Спасти Рюрика

Владимир Положенцев

Где спрятана библиотека Ивана Грозного, кем был родоначальник царской династии Рюрик? Кто такие руси? Кто готовил покушение в Турции на барона Врангеля, которого эмигранты называли новым Рюриком, и как удалось его спасти? Обо всем этом вы узнаете вместе с членами клуба любителей астрономии «Желтый карлик», отправившись в путешествие в несколько эпох.

Часть II

Временной континуум

— Если существуют черные дыры, то из этого логически вытекает, что во вселенной должны быть и кротовые норы, — лихорадочно и восторженно рисовал что-то воронкообразное на доске профессор Черепахин. От Арнольда Ивановича исходили энергия и свет сверхновой звезды. — А кротовые норы, это нечто вроде туннелей, соединяющих удаленные области в пространстве. Да, да, машина времени, которой рано или поздно научится пользоваться человечество. Будем ездить как на автомобиле из прошлого в будущее и обратно. Вот так.

Академик нервно положил кусок мела на край доски, который упал, раскололся, обдав его стоптанные ботинки белой пылью. Отерев мысок правого башмака о штанину, Черепахин победно взглянул сначала на оператора, потом на корреспондента.

— Ну, как вам интервью, вызовет резонанс?

— Обязательно, — кивнул журналист Юра Липатов. Перед интервью он часа два читал в Интернете про черные дыры, сингулярность, теорию струн, ничего не понял, но теперь все же решил блеснуть эрудицией. — Однако, из уравнения Эйнштейна следует, что кротовая нора закроется раньше, нежели путешественник успеет через нее пройти.

— Да, — охотно согласился Арнольд Иванович, — если ее не будет удерживать материя с отрицательной плотностью энергии. А ее существование уже доказано и теоретически и экспериментально. Но об этом мы побеседуем в следующий раз. Хорошо?

Свет сверхновой погас, академик неловко подхватил кипу бумаг со стола и, теряя по дороге листы, вылетел из собственного кабинета. Обычно журналистов никогда и никто не оставляет в кабинетах одних. Астрономы — люди не от мира сего, что с них взять? — ухмыльнулся Юра.

Липатов обвел уставшим от лекции взглядом глобусы, телескопы, карты Луны и Марса. Он давно занимался научно-популярной темой и считал путешествия во времени фантастикой, детскими вымыслами. Нет, приблизившись к скорости света, теоретически можно попасть в будущее, но прошлое от нас закрыто однозначно. Поэтому ему было удивительно слышать от уважаемого ученого, да еще ректора института такие речи. Если бы о перемещении во времени рассказал, скажем, уфолог Вадим Чернобров, другое дело. Без вопросов. Но академик Черепахин! И не боится, что коллеги засмеют.

Встречу с профессором-космологом Юра вспомнил теперь не случайно. Утром в редакцию позвонил какой-то ненормальный и сообщил, что сконструировал машину времени. Подобные изобретатели, а также создатели препаратов от рака часто надоедали в 90 годы. Задача была их понятна: попасть в телевизор, пропиариться и по легкому содрать денег с доверчивых граждан. В последнее время они не проявлялись, видно, поняли, что дураков больше нет.

А тут на тебе. Липатов хотел сразу повесить трубку, но делать утром в редакции было совершенно нечего, и он, чтобы развеять скуку, решил немного поболтать.

— И как называется ваш агрегат? — развалившись в кресле и закуривая сигарету, спросил Юра.

— Об установке речи пока не идет, — спокойно ответил изобретатель. — Это небольшая техническая система, генерирующая так называемый электромагнитный пузырь, в котором пространство-время меняют свою кривизну и пересекаются. Согласно общепринятым представлениям, Вселенная имеет три пространственных измерения и одно временное…

— Допустим, что дальше, — перебил Юра.

— В 1943 году на одной из своих военных баз американцы поместили в подобный пузырь эсминец. И он пропал, а появился за сотни миль. Члены экипажа говорили, что они побывали в другом времени, но их сочли сумасшедшими.

— Не удивительно. У вас дома тоже стоит эсминец?

Липатов специально пошел на обострение разговора. Ненормальные обычно начинают бурно реагировать: кричать, даже угрожать и тем самым выдают себя с головой. Но спокойствию этого чудака можно было позавидовать.

— Я помещал в пузырь таракана.

— Да, у каждого в голове свои тараканы, — вставил банальную фразу Липатов и сам же от нее поморщился — перебор.

И здесь мимо. Звонивший гражданин продолжал гнуть свое.

— Насекомое исчезло из контура через пять минут после включения системы, а появилось только через полчаса. Хотя, может, и раньше. Я обыскал всю квартиру и обнаружил таракана на кухне, в мойке.

Юра расхохотался так, что за окном заходила ходуном Останкинская башня. Такого положительного эмоционального заряда он не ожидал получить с утра пораньше. Хорошо, однако, что на летучку приехал раньше времени. Хоть посмеяться от души.

— В мойке, а в холодильнике не пробовали искать?

— Вы, вероятно, не поняли. Насекомое находилось в герметичном контейнере. А других тараканов в моей квартире не было. Да и вообще, они исчезли из крупных городов. Влияние компьютеров и мобильной связи. Разве не читали?

Об этом Липатов, конечно, читал, поэтому несколько снизил иронию.

— Предположим, таракан каким-то чудом попал на кухню. Но вы-то говорите о перемещении во времени. С чего вы решили, что он находился полчаса в прошлом или будущем?

— Таракан вырос на четыре миллиметра. Если бы он попал в будущее, время для него двигалось бы медленнее, чем для нас. Мы бы состарились, а он бы остался прежним. Да, насекомое было помечено зеленой краской, ошибки быть не может.

Вспомнив, что должен через час озвучивать текст, который еще нужно вычитать, Липатов решил закончить бессмысленный разговор. И все же поинтересовался:

— Так что представляет собой ваша система?

— Под действием плазмы в мощном гравитационном поле меняется пространственно-временной континуум. Подробности по телефону ни к чему. Приезжайте, увидите.

Послышался писк открывающейся входной двери. В комнату ввалился звукорежиссер Слава Булатов.

— Ты все еще здесь, а я тебя давно у микрофона жду!

— Договорились же через час, — не отрывая трубку от уха, проворчал Юра. — Иду сейчас. — Отключил, было, телефон, не попрощавшись с изобретателем, но вовремя опомнился — со зрителями, кто бы они ни были, нужно обходиться вежливо. — Дорогой изобретатель, когда сделаете настоящую установку, чтобы можно было не только тараканов, но и людей перемещать во времени, тогда звоните. Обязательно приедем, а сейчас, извините, дела. Спасибо, что смотрите нашу программу.

