть в этой вещи один плюс. Если ты наркоман, ты быстро слезешь со всего, на чем сидел. Эта штука, как более сильный клин, полностью завладевает мышлением.

Три дня после Олег лежал дома трупом. На потолке росли алые лужайки, а у каждого человека непременно должны были вырасти крылья. Черные. Он не мог спать, но ощущал себя наполовину во сне. Еда не лезла, и только хотелось пить. Через два дня зашла Маша, и привела лекаря. Того самого старикана. Дед положил под нос какую-то вонючую дрянь, и замычал.

— Он сказал, что в тебе душа слабо держится, — сказала Маша, когда лекарь ушел.

— Что это значит?

— А то, что нельзя тебе больше.

— А ты часто туда ходишь? — спросил Олег.

— Случается. А что еще в жизни делать, если скучно? — она сделала паузу, — Ты не думай, что я от этого тащусь. Просто нужна разрядка. Чтобы жизнь радовала. Когда в нее возвращаешься всегда очень радуешься, что жива.

Олег проболел еще день и исцелился. Больше они не говорили на эту тему.

Глава 11

Как много у тебя остается времени, когда ты один. Пустота. Чистые окна. Невостребованное время, и хочешь сказать кому-то, что говорил по привычке, да уже нет смысла.

— Можно, я у тебя погреюсь, — спросила Смерть.

— Грейся, где хочешь…

— Не говори так, разве ты знаешь, чего я хочу? — дама в белом повернулась лицом к стене. — Согрей меня.

Черное каре отделяло бледное несчастное лицо. Почему она из времен НЭПа? Разве тогда умирали люди?

— Умирали.

— А в другое время? Вот вчера, хоронили деда Кондратия…

— Оставь деда, он не твоя забота. Лучше дай мне свой телефон.

Олег подчинился, и только потом почувствовал подвох. Смерть копалась в телефонной книге.

— Ты мне не нужен, а вот друзей твоих позвать придется.

— Нет, не надо, пожалуйста. — тело Олега стало уменьшаться, и вот уже руки стали совсем детскими, — пожалуйста, тетенька, не надо… — ноги становились все более вязкими, и уже совсем вросли в пол. Я деревце и расту к солнцу, вот только холодно. Очень холодно. А суки забыли закрыть форточку. Я сейчас нарочно придумаю другие номера телефонов, и все будет хорошо, только бы не проснуться…

— Ни хера себе, сончик. Поздравляю, коллега, вы сходите с ума, — сказал он зеркалу. На часах четыре четыре четыре. Что там с числами? По сумме двенадцать, а вообще три. Ничего не дает.

На улице орали кошки. Самозабвенно, дико, немного жалобно. Кричат коты по двум причинам — любовь и война. Сейчас победила вражда, и разбросала некогда слившийся воедино клубок на два противоположных фланга. Тот, кто побежит, струсит, станет лошарой, и его будут бить все те, кто об этом знает.

Бить слабого клево, он терпит и злится, пока не сломается или не поломает своего преследователя. В таких случаях одному платят за все беды. Никотин пробрался в легкие. Заграничная пачка грозила раком и импотенцией. Что же из этого разнообразия выбрать? Пожалуй, чашечку кофе.

В дверь позвонили. Рита. Мокрый белый плащ, черные волосы, тушь, помада. На лице отпечаток ужаса и чего-то страшного. Очень.

— Не прогоняй меня, пожалуйста. — она упала перед ним на колени и вцепилась в штанину. На запястье алела яркая полоска, красящая киноварью этот белый и чистый. Олег растерялся, но инстинкт сработал. Дверь закрылась, разделяя внутренний и внешний мир. Теперь ты в моих владениях, девочка. Князь Олег с единственным стражником, лениво дрыхнущим на спинке дивана, принимает в свои владения.

— Ты откуда?

— Мне не к кому пойти. — девушка плакала и не отвечала на вопросы. «Вот только телефон ей давать не нужно», — подумал Олег. Он перенес Риту на диван и присел рядом. Да, на верного пса я явно не гожусь. На доктора немного больше. Он обработал рану и заботливо перебинтовал.

— Теперь у тебя две таких вырастет, и даже лучше.