— Для такой установки нужен мощный источник энергии и иная компьютерная программа, — ответила напоследок трубка. Но Липатов уже не расслышал последнюю фразу. Собрал, разбросанные по двум столам тексты, отравился на озвучку.

Вспомнил об изобретателе только вечером, поинтересовался у коллег, не звонил ли снова некий чудак, что создал машину времени? Нет, никто с этими глупостями, слава богу, не приставал. Значит, не законченный дурак, решил Юра. Ненормальные граждане обычно названивают целый день, пока не достанут всю редакцию.

Изобретатель объявился через девять месяцев. Сказал, что удалось собрать плазменный генератор электрического тока необходимой мощности, разработать программу, способную контролировать физические процессы на уровне нейтронов и протонов, словом, рабочая установка готова. На этот раз представился — инженер Олег Евгеньевич Вяземский. Оставил номер телефона. Юра машинально записал его на газете и забыл. У передачи и так хороший рейтинг, нет необходимости снимать жареные сюжеты. Пусть этим РЭН ТВ занимается. Но через час в офис влетел взъерошенный продюсер Петя Бестужев. Сказал, что репортаж о нанотехнологиях канал снял с эфира, заподозрил скрытую рекламу, нужно ставить в программу другой материал.

Легко сказать другой. Все готовые сюжеты заперты в сейфе у режиссера. Он улетел с любовницей в Венецию, а две пары ключей увез случайно с собой. Будет только через три дня.

— Придумай что-нибудь, — смотрел на Юру продюсер собачьими глазами, — тряхни стариной, сними сюжет.

Юру недавно назначили шеф-редактором, и снимать сюжеты в его обязанности уже не входило. Но другие журналисты, как назло, уже разбежались по домам.

— Что я тебе сейчас сниму? — огрызнулся Липатов. — Лето, институты опустели, все загорают, и кто монтировать будет?

— Возьмем режиссера у соседей на прокат. Кто-нибудь из операторов еще здесь? Бери любого, снимай, что душе твоей угодно.

— Моей душе угодно выпить красного вина и лечь на даче спать в яблоневом саду.

— Потом, потом. В ресторан свожу.

Липатов, сплюнул, нужно было сваливать с работы раньше.

Открыл записную книжку. Ну и кому прикажете звонить? Институт молекулярной генетики, Центр управления полетами…. На столе заметил газету с фамилией и телефоном изобретателя. Покусал губы, почесал подбородок. Стукнул кулаком в стенку.

— Эй, продюсер, есть тут один гражданин, он машину времени изобрел.

— Езжай к кому хочешь, хоть к Ньютону.

— Вместе поедем, шоферов уже отпустили, сам за руль сядешь.

— Не впервой.

— Предупреждаю, скорее всего, изобретатель псих.

— Эка для тебя невидаль!

Да уж, с кем только не приходилось сталкиваться за время работы в научной передаче, а материалы, и вполне приличные, в эфир выходили. Набрал номер, откашлялся.

— Господин Вяземский?

Инженер сразу узнал Липатова, согласился принять съемочную группу хоть ночью. Жил он, как оказалось, в Подмосковье, километрах в сорока от столицы, в поселке Востряково.

Оператор Миша Сотников, которого поймали уже в дверях офисного центра, хмуро загрузил в машину продюсера «железо», с обиженным видом расположился сзади. Петя завернул на заправку, залил полный бак бензина и через полупустое третье кольцо быстро вырулил на Симферопольское шоссе. Когда выехали за город, Липатов еще раз предупредил:

— Возможен клинический случай.

— Все они, изобретатели, не от мира сего, — только и ответил продюсер.

В поселке Востряково первая же бабка указала на дом изобретателя. Когда в один голос сказав «спасибо», двинулись дальше, она многозначительно покрутила указательным пальцем у виска. Кому это в первую очередь предназначалось, изобретателю ли или телевизионщикам, осталось для Юры загадкой, который наблюдал ее реакцию в боковое зеркало. Дом за неплотным, но высоким забором оказался двухэтажным, каменным, крытым зеленым андулином.

К калитке тут же подбежала удивительно красивая, рослая, светло-коричневая собака с белым пятном на груди. Оглядела всех пронзительно умными, приветливыми глазами, тявкнула, завиляла хвостом. Что за порода Юра определить не смог. Кажется, некая помесь немецкой овчарки и лабрадора. А может и среднего пуделя. Но от овчарки что-то было определенно.

Собака по-хозяйски вежливо проводила гостей через вишневый сад до высокого крыльца, легла. Вскоре на нем появился хозяин. Это был среднего роста, одетый во все светлое, кроме изумрудного шейного платка, пожилой мужчина. Черные волосы и темный загар лица, резко контрастировали с небольшой пепельной бородкой. Инженер походил на практикующего индивидуальным порядком косметолога. И никакой хитрости и безумных искр в глазах, свойственных многим изобретателям.

Не обременяя гостей рукопожатием, пригласил в дом, указал на овальный стол, за которым все четверо и расположились. Рядом легла собака, не сводящая преданного взгляда с хозяина. Повисла тишина. Юра решительно не знал с чего начать разговор. С кем только не приходилось общаться — и с президентами и с министрами, а тут растерялся. Ну не вязался образ этого интеллигентного человека с машиной времени, в существование которой нормальному человеку поверить просто невозможно. В комнату заглянуло вечернее солнце. Глаза инженера сделались такого же цвета, как и шейный платок, изумрудными. Они были глубокими и несколько усталыми.

— Ирна, — наконец, сказал Вяземский, — принеси, пожалуйста, мою трубку.

Собака послушно поднялась, выбежала в соседнюю комнату и вскоре вернулась с небольшой коробкой в зубах, на которой был нарисован лист табака.

— Спасибо, — принял хозяин коробку, вынул из нее широкую курительную трубку с золотым колечком посередине. Закурил. — Так с чего начнем? — спросил он гостей. Может, сначала осмотрим установку, а я дам пояснительные комментарии? — И не дожидаясь ответа, встал, протянул руку в сторону закрытой двери. — Прошу.

Дверь вела в просторный подвал, залитый ярким светом люминесцентных ламп. В дальнем правом углу Липатов увидел длинную установку, похожую на магнитно-резонансный томограф. И никаких разбросанных отверток, приборов, никаких проводов или чего-то лишнего, что обычно валяется в мастерских изобретателей. У стены стояли две металлические фляги с надписями «N2, жидкий азот».

Инженер подошел к своему детищу, соединенному, как заметил Юра, с компьютером множеством проводов, провел ладонью по глянцевой крышке.

— Вы правы, — уловил он мысли Липатова, — машина сделана на основе обычного томографа. Зимой сгорела районная больница, я выкупил уцелевшие части МРТ, восстановил и использовал для установки. Начинка, разумеется, иная.

Миша Сотников недоверчиво покосился на инженера, по-простому спросил:

— Во сколько же это чудо техники вам обошлось?

— Я человек небогатый, — развел руками Вяземский. — Более того, инвалид второй группы. Приобрел и модернизировал на свои сбережения. Объясню принцип работы.

— Да, пожалуйста, — охотно согласился Липатов.

Собака подошла к хозяину, гавкнула.

— Я все помню, Ирна, не подсказывай, — погладил он ее по голове.

Коллеги переглянулись. Липатов подмигнул Пете, мол, начинается цирковое представление. Но он ошибся. Ирна спокойно легла у двери, а инженер приглушил в подвале свет, включил большой настенный монитор, на котором появилось изображение спиральной галактики. Взял лазерную указку.

— Я видел в вашей передаче профессора Черепахина. Он рассказывал о черных дырах во Вселенной и что они, вероятно, являются кротовыми норами, через которые можно путешествовать во времени.

Юра многозначительно кивнул, вспомнив беседу с космологом Черепахиным, но перебивать инженера не стал. А тот продолжал:

— Микромир — идентичен макромиру. В пространстве все взаимосвязано. Черные дыры образуются везде. Только в микромире они живут миллиардные доли секунды. Через них тоже можно проникать в прошлое или будущее.

На этот раз Липатов не удержался:

— Как же в них попасть, мы большие, они маленькие?

— Достаточно одного протона и одного нейтрона вещества. Вообще, хочу заметить, что органическая жизнь в нашем мире была бы невозможной, если бы разница между массами нейтрона и протона всего на один процент превышала ту, которая реально существует. Но, исходя из концепции множественных миров, нейтроны и протоны, в принципе, могут иметь иные массы в параллельных вселенных, где абсолютно иные законы физики. Разнообразие же непохожих или повторяющихся параллельных миров практически бесконечно. Если нельзя вернуться в прошлое в нашем мире, то можно попасть в него в параллельной, абсолютно идентичной нашей, Вселенной. Я считаю, что лилипутские кротовые норы как раз соединяют не разные части нашей Вселенной, а именно параллельные миры. Пробравшись через эти норы, частицы никогда не проскочат мимо копии своей Вселенной, она по любому их притянет, так как изначально примет за своих. При путешествии во времени главная задача запрограммировать частицы на то или иное расстояние, чтобы попасть в то время, в какое требуется. Понятно излагаю?

Ответом была тишина. Оператор не стал дожидаться команды, включил камеру. Вяземский не обратил на нее никакого внимания, словно каждый день давал интервью. Это было редкостью, чтобы человек совершенно не менялся после начала съемки. Продюсер Петя, стараясь не мешать разговору, в котором решительно ничего не понимал, нажал кнопку на радиомикрофоне, вытянул «петлю» вперед.

— В ЦЕРНе сталкивают протоны в 26 километровом ускорителе огромной мощности, — почесал за ухом Юра, — и то говорят, что черные дыры врятли могут там образоваться. А вы создаете их здесь, извините, в томографе?

— Черные дыры повсюду, их образуют взаимодействующие параллельные вселенные, однако они живут мало, в нашем представлении. Для того чтобы загнать в эти черные ворота протоново-нейтронный мячик, нужно максимально замедлить его движение. Потом прицелиться и выстрелить. Я добиваюсь этого с помощью заморозки частиц до температуры абсолютного нуля, потом резким нагревом плазмой до 25 000 градусов. А стреляю магнитно-резонансной, гравитационной пушкой.

— Хм, но если мне не изменяет память, температура абсолютного нуля, то есть, минус 273 градуса по Цельсию недостижима, — вскинул брови Липатов, — как недостижима скорость света!

— Кто вам сказал, Эйнштейн? — ухмыльнулся инженер, впервые проявив какие-то эмоции. — Этот пройдоха — авантюрист, обокравший Пуанкаре и Лоренца? Представление о Вселенной, основанное только на общей теории относительности — ложное. Хотя, многое там верно.

— Я, конечно, не специалист по квантовой физике, — пожал плечами Юра, — но общаюсь по работе, как понимаете, со многими видными учеными. В прошлом году имел счастье беседовать с профессором университета ТАФТСА Кеном Олумом, так вот он утверждает, что попасть в будущее, это чисто техническая задача. Понятно, нужно только достичь околосветовой скорости. Что же касается прошлого, то привычная материя, состоящая из частиц и излучения, для такого перемещения совершенно не подходит. Нужна материя иного рода, обладающая отрицательной массой. Квантовая теория поля допускает ее существование. И теоретически задача разрешима с помощью определенных конфигураций квантовых полей, обеспечивающих отрицательную энергию на всем протяжении замкнутого пространства. Но создать такую конфигурацию невозможно.

Инженера не смутила научная осведомленность журналиста, более того, как показалось Юре, он стал смотреть на него более уважительно и заинтересованно.

— Мне доводилось читать работы Олума, — ответил Олег Евгеньевич. — По его мнению, отрицательную энергию нельзя создать по причине, так называемой, усредненной нулевой энергии. То есть во Вселенной отрицательная энергия всегда компенсируется положительной и чтобы мы не делали, отрицательную материю мы не получим, а значит и не сможем переместиться в прошлое. Да, в нашем мире плюсы и минусы уравновешены, причем, насколько вы успели заметить, не только в физике, но и в обычной жизни. Это основной закон природы, по которому мы живем. В параллельных же вселенных действуют законы прямо противоположные нашим. Основная задача — отправить в параллельный мир нейтроны и протоны нашей Вселенной. Мне удалось ее решить. Частицы, несущие полную информацию об объекте, быстро ориентируются в ином пространстве, находят похожие на себя частицы. А попав в объект со сверхсветовой скоростью, изменяют его по образу своему и подобию. Делают таким, каким он существует здесь.

Диалог между журналистом и инженером продолжался еще долго и Петя Бестужев, которого на даче ждала молодая жена и бутылка водки, затосковал:

— Давайте ближе к делу, ваш аппарат работает или нет, мы можем прямо сейчас кого-нибудь куда-нибудь переместить? А потом уже, если захотите, вернемся к теории.

— Зачем бы я стал вас приглашать? — поправил шейный платок изобретатель-инвалид. — Пожалуйста. Кто желает стать первопроходцем?

— Берите наименее ценного члена экипажа, — заржал продюсер, — корреспондента. Только, насколько я в курсе, ваши подопытные тараканы после перемещения во времени оказывались в кухонной раковине. Где мы потом будем искать Юру?