Херня какая-то получается. Девочка не очень-то меня жаловала. Я не мечта ее любовных снов, и друзьями мы тоже не были. Видимо, ей действительно было некуда идти. Откуда она знает мой адрес? Стоп, а это уже интересно.

— Они найдут, обязательно найдут. А я не хочу, не хочу… ты понимаешь, их больше нет. — снова слезы, истерика. «Кто они?»

— Не хочешь как кто?

— Как другие. Это страшно. У тебя не убивали друзей, откуда ты можешь знать, — она посмотрела как-то обиженно и зло.

— Кого убили?

— Виктора, и не только. Они сжигают мосты. Мне нужно позвонить отцу, он все решит. «Только не телефон», — с некоторых пор, Олег стал верить снам и предчувствиям. Один звонок, и смерть. Уж лучше рандеву с незнакомкой. А утром — завтрак в постель. Девочка должна успокоиться, а завтра поговорим.

— Я посплю на кухне, а ты расслабься. Утро вечера мудренее.

Сейчас Рита была другой. Ее холодная красота от глянцевой стала какой-то надломленной, вернее, все то, что девчонки используют в качестве защиты — косметика, прическа, подчеркнутость стиля и отработанное выражение лица, все это ушло куда-то на второй план. Она была слабой, а это дает мужчине быть сильным. Или ощущать себя таким. Так быть, или ощущать? Если верить отечественным психологам, ощущать значит — быть. Стало быть, я теперь, по крайней мере, Ричард Свирепое Львиное Сердце, пришедший из Шервудских лесов, чтоб хранить твой сон, незнакомка.

Коты продолжали орать, но песня их смешалась еще с чем-то. Мерзкий звук незаводящегося автомобильного желудка. Пять утра. Девушка уснула, свернувшись котенком. Точно. Бармалей, сегодня тебе повезет больше чем мне. Олег положил степенного кота рядом с Ритой. Они оба почувствовали тепло и прижались друг к дружке. Девушка, как будто ища защиты, а Бармалей — с удовольствием только что признанного гения.

— Вот так, дружище, я жилетка и ночной часовой, а ты согреваешь ложе принцессы.

Олег пошел на кухню, но спать не спалось. Рита не похожа на сумасшедшую или истеричку. Разыгрывает меня? Тоже вряд ли. Значит, что-то случилось. Институт научного атеизма. В голове не укладывается. Одна ты меня понимаешь. Синий цветок форсунки обиженно пожелтел. И ты тоже.

Итак, нас трое, и нужно прийти к решению. Внутренний голос подсказал, что делать. Прощай, благородство. Я не вор, а сыщик, — приходило оправдание. Обыск женской сумочки — дело непростое. Сюда обычно прячут бронепоезд, недельный запас парфюма, кучу фигни и еще очень нужные вещи. Записная книжка. То, что нужно. Теперь положить, как было. Это для меня беспорядок, а кое для кого — может быть, система. Знак V и телефон. То, что нужно. Олег действовал наугад. Виктора убили. Откуда я знаю, что это так? Не доверяй никому — принцип разведчика.

Утро встретило изморозью и ознобом. Троллейбусы грелись и горели огнями. Там внизу светло, но холодно. Скоро проснется жизнь. Олег шел туда, где люди хотели спать. Клубняк играл что-то отличное от изображения на плазме. Куколка с бронзовой кожей в одном бикини что-то томно пела беззвучным голосом. На нее тупо пялился полупьяный кавказец. Его товарищ уже спал, но количество съеденного и выпитого не позволяло персоналу выгнать единственных оставшихся посетителей.

Официантка встретила меня взглядом, в котором читалась мольба. «А тебе чего здесь нужно, тоже пожрать и выпить?». Да, на каблуках набегалась. Ночь заканчивается, спадают декорации. Скоро она придет домой, а когда проснется, помолодеет лет на семь. Незавидная работа.

— Извините, от вас можно позвонить? Вы понимаете, человеку очень плохо…

— Не за что извиняться, звони. — девушка показала на белый аппарат. — Через двойку.