— В опытной системе я использовал совсем другой метод перемещения. Ну-с, господин журналист, вы готовы?

Вяземский подошел к томографу, поправил прозрачную клеенку на ложе-транспортере, на которую, как понял Юра, нужно было ложиться.

В горле Липатова сразу запершило. Он не ожидал подобного развития событий. Нет, не испугался, но как-то нелепо и глупо все это выглядело.

— Вы что же меня заморозите, а потом нагреете до 25000 градусов?

— Не беспокойтесь, я возьму у вас лишь капельку крови. Остальное все будет как при исследовании на МРТ, подсоединю датчики, задвину вас в колбу. — В какое время желаете отправиться?

Юру не покидало чувство абсурдности происходящего, поэтому за него ответил продюсер:

— Отправьте его в октябрь 17-го, пусть предупредит Временное правительство о заговоре большевиков. Липатов терпеть не может коммунистов.

— Такие расстояния для меня пока недостижимы. До 20 лет назад, пожалуйста. И потом, я уже объяснял, можно попасть в пространство-время, в котором ваши частицы найдут похожих на самих себя. То есть во время, где ты когда-то находился, жил.

— Значит, Ленина с Троцким сдать полиции не удастся, — попытался пошутить Липатов. — Кстати, а вы на себе испытывали машину?

— У меня нет помощников, а кто-то во время перемещения обязательно должен находиться за компьютером. Так в какой год и день желаете отправиться?

Ладно, пусть это будет неудачной шуткой, решил для себя Липатов и успокоился. В конце — концов, профессия требует жертв. Время? В какое же время я хотел бы попасть и что-то там исправить?

Не далее, как утром Юра проснулся и сразу вспомнил об Алле Борецкой. Теперь она ведущая популярной политической программы, а тогда, в 90-е работала вместе с ним на Новостях. Нет, он ее не любил. Любила его она и каждую минуту говорила об этом. Юру это очень раздражало. Он любил ассистентку режиссера Юлю, которая совсем не заслуживала его чувств. Время это доказало. Расстались они с Аллой навсегда 19 сентября 1996 года. Эту дату Липатов помнил очень хорошо. Он пришел сильно выпивший на встречу с Аллой в летнее кафе на Пятницкой, наговорил ей кучу гадостей. Что именно, не помнил, но после его оскорбительной тирады она встала, тяжело вздохнула и ушла. Больше Алла ему не звонила. Он ей тоже. Теперь он видел ее только по телевизору и иногда мечтал встретить, так, невзначай и попытаться склеить разбитую чашку. Через 16 лет. Маловероятно, но чем черт не шутит?

— 19 сентября 96 года, — ответил он Вяземскому. Да, а в каком месте я окажусь?

— Вероятно, в Москве, а уж где точно, не берусь сказать, по прибытии разберетесь.

— И насколько часов Липатов исчезнет, долго его будем ждать? — поинтересовался продюсер, снова вспомнивший о водке.

— Перемещение через временной барьер микромира и возвращение обратно займет доли секунды, мы даже этого не заметим. Ведь частицы журналиста полетят в прошлое быстрее скорости света. Напомню, что от Луны до Земли свет долетает за полторы секунды, преодолев 384 000 километров.

— Счастливого полета, Юра, — помахал рукой продюсер, не натвори там, в 96-м, чего-нибудь. А то весь пространственный континуум нарушишь. Вернешься, а тут нет ни нас ни тебя, вот смеху-то будет.

— Слова какие умные выучил, заметки в Пионерскую правду можешь писать, — проворчал Липатов, забираясь на транспортер и ощущая себя полным идиотом. Разнесется ведь весть об этом дурацком эксперименте по Останкино, во все горло народ гоготать будет. Но чего не сделаешь ради любимой профессии.

Инженер велел Юре настойчиво думать о том дне, в который ему предстоит отправиться, чтобы помочь частицам заранее сориентироваться. Аккуратно проколол палец медицинским шприцем, набрал немного крови, удалился. Вернувшись, подсоединил к голове, рукам и ногам датчики. Над самым Юриным носом висел видеорегистратор, фиксировал все происходящее. Липатов хотел сказать что-то ироничное по поводу себя на прощание, но транспортер пришел в движение и он оказался в абсолютной темноте. Тихо. Заложило уши. Неожиданно перед глазами вспыхнул красный огонек. Зажмурился, а когда открыл глаза, транспортер уже выдвигался обратно.

В подвале горел тусклый свет. Инженер, оператор и продюсер стояли у погасшего экрана монитора.

— Ну как там, в 96-м? — спросил, ухмыляясь, Петя.

— Что?

— Не парься, фокус не удался, электричество кончилось.

Сделав шаг навстречу Юре, Вяземский развел руками:

— К сожалению. Наш поселок часто отключают от энергии. Я перешел на автономное питание, но его недостаточно для продолжения эксперимента. Придется отложить путешествие.

Олег Евгеньевич не назвал дату, когда можно будет приехать снова. Обещал позвонить. У Юры язык покрылся горечью, как с тяжелого похмелья. В груди ныло, кололо. Было жаль не столько потерянного времени, сколько себя. Тоже мне, опытный журналист, а позволил провести себя за нос какому-то инвалиду-изобретателю. Срывая с ног и рук датчики, он кипел негодованием. Чтобы я еще раз ввязался в телефонный разговор с каким-нибудь чудаком!

Попрощались с инженером быстро, сухо. Ирна же провожала съемочную группу не только до машины, но и потом, когда уже двинулись по грунтовке, бежала рядом до самых последних домов поселка. Собака как бы извинялась за хозяина.

— Славная девочка, — помахав ей рукой из окна, сказал продюсер. — Чего загрустил, Липатов? Подумаешь, машина не запустилась! Ты что, в самом деле, надеялся попасть в 96-й год? Глупости, сам же понимаешь. А так материал есть, изобретатель сконструировал мощный генератор холодной плазмы, с помощью которой собирается перемещать во времени частицы вещества. Во! Даже я понял. Желтизна, конечно, но агрегат есть, и в интервью он складно говорил. Чего тебе еще надо?

Вообще-то, действительно, больше ничего и не надо, внутренне согласился с продюсером Юра. Сюжет нарисую минут на пять без проблем. О черных дырах народу опять напомню, о сингулярности, о микромире. Хм, а неплохо было бы все же сгонять в 96-й, кое — чего подправить. Однако, прав Петя, если в прошлом что-то изменить, неизвестно еще что из этого получится. К тому же инженер не объяснил, как собирался возвращать мои протоны с нейтронами обратно. Застрянут еще в двух мирах и я вместе с ними. Впрочем, глупости все это.

Мысли его переключились на Аллу Борецкую. Столько лет прошло, а не могу себе простить, что натворил тогда в сентябре. Интересно, а она переживает? Или хотя бы вспоминает обо мне? 96-й, много тогда чего было. Первая чеченская война закончилась, марсианский аппарат в океан упал…

Пролетающий за окном машины мир мало волновал Юру. Возвращались по Кольцевой. Он рассеянно глядел на дорогу, по которой, как ему показалось, отчего-то много бежало автомобилей отечественного производства. Откуда они вдруг повылезали? Как в глухой провинции. А «японцев» почти не видно, если и попадаются, то все старые какие-то модели. Когда подъехали к Дмитровке, Липатов не поверил глазам. Перед эстакадой, слева по ходу движения, он не увидел длинную желтую коробку магазина «Рио». Да и развязка была какая-то не такая. Даже зажмурился, встряхнул головой, а когда открыл глаза снова, все было на месте. Видимо, летняя духота, да и этот инвалид еще голову глупостями заморочил.

Как вспомнил о Вяземском, на языке опять появилась горечь. Тьфу, черт меня дернул поддаться на провокацию. Никаких больше машин времени, вечных двигателей, гиперболоидов на воде из холодильника.

Дома выпил сразу два бокала красного вина и лег спать. Утром, еще не побрившись, сел писать сюжет. Нужно было закончить с этим делом быстрее, чтобы после полудня уехать на дачу. Текст решил отослать Пете по электронной почте. Пусть сам озвучивает и с кем хочет, монтирует, а я и так уже свой план перевыполнил.

96-й год, интересное все же было время, молодое, — на секунду закрыл глаза Юра, а когда открыл, то с удивлением увидел, что перед ним не ноутбук от Asus, а монитор от старого компьютера. И текст на нем вовсе не о чудаке-изобретателе из Востряково, а о предстоящем подписании мирного договора в Чечне. Что за черт? И диван старый и телевизор. Встал, размял суставы, сделал несколько поворотов корпусом в разные стороны, зажмурился, встряхнул головой. Все опять стало прежним. Черт, лечиться электричеством пора или голубыми медузами.

Пошел бриться. Набросал на лицо лимонной пены, растер, прислонил к щеке бритву. Седеющие виски, морщины на лбу и по краям глаз. Да, слишком быстро вращается Земля вокруг солнца. Никуда не денешься. А тогда, в 96-м…. И зачем я наговорил Аллочке гадостей?

Раздался звонок городского телефона. Опять реклама или опрос, поморщился Юра. Ему уже давно никто не звонил по домашнему телефону. Решил не отвечать, но звонок оказался настойчивым.

Роняя на пол пену, вышел на кухню, взял трубку.

— Н-ну, слушаю вас? — неприветливо ответил Юра, сплевывая на пол пенную гадость.

— Ты чего нукаешь, Липатов? — возмутилась трубка голосом Аллы Борецкой. Ее голос он узнал бы из миллиона, из миллиарда голосов. Сгреб со рта пену, швырнул на стену, опустился на табуретку. Ну, уж кого-кого, а Аллочку он не ожидал уже услышать никогда в жизни. — Во-первых, здравствуй, — продолжила трубка, а во-вторых, где тебя черти носят?

Юра замычал что-то нечленораздельное.

— Выпил что ль с утра?

— Нет, — наконец произнес Юра. — Зачем?

— Не знаю. Ты сегодня, до которого часа работаешь?

— Ну…

— Я по тебе очень и очень соскучилась, люблю тебя безумно.

И опять нахлынули на Юру давно забытые неприятные чувства, связанные с постоянными признаниями Аллы в любви. Теперь он уже понимал, что его тогда раздражало: он не верил словам Борецкой, считал их пустыми. Так оно и вышло, по-настоящему любящая женщина никогда не уйдет от мужчины, каких бы гадостей он ей не говорил.

С ума, что ли, сошла Аллочка, или сама напилась? 16 лет прошло, а она звонит, как ни в чем не бывало и еще нагло интересуется, не выпил ли он? Ну да, раньше частенько прикладывался к рюмке. Бывало сильно. А попробуй, работая на Новостях, каким-то образом не расслабляться. Каждый журналист это делает по своему, но мой организм требовал именно этилового спирта. На работе, ни капли, табу. А с похмелья, бывало, в присутствие приходил, каюсь.

— Чего молчишь? Короче, жду тебя в 5 часов в летнем кафе на Пятницкой улице. Как-то заходили туда, пиццу итальянскую кушали, помнишь? Эх, люблю пожрать! — засмеялась Аллочка.

Конечно, Липатов помнил кафе на углу Пятницкой и Климентовского переулка рядом с Минатомом, но, кажется, его давно закрыли. Во всяком случае, пару недель назад, проезжая мимо, он кафе не видел. Или просто не обратил внимания? А Аллочка действительно любила покушать. Ела все, что под руку попадалось. Поначалу пугался — уж не беременна ли она, а потом понял, что это естественное ее состояние — тащить в рот все съедобное и не очень.

— Так будешь? Есть серьезный разговор.

Липатов растерялся. Он так ждал подобного развития событий, что не мог поверить в реальность происходящего. Обычно, когда на что-то сильно надеешься, ничего хорошего не происходит. Странно.

И потом, сдаться без боя или все же покривляться для приличия? Нельзя женщине сразу уступать, тем более Борецкой. На голову Аллочка не залезала никогда, но пыталась часто. Любит понукать и командовать, хлебом не корми.

— Если настаиваешь, — осторожно переложив всю ответственность на Борецкую, ответил Юра, — тогда буду.

— Настаиваю! Люблю тебя, очень соскучилась.

Юра разжал руку, выпавшая трубка грохнулась на кухонный стол, замигала всеми прозрачными кнопками. Не удержал равновесия на табуретке, у которой давно уже еле держалась ножка, ударился головой о полку. Зажмурился.

Вот это номер, вот это процесс эволюции, не ожидал! Что интересно понадобилось Аллочке? Может, с работы выгоняют, ко мне в контору решила пристроиться? Но откуда она знает, где я работаю? Лицом на экране не свечусь. Ах, ну да, в титрах научной передачи моя фамилия и голос закадровый. Да и телевидение слухами полнится, в Останкино же профессиональные сплетники работают. Потом Интернет. Все равно странно, хотя и приятно. Может, все же удастся что-то исправить, спустя 16 лет?

В 4 часа Липатов выскочил из дома, предварительно вылив на себя полфлакона Attimo от Salvatore Ferragauis, чуть ли не побежал к метро, до которого было рукой подать. Надел все новое — плотную хлопковую куртку «Camel» цвета хаки на кнопках, клетчатую рубашку в синюю клетку, светлые слаксы, ботинки от «Саламандры». Начинать новую жизнь, так с чистого листа.