Гудок, еще один, долгий, протяжно. Отличная идея — звонить покойнику. Пойди на кладбище, постучи, придурок. Сейчас поднимет трубку заплаканная мать или супруга, и ты будешь чувствовать себя дерьмом.

— Слушаю, — сонный голос ответил. Наверное, спал он мертвецки, но все-таки пробудился.

— Виктор?

— Да, а кто его спрашивает?

Секундная пауза.

— За сколько вы свою «девятку» продаете?

— Какую еще «девятку», вы что, издеваетесь? Пять утра.

— Девяносто пятого года… я по объявлению.

— Вы ошиблись, — короткие гудки. Вот так, приехали, ошибся, но в чем? Оставалось понять.

— Ты слишком много думаешь, — сказал он сам себе. Или мало. Девчонка наврала. Или ей. Или это был вообще не Виктор. Голос сонный, сквозь грохот кафе, по телефону. Голос может быть, чей угодно. А усы и подделать можно. Вопрос — что дальше? А ничего. Бегом домой и творить завтрак. Наутро Белоснежка проснется, а семи гномов ростом Олежка напоит, накормит, а потом и спрашивать будет.

Глава 12

Она спала красиво. По-детски беззаботно, и немного сопела. У дивана валялись каблучки, а на руке, обнимающей кошачью голову, блестели серебряные змейки. Чтоб разбудить спящую красавицу, нужно ее поцеловать, вот только по морде получить недолго. Тогда — как в рекламе, аромат горячего кофе будит и тонизирует одним только запахом.

Итак, завтрак ленивого повара. Омлет со специями и молоком, два горячих бутерброда. Романтика и… гулять, так гулять. Кофе будет натуральным. Остается надеяться, что девочка тайно и страстно влюбилась, и, не зная, как подкатить к такому красавцу, как я, придумала этот бред. Вот только ручки калечить зачем? Я не садист, и не медсестра.

Толи шум на кухне, толи запахи готовящихся продуктов, а может быть — что-то еще, подействовали.

— Привет. Я надеялась, что мне все это приснилось. Извини за вчерашнее. — судя по всему, она вряд ли раскаивалась. У нее болела голова, и был вид, как будто всю ночь мешки разгружала.

— Тогда представь, что я тоже часть сна, только хорошая. Готовься, я буду принимать тебя, как радушная хозяюшка.

— Лучше скажи, где у тебя ванная, и как ею пользоваться, хозяюшка. — последнее слово прозвучало слегка по-доброму, в отличии от начала фразы, — Подумать только, я спала, не смыв с себя лицо.

Прикольно, ее друга убили, и банда мстителей рыщет по пятам, а спящая царевна волнуется о потекших ресничках. Хотя друг очень даже живой, просто немного сонный. По голосу. Виктор жив, тем лучше. Плохо, когда люди умирают, тем более — не своей смертью.

Звонок. Протяжно. Противно. Макс. Олег вспомнил, что Максим обещал забежать и помочь с компьютером. Длинная худая физиономия, в очках, но почему-то всегда нравился девушкам.

— Меня не должны видеть, — Рита заявила это, как ультиматум. — Нельзя.

— Тогда лезь в шкаф, — Олег вручил ей плащ и сумочку и затолкал в жилище помятой одежды.

— Но… — на лице девушки отпечаталось возмущение. Раз уж мы играем в шпионов, то играем до конца.

— Возможно, это пришла моя любовница, и если она узнает о посторонней женщине, то умрет от ревности, до этого спалив меня на костре.

Сидеть в шкафу — наверное, не самое прикольное занятие. Но не в ванную же. Прикольно, приятель захочет отлить, а я ему — не вариант. У меня там живет домовой, которого я боюсь показывать. На балкон — покурить, на кухню тоже не фонтан. В шкафу думается хорошо.

— Представляешь, я книжку такую прочитал — бомба. Мозги здорово вправляет. — Макс стоял не с пустыми руками, с утра и пиво. Нет. Нужно оставаться в трезвом уме. Конечно, можно приколоться — Олег злобно ухмыльнулся. Девочка прячется в гардеробе, пока пацаны решили нажраться.

— Привет, Голова. Головой Макса звали не потому, что он умный, хотя и этого не отнять. Просто в детстве он засунул голову в кастрюлю, которую пришлось распилить.