На машине решил не ехать. Застрянешь в пробке и прощай опять Аллочка Борецкая. Интересно, какой она стала? На экране все не то, телевизор не передает многих оттенков живого. Да и грима на ведущих, как на потолке штукатурки, на улице встретишь, не узнаешь.

На Третьяковке купил «Парламент», выкурил сразу две сигареты, прикурил третью, двинулся по переулку в сторону Пятницкой. Шел медленно, прижимая левую руку к дико бьющемуся сердцу. Вот и храм Климента. Сразу за ним, справа должно быть летнее кафе. Странно, почему я не видел его месяц назад? Вероятно, просто было не до него.

Однако и теперь, идя вдоль железной ограды церкви, он не разглядел за ней никакого кафе. Во всяком случае, не видно было пестрых зонтиков, возвышающихся над забором. Сердце окончательно упало, когда миновал ограждение храма. Кафе отсутствовало. Может быть, Алла имела в виду другую забегаловку? Но какую? Приходили же именно сюда! Да и нет здесь больше ничего, только у Новокузнецкой.

Потоптался перед лужайкой, свернул на Пятницкую, к метро. Черт, и номер мобильного телефона забыл у нее спросить.

Прошел метров 50, опять остановился. Нет, конечно, я в тот день был пьян и довольно сильно, но все помню до мелочей. Борецкая сидела за третьим столиком справа от входа в кафе с бокалом белого вина. Перед ней стояла большая тарелка с миндальными орехами. Одета была в белую кружевную блузку, поверх которой висела крупная золотая цепочка с золотым же кулоном в виде подковы, украшенной маленькими красными камнями. Я еще тогда подумал — вот дурра, вырядилась как торгашка, и с кем я только связался, нет, определенно нужно расставаться с этой мадам! Да, именно золотая цепь послужила детонатором. И еще помню запах подгоревшего мяса. Точно, у трактирщиков сгорел шашлык на мангале, они бегали, лопотали чего-то по-азиатски, а публика веселилась.

До Липатова долетел запах подгоревшего мяса. Покрутил носом. Ветер приносил его со стороны переулка, с которого он недавно свернул. Резко развернулся на 180 градусов, пошел в обратную сторону. За крайним домом осторожно выглянул за угол.

Не может быть! На лужайке, где минуту назад ничего не было, теперь стояло летнее кафе. За третьим столиком сидела девушка в белой блузке. Лица, конечно, он не разглядел, но готов был биться об заклад — это Аллочка. Ну а кто же еще! Подобрался ближе. Точно, Аллочка, причем ничуть не постаревшая.

Закрыл глаза, встряхнул головой. Видение не пропадало. Что происходит? Сразу за углом теперь банк, а тогда было старое заброшенное здание с выбитыми стеклами. Решительно повернул на Клементьевский, застыл. Дом такой же, как и в 96-м, без окон! И машины, опять полно советских машин. И люди одеты не так как сейчас, проще, темнее. Та-ак, если это не сон, значит…

Вот черт, неужели этот доморощенный Герберт Уэлс все же отправил вчера какой-то мой протон в прошлое, иначе, почему я вижу то, что давно исчезло? То вижу, то не вижу. Если это все же так, могу ли я общаться с ушедшим миром? А Борецкая, звонила из прошлого или настоящего? Вот ведь бином Ньютона.

Остановил прохожего, спросил который час, потом попросил закурить. Папироса нормально прикурилась, и никотин от нее оказался вполне обычным, действенным. Затряс головой, словно конь на водопое и даже стукнулся головой о стену облезлого дома. Но старый мир не исчезал. А будь, что будет!

Встал сбоку от входа в кафе, перед табличкой с меню, втягивая обеими ноздрями дым подгоревшего шашлыка.

— Эй, Липатов, — помахала рукой девушка в белой блузке, похожая на Аллочку, — чего встал как богатырь на перепутье, заходи не стесняйся, я тебе Пожарских котлет заказала.

Идти так, так идти. Собрался, набрал в легкие воздуха, сделал шаг и тут… увидел самого себя, направлявшегося к Аллочке бодрой, слегка раскачивающейся походкой. Себя да не себя, а такого, каким был в 96-м. Молодым, крепким лицом и телом, в вельветовом кремовом пиджаке и таких же кремовых слаксах. И с неизменным замшевым портфелем на плече. Вот так встреча. Это ему, то есть мне молодому, Борецкая машет рукой.

Пригнулся за густыми кустами акации, которые тянулись вдоль всего забора, напряг слух. Раздался звук разбивающегося стекла. Точно, я тогда случайно смахнул графин с водой с соседнего столика. А сейчас Аллочка скажет, что я опять…

— Опять ты пьяный, Липатов. Несколько часов назад трезвый же был. Впрочем, что я говорю.

— Не пьяный, а выпивший, подумаешь, чуть-чуть.

— В твоем возрасте или уже умирают от водки или бросают пить.

— Какие это наши годы? — нетрезво вскинулся молодой Юра, — И потом, я выпиваю, только когда иду к тебе, потому что мне с тобой скучно. Ты меня на работе хоть раз пьяным видела? То-то.

— Достаточно того, что со мной ты вечно пьяный.

— Повторяешь слова своей мамы, которая уверена, что я пью каждый день. А вот сообразить, что меня давно бы выгнали с Новостей, если бы даже похмельный запах учуяли, она не может. К тому же я тебе не навязываюсь, сама прилипла как прищепка. Сколько раз говорил — не нравится, не надо.

— Но я же тебя люблю, очень люблю, — взяла его за руку Аллочка. Липатов капризно высвободил ладонь.

— Не верю я тебе.

Так. Сейчас слово за слово и я скажу, что такой глупой и пустой бабы я никогда в жизни не встречал и все, она уйдет. А, нет, сейчас еще в туалет схожу и по дороге у стойки махну рюмку текилы. Без закуски.

Прежний Юра тяжело встал, расправил плечи и, не извинившись, двинулся вглубь кафе. Аллочка, не обернулась, закурила, устало глядя в одну точку.

Липатова что-то подхватило, будто ураганным ветром. Не думая о последствиях, вбежал в кафе, вихрем к столику Аллы, схватил ее за плечо. Она вытаращила глаза. Сейчас закричит. Но Борецкая кричать не стала, только засмеялась тем заразительным, но не совсем естественным смехом, каким умела смеяться только она.

— Ты только что…. Через забор, что ли перемахнул, Липатов?