— Охо, да ты не один, — взгляд Максима упал на смятую постель и две аккуратные туфельки. Разведчик хренов.

— Просто я люблю мять диваны и коллекционировать обувь.

— Да ладно, познакомишь? Мне просто интересно.

— Познакомлю, только сейчас девушка не в форме, и побежала босиком за водкой. Что за книга-то? — Олег попытался сменить тему, и получилось.

— Можно я буду звать тебя Гнусиком?

— Пошел ты, тебя точно вставило.

— Не, ты не сечешь просто. Представь себе, что существует целый легион демонов, бесов и прочей нечисти. Со своим министерством и другой номенклатурой. Так вот, битва за бессмертную душу — это не просто так. Это сражение за вечность. Бесы хотят погубить Бога в человеке, а для этого пытаются примешать в его мысли немного неправильных. Маленькая порочность, и все. Человек идет к гибели по собственной воле.

— Ого, ты начитался, а Гнусик — это кто?

— Так, лошара один. Бесенок-недоучка, пытающийся завладеть человеческой душой. Ты прикинь, чем круче человеку живется, тем больше соблазнов. Только подумай, что одна мысль у нас от Бога, другая — от Нечистого, и есть еще своя. Какая, по-твоему, главная?

— Мне — своя, откуда я знаю, какая от Бога, а какая нет.

— Вот правильно, а откуда ты знаешь, что твоя — правильная, или твоя — это твоя?

Олег задумался. Действительно, манипуляции сознанием могут привести к чему угодно. Ты будешь думать, что все решил, а тебе в мозг вбивают информацию.

— Еще одна тема там есть. Представь, что каждый твой шаг — это не просто шаг, а сражение. О каждом твоем действии одни сожалеют, а другие радуются. А представь, что радуются те, кто хотят твое мясо рвать и на костре жарить…

— Неужто ты и, правда начитался и решил уйти от мирской суеты в религию?

— Нет, просто книжка прикольная. Тем более знаешь, религия тоже бывает разная. Какая из них мне подходит, я пока не разобрался.

В конечном итоге мы пришли к соглашению — есть высшая справедливость, и за нее надо выпить.

— Ну, показывай свою машину, — Макс сегодня был в кураже. Вот это в нем и нравилось девушкам — он был приколом и тащился, причем совершенно искренне и не зарываясь. Он любил компьютеры, и разговаривал с ними, как с женщинами, уговаривая их подчиниться. Он налаживал программное подругам, а те отвечали взаимностью вместо своих машин. Олег ответил остывающим бутербродом.

— Эх, да тут, я вижу, «Троян» прописался. Тебе антивирусник не говорил, кто хозяйничает на твоем компе?

— Говорил, я вроде бы удалял.

— От «Трояна» так просто не избавишься. А еще «Трояны» бывают разные. Греки об этом знали, потому коня и придумали. Антивирусник у тебя гавно. Он говорит, что все в порядке, потому что сам порочен. Понимаешь, о чем я? Я решил Библию заново перечитать, занятная вещица. Лет май пипл гоу.

— Так че с компьютером-то, товарищ фарисей?

— Удалять все нахер, и переписывать самое нужное на болванку. После этих радикальных действий, твоя девочка — снова чистая доска. Пиши — не хочу.

— Знаешь, мне придется долго повозиться, ища то, что мне нужно.

— Не вопрос, отделяй козлищ от плевел, а потом звони. Пока же я избавлю тебя от самых злобных червяков, и оставлю парочку «Троянов».

— А зачем оставишь, если ты их видишь?

— Понимаешь, какое дело — твоя система уже содержит ошибку. Компьютер не может отличить правильные файлы от враждебных. Он показывает в качестве вирусов корневые системные папки. Ты сам нажмешь кнопку «ок», чтобы отправить к чертям собачьим всю систему. Так что, дружи со своим «Трояном». Мы налили еще.

— А знаешь, Макс, бухать — это тоже грех. Ты мутишь свое сознание и становишься подвержен дремлющему злу. — мне захотелось пригрузить этого умника.