Подмены не заметила, выдохнул Юра, значит и меня она видит таким, каким я был раньше. Странно все это, но сейчас не до рассуждений. Выдернул ее из-за стола.

— Скорее, пойдем!

— С ума сошел, что случилось?

— Потом, да не упирайся же!

— Деньги. Я еще не расплатилась.

Из кармана Липатов выгреб кучу бумажек, кинул на стол, спохватился. Тогда деньги были неденоминированные. С тремя нулями. Их аннулировали, кажется, в январе 98-го. Интересно, конечно, какие деньги увидят официанты, старые или новые, но опыт лучше провести в другом месте. Забрал купюры.

— Он и заплатит.

— Кто «он»? Да объясни же, наконец!

— Некогда.

Подхватил Аллочку, почти вынес на руках из заведения, не оглядываясь, побежал с ней по Пятницкой. Так и неслись метров двести. Она не упиралась, лишь тяжело дышала и иногда принималась хохотать. Заметив ряженого швейцара у хохлятской корчмы «Хуторок», свернул в предупредительно открытую дверь, приземлился в дальнем углу зала за плетеной перегородкой.

— Ты объяснишь, что происходит?

— Не беспокойся, не белая горячка, — произнес Юра, внимательно слушая свой голос. Такой же, как раньше? Впрочем, голоса, кажется, никогда не меняются и какая, в сущности, разница, меня-то Аллочка воспринимает прежним. Или нет? — Скажи, я не изменился… за эти пару минут?

Аллочка прищурила глаза, наклонила голову, секунд десять молчала.

— Изменился.

У Юры закололо сердце. Сейчас начнется. А что начнется он и сам не знал.

— Изменился, — повторила Борецкая. — Ты вдруг совершенно протрезвел, даже не пахнет. Как тебе это удалось?

— Ну а в остальном?

— Хм. Нос на месте, глаза такие же голубые. Остальное еще не проверяла, — слегка прикоснулась она мыском туфли к его внутренней стороне бедра. — Почему ты утащил меня из кафе, кого-то с работы увидел?

Да, Аллочка была любвеобильна во всех отношениях. Даже чрезмерно. Могла заниматься сексом где угодно и когда угодно.

— У них там газовый баллон загорелся, — соврал Липатов, — мог рвануть. У тебя ко мне был серьезный разговор.

Подошел официант, положил две книжечки меню. Липатова очень заинтересовало, сможет ли он есть пищу и будет ли она усваиваться в его желудке. И вообще, насколько вписывается он я в этот давно изменившийся мир?

— Можно я тебя поцелую? — вдруг спросил он Аллочку.

Борецкая опять залилась смехом.

— Ты же не любишь целоваться, Липатов, даже в постели.

Не дожидаясь позволения, перегнулся через стол, взял Борецкую за голову, припал к губам. Целовал не слегка, а тяжело, взасос. Отчетливо ощутил ее вкус и возбуждение. Приятное тепло разлилось и по его телу. Материальный контакт прошел успешно.

Принесенные пельмени в жирной сметане тоже оказали вполне полноценное воздействие на организм. Были ароматны и вкусны.

— Ты хотела о чем-то поговорить, — снова напомнил Липатов.

— Я хочу сделать тебе предложение. Почему не спрашиваешь какое? Ладно, не напрягайся. Женись на мне.

Юра подавился пельменями, схватил первую попавшуюся емкость, хлебнул еще и крепкого уксуса. Обожгло горло, потекли слезы, но Алла не торопилась вставать, хлопать его по спине. Кроме того, она даже не улыбнулась. Сплюнув в салфетку пельменину, Липатов утерся носовым платком и как только смог говорить, четко ответил:

— Я согласен! Двумя руками и ногами.

В это время за широким и чистым окном ресторана Юра увидел знакомую фигуру. И ни кого — нибудь, а самого себя. Молодой Липатов нервно топтался возле входа, размахивал руками, разговаривал сам с собой.

Потерял Аллу и теперь ищет ее по всей Пятницкой. Пьянь болотная, зло подумал про себя Юра. Иди отсюда, езжай на Алтуфьевку, выпей еще и ложись спать. Только бы по мобильнику не позвонил. А, тогда их еще ни у меня, ни Аллы не было. Пейджеры были. Только бы по пейджеру трезвонить не начал. Стоп, но я не помню, чтобы носился в поисках Борецкой по Пятницкой, значит, я уже изменил пространство, ход Истории! И потом, ладно, я женюсь на Аллочке, предположим, даже через два часа, потрясу в Загсе удостоверением, уговорю, а этот-то, откуда о женитьбе узнает? Да если и узнает, наговорит опять Борецкой гадостей и все опять насмарку! И что я получу, вернувшись в 21—1 век? Э, так не пойдет, что-то не срастается, нужно срочно обратно, посоветоваться с Вяземским.

— Когда пойдем подавать заявку? — сложила губки трубочкой Аллочка.

— Что?

— Жениться когда будем, сам же согласился.

— А… жениться. Надо подумать, шаг серьезный. Давай завтра обсудим.

Бросился в уборную, затряс перед зеркалом головой.

— Все, все, пропади старый мир, — произнес в голос, — натворю дел, непонятно кем окажусь в настоящем времени. А мне, если разобраться, сейчас совсем неплохо. Не надо как лучше, надо как положено. Но ты же сам хотел изменить прошлое! Мысленно хотел, мало ли о чем мы мечтаем, но не думал, что это станет реально возможным!

С размаху, закрыв глаза, ударился несколько раз о кафельную плитку. Из кабинки вышел мужик украинской наружности в косоворотке, крякнул:

— И не говори, брат, знатную тут горилку подают, во времени потеряться можно. А у меня еще экскурсия на Ивана Великого. С детства мечтал на самую высокую московитскую колокольню забраться. И плюнуть оттуда от души, ха-ха.

Осторожно приоткрыл дверь в зал. Аллочка по-прежнему сидела за столом с пельменями. Московитская колокольня, стучало в мозгу Юры, причем здесь Иван Великий? Бежать, бежать, поговорить с Вяземским. Потом, можно и вернуться. От нервов закурил.

Незаметно пробрался к выходу, выскочил на улицу и столкнулся лоб в лоб с самим собой. В прямом смысле. В глазах потемнело, посыпались искры. Горящий окурок, размазавшись по лицу, обжег веки, нос, губы. А прозрев, Юра ничего вообще не понял.

Какой-то мужик в красном армяке, лаптях и высокой меховой шапке пер по грязи деревянную телегу с бочкой. Сбоку скрипучей телеги висел огромный деревянный черпак, ручка которого влачилась по земле. Из отверстия в бочке валил пар. Бородатый мужик ругался, вытирал со лба пот рукавом. Левое колесо телеги поднялось на ухабине, затем провалилось в яму. Мужик забранился еще крепче, снял с телеги дрын, принялся высвобождать колесо, да одному было не под силу. А тут еще всадник в синем кафтане и желтых сапогах, обдал его жижей из лужи. Умчался, даже не обернувшись. Другой наездник, в таком же кафтане и с алебардой за спиной, остановился, придерживая за узды взмыленного коня. Что-то сказал мужику, тот, видимо, огрызнулся, за что получил плеткой по спине. Тут же вынул из-под тряпицы на телеге два пирога, протянул всаднику. Стрелец, а никаких сомнений не было, что одет наездник был именно как стрелец, надменно принял пироги, один надкусил, довольно кивнул, хлопнул каблуками по крупу коня, поехал прочь.

На деревянной церквушке, возле которой сидел нищий ободранец, ударили в колокола. Негромко, но настойчиво. Где-то за деревянными заборами откликнулся другой звонарь.

Что за чудо? — почесал ушибленный лоб Липатов. Ясно, что фильм снимают, но не видно ни камер, ни съемочной группы. Это же не Пятницкая улица, наверное, с черного хода вышел в Черниговский переулок. Обернулся, чтобы вернуться в ресторан, и похолодел. Никакого «Хуторка», одни заборы, частоколы и деревянные дома, скорее сараи, с покатыми односторонними крышами. Кругом кучи мусора, расползшаяся гниль после дождя. И отвратительный запах тухлой капусты, браги, мочи.

— Чаго встал аки вкопанный, — обернулся на Юру мужик, — подмогни что ли, аль нехристь ты голлантский? А похож ведь.

Юра сглотнул, и сам не понимая почему, двинулся в ботиночках от Саламандры по грязи. Ухватился за левый борт телеги.

— Ну, давай, брашна мало ел что ли? — ворчал мужик.

— Даю, не видишь?

Телега с бочкой была неподъемной, но ловко орудуя дрыном, не без усилий Липатова, мужику удалась поставить колесо на дорогу, мощенную кое-где неструганными бревнами. На всю мостовую, вероятно, дерева не хватило.

— Слава Богородице, — перекрестился мужик, уставившись на Юру. — Ты откуда такой драный взялся, в беду попал, али от своих отстал?

Липатов дико обвел себя взглядом, все вроде бы на месте — куртка из модного салона, слаксы, портфель замшевый опять же.

— Какую эпоху снимаете, наверное, смутное время? Я тоже кинематографом хочу заняться, телевидение, если признаться, давно надоело, вырос из телештанишек. Телевидение — ремесло, кино — искусство. Кто у вас режиссер?

— Чаго? — нахмурился мужик. — Ты, видать, умом ослаб с досады. Уж не жар ли? Ладнось, аз не упырь какой злобный, возьму тобя на пару дней к себе, будешь моим сбитнем на белом посаде торговать. Подкормлю, так и быть, а ешо, может, и пару копеек дам. Там, глядишь, и твои земляки найдутся. Ну, согласный что ли?

Не успев открыть рта, Юра получил в руки половину пирога, машинально откусил. Вроде ничего, с мясом и луком, только пресноватый.

— Ну, так впрягайся, али будешь дальше галок считать?

И опять не понятно почему, Юра послушался, взялся за жерди телеги, потащил ее по жидкой грязи, подбрасывая портфель на спине. Мужик помогал толкать бочку сзади. Чуть дальше мостовая наладилась, стала почти полностью мощеной крепким, правда, скользким деревом. Когда вышли на Водоотводный канал, Юра оставил телегу, прислонился, чувствуя упадок сил, к дереву. Вот тебе и съемки!

За островом, на противоположном берегу Москвы-реки на холме возвышался белокаменный кремль. Возле холма и низкого моста — лодки, учаны и ладьи с белыми парусами. За ними, на валу и рядом — посады, полные, это было видно издалека, народу. Посады курились синим дымком, над ними вились черные стаи птиц.

Что сие значит? Вяземский, инженер-кибернетик недоделанный, обещал ведь только в 90-е годы отправить, да и туда, по-человечески, переместиться не удалось, электричество кончилось. Однако и в 96-й попал, а теперь вообще, бог знает, куда занесло. Белый кремль… Его построил, кажется, Дмитрий Донской, а при Иване III уже начали возводить стены из красного кирпича.

Сразу как-то в глаза и не бросилось, а потом разглядел — за белыми стенами не было колокольни Ивана Великого, вместо нее — пузатая церковь с несколькими серебряными куполами. Как бы год уточнить?

— Скажи-ка, любезный, а кто теперь в кремле сидит, великий князь или государь? — развязно спросил Юра мужика.

— Знамо государь, как его теперь все величают, Иван Васильевич, — напрягся сбитенщик, — а ты, часом, не из новгородских людишек будешь?

— Верно, из новгородских, — ничего не подозревая, соврал Юра. — Из него, из великого града прибыл. Волосы светлые, глаза голубые, настоящий варяг — русич, не видишь что ли?

— Птенец Марфы?! — округлил глаза мужик.

— Кто-кто?

— Республиканец, не иначе. А то аз гляжу, кафтан али немецкий, али новгородский. Разбил вас воевода Холмский на Шелони шесть лет назад, опять ползете, аки муравьи. Ну-ну, — промычал сбитенщик.

От Болотной набережной по деревянному мосту через Москву — реку пробивались еле-еле. Разномастная толпа не давала проходу. Торговали все и всем чем только можно: лаптями, армяками, кушаками, ложками, глиняными игрушками. Не злобиво переругивались по поводу цены, били по рукам, обнимались, пили из синих стеклянных фляг. Кругом нищие — кто в цепях, кто в веревках, а один и вовсе сидел совершенно голый, расчесывая на ногах синяки и язвы. Юра словно попал в театр. Не удивлялся, не проявлял никаких эмоций, был уверен, что все это скоро исчезнет и нужно как следует запомнить древние картины. Сбитенщик ни с кем не заговаривал, хмуро подталкивал телегу, что-то бормотал себе под нос.

Сквозь толпу, наставляя народу синяки мощным крупом черного коня, по мосту проехал всадник. На пригорке Васильевского спуска спешился, забрался на деревянный помост, развернул длинную грамоту, начал читать. Толпа потянулась к глашатому, обступила. Отпустив телегу, мужик махнул Липатову рукой, мол, стой здесь, направился к сборищу. Глашатай был одет в зеленый камзол с золотыми пуговицами, красные сафьяновые сапоги, на голове была легкая шапка с меховым обкладом. Лицо серьезное, сосредоточенное.

Конец ознакомительного фрагмента.