— Ни фига, для меня бухло — это топливо. Немного, так, чтоб можно было читать книгу. А вот нажираться до потери памяти — в этом я с тобой согласен. Если в этот момент ты — не ты, то кто-то управляет тобой. В детстве помню, сосед зарубил жену топором, а мать ее в чулане спряталась. Так он дверь почти изрубил, а потом в себя пришел. Слезами обливался, а жили душа в душу… расстреляли, кажется. Вот тебе и Гнусик.

Прощаясь с товарищем, Олег подумал, что что-то есть в этих вопросах сознания и осознания. Говорил Макс об одном и том же, даже когда перешел на компы. Мозг, получается, система, которая может обманывать саму себя. Или кто-то. Взять даже гипноз…

— Ладно, как перекатаешь нужное, звони. В следующий раз ты проставляешься, иначе моя батарейка сядет, — Макс изобразил робота с дохнущим аккумулятором.

— Давай.

Теперь — освободить пленницу. Пришло время поболтать, и разговор будет долгим.

— Выходи.

Рита вылезла, как гостья из параллельного мира.

— Пока вы пьянствовали, у меня все ноги затекли, — Олег покосился на ее ножки и отметил, что они очень даже ничего.

— Нужно было для конспирации. Теперь враги точно не догадаются о твоем приключении.

— Хм, конспиратор, — Рита посмотрела в сторону туфелек.

— Что ж, рассказывай, радость, во что ты вляпалась.

Глава 13

Рассказывать Рита ничего не собиралась. Немудрено. У меня тоже есть кое-что в кармане. Номер Виктора. И что? Может, открыть ей карты? Признаться в маленькой подлости и рассказать про утренний звонок? Вряд ли.

— Откуда ты знаешь, что Виктора больше нет?

— Понимаешь, я любила его. Когда человек меняется, это видно тем, кто его любит.

— Так значит, его никто не убивал?

— Нет, жив и здоров. Только это не Виктор.

Итак, новый расклад. Любовная история, несчастная поклонница, ревность, отказ, истерика. А я принимаю и утешаю бедняжку.

— А руки — тоже жертвы печальной любви?

— Это что, допрос что ли? Поранилась. Мне было плохо, а теперь извини. Мне пора. Если не хочешь навредить ни мне, ни себе, не рассказывай о вчерашнем никому. Представь, что все приснилось. Вот и умничка. — к Рите вновь вернулись четкость и холодность. Как обычно. Спасибо за незабываемую ночь.

— Не суйся в это дело, ты и так вляпался, потому что открыл мне. Но дальше нельзя, — она рассмеялась, чмокнула в щечку и упорхнула.

Вот так, будем считать, что ты девочка-оборотень. Предпочитаю общаться с тобой ночью. Олег был типичным сказочным персонажем — дураком. Не от глупости, а по древнему значению, когда дурак значит — прямой, суровый. Или — в более поздних сказках — способный вляпаться, и как-то изменить историю. Ну что, терять голову, так терять. В редакцию. Оксана. То, что нужно.

— Сан Саныч, доброе утро. — поклон начальству, и вперед. Пятый курс на журфаке. Эта худенькая барышня мечтала стать классным журналистом, и у нее на это были все шансы. Она обладала хорошим стилем, отличными внешними данными и целеустремленностью. Ей было сложно отказывать.

— Привет, у меня дело на миллион. — Олег расположился на кресле с видом вещающего оракула. — Есть тема, которую если раскрутить, можно очень здорово подняться. Я хочу быть твоим фотографом, а ты будешь моей верной боевой подругой. Сюжет уже у меня в голове.

— Рассказывай. — что всегда любил в этой девочке, так это деловой подход.

— Есть такая организация, Институт Научного Атеизма, слышала?

Оксана кивнула, хотя по лицу было ясно — не слышала.

— Занимается всякой фигней. Наследие КГБ и арийских лабораторий. На деле — это очень мощный институт психо-технологий. Так вот, эти ребята задумали эксперимент, выходящий за рамки всех лабораторий. Подопытными будут люди. Причем им наплевать на все моральные и этические ценности. Материал будет — бомба. Можно его направить в другое издание, гораздо круче, чем наше. И прямая лестница в небо.

Конец ознакомительного фрагмента.